Текст книги "Притяжение (СИ)"

Автор книги: Ann Lee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– Нет, не понимаю, – он, наконец, встал, и отошёл к окну.

Я смотрела на его чёткий профиль, и кусала губы.

– Ты же сама говорила, что Тимур для тебя открытие. Что ты любишь его так сильно, что не понимаешь, как жила без него, – перечисляет он.

– Дело не в этом, Руслан, – я чувствую снова зарождающееся раздражение, и стараюсь не пустить в голос яда, потому что это не та тактика, которая сейчас нужна.

– Дело в том, что ты не хочешь рожать, – не облегчает он мне задачу, язвя в ответ.

– Как ты не можешь меня понять! – всё же не удерживаюсь. – Ты хоть представляешь, что переживает женщина, во время беременности? А во время родов? Моё тело, это уже катастрофа! Я не оправилась от одних родов, а уже нужно готовиться к следующим.

– И какой срок? – вдруг перебивает он мою тираду.

– Не знаю я, – досадно поджимаю губы, – предположительно месяц.

– Месяц – повторяет он. – Какой он там? Примерно вот такой, – и он показывает пальцами сантиметров пять.

– Возможно, – отвечаю я, всё больше наполняясь виной.

– Совсем ещё и не человек, – продолжает Руслан.

– Прекрати, ладно, – перебиваю я, и, соскочив со стула, начинаю нервно расхаживать. – Вообще ещё ничего не подтверждено, может этот разговор и выеденного яйца не стоит.

– Ну почему же, – не соглашается Руслан, и отлипает, наконец, от окна, – очень содержательный разговор, – и ловит меня за запястье, прижимает к себе, и привычно берёт за подбородок. – Учти Вика, аборта не будет, я не дам убить своего ребёнка.

– Не тебе одному это решать, Руслан, – пытаюсь освободить свою руку, но безуспешно.

– Так, как тебе мозги отказали, то мне одному, – он сжимает пальцы, так что становиться больно, – завтра же едем в клинику, и ты сдашь все анализы.

– Отпусти меня, пожалуйста, – глаза мои вновь наполняются слезами, от ощущения собственной вины, и того, что он так категоричен в своих суждениях.

– Я приняла тебя Руслан таким, какой ты есть, приняла, и поняла, так почему же ты не можешь понять меня? – растираю сдавленное запястье.

– Всё так царица, и я тебе благодарен за это, – ни сколько не смутившись, соглашается Руслан, – но аборта не будет.

9

Руслан жадно впечатывался в дрожащие губы царицы, несмотря на то, что та, упиралась в его грудь острыми локтями, и пыталась отвернуться.

В нем бушевало и боролось сразу несколько желаний, успокоить её, затрахать и прибить.

Не думал он, что царица окажется такой сукой, будет манипулировать сексом, не подпуская его на пушечный выстрел, но это видимо есть в каждой бабе, эта сучность. Прописана, видимо в женских хромосомах, как память предков. Если что, сразу же отлучить от тела.

«Пусть знает козёл, что потерял!»

Она динамила его уже три недели, именно с того вечера, когда не с того, не сего заехала по роже. И тогда когда они узнали о второй беременности царицы.

На следующий день всё подтвердилось. Вика и вправду была беременна уже четыре недели. И вправду не хотела рожать, он видел её тоскливый взгляд, когда врач объявил о результатах анализов. И его это бесило и убивало. Он совершенно не понимал её. Да возможно он накосячил, не сдержался тогда, месяц назад. Руслан и сам не рассчитывал на такое быстрое пополнение в их семье. Но, чёрт возьми, это же их ребёнок. Неужели их ошибка, их беспечность, стоит жизни их ребёнка.

И больше всего его убивало то, что Вика могла быть способна на это. Убить их ребёнка.

Раньше человеческую подлость и жестокость, Руслан воспринимал нормально, не шёл возмущённой волной, заливаясь по глаза алым от клокочущей ярости и гнева. Он понимал, что таков порядок вещей в мире. Это есть.

