Текст книги "Сойка-говорун (СИ)"

Автор книги: AnnetPf

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– В чем дело, Мирта? – сразу с порога задает он мне вопрос.

– Это ты мне скажи. Что за игру ты ведешь? Просто это так странно…

– Что именно? – спрашивает Катон.

– Твои ухаживания, вот что! – срываюсь я. – Думаешь, я такая идиотка и ничего не поняла? Я знаю, чего ты добиваешься!

Катон в шоке смотрит на меня.

– Я не понимаю, о чем ты.

– Все ты прекрасно понимаешь. Даришь мне подарки, приглашаешь в ресторан, говоришь комплименты. Ты просто хочешь со мной переспать!

Тишина. Вдруг Катон реагирует так, как я вовсе не ожидала. Он начинает в голос смеяться.

– Мелкая, ну ты даешь…

– Я не мелкая! – огрызаюсь я. Этим прозвищем он меня окрестил в первый день, как мы встретились на Жатве. По сравнению с другими учениками-девушками я действительно была самой маленькой.

– Да я не про рост, я про твои умозаключения. Я не хочу с тобой переспать.

– Тогда к чему все это?

– К тому… к тому, что ты мне правда нравишься. Ведь мы с тобой столько пережили вместе. Прошли огонь и воду, смогли выжить на арене. Мы же с тобой на Играх не расставались до самого конца.

Это действительно так. С первого до последнего дня мы были вместе. Только один раз мы разошлись. Это случилось, когда осталось в живых семь триубтов. Мы решили, что нам пора разорвать наш союз и выходить на охоту по одиночке. Не помню точно, с чего мы так подумали, но, как бы то ни было, каждый пошел своей дорогой. Но буквально через пару часов ведущий Игр Клавдий Темплсмит объявил о том, что в Играх может остаться в живых двое трибутов из одного дистрикта. Мы нашли друг друга очень быстро.

– Да, это так, – тихо говорю я. Он подходит ко мне ближе.

– Я понимаю, это все кажется странным, но… Мирта, ты мне правда дорога. Я доверил тебе свою жизнь, и ты не подвела меня.

– Зато ты подвел меня, – я опускаю голову. – Я звала тебя тогда, но ты не пришел.

Я знаю, он понял, о чем я говорю. О Пире. Мы договорились, что он будет прикрывать меня, пока я забираю наши дары от спонсоров. Но он оставил меня. А когда пришел, было уже поздно. Катон резко вздыхает.

– Я погнался тогда за рыжей девчонкой, она пробежала совсем рядом со мной. Я не должен был так поступать. Мирта, прости…

Я поднимаю на него глаза. Он выглядит очень озабоченным.

– Да ладно, я отделалась же всего лишь травмой.

– Когда я восстанавливался после Игр, мне постоянно это снилось. Твой крик. Как ты зовешь меня.

– Перестань, – воспоминания нахлынули на меня. Я хватаюсь за голову и отхожу от него. Голова раскалывается на куски.

– Если хочешь, я отстану от тебя, – сухо говорит Катон. Я поворачиваюсь к нему.

– Катон, я не знаю, чего хочу, – и это чистая правда. Как бы я себя ни уговаривала, ни убеждала, но я не могу не признать, что мне хочется проводить с ним время. Здесь все смешалось: и мое одиночество, длившееся несколько лет и то, что мы действительно с ним прошли через многое. На Играх я иногда ловила себя на мысли, что не смогу убить его. Просто не захочу. Он стал для меня действительно близким человеком. Единственным, кому я могла доверять.

Катон медленно подходит ко мне, как будто боится спугнуть.

– Мы с тобой ничем не обремененные взрослые люди.

– Да, только моя жизнь висит на волоске, а твоя нет.

– Если все получится, то и твоя не будет, – говорит он. – Я планирую после этих Игр вернуться домой в Дистрикт-2.

– Типа, твоя миссия по моей защите будет завершена?

– Думаю да. И мы вернемся домой. Вместе.

Я качаю головой, улыбаясь.

– Ты такой романтичный, аж жутко становится.

– Я могу нагрубить, если хочешь.

