Текст книги "Ночь, когда цветет папоротник (СИ)"
Автор книги: Anemoon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)
– Нет, – после заминки ответил Дерек.
– Нет? – искренне удивился Стайлз. – Как так? Ты жил в человеческой семье?
– Нет, – поморщился Дерек. Что за неуемный ребенок с безудержным воображением и языком без костей? Невыносимое создание. – В моей семье не все были оборотнями, были и люди.
– Погоди, погоди, – Стайлз подумал, что ослышался, – ты сказал «оборотни»? Не волки?
– Оборотни, – повторил Дерек спокойно. Стайлз смотрел на него, распахнув глаза.
– Но… ты ведь сказал, что вы разные виды… – тут до него дошло. – Ричард не был твоим отцом?!
– Он был моим отцом, – рыкнул Дерек. Почему слова Стайлза постоянно задевают его, попадая прямо в цель? Неужели спустя столько лет он все еще способен что-то чувствовать? – Он вырастил и воспитал меня.
– Но он не твой биологический отец, – тихо произнес Стайлз и, видя, что Дереку неприятно говорить об этом, быстро сменил тему: – Что значит твоя татуировка? – да, в тот раз он был в состоянии заметить что-то помимо голой волчьей задницы!
Дерек набрал в легкие побольше воздуха, призывая себя успокоиться. Он ведь сам впустил Стайлза, согласился ответить на его дурацкие вопросы… Поздняк теперь метаться.
Он медленно выдохнул. Сердцебиение восстановилось. Гнев ушел.
Или вовсе не гнев?
– Этот символ называется трискелион. Или трикветр, трискель, триглав – все они имеют общие очертания и схожий смысл, – ответил Дерек. – Три ветви, сходящихся в центре, могут обозначать, например, восход, зенит и закат. Иногда понимают рождение, жизнь и смерть. Прошлое, настоящее и будущее. Солнце, Луну, Истину.
– Я где-то слышал это уже, – Стайлз задумался, но в голову ничего не шло. – Но почему ты выбрал именно его?
– У волков он носит иной смысл, – произнес Дерек и, избегая дальнейших расспросов, рассказал сам: – У нас есть бог, мы зовем его Аменти, Триглавом, Триединым. У Аменти три головы: левая – Инпу, средняя – Инпут, и правая – Исдес. Инпу и Исдес считаются отцами ликантропов. Инпут – мать Ликаона, Перворожденного, отца Люциана и Люсианы. Люциан, Первородный, стал родоначальником ликанов. Его сестра, Люсиана, – родоначальницей верусов. Трискелион символизирует единое начало, Аменти. Этот знак защищает и оберегает нас. Я сделал его… когда потерял свою стаю.
– Охуеть, – у Стайлза не осталось никаких слов, кроме этого. Короткого и емкого «охуеть». Он как-то раньше не задумывался, что люди не единственная раса на Земле. Что все эти тысячелетия с ними бок о бок жили те, кто называли себя верусами и ликанами, и они не просто существа из сказок и страшилок, а практически отдельная цивилизация, со своими законами, порядками, традициями и даже религией.
Уму непостижимо.
– А что с твоими глазами? – Стайлз осмелел настолько, что даже смог спросить Дерека об этом. Когда тот не рычал и не пытался убить его взглядом, он выглядел не таким пугающим. Почти даже милым.
Нет, Стайлз, блин, ничуть не милым! Выкинь к черту все «милости» из своей дурной башки, ты все еще о Хейле говоришь!
Он чудовище. Чудовище – и точка.
– А что с ними?
– Почему они стали разного цвета?
– Стали? – Дерек нехорошо прищурился.
Стайлз понял, что спалился. Он виновато объяснил, что нашел старые фотки Дерека в школьном музее, но не стал говорить, с какой целью они ему понадобились.
– У тебя там были зеленые глаза. А теперь один глаз голубой… Это как-то связано с тем, что случилось? – осторожно предположил он.
Дерек вздохнул.
– Да, Стайлз, – устало произнес он, – все связано с тем, что случилось… А теперь тебе пора.
– Ладно, – покорно согласился Стайлз.
Он неохотно поплелся на улицу, думая, что для первого раза неплохо. Дерек повалял его немного, зато ответил на некоторые вопросы. В их отношениях (блять, Стайлз, выкинь нахер это слово из своего лексикона!) чувствовался явный прогресс.