Но рядом с царицей он размяк. Она размягчила его. Показала, как бывает по-другому, и сама же в эту мякоть и ударила. Просто вспорола нахрен своим нежеланием рожать от него ещё одного ребёнка. И мозг его не воспринимал все её доводы. Просто не понимал. И реакция на её слёзы, и покорное смирение его воле, просто бесили. Хотелось проорать, чтобы она шла куда подальше, раз всё решила одна. Что он её видеть после этого не хочет. И в то же время Руслан с тоской понимал, что не сможет без неё, даже без такой, какой он видел её сейчас. Кровожадной сучкой, строящей из себя жертву.

Неминуемый холод в отношениях он воспринял нормально. Он и сам не мог сейчас быть с ней ласковым. Хотя порой ему очень хотелось взять её за плечи и встряхнуть, прижать и вытрясти ответ, почему она, такая идеальная для него, позволяет себе быть такой мразью.

Их холодная война затянулась.

Руслан впервые не понимал, как действовать, что делать.

Вика покорно приняла его волю, не смела больше перечить. Говорила правда сквозь зубы, и теперь её отстраненность не была напускной, когда она хотела только казаться незаинтересованной в нём. Она и вправду смотрела сквозь, и говорила только то, что нужно было. Улыбалась натянуто, и даже жестом не показывала, что страдает. И Руслан накалялся всё больше. Потому что он как раз страдал, от их затянувшейся размолвки. Ему категорически не хватало, того что он познал рядом с этой женщиной. Тепла, уюта, любви.

Но исправить положение, как он не старался, не получалось. Вика была в глухой обороне, полностью погрязнув в Тимуре, она словно и не замечала, что рядом есть ещё один человек, который нуждался в ней.

А сегодня ночью, Руслан проснулся от ощущения полного одиночества. Пусть они уже недели три засыпали под разными одеялами, но он всё равно чутко чувствовал Вику. Порой прислушивался к её тихому дыханию, и каждому шороху движений. А тут, словно подтолкнул кто-то. Он открыл глаза, и понял что в кровати один. На тумбочке отсутствовала трубка радио-няни. И на мгновение ему показалось, что она ушла насовсем, и унесла с собой их сына. Его опалило таким страхом и яростью, что он просто подлетел на кровати, и помчался вниз, и застал картину, как Вика, сидя на кухне, за столом, жевала огромный бутерброд и ревела, растирая слёзы по щекам.

И тут у него, наконец, замкнуло все клеммы.

Он стремительно подошёл к ней, и вытряхнул из-за стола, увидев в глазах её испуг, и вжался в пухлые губы, пропитанные солёными слезами и ароматом огурца.

Мгновение она растерянно позволяла делать с собой всё, что ему хотелось, и он упрочнил позиции, перехватил её голову за затылок, и удобнее взял за талию, снова отмечая про себя, как она исхудала. А потом Вика начала сопротивляться, отталкивать его, и он непроизвольно сжимал её крепче, вторгаясь в её рот глубже, на инстинктах старясь подавить её бунт, подчинять, гнуть под себя.

От её вкуса рвало все предохранители. От ощущения напряженного хрупкого тела, по позвоночнику начал струиться жар. От запаха, свежего и сладкого, в грудине жгло. Руки горели от прикосновения к её коже.

Руслан понимал, что действует грубо, но ничего поделать не мог. Никогда не мог, и сейчас, сопротивляться своим инстинктам, своим желания, рядом с этой женщиной было бесполезно.

– Отпусти, – пропищала Вика, урвав клочок свободы, и тут же его лишившись.

Руслан жёстко подавил её самоуправство, вгрызся в её рот. Пусть знает, пусть чувствует, что он на грани, что он с ума сходит, и он не отпустит её никогда.

Раздевать её практически не пришлось. Задрал длинную футболку, отодвинул полоску трусов, и, не заботясь о её готовности, резко подсадил на стол, и вошёл с размаху.

Первый толчок отозвался в нём, огненной лавиной, которую прорвало, и она потекла по жилам. Вика закричала в его губы, и впилась ногтями в оголённые плечи.

– Больно, – невнятно всхлипнула она, хотя он чувствовал, что особых преград в проникновении не было.

– Тебе и должно быть больно, сучка, – прорычал он, отрываясь от измочаленных губ жены, и перехватывая её трепещущее горло, впиваясь в синеву её глаз, что искрились за пеленой слёз. – Также как мне, когда я каждый раз смотрю в твои безразличные глаза.