– О, этого мне хватило на Играх. Ты все время рявкал на меня, – чуть обижено говорю я. Катон, смеясь, взъерошивает свои волосы. И вдруг быстро обнимает меня, прижав к себе. Я не двигаюсь с места. В воцарившейся тишине я слышу, как бьется его сердце. Прикрыв глаза, вдыхаю запах его одеколона. Кажется, прошла целая вечность. Наконец-то он отпускает меня. Я чувствую, как мои щеки пылают.

– Нам пора возвращаться, – говорит Катон.

– Да… мне нужно еще кое-что сделать.

Молча выходим через черный ход. На прощание Катон говорит, что будет почти каждый день во время Игр проводить в смотровом зале. Потому что Грейс Гламур подписалась помогать Дистрикту-1.

– Хочется, чтобы Дистрит-1 продержался дольше, – говорит Катон.

– О, не сомневайся. Они продержатся очень долго, – я хитро улыбаюсь. Катон подозрительно смотрит на меня, но ничего не спрашивает.

Мы коротко прощаемся, однако, перед уходом он ухитряется поцеловать меня в щеку. Я настолько опешила от такой наглости, что даже не возмутилась его поступком. Катон подмигивает мне и уходит. Отойдя от шока, неторопливо ковыляю в сторону Центра.

Когда я поднялась к себе на этаж, меня оглушили звонкие, противно-сладкие голоса. Пришли стилисты. Они весело болтают с Лесли, чуть поодаль от них сидят Розали и Максвелл. Вид у них не очень довольный.

– Ну, как все прошло? – спрашиваю я их.

– Плохо, – хмуро отвечает Максвелл.

– Как вы и просили, – добавляет Розали.

– Так, во-первых, плохо я вас не просила выступать. Я сказала средне, – присаживаюсь в кресло напротив них. – Рассказывайте подробней.

– А зачем? Вечером вы и так все увидите, – говорит Розали.

С этим не поспоришь. Для приличия пару минут общаюсь со стилистами, а после ухожу в смотровой зал. Заняв, как обычно, самый далекий диван, достаю колоду и рассеяно перебираю карты, раздумывая о беседе с Катоном. В какой-то момент карта неудобно проскальзывает и оставляет царапину на пальце. Тихо ругаясь я осматриваю царапину. Надо же, даже такая безделушка может нанести вред. Маленькая картонка, которую можно легко помять и выбросить. Улыбаюсь. Очень похоже на мою ситуацию.

– Красивые карты.

Я замираю и медленно поднимаю взгляд на говорившего.

– Плутарх Хевенсби.

Бывший главный распорядитель Голодных игр улыбается и кивает головой.

– Разрешите? – спрашивает он, указывая на диван. Как будто я могу запретить. Он садится напротив меня.

– Ну что, Мирта, как настроение?

– Нормально, – бурчу я, не спуская с него глаз.

– Чего это вы так напряглись? Я не распорядитель, вы не трибут, так что все хорошо, – к нам подходит безгласый с двумя бокалами. Плутарх берет бокал. – Выпейте. Это шампанское.

– Спасибо, я не пью.

– И правильно, – мужчина забирает в второй бокал, ставит на столик. – Шестые или седьмые? Игры у вас.

– Седьмые.

– М, как много, – он делает глоток из бокала. – Как только вы держитесь… Могли бы давно бросить это невыгодное занятие.

– Легко сказать…

– В Дистрикте-2 ведь большой выбор победителей. Девятеро, если мне не изменяет память. Горжусь вашей преданностью делу.

Я стараюсь сохранить бесстрастное лицо. Чего он добивается? Знает ли он, что именно Капитолий виноват в том, что я не могу бросить работу ментора? А может, он здесь для того, чтобы разболтать меня и выудить какую-нибудь информацию? Нет, это у него не получится. Нужно как-то отвлечь его.

– А у вас какие должны были быть Игры по счету?

– Седьмые, как и у вас.

– Что же вам мешает их провести?

Плутарх улыбается и отставляет бокал.

– Наверное, то же, что мешает в вашем дистрикте выбирать случайных жертв на Жатве. Объявился доброволец.

– Какая жалость.

– О да. Но новый распорядитель горяч и полон энтузиазма. Посмотрим, что из этого выйдет.

Я киваю, облокачиваюсь на спинку дивана.

– Вы любите животных, мисс Дагер? – вдруг ни с того ни с сего спрашивает Плутарх.

– Смотря каких, – сухо отвечаю я.

– Например, кошек. Нравятся кошки?