Уходя, Стайлз обернулся и взглянул на Дерека последний раз – на одиноко стоящего на крыльце разрушенного дома мужчину, который сторожил этот склеп и не желал двигаться дальше, позволяя болезненным воспоминаниям душить себя. Но эти воспоминания, какими бы ужасными они ни были, единственное, что осталось у него.
Единственное, что осталось от него.
***
Доктор Хиллроу совершенно не удивился, когда вновь увидел Стайлза в приемной своей ветклиники.
– Привет, – поздоровался он с парнем, приветливо улыбаясь, как и всегда. – Снова ко мне?
– Нет, нет, – тут же замахал руками Стайлз, поспешив заверить мужчину, что он вовсе не преследует его. Хотя Калена с его внешностью наверняка сталкерили всякие малолетние любительницы хомячков и молодые незамужние самки в период гона (спасибо, Гугл, за просвещение!). – Я Скотта жду.
– Скотта? – удивился вет. – Скотт ушел минут как десять назад.
– Как так? – не понял Стайлз. Они же вроде договорились, что после работы встретятся. Почему Скотт ушел, не дожидаясь его? И даже не предупредил, что планы поменялись? Вроде до полнолуния еще далеко, чтобы вести себя, как последняя тварь. – Ладно, спасибо, пойду тогда его искать.
Уже уходя, Стайлз обратил внимание на рекламную брошюру на стенде с информацией. Он подошел ближе, рассматривая фотографию на глянцевой обложке: девочку, которая держала на руках огромного белого кота. У кота были глаза разного цвета: один зеленый, другой голубой. Совсем как у…
– Док, – обратился Стайлз к еще не ушедшему в свой кабинет Калену.
– Да? – тот остановился и посмотрел на застывшего у стенда парня.
– А как называется, когда глаза разного цвета?
– Гетерохромия, – ответил Кален. – Необычно выглядит, да? Часто встречается у животных и иногда у людей.
– А чем это вызвано?
– Нехваткой пигмента, – охотно рассказал ему ветврач. – Животные обычно неполные альбиносы, с белой шерстью и розовой кожей. Как этот кот, например. У людей такое заболевание сопровождается рядом других, не слишком приятных заболеваний, вроде нехватки меланина, тоже пигмента, в коже.
– Это когда розовые пятна такие? – припомнил Стайлз.
– Точно, – подтвердил Кален.
– А гетерохромия – это генетическое заболевание, да?
– Она бывает и врожденной, и приобретенной. Она возникает иногда после определенных болезней, чаще всего связанных с глазами.
Стайлз задумчиво взглянул на кота на фотографии. Значит, Дерек чем-то переболел? У него проблемы с глазами? Вряд ли это простое совпадение, что один его глаз такого же цвета, как в волчьей форме. Почему, кстати, его волчьи глаза не желтые, как у Скотта? Это что-то должно значить?
– Почему у тебя голубые глаза? – так сразу набросился Стайлз на Дерека, едва тот закончил прикреплять цепи к особенно большому и крепкому дереву.
Скотт, раздевавшийся по приказу Дерека, удивленно взглянул на них, но предпочел делать вид, что его тут нет.
Дерек окинул Стайлза полным презрения взглядом. Парню захотелось уйти под землю, но, увы, он не мог.
– А какие должны быть? – раздраженно спросил волк. Глупые вопросы Стилински сидели у него поперек горла. И почему надоедливый парень, как всегда, не околачивался где-то в сторонке, откуда тихо и, главное, молча стрелял в него глазками, наивно полагая, что он этого не замечает?
– У волков же желтые глаза. У Скотта они желтые. А у тебя голубые, – выдал Стайлз. – И даже сейчас у тебя один глаз голубой. Почему? Ты чем-то болен?
У Скотта отвисла челюсть. Твою мать, да что он опять пропустил?! Почему эти двое так странно ведут себя?!
Дерек пристально смотрел на Стайлза. Тот храбрился, не отводя взгляда и подавляя внутреннюю дрожь. Когда стало так душно и жарко? Выходя из дома, он порадовался, что прихватил ветровку, потому что на улице было прохладно. Если не сказать, что холодно.