Вика попыталась запротестовать, но он не дал, продолжил вбиваться резче в неё, прижал к себе крепче, сжимая в объятиях.

Она непроизвольно выгнулась, открываясь больше, и снова глухо вскрикнула, когда он, подхватив её ногу, под коленом, натянул на себя, врезаясь глубже.

Руслан словно выбыл из своего тела, и одновременно всеми клетками чувствовал нарастающий восторг. Царица, которая бортовала его так долго, была наконец-то под ним, не совсем покорная, но им обоим это нравилось.

Руслан не был сейчас способен на моральные оценки своего поведения, сейчас он мог только брать. И он брал, то, что принадлежит ему по праву. По всем правам, она была его. Даже если сейчас она так не думает. Даже если она не хочет.

Он резко вколачивался в неё, думая сейчас только о своём удовольствии, думая лишь о том, что сейчас ему необходимо соединиться с ней вот так низменно и похотливо, потому что ему нужно хоть на эти короткие, порочные мгновения почувствовать себя причастным к ней.

Он сжимал её так сильно, словно хотел пропитаться её запахом, её теплом. И не переставал вбиваться, с каждым толчком чувствуя, что она становиться всё влажнее, и горячее.

Дыхание Вики, сбитое, смешанное со стонами, щекотало его ухо. Сам же он жарко дышал в её макушку, чувствуя, как струна внутри натягивается, по мере приближения разрядки. Как всё вокруг топит в алом. Как горит её кожа под его руками, и как он сам плавиться от этого жара.

Первой сдалась Вика, она закричала, и только стоило этому произойти, он тоже почувствовал, как его настигает финиш. Тело, блаженно расслабляясь, выплёскивая в кровь кайф. Подавленные и сдерживаемые эмоции растекались горячей порцией эйфории между ног царицы.

Блядь, если они продолжат так и дальше, то рано или поздно, его ебанёт инсульт, и он сдохнет, как и хотел, на ней.

Мгновения, сменялись мгновениями, Руслан не спешил рвать их объятия, хотя Вика пару раз шевельнулась, но тут же притихла, поняв, что свободы пока не будет. Почему она не настаивала, он не знал, и думать об этом не хотелось. После этой вспышки, когда в этом коротком трахе он выложил перед ней всё что чувствовал, у него не осталось слов, мыслей. И чувства его как-то приглушились. Ступились все острые грани, больше не пороли и не рвали. Резали, да, но уже без надрыва. Просто больно, без резких всплесков и эмоций.

– Неужели ты сможешь это сделать? – глухо спросил он, поглощая тоннами её яркий разгорячённый аромат.

– Что? – так же глухо переспросила она, и он явственно ощутил то напряжение, которое поползло по её телу.

– Убить его? Сможешь? – уточнил Руслан и резко отстранился, задрав её лицо за подбородок.

Смотрел в её, пока ещё синие глаза, смотрел и не знал, что он сделает, если она ответит положительно. Продолжит ли также любить, или станет ненавидеть. Но только эти мысли посетили его голову, он уже знал ответ. Продолжит, несомненно, продолжит. Разочарование ещё не повод перестать её любить. Оно часто посещало Руслана, и он прекрасно знал его кислый вкус, который убивал всю остальную тягу к подобным повторам. Но с Викой будет по-другому. В нём ещё много чего можно убить, прежде чем он остынет к ней.

– Не в этом дело, Руслан, – вздохнула она, не отводя глаз, которые остывали и становились светлее.

– А в чём тогда, дело, блядь? – зарычал он, моментально заводясь.

– В том, – выдохнула Вика, – что ты всё решил за нас. За себя и за меня. Даже когда кончал в меня, ты делал это эгоистично, не предполагая, что будут последствия.

– Так я готов принять эти последствия, – возмущённо заорал Руслан, отпуская её и наконец, отходя, потому что, чувствовал, что с подбородка, его ладонь переползёт на её шею.

– Дело в том, что я не готова. Но для тебя это не имеет значения, – Вика неуклюже сползла со стола, и оправила одежду.

– Имеет для меня это значение. Ты для меня в этой жизни самое главное значение, – выпалил он, оборачиваясь к ней.

Она стояла сейчас такая маленькая, хрупкая и помятая, им же. И как всегда гордо пялила свой подбородок острый.

