Текст книги "Сладкая отрава (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Он выразительно кивает головой в сторону, указывая на еще не остывшую жаровню.

– Тод, уймись… – пытается утихомирить его друг.

У меня невыносимо чешутся руки, требуя драки, и ярость мутной пеленой застилает глаза. Крошечными остатками здравого смысла в своей голове я понимаю, что если все-таки кинусь на миротворца, то буду бить его, пока он не перестанет дышать.

– Эвердин – моя, – четко проговариваю я, сверкая глазами. – Если еще хоть раз кто-то тронет ее даже пальцем, я лично позабочусь о том, чтобы он не дожил до следующего утра.

Пока я говорю, ярость потихоньку спадает и последние слова я произношу уже с издевкой:

– Ты ведь веришь будущему президенту страны?

Отдельная благодарность моему “первому читателю” – Kleo 777, которая указывает мне на косяки в сюжете ДО того, как я выложу главу) Люблю тебя, Лена! :)

фанфик находится в разделе “Ждет критики”, и все отзывы награждаются подарочком :)

========== Глава 16 ==========

Комментарий к Глава 16

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Миротворец выглядит взволнованным, он смотрит на меня широко распахнутыми глазами и поспешно отвечает:

– Верю!

Однако мужчина по имени Тод молчит, потупив глаза в пол.

– Извинись! – подначивает его товарищ, но насильник непреклонен.

– Хороши влюбленные… – бормочет себе под нос Тод, вместо того, чтобы попытаться спасти свою жизнь. – Сам запирает ее в камере, а потом права предъявляет…

– Оба, пошли вон отсюда, – командую я. – С вами будет разбираться Мастерс.

Миротворцы уходят, оставив мне ключи, а я просто стою на месте и не могу пошевелиться. Здесь только я и Китнисс. Признаться, мне страшно, потому что я чувствую дрожь во всем теле. Мышцы буквально сводит от напряжения – мне хочется что-нибудь разбить, чтобы выплеснуть раздражение и злость. Можно, например, разбить голову Сойки о стену. И посмотреть, как она медленно будет подыхать, истекая кровью.

И все-таки я понимаю, что это непозволительная роскошь – если Сойка-пересмешница умрет в плену у Сноу, нам никогда не погасить пламя сопротивления. Сторонники Тринадцатого сравняют Капитолий с землей, сколько бы жизней это ни стоило.

Сжимаю челюсти и медленно поворачиваюсь к Китнисс. Она все еще без сознания, бледная кожа местами такая тонкая, что я вижу синюшные вены, просвечивающие под ней. От ее майки осталась лишь ничего не прикрывающая тряпка, а кровавая рана на плече… Китнисс всего лишь девушка, ее тело не вынесло боли…

Слабая! Тоже мне – символ революции. И все-таки мне ее жаль. Где-то глубоко в душе.

Глупая! Полезла в игры, где ставки так высоки, не имея при этом в кармане ни одного козыря, кроме моей слепой и преданной любви.

– Эта карта бита, – говорю я вслух, ни к кому конкретно не обращаясь.

Любви нет, и сколько бы Китнисс ни разыгрывала впредь светлые чувства – результат один: мне это больше не интересно.

Китнисс тихо стонет и слегка дергает плечом, беспокоя рану. Я совершенно не хочу быть здесь, когда она придет в себя, так что хватаю ее куртку – видимо, не первый день валяющуюся на полу, – и накрываю полуголое тело. Лучше так, чем оставить ее в одном лифчике, Китнисс всегда была стеснительной… Стоп. Меня это не волнует, куртка – не более чем забота о… Ребенке.

Быстрым шагом покидаю камеру, закрывая дверь на ключ, и устремляюсь к лифту. У меня есть серьезный разговор к новому главе миротворцев.

Охранный штаб притаился в левой половине Дворца. Здесь несколько просторных комнат, в которых на столах и стенах расположились сотни мониторов, транслирующих записи, ведущиеся во Дворце и его округе. Сноу не экономит на своей безопасности, думаю я, ухмыляясь. Миную основные помещения, попутно здороваясь с людьми, наблюдающими за экранами, и без стука вхожу в кабинет главы миротворцев.

Мастерс поднимает голову от бумаг, которые он рассматривал, и, не скрывая удивления, протягивает мне руку, здороваясь, и указывает на кресло перед столом.

