Текст книги "Все еще жив (СИ)"

Автор книги: allig_eri

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Жрица Аммы не показывала ни малейшего страха перед ситуацией. Не смущалась она и отсутствия одежды, и своей наготы.

«Очевидно, здесь имеет место быть работа искусных целителей и алхимиков», – с долей профессионализма оценил её Кальпур. Как человек, который регулярно отирался в самых высших кругах, входя и во дворец Велеса в Каржахе, и в имения представителей дворянских родов, он умел определять изменения внешности. И чем богаче заказчик, чем опытнее целитель, тем больше сходства можно было найти у их «пациентов». Сейчас посол был свидетелем подобной работы, которая, тем не менее, сохранила изрядную долю индивидуальности самой Фиры.

Кальпур видел в женщине твёрдость, которая противоречила мягким изгибам её белоснежной кожи. Дипломат также находил что-то в её осанке, прищуре и положении тела. Что-то, что заставляло думать о привычках кого-то куда более старшего, чем эта жрица, которой, на вид, было порядка двадцати пяти лет.

– Он рассказал, – продолжал говорить Челефи, – что ты – «Святая мать» Аммы, Фира, которая не так давно сменила Хиделинду.

На его слова женщина лишь мрачно и снисходительно улыбнулась.

– Всё верно, – немногословно ответила она.

– Ещё Эралп поведал, что именно ты та причина, благодаря которой, все западные земли Кашмира пылали восстанием, а потому упали в мои руки, как перезрелый плод, – тон визиря стал более серьёзным.

Фира кивнула.

– Я всего лишь сосуд. Я дарую только то, что было налито в меня, – в её словах звучала сила и доля пренебрежения.

«Грозная женщина», – ухмыльнулся Кальпур.

Она стояла голой, под сворой голодных мужских взглядов, но её вид, осанка и тон показывал уверенность. Причём уверенность была слишком глубокой, чтобы её можно было назвать гордостью или глупостью. Скорее… неким величием, которое смогло каким-то чудесным образом снести стену между ней и знаменитым лидером кашмирского восстания.

– И что ты будешь делать теперь? – улыбнулся Челефи. – В момент, когда Амма предала тебя?

Отчего-то сайнадский дипломат припомнил пренебрежение и неверие визиря в других богов. Лишь Триединство… Правильно ли это в текущей ситуации?

– Итог подводить ещё рано, – заявила Фира. – Здесь не карточный стол, за которым можно обсуждать победу или поражение. Твой приход – подарок. Воля богини семейного очага.

– О, – насмешливо фыркнул визирь, – так значит Амма желает смерти своей верной пастве? Уничтожения собственных храмов? Мучений «Святой матери»?

Кальпур нахмурился. Чем больше он наблюдал за Фирой, тем больше противоречий видел. Глаза жрицы сияли влагой, придающей её телу уязвимости и желания обладать. Тонкий стан и объёмная грудь привлекали взор, чем-то неуловимо напоминая молодых деревенских девственниц. Но при этом умудрённый жизнью посол подмечал нечто седое, твёрдое и старое. Непреклонное… Даже пушистый холмик её женского естества…

«Символ противоречий», – подумал сайнадский дипломат. Разумеется он осознавал, что ей, скорее всего «снизили возраст», но это не делало ситуацию лучше. Лишь чуточку понятнее.

Словно манящий взгляд и скрытое обещание девственной юности затмили облик старой ведьмы, но не сумели спрятать венчающий её смысл, висевший вокруг Фиры, как туман.

Даже сейчас, в её взгляде на Челефи, угадывалось нечто змеиное, холодное и полное яда. Что-то злобное и с возрастом ставшее безжалостным. Оно вспыхнуло в глазах этой женщины, раскрасневшейся, задыхающейся и такой манящей.

– Почитатели Аммы принимают любые подарки, которые посылает нам богиня, – пропела Фира. – Даже страдания, которые окутывают наши тела, в конечном итоге несут благо, если на то воля её. Она спасёт нас! От забвения. От тех, кто поддался беззаконию, соблазнившись беззащитной паствой, ведь Тораньон – лишь арена, где души подвергаются испытанию для истинной жизни в мире своих богов. Только испытав всё, что ниспошлёт Амманиэль, можно заслужить место рядом с ней в последующей вечности. Поэтому любые страдания – тлен, по сравнению с грядущим!

