Текст книги "Сойка-говорун (СИ)"

Автор книги: AnnetPf

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Знал ли Катон, когда покупал его, что все будет так? И ведь он не просто его купил: гравировку наверняка сделали по заказу. Что тогда он вкладывал в эту фразу? Может, та симпатия, которая промелькнула между нами ради камер на Играх, была настоящей? Реальность снова давит на меня: пора перестать жить иллюзией, я в тюрьме. И пусть самый страшный убийца за всю историю Панема сейчас мне почти как друг, не стоит забывать о других. О том же Хоторне из Двенадцатого, да даже об Анхеле. Он сказал, что его преступление схоже с моим, но никто от его рук не погиб. Что же это тогда?

– Думаю, нам стоит представиться, – голос блондинки отрывает меня от раздумий. – Меня зовут Лилит Хэлл, Дистрикт-1, тюремный номер 1-126. А это Лестер Вильямс. Тоже из Дистрикта-1, номер – 1-94.

– Мирта Дагер, – быстро произношу я до того, как она скажет «я знаю». – Дистрикт-2, номер 2-136.

– Приятно познакомиться, – кивает Лилит, но по ее голосу, кажется, что не совсем. – Лестер, пойдем?

Тот показывает ей идти, а сам остается сидеть. Лилит мешкает, но Лестер бросает на нее недовольный взгляд, и та вынуждена подчиниться. Я пытаюсь застегнуть браслет, но сделать это еще сложней, чем снять.

Лестер вызывается мне помочь

– Спасибо, – говорю я, когда браслет оказывается на моей руке. Но тут Лестер перехватывает мою ладонь. Осторожно, будто прикасается к чему-то горячему, он проводит своими слегка мозолистыми пальцами по моим. При этом его лицо приобретает какое-то странное выражение. Будто он впервые видит что-то неимоверно ценное и дорогое. Я аккуратно высвобождаю свою ладонь. Мужчина несколько раз моргает и, кивнув мне, покидает стол. Я озадаченно рассматриваю свою руку, надеясь понять, что его так заинтересовало. Не найдя ответ, отношу поднос и иду к своему отряду, который стоит у стены в ожидании миротворцев.

Ровно в положенное время звучит гонг, и нас снова заковывают в наручники и цепи. Гуськом, друг за другом, Отряд-15 ведут в жилые помещения. Пока мы идем, Анхель, который следует за мной, коротко рассказывает о моем новом доме.

Жилое помещение представляет собой трехэтажное вытянутое здание. В первой половине первого этажа расположены душевые, во второй – спальни. Спальня – большая комната с пятнадцатью двухъярусными кроватями. Мужчины и женщины спят вместе. Второй этаж – это большая гостиная, отведенная для просмотра телепередач, а также для свободного времени, когда нет прогулок (они бывают только два раза в неделю). А на третьем этаже обитают миротворцы. Что у них там находится никто из заключенных не знает.

На входе в дом нас освобождают от оков, досматривают и только потом пропускают в здание. Там мы вольны ходить без постоянной охраны, но я замечаю, что на каждом углу натыканы камеры. Скорее всего, на третьем этаже наблюдательный пункт.

Мы идем в гостиную. Там на всю стену висит огромная плазма, напротив которой расставлены стулья и единственный диван. Лестер, который возглавляет наш строй, садится на диван, рядом с ним устраивается Лилит. К ним подсаживаться никто не рискует. Я занимаю стул с краю, рядом садятся Анхель, по другую руку Джерри. Миротворец включает телевизор. Там идут новости Панема.

После десяти минут мне уже становится скучно. Смотрю, что остальные заключенные тоже не восторге. Джерри ковыряет ногти, Анхель тихо хлопает руками по коленям, отбивая какой-то ритм. Почти все чем-то заняты. Как я поняла, самое главное во время просмотра телепередач – это сидеть на месте и не шуметь. После новостей включают самые яркие моменты 81-х Голодных игр. Я вздыхаю, опускаю голову. Жаль, нельзя выключить звук.

– Анхель, – тихо обращаюсь я к соседу.

– Да?

