Текст книги "Сладкая отрава (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Сейчас мне не до анализа природы своего влечения: все, что важно – красивое девичье тело в моих руках. Я помню, что надо быть ласковым, когда соблазняешь девушку, да мне и самому этого хочется. Лишь где-то глубоко в мозгу стучит упорная мысль, “ты ей не нужен, ни ласковый, ни грубый”.

Облизываю пересохшие, несмотря на льющуюся сверху воду, губы и хочу рискнуть.

Целую Китнисс в плечо, одновременно сжимая одной рукой ее предплечье. Второй поднимаюсь обратно к плечу, пробираясь вперед, ближе к груди. То ли специально, то ли оступившись, Китнисс чуть подается назад и оказывается плотно прижатой ко мне спиной. Настойчиво просовываю свою ладонь под ее руку, прикрывающую маленькие груди, и Сойка сдается, позволяя коснуться себя. Кольцо моих рук сходится, обнимая каждой ладошкой по холмику.

До моих ушей доносится стон, и я запоздало понимаю, что это мой собственный. Легко сжимаю ладони, ощущая приятную мягкость тела Китнисс.

– Пит… – подает голос Сойка.

Ласковый, будто приглашающий голос, манящий меня, как мотылька на огонь. Делаю легкое движение бедрами, трусь о ягодицы Китнисс и тереблю ее грудь. Она не сопротивляется, но и не поворачивается, как я ей приказал.

Чувство странной эйфории наполняет душу, будто сейчас сбывается мечта, но непроизвольно криво улыбаюсь. Чаянья прежнего Пита остались в прошлом, а мне нужно только тело Сойки. Душа у нее все равно гнилая насквозь.

Сжимаю свои ладони на груди Китнисс сильнее, мну ее, как когда-то тесто. К моему удовольствию Сойка покорна, даже больше – она наклоняет голову в сторону, подставляя мне свою шею. Касаюсь губами светлой кожи, провожу языком вверх-вниз, пробуя на вкус. Соленая.

Прикусываю мочку ее уха. Стон. На этот раз – Китнисс. Теплые волны расходятся по телу, мне нравится ее инстинктивный призыв к продолжению.

Легонько сжав бугорки ее груди своими пальцами, перемещаюсь чуть ниже по бархатистой коже. Накрываю обеими руками живот Китнисс и давлю, прижимая ее вплотную к себе, – пусть почувствует степень моего желания. Однако, Сойка в миг напрягается, становясь жесткой и неподатливой, а ее ладони ложатся поверх моих, требуя остановится.

– Пит!

Снова мое имя срывается с ее губ, но на этот раз я безошибочно угадываю протест. Возбужденное сознание лихорадочно ищет причину, а Китнисс добавляет:

– Не обижай его!

В голосе слабые нотки металла. Не могу разобраться просьба это или приказ, но даже больше – я не сразу понимаю, о чем речь.

Внезапно до меня доходит – ребенок. Под моими ладонями, в ее животе, маленькое сердце, которое защищает Китнисс. Я бы и рад восхититься ее преданностью малышу, да только память ехидно напоминает о Сойке в чужих руках. Яркие вспышки ее поцелуев не со мной. Цветные картинки близости Китнисс с другим. Блестящие воспоминания о том, как меня предали, растоптав то немногое светлое, что все-таки было между нами.

Мне становится мерзко от мысли о том, как легко я забылся, поддавшись вожделению. Только счастливый случай уберег меня от величайшей глупости – повинуясь низменным страстям, запачкаться слиянием с этой лживой девицей. Резко отталкиваю ее от себя, и Китнисс охает от неожиданности, ударяясь о стену.

Окидываю взглядом обнаженное тело Сойки. Она красива, тут уж не поспоришь, и тугой узел желания внизу моего живота – лишнее тому подтверждение. И все-таки я не овладею ей – мне не нужны использованные игрушки Хоторна.

– У тебя пара часов привести себя в порядок, – резко говорю я, делая шаг из-под душа. – Потом будем играть по старой схеме: ролик о несчастных влюбленных, который должен растрогать жителей Дистриктов.

Китнисс смотрит на меня широко распахнутыми глазами, снова прикрывшись рукой. Ее губы шевелятся, подбирая слова, но я не даю ей шанса возразить.