– Чем обязан, мистер Мелларк? – спрашивает он.

Я не трачу время на предисловия и перехожу сразу к делу.

– Пленники на нижнем уровне: я хочу, чтобы вы лично проверили каждого миротворца на предмет возможного насилия в отношении заключенных.

– Заключенных женского пола? – уточняет Мастерс.

Я киваю, но, вспомнив, где я нахожусь, и каким развратом полон Капитолий, добавляю:

– И мужчин, и женщин.

Глава миротворцев внимательно смотрит на меня и спустя минуту спрашивает:

– Кто-то обидел мисс Эвердин?

Внутренне напрягаюсь, когда слышу ее имя. Так происходит всегда, и я не могу это контролировать.

– Отчасти, – сухо соглашаюсь я с его предположением. – И мне хотелось бы быть уверенным, что все виновные получат по заслугам.

Мастерс понимающе кивает, делая пометки в каком-то журнале.

– Что-то еще? – спрашивает он.

– Нет, у меня все, – говорю я, поднимаясь с кресла. – За отчетом о результатах я зайду позже.

– Вас хотел видеть Президент Сноу, – добавляет глава миротворцев, когда я прощаюсь с ним.

– Хорошо, – коротко отвечаю я и ухожу.

Зачем я понадобился Сноу? Хочет лично узнать, не провалил ли я его «гениальную» идею с клеймом на теле Сойки? Сейчас я отчего-то не уверен, что в этом была необходимость. Китнисс так кричала! Ее вопли, наверняка, будут являться мне в кошмарах…

Президент поступил неразумно, а я пошел у него на поводу: чтобы сломить человека, тем более такого слабого духом, как Сойка, не обязательно применять пытки физические. Ее можно уничтожить морально. Это даже страшнее – убедился на собственном опыте, когда, вдруг, понял, что вся моя жизнь последний год была сплошным обманом.

Все, что требуется – найти слабые места и тогда можно смело бить по ним раз за разом, пока воля человека не рассыпется у тебя на глазах. Улыбаюсь. Я не могу отомстить Китнисс, избивая, зато у меня есть Гейл Хоторн, который, насколько я знаю, все еще в одной из местных клиник. Его состояние критическое, и никто не знает, выкарабкается он или нет. Мне все равно. А вот Сойке могут быть интересны новости про ее «кузена».

Я нахожу Сноу в его кабинете, и к моему удивлению Президент выглядит очень взволнованным. Что стало с его вечно непроницаемой маской величественного равнодушия?

– Пит, – обращается ко мне он. – Повстанцы вновь атакуют телевидение Капитолия!

– Новый ролик? – спрашиваю я, и Сноу, кажется, потряхивает, как в лихорадке, когда он запускает для меня показ свежего видео.

Я отвлекаюсь от того, как странно ведет себя Президент, и обращаю все внимание на проекцию, возникшую в воздухе.

Сначала я вижу знакомый за долгие годы трансляций на Жатвах пейзаж разрушенного Тринадцатого: развалины Дома правосудия; наполовину выгоревшие стяги Капитолия, некогда украшавшие стены и шпили; безжизненная местность, сломленного Дистрикта.

Мгновение, и экран загорается жарким огнем – мир пылает, раздаются крики людей, ведущих бой ни на жизнь, а на смерть. Вот мужчина в форме миротворца перерезает ножом горло одному из повстанцев, а на следующем кадре очередной сторонник Капитолия открывает стрельбу по толпе мятежников, убивая десять из десяти.

Как гром, раздается голос за кадром, в котором я смутно угадываю Победителя из Третьего дистрикта – Бити Летира. Неужели кто-то из выживших на Играх присоединился к восстанию? Впрочем, я решаю подумать об этом позже, и слушаю, что он говорит.

– Капитолий не останавливается на достигнутом. Он убивал раньше и убивает вновь, – будто в подтверждение слов Бити, на экране показывают все новые и новые убийства, и каждый раз одно и то же: миротворцы нападают, повстанцы гибнут. – Для Президента Сноу нет другого способа удержать власть: только поголовное истребление недовольных.