– Ты знаешь, я понимаю, что ты не можешь по-другому. Ты вот такой, какой есть. Может действительно, не стоит заботиться о моих чувствах, и переживаниях. Я уже смирилась Руслан, так что давай оставим этот разговор, – она договорила и вышла.

А он как дурак всё пялился на то место, где она стояла, воскрешая в памяти её последние слова и пытаясь понять, что он упустил. Его уверенность в собственной правоте пошатнулась. Слишком много горечи было в её словах. И можно было отмахнуться и утвердиться в своём доминировании. Но что-то мешало, нарушало гармонию. И вот когда он поймет, где он допустил ошибку, он увидит, то, что сейчас скрыто от него.

10

Я выглянула в окно спальни, и увидела, как во двор въезжает автомобиль отца. Странно, не помню, чтобы сегодня договаривалась с родителями.

Тимур гулил у себя в колыбельке, пока я приводила себя в порядок.

Ночка оказалась не из лёгких.

Опять эти слёзы.

Проревела всю ночь.

Может, конечно, это и гормоны, но не стоит списывать всё на них. Руслан тоже постарался. И я вроде бы уже смирилась с его решением, он вот такой бескомпромиссный, резкий.

Знала.

Я всё про него знала.

А внутри всё равно ковыряет досада, что он даже не попытался меня понять, приняв все мои причины за блажь. Даже не выслушал ни разу. Типичный мужской эгоизм. Почему я считала, что он может быть другим. Потому что полюбила его безумно. Потому что, он подарил мне целый мир полный любви. Потому что растворилась в нём, доверилась. Но даже у падших ангелов есть свои недостатки. Он так долго был на земле, что совсем очеловечился, и ничего ему не чуждо, особенно проявлять своё эго, путём подавление чужого. Быть глухим и слепым. Быть равнодушным.

Я смахиваю набежавшие слёзы, и аккуратно взяв Тимура на руки, иду встречать родителей.

Но внизу меня встречает Руслан. Он, молча, забирает у меня сына.

– Ты не на работе? – удивлённо тяну я, разглядываю широкую спину, которой он ко мне развернулся.

– Перенёс сегодня все встречи, у нас с тобой есть дело, – отвечает он, немного обернувшись.

– Дело? – снова тяну я непонимающе.

Но Руслан ответить не успевает, потому что входят мои родители.

– Мам? Пап? Привет! А вы чего? – без обиняков, спрашиваю я.

– Да вот Руслан, позвонил, попросил посидеть с Муриком, – отвечает мама, скидывая пальто на руки папе.

– Руслан? – снова вопрос, и меня начинает это злить.

Я немым укором застываю, глядя в его спокойное лицо, но он особо и не торопиться ничего объяснять мне. Держит сына и попутно раздаёт поручения моим родителям, что мы задержимся на весь день, что Тимуру поставили прививку и купать и гулять с ним сегодня нельзя. А родители уже давно потеряли ко мне интерес, внемлют ему, и сюсюкают с внуком.

Это картина меня бы умилила и повеселила. Моя мама, преданно заглядывает в глаза Руслану, тому, кто по её мнению разрушил мой брак. Папа добродушно сжимает плечо моего мужа, поддакивая ему. В центре всего довольный Тимур, на руках у своего отца. Невероятно красивого и серьёзного сейчас. Чёрный цвет рубашки, и узкие черные брюки. Густые каштановые волосы, и аккуратная борода, и внимательный взгляд карих глаз из под густых бровей. Словно весь сотканный из теней. Красивый до дрожи, и до той же дрожи, порой холодный.

Когда все инструкции розданы, и Тимур перекочёвывает в руки к дедушке и бабушке, наконец, наступает моя очередь.

Руслан смотрит на наручные часы, и говорит, обращаясь ко мне.

– Собирайся, царица, нам не стоит опаздывать.

– Опаздывать куда?

– Есть дело, которое стоит решить. Твои вещи я собрал, тебе осталось только переодеться во что-нибудь удобное. Я жду тебя в машине.