– У меня дома живет кот. Подарок от спонсора.

– Точно же… – Плутарх залпом осушает бокал. – А птицы нравятся?

– Нет.

– Совсем не нравятся?

Я начинаю раздражаться.

– Совсем. Что за вопросы вообще?

Мужчина роется по карманам.

– Даже такие? – он протягивает мне какой-то небольшой предмет.

– Это сойка-говорун, – поясняет Плутарх. Я не отрываясь смотрю на выгравированную птичку на крупной серебряной монете. Он просто угадал, вот и все. Эти птицы всегда на слуху. Правда, их почти всех истребили… Наконец, я поднимаю на него глаза, пытаясь придать равнодушное выражение.

– Нет, не нравятся. Птицы – это не мое, – протягиваю ему монету. Он с улыбкой забирает ее и прячет в карман.

– В некоторых дистриктах эти птички очень популярны. Последнее время. Знаете, они быстро могут разлететься по стране…

Сомнений не остается: он знает, о чем говорит.

– Был рад пообщаться, мисс Дагер. Счастливых вам Голодных игр, – Плутарх поднимается с места, поправляет пиджак. – И пусть удача всегда будет с вами. – С этими словами он уходит.

Кругом громко разговаривают люди, раздается смех, но до меня это доносится глухим эхом. Он все знает, и по моей реакции он понял, что мне все известно. Про бунты, про сойку, про свой вклад во все это. Боги, он же может так раскусить и Катона! Ну вот, опять я все испортила. Что же делать? Притвориться дурочкой и сделать вид, что я ничего не поняла? Уже поздно. Признаться во всем Плутарху? Нет, в этом не будет смысла. «И пусть удача всегда будет с вами». Он не распорядитель этих Голодных игр. Он распорядитель моих Голодных игр. Здесь я трибут, и вот моя арена.

Я прячу лицо в ладони. Все намного серьезней чем я думала. Надо как-то предупредить Катона. Нет, наоборот: лучше держаться от него подальше. По крайней мере, на протяжении Игр.

До вечера я нахожусь в своей комнате и читаю какую-то казенную книгу, в которой через абзац прославляется президент Сноу и его диктаторский режим. Наконец-то Лесли зовет меня в зал: скоро покажут результаты индивидуальных показов. В зале собрались все: Лесли, трибуты, стилисты. Последних мне меньше всего хотелось бы видеть, но выгнать я их не могу. На экране появляется Цезарь Фликерман и со своей фирменной улыбкой начинает по одному назвать результаты.

Представители дистрикта-1 получили каждый по десять баллов – неплохо. И вот очередь Максвелла и Розали. Я затаиваю дыхание, в воздухе повисает напряженная тишина. Пять баллов Розали, шесть Максвелл. Лесли громко ахает, стилисты чуть ли не в обморок падают, а я просто теряю дар речи.

Это не средний результат, это отвратительный результат! Я хватаю пульт и выключаю телевизор. Шок перешел в ярость. Остальные оценки меня перестают интересовать.

– Что это было, черт возьми?! – ору я. – Какого черта вы устроили?!

Максвелл совсем поник и смотрит в пол, Розали же наоборот: делает удивленные глаза.

– Вы же просили: ребята, выступите средне.

– Именно! А это – отвратительно! – я гневно смотрю на стилистов и Лесли. Девушка кивает и спешит увести перепуганных капитолийцев прочь.

– Розали предложила так сделать. Чтобы совсем мозги всем запудрить, – начинает оправдываться Максвелл.

– С каких это пор Розали решает, как надо поступить? – спрашиваю я. – Я просила вас, чтобы вы выступили средне. Вы понимаете, что вы натворили? Вы угробили весь мой план по вашему спасению! После этого спонсоры даже не посмотрят в вашу сторону!

Гнев, отчаяние, страх и разочарование – все это во мне. Я хожу из угла в угол, схватившись за голову. Если спонсор откажется после этого от нас, то всему придет конец. Он – единственная моя надежда.

– Мисс Дагер, мы сделали все, как вы хотели, – спокойный голос Розали еще сильней раздражает меня. Я злобно смотрю на нее.

