Текст книги "Сладкая отрава (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Огненная Китнисс Эвердин, – говорит он, – она все еще пылает!

Неожиданно вместо огня на экране появляется сама Китнисс, и мое сердце ускоряет бег. Волна ярости охватывает меня, и я невольно дергаюсь вперед, собираясь уничтожить изображение с той, которая меня предала. С трудом сдерживаюсь, но остаюсь на месте.

– Я хочу сказать восставшим, что я жива, – говорит Китнисс с экрана. – Здесь, в Восьмом, Капитолий только что разбомбил госпиталь, полный безоружных мужчин и женщин. Детей. Все они погибли, у них не было шансов.

Ее волосы развиваются на ветру, выбившись из растрепанной косы. Лицо перемазано сажей, а в глазах ледяная решимость.

– Вот как они поступают! – продолжает Сойка. – Они должны за это заплатить! Президент Сноу предупреждает нас? Я тоже хочу его предупредить. Вы можете убивать нас, бомбить, сжигать наши дома, но посмотрите на это! – следуя за рукой Китнисс, камера показывает охваченные огнем планолеты, лежащие на крыше здания.

Кадры мелькают с бешеной скоростью, показывая куски битвы: падение бомб, взрывная волна, Китнисс, заляпанная кровью, и то, как она карабкается куда-то вверх по лестнице, стены, истерзанные пулеметными очередями… Появляется лицо Гейла, который выкрикивает имя той, из-за которой страна погрузилась в хаос, и новый кадр – Китнисс стреляет из лука: налево, направо, огромное число раз…

Резкая смена кадра, и я вижу Китнисс, идущую прямо на камеру.

– Огонь разгорается! – кричит она во весь голос. – Сгорим мы – вы сгорите вместе с нами!

Языки пламени снова заполняют собой весь экран, и поверх них появляются толстые черные буквы, из которых слагается фраза: СГОРИМ МЫ – ВЫ СГОРИТЕ ВМЕСТЕ С НАМИ! Слова воспламеняются, и постепенно изображение на экране выгорает до полной черноты.

Я молчу, не зная, что сказать. В моей голове сотня мыслей, но все они разрозненны, и я никак не могу решить «как» я отношусь к увиденному. Как произошло столкновение? Кто виноват в гибели людей? Откуда взялись бомбы: с подбитых планолетов Капитолия, которые показали на экране, или были и другие планолеты – те, которые принадлежат повстанцам и не попали в кадр?

И еще… Гейл рядом с Китнисс. Снова злюсь! Ну почему даже сейчас, когда есть куда более важные вопросы, я поглощен только одним: они вместе? В мозгу всплывает множество картинок, которые я не могу отличить от своих воспоминаний: Китнисс, целующая Гейла, прижимающаяся к нему обнаженным телом, их стоны, их клятвы в любви друг к другу. Логика подсказывает, что я не мог видеть всего этого в действительности, но картинки слишком яркие, чтобы можно было ими пренебречь.

– Поделитесь мыслями, мистер Мелларк, – предлагает Сноу, и я поднимаю на него глаза.

– Чьи бомбы уничтожили Дистрикт? – спрашиваю я.

Президент смотрит, не моргая, и, сохраняя абсолютное спокойствие, отвечает:

– Если верить словам мисс Эвердин, во всем виноват Капитолий…

– А на самом деле? – перебиваю его я.

Мы смотрим друг другу в глаза, будто меряясь силами. Я знаю, чтобы Сноу не говорил, он мне не доверяет. Как и я ему. Все рассказы про преемника и прочее… Я нужен Сноу совсем не для этого. Хотя меня и посвящают во многие государственные дела, но не думаю, что Президент готов полностью передать власть в мои руки.

Подозреваю, что дело в повстанцах. И Китнисс. Сноу как-то обмолвился, что я смогу повлиять на Сойку, если понадобится… Эту часть его плана я не понимаю: я могу повлиять на нее единственным образом – свернуть шею обманщице, чтобы хоть как-то отомстить за всю ту ложь, которой она оплела меня, но это вряд ли то, что имел в виду Президент.

– Думай сам, Пит, – отвечает Сноу. – Только ты можешь решить, кто твой настоящий враг.