Челефи расхохотался. Похоже, слова Фиры и впрямь рассмешили его. Вот только веселье визиря резко контрастировало с очевидным нервным беспокойством его приближённых.

– Получается, даже нынешнюю ситуацию, – развёл он руками, как бы охватывая весь зал, – ты считаешь «подарком»?

– Верно, – тонко улыбнулась женщина.

Кашмирец усмехнулся, коснувшись своей бороды. Его глаза пристально смотрели на Фиру.

– Ты хоть осознаёшь, что я могу отдать тебя на забаву моим солдатам? – спросил он совершенно нейтральным тоном.

– Можешь, – кивнула она, – но не станешь так поступать.

– И почему это? – насмешливо уточнил Челефи.

В мгновение ока Фира стала застенчивой и одновременно распутной. Она даже взглянула на свою грудь, упругую от невероятной молодости.

– Я та, кто рождена чёрной землёй, дождём и потным солнцем, – произнесла женщина. – Амма создала меня по своему образу и подобию, наделив сладостью и трепетом. Я как не вспаханная земля, жаждущая твёрдого кайла. Ты не захочешь делиться моим плодородием, пока в должной мере не утолишь собственный голод.

– Мою собственный голод? – переспросил Челефи, выражая притворное удивление.

– Твои чресла будут сожжены огнём этой страсти, – заявила Фира.

– Сожжены, говоришь, – визирь откинулся на спинку трона, недоверчиво обхватив его подлокотники.

Кальпур пристально изучал «Святую мать», периодически рассеянно моргая. Женщина буквально трепетала от брачного обещания, однако посол чуял твёрдость старого камня. Что-то… Что-то было не так… Что-то смущало его и вызывало периодические мурашки, пробегающие по телу.

«Сколь же сильно поработали целители? – задумался дипломат. – Или в дело и правда вмешались боги?» – как человек учёный, он знал такие случаи. Наиболее наглядны они были во времена Великой войны.

– Даже сейчас, – продолжила Фира, глядя на Челефи, – твоё семя поднимается к обещанной мягкой земле, желая глубоко вонзиться в неё.

Слова, пропитанные животной похотью, вызвали громкий мужской смех, который, однако, быстро прервался из-за нехватки воздуха. Даже немолодой Кальпур ощутил, как будто бы что-то сжалось в груди и напряглось ниже пояса, между ног.

«Она среди нас! – с внезапным ужасом осознал посол. Богиня Амманиэль, древняя, как злоба, старая, как сама земля. Дающая и забирающая. Мужчина чуял её, ощущал с неотвратимостью смертника, уже идущего на эшафот. – Фира – не просто жрица, скорее сосуд, как сама и говорила. Одной ногой она идёт по реальному миру, другой – вне его…»

Кальпур хотел было закричать, предупредить остальных, пытаясь решить ситуацию, пока не стало поздно, но своевременно спохватился.

Его направили сюда не помогать, не заводить дружбу и не сочувствовать. Его роль – оценивать и наблюдать. Даже сейчас, когда Сайнадское царство, формально, заключило с Империей союз, его приказ не был отозван, а первый посол, Гердей, подтвердил прежние договорённости.

«Всё упирается в интересы государства, – осознал он. – Будет ли нам выгодно, если я расскажу Челефи суть происходящего?»

Эмиссар бросил на визиря короткий взгляд. Такой «союзник» его не устраивал, ведь был фанатиком в самом худшем своём проявлении, что делал дьяволов из богов и ад из небес. Так стоил ли этот союз возможного гнева Аммы, которая, очевидно, вела здесь какую-то игру?

«Боги смотрят на нас каждый миг этой жизни», – с дрожью подумал Кальпур.

Случаи вмешательства, о которых он слышал, начали раз за разом проноситься в его памяти. Все они были вычитаны из книг, а многие превратились в старые легенды и мифы. И тем не менее, факты говорили сами за себя.