– Нет, вы сделали так, как тыхотела, – чеканю я каждое слово и, от греха подальше, ухожу к себе в комнату. Громко хлопнув дверью, я падаю на кровать и рычу в подушку. Никогда не теряла над собой контроль, ничто прежде меня не могло вывести из себя настолько сильно. В голове вертится одна мысль – жить осталось мне недолго. Страх и гнев, все смешалось, голова готова взорваться. Я встаю с кровати и с криком отчаяния бью кулаком по зеркалу. Оно моментально покрывается паутиной трещин, мелкие осколки впиваются мне в руку, по запястью уже струится кровь, но мне все равно.

Чертыхаясь, беру полотенце и грубо перевязываю рану. Затем открываю дверь и рявкаю:

– Йорк! Быстро ко мне!

Он в мгновение ока оказывается у меня. Я запираю за ним дверь и приказываю сесть.

– Значит так, – я задергиваю шторы, запираю дверь на замок. – Помнишь план, о котором я рассказывала?

– Помню.

Я сажусь рядом с ним и шепотом произношу:

– Первая часть остается без изменений. Но когда наступит время убить профи… – я еще сильнее понижаю голос, так что Максвеллу приходится наклониться ко мне. – Убей Розали.

– Сразу? – хладнокровно поинтересовался он, не замешкавшись и на мгновение.

– Да. Останешься один. Так даже лучше, не придется бояться удара в спину. Как избавишься от всех, бери в Роге все необходимое, потом уничтожь его и деру. Понял?

– Понял, мисс Дагер.

– Все, свободен.

У двери Максвелл останавливается. Кажется, он хочет мне что-то сказать, но не решается. Вздохнув, он выходит, закрыв за собой дверь. Я дрожащей рукой достаю пачку сигарет. Выкуриваю одну за другой две сигареты, совершенно ни о чем не думая. Смотрю на пораненную руку. Полотенце уже сильно пропиталось кровью. Выхожу из комнаты и направляюсь к Лесли. Она сидит в столовой, поедает какой-то зеленый салат.

– Лесли, у нас есть аптечка?

– Да, конечно. Сейчас, – она убегает куда-то, возвращается с небольшим чемоданчиком. – Может, врача вызовем? У тебя рука вся в крови…

– Не надо, я умею раны перевязывать.

Забрав аптечку, возвращаюсь к себе. Рука выглядит ужаснее, чем мне сперва показалось: два глубоких пореза, плюс мелкие царапины. И, кажется, один осколок застрял внутри. Я достаю пинцет и осторожно пытаюсь достать его. Рука нещадно горит. Осколок мне не поддается – я лишь сильнее расковыряла рану. Вид крови меня совершенно не пугает. Это не то зрелище, от которого может вывернуть наизнанку.

На ум почему-то приходят Игры Энобарии. В живую я их не видела: мне было мало лет. Но в приюте нам их показывали и часто. Еще бы: Энобария – единственный человек из приюта, который стал победителем. Она стала эталоном для всех. Ее ментором был Брут, и он сразу был уверен, что она, как минимум, дойдет до финала. Хотя Энобария ничем особым не выделялась. Невысокая, тонкая шестнадцатилетняя девчонка с вечно сосредоточенным лицом.

Арена на Играх была роскошной – огромная пустыня, окруженная горами. Ни воды, ни еды. Все это можно было найти только в Роге изобилия. Кажется, тогда это поняли все, потому что никто не хотел сдавать Рог. Как назло, команда аутсайдеров подобралась неплохой. Они отбили Рог у профи, оставив их ни с чем, а на следующий день напали. Вела их девушка-фаворит из Дистрикта-7. В Роге она нашла небольшую бензопилу, оставленную как раз для нее. Она рубила несчастных обессиливших профи направо и налево. Уже тогда было страшно на это смотреть. Как сейчас помню, многим детям становилось плохо. Меня замутило на другом моменте.

Энобария отбивалась, как могла, но от бензопилы ей уйти не удалось. Седьмая отпилила ей правую руку. Долго, с наслаждением она это делала. Крик Энобарии преследовал меня потом каждую ночь, пока шли Игры. Это было ужасно: отпилив руку, Седьмая приказала оставить Энобарию умирать в собственной луже крови. Аутсайдеры ушли, и многие зрители переключили свое внимание на других. Но Брут не поставил на ней крест. Лекарство и бинты, которые он ей прислал, помогли: она перевязала рану и вколола какое-то вещество, которое помогло ей как-то продержаться.