– А Лилит Хэлл и Лестер Вильямс они… ну… они пара?

Анхель усмехается.

– Не в буквальном смысле, – шепотом отвечает он. – Вильямс для нее бог. Говорят, она села в тюрьму, только чтобы быть рядом с ним. В Дистрикте-1 она работала няней и в одном доме убила троих детей. А когда попала сюда, то тут же оказалась рядом с ним, а он и не против: Лилит единственная знает язык жестов – выучила ради кумира. А сидит здесь уже шестой год.

– Ясно…

– Лестеру не нужны всякие там отношения, – продолжает Анхель. – У него одна страсть – убийства. Убивает редко, но зато как.

– И как же?

– Не думаю, что это стоящий разговор перед сном, – улыбается Анхель. – К тому же, миротворцы напряглись, их лучше не выводить, – и он возвращается к своему занятию.

Наконец, пытка Голодными играми заканчивается, и нам приказано отправляться спать.

Мне достается кровать у окна, нижний ярус. Моим соседом оказывается Джерри, который, кажется, этому безумно рад. На кровати лежат необходимые принадлежности для душа и пижама. Женщинам разрешается переодеться в душевой. Пижама очень простая, серая, неприятная на ощупь. Я аккуратно складываю тюремную форму, умываюсь и возвращаюсь в казарму. Расправляю кровать, прячу одежду в тумбочку. Гулять по казарме до отбоя нам разрешается. Джерри уже завалился на кровать, но у меня к нему есть пара вопросов.

– Джерри, а ты не знаешь, какая статья у Анхеля Росса?

– У-у, статья у него страшная, – говорит Джерри, повернувшись на бок в мою сторону.

– И какая? – я как можно дружелюбней улыбаюсь.

– Самая страшная статья во всем Панеме. Взрывы и массовые убийства – это цветочки, – он наклоняется ко мне ближе и шепчет. – Статья у него —подстрекательство к мятежу и предательство Родины.

Я молча возвращаюсь на свою кровать. В десять часов по громкоговорителю объявляют отбой, и свет выключается. Наступает полная тишина. Лежа на жесткой кровати, я понимаю, почему «Черный волк» действительно является страшной тюрьмой. Миролюбивый Анхель и дурачок Джерри теперь пугают меня сильнее, чем самый опасный убийца в мире.

========== Глава 12 ==========

– Отряд-15, подъем!

Все проснулись еще до официальной команды. Действия отрепетированы: заправить кровать, умыться, переодеться в форму, пройти досмотр и встать в строй. Сжимаю кулаки, протягиваю руки, давая возможность церберам (так называют в «Черном волке» миротворцев) надеть наручники и цепи. Руки повисают как плети. После всех приготовлений нас ведут на завтрак. Погода такая же, как в тот день, когда я сюда попала.

Боги, уже целый год я здесь. За это время здесь случилось множество событий. Я успела нажить себе как друзей, так и врагов, а также заработать определенную репутацию среди заключенных и надзирателей.

На завтрак, как всегда, дают кашу из пшеницы, так любезно выращенной для нас заключенными из Дистрикта-9. Ко мне за столом присоединяются Джерри и женщина из Дистрикта-3, попавшая к нам три месяца назад. Зовут ее Лесли. Я долго смеялась, когда узнала. Интересно, как бы отреагировала Лесли Штук, узнав, что ее именем зовут предательницу родины? Глядя на эту двадцатисемилетнюю молодую женщину в странных круглых очках, которые делают ее светло-карие, почти оранжевые глаза в два раза больше, я бы никогда не назвала ее опасной преступницей. В своем родном дистрикте она была старшим научным сотрудником и отвечала за производство пушек для истребителей. Как она рассказывала, в тот злополучный день должны были проводиться испытания нового образца.

– Я все подготовила как надо, это идиоты-тестеры все напутали, а меня сделали крайней, – причитала Лесли. – Пушка дала сбой, я пыталась ее остановить, а все выглядело так, будто я людей из нее расстреливаю. Чушь! Этим служителям закона очки бы иногда носить и слушать грамотных людей. И что самое интересное, убийства мне не засчитали, а вот уничтожение двух планолетов – это пожалуйста!