Неожиданно для меня, картинка меняется, и я вижу пылающую вдали гору, которая похожа на факел, ярко сияющий в ночи. «Орешек!», понимаю я, и непроизвольно открываю рот – воспоминания о том кошмаре еще слишком свежи. Мне кажется, я чувствую жар от взрывов и слышу вопли тех, кто погибал, запертый на бывшей военной базе.

– В столкновении на территории Второго, – продолжает Бити, – миротворцы обманом захватили Китнисс Эвердин, известную нам как Сойка-пересмешница. Вероятно сейчас, в эту самую минуту, та, которая подарила нам надежду, мучится от боли или умирает в руках Президента Сноу…

Я вижу Китнисс, стоящую на ступенях Дома правосудия, слышу, как она называет себя и призывает выслушать ее. Понимаю, что в следующем кадре непременно появляюсь я с пистолетом в руке, целящийся в сердце Сойки. Я не угадал, новый кадр: территория разрушенного Тринадцатого, та же что и в начале ролика, только теперь нам показывают женщину с идеально ровными, длинными седыми волосами и будто стеклянными холодными глазами. Даже через экран я ощущаю спокойствие и уверенность, которыми веет от нее.

– Я, Альма Койн, Президент Тринадцатого дистрикта, – говорит женщина. – И я обращаюсь к каждому, кто готов бороться за свободу и чье сердце пылает надеждой. Присоединяйтесь к мятежникам! Отомстим за страдания Сойки-пересмешницы!

Снова огонь, знак сойки и темнота.

Я понимаю, что ролик закончился, ловлю на себе внимательный взгляд Сноу, но не знаю, как прокомментировать увиденное.

– Вы знали про Койн? – спрашиваю я, наконец.

– Да, Пит, – коротко отвечает Сноу через некоторое время. – Мы с Альмой старые приятели.

Я вопросительно смотрю на Президента, но он не добавляет к этому ничего. Решаю, что подробности о Президенте Тринадцатого я могу выяснить и позже, а сейчас куда важнее понять, почему в ролике не показали меня. Ведь если подумать, это был бы отличный шанс, чтобы выставить меня козлом отпущения. Так почему им не воспользовались?

– Они поддерживают легенду о несчастных влюбленных, – говорит Сноу, словно читая мои мысли.

– Почему? – глупо спрашиваю я.

– Надежда, Пит. Причина всегда одна: надежда, – как маленькому объясняет мне Президент. – Пока люди верят в вас и ваши чувства и пока существует возможность, что мисс Эвердин вернется к повстанцам, Тринадцатому выгодно умалчивать о некоторых фактах.

Растерянно перевожу взгляд с предмета на предмет и усиленно размышляю, пытаясь сложить в голове сложный пазл. Начать хотя бы с того, насколько однобоко изложены события в агит-ролике мятежников: будто это и не они вовсе взорвали гору, не они захватили территорию Второго, вынудив миротворцев вступить в бой. И Китнисс… Они рассчитывают, что люди будут жалеть Сойку, попавшую в плен, и еще больше жителей Дистриктов возьмутся за оружие, выступая за «благое дело».

Но что если пойти на опережение и сыграть «в переводного», обратив их же хитрость им во вред? История несчастных влюбленных, попавших в лапы безжалостного Сноу, конечно, трагична, но, я уверен, настоящей бомбой будет известие о том, что на самом-то деле Китнисс Эвердин и Пит Мелларк поддерживают Президента в его желании сохранить нынешнюю власть и устройство страны.

– Мы можем обвести их вокруг пальца, если запустим ролик со счастливыми мной и Китнисс, выступающими с призывом сложить оружие, – предлагаю я, и губы Сноу трогает легкая улыбка.

– Это великолепная идея, Пит, – говорит он. – Я не зря восхищался твоей способностью просчитать ходы соперника наперед…

Я слушаю и киваю. Чего уж там, мне приятно, что хоть кто-то хвалит меня, только веры в искренность Президента у меня по нулям. Заговаривает мне зубы, надеясь использовать в своих целях? Хорошо, в конце концов, пока у нас действительно общая цель – остановить кровопролитие. И до тех пор я буду делать вид, что не понимаю, насколько пусты его обещания, касающиеся меня.

– Полагаю, ты уже знаешь, как решить проблему с очевидным несогласием мисс Эвердин принимать участие в съемках? – спрашивает Сноу.