– Не забывай, от твоих поступков зависит жизнь Гейла.

Отхожу дальше и уже от самой двери, развернувшись, произношу ее имя:

– Китнисс?

Сойка поднимает на меня глаза, пронзая обиженным взглядом серых глаз.

– И ваш ребенок… Не вынуждай меня брать грех на душу.

Я слышу слабый рык, сорвавшийся с ее губ, как будто Китнисс готова перегрызть мне горло, как львица, защищающая своего детеныша.

– Ненавижу тебя! – выкрикивает она, а я лишь улыбаюсь.

– Если ты не заметила, мне все равно.

Кларисса ждет в коридоре, как мы и договаривались, так что, когда я выхожу – насквозь мокрый и, судя по оттянутым штанам, возбужденный – она удивленно вскрикивает, отчего ее розовые кудри приходят в движение.

– Что случилось? – спрашивает моя помощница, а я лишь молча беру из ее рук полотенце, которое раньше предназначалось для Китнисс. – Пит? – настойчиво повторяет Кларисса.

Сам не знаю почему, но меня злит, что кто-то лезет в это. Я сам еще не осознал всего: мою жалость по отношению к Китнисс, а потом страсть… Можно одновременно ненавидеть человека и хотеть обладать им?

– Не сейчас, – отмахиваюсь я, вытирая волосы. – Лучше проследи, чтобы Сойка закончила умывание. Тебе надо привести ее в нормальный вид. Когда все будет готово – дай знать!

Кидаю влажное полотенце в руки Клариссы, и она рассеяно ловит его, не глядя. Наоборот, ее взгляд устремлен куда-то вниз. Она рассматривает мой живот?

– Ты переспал с ней? – внезапно спрашивает помощница.

Я теряюсь. Стою, часто моргая, и жду, сам не знаю чего.

– Извини, это не мое дело, – спохватывается вдруг Кларисса, очевидно, по-своему истолковав мое молчание.

Она поднимает на меня глаза и выглядит смущенной.

– Совершенно не твое дело! – грубо отвечаю я, и девушка вспыхивает. – Но ответ на твой вопрос – “нет”, – уже мягче добавляю я.

Мы продолжаем стоять друг напротив друга и неловко молчим. С меня по-прежнему стекает вода, образуя лужу на полу. Жар в крови постепенно стихает, а на смену ему приходит стойкое презрение к себе. Как легко я потерял контроль, поддался соблазну. А ведь Сойка подбадривала меня, хотя могла бы оттолкнуть. Черт! Я ведь точно знаю “какая” она.

Не милая. Не нежная. Не верная.

Хитрая. Лживая. Использованная Хоторном.

Морщусь от омерзения. Где были мои мозги?

Вернувшись в спальню, переодеваюсь и долго лежу на кровати, подложив руки под голову. Пытаюсь осмыслить события последних дней, связанные с Сойкой, и собственную реакцию на них.

Я ее ненавижу. Это факт.

Мне было жаль ее, когда пришлось выжечь на ней клеймо. Тоже факт.

Я пришел в бешенство от одной мысли о том, что “моей” Сойки может касаться другой мужчина… Еще один упрямый факт, но с ним загвоздка. Почему “моя”? Зачем она мне? Что мне проку с Китнисс Эвердин, если я не выношу ее? Хотя… Страсть, охватившая меня в душевой…

Качаю головой и тяжело вздыхаю. Что бы ни было – стоит держаться подальше от темноволосой девушки, которая даже сейчас, когда во мне не осталось любви к ней, находит способ внести сомнения в мою жизнь.

Часа через два я, наконец, оказываюсь на съемочной площадке. Это прежняя идеально белая комната, добавилась только одна деталь – вокруг кресла Президента расставлены вазы с белоснежными розами. Я теряю им счет, но запах цветов такой насыщенный, что у меня кружится голова. Мое место, вернее теперь наше с Китнисс, чуть левее “трона”, на котором будет восседать Сноу.

Несколько ассистентов помогают мне переодеться, чтобы соответствовать окружающему пространству. Я снова во всем белом, таком ослепительно чистом, что режет глаза. Помощник как раз заканчивает с моим галстуком, когда совсем рядом за моей спиной раздаются неспешные шаги. Поворачиваю голову – Президент.