– Тебя не должен волновать цвет моих глаз, Стайлз, – процедил он. – Отойди и не мешайся.
Он последний раз проверил цепи, подозвал Скотта и приковал его к дереву. Стайлз, испытывая облегчение (он был еще жив) и разочарование (Дерек так и не ответил, а цвет глаз волка не давал ему покоя), пристроился на пенечке, сняв ветровку. Лицо все еще горело.
– Стайлз сказал мне, что у тебя проблемы с агрессией, – произнес Дерек. Скотт невольно взглянул на друга, который моментально отвернулся и сделал вид, что птичек рассматривает на деревьях. А теперь, внимание, вопрос: когда Стайлз успел рассказать Дереку об этом?! Они встречались? Зачем?
– Есть немного, – признался Скотт, переведя взгляд обратно на Дерека. – Когда я злюсь и когда чувствую боль.
– Это нормально, – кивнул Дерек. – В твоем возрасте вообще характерна проблема самоконтроля. Тогда мы поработаем над этим. Злить тебя я не буду, но больно сделаю. И не раз.
Он взял прислоненную к соседнему дереву металлическую пику.
– Ты же не собираешься…– вмешался было Стайлз, но опоздал. Дерек замахнулся и вогнал пику в ногу не ожидавшего подвоха Скотта, после чего так же быстро ее выдернул.
Скотт закричал, схватившись за рану, которая стремительно затягивалась, но менее больно от этого не стало.
– Твою мать, Дерек! – он хотел дернуться, но вспомнил, что его приковали.
– Ты злишься. Надо же. Удалось убить двух зайцев одним выстрелом, – хмыкнул Дерек и ударил Скотта снова, уже в живот.
– Точно маньяк, – пробормотал Стайлз себе под нос. Он все еще был обижен на Скотта за то, что тот вчера бросил его, умчавшись к своей Эллисон, у которой внезапно свалили родители, поэтому не собирался его теперь спасать. Пусть сам разбирается с Дереком, а он музыку послушает и помедитирует.
К концу тренировки Скотт был никакой. Дерек флегматично вытирал кровь с орудия пытки, не спеша снимать цепи с парня. Надо отдать Скотту должное: он перекинулся, когда его волк решил, что или он будет защищаться, или его убьют, но смог схлынуть обратно. Дерек его даже похвалил, после чего загнал пику в бедро и провернул, заставив Скотта взвыть.
Больше он не перекидывался. А под конец даже перестал сверкать на своего мучителя горящими глазами и скалить клыки. Терпел молча, стеная сквозь стиснутые зубы, но контролировал себя.
– Ты быстро учишься, – не без довольства произнес Дерек, расстегивая кандалы. – Это хорошо. Но недостаточно хорошо, чтобы выжить. Одна малейшая ошибка может стоить тебе жизни.
– Ты так говоришь, будто мне что-то угрожает, – хмуро произнес Скотт, вытираясь от крови. Он ужасно устал, у него ныла каждая клеточка истерзанного пикой тела. Но вместе с тем он ощущал прилив душевных сил – ведь с испытанием он справился. Значит, справится и с остальным.
– Конечно, угрожает, – произнес Дерек с мрачным предвкушением, и Стайлз поспешно выдернул наушники, чтобы услышать, что тот скажет. – Ты ведь встречаешься с дочкой охотников на оборотней.
– ЧТО?! – одновременно вскричали Скотт и Стайлз.
***
– Ардженты – охотники на оборотней? – переспросил Стайлз.
– Да, – в который раз повторил Дерек, раздраженно глядя на этого тугодума. То прямо-таки блещет интеллектом, то ведет себя, как безмозглый табурет. – Ардженты – французская ветвь одного из древнейших родов охотников, Венаторов, которые во времена Святой Инквизиции изловили и убили больше верусов и ликанов, чем кто бы то ни было.
– Но что они делают здесь? В Бейкон-Хиллзе?
– Живут? – наивно предположил Дерек, прямо-таки прожигая взглядом дыры в тормозящем Стайлзе.
– Получается, ты знаешь о них, а они? Они знают о тебе? – Стайлз был слишком шокирован, чтобы реагировать на издевки волка.
– Знают, – спокойно подтвердил Дерек.
– И они не пытаются тебя поймать и убить? – не поверил Стайлз.