– Конечно, – уверенно отвечаю я, – считайте, что у меня в рукаве припрятан крапленый туз.

Президент выглядит довольным и отпускает меня, но я не тороплюсь уходить.

– Что насчет Игр? – задаю я один и тот же вопрос, уже который раз.

Сноу хмурится, покусывая губы, и долго думает над ответом.

– Если вам, мистер Мелларк, удастся остановить Революцию, я упраздню Игры, – наконец произносит он, и я чувствую, как в душе распускается надежда. Пусть слова Сноу бывают обманчивы, в данном случае надежда – это действительно все, что у меня есть.

Поздно вечером, когда я уже буквально ложусь в кровать, ко мне приходит Кларисса. Мы усаживаемся на кушетку в моей спальне, и я раздаю ей задания на следующий день.

– Утром первым делом найди Цинну – стилиста Китнисс. Она должна выглядеть очаровательной и свежей для съемок ролика.

– Это невозможно, Пит, – перебивает меня помощница.

– Почему? – недоумеваю я.

Отчего-то мне неуютно под внимательным взглядом Клариссы. Сегодня она ведет себя так, будто встревожена или… возбуждена. Только теперь до меня доходит, что я сижу перед ней в одних пижамных штанах, даже не надев майку. Впрочем, раньше ее это не волновало. Что изменилось?

Как бы невзначай тянусь к футболке, валяющейся на соседнем стуле, и натягиваю ее на себя.

– Так почему ты не можешь найти Цинну? – повторяю я свой вопрос, и моя помощница будто выходит из ступора, начиная тараторить:

– Он пропал почти сразу после выходки с платьем Китнисс на интервью! – Кларисса так сильно трясет головой, что ее розовые кудряшки смешно колышутся, подпрыгивая вверх-вниз. – Насколько я знаю, его больше никто не видел. Поговаривали об «особом распоряжении» самого Президента, но, как ты понимаешь, все осталось шито-крыто.

– И что тогда делать? – озадаченно говорю я. – Стилист нужен уже завтра!

– Может используем твоего собственного мастера. Как там ее звали? – задумчиво бормочет Кларисса.

– Порция, – подсказываю я. – Но нет, не думаю, что это хорошая идея…

Мне совершенно не хочется встречаться со своим прежним стилистом: хотя я ничего не имею лично против Порции, но она напоминает мне об Играх, а негативных воспоминаний мне в последнее время и так хватает с лихвой.

– Я могла бы тебя выручить, – предлагает моя помощница. – Нет ничего сложного в том, чтобы привести Сойку в божий вид. Тем более, что она от природы не уродина…

– Да, Китнисс красивая, – соглашаюсь я, но тут же одергиваю себя. Я видел ее сегодня: ничего красивого. Бледная, с острыми чертами лица. Ей далеко до красоты даже той же Клариссы, которая, несмотря на свой нелепый внешний вид типичной капитолийки, очень миленькая на лицо.

– Так что, я сама помогу Китнисс подготовиться к съемкам? – спрашивает помощница, и я соглашаюсь.

– Постарайся управиться побыстрее, – наставляю ее я.

Мы беседуем еще некоторое время, и уже почти в полночь Кларисса оставляет меня одного. Я забираюсь в постель, но сон не идет. Я раз за разом прокручиваю в голове сегодняшний день.

Я был наедине с Китнисс и не убил ее.

Она пыталась разыграть передо мной спектакль, притворившись нежно влюбленной, но я не поверил ни единому слову.

На теле Сойки осталась отметина, сделанная мной. Заслужила. И все-таки я не уверен, что оно того стоило. Горький осадок остался внутри, и я будто снова чувствую тошнотворный запах горелой кожи и слышу крики Китнисс, оглушающие меня.

Не знаю, сколько часов я валяюсь без сна, перекатываясь с места на место, но едва у меня получается заснуть, как кошмары любезно напоминают о себе. Противные и липкие реки крови; звонкие вопли Китнисс, проклинающей меня; боль от ломающихся конечностей и парализующий страх, вызванный ядом ос-убийц…

Я сажусь на кровати, широко распахнув глаза, но крик, рвущийся из моего горла, никак не затихает. Откидываюсь назад и вгрызаюсь зубами в подушку, отчего мои стенания переходят в тихий писк. Такими темпами я, и правда, скоро сойду с ума. Китнисс добьется своего – я просчитаюсь, и Сноу убьет меня, избавив Сойку от моего общества.

