Текст книги "Притяжение (СИ)"
Автор книги: Ann Lee
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Я отвечаю грустной улыбкой. Глупо будет уйти, не попытавшись хотя бы поговорить. Верчу головой.
– Не сейчас, – подхожу к нему, и утыкаюсь лбом в плечо. Сейчас вдохну его аромат, почувствую твёрдость тела, и мне станет легче.
Руслан кладёт мне руку на поясницу, пробегает пальцами вдоль спины, снова безмолвно, поддерживая.
– Тогда веди, – не спорит он, принимая мой ответ.
После ванной мы проходим в гостиную, где накрыт большой круглый стол. Возле него четыре стула.
Здесь тоже много и фотографий по стенам и картин. В углу притаилось фортепиано.
Возле распахнутой створки двери на балкон, стоит пара плетёных кресел, развернутых к нему "лицом". Рядом высокая полка, заваленная всевозможными книгами и журналами. На полу старый, но добротный паркет. Горит красивый винтажный торшер, и придаёт обстановке некую интимность, хотя хватает света ещё с улицы, но он удачно вписывается. У стены стоит полированный секретер, в котором мама хранит все свои плёнки, фотоаппараты, и прочие принадлежности. Он всегда был под запретом, для игр и баловства. И всегда запирался на ключ, причём по сей день.
И этот запах.
Запах детства.
Запах проявителя для фото, которым мама не пользуется уже давно, а мне всё равно, кажется, что я чувствую его резкий аромат.
Запах типографской краски, хотя все её журналы, которые она выписывает уже давно старые.
Запах виниловых пластинок, хотя папа дано не покупает ничего из них, довольствуясь своей старой коллекцией.
А вот книги пахнут правильно. Ещё в детстве они были старыми, и сейчас аромат пыли усиливается. Всё это смешивается с ароматом маминых духов, её любимых «Белых роз», и словно откатывает на десятки лет назад. Просто путешествие во времени.
Мой взгляд натыкается на широкую спину Руслана, который застыл возле окна, должно быть, чувствует моё настроение, и даёт мне время, прийти в себя, и не тревожит, пока я окунаюсь в воспоминания.
– Прости, – я подхожу к нему и обнимаю за талию, и выглядываю из-за плеча, рассматривая вечереющий парк за окном. – Что-то я совсем растерялась.
Руслан поворачивается ко мне.
– Не беспокойся обо мне, – говорит он, оглаживая ласковым взглядом, – если что-то мне не понравиться, я обязательно скажу, поэтому расслабься.
– Хорошо, – натянуто улыбаюсь.
В этот момент, в гостиную входит папа, он держит у уха трубку телефона, и кивает, и улыбается. Видимо с той стороны ему не дают даже слово вставить, поэтому он машет нам рукой, довольно приветливо улыбается, и показывает знаком, что извиняется, но никак не может прервать собеседника. Проходит мимо накрытого стола и скрывается в спальне.
Папа сегодня по поводу праздника, в светлой рубашке, и выглаженных брюках, которые отменно сидят, на его статной фигуре, немного подпорченной выпирающим животом. Снова состриг, почти под корень свои волосы, и теперь, его лысина, не так бросается в глаза. Помню, когда только появились признаки, его облысения, он нам с мамой заявил, что лучше будет полностью состригать волосы, чем обматывать ими плешь. Так и делает.
Следом входит мама, и держит в руках поднос с кокотницами, в которых дымится её фирменный жульен. Узнаю этот богатый грибной запах.
– Проходите к столу, Вика, – говорит она строго.
Но я первым делом помогаю ей расправиться с расстановкой жульена. На столе итак много всяких закусок. В основном все любимые папины блюда. И лодочки из баклажанов. И любимый папин паштет, домашнего приготовления. Заливное из индейки. И вот ещё и жульен. На горячее наверняка мама приготовила плов, настоящий узбекский. Ох, и долго она экспериментировала, искала рецепты и составляла различные комбинации, только чтобы угодить папе. И вот уже более десяти лет, у нас в семье готовиться именно этот плов, по секретному рецепту мамы.
– Где, Серёжа? Я же видела, что он прошёл в гостиную, – всплеснула она руками, даже не поблагодарив меня за помощь.