– Вспахать её, говоришь? – проговорил Челефи, с откровенным интересом рассматривая тело Фиры. Спустя мгновение он развернулся к своим ближникам и с ухмылкой поведал им: – Вот они, пути искушения, друзья мои, – и покачал головой. – Нет им конца!

Своего лидера тут же поддержали. Кашмирцы хохотали, топали и кричали.

– Твои люди мертвы, – продолжил визирь, не поддавшись на уловки Фиры. – Алтари разрушены. Свободный Кашмир не отрицает Амму, но в первую очередь будет возвращать Триединство, – осенил он себя священным символом, который тут же подхватили его соратники. – И лишь потом, когда страна твёрдо встанет на ноги, мы подумаем о том, что может предложить твоя богиня, – он ухмыльнулся. – Думаю, храмы богини красоты будут отлично сочетать в себе функцию публичных домов.

Злые, предвкушающие оскалы за его спиной стали ответом на слова Челефи.

– Если это – подарки, – наклонил он голову, – то я, оказывается, весьма великодушен! – мужчина сделал паузу, позволив своему двору снова похихикать. – Жаль, что императрица ещё не оценила это, – саркастично фыркнул визирь, пригладив свою бороду. – Но, что касается тебя… – Челефи прикрыл глаза, будто бы они подвели его, – думаю, я сумею подарить тебе ещё кое-что. Например, петлю. Или тысячу плетей. Может, – он покосился на дочь, – Йишил припомнит свои навыки и покажет тебе, какой тюрьмой может стать собственное тело.

Кальпур осознал, что уже некоторое время гадал, пытаясь понять, моргнула ли Фира хоть раз, за время речи Челефи. Её взгляд отражал сухую безжалостность, выбеленную, как забытая в пустыне кость. Удивительно, что кашмирский вельможа выдержал его с такой небрежной лёгкостью. Это взволновало посла. В чём причина? Неужто Челефи столь рассеян, что ничего не заметил или причина в том, что его твёрдость не уступала твёрдости Фиры?

«Ни то ни другое не предвещает ничего хорошего, особенно союза», – подумал сайнадский эмиссар.

– Когда-то моя душа уже покидала свою физическую оболочку, но потом вернулась в неё волей богини, – произнесла «Святая мать» и в её молодом девичьем голосе проскрежетали резкие интонации старухи. – Ты не сможешь причинить мне никаких мучений.

– До чего же с тобой трудно, – тон Челефи одновременно отражал веселье и раздражение. – Упрямая сука! Ты всего лишь жрица, чей удел молить небо послать толику удачи тем, кто делает своё настоящее дело, – указал он на себя.

Воинственные крики кашмирцев поддержали его.

– Я не стала бы терзать твоё тело, – внезапно для всех заговорила Йишил. Её голос оказался сухим и надтреснутым, словно крайне редко покидал место собственного обитания.

Фира с усмешкой покосилась на молодую волшебницу. Кальпуру было очевидно, что девушка не сможет противостоять жрице на этом поле. Пожалуй, не смог бы противостоять и он.

– Мои возможности превышают твои, ведьма. Богиня плодородия освещает мой путь, – в её голосе слышалась надменность и превосходство.

Кальпур вздрогнул от того, сколь жутко, если подумать, проходил обмен этими словами. Холодная, словно лёд, и очевидно безумная (кто ещё мог пережить столько смертей и ужаса, которые приходилось творить?) девчонка с одной стороны, с другой – закованная в кандалы женщина, стоящая, словно свергнутая королева среди своих взбунтовавшихся рабов.

– Амманиэль не является высшей мерой, – сказала Йишил. – Богиня, что в основе своей ненамного отличается от того же Хореса. Другой демон, только и всего.

«Святая мать» расхохоталась. В смехе чувствовалась затаённая горечь. Смех разнёсся по всему залу, отпечатался в стены, отдаваясь эхом по всему дворцу и заглушая последние остатки веселья, звучащего раньше. Собравшиеся тут мужчины словно внезапно превратились в шкодливых мальчишек, чьи задницы только что познакомились с поркой от требовательной и суровой матери.