фанфик находится в разделе “Ждет критики”, и все отзывы награждаются подарочком :)

И не забывайте ставить плюсики – автор будет счастлив :)

========== Глава 17 ==========

Комментарий к Глава 17

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Солнечный луч игриво скользит по подушке рядом со мной. 3а окном уже позднее утро, а я все еще в постели, хотя практически не спал этой ночью.

Чувствую себя разбитым, болит голова, а сердце часто бьется от волнения. Сегодня воссоединятся несчастные влюбленные и, как в старые добрые времена, будут миловаться перед камерой.

Смогу ли я не сорваться? Каково это будет находиться рядом с той, которую я ненавижу, разыгрывая любовь? Скорее всего, стоит ограничиться парой нежных объятий и бросить несколько жарких взглядов. Людям хватит, а я, надеюсь, смогу это вынести. Еще ребенок… Жители дистриктов ведь уверены, что я и Китнисс женаты и ждем малыша. Противно и гадко! Мне что, следует погладить ее по животу и рассказать всем, как я безмерно счастлив?

Ох, какой же я был дурак, когда искренне верил в Китнисс и ее чувства! Все ложь… Хорошо хотя бы то, что теперь не только я ей безразличен, но и она мне.

Встаю с постели, медленно одеваясь. В голове давно созрел план, как манипулировать Сойкой: ее родные. В частности охотник. Он ближе остальных и до него проще добраться, к тому же, он отец ее ребенка. Я слышал, женщины плохо переносят страдания тех, кого любят.

Плюс, у меня есть запасной план: собственно сам ребенок и сестра Китнисс. Если не удастся принудить Сойку к сотрудничеству, угрожая жизни Гейла, можно пообещать уничтожить последних двоих. И тут одно «но» – с моей стороны это блеф, поскольку я не сторонник мучить детей, какого бы они ни были возраста. Остается надеяться, что до этого не дойдет.

Спускаюсь в столовую, где уже завтракают Финник и Энни. Я здороваюсь и стараюсь казаться безразличным, хотя меня все еще злит то, как яро Одейр защищает Китнисс.

– Мы с Энни хотим сегодня выйти в город, прогуляться, – говорит Финник. – Составишь нам компанию?

– Вы пара? – неожиданно даже для самого себя спрашиваю я.

Креста вспыхивает, и я улыбаюсь, глядя на ее пунцовое лицо, обрамленное ярко-рыжими волосами. Она бросает на Финника быстрый взгляд, заговорчески улыбается и все равно молчит. Энни вообще разговаривает редко. За то время, что они живут во Дворце, я всего несколько раз слышал ее мелодичный голос, и почти всегда он предназначался Одейру.

– Да, – уверено отвечает Победитель, – и я сделаю все, пойду на любой шаг, лишь бы обеспечить ее безопасность.

Поджимаю губы и делаю глоток вина. Похоже, я не ошибся, и Финник не зря упомянул о безопасности девушки – Энни та ниточка, за которую можно дергать Одейра, и Сноу воспользовался этим.

– Понятно, – коротко отвечаю я, чувствуя неловкость от того, что залез в это.

– Так ты пойдешь с нами? – спрашивает Энни, и я, признаться, удивлен, что она заговорила лично со мной.

– Не могу, – отвечаю я. – Сегодня надо снять очередной ролик в ответ на заявления мятежников. Ты знал, – говорю я, обращаясь к Одейру, – что в Тринадцатом есть президент?

– Альма Койн, – не теряясь, отвечает Финник.

Я чувствую легкий укол сомнения от того, как много секс-символ Панема знает о еще малоизвестной женщине из дальнего Дистрикта.

– Я видел ее в агит-ролике, – поспешно добавляет Одейр.

Я внимательно вглядываюсь в его лицо, вероятно, ища на нем ответы на свои мрачные мысли, но в разговор снова вступает Энни:

– Как себя чувствует Китнисс? – спрашивает она.