И мне опять неловко и опять закрадывается мысль, что мы зря приехали. Мне неудобно перед Русланом. Мои родители воспитанные и хорошие люди, но то, что происходит сейчас, меня удручает.
Но встать и уйти мне не даёт всё та затаённая надежда, что стерпеться, слюбиться. Они узнают Руслана поближе, и потихоньку примут его, и поймут моё решение.
– Он разговаривает по телефону, – отвечаю я, хотя меня никто не спрашивал.
Руслан помогает мне сесть за стол, и в очередной раз сжимает в своей большой ладони мои холодные пальцы.
Мама не говорит ничего в ответ, выходит из гостиной, и у меня вырывается отчаянный вздох. Боже, какая я жалкая. Тридцатипятилетняя дура, ищущая одобрения у своих родителей, за то, что позволила себе жить, так как захотела. За самобичеванием ожидаемо следует раздражение, и можно только догадываться о чём бы я додумалась, и что бы после этого сделала, если в этот момент, наконец, не появился папа.
45
– Я прошу прощения, звонили с кафедры, поздравляли, – папин голос врывается в мои разбушевавшиеся мысли.
– Не знаю, рассказывала, Виктория, или нет, но я почти тридцать лет преподавал в педагогическом, – продолжает он, подходя к накрытому столу, – на историческом факультете. Сегодня как с утра начались поздравления, так вот до сих пор.
– Ну, тогда, мы тоже присоединяемся, – говорит на это Руслан, так легко вливаясь в диалог, и протягивает папе, привезенный бренди.
Отец берёт коробку.
– Кальвадос, – присвистывает папа. – Угодили, – говорит довольно и протягивает Руслану руку.
Руслан спокойно пожимает ему руку, а мои разбушевавшиеся нервы успокаиваются.
Входит мама с корзинкой хлеба.
– Ну, наконец-то, Серёжа, – говорит укоризненно, и садиться напротив меня.
– Ну, Инесса, звонил Роднянский, – пожимает плечами папа, – его не остановить, ты знаешь.
– Да знаю, знаю, – мама отмахивается и переводит, наконец, взгляд на нас.
– Ну чего вы, сидите? Накладывайте салаты. Серёжа наливай, – тут она немного запинается, – Руслану…
– Спасибо, – отвечает Руслан, – но я за рулём, поэтому ограничусь водой.
Мама немного растерянно поджимает губы.
– Ну, хорошо, – говорит на это, и подставляет свою рюмочку папе, – тогда только мне и себе, Серёж.
Папа открывает бутылку красного вина, и, плеснув себе и маме, спрашивает у Руслана.
– Водишь, Руслан? Как давно?
Я, боясь спугнуть зыбкое перемирие, сижу тихо, как мышка. Только осторожно положив на тарелку Руслана салат, и баклажан, и снова замираю.
– Давно, ещё до армии, – отвечает Руслан, и в свою очередь наливает мне компот, а потом и себе.
– Служил? – опять вопрос.
– Да, срочная, потом по контракту.
– Но ты не военный, насколько помню, – продолжает отец.
Мы с мамой, сидим, не сговариваясь, не встреваем в разговор, не мешаем общаться мужчинам.
– Верно, помните. Не срослось, со службой.
– И чем же занимаешься?
– Строительством. Жилые застройки, загородные дома, комплексные проекты, – Руслан немного откидывается на стуле.
– Как прозаично, – фыркает мама, и я реагирую мгновенно, вспыхивая. Мне хочется его защитить. Кинуться на амбразуру. Что бы никто, не смел его даже, словом тронуть. Но только я открываю рот, чтобы высказаться, Руслан усмехается, а сам сжимает под столом мою коленку.
– Ещё как прозаично, – подтверждает он. – Счета, фактуры, сметы. Подрядчики, сроки, тендеры. Не возвышенно, но интересно, и довольно неплохой доход. Сейчас у нас довольно интересный проект. Спортивный комплекс, может, слышали, для местной хоккейной команды…
И Руслан пускается в описания специфики своей работы. Описывает перспективность данного проекта, говорит легко и непринуждённо, и я вдруг понимаю, как нелепо я выгляжу со своими порывами. Его не нужно защищать, он мне столько раз об этом говорил. Но у меня срабатывает какой-то инстинкт дикий. Мне хочется всем и каждому доказать, что мой выбор правильный. Что этот мужчина стоит того, чтобы развернуть свою жизнь, на сто восемьдесят градусов. Но Руслан сам прекрасно справляется. Мама хоть и строит из себя строгую недотрогу, видно, что слушает внимательно. Папа даже поддерживает беседу. И мне можно только расслабиться и получать удовольствие от вечера. Ну, или хотя бы попытаться.