– Называй её так, как пожелаешь! – воскликнула Фира. – Демон? Да! Пусть будет демон! Тогда я поклоняюсь демону. Или считаешь, что истина может быть только одна? Наивная девчонка! Думаешь, мы поклоняемся богам, потому что они хорошие⁈ Безумие управляет этим миром, верс. Не боги или демоны, а лишь оно одно! Хаос и смерть. – Женщина взмахнула рукой и цепи забренчали на ней. – Дура! Мы поклоняемся богам потому, что они имеют власть над нами. А мы, культ Амманиэль, выбрали её, потому что у неё самая большая сила!

«Красота должна поддерживаться ещё большей силой», – припомнил Кальпур одно из основных правил культа Аммы.

Дипломат всё ещё боролся с собой, чтобы не закричать, предупреждая кашмирцев. Потребовать как можно быстрее освободить эту женщину, а затем принести сотню жертв, восславляя Амму, ибо она была здесь. Прямо в этом зале!

– Сила? – Йишил подалась вперёд. – Если бог правит при помощи силы, то это и правда всего лишь демон. Голодный до власти и желающий только вкусить побольше душ своей паствы. Разве ты сама не понимаешь этого?

Смех Фиры сменился хитрой улыбкой.

– Действительно голодный! Конечно же, толстые будут съедены. Но истинно святые, верующие – станут в один ряд, как первые апостолы и пророки. Мы будем прославлены, ведьма!

Голос Йишил не был злым, но тембр её существенно ослабел от звучащего в тоне «Святой матери» скрежета когтей. И всё же она постаралась обыграть ситуацию себе на пользу, используя единственное, что могло хоть как-то уравновесить эту чашу весов – свойственную юности настойчивую искренность.

– Мы, смертные, для богов словно гашиш. Наркотик. Они курят и едят нас. Делают украшения из наших мыслей и страстей. Боги алчут наших мук и нашего блаженства. Поэтому собирают и учат поклоняться. Поэтому выбирают определённые качества, которые почитают и иные, которые порицают. Всё, ради изысканности собственного обеда. Лишь немногие боги могут быть истинно справедливыми и устоять перед искушением обратить мир в собственную кладовую. Триединство, каждый представитель которого следит и ограничивает двух других – единственное, что может стоить доверия.

Кальпур оцепенел. Вот оно… безумие, которое – он всегда знал это! – присутствовало в этой девочке. Йишил… каким ещё мог вырасти ребёнок Челефи?

– Значит, ты понимаешь, – произнесла Фира с рычанием, которое вызвало у эмиссара мурашки, побежавшие по коже. – Когда твоя жизнь завершится и Амма возьмёт тебя, то её наслаждению не будет конца. Твоя кровь и плоть – неисчерпаемы в смерти. Тебя, ведьма, будут вкушать целую вечность. Попробуй хоть немного воздуха, которым ещё можешь дышать, ведь в смерти своей тебя будет ждать лишь бесконечная утроба великой богини, под слух хруста собственных, разгрызаемых костей.

«Святая мать» оглядела зал и молчаливых кашмирцев.

– Вы считаете, что Троица богов похожа на вас. Правят справедливо и честно, ведь любой обман будет раскрыт своими же сородичами. Но почему никто не думал, что обман может исходить от всех разом⁈ – полный жестокой злобы взгляд оценивал одного мужчину за другим. – Вы делаете образ Триединства своей высшей формой. Думаете, что можете проследить линии и границы через внешние проявления, как делал этот дурак Аль-Касари, расписавший подобное в серии собственных книг? Считаете, можете сказать, что принадлежит богам, а что нет? До чего же наивные блуждающие абстракции!

Теперь взгляд Фиры снова сосредоточился на Йишил.

– Богиня ждёт, верс. И она может ждать столько, сколько понадобится. Твоя жизнь – пылинка перед её терпением. Только рождение и война могут захватить – и она захватывает!