– Меня нет. А вот твоего друга – вполне может быть. Скажу даже, что они точно не будут в восторге, когда узнают, что какой-то новообращенный и плохо контролирующий себя ликан лезет под юбку их единственной, драгоценной дочери.
– О боже, – пролепетал Стайлз, осознав весь ужас ситуации. – Это нужно предотвратить! Нужно сказать Скотту, чтобы он перестал встречаться с Эллисон! Чтобы вообще держался от нее как можно дальше!
– Он этого не сделает, – спустил его с небес на землю Дерек.
– Почему? – завис Стайлз.
– Потому что любит ее, – Дерек усмехнулся. – Волки, и даже ликаны, никогда не расстаются со своими привязанностями.
– Но… но… – Стайлз старался не ударяться в панику. Ничего ведь плохого еще не случилось, верно? Скотт жив, учится быть хорошим ликаном, Дерек великодушно играет роль его наставника, даже наблюдается какой-то прогресс. И родители Эллисон все еще ни о чем не знают. И надо сделать так, чтобы не узнали никогда. – Что тогда делать?
– Ничего, – равнодушно пожал плечами Дерек.
– Я не могу ничего не делать! Скотт мой друг! Я должен что-то сделать, чтобы спасти его! – горячился Стайлз. – Объясни мне, какие у тебя, у вас, отношения с охотниками, в частности, Арджентами, – потребовал он.
Дерек сдался, отчаянно надеясь, что парень тогда свалит наконец-то:
– Мы не убиваем людей, они не убивают нас. Они живут на нашей территории с нашего разрешения и следят, чтобы тем, кто не знает о нас, ничего не угрожало. По сути, пока все мирно, мы делаем вид, что нас друг для друга не существует. Я называю это политикой индифферентного игнорирования.
Стайлз несчастно смотрел на Дерека. Они снова сидели в гостиной в доме Хейлов и дышали шестилетней пылью. Ясно, конечно, почему Дерек не делал тут уборку, дом ведь должен выглядеть заброшенным, чтобы никто не догадался, что это не так. Не ясно, как Дерек тут выживал. Может, стоило сменить место их встреч?
Участившихся за последнее время встреч. Стайлз даже у себя дома стал бывать реже, чем в гостях у Хейла.
– А Эллисон? Она знает, кто она?
– Еще нет, – покачал головой Дерек. – Ее не посвящали и не представляли мне. Так что пока она просто семнадцатилетняя девушка. Но когда ей исполнится восемнадцать, а это не за горами, ее сделают частью клана. И тогда Скотту придется тяжко.
Стайлз грыз ногти. Он честно пытался думать и думать быстрее, но безрезультатно. С любой точки зрения ситуация выглядела безвыходной. Как смогут быть вместе юная охотница и юный ликан?!
– Ты только не сердись, чувак, – попросил он заранее, – я не хочу оскорбить тебя и твои светлые чувства, но все-таки. Ликантропия лечится? Скотт может снова стать человеком? Я чисто гипотетически спрашиваю! Я помню, что это ценный дар и от него отказываются только идиоты. Но если ему придется, чтобы быть с Эллисон? Это вообще возможно?
Дерек не стал рычать на него, как в прошлый раз, но он молчал, и Стайлз не знал, ответит он или нет.
Дерек все-таки ответил:
– Я слышал, что это возможно. Но я не ликан, я не могу сказать точно, никогда не интересовался этим вопросом.
– Но кто-то ведь может знать? – с надеждой спросил Стайлз.
– Шаманы могут знать.
– Шаманы? – ухватился Стайлз. – Кто это? Ты знаешь, где их найти? Ты знаком с ними?
Дерек поморщился. Пулеметная очередь. Хуже аконитовой дроби, ей богу. Даже от нее так не трещала голова.
– Я спрошу об этом у человека, который о них знает, – неохотно пообещал он.
– Спасибо тебе огромное! – на радостях Стайлз даже подскочил. Он бы и на шею Дереку бросился, но тот моментально остудил его порыв одним своим тяжелым взглядом. Стайлз покраснел, засмущался, схватил свой рюкзак и, бросив «Пока!», удрал, пока его не догнали и не…
И не что?
Действительно, что?