Слово «враг» взрывается в моем мозгу мгновенной ассоциацией – Китнисс, скидывающая на меня улей с осами-убийцами на Арене; Китнисс, отворачивающаяся от меня в поезде и повторяющая, «я хочу все забыть»; Китнисс, бросающая меня на взлетной площадке, обрекая на пытки в казематах Капитолия. Какие-то воспоминания ярче, словно они раскрашены блестками, какие-то тусклые, почти позабытые, но все они показывают только одно: Китнисс – враг.

Ролик повстанцев, показанный в эфире, не что иное, как попытка Тринадцатого переманить на свою сторону людей – тех жителей, которые верят, что с оружием в руках можно изменить жизнь. Я не разделяю их мнения: с оружием в руках можно только умереть, а жить надо иначе.

Пользуясь своим новым положением, я стараюсь следовать этому принципу и изучаю все, что могу найти о жизни в Дистриктах, и пытаюсь придумать, как можно помочь людям в решении их проблем. Так, например, я знаю, что в Одиннадцатом, жители голодают, хотя урожай, выращенный на их территории способен прокормить половину Панема без особых усилий. Я почти закончил составлять схему распределения части провизии так, чтобы она оставалась в Дистрикте и распределялась между нуждающимися.

Даже той крупицы информации, которую я получил, когда путешествовал по Дистриктам в Туре победителей, мне хватило, чтобы понять – проблемы есть везде, даже в на первый взгляд процветающих Первом и Втором. Мне не нужно преемничество Сноу, я не горю желанием стать Президентом, потому что не верю, что это возможно. А вот использовать временное расположение нынешнего правителя – то, что мне нужно.

Я не тешу себя надеждами – моя жизнь ничего не значит для Сноу: по его приказу меня пытали, и, я уверен, сделают это снова, если понадобится. Только пока я нужен Президенту – я жив и, практически, здоров. Наделен властью. Все, что я могу сделать – постараться извлечь из ситуации максимальную выгоду: прекратить войну и помочь людям.

– Войну надо остановить, – говорю я. – И Китнисс тоже.

Сноу вглядывается в мое лицо, и я знаю, что он видит: плотно сжатые губы, напряженный взгляд. Я выдерживаю внимание президента, обхожу свой стол и становлюсь впереди его, оперевшись бедром на край столешницы. Президент ждет, что я еще скажу и, сложив руки на груди, я добавляю:

– Повстанцы выходят к людям с призывами. Мы могли бы сделать то же самое: обращение Президента к народу. Нужно напомнить дистриктам, что кровопролитие не приведет ни к чему хорошему.

– Призвать людей к порядку? – уточняет Сноу. – Пригрозить?

Пожимаю плечами, переступив с ноги на ногу, и снова упираюсь в стол.

– Прямая угроза ничего не решит, – отвечаю я. – Из-за этого и начался бунт.

– Вы так считаете, мистер Мелларк? – в голосе Президента сквозит раздражение, но я не обращаю на это внимания.

– Считаю, – твердо говорю я. – И мы это уже обсуждали. Голодные игры надо прекратить.

– Обсуждали, – соглашается Сноу, – и мы не будем возвращаться к этому. Игры возобновятся, как и положено. Отмена Квартальной бойни стала исключительным случаем, который больше не повторится. Я сжалился над мисс Эвердин, которая обманула меня, как и тебя, Пит. Это была ошибка, ты сам видишь к чему это привело.

Я киваю, соглашаясь с частью про Китнисс, но про себя решаю, что к вопросу об Играх я еще вернусь – если есть хоть мизерный шанс прекратить это, я должен рискнуть.

– Что насчет обращения к народу? – снова спрашиваю я.

Сноу согласно кивает, поглаживая свою бороду.

– Думаю, это хорошая идея, мистер Мелларк. Я сообщу операторам, чтобы подготовили все для съемки. Вы хотели бы сказать людям, что-то особенное?

– Я? – искренне удивляюсь, но Сноу настаивает.

– Разумеется, Пит, ты должен быть в кадре: повстанцы следуют за своей Сойкой, так покажем им, что ты не разделяешь взглядов мисс Эвердин.

Размышляю меньше минуты и, наконец, соглашаюсь, потому что так, будет лучше для всех. Людям стоит напомнить о том, как решать проблемы мирным путем. И, кроме того, Китнисс должна знать – ее план провалился, я жив и найду ее, рано или поздно. Я отомщу за все, через что мне пришлось пройти по ее милости, после того как она и охотник бросили меня на взлетной полосе.