– Добрый день, Пит, – приветствует он меня. – Я полагаю, вопрос с согласием на съемку мисс Эвердин улажен?

Я киваю, ощущая неясное беспокойство внутри.

– У всех есть слабые места, – как можно ровнее отвечаю я. – И мне известно, “где” брешь в обороне у Китнисс.

Президент соглашается, но не спускает с меня своих внимательных глаз.

– Душ не был слишком холодным? – растягивая слова, наконец, спрашивает Сноу.

Сердце стремительно набирает бег. “Что” известно президенту и как он это трактует?

– В самый раз, чтобы погасить огонь, которым славится Китнисс, – спокойно отвечаю я, хотя внутренности скрутило от неприятного предчувствия.

Взгляд Сноу буквально пробирается мне в душу и копается там, разыскивая скрытые от чужих глаз тайны. Призываю на помощь всю свою выдержку, чтобы не показать трепета или страха. Если Президент найдет повод сомневаться во мне, шансов избежать возвращения в темницу будет мало.

– Надеюсь, – говорит Сноу, – пламя мисс Эвердин не опалило тебя, Пит?

Голос Президента вкрадчивый, будто мы беседуем о сокровенном. Безразлично пожимаю плечами.

– Маловероятно, что подобное возможно, – произношу я уверенно, и только спустя бесконечное мгновение Сноу кивает.

– Хорошо. Я знал, что не прогадаю, выбрав тебя. Ты такой же расчетливый, как и я, Пит. В тебе скрыто куда больше, чем хотела видеть мисс Эвердин, превращая прирожденного политика в сопливого щенка, которого можно водить на поводке.

Поднимаю голову выше, вздергивая подбородок, смотрю прямо на Сноу. Мои губы плотно сомкнуты, а взгляд бесстрастен.

– Она еще поплатится за все свои грехи, – отвечаю я, и Президенту мои слова кажутся смешными. Его рот искривляется в подобии улыбки, скрытой за густой бородой.

Мы оба поворачиваемся в сторону двери, когда под звонкий стук каблуков Клариссы в комнату входит Китнисс. Выглядит она великолепно – никакого сравнения с грязной измученной девушкой, которую я сегодня выгонял из камеры. Волосы Сойки уложены наверх, и мягкими волнами падают вокруг головы. На ней белое платье в пол: сверху оно почти полностью из тонкого кружева, а его юбка плавными волнами спускается вниз. Меня неприятно поражают открытые плечи и… Яркая метка, которая особенно бросается в глаза.

– Клеймо надо прикрыть, – говорю я, обращаясь к Сноу, пока моя помощница подводит Китнисс к трону и показывает, куда той следует встать.

– Отчего же, мистер Мелларк? – интересуется Президент.

Хмурюсь от официальности его обращения, потому что оно всегда означает одно и то же – Сноу не доволен, но в данный момент я уверен, что поступаю правильно.

– Может быть, предложите занимательную версию, откуда на плече моей «любимой» герб Капитолия?

Я буквально выплевываю слово «любимая», и, может быть, это лишний раз доказывает Президенту, что нет смысла беспокоиться о моей возможной привязанности к Сойке.

– Разумно, – соглашается Сноу, позволяя мне скрыть от чужих глаз рану Китнисс.

Я и Президент не спеша подходим к Сойке и становимся перед камерами.

Глаза Китнисс неотрывно наблюдают за мной, но она не выглядит напуганной или затравленной. Наоборот, в ее глазах странная решимость. Окидываю взглядом комнату – уж не затаились ли по углам сообщники Сойки? – но тут же отбрасываю эту мысль. Китнисс Эвердин полностью в моей власти. Она будет делать только то, что я захочу.

Я замечаю удивление на ее лице, когда отламываю один из цветков и подношу его к ней. Пару секунд, и нежный бутон оказывается закрепленным в паутинке кружева на платье Китнисс, прикрывая отвратительный рубец.

– Спасибо, – тихо говорит она, чтобы слышал только я.

Небрежно киваю и отворачиваюсь, памятуя о том, что решил держаться подальше от этой девушки. Какие бы чувства я к ней ни испытывал, подпускать ее близко к себе я больше не намерен. Или я покалечу Сойку, что не приемлемо в условиях войны, или я снова захочу обладать ее телом, что не подходит уже лично мне.