Но еды не было, а воды – всего полбутылки, оставленной мертвым аутсайдером. Вот и все. Энобария пошла в горы, при этом прихватив с собой отпиленную руку. Не знаю, почему она это сделала, видимо, была в шоке. Два дня она бродила по пустынным горам, где даже животные не водились. На третий день она сумела развести костер. Радости было столько… а потом она разрыдалась. Как маленькая, навзрыд. Ведь ей нечего на нем готовить, а жара стояла такая, что от огня становилось хуже.

А потом случилось то, что мы потом пересказывали друг другу перед сном. На дым от костра пришел сильно исхудавший мальчик. Наверное, среди оставшихся он показался слишком слабым и его выгнали умирать. Ему было лет тринадцать… Мальчик пришел умирать, в этом не было сомнений. Даже не смотря на ужасное состояние, Энобария была способна убить его. И она это сделала. Быстро и безболезненно. Но она не спешила отходить от тела. Потыкав его мечом, она разрезала на нем одежду и… стала отрезать куски мяса, которые потом зажарила на костре, а кровь несчастного стала для нее питьем. Говорят слишком впечатлительные зрители теряли сознание. Но меня поразило не это.

Ее лицо, оно… Оно ничего не выражало. Это не было безумие, просто холодный расчет. Как будто так надо. Все, как учили. И это было поразительно. Тогда, наверное, все поняли, что значит настоящий профессионал, пусть даже из приюта.

О факте каннибализма все забыли, потому что на первый план вышла ее дуэль с Седьмой. Они остались один на один. Шансы были не равны, но девчонка упустила тот факт, что пила у нее работает на бензине, который, в конце концов, закончился. Тогда Энобария предприняла последнюю отчаянную попытку. Она уже лишилась меча, у нее осталось последнее оружие. Зубы. Вцепившись в горло Седьмой, она разорвала его, присосалась как вампир. Я почти уверена, что она пила ее кровь. Но Седьмая от этого не умерла. Мы все понимали, что она собирается сделать.

Пилить одной рукой нерабочей пилой было сложно. Несчастная Седьма орала так, что кровь стыла в жилах. Умерла она от потери крови. Заметив это, Энобария бросила пилить, только когда ее объявили победителем Голодных игр.

На Церемонии награждения она предстала красавицей. Ей отрастили руку, откормили, заострили зубы и даже слегка покрыли их золотом. Народ кипятком писал от восторга. А у нас в дистрикте после такой громкой победы приютской девчонки все на ушах стояли. Нам даже увеличили рацион.

– Есть… – я наконец-то достаю осколок. Вышло неаккуратно, но да ладно.

Осторожно перебинтовываю руку заново. Воспоминания об Энобарии почему-то пробудили во мне аппетит. Выхожу и прошу безгласого принести ужин в комнату – не хочу видеть ни Максвелла, ни Розали.

Включаю телевизор, там идет какая-то юмористическая программа. Шутки глупые и плоские, но поднимают настроение. В принципе, не так все плохо. Впереди еще два дня. Завтра у меня индивидуальные тренировки с каждым из трибутов. Надо подготовить их к интервью с Цезарем – последняя попытка завоевать спонсоров. Пора потихоньку закручивать интригу.

И я знаю, как это сделать.

========== Глава 8 ==========

Третий день подготовки к Играм рассчитан на индивидуальные тренировки, а на четвертый состоится интервью с Цезарем Фликерманом. Именно во время него необходимо заполучить спонсоров и поддержку. За завтраком я сообщаю, что сначала буду заниматься с Розали. Весь завтрак я, Лесли и трибуты проводим в тишине. Вчерашний скандал никто не забыл, и я по-прежнему зла.

В десять часов Лесли и Максвелл уходят в зал, а я вместе с Розали в свою комнату. Жестом показываю ей сесть на стул, а сама, закурив, запрыгиваю на подоконник.

– Ну что, Митчел, завтра важный-преважный день. Какой мы тебя подадим публике? Эгоистичной стервой, какой ты на самом деле являешься, или же придумаем что-нибудь менее отвратительное?

– Вам решать, мисс Дагер, – Розали отвечает с фальшиво-милой улыбкой.