– Вика, конечно же, нам рассказала, что случилось, – переводит папа тему, и мне становиться не по себе.
Руслан не любит говорить, про то, что случилось, и отреагировать может грубо, и мне бы не хотелось пошатнуть такое зыбкое перемирие.
– Но вижу, что ты прекрасно выглядишь, – продолжает папа.
Руслан ожидаемо сжимает губы в линию. Благодарить и как-то комментировать папино замечание он не собирается, и папа, видя это, задаёт следующий вопрос:
– Так и не нашли кто это сделал?
Ну, вот зачем он поднял эту тему, ведь он всё прекрасно знает, я же всё ему рассказала.
– Нет, – отвечает Руслан, и я слышу сталь в его голосе, и украдкой бросаю взгляд на него. – Но обязательно найду, – обещает после небольшой паузы, всё тем же холодным и твёрдым голосом, что всем нам становиться понятно, что это не праздное обещание, и что дальше развивать эту тему о не намерен.
Папа предлагает тост за здоровье, пытаясь сгладить неловкость, и все выпивают, после чего воцаряется небольшое молчание, потому что все едят.
Мама готовит вкусно. Очень. Кулинария это её хобби. И если она не снимает, то обязательно ищет новый рецепт и экспериментирует на кухне.
– Мам, очень вкусно, – указывая я на свою тарелку, в которой лежит отломленный кусочек заливного.
– Спасибо, Вика, – скупо улыбается мама.
– Очень вкусно, Инесса Павловна, – вторит мне Руслан. Ему она тоже сухо улыбается.
Папа присоединяется к общей похвале, талантов мамы, и она заметно оттаивает.
– Ну а у тебя как дела? – пространно спрашивает она у меня, наконец, немного смягчив свой взгляд, когда смотрит на меня.
Что она имеет в виду, и что хочет узнать, я не знаю, и поэтому рассказываю про новую выставку в галерее, потом рассказываю про Милану.
– Я спрашиваю про тебя Вика, – гладит она скатерть. – Как твоё самочувствие? Тридцать третья неделя?
– Тридцать четвертая, – поправляю я её. – Всё хорошо, спасибо.
– Кто будет? Ты не говорила, – продолжает мама, и теперь мужчины молчат и не мешают нам общаться.
Я удерживаюсь от усмешки, не говорила, потому что она и не спрашивала, а вместо этого просто отвечаю.
– Мальчик. Сын.
Папа улыбается, да и мамины глаза тоже потеплели.
– Имя выбрали? – это уже папа.
– Да, Тимур, – пищу смущённо, как будто, эта информация может нарушить такой хрупкий мир между нами.
Мельком гляжу на Руслана.
Он как всегда спокоен, и мне хочется хоть капельку его уверенности. Как не уговариваю себя, не могу перестать волноваться. Ведь также год назад, мы сидели за этим столом, в более теплой обстановке, с Виком. А теперь я привела знакомиться своего нового мужчину, и мне не унять дрожи от беспокойства.
Родители тоже помнят все моменты моей прошлой жизни. Тоже сравнивают моего нынешнего мужчину, с прошлым, и я знаю, что Руслан для них чужак, и разрушитель моей семьи, но…
Но они делают над собой усилие, особенно мама, и надо быть благодарной за это.
Вот интересно, как бы я себя вела, если бы родители развелись, а потом бы пытались познакомить меня со своими новыми половинками. Наверное, мне тоже было бы нелегко. Но я бы старалась их понять.
– Тимур Русланович, – говорит папа, и поднимает рюмку, из которых они с мамой любят пить вино. – Хорошо звучит. Давайте за будущее поколение.