Кальпур сделал маленький шаг назад, а его глаза в неверии и ужасе осматривали богато обставленный зал. Дипломат видел возмущение и ропот кашмирцев, которые не были в силах переварить свалившееся на них откровение. Многие люди яростно щурили глаза, иные же испытывали откровенный ужас, осеняя себя охранными знаками и ритуальными жестами.

«На них навалилось слишком много странного, отчего даже столь необременённые интеллектом люди поняли: происходит что-то серьёзное», – осознал посол.

– Хватит нести чушь! – заорал Челефи, наглядно демонстрируя, что его веселье сменилось злобой.

Пленница захихикала – слишком дико для таких юных губ, как у неё. Пыль недавно прошедших боёв поднималась в слабых лучах солнечного света, в то время как листья местных растений, похожих на маленькие оранжевые треугольники, перекатывались по полу, подгоняемые сквозняками открытых окон дворца.

– Да, Амма! – Фира закричала в воздух с такой силой, какой просто физически не должно было быть в её изящном, женственном теле. – Схватить ведьму было бы восхитительно! Да-а!

– Демоница! – едва не сплюнула Йишил. Её голос волшебным образом заставил всех вокруг замолчать. С застывшим лицом она спустилась с возвышенности, где стоял трон её отца, остановившись напротив Фиры. – Я вижу истинное направление твоей силы. Как проводнице воли богов, тебе нужны инструменты – люди. Если их не останется, то ты потерпишь неудачу в любом своём начинании. Ты – зависима от нас, отчего будешь повержена своим же инструментом. И тогда станешь голодать в одной яме со своей богиней.

– Верно! – Фира вновь захохотала. – Все мы зависимы от людей и не можем поделать с этим ничего. Все, кроме одного!

Челефи хмуро опустил голову, подпирая подбородок кулаком.

– Посланник, – негромко произнёс он. – Значит, на воле бродит посланник.

– О чём ты? – уточнила Йишил, обернувшись к нему.

Кальпур опасливо вздрогнул и замер, когда в должной мере осознал тему, поднятую кашмирцами. Эти варвары не понимают, какой катастрофой всё это обернётся! Боги! Боги отправились на войну!

«Как в старые времена. Но что изменилось? Что способствовало их выходу из спячки⁈» – метались мысли в голове дипломата.

– Мир полон бесконечных вероятностей, – пояснил Челефи. – И зная конечный итог каждого действия, можно добиться получения такого результата, к которому и стремишься. Линия совершенных случайностей! Божественный посланник способен их видеть. Всё вокруг подстраивается под него и создаёт те вероятности, которые нужны. Каждый его шаг – словно бросок игральный костей, которые всегда выбивают максимальный результат. Это… – и замолк, а через несколько секунд повернулся к «Святой матери» Аммы.

– Это? – требовательно спросила Йишил. Лишь в такие моменты Кальпур осознавал их родство. Никто более не смел общаться в таком тоне с Челефи. Никто… лишь его дочь и женщина, закованная в железо.

Визирь пожал плечами.

– Дар, – в голосе кашмирца слышалась доля странной неуверенности. И, как показалось эмиссару, страха.

Фира, между тем, хихикала, гремела цепями и топала ногами.

– Ты всего лишь временное бедствие! – уверенно заявила жрица. – Испытание, которое отделяет праведников от грешников. Твои действия ничтожны. Твоя сила смешна. Скоро Тораньон охватит куда более страшная война! Богиня поднимет верующих из тысяч своих храмов. Все культы вооружатся для последней битвы. А ты… – она усмехнулась, – скачи, кашмирский дурак. Езжай вперёд! Захвати всё, на что падёт твой взгляд! Смерть и ужас съедят тебя и твою армию быстрее, чем всё начнётся!

Лорд Челефи поднялся на ноги, будто стремясь уйти от сказанных слов. Стряхнуть их с себя. Кальпур заметил, как крепко сжимались его кулаки.

– Посланник Аммы, – серьёзно, как никогда, начал говорить он, – направлен за императорской семьёй?

– Богиня охотится на демона, – жеманно произнесла Фира.

На лице кашмирца появилась кривая ухмылка. Он взглянул на свою дочь:

– Скажи, Йишил, нравится ли тебе наша пленница? – его слова сразу дали Кальпуру понять, что визирь что-то задумал. Окончательно определился с каким-то решением.