Я беру Китнисс за руку, потому что именно так поступали «несчастные влюбленные», и внимательно смотрю в камеру. Оператор ведет обратный отсчет, и едва на камере загорается красная лампочка, свидетельствующая о том, что началась запись, я чувствую, как рука Китнисс крепко сжимает мою. Удивляюсь этому, но понимаю, что пока идет съемка, придется терпеть.

Комната наполняется громкими звуками гимна Панема, который постепенно стихает, давая возможность Президенту произнести речь.

– Никогда еще наш великий народ не был так единодушен, – говорит Сноу. Он сидит на своем белоснежном «троне», а я и Китнисс стоим рядом. Наши тела чуть повернуты друг к другу, а на лица натянуты улыбки.

– Панем громогласно утверждает, – продолжает Президент, – Капитолий и Дистрикты слились в едином порыве. Вместе мы противостоим попыткам внести разлад в наши умы.

Я стараюсь сосредоточиться на том, о чем говорит Сноу, но мне трудно игнорировать Китнисс, которая нарушила заранее оговоренную позу и теперь смотрит не в камеру, а на меня. Против воли я бросаю на нее взгляд и замираю, пораженный нежностью, которой светятся ее глаза.

– Мятежники обманывают Вас, призывая к кровопролитию…

Рука Китнисс медленно поднимается вверх, и ее пальцы мягко касаются моей щеки.

– Поддерживая повстанцев, вы обрекаете на гибель своих мужей, отцов и сыновей…

Сойка гладит мое лицо, проводит пальцами по губам, поглаживая их…

– Сила на стороне справедливости…

Я с ужасом и неясным трепетом наблюдаю, как, встав на носочки, Китнисс тянется ко мне, приоткрыв губы…

– Победа на стороне нынешней власти…

Хочу дернуться, но не могу испортить съемку… Мгновение, и губы Китнисс накрывают мои. Теплый и ласковый поцелуй, на который я не отвечаю.

– Единство – наша цель…

Ее губы упорно терзают мои, пробуждая давно забытые желания. Когда-то я мечтал о вкусе ее поцелуев. Когда-то я был бы счастлив, получить хоть один.

– Непоколебимая преданность – залог мира…

Мне не противны ее ласки. Приятное тепло разливается по телу.

– Вы, я, каждый житель – важен вклад любого из нас…

Подаюсь вперед, и мои руки смыкаются на талии Китнисс…

– Панем сегодня…

Она выдыхает мое имя, которое разбивается о наши губы, скрепленные в поцелуе…

– Панем завтра…

Тонкие пальчики перебирают мои уложенные волосы, а настойчивый язык Китнисс пытается проникнуть мне в рот.

– Панем всегда!

Сдаюсь на милость ее нежности и целую Китнисс в ответ.

Не забывайте ставить плюсики – автор будет счастлив :)

И фанфик находится в разделе “Ждет критики”: все отзывы награждаются подарочком :)

========== Глава 19 ==========

Комментарий к Глава 19

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

– Снято! – говорит оператор, и я, как по команде, отстраняюсь от Китнисс.

Делаю шаг назад, причем так резко, что Сойка, державшаяся за меня, чуть не падает, потеряв равновесие. Бросаю на нее растерянный взгляд и отворачиваюсь, не желая быть застигнутым в минуту сомнения. Почему я ответил на поцелуй? Зачем мне это?

Люди, мельтешащие вокруг, не дают возможности подумать: кто-то перетаскивает осветительные приборы, кто-то разворачивает вазы с цветами, желая придать им другой ракурс. Машинально обвожу взглядом комнату, лишь бы не смотреть на стоящую рядом девушку, и замечаю, как внимательно наблюдает за мной Президент.

Пронзительные глаза правителя подмечают каждое мое движение, любой жест. Чувство самосохранения активируется на полную мощность, и когда по приказу Сноу два миротворца являются, чтобы увести Китнисс, у меня даже не возникает мысли оспорить это. Коварная! Сойка вновь пытается погубить меня, будто понимает насколько шаткое у меня положение во Дворце.

– Очаровательно, мисс Эвердин, – произносит Президент, обращаясь к Китнисс. – Ваша любовь вдохновляет.