Вот так загадочно и непонятно. А если учесть, что настроения разговаривать с Русланом у меня нет, я не спорю. Возможно, он решил загладить свою вину, и организовал что-то вроде, романтичного времяпрепровождения. И я не хочу саботировать этот его порыв. Налаживать отношения нам всё же придётся, как бы я не обижалась на него.

Но когда наш автомобиль тормозит на парковке у медицинского центра, я непонимающе смотрю на мужа.

– Зачем мы здесь?

Руслан глушит мотор и поворачивается ко мне всем корпусом. Смотрит напряжённо, и как-то решительно.

– Послушай Вика, и не перебивай, – начинает он, и мне вопреки этому замечанию, хочется задать очередной вопрос, но я поджимаю губы.

– Это решение далось мне тяжело, и меня до сих пор корёжит, но ты права, я не должен был единолично решать, то, что касается нашего будущего. Да я до сих пор не понимаю тебя, но готов смириться с этим, если тебе это нужно.

– Ты о чём Руслан? – всё же не удерживаюсь я.

– Я о том, что если ты хочешь сделать аборт, то ты можешь его сделать. Я не словом, не делом никогда тебя в этом не упрекну.

Я ошеломлённо уставилась на него, не веря своим ушам.

– Но ты же… Ты же сказал… – заикаюсь я.

– Да, сказал, – говорит он чуть громче, – да, я всё ещё остаюсь при своём мнение. Но и твоё мнение мне не безразлично. Ты права, я не знаю, и никогда не узнаю, что испытывает женщина во время беременности и родов, и в этом вопросе мне стоит довериться тебе. Если ты говоришь, что не готова, значит, не готова.

Я пораженно молчу, и пытаюсь осмыслить все, что он на меня вывалил. А самое главное я пытаюсь понять свои чувства после всех этих слов.

Облегчение?

Удовлетворение?

Не пойму.

– Я записал тебя на одиннадцать, на все необходимые анализы, сегодня же мне обещали, если всё будет хорошо, провести процедуру. Потом я отвезу тебя домой.

Он говорит всё это так нарочито спокойно, что не понять, что он делает над собой усилие, не составляет никакого труда.

– Но Руслан, ты же…

– Вика, прошу, давай оставим эти пустые лебезения, переливание пустое в порожнее. Я же сказал, что остаюсь при своём мнение, – он на мгновение запнулся и сжал крепче губы, – но тебя, я не могу игнорировать.

Я откинулась на спинку кресла. Никак не могла собрать в кучу мысли, они разбегались, трансформировались в чувство вины, и кажется разочарования, и страха. Одно дело говорить, что я сделаю аборт, а другое идти и делать его.

– Идём? – спрашивает Руслан.

– Ты будешь рядом? – пищу я, теряясь в принятии решения.

– Да, – коротко отвечает он, выходит из машины, обходит её и открывает передо мной дверцу. Я несмело вытаскиваю одну ногу, потом вторую.

11

Налетевший ветер заползает под широкие трикотажные штанины моих брюк, и я начинаю дрожать. Смотрю на золотистые деревья, на пронзительно-синее небо, на проходящих мимо людей, и, не понимаю, что я чувствую сейчас.

Руслан берёт меня за руку, и жар его ладони тут же обжигает мои холодные пальцы. Он ничего на это не говорит, только крепче сживает мою ладонь, и, перехватив удобнее сумку, ведёт к дверям медицинского центра.

И на протяжении всего, того времени, что нас оформляют в регистратуре, проводят в палату, готовят к процедуре, берут кровь, мазки, делают УЗИ, на протяжении всего этого времени, у меня в мозгу долбиться одна мысль: «Я же именно этого и хотела?»

Я односложно и заторможено отвечаю на вопросы врачей, словно нахожусь в каком-то сне.

Лишь однажды выныриваю, когда узист, женщина средних лет, профессионально и сухо рассказывает, про наличие плодового яйца в матке, его рост около пятнадцати миллиметров, а вес полтора грамма, развитие эмбриона правильное.

Руслан, сидевший рядом, при этом, только сильнее сжимает губы, и смотрит куда-то мимо меня.

Через два часа готовы все анализы. Противопоказаний против операции нет. Мне предлагают начать готовиться к процедуре, которая пройдёт под внутривенном наркозом, и вакуумным способом. Милая девушка медсестра, объясняет мне, как всё будет происходить, сколько это займёт по времени, и какие последствия будут после.