– Надо же, какие перемены, – выпускаю дым в потолок. – Знаешь, как тебя видит простой зритель? Типичная убийца из Дистрикта-2, наверняка натренированная по самое не хочу. Ведет дружбу с профи, занимается, как все, наверное, чтобы не показывать свои настоящие навыки. И вот результаты индивидуальных показов – и полный провал. Зритель в шоке. Почему? Потому что для Дистрикта-2 подобное в новинку. И ты интересна всем, по крайней мере, поэтому. Понимаешь?

– Кажется, да, – кивает Розали.

– Это самое главное: заинтересовать толпу. Быть загадкой. Все ломают голову: то ли ты специально притворилась, то ли ты обычный трибут, как во всех остальных дистриктах. Этим нужно воспользоваться. Ты отлично умеешь врать и пудрить мозги, я убедилась на собственном опыте. Сделай так же с Цезарем и зрителями. Сможешь?

– Думаю, да.

– Порепетируем. Я буду тебе задавать каверзные вопросы, а ты постарайся набить себе цену.

Наше интервью длится полтора часа. Я была права: Розали умело скрывает правду. Даже отвечая на элементарные вопросы о семье, которой у нее нет, она умудряется обходить прямые ответы так, что кажется, на самом деле ее отец – президент Сноу. Я более чем довольна.

– Что ж, хорошо, – я спрыгиваю с подоконника и отодвигаю столик к окну. – У нас есть еще время, так что позанимаемся. Помнишь, что я говорила по поводу профи?

– Мы должны убить их сразу у Рога, – отвечает Розали и убирает стул к стене.

– Верно. А также дождаться, когда они отвлекутся и потеряют бдительность. Так будет проще. Но что, если они будут все время настороже? – я снимаю с себя жилет, расстегиваю пару пуговиц рубашки. – Придется бороться.

Розали оглядывает комнату.

– Мы собираемся тренироваться? Здесь?

– А что тебя смущает? – закатываю рукава.

– Мало места.

– А если и на арене будет так же? – парирую я. – Давай, небольшой поединок. Без оружия. Просто попробуй меня задеть.

Драться мне нравится определенно больше, чем брать интервью. Как выяснилось, у нас одинаковая манера боя, что в целом неудивительно: тренеры в Академии всегда делают на чем-то акценты, а Розали примерно такого же телосложения, какого была и я. Она виляет вокруг меня, пытаясь подобраться как можно ближе и ударить в область груди. Пару раз ей это почти удается.

– Давай, покажи мне всё, на что способна, меня можешь не стесняться, – я пытаюсь вывести ее из зоны комфорта. Розали начинается заводиться и проводить интересные, но для меня ожидаемые приемы. Наконец, мне это надоедает, и я неуловимым движением бью ее в горло, от чего она падает на пол.

– Ну вот и все. Ты свободна.

Розали, опираясь на стену, идет к выходу.

– Хороший удар, мисс Дагер, – хмуро говорит она и выходит из комнаты.

– Еще бы не хороший, – бормочу ей вслед.

В обед к нам приходят стилисты. Мы весело проводим время, я даже обмениваюсь парой фраз с ними. Еще больше мне поднимает настроение новость от Лесли: мой спонсор по-прежнему мне верен. Боги, какой прекрасный человек живет в этом гадюшнике.

После обеда начинается наше время с Максвеллом. Для него у меня заготовлена отдельная легенда.

– Как прошло занятие с Лесли? Не слишком она тебя замучила?

– Ужасно, – отвечает Максвелл. – Я устал сильнее чем на тренировках.

– Этикет – дело сложное, – улыбаюсь я. – Но сейчас не об этом. Нужно подготовить для тебя образ для интервью. Знаешь, что я заметила? Ты ведешь себя как обычный подросток. Хотя являешься обученным убийцей. Вот даже сейчас ты смущаешься.

Максвелл посмеивается и опускает глаза.

– В тебе нет самоуверенности и бравады, – говорю я. – А этого зрители не ждут от Дистрикта-2. Конечно у нас были сдержанные трибуты, такие как Курт Бонедз, но он вел себя отстраненно, практически не проявлял эмоций. А ты не такой. Мы сделаем вот что: на интервью общайся с Цезарем, как со мной. Тебе даже играть не нужно. Все точно поразятся твоему мягкому характеру.

– А Розали? Она какой будет? – спрашивает он.

– А какой обычно бывает.

– Ясно.