Потом разговор стекает на папины рассказы, про свою преподавательскую деятельность. Папа очень любит свою работу, даже сейчас, уже уйдя на покой, может часами рассказывать про своих студентов, и коллег. И надо постараться, чтобы выслушать все эти рассказы. Мы-то с мамой привычны, а вот Руслан.
Я снова гляжу на него.
Ничего сидит, слушает, и вроде даже интересно ему.
К горячему, папа поведал, две истории о своих удачливых студентах, которые теперь сделали головокружительную карьеру, и о своих коллегах, которые, не смотря ни на что, не изменяли любимому делу, и оставались верными себе.
– Поможешь мне? – спрашивает мама. – Или посидишь?
Я с удовольствием бы походила, сильно затекла спина. Да и не картошку она меня копать зовёт, а всего лишь помочь накрыть на стол.
– Конечно, – я встаю.
Но тут Руслан, прервав разговор, повернулся ко мне, цепко оценивая моё состояние.
– Ты как? – простой вопрос, но так приятно.
И я, немного стесняясь родителей кладу ему руку на плечо, и сжимаю.
– Всё хорошо, спасибо.
Темные глаза ещё немного изучают моё лицо, его горячая ладонь, напротив, без стеснения накрывает мою, и сжимает в ответ.
– Правда, – несмело улыбаюсь я, потому что родители наблюдают за нами, и мне неловко.
46
На кухне мама суетиться, и я понимаю, что она не готова ещё обсуждать, без осуждения, все те изменения, что произошли в моей жизни. И поэтому она предпочитает скрываться за нарочитой хлопотностью, хотя я знаю, что у неё всё под контролем. Ожидаемо, что на кухне для меня не находиться никаких срочных дел, и я устало приваливаюсь к стене, усевшись на жёсткий табурет.
– Ох, Вика, как ты решилась только! – наконец выдаёт мама.
Интересно про что она. Про Руслана. Про беременность. Про уход из семьи.
– Просто выбрала себя, – отвечаю также неоднозначно.
Мама останавливается, поворачивается ко мне.
– Ты счастлива теперь?
– Каждый день, – пожимаю плечами.
– А с Виктором, страдала?
– Нет, – вздыхаю я, – мне с ним было хорошо. Возможно, если бы я не встретила Руслана, то до сих пор, да даже наверняка, всё было по-прежнему, потому что я бы не знала, как может быть по-другому.
– По-другому? – мама задирает бровь.
– По-другому, мам. Совсем по-другому. Словно сравнивать солнечный свет, со светом лампы. Море с речкой. Ураган с лёгким бризом, – поясняю я, ища всё новые сравнения. – С Виком мне было комфортно, хорошо, а с Русланом, замечательно. Порой страшно, и непонятно, неоднозначно, но во много раз лучше, чем с Виком. Руслан буквально перевернул мою жизнь.
– Вика, а если для него не все, так как для тебя? – спрашивает она. – Если ему не так замечательно? Что останется после него, ты подумала, после того как сломала свою жизнь? Он младше тебя на пять лет, он молод и горяч, и у него в запасе много шансов от жизни. А у тебя?
Она так пронзительно на меня смотрит, и своими словами поднимает из глубины души все те страхи, что таятся в ней.
Нет, он не даёт мне усомниться в своей искренности, и преданности. Но мама права. Где гарантии, что не найдётся та, что затмит меня, и для которой он захочет гореть так же ярко.
– А у меня, тогда не останется ничего, – отвечаю и опускаю глаза.
– В том то и дело, Вика, – назидательно говорит мама, развернувшись, начинает выкладывать дымящийся плов на блюдо. – Опасно так растворяться в мужчине. Без остатка, без ума.
– Но неужели ты не так любишь папу? – восклицаю я.
Мама замирает и поворачивается ко мне.
– Так, – говорит в ответ, и я вижу в её глазах, затаённую печаль, – и по сей день боюсь его потерять.
И я вспоминаю, тот всепоглощающий ужас, когда смотрела на Руслана, лежавшего на асфальте, и не понимала, дышит он или нет. И потом, пока Антон вёз нас вслед за скорой. Что я только не пообещала господу богу, взамен на его жизнь и здоровье. Я до одури боялась его потерять. Я каждый день сидела у его кровати, и плакала и звала его, верила, что мой голос его пробудит, и каждый прошедший день без результата приносил столько боли. Мне не нужна была жизнь без него. И я эгоистично не думала даже о своих детях. Это я признаю только сейчас, после слов мамы.