Я в который раз поразилась логике Капитолия. Жизнь раба ничто, если он сделал то, что от него требовалось. А вот уничтожение результатов его трудов – это другое дело.

Я молча ем, краем уха слушаю спор Джерри и Лесли. Опять они начали рассуждать о способах охлаждения двигателей летучих крепостей в режиме максимальной скорости полета. Лесли привели в наш отряд во время развода на работу. Джерри, кажется, сразу признал в ней свою и весь расцвел. Подружились они тут же и во время прогулки были не разлей вода. Джерри был безумно рад: ведь теперь ему было с кем поговорить о всяких микропроцессорах и тому подобной чуши, в которой никто в нашем отряде не разбирается.

Я поглядываю на них и не могу скрыть улыбки. Эти двое неплохо смотрятся вместе. В отличии от Джерри, который говорит невпопад и зачастую бессвязный бред (если это не касается работы), Лесли общается четко и по делу. Единственное, что ее отличает от большинства заключенных, это ее манеры спорить и всё ставить под сомнение. Как ее еще не забили церберы, я не представляю.

– Я тебе говорю: нужно взять один моноблок и установить его прям рядом с излучателем, – толкует Джерри, при каждом слове отстукивая ложкой по столу.

– Твой метод «дайте мне говно и палки, и я сделаю конфетку» здесь не сработает, сколько раз говорить, – спокойно произносит Лесли. – Моноблок – чушь. А если из строя выйдет? Хотя я до сих пор поражаюсь, как эти неповоротливые летучие домики с довеском из совершенно бесполезной брони еще держатся…

– Это я ее изобрел! И это летучие крепости!

Ну вот, опять. Хотя мне лучше не встревать. Смотрю на часы, висящие под потолком: остается двадцать минут до отправки на работу. Перевожу взгляд в сторону. У дальней стены за самым длинным столом расположились Одиннадцатые и Двенадцатые, всего семь человек. Ах да, там же еще и Анхель Росс. На свободе такой картины никогда не увидишь, даже на Играх такого не бывает, чтобы профи и аутсайдеры сидели вместе.

В отличии от меня, у Анхеля за годы пребывания в тюрьме сформировались неплохие отношения практически со всеми в отряде. Даже Брукс со своей бандой к нему не лезет. Тем не менее, за год мне не удалось подробнее узнать о его преступлении. Джерри, который в отряде является главным сплетником, тоже ничего не прояснил. Все, что мне удалось узнать, так это то, что в Дистрикте-2 Анхель с самого детства занимался пением. Он даже пытался учиться в Академии, но его оттуда выгнали, поскольку ему не хватало физической формы. Ни разу не работал, только пел по барам, вплоть до ареста. В какой момент и как он успел предать родину, мне не ясно.

Спор за столом разгорается сильнее, и я спешу от греха подальше отнести пустую посуду и встать в строй.

После гонга церберы выводят нас на улицу. На большой площади собираются все пятнадцать отрядов. Специально обученные люди, являющиеся начальниками участков, громко называют наши номера и разводят нас по грузовикам. Для Дистрикта-2 предоставлено целых три бронированных машины. Затем всех развозят по рабочим местам. Я работаю в горах. Когда я первый раз туда попала, мне показалось, что я задыхаюсь. Необычно было оказаться так высоко в горах, но вид оттуда открывается совершенно потрясающий. Таких красот даже у нас не увидишь.

По приезду мы переодеваемся в рабочую форму и под присмотром церберов отправляемся в штольню. Наша группа занимается добычей золота. Технология ничем не отличается от той, которая используется в Дистрикте-2, единственное, чаще всего мы работаем вручную.

Как оказалось, это довольно несложное занятие в плане теории, но физически выматывает очень серьезно. Анхель первые три месяца меня наставлял, а после я работала без его помощи. За год почти каждодневной физической работы у меня прибавилось мышечной массы. Руки стали сильнее, спина окрепла. Если бы не рост, в Академии меня бы могли записать в «универсалы» – они всегда крепкого телосложения.