Сойка кривится от его слов и делает выпад вперед, уж не знаю, собираясь ударить Сноу или что-то еще, но один из миротворцев останавливает ее, поймав за талию.

Мне совершенно не хочется находиться рядом с Китнисс, и я спешу поскорее избавиться от нее.

– Уведите ее, – говорю я, – темница, должно быть, соскучилась по своей постоялице.

Следуя приказу, миротворцы сразу же хватают Сойку за запястья, пытаясь стать ее кандалами, но она выворачивается их рук.

– Пустите! – возмущается девушка. – Я сама в состоянии дойти до своих «покоев».

Наши глаза встречаются, и я вижу в них странную смесь злобы и снисхождения.

Один из солдат вопросительно смотрит на меня, очевидно, ожидая согласия или отказа, и я, не хотя, киваю. Миротворцы отступают от Китнисс на шаг назад, и Сойка покидает помещение в сопровождении своих конвоиров, но с гордо поднятой головой. Подол ее белоснежного платья мягко шелестит, постепенно растворяясь в прочих звуках.

Настойчиво смотрю ей вслед и почти завидую – мне тоже хочется оказаться подальше от цепкого взгляда Сноу, который теперь полностью сосредоточен на мне.

– Пит, – обращается он ко мне, – удовлетвори мое любопытство…

Я поднимаю глаза на Президента, жду продолжения, но Сноу начинает говорить лишь пару минут спустя, выждав драматическую паузу.

– Если потребуется убить Сойку-пересмешницу, ты приведешь приговор в исполнение?

Мои глаза расширяются от удивления, и я совершенно не представляю, что сказать. Первое, что приходит на ум – “да”, но эта мысль не успевает осесть в голове, сменяемая сомнениями. Просто взять и хладнокровно убить беременную девушку? Я могу долго перечислять грехи Китнисс, но все-таки… Она много зла причинила и мне, и другим людям, но она же рисковала собственной жизнью ради сестры… И она же спасала девочку из Одиннадцатого, когда была на Арене… Ведь есть же примеры, когда Китнисс заботилась не только о себе и делала добрые дела там, где от нее их и не ожидали…

Она – зло лично для меня, но все же у меня уже получается контролировать свой гнев…

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Может быть, если в этом будет смысл…

Президент молчит некоторое время, и я уже думаю, что просчитался, представляя, как меня будут выводить отсюда следом за Китнисс и так же, как ее, в сопровождении охраны.

– Как всегда разумно, Пит, – произносит Сноу, подумав. – Если бы ты ответил «да», я бы решил, что ты пытаешься обмануть меня…

Бросаю на него быстрый взгляд и снова отвожу глаза.

– Настоящий политик должен уметь оценить возможную выгоду каждого своего шага, – продолжает Президент, – и предвидеть вероятные потери.

Он указывает рукой в сторону выхода, и мы неторопливо покидаем комнату, разговаривая на ходу.

– Мисс Эвердин, – говорит Сноу, – ценная фигура в нынешней игре. Она – символ повстанцев, и если лишить их этого символа… Ты когда-нибудь обращал внимание на стаю диких собак, Пит? Как они ведут себя, когда нападают на жертву?

Задумываюсь, но ничего не приходит на ум. В Двенадцатом мне не встречалось ни одной стаи, только одомашненные собаки-одиночки, как например та, что жила на заднем дворе пекарни.

– Нет, – отвечаю я, – но какая связь между Сойкой-пересмешницей и этими животными?

– Вполне очевидная, Пит, – произносит Сноу, – стае собак нужен вожак, лидер. Без него прежде грозные и свирепые животные превращаются в слепых щенков. Так и мисс Эвердин – она вожак. Повстанцы – ее стая. Уничтожим вожака, и исход войны будет предопределен…

Я быстро прикидываю в голове возможные варианты, и Президент, безусловно, прав – без своего символа мятежники долго не продержатся. Но убить Китнисс?..

– От живой, но сломленной Сойки нам будет больше толку, чем от бездыханного трупа, – рассуждаю я. – Тем более, ее ребенок…

– К слову о ребенке, – перебивает меня Сноу. – Что мисс Эвердин поведала тебе о его отце?

Меня настораживает, что Президенту известно о том, что я виделся с Китнисс, но этого стоило ожидать: мы в Президентском дворце – здесь даже стены имеют уши.