Я понимаю, что за мгновение мои зрачки расширяются от гнева и грубые слова готовы сорваться с языка, но Финник кладет свою ладонь поверх руки Энни и чуть сжимает, чтобы девушка замолчала. Должно быть, Креста понимает, что сболтнула лишнего и начинает оправдываться:

– Я только хотела… Они ведь женаты и ребенок…

Я резко выдыхаю и с силой сжимаю оказавшуюся в руках вилку. Хочется громко крикнуть, причем так громко, чтобы расслышали все: “Я не женат и никто не носит под сердцем моего ребенка!”.

С шумом отодвигаюсь от стола и, не прощаясь, тороплюсь к выходу. Меня колотит: я в ярости и снова внутренности раздирает от одного из самых сильных чувств на свете – великой ненависти. Захлопываю за собой дверь столовой и прислоняюсь к ней спиной. Часто дышу. Один из безгласых, дежурящих у двери, подходит ближе, взглядом спрашивая в чем нужна помощь, но я отрицательно качаю головой – никто не в силах мне помочь.

Частый стук каблуков по мраморному полу стремительно приближается, и я поворачиваюсь, ища источник шума. Ко мне спешит Кларисса.

– Китнисс упертая, как сто быков! – заявляет моя помощница, оказываясь рядом. – Я битый час пыталась заставить ее хотя бы помыться, старалась объяснить, что надо готовиться к съемке… Все даром! Она молчит и делает вид, что меня нет!

Кларисса явно расстроена, но сейчас мне ее не жалко. Я дал ей поручение, а она не в состоянии с ним справиться, хотя сама предложила помощь.

– И? – раздраженно интересуюсь я.

– Мне позвать миротворцев? – спрашивает Кларисса, а меня передергивает.

Ну, уж нет, вчера я уже понадеялся на миротворцев, и один из них не устоял, собираясь изнасиловать Китнисс… Чертыхаюсь про себя и спешу на этаж, где содержат взаперти символ революции.

Распахиваю двери темницы и уверенным шагом прохожу внутрь. Китнисс расположилась на своей кушетке, поджав ноги к груди и обняв их руками. Взгляд ее серых глаз устремлен на меня, и я читаю в них упрямый отказ подчиниться. Подхожу ближе, стараюсь выглядеть как можно более суровым, впрочем, это не проблема, потому что я и так очень зол и полон решимости осуществить свой план.

– Встала и пошла мыться, – чеканю я, и на мгновение в глазах Китнисс мелькает сомнение, но почти сразу она мотает головой.

– Нет, – спокойно говорит она.

Как по мне, так слишком спокойно, учитывая, что в ее нынешнем положении это прямая угроза для ее жизни. Я и так злюсь, а ее упрямство приводит меня прямо-таки в бешенство. Окидываю Сойку беглым взглядом: все те же грязные штаны из Тринадцатого, а вот изорванная майка исчезла. Теперь на Китнисс непонятный черный балахон, который ей слишком велик и сваливается с плеча.

– От тебя воняет, – говорю я, и моя колкость достигает цели.

Уязвленная женская гордость дает о себе знать гневно поджатыми губами, но врожденное упрямство побеждает. Китнисс снова качает головой, выражая свой отказ.

Вздыхаю, стараюсь сдержать рвущиеся наружу эмоции, и перехожу к прямым угрозам.

– Я слышал, Гейл Хоторн потерял много крови, схлопотав пулю в живот, – говорю я. Зрачки Китнисс расширяются, выдавая ее волнение. – Ты ведь еще помнишь своего охотника?

Сойка молчит.

– Да или нет, Китнисс?! – требую я. – Это простой вопрос.

Она часто моргает и произносит тихое:

– Да.

– Значит, тебе было бы неприятно узнать, что его добьют, стоит мне отдать приказ? – продолжаю я.

Китнисс смотрит с недоверием, плотнее сжимает кольцо своих рук, обнимающих колени, и говорит:

– Что Сноу с тобой сделал, Пит? – в ее голосе волнение, которое теперь не скрыть. – Это не ты! Я ведь знаю, ты не такой!

Подскакиваю ближе и хватаю ее за шею одной рукой. Надавливаю на кожу, пока на глазах Сойки не выступают слезы и говорю:

– Я все тот же, Китнисс! Разница лишь в том, что теперь я знаю “какая” ты, а это сильно изменило дело!

Сойка царапает мои пальцы, пытаясь ослабить хватку, которая душит ее, и только жалобно хрипит в ответ.