Конечно, не обходилось и без несчастных случаев на производстве. Первый месяц работы подарил мне жуткий ожог на левой руке. Случилось это по глупости: я запнулась за камень и приземлилась рукой прямо на раскаленную железную балку. Да еще ровно на татуировку с номер. Боль была жуткая, до сих пор помню запах паленного мяса. Руководство, долго не думая, через пару недель, едва рана более-менее зажила, поверх старого номера набили свежий, только ярче. Руку изуродовали значительно, а, чтобы занесенная зараза (если она туда попала) меня не прикончила, стали пичкать разными антибиотиками. Теперь к проломленной голове добавилось и это.

Пока я иду до своего рабочего места, за мной следует цербер. Здесь они приставлены к каждому заключенному. Еще бы, ведь у каждого преступника в руках потенциальное холодное оружие. Первые пару месяцев я даже думала, что вполне способна сбежать. Убить быстро одного цербера, выйти незаметно из штольни, а потом… а потом все. Дальше мне в голову прилетит снайперская пуля, и меня похоронят на общем кладбище. Здесь в горах многие пытались сбежать, но тщетно. Однажды я даже наблюдала такую попытку.

После обеда нас не заставляют собираться всех вместе, мы можем идти обратно, когда закончим есть. Когда я и мой конвоир заходили в штольню, оттуда опрометью, едва меня не сбив, вылетел заключенный. Сначала я подумала, что произошел обвал, после подрыва зарядов, но никакого грохота не было. Следовавший за мной конвоир не последовал вдогонку, а только подтолкнул меня идти дальше. Я не совсем понимала происходящее, но тут услышала выстрел. А в конце рабочего дня мы не досчитались одного рабочего… Я много раз пыталась высмотреть на горах позиции снайперов, но так ничего и не заметила. А ведь они где-то там, наблюдают за каждым из нас.

В штреке помимо меня трудятся еще девять человек, включая Брукс. Здесь она одна, без своей свиты. Говорить нам во время работы дозволяется, но обычно мы молчим, потому что шумно, да и о чем говорить. Я беру бур и продолжаю обрабатывать место, которое начала в прошлый раз. Подумать только, за год мы проделали около двадцати глубоких штреков и нашли несколько килограммов золота. Все это отправляется на обработку и попадает на стол к заключенным из Дистрикта-1.

Я глушу бур и смотрю, чем заняты остальные. Наблюдение за работой – так же является частью моих обязанностей, поскольку месяц назад меня назначили руководителем бригады. Звание весьма почетное, потому что позволяет примерно полтора часа не заниматься физическим трудом. Вместо этого нужно следить за остальными и подготавливать каждый день подробный отчет о проделанной работе.

– Возьми здесь левее, а то долбишь прямо по камню, – говорю я Брукс. – Если под углом проломить, то камень выскочит.

– Спасибо за совет, – сухо отвечает она, даже не обернувшись в мою сторону. Но тем не менее делает она так, как я сказала.

После нашей первой встречи, которая закончилась небольшой потасовкой с Лестером Вильямсом, Брукс больше не делала попыток завлечь меня в свою шайку. Я видела, чем они занимаются: прижимают кого-нибудь в столовой или на работе и отбирают то деньги, то что-нибудь ценное, а иногда и просто карманы подрезают, как крысы. Как-то при мне один из них пытался срезать небольшую холщовую сумку Лесли (это единственная ценная вещь, какая у нее была с собой), но не успел. Я тогда получила от руководства лишние часы работы и осталась без ужина, а вот неудавшийся воришка от меня – сломанные пальцы. По идее, за такое должны были наказать и очень серьезно, но я заметила, что здесь принято в какой-то степени оберегать заключенных. Тут две причины: во-первых, смерть преступника сулит потерю рабочей силы, а во-вторых, он должен жить и страдать всю жизнь, а не умереть по чьей-то прихоти, так и не получив сполна за свои преступления. Да, наказания в «Черном волке» суровые, но к летальному исходу не приводят.