Я слушаю её в пол уха, и всё тот же вопрос долбится в моей голове: «Разве ни этого я хотела?»

Руслан практически отключатся от происходящего. Как бы он не храбрился, то, что происходит сейчас, его напрягает, но надо отдать ему должное, он послушно сидит рядом, и даже обнимает меня, сжимая в ладонях мои холодные пальцы. Просто он не здесь, чувствую это.

– Вы готовы, Виктория? – заходит врач.

Мужчина средних лет. Высокий и худой. В модной медицинской форме какого-то лилового цвета, с вышитыми на груди его фамилией и инициалами.

Жохов В.Н.

– Я ваш гинеколог Жохов Виктор Николаевич, – представляется он, учтиво улыбается мне, потом переводит взгляд на Руслана.

– Вы, наверное, супруг?

– Да, – коротко говорит Руслан, даже не пытаясь проявить почтение и приветливость.

– Вы останетесь здесь, а я провожу Викторию в операционную, – и он шире распахивает дверь, в которой виднеется тёмный коридор. Слово я шагну в эту темень, из этой светлой палаты, и останусь там навсегда.

– Прошу вас не нервничайте, – видит он моё состояние, – всё будет хорошо.

Я смотрю на Руслана, и противоречиво хочу, чтобы он запретил мне это делать. Начал орать и материться. Сказал, что у меня отказал мозг, раз я решилась на такое. Но вместо этого он крепко меня обнимает.

– Я буду ждать здесь – говорит он.

И снова в голове: – «Я же этого хотела? Хотела… Хотела…»

Тёмный коридор, сменяется сверкающе белой операционной, со страшным столом с держателями для ног, и с резким запахом антисептиков.

– Мария, помогите пациентке приготовиться, – говорит врач, и ко мне подходит миловидная девушка, правда лица её я уже не вижу, оно скрыто маской. Их тут человек пять. Все без суеты выполняют свою работу.

Мария помогает мне раздеться, надевает медицинскую шапочку, заправляет волосы под резинку, помогает лечь на стол.

Ноги пока мне не задирают, и даже прикрывают простынёй. Меня бьёт озноб, и я всё никак не могу сосредоточиться на зудящей мысли, что бьётся где-то на задворках моего сознания.

Смотрю на белый потолок, и большую операционную лампу, в её многочисленных лампочках я вижу себя. Бледную, напуганную, с большими глазами, и закушенными губами. И вдруг в голове появляется образ Тимура, а потом и Миланы.

Дети мои. Несомненно, любимые.

И эти пятнадцать миллиметров, я тоже кажется, люблю.

Как же я смогу с этим жить, зная, что у них мог бы быть братик или сестрёнка. А я не дала ему шанса.

– Я не могу, – шепчу, – не могу, не могу.

Глаза наполняются слезами.

– Так Виктория, я ваш анестезиолог, меня зовут Роман. Сейчас я введу вам катетер, и по нему уже введу препарат, – говорит подошедший мужчина.

– А по какому поводу слёзы? – удивляется он и в параллель, делает то, что сказал, втыкает мне иглу в вену, и подсоединяет её к капельнице. – Не переживайте, всё будет хорошо, – открывает колёсико и жидкость из прозрачного мешка, неумолимо несётся к моей вене.

– Не делайте этого, – говорю, а перед глазами всё плывёт, я моргаю, но ничего не вижу.

– Я не хочу, не хочу! – мне кажется, я кричу, потому что в моей голове это звучит именно так. Мне нужно успеть сказать им, что я передумала, пока я не отключилась, но губы будто занемели, а язык не слушается. Звуки вокруг расплываются, и перед глазами расползаются чёрные кляксы.

Нужно позвать Руслана, чтобы он забрал меня отсюда, и из последних сил я кричу.

– Руслан!

Мне кажется, что мой голос звучит высоко и тонко, и чем дольше он звучит, тем больше уже похож на свист. Он тянется и тянется, и мне, как ни странно хватает дыхания, так тянуть долго его имя, а потом я понимаю, что уже давно молчу, а звук, это эхо моего голоса, которое гуляет по пустой операционной. Я вдруг осознаю, что я одна, лежу под простыней, и никого нет рядом, и в животе у меня совершенно пусто.