***
– И что сказал Дерек? – спросил Скотт. Они разговаривали со Стайлзом по скайпу, засев поздно вечером каждый в своей комнате. Их родители оба были на ночных дежурствах, так что можно было разговаривать без наушников и не бояться, что их могут случайно подслушать.
– Что можно излечиться, но это очень сложно. И в Бейкон-Хиллзе вовсе невозможно. Тебе придется уехать в Канаду и искать там племя каких-то шаманов, – судя по тону Стайлза проще было слетать на Луну.
Скотт мрачно хмурился.
– Ясно, – произнес он. – Вряд ли я придумаю достойную причину заставить маму сорваться с места и поехать к каким-то шаманам. Значит, этот вариант отпадает.
– Ну… вообще-то, есть еще один, – Стайлз не хотел говорить. Да, он умышленно собирался скрыть от Скотта часть информации, потому что боялся, что друг воспримет ее всерьез, а это было чревато последствиями. Не самыми приятными.
– Какой? – жадно потребовал договорить Скотт.
– Дерек сказал, что среди ликанов бытует легенда, согласно которой раз в какое-то количество лет, в ночь Алой Луны расцветает папоротник. Его цветы обладают уникальными целебными свойствами и способны излечить любые болезни, даже смертельные. Настой из этих цветов может снять с тебя проклятье.
– Так это же здорово! – обрадовался Скотт. – Но почему ты так странно говоришь? Разве это не выход из ситуации?
– Скотт, – Стайлз вздохнул. Придется это озвучить. Интересно, врачам, сообщающим о смерти пациента, так же тяжело? – Папоротники не цветут.
– Что?..
– Папоротники не цветут, – повторил Стайлз. – Эта легенда про цветущие папоротники ходит даже среди людей черт знает сколько веков, но никто за это время ни разу не видел цветущий папоротник. Биологи давно доказали, что это просто невозможно.
– Но… может, все дело в Алой Луне?
– Ты слышал когда-нибудь, чтобы Луна становилась алой? – Стайлз сочувственно смотрел на Скотта. – Луна – это просто спутник, который отражает солнечный свет.
– Слушай, мы на позатой неделе еще не знали о существовании оборотней. И волков. А они существуют. Может быть, Алую Луну можем видеть только мы? Я имею в виду, оборотни? И папоротник в самом деле цветет в эту ночь?
– Возможно, Скотт, – как-то грустно согласился Стайлз. – Все возможно.
И влюбиться в Дерека Хейла тоже возможно.
А почему бы и нет?
Стайлз никогда не считал себя ограниченным человеком, он всегда допускал возможность невозможного. Поэтому, наверное, из-за его богатого воображения и гибкой психики факт существования сверхъестественных существ, вроде верусов и ликанов (одним из которых по воле случая стал его лучший друг), вызывал не ожидаемый ужас, а лишь сладостный трепет. Происходящие перемены пробуждали интерес, а легкий привкус страха лишь придавал пикантности основному блюду.
Но все стало иначе, когда один из этих существ прочно поселился в его голове, постепенно найдя дорогу к сердцу.
Стайлз всегда казался самому себе самым обычным, среднестатистическим подростком без особых дарований и талантов, который прилично учится, безнадежно влюблен в самую популярную девчонку, играет в школьной команде. Недоволен своей внешностью и страдает обострением юношеского максимализма.
Ему ни разу в голову не приходило, что он гей. Бисексуал, точнее. Ему нравились девчонки, нравились их стройные ножки и выпуклые титьки, и в этом он не был одинок. Но ему никогда не нравились парни. Вообще ни разу. Он завидовал некоторым мужским телам, телу Уиттмора, например, который ночевал в своем домашнем спортзале, он бы даже не отказался от тела Скотта. Но чтобы ему конкретно нравился сам парень? Фу! Нет! Увольте!
Сама мысль о том, что он может ходить за ручку с другим парнем и обжиматься с ним по углам, была настолько омерзительна, что хотелось пойти поблевать. Он нормально относился к сексуальным меньшинствам, ничего не имел против лесбиянок и геев. Он даже был очень «за» целующихся сексапильных девочек. Но не мальчиков. Нет. Никаких целующихся мальчиков там, где он может это увидеть. И пока он не был объектом вожделения лица одного с ним пола, ему было совершенно плевать, кто там с кем встречается и что они делают друг с другом. Вот честно. Абсолютно фиолетово.