После случая с вором «братки» Брукс перестали даже смотреть в мою сторону, а Лесли, как собачонка стала следовать за мной. Это чем-то напоминает Лилит Хэлл, которая всегда рядом со своим кумиром, Прекрасным ювелиром Лестером. Будучи свободной, она работала в своем родном Дистрикте-1 няней и действительно убила троих детей. Жизнью самого опасного маньяка она заинтересовалась очень давно и всегда мечтала встретиться с ним. Но поскольку он давно уже сидел, увидеть его можно было только одним способом: тоже сесть в тюрьму. Сначала я думала, что она влюблена в него, но потом поняла, что это что-то иное. Да, это похоже на любовь, но именно как к богу, как к идеалу. Иногда я замечала, что Лилит пытается взять его за руку или как-то прикоснуться без его разрешения, тогда он сразу хмурится и резко вырывает руку. Лестеру Вильямсу неинтересны эти приземленные человеческие чувства.

С первого дня Лестер стал неустанно следить за мной. Я чувствовала его взгляд всегда. Поначалу меня это очень напрягало и немного пугало, но потом я привыкла. Это дало мне какое-то преимущество перед всеми, ведь за мной следит самый опасный заключенный, а значит, никто не смеет меня даже пальцем тронуть. Лилит это очень не нравится, но она никогда ничего не скажет Лестеру. Несколько раз он даже пытался заговорить со мной языком жестов, но что-то его останавливало. Я, в свою очередь, не горю желанием с ним общаться. Правда, однажды, улучив момент, когда с ним не было Лилит, я все-таки спросила его, почему он за мной наблюдает. В ответ на это он смутился и попытался взять меня за руку. Я отступила в сторону и молча ушла. Дед говорит, что Лестер никогда не был таким.

Ах, да Дед… Несправедливо, что все думают, что в Отряде-15 только две звезды. Дед (имени его никто не знает, да и сам он его не помнит) – является единственным выжившим заключенным из Дистрикта-13. Ему уже больше восьмидесяти лет и живет он в этой тюрьме чуть ли не с пеленок. Он слеп и передвигается с помощью трости. Тем не менее, он живее всех живых. Это связано с лекарствами, которыми его пичкают местные врачи. Специально поддерживают его жизненные силы, ведь он единственный выживший. В отряде, да и за его пределами Деда очень уважают. Иногда во время ужина к нему приходят за советом, также он является негласными наставником для новеньких. В первый день я его не сразу заметила. Поговорили мы с ним лишь через неделю. Я пыталась выведать у него про Анхеля, но Дед как воды в рот набрал, а вот о Лестере рассказал все, что знает.

– Лестер Вильямс большой поклонник Голодных игр. Он смотрел их с самого детства, пересмотрел и выучил наизусть все сезоны. В двенадцать уже хотел стать добровольцем, но его не пустили из-за психического состояния, – начала свой рассказал Дед. – Когда ему ответили отказом, тогда он стал убивать.

– В двенадцать лет? – меня это не сильно удивило, учитывая, то нас учат этому с пяти.

– Да-да, он решил, что раз не может попасть на арену, тогда пусть арена сама придет к нему. Свой город он сделал побоищем. Никто не думал, что все зверства устраивал ребенок. К пятнадцати годам, он убил сорок пять человек, но убивал он не просто так. Он делал это как делали победители Голодных игр. Он повторял эти убийства в точности, находил то же или подобное оружие, подгадывал то же время. В конце концов так его и поймали. Лестер очень огорчился, что не успел дойти до последнего сезона. Когда его ловили, он сам отрезал себе язык, чтобы на суде под действием каких-либо препаратов не сболтнуть лишнего. Его посчитали очень опасным и в то же время очень ценным. Поэтому и посадили. И вот, сидя уже здесь, он не потерял эту жажду крови и убивает раз в год. Опасность заключается в том, что невозможно угадать точно, когда он это сделает. Например, последнее убийство он совершил буквально за несколько дней до основного действа нового сезона. Чуть не опоздал.

Да, именно об этом случае рассказывали в новостях перед 81-ми Голодными играми.

– И он никогда не изменял своим традициям?