– Нет, – глухо ответила юная волшебница, чей капюшон подрагивал, то ли от усталости, то ли от чересчур нервного разговора и свалившихся откровений. – Не нравится.

– А мне нравится, – оскалился Челефи. – Даже её проклятия и длинный грязный язык доставляют удовольствие моим ушам.

– Ты хочешь отпустить её, – уверенно, но тихо, сказала Йишил.

– Она такая же, как и мы, – скрестил визирь руки на груди. – Борется против того же врага. Мы на одной стороне, так зачем враждовать?

Вот только Кальпур, чьё тело била дрожь, будто от холода – а может быть и остальные, присутствующие в зале, – осознал простой факт: «Надежда Кашмира» всего лишь оправдывается. Несмотря на все свои провокации, несмотря на всю свою смертоносность, Фира оставалась, как она и говорила, мягкой землёй, которая жаждала вспашки…

И Амманиэль будет действовать через неё дальше, следуя своей непостижимой, нечеловеческой логике.

* * *

– Держи плащ, бедолага, – один из всадников разведки позволил мне прикрыть своё тело, замотавшись в предоставленный, не слишком чистый, но длинный и тёплый предмет гардероба.

– Ага, «страдалец» прямо, – фыркнул другой мужчина. – Дезертир, небось…

– Рот закрыл Нелтус, – мрачно взглянул на него командир. – Понятно ведь, что это ещё один контуженный…

Именно после этих слов я понял, что не стану рассказывать про «чертоги Хореса» – если это и в самом деле были они. Я не хочу прослыть безумцем, вруном, спятившим святошей или кем-то из их братии. А всё так и случится!

Как говорится: «Нормально разговаривать с богом, не нормально – когда он тебе отвечает». Я же враз перепрыгнул туда, где бог позволяет пожить в своём раю. Хах, если бы ещё это место чем-то отличалось от обычного леса! И ведь не доказать ничего, при всём желании… Не сказать, чтобы это желание и правда было… Кхм, в любом случае, даже если меня снова убьют, чтобы некромант мог прочитать мысли, то вполне могут посчитать, что я словил галлюцинации. Вот только как объяснить факт моего чудесного воскрешения из мёртвых⁈

Ох, подумаю об этом позже. Сейчас будет лучше сразу спихивать на галлюцинации всё, что со мной случилось.

Под эти мысли я лишь кивнул. План начал выстраиваться в голове.

– … и если твой брат решил сбежать, это ещё не повод обвинять в подобном всех и каждого, – сурово дополнил офицер.

– Ничего страшного, на его месте я, наверное, предположил бы то же самое, – обхватив протянутую руку мужчины, я подтянулся и вцепился в его спину, устроившись на крупе высокого коня. Отряд неспешно поскакал в сторону Мобаса.

Захваченный город, со стороны которой держались всадники, выглядел ужасно. Взорванный участок стены до сих пор не был отмыт от крови, которая, кажется, присохла там насмерть. Думаю, теперь могла бы помочь лишь производственная магия. Либо сносить всё к Триединому, да строить заново!

Кроме поломанных стен, с каждым метром мне открывалось всё больше подробностей: разрушенные крестьянские хибары, земля, несущая следы применения сильных чар, куски брони инсуриев, чьё-то брошенное поломанное ружьё, обломки меча, разбитая телега… И это лишь окраина Мобаса! Что творится дальше, внутри?

– Но на самом деле всё было немного сложнее, – я улыбнулся. – Потерял сознание во время налёта вражеских колдунов на лагерь. Они выпрыгнули из-под земли, словно демоны, – поморщился я. – Похоже, пропустил какой-то удар, – демонстративно коснулся я затылка. – Благо, на мне был полный артефактный комплект, так что сумел выжить. Очнулся не в чертогах Хореса, как ожидал, а в потоке огня, но каким-то чудом сохранил жизнь, отделавшись сгоревшей одеждой. Пришлось закопаться под землю, чтобы сбить пламя, – вздохнул и скривился. – Со стихией земли я не особо силён, но навыков хватило. Сидел там до тех пор, пока какой-то взрыв не оглушил меня до потери сознания. Потом то приходил в себя, то снова впадал в забытье. Думал, там и откинусь, но в один из моментов решил рискнуть и полечить себя. Целитель я аховый, однако либо так, либо смерть. Как видите – мне повезло.