– И что же, мама? Что теперь? Не жить? – вырывается из меня.
– Просто иногда, Вика, хорошо, лучше, чем замечательно, – отвечает она.
Из кухни, я возвращаюсь подавленная, и на подходе, к гостиной застаю папин вопрос адресованный Руслану.
– Почему не женитесь, Руслан? Уже и ребёнок будет скоро.
Руслан не успевает ответить, потому что мы с мамой заходим в гостиную, и мама водружает блюдо с пловом на середину стола. Мы усаживаемся, и тогда видимо Руслан считает подходящим ответить.
– Я сделал Вике предложение, дальше дело за ней. Готов отвезти в ЗАГС, хоть завтра.
И все смотрят на меня.
– Да, это так, – сглатываю я, под прицелом трёх пар глаз, – вот только сейчас не особо подходящее время. Я бы хотела на собственной свадьбе, не быть раздутой как шар.
– Вика, ну какая свадьба! – всплеснула мама руками, будто я сказала что-то выходящее за рамки.
– Обыкновенная, – разозлилась я. – Я не претендую на фату и белое платье, но хотя бы элегантный костюм и отсутствие отдышки могу себе позволить.
Мама поджимает губы.
– Не злись, дорогая, – мягко упрекает меня отец, – тебе не стоит волноваться. Я уверен, что вы сделайте так, как посчитаете нужным.
– Вот именно, – не унимаюсь я, – если захочу, мам, то надену и фату и платье, и закачу трёхдневный праздник, потому что мне нечего стесняться!
– Вика! – восклицает мама, пытаясь меня остановить.
– Что?! Что Вика? – завожусь я не на шутку. – Простите, что разочаровала вас! – вырывается из меня. – Что не оказалась той, какой вы хотите меня видеть. Не осталась с идеальным Виком! Разрушила семью! Так же вы обо мне думаете!
– Виктория! – это уже папа, говорит строже, только я уже взвинчена до предела. Я итак волновалась, переживала, а мамины слова, словно подстегнули меня, ударили в самое больное место.
– Вы же мои родители! – вырывается из меня. – Вы же должны быть счастливы за меня, ведь я же счастлива! Почему же у вас такие скорбные лица, словно я украла что-то, или совершила преступление…
Я осекаюсь, потому что мне на плечо ложиться тяжелая и горячая ладонь. Я поворачиваюсь к Руслану. Он смотрит спокойно, словно старается впитать в себя весь тот раздрай, что твориться у меня сейчас в душе.
– Тебе нужно успокоиться, – говорит он.
И я, не совладав с эмоциями, всхлипываю и прикрываю глаза. Дыхание моё сбивается, а давление ладони нарастает.
– Простите, – сбивчиво шепчу я, и неуклюже выбираюсь из-за стола, спешу в ванную.
Все мои страхи оправдываются. Всё чего я так опасалась. Непонимание и неодобрение родителей, режет больнее, чем я могла себе представить. Да они стараются, они делают над собой усилие, но мне не надо этой фальши, не надо натянутости. Я хочу, чтобы они приняли мой выбор. Именно сейчас хочу, чтобы они поняли меня.
Я стою в тёмной ванной, и, сжав края раковины, отчаянно пытаюсь совладать со всем этим ураганом эмоций. И не могу. До сих пор в ушах мамино пренебрежительное «Вика, ну какая свадьба!», как будто я прокажённая теперь, не достойная публичности. Словно мои отношения с Русланом, это преступление, которое надо тщательно скрывать.
Загорается свет, и на пороге появляется Руслан. Он смотрит на меня, оценивая видимо всё степень моей тихой истерики.
– Ты переигрываешь, царица, – говорит он.
– Что? – у меня лезут глаза на лоб, от этого замечания.
– Заканчивай, Вика, – говорит он спокойно.
– Заканчивать? – повторяю за ним, не понимая его.
– Да, заканчивай рефлектировать, заканчивай искать одобрения там, где его никогда не будет, заканчивай истерить без повода. Тебе так нужен похвальный отзыв, чтобы быть со мной? – он говорит твёрдо и громко, не стремясь скрыт своё мнение.