Но Дерек стал исключением из всех правил. Наверное, все дело в его волчьих феромонах или какой-то особой темной магии, которая околдовала Стайлза, сделав его рабом своих запретных, низменных желаний. Это не его вина. Во всем виноват проклятый Хейл.
Эти его мышцы, вены, брови, глаза, губы, голос. Они не давали Стайлзу спать по ночам. Он заставлял себя вспоминать, как Дерек на его глазах обратился в смертоносную, огромную тварь, но это не помогало. Он был болен. Болен Дереком Хейлом. И от его болезни не существовало лекарства.
Стайлз чуть ли не каждый день таскался в лес, чтобы провести время с Дереком, с прикрытием в виде Скотта или нагло один. Сначала Дерек пытался гнать его взашей, но потом понял всю тщетность, решил поберечь свои душевные силы и нервные клетки (а у волков они регенерируют? Надо будет завтра об этом спросить!) и забил. Стайлз не мог с уверенностью утверждать, догадывался ли волк, из каких побуждений парень донимает его под предлогом помощи Скотту и внезапной заинтересованности в устройстве волчьего мира.
Но одно он знал наверняка. Дерек никогда не ответит ему взаимностью.
Потому что он Стайлз Стилински. А это звучит как приговор.
========== Первый раз ==========
– Это плохая идея, Скотт, очень плохая идея! – психовал Стайлз. – Сегодня, мать его, полнолуние! Твое второе, блять, полнолуние! Ты помнишь, что было в прошлый раз?! Если бы не Дерек, ты бы убил меня! А теперь хочешь убить полшколы, включая учеников и их родителей?!
– Стайлз, я никого не собираюсь убивать, – огрызался Скотт. – Все под контролем, окей? Матч закончится в восемь. С восьми до полуночи еще четыре часа. Все будет нормально.
– Ты слышал, что тебе Дерек днем сказал?! – не унимался Стайлз, наступая Скотту на пятки, пока они шли к раздевалке по заставленной машинами парковке. – Ты не готов! Не готов, Скотт!
– Мне плевать, что говорит Дерек. Он не я, – Скотт упрямо шел вперед, не желая слушать друга. – Я чувствую, что справлюсь. Я хочу играть, ясно, Стайлз? Это мой первый матч. И я на первой линии. Я капитан, в конце концов. Я не могу подвести команду, просто слившись без всякой причины.
– Ты, блять, пока еще сокапитан! Уиттмор капитан! И они отлично справлялись и без тебя! В том году – и во все предшествующие годы!
Скотт резко остановился и яростно взглянул на него. На миг его карие глаза блеснули желтым светом.
– Стайлз, ты мой лучший друг. Я не хочу с тобой ссориться, – с нажимом произнес он. – Я понимаю, что ты беспокоишься обо мне, но, правда, не стоит. Я уже взрослый. Я могу принимать решения. За себя. Если так боишься, просто не ходи. Какая разница, ты ведь все равно сидишь на скамейке запасных.
И Скотт ушел.
Стайлз смотрел ему в спину с какими-то смешанными чувствами. Жгучей обидой (хотя он задел Скотта первым, не специально, но это уже неважно) и усиливавшейся тревогой (как предчувствие грозы, когда небо еще чистое и ясное, но ветер слишком сильный и холодный). Стайлз боялся грома и молний.
И боялся не зря.
Поначалу все шло гладко. Трибуны заполнились болельщиками с обеих школ, чьи команды по лакроссу сегодня играли друг против друга. Без всякой суеты игроки вышли на поле из раздевалок, окружили своих тренеров, дававших им последние инструкции. Арбитр и его помощник настраивали электронное табло, заканчивая последние проверки и приготовления.
Все готовы были начать.
Стайлз следил за Скоттом. И не он один. Уиттмор с него глаз не спускал. Он все ждал прокола. Тогда у него появятся доказательства, и он сможет избавиться от МакКолла, о чем мечтал с самого начала учебного года.
Эллисон тоже смотрела на Скотта. Она ничего не понимала в лакроссе, как и Лидия, но их парни играли и они не могли не прийти поддержать их.
– Соперники выглядят внушительно, – заметила Эллисон осторожно.