Я открываю глаза, и мир вокруг вращается.

Где я? Что со мной?

С губ срывается стон. Я прикрываю глаза, но сосредоточится, не получается.

– Царица, – слышу низкий вибрирующий голос, совсем рядом.

Руслан.

И как только, я осознаю, кто рядом, моя память услужливо вываливает всё на меня.

Я задыхаюсь, от этого осознания. От значимости потери. Слёзы непроизвольно текут из глаз, и я громко всхлипываю.

– Вика, ну ты чего? – раздаётся озабоченное рядом. – Болит что-то?

Болит?

Да, у меня сердце болит и душа болит. Я по глупости убила своего ребёнка!

Я вдруг замираю. А и вправду, почему у меня нет не малейшего намёка на боль, там внизу. Понятное дело обезболивающие, но хоть какой-то дискомфорт должен же быть.

Я вновь открываю глаза и тут же встречаюсь с озабоченным взглядом Руслана.

– Руслан, – шепчу я и тянусь к его щеке. Она колючая и тёплая.

– Я просила их остановиться, я передумала…

– Просила? – усмехается он. – Да ты орала на весь этаж! Я чуть не поседел, пока несся в операционную.

– Орала?

– Орала, – подтверждает он, и, склоняясь, целует меня. И его губы, словно живая вода, воскрешают, будят, оживляют.

– Так они ничего не сделали, – с надеждой смотрю на него.

– На месте наши пятнадцать миллиметров, – говорит он, и гладит мой живот, – и даже наркоз ему не повредил.

– Слава богу, – выдыхаю, и опять со слезами, и притягиваю Руслана за шею, – Прости меня! Прости!

– Всё в порядке, – его голос вибрирует у меня в изгибе шеи, – мы резво начали. Мне стоило тебя выслушать, поговорить, я тоже не прав. Но я пиздец, как рад, что ты передумала.

– Спасибо, что дал мне самой это решить, – целую его в губы, потом в щёки и глаза. – Ты не представляешь, сколько для меня это значит, Руслан.

– Я люблю тебя, Вика, – говорит в ответ.

– Я люблю тебя.

12

– Мне, пожалуйста, салат с тунцом на гриле, запечённые мидии, крем-суп «Капучино», пасту с сёмгой, и какой-нибудь десерт на ваш выбор, – перечисляю я заказ официанту, даже не заглядывая в меню. – О, – спохватываюсь я, – и, конечно же, чай с малиной и базиликом.

– Ну, ты и сильна мать! – ни сколько, не стесняясь официанта, усмехается Мара.

А я, ни сколько не стесняясь своего аппетита, глажу свой пятимесячный животик.

– Это, я ещё поскромничала, – возвращаю улыбку подруге.

Мара делает заказ, который вдвое короче моего, и когда официант уходит, снова хмыкает:

– Ну, знаешь, эти щёчки тебе идут!

– Ох, Мара, если бы только щёчки! Видимо в моём возрасте беременность не проходит бесследно, особенно как у меня. Мурику только год исполнится, а у него уже будет новый братик. Но ничего не могу с собой поделать, эта беременность просто манна небесная. Я только ем и сплю. Не хочу обидеть других моих детей, но с Миланой и Тимуром, мне не было так комфортно. А вес… Будем надеться, что потом смогу совладать с лишними килограммами.

– Да уж разогнались вы ребята, – снова усмехается Мара, и под моим завистливым взглядом пьёт белое вино.

Жуть как хочу вина. Белого, сухого. Пусть самого молодого. У Руслана в новый год выпросила бокал брюта.

Боже как мне было вкусно!

– Прекрати так смотреть на мой бокал, словно ты завязавший алкоголик, – смеётся Мара.

– Хочу вина, – стону я, и оборачиваюсь, – где там мой заказ, хоть закушу слюну накатившую.

– Как поживают твои родители, – Мара переводит тему, видимо, желая меня отвлечь от ожидания.

– Прекрасно, – отвечаю я, – мама уже меньше причитает, что я фабрика по производству детей, и что она так и знала, что эти восточные мужчины все одинаковы, пока десятерых не заделают своей жене, не успокоится. А папа… Папа, кажется даже и не расстраивался особо.