– Не думай о ней, – говорю я. – Давай порепетируем.

С Максвеллом действительно легко общаться. Он очень открытый и прямолинейный. Цезарь будет доволен. Я ловлю себя на мысли, что при других обстоятельствах, Максвелл мог бы стать для меня хорошим другом. Интересно, как его занесло в Академию…

После словесной разминки я предлагаю ему перейти к действиям. Мы сдвигаем мебель, чтобы было удобней.

– Приходилось бороться с «молниями»?

– Нет, только теорию слышал, – отвечает Йорк.

«Молниями» в Академии называют очень юрких и быстрых ребят, которые способны наносить точечные и стремительные удары. Почти все «молнии» являются девушками невысокого роста, выходцами из приюта. Там больше шансов остаться тощим и маленьким.

– Ты понимаешь, что Розали относится к «молниям»? Она опасна на средних дистанциях. Как я поняла, она предпочитает метать ножи, нежели напрямую убивать ими. В таком случае, самый верный способ борьбы с ней – это как можно скорее сократить дистанцию.

Последующие часы мы проводим в обучении. Йорк очень быстро освоил все приемы и в конце занятия не дал мне совершенно никаких возможностей для маневров.

Когда за парнем закрывается дверь, я без сил валюсь на кровать. Если бы сейчас я оказалась на арене, мне пришлось бы туго. Раздается стук в дверь.

– Открыто!

В комнату заходит Лесли с такой широкой улыбкой, что все так тщательно скрываемые ею морщинки становятся видны.

– Мирти, а тебе тут подарок.

– Что? – резко выпрямляюсь на кровати. – Какой? Кто принес?

– Это ты мне скажи, от кого он, – она садится на кровать и протягивает мне черную розу с запиской. Я тупо моргаю. – Я знаю, что тебе нравятся черные розы. Хотя, как по мне, так они отвратительны… Ну да ладно. Ну, кто этот твой ухажер, а?

Я осторожно беру розу. Да, Лесли я как-то обмолвилась о черных розах, но откуда он знает! Нюхаю: настоящая. Вскрываю небольшой конвертик с запиской. «Зайду к тебе вечером. К.» Хорошо хоть умудрился напечатать, а не написать.

– Лесли, я же сказала: победим в Играх, ты его увидишь, – пламя моей зажигалки уничтожает записку.

– Какая конспирация… То-то я смотрю, ты так ответственно в этот раз подошла к делу, – говорит сопроводительница. – Ну хорошо. Кстати, Розали неплохо справилась с моими заданиями, а вот Максвелл какой-то неуклюжий.

– Ничего, главное – интервью, – отвечаю я. Лесли бубнит что-то про важность этикета и умение подать себя, но заметив, что я ее почти не слушаю, удаляется.

До вечера я нахожусь в своей комнате. На ужин к нам снова приходят стилисты. После они еще на какое-то время остаются поболтать, а к восьми часам все расходятся. Трибуты уходят в свои комнаты, Лесли, сославшись на головную боль, уходит к себе. Я же как на иголках: время позднее, а значит, в наши апартаменты не попасть снаружи ни под каким предлогом. Не представляю, каким образом Катон собирается пробраться сюда.

Когда часы бьют десять, я понимаю, что Катон уже точно не придет. Либо – что еще хуже – его поймали при попытке пройти. Я ощущаю тревогу и решаю выйти в смотровой зал. Но едва подойдя к двери, слышу тихий стук. Даже на такой едва уловимый звук реагирует один из наших безгласых. Я жестом показываю ему не подходить и уйти. Когда слуга скрывается, я осторожно приоткрываю дверь и тут же отступаю назад.

Катон буквально влетает в комнату.

– Как ты прошел? – злым шепотом интересуюсь я.

– Не все же вам, «молниям», уметь подкрадываться, – так же тихо отвечает он, тихонько закрыв за собой дверь.

– Зачем ты пришел? Тем более сейчас, вдруг проснется Лесли или кто-то из ребят.

– Я все просчитал. Не волнуйся, меня никто не заметил.

Я оборачиваюсь: в поле зрения никого нет.

– Зачем ты пришел? – повторяю я вопрос. – Только не говори, что просто так.