– В прошлом году мы им проиграли, – с явным неудовольствием вспомнила об этом Лидия. – Пришлось лишить Джексона доступа к телу на целый месяц. Зато после этого он ни одного матча не сдал.
Эллисон уставилась на подругу. Лидия невозмутимо подпиливала ногти. Света прожекторов, направленных на поле, ей было достаточно, чтобы суметь сделать идеальный маникюр. Незачем тратить впустую свое драгоценное время.
– Лидия, можно задать тебе нескромный вопрос? – осторожно спросила она.
– Ну давай, – разрешила ей рыжая секс-бомба, взглянув на поле, когда трибуны заревели. Похоже, игра началась. Игроки куда-то забегали, болельщики заорали, тренеры хаотично заметались. Лидия вздохнула, не разделяя всеобщего ажиотажа. По ее мнению, они вели себя просто смешно и абсурдно.
– Когда вы с Джексоном… ну… в первый раз? – смущаясь, спросила Эллисон.
Лидия взглянула на нее почти сочувствующе.
– Нам было пятнадцать. Значит, уже как года два назад. А что? Вы с МакКоллом все еще не переспали?
Эллисон уставилась на нее так, будто видела впервые и вообще не понимала, кто сидит рядом с ней. Лидия, в свою очередь, гадала, почему на нее так странно смотрят. Она разве сказала что-то не то?
– Нет, – выдохнула Эллисон. – Еще нет. Я… не знаю.
– А что тут знать? – Лидия вернулась к своим прелестным ноготкам. Просто шедевр искусства! Осталось только лаком покрыть, чтобы закрепить результат. – Парни без этого не могут. Вы со Скоттом уже давно… Кстати, как давно вы встречаетесь?
– В январе будет год, – пробормотала Эллисон.
– Ну вот. Уже полгода ты мучаешь своего парня, который может не дождаться светлого момента и сбежать к какой-нибудь вертихвостке… Например, к Миранде.
Эллисон взглянула на Миранду, сидевшую в первых рядах с растяжкой, на которой, конечно же, было написано «Джексон – ты лучший!». Растяжка колыхалась прямо над огромными буферами, на которых расходилась по швам коротенькая кофточка с глубоким декольте, и в нем пикантно виднелось розовое кружево нижнего белья.
– Ты не боишься? – поразилась Эллисон. – Что Джексон тебе изменит?
– Он не изменит мне, – с полной уверенностью произнесла Лидия, – даже если вокруг него будут голыми бегать десять Миранд. Поверь мне, все эти расфуфыренные девицы в постели либо бревна, либо бешеные алкоголички. Чтобы ты понимала, это те, которые орут благим матом и требуют догнать. Не знаю, честно говоря, какой из этих двух вариантов хуже.
Эллисон с беспокойством взглянула на Скотта. Представила, как вокруг ее парня будут водить хороводы голые девицы…
– Это больно? – спросила она.
– Не настолько, как любят пугать всяких наивных девочек, чтобы те до свадьбы ни-ни, – невозмутимо ответила Лидия. – Я вообще ничего не почувствовала… В том смысле, что почувствовала огромное количество всего огромного, и мне было уже не до этого.
Эллисон прикусила нижнюю губу. Она все еще была не уверена, но, чтобы решиться, загадала про себя, что если Скотт и его команда победят, то парня будет сегодня вечером ждать сюрприз. Если проиграют… Тогда она придумает что-нибудь еще.
А Скотт как никогда радовался, что слышит теперь лучше, чем раньше. И в нем внезапно (и необъяснимо) проснулась воля к победе.
И вот тогда-то все и стало плохо.
Скотт разошелся не на шутку. Стайлз зажмуривался каждый раз, когда МакКолл сталкивался с соперниками, отлетавшими от него, как кегли после удара шаром для боулинга. Он пробивал гол за голом, несмотря на все старания защиты и почти отчаявшегося вратаря.
А потом Уиттмор дал парням команду блокировать Скотта. Он хотел победить, но не так сильно, как хотел, чтобы не победил Скотт.
– О нет, о нет… – Стайлз вскочил со своего места, закрыв обзор сидящим позади, и те заорали на него, чтобы свалил и не отсвечивал, но парень их даже не услышал. Он смотрел на Скотта, видя, как в ярости сжимаются его руки на клюшке, и мог поклясться, что разглядел отблеск желтых волчьих глаз за забралом шлема.