– Она настаивает, что это мой ребенок, – прямо говорю я, потому что уверен: Сноу и так знает ответ на свой вопрос.

– Стоит выяснить это, Пит, – предлагает правитель. – Ты ведь всегда хотел иметь детей, разве нет?

– Да, но… – я никак не могу понять, к чему клонит Президент. – Раньше я хотел, чтобы Китнисс была матерью моего ребенка, а теперь… Я больше не люблю ее, – говорю я, и Сноу понимающе кивает.

– Прежде всего, стоит выяснить действительно ли ты отец ребенка, Пит, – настаивает он. – И если слова мисс Эвердин хотя бы на этот раз окажутся правдой, то следует проследить за тем, чтобы ничто не помешало ей благополучно разрешиться от бремени.

– А потом? – неуверенно спрашиваю я, хотя, к моему ужасу, скорее всего, я и Сноу сейчас думаем об одном и том же: избавиться от Китнисс… Я вижу это по его глазам. Когда Президент начинает говорить, сомнения рассеиваются окончательно.

– Стоит признать: мисс Эвердин хитра и коварна, – произносит Сноу. – И, если это твой ребенок, Пит, то его зачатие произошло не по большой любви, как тебе когда-то хотелось, а всего лишь под действием лекарства…

– Китнисс было все равно перед кем раздвигать ноги, – жестко говорю я.

– Да, – соглашается Сноу. – И все же, если это твое дитя, то наш долг позволить мисс Эвердин выносить его. А после… Мы можем устранить ее, если надобность в ее услугах отпадет.

Я хмурюсь от такого явного намека на убийство Сойки, но разве не об этом я мечтал еще несколько дней назад?

Соблазн велик. Сноу прав в том, как сильно я хочу иметь семью, и если ребенок, которого носит Китнисс мой, – я имею право знать.

– Неужели есть способ прояснить вопрос с отцовством до рождения ребенка? – спрашиваю я.

Президент уверенно кивает.

– Медицина Капитолия творит чудеса, Пит, – спокойно объясняет Сноу. – Методика довольна проста: с помощью длинной иглы получают образец ДНК ребенка.

– Иглы? – поражаюсь я. – Это больно?

– Для матери – вероятно, – безразлично отвечает Сноу. – Но для ребенка процедура совершенно безвредна.

Жажда получить ответы борется во мне со страхом того, что я могу остаться в дураках. Если тест покажет, что отец малыша – Гейл, я лишний раз получу от Огненной девушки жаркую оплеуху.

Но ведь есть шанс. Пусть и небольшой, но он есть… Я был близок с Китнисс в ночь перед тем, как она бросила меня у планолета… Сноу был прав, говоря, что в человеке надежда сильнее всего. Моя хрупкая вера в лучшее побеждает.

– Давайте сделаем это, – произношу я. – Что требуется лично от меня?

– Только согласие, больше ничего, – говорит Сноу.

Мне кажется, что Президент готов закончить разговор, но у меня появляется просьба.

– Есть еще кое-что… Я хочу присутствовать при этом, – настаиваю я. – Не желаю дать ей возможность снова меня обмануть.

– Полагаю, это можно устроить, – принимает мои условия Сноу.

Следующую пару недель я не вижу Китнисс: она по-прежнему заключена в темнице, но мне некогда заняться вопросом своего потенциального отцовства. В стране продолжается война, развязанная Сойкой-пересмешницей, и мне с Одейром приходится оказаться на передовой.

Чаще я один, но иногда и вместе мы выступаем перед народом, который еще хранит верность Капитолию, призывая людей не отчаиваться, а продолжать отстаивать интересы законного правительства.

Некоторые дистрикты в обязательной программе: Первый, Второй, который потихоньку приходит в себя после взрыва Орешка, и Четвертый. Дистрикты три, пять и восемь во власти мятежников. В Седьмом, Девятом и Одиннадцатом идут ожесточенные бои. Десятый сохраняет нейтралитет, как и мой родной Двенадцатый дистрикт.