– Нет, я по делу. В общем, – он подходит ко мне вплотную и шепчет на ухо, – Грейс во всю помогает Дистрикту-1, и я стал свидетелем, как Кашмира делилась с ней планами на интервью. Они собираются во время беседы каким-то образом опустить твоих трибутов. Мол, выставить их на самом деле зависимыми слабаками. Хотят отбить у вас потенциальных спонсоров.

Пока он говорит, у меня по всему телу пробегает приятная дрожь, и я не сразу понимаю смысл сказанных слов.

– Вот так союзнички, – наконец, выдавливаю я.

– Наверное, потом они скажут, что специально так сделали, но я бы был настороже.

– Мы уже настороже. Значит, они решили поиграть… Что ж, хорошо. Мы тоже поиграем.

Катон усмехается.

– Только не заиграйся, Мирта. Я серьезно, у тебя последнее время нервы сдают.

– А как им не сдавать, – я едва сдерживаю рвущийся наружу крик. – Знаешь, что произошло вчера? – и я подробно пересказываю мой разговор с Плутархом Хевенсби.

Катон с каждым предложением мрачнеет.

– Дело дрянь.

– Еще какая, – опираюсь спиной в стену. – Мне иногда кажется, что от паранойи я сойду с ума, – грустно улыбаюсь.

– Не говори ерунды, им это и нужно, – строго произносит Катон. – Вот что, наверное, мне действительно стоит перестать искать с тобой встреч. До конца Игр.

– Наконец-то дошло, – говорю я. Но мой голос прозвучал нетвердо, неуверенно… Грустно?

– Я знаю, что ты, как и я, будешь скучать – да уж, весьма проницательно.

– Ничего, переживу как-нибудь, – пытаюсь отшутиться я. Катон подходит ближе и упирается руками в стену по бокам от меня.

– Ты…

Я не успеваю договорить, как он целует меня в уголок рта.

– С ума сошел? – шиплю я.

Вместо ответа обхватывает меня за талию и целует в губы. Сказать, что я опешила – ничего не сказать. Такой гаммы чувств, я еще не испытывала. Пребывая в полном оцепенении, я не сразу реагирую на происходящее. Оттолкнуть его? Ударить? Или поддаться столь приятному ощущению? Но здравый смысл покинул меня полностью, и я, вцепившись ему в плечи, робко отвечаю на поцелуй.

В этот момент произошло странное. Вспышка в голове, будто меня огрели чем-то тяжелым. Едва сдержав крик, я обхватываю голову руками, оседаю на пол. Даже зажмурившись, я вижу, как моя жизнь будто в быстрой перемотке откатывается назад, к 74-м Голодным играм. В тот момент, когда я ушла на пир и вплоть до прощального поцелуя с Катоном и моей «смерти». Кажется, прошла вечность, как я упала на пол. Чувствую, как Катон поднимает меня ноги.

– Мирта, ты слышишь меня?

– Да… да, слышу, – голова пульсирует и вот-вот взорвется. – Что это было?

– Ты тоже почувствовала? Мне будто голову разрубили на части.

– Я снова видела наши Игры. Только теперь все было реально наяву… Не знаю, как объяснить.

– Я понял, – Катон вытирает пот со лба. – Кажется мы здорово пошумели. Мне надо идти.

– Хорошо, – бубню я, все еще находясь в наваждении.

– Ты заметила, то мы с тобой целуемся всегда при каких-то неудобных обстоятельствах? – он грустно улыбается и тихо выходит за дверь. Я какое-то время неподвижно стою в прихожей, прислушиваясь, не выходит ли кто. Потом тихонько возвращаюсь в свою комнату. Выпиваю таблетку и, открыв окно, закуриваю.

Я уже видела этот момент на кассете, но сейчас ощущения были иными. Когда я смотрела запись, это все выглядело так, будто мне со стороны рассказывали о происходящих со мной событиях. Сейчас же я чувствовала, что я реально в них участвую. Все мои действия обрели причину. Я пошла на пир ради убийства Двенадцатой, это для меня было важнее, чем получить подарок. И поцеловала я Катона не только потому, то это мой последний шанс, я действительно хотела поцеловать его. Неужели я все-таки поддалась этому запретному чувству первой влюбленности? Как банально: пятнадцатилетняя девочка влюбилась в красавчика. Стоп, влюбилась? Нет, тогда он мне просто понравился. А сейчас что? Тушу окурок и падаю на кровать.