– В земле, говоришь, лежал? – подозрительно покосился на меня глава отряда.

– Как вылез, смыл грязь, – хмыкнул я. – На воде специализируюсь. Только закончил, да думал попробовать артефакты поискать, которые мне жизнь спасли, как вы появились.

– А что тогда искать не стал? – обернулся один из всадников, посмотрев на место, где меня нашли, будто бы запоминая его.

– Троица с ними, – махнул я рукой, – артефактор я. Новые сделаю.

Не без огрехов, но мои слова приняли. Признаться, даже то, как именно меня везли, вызвало бурю удивления, которую я с трудом скрывал. Лояльность! Дружелюбие! Переживание! Ожидал, что мне на месте проведут строгий допрос, закуют руки, обмотают антимагическими амулетами, да потащат к дознавателям, но… получил лишь слова: «…ещё один контуженный».

Осторожные вопросы показали, что всему «виной» моя светлая кожа и форма лица. Я – эталонный имперец с Малой Гаодии. Сходу приметив сей факт, у разведки осталось лишь два варианта: дезертир и «попавший в беду». Но дезертир не стал бы голым ошиваться возле стен города, которые постоянно патрулировались бдительными конными отрядами. Даже воздух контролировался магами!

Большинство тех, кто сбежал с поля боя, имели лишь одну дорогу – в лес. Собственно, туда уже были направлены охотники, причём с артефактами поиска, которые я сам и помогал создавать.

– То, что ты из колдунов, сразу было ясно, – дружелюбно заявил Эрнах – мужчина, за чьей спиной я ехал. – А вот отсутствие одежды вызвало вопросы.

– Очевидно ведь, что беда приключилась, – разумно дополнил ещё один, Атл, отчего активная дискуссия на неспешном конном ходу продолжилась.

В ходе обсуждения я, притворно помявшись, признался, что и правда родом с Малой Гаодии, самой столицы, да ещё и прямиком из графской семьи. Моя фамилия произвела эффект, ведь оказалось, Моргримов знают. И они, к моей вещей радости, не пострадали. И отец, и Лиам с Анселмой, живы и здоровы.

Осознав, что речи о подозрениях не идёт – хоть меня всё едино везли в ставку Тайной полиции, но скорее потому, что так положено, – начал более активно расспрашивать о ситуации в городе и армии. Не хотелось создавать ощущение вконец оторванного от общества!

Оказалось, взрыв стен Мобаса создал очень много проблем. Мало того, что единомоментно убил несколько тысяч человек, так ещё и организовал целителям столько работы, что до сих пор толком не спят. Живут, хех, на одних алхимических зельях.

Слишком много раненых, контуженных, обезумевших… Архонт Мобаса, Ралтор Броннусворд, организовал Дэсарандесу приём, который был достоин занесения в анналы. Впрочем… император ответил. И ответил в таком же стиле.

Вся городская знать оказалась зачищена. Людей вытаскивали из своих домов: кого в ночных рубашках, кого в артефактной броне и под защитой верной стражи. Но это никого не остановило. Никто не сумел отсидеться, ведь Дэсарандес, казалось, ещё не войдя в город, уже знал всю его подноготную. Теперь неугодных, тех, на кого можно было указать пальцев, обвинив в собственной некомпетентности – от чего не был застрахован никто, даже император, – массово казнили на площадях. Придворных архонта, его приближённых, всех аристократов, всех генералов и высших офицеров… Они сами выбрали свою судьбу. Исключений было мало. Например – некоторые сионы. Группу Высших, которые самолично – опустив головы и расписанные рунами мечи, – пришли сдаваться, принял сам Дэсарандес. Его решение оказалось простым: все они на время переквалифицировались в палачей, которым нужно было лишать жизни своих же сородичей и, быть может, друзей и родственников.