Я настоял на том, чтобы оказаться в Двенадцатом – мне необходимо посетить свой прежний дом, увидеть своими глазами, что стало с пекарней моих родителей. Планолет высаживает меня на площади возле Дома правосудия. Неприятно поеживаюсь от воспоминаний о Жатве, которая перевернула всю мою жизнь. Не окажись тогда мое имя на листке бумаги, который достала Эффи, скорее всего, моя семья была бы сейчас жива, а я сам остался прежним солнечным мальчиком, влюбленным в, вероятно, уже покойную девочку из Шлака…

Сейчас площадь заставлена столбами для порки, двумя плахами и виселицей, стоящей отдельно от остальных приспособлений, демонстрирующих власть местного главы миротворцев. Тредд встречает меня, приветствуя кивком головы, но, несмотря на внешнюю покорность, я замечаю в его глазах холодное презрение. Он не забыл: я тот самый парень, который помогал Китнисс «отобрать» у него Гейла, когда Тредд собирался запороть его до смерти у одного из столбов.

Меня сопровождает группа из десяти миротворцев, и все они остаются на площади с Треддом, а я направляюсь туда, где когда-то стояла пекарня. Уже издалека я вижу, что от отчего дома не осталось ничего, кроме почерневшей от огня печи. Слезы подступают к горлу, но я глубоко и часто вздыхаю, стараясь сохранять спокойствие.

Прикрываю глаза и мысленно восстанавливаю пекарню: почти всегда приветливо распахнутую для посетителей дверь, широкий прилавок, заставленный ароматной выпечкой. В комнате позади прилавка размещалась кухня и та самая печь – единственное, что помнит, каким был мой дом. Слева была лестница на второй этаж, коридор и ряд жилых комнат: спальня родителей, потом братьев и в самом конце – моя.

Мне мерещится окрик матери. Я слышу ласковые слова отца. Это все в моей голове, а на деле меня окружает звенящая тишина, которая доводит меня до головной боли.

Делаю шаг вперед, будто входя в прежнюю вечно пышущую жаром кухню, и поднимаю с земли слой золы и пепла, который медленно оседает на мои ботинки. Сейчас должен бы раздаться заливистый смех колокольчика, висящего над дверью, только его нет. Он сгорел вместе с домом.

Оборачиваюсь. Старая яблоня, под которой когда-то сидела Китнисс, осталась нетронутой огнем. До боли сжимаю кулаки, когда приступ бешеной ярости и злости поглощает меня.

Сгорело все! Все, что было мне дорого! Погибла моя семья! Отец, мать, оба старших брата, а это несчастное дерево продолжает расти, словно помеченное Огненной девушкой, как неопалимое!

Хватаю с земли какую-то палку и бросаюсь к яблоне, колотя по ее многолетнему стволу со всей силы, вероятно надеясь сломать совсем или хотя бы покалечить дерево, напоминающее о Китнисс. Бью долго и сильно, пока, наконец, мой гнев не выходит из тела, оставляя противную пустоту.

Опускаюсь на землю, прислонившись лицом к шершавой коре, и беззвучно плачу, прощаясь со всеми, кого я любил.

Прихожу в себя, только когда на улицу опускаются первые сумерки. Встаю, отряхиваю одежду и уже собираюсь вернуться к планолету, когда внезапно решаю посетить еще одно место.

Ноги отлично помнят путь: немного времени, и я оказываюсь у ворот Деревни победителей. Фонтан, за ним широкая аллея разделяющая местные дома поровну – по шесть с каждой стороны. Первый дом справа принадлежал Китнисс… Напротив – мой. Оба выглядят такими же безжизненными, как остальные… Кроме одного, последнего с левой стороны, – владения моего бывшего ментора.

За считанные минуты оказываюсь на крыльце. Не стучу, просто распахивая двери дома, где когда-то мне были рады. Знакомые кучи мусора не покинули своих мест, а резкая смесь неприятных запахов по-прежнему бьет в нос. Некоторые вещи не меняются.

Прохожу в кухню и замираю на пороге – на меня наставлено дуло пистолета. Хозяин дома явно знал, что я приду.

– Ну, привет, парень, – говорит Хеймитч, глядя мне в глаза. – Присаживайся, надо поговорить.