– Слушай, ну я тоже надеюсь, что на десятерых ты не согласишься, – опять смеётся Мара.

– Думаешь, – подхватываю я её настроение, – а, по-моему, у меня неплохо, получается, быть многодетной мамашей.

– Бесспорно, ты прекрасна Вика, – Мара поднимает ладони вверх, в знак, того, что она сдаётся, – но в галерее тебя очень не хватает.

– Я тоже очень скучаю, – делаю грустное лицо, – по суматошным дням, по тому, как всё успевали в последний момент. Или наоборот, когда было затишье, и я любила гулять, по пустым коридорам слушая звук своих шагов.

– Кстати, – заметила Мара, – в последнее время у нас стало всё меньше заказов, и я разговаривала с Даном. Меня беспокоит падение наших показателей, но он отмахивается, говорит, что всё в порядке, но мне кажется, врёт. Узнай мимоходом у мужа, что там с нашей галерейкой.

– Странно, Руслан мне ничего такого не говорил… Хотя, о делах мы и не разговариваем. Он сейчас много работает, но опять же он всегда много работал.

– Ты не спрашивай прямо, не хотелось ли знаешь, попасть под гнев твоего мужа.

– Да уж, – усмехаюсь я, – мне бы тоже не хотелось попасть под гнев моего мужа.

– Ну, у тебя-то, есть тотем, – кивает на мой живот.

Я улыбаюсь, вспоминая, что и Руслан тоже называл мой живот тотемом, только в нём был Тимур.

– Да, тотемчик, мой – нежно глажу животик.

Нам, наконец, приносят заказ, и я принимаюсь за еду.

– Как каникулы Миланы? – спрашивает Мара, когда первый голод утолён.

– Классно, как! – хмыкаю, глядя на последнюю мидию, раздумывая, съесть или нет. – Прага в январе, это же сказка! Хотя я была и против такой дорогой поездки, но Руслан настоял.

– Ну, естественно, ему, наверное, хочется, наладить с ней отношения.

– Честно говоря, мне кажется, что ему всё равно, просто он слышал, как она меня умоляла, а потом поставил перед фактом, что она поедет, – пожимаю плечами.

– Ну да, похоже на правду, – улыбается Мара. – А Виктор, как-нибудь участвует во всём этом?

– В этом, это в нашей жизни или в поездке дочери? – уточнила я, вспоминая, что бывшего мужа видела мельком, перед отъездом Миланы. Мы с Русланом забирали её из квартиры, где она живёт с отцом, и он вышел проводить её. На нас он даже не взглянул, притянул дочь, обнял и ушёл.

– Ну, хотя бы в поездке, – ответила Мара.

– Нет, ничего такого. Благо, что и препятствовать не стал, – вздохнула я. – Не знаю, толи Вик так изменился, толи я раньше не замечала в нём этого. Но он стал каким-то жестоким, что ли… Особенно, когда он смотрит на Руслана, в его глазах столько ненависти.

– Ну, это понятно, – пожала плечами Мара, откидываясь на спинку кресла, – Руслан увёл тебя у него, с чего ему быть к нему лояльным.

Да именно так со стороны все и думают, и никто не знает, что произошло на самом деле. Нашу историю просто так не расскажешь. В лучшем случае, люди, услышавшие её, посчитают меня не совсем нормальной, а Руслана садистом, а в худшем, как и Вик будут вечно осуждать.

– Да, – я, как и всегда соглашаюсь в этом разговоре, – наверное, ты права. Спасибо, что согласилась, со мной пообедать, – перевожу тему. – Я безумно люблю Мурика, но иногда хочется вырваться из этого царства памперсов, прикормов. Тем более что весь этот бонус, теперь автоматически продляется ещё на сколько… О, Боже Мара! Я в пожизненном рабстве у своих детей!

– Ну, что ты Вика, – Мара смеётся, – всё когда-нибудь кончается, и дети тоже, к сожалению вырастают.

– Да, это точно. Сейчас сравниваю Тимура и Милану. И ведь я помню её маленькой, но вот уже тех эмоции, того счастья, когда трогаешь, теплое нежное тельце, нюхаешь макушечку, уже не помню, совсем, скоро и Мурик вырастет…

– А новому пузожителю, ещё имя не подобрали?