Отстраняюсь также резко, как оказался рядом. Тяжело дышу и будто все еще чувствую подушечками пальцев тепло ее кожи. Странные ощущения. Смесь желания свернуть ей шею и вместе с тем потребность приласкать.

Хитрая! Старается оплести меня своими чарами. Я не поддамся, у Китнисс нет шансов.

– У тебя есть выбор: продолжать сопротивляться, хотя в итоге я все равно добьюсь своего, попутно убив Хоторна, или подчиниться сразу, избежав лишних жертв. Ну, так как? – спрашиваю я.

Китнисс выглядит, наконец, напуганной то ли тем, что я пытался ее задушить, то ли тем, что я угрожаю ее любовнику. Думаю, сейчас самое время и повторяю приказ:

– Встала и пошла.

Медленно, явно перешагивая через свою гордость, Китнисс встает и идет к двери. Отлично, решаю я и двигаюсь следом.

Мы втроем доходим до душевой, и я прошу Клариссу остаться в коридоре. Подозреваю, что когда Китнисс поймет, что я собираюсь лично проследить, насколько качественно она моется, возражений не избежать. Не хочу впутывать в это свою помощницу, тем более что от ее присутствия станет только хуже.

Кларисса спорит, чопорно напоминая, что мы с Китнисс люди разных полов и это в высшей степени неприлично, но, когда я ехидно напоминаю ей, сколько ночей провел в кровати Сойки, аргументы у Клариссы кончаются. Горько усмехаюсь про себя: “сколько” ночей я провел в ее кровати? А толку? Я берег ее невинность, считая, что оскорблю ее, если потребую большего… Хотя какая теперь-то уж разница? Мне противно от одного воспоминая о том, как она отдавалась Хоторну и стонала, моля его не останавливаться…

Закрываю дверь за собой и Китнисс и сопровождаю ее в большую комнату от пола до потолка, отделанную мрамором.

– Раздевайся, – без церемоний говорю я. – Снимай свои грязные тряпки.

Китнисс поднимает на меня глаза и выглядит озадаченной.

– Тебе не ясно? – злюсь я.

– Выйди, – тихо отвечает Сойка.

Я точно вижу, что она смущается, и это как лекарство для моих душевных ран.

– Я останусь, – сообщаю я ей, и когда до нее доходит смысл моих слов, щеки Китнисс покрываются румянцем.

– Нет, – упрямо повторяет она, сложив руки на груди. – Или ты выйдешь, или я вообще не буду мыться.

Подобное заявление, как и любой торг, неуместны, так что я делаю шаг в ее сторону и вкрадчиво произношу:

– Неужели жизнь Гейла так мало для тебя значит?

Буря эмоций на ее лице забавляет меня. Я прекрасно понимаю, как унизительно для Китнисс раздеться перед чужим человеком, и я хочу испить ее муки до дна. Заслужила. Если я не могу мучить ее физически, значит, будет страдать морально.

– Пит, пожалуйста, – просит она, сменив упрямство на уговоры. – Я очень тебя прошу – выйди, и я все сделаю… Я не могу при тебе…

Хорошая тактика, думаю я. На прежнего меня это произвело бы впечатление, но новый я лишь улыбается в ответ. Протягиваю руку и, ухватив за слишком широкий воротник майки, дергаю его вниз. Тихий треск рвущейся ткани, и эта одежка становится не пригодна для ношения.

– Я никуда не уйду, Китнисс, – намеренно спокойного говорю я, наслаждаясь властью над ней. – Штаны мне тоже порвать, или сама снимешь?

Сойка отступает, пятится назад, прикрываясь разорванной майкой.

– Пит, – снова просит она и замирает, упершись спиной в мраморную стену.

– Стоило сделать это самой, – тихо говорю я и в один прыжок оказываюсь рядом.

Схватив ее руки одной своей, я дергаю за ремень ее штанов, пытаясь расстегнуть его. Китнисс извивается, старается вырваться, но я сильнее – у нее нет шансов. Поборов ремень, отщелкиваю пуговицу на поясе и тяну вниз замок.

– Ну же, Китнисс, сколько дней ты уже не мылась? Разве гигиена не превыше всего?