– Причём император, – с улыбкой рассказывал командир всадников, Айвис, – говорил так: «Ваше прощение зависит от того, сколь долго и мучительно приговорённые к смерти будут умирать». И все эти надменные засранцы…

– Кто? – прервал его Атл. – Сионы или мобасские аристократы?

– Все! – грубо рявкнул лидер. – Сионы, – через несколько секунд поправился он, – вынуждены были применять собственные навыки, чтобы максимально растянуть мучения своих жертв. Целый день пытали! Вот так зрелище было! Я после смены ходил на площадь, потолкался среди ребят…

Типичная «забава». Казнь. Что может быть интереснее?

– Так сумели ли они искупить вину? – поинтересовался я, рассматривая дороги и городские предместья. Местных почти не было видно, хотя обычно, что в самом городе, что сразу за его пределами, постоянно ошивались самые разные люди: крестьяне, решившие продать урожай или скотину, более серьёзные торговцы, бегающие с поручениями слуги, гонцы, мастеровые, чем-то занимающиеся маги (под контролем гильдий), праздно шатающиеся горожане и прочее. Ныне же разве что редкие, трусливые тени, мелькали в отдалении. Зато поблизости разместился новый имперский лагерь. Логично, что Дэсарандес не стал наполнять Мобас всеми своими солдатами. Слишком уж их было много, чтобы разместить в казармах, а если начать использовать иные помещения, то подобное создаст сложности уже для командующего состава. Проще собрать армию в одном месте.

К тому же, – подумал я, – учитывая, что город всё ещё находится на военном положении, велик риск диверсии, когда противник, идеально знающий свою территорию, по полной воспользуется этим фактором.

– Искупить? Для кого-то – да, – протянул Айвис, но тон использовал такой, что становилось понятно: мужчина не верит им и на ломанный медяк.

Ещё я узнал, что Дэсарандес изменил политику общения с местными. Как пояснили всадники, император разочаровался в их благодарности за его милость, а также в том принципе, что его войска не трогают крестьян, позволяя им жить прежней жизнью. Теперь всё закончилось.

– Так значит, у них отбирают еду, а не платят за неё? – поинтересовался я.

– Нет, – хохотнул Эрнах. – Мы забираем вообще всех!

– Всех? – не понял я. – Крестьян?

– Верно, – кивнул он. – Всё население деревень и поселений: мужчин, женщин, детей, скот, припасы. И если запасы идут нам, в качестве компенсации за то, что мобасские псы уничтожили, когда напали на лагерь, то людей собирают в толпы, которые потом планируется бросить в бой, в качестве пушечного мяса.

– Э? – удивился я. – Так они ведь просто разбегутся по полю боя! К тому же, всей этой массе надо что-то есть, чем-то сражаться и…

– Всё было предусмотрено, – уже куда серьёзнее ответил Айвис. – Никакой еды или оружия им не даётся специально. Во-первых, экономим своё, во-вторых – в качестве наказания. Едят они то, что найдут сами, воевать будут тем же. Кто не найдёт оружие – пойдёт в бой с голыми руками. Сейчас за постепенно растущей ордой приглядывают наши солдаты – не дают разбежаться. А на поле боя, – он хмыкнул, – их погонят на стены крепости или города, не оставив выбора. Или вернуться – и умереть, или пробиться вперёд, получая шанс добыть еды. А чтобы никто не подумал сдаться нашим врагам, части крестьянам наносят на тело руны, превращая их в бомбы. После пары-тройки «сдавшихся», которые взорвутся и прикончат солдат противника, никто из врагов не рискнёт брать их в плен, уничтожая издали и не давая даже подобраться ближе.

– Выходит, что ведомые чувством голода, которое быстро отобьёт все здравые мысли, крестьянская орда просто затопит вражескую армию, нападая на них, так как не останется никакого другого выбора, – осознал я.

– Хорошо проявившие себя будут вооружены и назначены командирами, – кивнул мне всадник. – Хотя если они хорошо проявят себя, то уже будут иметь достаточно трофейного оружия… В любом случае, император что-то придумает, дабы дать им побольше мотивации.