– Руслан, но это же мои родители!
– И что? Они тоже люди, имеют право на своё мнение. Я не нравлюсь им, и мне глубоко всё равно! Главное что я нравлюсь тебе, или что царица, это очередной способ сдать назад? – и я вижу, как темнеют его глаза. И черты лица заостряются. Он снова вспоминает про Вика, и про наш поцелуй, хотя я думала, что эта тема уже неактуальна.
У каждого из нас свои комплексы, даже у падших ангелов.
Моя истерика трансформируется в раздражение и ярость.
– Сдать назад? – повторяю за ним, и голос мой теперь дрожит от гнева. – А ты отпустишь, стало быть? После всего, отпустишь?
– А дело не во мне! В себе я уверен! А вот ты постоянно цепляешься за прошлое!
– Да потому что в отличие от тебя оно у меня есть! – вырывается из меня. – Есть родители. Есть бывший муж. Есть дочь. Как я могу этим поступиться?
Всё это говорю, и тут же жалею, вижу отблеск боли в его глазах, который тут же скрывается, за сталью взгляда. Я не это хотела сказать, и мой гнев совсем не для него. Ведь я совсем недавно, была готова защищать его даже от своих родителей, а сейчас сбросила на него весь негатив.
– Я все про себя знаю, царица, – говорит Руслан, так же твёрдо смотрит на меня, – а ты, по-моему, поздновато поняла, кто я.
– Прости, прости, – я бросаюсь к нему, и вцепляюсь пальцами в рубашку, словно он сбежит, – это всё не для тебя Руслан. Я не хотела говорить, то, что сказала.
Я поднимаю руки выше, и сжимаю его шею, тяну на себя. Он неохотно склоняется, и я целую его безучастные губы, потом принимаюсь за щёки, глаза.
– Прости, пожалуйста, – снова повторяю я как мантру, потому что чувствую, как меня разъедает вина, при виде его равнодушного лица, и холодного взгляда. – Руслан, я просто на взводе, и я так не думаю, правда…
– Думаешь, Вика, – перебивает Руслан, убирая от своего лица мои руки, – я знаю это. Скажи честно, ты же считаешь, что снизошла до меня?
Он говорит это всё так спокойно, все эти обидные для него вещи, воспринимает без лишних переживаний, просто принимая их как данность.
– Почему же тогда, ты так злишься на своих родителей, ведь они говорят то, что ты не можешь сказать мне вслух, – продолжает он, не дождавшись моего ответа.
– Нет, совсем нет, – всё, что я могу вытолкнуть из себя.
– Хватит, царица! Тебе надо успокоиться, – он привычным жестом поднимает моё лицо за подбородок.
– Руслан, послушай, – я шарю взглядом по его лицу, ищу отклик в тёмном взгляде, и не нахожу, ничего в ответ. Он действительно так думает, нет, он принимает данное положение вещей. Я даже не подозревала об этом.
– Помолчи, сейчас, – приказывает так резко, что все мои слова, готовые сорваться с языка, тут же застревают в горле.
– По-моему, для одного вечера, перебор, – продолжает он, и, сжав напоследок сильнее мой подбородок, отпускает и отступает, оставив последнее слово за собой.
Когда мы возвращаемся, родители так и сидят за столом, растерянно смотрят на нас.
– Вика, прости… – начинает мама, понимая видимо, что это с её подачи разгорелся скандал.
– Не надо мам, – устало тру лоб. – Видимо всё это было преждевременно… И я не знаю теперь, будет ли вообще подходящее время.
– Но Вика, – мама всплескивает руками, и смотрит на папу, в ожидании поддержки.
– Послушайте, Вика, Руслан, – начинает папа, и встаёт из-за стола, – для нас всех это непростое время. Нам трудно смириться с данным положением дел…
Я слушаю отца, как он пытается оправдать поведение мамы, как он смягчает сказанные ею слова, и смотрю на рядом стоящего Руслана, который даже вид не делает, что ему это интересно.
Тогда почему он не уходит, стоит и слушает это?