Огромная, белая, полная Луна близилась к зениту. А игра шла к своему логическому завершению.
Противостояние Скотта и Джексона – тоже.
Они сцепились друг с другом после звонка перед последней четвертью. Покидали клюшки, сняли шлемы и сошлись в рукопашной. Парни из команды пытались растащить их, Финсток помчался на подмогу, Эллисон и Лидия кричали что-то, но в общем гуле их голоса терялись.
Стайлз молился всем известным ему богам. И боги его услышали.
Скотт навалился на Уиттмора сверху, душа его предплечьем, а Джексон не мог пошевелиться, оцепенев от ужаса, потому что с лица парня на него смотрели горящие желтым волчьи глаза.
– МакКолл! Хватит! Прекрати! – орал Финсток, пытаясь оттащить Скотта, но бестолку. Тот внезапно оказался таким сильным, что его невозможно было сдвинуть ни на миллиметр.
Джексон хрипел и синел. Скотт не давал ему вдохнуть уже больше минуты.
Кто-то, растолкав парней и оттолкнув тренера, схватил Скотта за шиворот и дернул вверх так, что тот отлетел, покатившись по траве. Джексон громко и жадно вздохнул и, перевернувшись на бок, закашлялся, хватаясь за горло. Воздух рвал легкие, в голове гудело, но вместе с болью он испытывал невероятное облегчение. Он, наконец, мог дышать.
Все тут же бросились к нему, чтобы узнать, в порядке ли он и помочь встать. Скотт, у которого от удара об землю весь дух выбило, с трудом привстал и взглянул на угрожающе возвышающегося над ним Дерека. Мужчина стоял, широко расставив ноги и убрав руки в карманы кожанки, и смотрел на него так, что Скотту сразу захотелось провалиться сквозь землю, от которой он отплевывался.
Дерек даже не сказал ничего, но по его взгляду было ясно, что одной только нотационно-воспитательной беседой Скотт точно не отделается, особенно за то, что ослушался его приказа. А он вполне четко запретил ему выходить на поле. Потому что прекрасно знал, чем все закончится. Счастье Скотта, что здравомыслящий Дерек не стал уповать на то, что МакКолл уже взрослый и ответственный ликан, и решил все-таки прийти на матч. Он скрыл от оборотня свое присутствие, чтобы понаблюдать за ним в действии. И поглядите, как в итоге живописно он валялся с разбитой мордой на траве под его ногами.
Дерек развернулся и собрался уходить. В суматохе о нем все позабыли, пока оказывали Уиттмору первую медицинскую помощь. Но Финсток вдруг схватил его за рукав кожанки, заставив обернуться, и потрясенно уставился на него.
– Хейл?.. Дерек?
Дерек не мог не узнать сына своего бывшего тренера, даже припомнил его имя – Бобби. Финсток-младший стал-таки копией своего отца по прошествии девяти лет. Финсток тоже не мог не узнать лучшего за все годы игрока своего отца, до которого даже МакКоллу было далеко. Дерек Хейл был недостижим.
– Что ты… – Финсток не успел договорить. Дерек просто забрал руку и быстро, но не переходя на бег, поспешил к темному парку.
– О мать моя женщина… – Финсток выглядел так, будто воочию увидел призрака.
– Дерек Хейл? – просипел Уиттмор, услышав заветное имя.
И это было началом конца.
***
В детстве Стайлз очень боялся темноты. До какого-то сознательного возраста он спал с включенным ночником. Перед тем как пойти к себе, мама или папа обязательно открывали все шкафы, чтобы показать Стайлзу, что там никто не прячется. Под их надежным присмотром он сам заглядывал под кровать, чтобы убедиться, что там тоже пусто.
И все равно боялся. Каких-то чудовищ и монстров, которые таились во мраке, выжидали подходящего момента, чтобы напасть на него и сожрать.
Даже став старше, Стайлз все равно часто просыпался по ночам от посторонних звуков, включал свет, настороженно всматривался и вслушивался сквозь бешеный стук сердца в ушах. С трудом заставлял себя погасить ночник и долго не мог снова уснуть, продолжая быть начеку.