Одной рукой пытаюсь стянуть с нее штаны, но из-за того что Китнисс прижата к стене, мне это не удается. Чуть тяну худое тело на себя, но Сойка использует это в свою пользу и, изловчившись, вцепляется зубами мне в кисть. Возглас боли вырывается из моего рта и я, позабыв про штаны, бью Китнисс по лицу, заставляя разжать челюсти. Сойка стонет и выпускает мою руку.

Вид собственной крови сводит меня с ума. Она снова пытается меня убить, сломать, покалечить? Мое тело вновь будет страдать из-за нее?

Отвешиваю ей еще одну пощечину и, сильно дернув за растрепанную косу, вынуждаю запрокинуть голову назад. Китнисс больше не сопротивляется, покорно принимая то, как я, дергая, стаскиваю с нее штаны, и не пытается вновь прокусить мне руку, когда я снимаю с нее лифчик и в завершение резким движением рву сбоку ее плавки, оставляя ее совершенно голой.

Руки Китнисс стыдливо пытаются прикрыть обнаженную грудь и темный треугольник ниже живота, а из глаз сплошным потоком льются беззвучные слезы. Окидываю ее взглядом, отмечая про себя, какой испуганной и затравленной она теперь выглядит.

Вот оно – унижение. Наслаждайся, Китнисс, ты заслужила!

Протянув руку в сторону, поворачиваю кран, и на нас сверху обрушивается стена теплой воды. Слезы Сойки смешиваются со струями новой влаги, и я замечаю, как Китнисс дрожит. Ее плечи сотрясаются от рыданий, но она не издает ни звука и больше не умоляет о пощаде. Мы стоим, не двигаясь, некоторое время, и я непроизвольно рассматриваю ее.

Тощая, угловатая… Небольшие холмики грудей, кое-как прикрытых рукой, чуть раздавшаяся из-за беременности талия; аккуратный изгиб бедер, длинные стройные ноги… Ловлю себя на том, что мое сердце начинает биться сильнее, а низ живота наполняется истомой…

Плавные линии ее тела, светлая кожа, влажная и чуть блестящая от воды. Я с удивлением обнаруживаю, что мне хочется заставить Китнисс убрать руки, чтобы увидеть ее всю, целиком.

Поднимаю глаза к лицу Сойки, но непроизвольно задерживаюсь взглядом на ране – клейме. Выглядит паршиво, резко выделяясь красными рубцами на белоснежной коже. Китнисс все еще плачет и мне, кроме прочего, становится жаль ее.

– Сама можешь умыться? – спрашиваю я тихо, но даже так знаю, она меня слышит.

Сойка кивает, но не открывает глаз, заходясь в новом приступе слез.

Моя злость куда-то делась. Внутри неясное томление и желание почувствовать мягкость кожи Китнисс, прижать ее к себе, успокоить. Обычная жалость, решаю я, и тянусь за куском мыла. Разворачиваю Китнисс спиной к себе и поспешно убираю руку.

Я ведь ненавижу ее! Отчего же мое тело так странно реагирует на близость Китнисс? Одной рукой кое-как распускаю намокшую косу, а второй тщательно намыливаю волосы. Запускаю обе ладони в темный каскад и массирующими движениями мою голову Сойке. Случайно бросаю взгляд вниз, задерживаясь на маленькой ямке внизу поясницы.

Округлые ягодицы, тонкая талия…

Понимаю, что врать себе и дальше бесполезно: я возбужден и хочу обладать прекрасным женским телом, от которого меня отделяет только поток воды.

фанфик находится в разделе “Ждет критики”, и все отзывы награждаются подарочком :)

И не забывайте ставить плюсики – автор будет счастлив :)

========== Глава 18 ==========

Комментарий к Глава 18

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Аккуратно отвожу темную копну волос в сторону и касаюсь ладонью угловатого плеча. Поглаживая, не спеша, спускаюсь ниже: лопатка, изгиб в районе талии, вершина ягодицы…

Китнисс больше не сотрясается от рыданий. Наоборот, она замерла, словно ожидая моих действий. Я глубоко вздыхаю – мне не хватает воздуха. В паху стремительно нарастает желание, пока подушечки моих пальцев скользят по мягкой коже.

Тело Китнисс блестит: мокрое и манящее. Улавливаю легкий поворот ее головы и сразу же командую:

– Не двигайся.