Потому что здесь я. И он здесь из-за меня. Я, та, которая снизошла, по его словам до него, является самой главной причиной того, что он стоит и слушает, то, что, как выражается папа, так сложились обстоятельства. А обстоятельства, это мы с Русланом, наша любовь, наш ребёнок. Такое пренебрежительное отношение, словно, мы поиграть решили, и скоро всё встанет на свои места, потому что им так спокойнее, комфортнее. Когда всё по правилам, которые они сами же и придумали. И осуждать их я не хочу, хотя и коробит меня от всего этого, и от своего поведения в первую очередь. Они так привыкли, и смириться с тем, что всё не так, как им хочется, им тяжело. И я, каким-то неумолимым способом, по каким-то странным причинам, пропиталась этим всем. Поддалась этой провокации, и обидела того кто, самый преданный мне.
– Ладно, пап, мам, – прерываю я отца, и беру несмело, в свою ладонь, горячие пальцы Руслана, сжимаю. – Нам пора. Спасибо.
Отец замолкает. Мама смотрит с каким-то надломом, на то, как я тяну за собой Руслана на выход.
– До свидания, – говорит он.
И под осуждающее молчание моих родителей мы покидаем их квартиру.
Это была плохая идея, пойти в гости к моим родителям.
Эта мысль долбится в моей голове, всю обратную дорогу, потому что мы не разговариваем. Я не предпринимаю даже попыток, а Руслан…
Ему всегда нужно было время обдумать случившееся, и поэтому я не лезу, хотя мне очень хочется, выговориться, доказать ему что я люблю его, и все сказанные ранее слова, это разбушевавшиеся гормоны и нервы. Но я молчу, потому что знаю, что он не воспримет меня сейчас.
47
– Можешь ложиться, я ещё поработаю, – говорит он мне, когда мы возвращаемся домой, и тут же уходит в свой кабинет.
Я остаюсь одна, в полутёмной гостиной.
Замираю, посреди этого пространства, пытаясь утихомирить свои разбушевавшиеся эмоции, которые взметнулись тут же, как только прозвучал его спокойный голос. И я тут же представляю, что иду за ним, вывожу на разговор, возможно даже кричу на него, и между нами опять искрит от обидных слов, и признаний, которые оседают разъедающим осадком, и очень долго они будут колоться и причинять боль.
Да, мне натерпеться выяснить отношения, доказать свою правоту. Нечего я не снизошла до него. Я люблю его. Я чуть не умерла, когда он лежал бездыханным. Я столько слёз выплакала, смотря на его бледное лицо. Я не считаю его каким-то неприемлемым для себя. Всё что сказано в порыве гнева, это следствие моих разбушевавшихся гормонов, и собственных страхов, которые так виртуозно оживила мама, своими разговорами.
Но я стою. Потому что он не хочет сейчас разговаривать, и я должна уважать его желания. Сегодня я уже его ранила. Я знаю это. Каким бы сильным он не казался, я точно знаю, как можно нанести ему болезненное ранение. И мне от этого звания плохо. И поэтому я стою, призывая себя успокоиться.
* * *
В ванной шумит вода, и этот звук, будит меня из зыбкой дрёмы, в которую я погрузилась, после безуспешных ворочаний в пустой кровати.
Минуты сменялись минутами. Часы, часами. В голове проносилось миллион мыслей. Шевелился Тимур в животе, видимо потревоженный моим общим нервозным состоянием. Я гладила свой живот, пытаясь успокоить сына, но меня успокоить было некому. И вот, когда я наконец забылась в полусне, меня разбудил шум воды.
На часах около пяти утра. Голова тяжёлая, и чувства необратимой потери тут же сковало меня.
Я пошарила рукой по второй, холодной половине кровати, и совершено точно осознала, что Руслан не спал сегодня со мной.
И спал ли вообще?
Я встала и влекомая непреодолимым желание хотя бы коснуться его, заглянуть в глаза, уверить себя, что всё в порядке, не смотря ни на что, пошла на звук льющийся воды.
Руслан стоял, за стеклянной ширмой, уперев руки в стену, и потоки воды бились о его плечи. Эта его поза кричала об отрешённости и одиночестве, потому что даже наедине с собой, он оставался безучастным ко всему. Погружённым в себя. И я тут же почувствовала укол совести, потому что причиной его уныния, конечно же, была я.