Не забывайте ставить плюсики и оставлять отзывы))

Фанфик находится в разделе “Ждет критики”: все отзывы награждаются подарочком :)

========== Глава 20 ==========

Комментарий к Глава 20

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Я всматриваюсь в лицо Хеймитча, а он внимательно смотрит на мое. Сколько мы не виделись? Последний раз, кажется, был сразу после отмены Бойни. С тех пор много воды утекло.

– Хорошо же ты встречаешь своего чудом выжившего трибута, – говорю я, как можно небрежнее.

– О-о, парень, вижу тебе основательно промыли мозги. Очнись! Я встречаю не трибута, а нового фаворита президента, – гадкий надрывный смешок вырывается из его горла.

Во мне начинает просыпаться временно притихшая ярость. Она ворочается, выражая недовольство и требует отправить бывшего ментора куда подальше.

– Вот как все обернулось… Ты теперь с Койн? – спрашиваю я.

– Да, Пит. И у этого есть железные основания, а не только красивые баллады Сноу, – Хеймитч серьезен, при этом он внимательно отслеживает каждое мое движение.

Мы смотрим друг на друга, я не знаю, что сказать.

– Может, опустишь оружие? – говорю я. – Ты же хотел поболтать…

Ментор безразлично опускает пистолет и кладет его на край стола, расположив ствол в моем направлении. Я понимаю намек: при необходимости Хеймитч им непременно воспользуется.

Ментор усаживается на стул, пододвинув его ближе к столу.

– Чувствуй себя как дома, – предлагает он, указывая рукой на стул по другую сторону стола.

Усаживаясь, рассматриваю старого знакомого. Все те же светлые спутанные волосы и прежняя небрежность в одежде, только на этот раз ментор непривычно трезв.

– Так почему ты с ними? Мятежники убивают собственный народ, – резко спрашиваю я, а ментор ухмыляется.

– Хотел задать тебе тот же вопрос, парень, – говорит он. – Ты всегда отличался от других трезвостью мышления и рассудительностью. Чем привлек тебя глава Панема? Ты перестал различать врагов и друзей. Перестал быть собой и превратился в… – он меряет меня долгим взглядом, – в чертового ублюдка Сноу.

Стараюсь сдерживаться, но демон внутри уже скалится и обещает собеседнику самые страшные муки.

– Никто не говорит, что Сноу – белый и пушистый, – ехидничаю я, – но из двух зол, как говорится… Впрочем, я не собираюсь оправдываться, Хеймитч. Это – мое личное дело.

– Было бы твоим, но решается судьба всей страны и.. Китнисс, – говорит ментор, запинаясь на имени Сойки.

– Ах, вот оно что. Как я сразу-то не догадался. Снова все из-за нее, – улыбаюсь, но, наверное, это больше похоже на гримасу. – Ты снова спасаешь Китнисс, а не меня, верно?

– Ты сам просил меня об этом перед Бойней, забыл? – спрашивает Хеймитч.

Непроизвольно поднимаю глаза к потолку, стараясь вспомнить… Смутно, но я помню вечер, когда объявили правила Квартальной бойни. Тогда казалось, что земля ушла у меня из-под ног… Я боялся, что Китнисс может погибнуть, и умолял ментора спасти ее любой ценой.

– Все изменилось, – расплывчато отвечаю я.

– Заметил, – пренебрежительно говорит Хеймитч.

Он встает со своего места, идет к раковине и наливает полный чайник воды. Пистолет остается лежать на краю стола.

– Не боишься, что я могу пристрелить тебя твоим же оружием, Хеймитч? – спрашиваю я.

Ментор отвечает, даже не обернувшись:

– Давай, Пит. Раз ты научился убивать, то смерть старика самое то, чтобы отшлифовать навык.

– Ты ничего не понимаешь. Я не стал убийцей. Но твои слова звучат разумно, ментор, – отвечаю и ловлю себя на мысли, что копирую манеру общения Президента. Я действительно становлюсь похож на него?

– Чаю? – спрашивает Хеймитч,наконец поворачиваясь ко мне.

– Серьезно? – не удерживаюсь я от сарказма.

– Да, парень, порядки в Тринадцатом не такие вольные, как у тебя в Капитолии. Приходится давиться чаем, – посмеиваясь над собой, говорит ментор. – Ну так что? По кружке чая, как старые приятели?

– Давай, – соглашаюсь я.

Оставив чайник греться, Хеймитч усаживается обратно за стол.