– Никогда. Одно убийство раз в год методом победителя. А что касается того, что он следит за тобой… Я бы не стал этого опасаться, даже наоборот. Знаешь, детка, он ни разу не ошибся в выборе победителя. За все годы, что он здесь он ни разу не прогадал. А сейчас он видит, прости за грубость, проект, в который вложился. Ему просто по-человечески приятно тебя видеть.

Такое объяснение мало что прояснило. Тем не менее, ко мне пришло понимание, кто такой Прекрасный ювелир.

К обеду нашей рабочей группе удалось продвинуться на несколько метров. Обедаем мы все вместе. Многие тянут время, чтобы как можно позже вернуться в штольню.

– Внимание, всем внимание! – в центр столовой выходит начальник участка. – Можете все дружно выдохнуть: Ювелир нашел свою жертву.

Надо же, как он быстро. Все, в особенности члены моего отряда, вздыхают. Наконец-то можно расслабиться. В прошлый раз Лестер убил спустя полгода после завершения 81-х Голодных игр. Тогда не поздоровилось несчастному из Дистрикта-11. Вильямс сломал ему обе ноги молотком, а потом проломил грудную клетку.

– Кого, интересно, наш друг убил на этот раз? – говорит сидящий рядом со мной Анхель. – Неужели, на Первых решил переключиться?

– Вполне возможно, – говорю я, а сама вспоминаю, какими были 67-е Голодные игры, в честь которых Лестер Вильямс совершил убийство. Я помню, что тогда победил юноша из Дистрикта-1, но как именно, вспомнить не могу. Надо будет поинтересоваться у Джерри. Он единственный, не считая самого Лестера, знает все сезоны Голодных игр. В свободное время просматривает их по телевизору, в особенности тот сезон, по сценарию которого Лестер будет убивать в ближайшее время. Он запоминает победителя и то, как тот действует. Это помогает ему избегать тех мест, где Лестер, возможно, нанесет удар. Очень хитрый ход.

Я возвращаюсь в штольню одной из первых и продолжаю свою работу. Но через три часа произошла неприятность.

– Ах ты черт! – бур опять заглох. – У кого-нибудь есть запасной?

Запасного ни у кого нет. Сообщив церберу о проблеме, отправляюсь в его компании наружу. Это уже третий бур, который выходит из строя. Неужели, Джерри со своими мозгами не может придумать что-нибудь получше? Примерно ту же мысль высказывает начальник склада, когда отправляется искать новый бур. Пока он этим занимается, я закуриваю. Вдруг цербер произносит:

– Номер 2-137, за мной.

Я в недоумении следую за ним.

– Иди в душ, потом переодевайся. На все пятнадцать минут. Едешь на виллу господина коменданта.

Я не задаю никаких вопросов и иду выполнять приказ. Эти церберы всегда говорят только то, что им надиктовали в наушник. После всех приготовлений охранник провожает меня до бронированной машины и передает другим конвоирам. Едем сразу в сторону поселения церберов.

Когда приезжаем на виллу, меня на входе встречают трое церберов. В их компании я иду в кабинет Тодда. За год я его вижу всего лишь третий раз. Как-то он делал обход по отрядам, проверял, все ли в порядке и и каково наше физическое состояние. Сейчас он все в той же форме, что и был в нашу первую встречу; сидит за столом и приглашает присесть меня.

– Ну что ж, мисс Дагер. Вы, кстати, еще помните свое имя?

– Да, господин комендант.

– Хорошо. У некоторых заключенных-отшельников с этим есть проблемы, – Тодд улыбается. – Но это не про вас. У вас появились… последователи, если это можно так назвать.

Я улыбаюсь краешком губ. Комендант отпивает из чашки.

– Вы у нас уже ровно один год. А это значит, что сегодня, и именно сегодня, вас могут навестить. На двадцать минут, не более.

– Меня некому навещать, – сухо говорю я, хотя в душе чувствую некую надежду.

– О, тут вы не правы. Собственно, поэтому вы здесь. Вас отведут в комнату для свиданий. Говорить будете через прозрачную перегородку. Вам могут передать всего одну вещь, на выходе из комнаты вас досмотрят. Самое главное, постарайтесь не болтать лишнего. Мы строго храним свои секреты. Вы понимаете?