Я скинула, сорочку, оставшись в одних тонких трусиках, и открыв дверцу, шагнула к нему, под горячие струи воды. Прижалась всем телом, насколько мне позволял мой живот, и впечатала губы, в смуглую кожу между лопаток. Обняла за талию, и стояла, вдыхая его аромат, растворённый в водном мареве.
Он вздрогнул, как только я его коснулась, но тут же расслабился, но сердце его задробило быстрее, а лёгкие стали качать кислород быстрее.
Сейчас в этом прикосновении, я не хотела плотской откровенности. Мне хотелось согреть его душу, его сердце. Я знаю, что у него очень сильное и выносливое тело. И также знаю, какое ранимое сердце. Оно только кажется чёрствым, на самом деле оно уязвимое. Все мои удары приходиться точно в него. И сейчас мне хотелось исцелить своего падшего ангела. Согреть своим телом его душу.
– Я люблю тебя, люблю, – шептала я, перемежая поцелуи во влажную кожу, и слова. – Люблю, люблю.
Руслан молчал, но мне казалось, что тело под моими руками расслаблялось. Уходила скованность, и отрешенность. Он реагировал на мою близость, тихой дрожью, и участившимся дыханием. Сердце его всё разгонялось, заряжая меня своим драйвом. И я скользила руками по рельефному торсу, гладя и расслабляя его мышцы. Запутывалась пальцам в мокрой поросли волос, ласкала его спину губами, и шептала только одно слово: «Люблю».
Руслан, наконец, развернулся ко мне, аккуратно расцепив мои руки.
Склонился, впиваясь тёмным взглядом, изучая пальцами мои губы, скулы, щёки, нос, глаза, словно он потерял зрение и сейчас узнавал меня на ощупь. Эта ласка, настолько была пронзительная, нежная, томительная. Проникала в самую глубь, теплой патокой, исцеляла, моё истерзанное, изболевшееся сердце. И оно оживало, убыстрялось и громыхало в груди. Хотела исцелить его, а исцелилась сама.
Руслан продолжал гладить моё лицо, убирая со лба намокшие пряди, и рассматривал, словно пытался что-то понять для себя.
Мы точно выпали из этой реальности, создав при этом свою, в которой не было никого, только мы, только шум воды, только эти влажные прикосновение, и соединение наших тел.
В глубине его тёмных глаз, теперь я отчётливо видела боль и тоску, не прикрытую ничем, потому что он решил быть со мной откровенным. Я видела, что ранила его, и ему больно. Моему сильному, порочному и циничному, падшему ангелу, больно. Он транслировал эту боль, через острожные касания к моей коже. Через нежные поглаживания шершавыми пальцами. Через гулкий бит сердца, и жар влажной кожи. Он безмолвно говорил, что истекает кровью от моих ударов, и избавить его от боли могу только я.
– Руслан, – я потянулась к его губам, но он остановил меня, обхватив ладонями моё лицо, проведя большими пальцами по щекам, стирая капли воды с лица.
– Я готов отпустить тебя, царица, – произнёс он.
И сказал это глухо, и тихо, но всё равно, что кричал мне в лицо.
Я задохнулась от той боли, что причинили мне его слова. От острой рези в груди, там, где билось сердце. Дыхание моё сбилось настолько, что я всё пыталась вздохнуть и никак не могла.
Смотрела в бесконечно тёмные глаза, с золотыми искрами ответной боли, и не могла дышать от того огненного шара, что расползался в груди.
Цеплялась за его руки, чтобы не упасть, потому что ноги внезапно оказались ватными.
– Прогоняешь? Опять? – вытолкнула из себя.
Руслан рванул меня на себя, и крепко прижал к груди, у меня только сдавленный всхлип вырвался. Его сердце, громко стучало точно под моим ухом, и голос гулко отразился в груди, когда он заговорил.
– Я многое могу пережить, царица. Многое стерпеть. Но только не твои страдания, не твою боль…
– Что ты говоришь? – я попыталась выбраться из его рук, но он не пустил.
– Совершенно очевидно, Вика, что ты переоценила свои возможности и силы. Тебе для счастья мало одного меня…
– Нет! Нет же! – я снова толкнула его, и опять безуспешно.