– Да, господин комендант.

– Хорошо. Тогда удачи.

Я выхожу из комнаты и следую за церберами в комнату для свиданий. Она совсем маленькая, поделена на две части прозрачным барьером, по обе стороны от него стоят по столу и стулу. Едва я занимаю свое место, как дверь напротив открывается, и в комнату входит Брут. Я тихо вздыхаю и прикасаюсь ладонью к стеклу. Брут садится напротив, за ним у двери стоит цербер, также, как и за мной.

– Время пошло, – говорит мой охранник.

– Ну, привет, – Брут немного виновато улыбается.

– Брут… черт возьми, я уже и не надеялась. Даже не знала, что здесь возможны визиты.

– О, мы едва получили разрешение. Тут порядки будь здоров: посерьезнее, чем в Академии. Мы с Энобарией полгода разрешение на посещение выбивали. В итоге решили, что поеду я.

– Ясно, а… Ну, как дела в дистрикте? В Академии? – я нервно поглядываю в сторону цербера, но тот стоит неподвижно, как статуя.

– Да все отлично. Нас не стали трясти. Ничего не изменилось.

Я киваю и задаю столь наболевший за год вопрос.

– А как Джефри? Мистер Стерлинг Шар за ним хорошо следит?

Повисает гнетущая пауза. Брут вздыхает, проводит ладонью по голове.

– Твой кот… В общем, он… Я не сразу узнал, только когда вернулся в дистрикт. Мастер Стерлинг говорит, что это случилось, едва объявили твой приговор.

– Что случилось? – я чувствую, как земля уходит из-под ног, а дышать становится тяжелее.

– Он умер. Просто перестал дышать. Мастер Стерлинг сказал, что перед этим он болел, но никто не ожидал, что так случится. Мирта, мне жаль.

Я нервно сглатываю, закрываю глаза, пытаюсь дышать ровнее. Джефри единственный, кто был со мной рядом все эти годы. Что там говорить, мой самый лучший друг. И он ушел. Вспоминаю, как он мяукал, когда Магнус уносил его из кабинета Энобарии. Ведь как чувствовал. Стискиваю зубы и опускаю голову. Чувствую, как слезы подступают, а в горле застрял ком. Уверена, что здесь везде натыканы камеры и кто-то за мной наблюдает. Нет, я не стану плакать. Точно не при вас. Вы не увидите моего горя. И тут я чувствую, как мою боль глушит ненависть. Такая же, как тогда, во время заседания суда. И это придает мне сил.

– Мне тоже жаль, – как можно более ровным голосом произношу я. Брут ничего не отвечает. – А как Катон? Он все также живет в Капитолии?

Мой бывший наставник хмурится.

– У него все отлично, – довольно грубо говорит он. – Живет вместе со своей местной пассией и возвращаться домой не торопится.

– Вот как, – настроение портится сильнее: еще одна моя потеря.

– Мирта, не думай, что я дурак. Я же видел, как вы друг на друга смотрите на суде. После я ему хорошо врезал.

– За что?

– Как за что? – почти срывается Брут. – Ведь отчасти это он виноват, то ты здесь. Не расскажи он тебе правды, не покажи ту запись, ты бы здесь не очутилась. А этот щенок, видите ли, пытался загладить вину.

– Брут, у нас не было никаких отношений, – пытаюсь оправдаться я.

– Сексуальных может и не было. Но, Мирта, я прожил жизнь и умею разбираться и в людях, и в чувствах. Я же еще тогда заметил, на 74-х Играх.

– Это все было на публику, – продолжаю гнуть свою линию, а сама стараюсь вспомнить, что такого было на Играх.

– Вам не стоило тогда объединяться заново, – с упреком говорит Брут.

Ах да. После того, как объявили, что победить могут оба трибута из одного дистрикта, я потеряла голову. К тому моменту мы с Катоном разошлись. Я тогда услышала, как Китнисс Эвердин зовет своего Пита и, наверное, это стало решающим фактором. Их двое, нас тоже. Вот оно, соперничество. Я недолго плутала по лесу, а когда увидела напарника, тут же бросилась ему на шею. Поздно я подумала о том, что он может это расценить как атаку, но в ответ он прижал меня к себе. И вот так вот, чуть ли не в обнимку, мы отправились выслеживать последних выживших.

– Ладно, что было, то было. Кстати, мастер Стерлинг назвал вас тогда дебилами.

– Очень приятно, – я впервые за встречу улыбаюсь.

– Катон порывался к тебе приехать, но я строго запретил. А ведь ему разрешение дали почти сразу.

– Почему запретил?

– Потому что это пустое, Мирта, – Брут наклоняется ближе к стеклу. – Я и Энобария пытаемся потихоньку выяснить, как тебя спасти. Но этот процесс очень медленный, к тому же опасный. Не знаю, насколько это затянется. Возможно, на годы. Поэтому не надо вам видеться. У него своя жизнь, у тебя – своя.

Я понимаю, что он прав, но принять это намного тяжелее, чем я думала. Но ночам, после отбоя, когда все вокруг затихает, я снимаю браслет и кручу его в руках. Почти каждый день я пытаюсь заставить себя его продать, или обменять, или выбросить, лишь бы он не напоминал мне о Катоне. Но что-то внутри не дает мне сделать это.

– Да, кстати. Мне сказали, что тебе можно передать одну вещь, – Брут роется в карманах и показывает через стекло мою черную колоду карт. В этот момент стоящий за мной миротворец подходит к стеклу и открывает незаметную дверцу. Брут протягивает ему через отверстие карты. Цербер дотошно их проверяет и отдает мне.

– Спасибо, – шепчу я. – Хоть будет, чем заняться в свободное время.

– Я так понимаю, у тебя его не много, – говорит Брут. – Мне кажется, ты как-то увеличилась в плечах. Руки мощнее стали.

– Ну да, тут очень хорошие тренажеры.

Брут кивает и с улыбкой добавляет:

– Только тебе все равно не быть «универсалом».

Оставшееся от встречи время разговариваю с Брутом о всяких мелочах. Очень скоро цербер объявляет об окончании встречи, и Брут, сказав на прощание ободряющие слова, уходит, а меня же в кандалах возвращают обратно на работу. В пять часов вечера звучит гонг, и нас всех развозят в жилые корпуса. Сегодня прогулки нет, так что после душа нас оставляют в казарме. Я сажусь на подоконник и пересчитываю карты. Ко мне, хромая подбегает взволнованный Джерри.

– Мирта, ты слышала? Про Лестера, а?

– Слышала, – говорю я, не отрываясь от своего занятия.

– Все, как сделал победитель 67-ых Игр. Я вот как знал, что так и будет.

– Кого он убил? И как?

Джерри плюхается рядом со мной.

– Короче, в Играх победитель из Дистрикта-1 вколол дротик сопернику в шею. Почти полностью! А наш друг использовал вместо дротика ювелирный шабер. Не, ну логично, победитель из Дистрикта-1, значит что-то должно быть оттуда. В общем, у нас снова недобор. А вальнул он земляка…

Я молчу и в то же время чувствую облегчение. Какие бы чувства не испытывал ко мне Лестер, я все равно его опасаюсь. Судя по его поведению он тот еще псих, а у них настроение обычно переменчивое. Минут через пять к нам присоединяется Лесли. Я предлагаю им сыграть в карты. Ребята тут же спрашивают, откуда они у меня. Я вкратце рассказываю о визите Брута. Джерри уже собрался выяснить подробности для коллекции сплетен, но Лесли его прерывает. Джерри сразу вызывается играть на деньги. Роюсь по карманам: с последней получки у меня осталось совсем немного банкнот – все потратила на новое полотенце и зубную пасту. Тем не менее, играть я соглашаюсь.

Пока мы играем, я краем глаз наблюдаю за Лилит Хэлл. Без своего вечного спутника она кажется какой-то потерянной и нервной. Она сидит в одиночестве и листает книгу, время от времени поглядывая на дверь в ожидании своего господина. Лестера всегда задерживают после убийств, отпускают спустя несколько часов. Вряд ли они проводят какое-то глобальное разбирательство, но протокол есть протокол.