– Хорошо, но, думаю, сегодня я обойдусь без текста. Может быть в следующий раз? – предлагаю компромисс, и Президент не спорит, удовлетворенный моим решением.

Капитолийское телевидение – машина, работающая на Сноу, впрочем, как и все в этой стране. Уже к вечеру я оказываюсь в павильоне для съемок пропагандистского ролика. Президент ожидает меня, одевшись в белое. На мне тоже абсолютно белый строгий костюм и светлые туфли.

– Может быть, стоит добавить красок? – предлагаю я, но оператор спешит разрешить мои сомнения.

– Белый – цвет мира и согласия, – говорит он, и Сноу кивает, поддерживая его.

Что ж, я не против. По большому счету мне все равно «как» будет выглядеть ролик, главное, найти верные слова и достучаться до сердец людей.

Мы работаем около часа. Делаем несколько дублей, меняем положение камеры и, наконец, съемочная группа довольна – я свободен и могу вернуться к своим делам.

Возвращаюсь в кабинет, расстегиваю узкий воротничок, который уже натер мне шею, и устраиваюсь поудобнее в кресле, положив руки на стол. Некоторое время перебираю бумаги, касающиеся Дистриктов, делаю несколько пометок на полях и, в конце концов, не выдерживаю – достаю из нижнего ящика стола неприметную папку, с виду такую же, как десятки других, выданных мне для ознакомления. Однако, это папка особенная – в ней те крупицы информации, которые мне удалось собрать о темных делах Сноу.

Страна давно полнилась слухами о том, насколько удачлив нынешний Президент, ибо его конкуренты один за другим умирали, освобождая ему путь наверх. Меня давно это смущало, но теперь у меня есть пара зацепок, которые могут привести меня к истине, если я сумею размотать клубок странностей в этой истории. Когда-нибудь Сноу прекратит свой спектакль «О преемнике», и тогда, я уверен, он постарается уничтожить меня.

Окажись у меня на руках реальные факты об отравлении Президентом соперников, я мог бы поторговаться ради спасения своей жизни. Или, что еще лучше, мне удастся публично разоблачить тирана, и тогда…

Впрочем, бессмысленно заглядывать так далеко вперед. Пока у меня есть только зацепки и косвенные улики против него. Я просматриваю бумаги, когда раздается стук в дверь.

– Войдите, – говорю я, быстро убирая папку обратно в стол, и тотчас на пороге появляется симпатичная девушка, с которой я уже знаком. Это Кларисса – моя личная помощница.

– Привет, – произносит она, подходя к столу.

Тепло улыбаюсь девушке и спрашиваю, зачем она пришла.

– Ролик с тобой и Сноу готов, – отвечает Кларисса. – Хочешь, посмотрим его сейчас? Я принесла диск.

Мне, пожалуй, любопытно, что из всего этого вышло, так что я соглашаюсь, указывая помощнице на стул рядом с собой. Кларисса вставляет маленький диск в проектор, нажимает «Пуск» и успевает присесть до появления картинки.

Первое, что я вижу – символ капитолийского телевидения и слышу торжественный голос диктора за кадром:

– Вы смотрите телевидение Капитолия.

Далее появляются кадры со Сноу, и уже он сам произносит речь.

– С Темных Времен наш великий народ жил в мире. Залог мира – простая система. Она нас кормит и защищает.

Надпись «Единство» на белом фоне.

– Ваши дистрикты – это тело. Капитолий – его бьющееся сердце.

Слово «Процветание», появляющееся в нижнем углу.

– Ваш труд питает нас, а взамен мы кормим и защищаем Вас.

«Порядок», вспыхнувший в верхней части экрана.

– Но если сопротивляться системе, Вы истощите самих себя. Будете бороться с ней – прольете свою же кровь.

Камера отходит чуть дальше, и теперь я вижу себя, стоящего около белоснежного трона Президента. Я не смотрю в объектив – мое лицо печально, а взгляд устремлен куда-то вдаль.

– Я знаю, что Вы со мной, с нами, с народом. Все, как один.

Я слышу тихие первые ноты гимна страны, который становится все громче, нарастая вместе с волнением в моей груди.

– Панем сегодня. Панем завтра. Панем всегда.

Герб вспыхивает за нашими спинами, а я, наконец, поворачиваю голову и смотрю в камеру. Под завершающие аккорды гимна экран затемняется, выделяя надпись, сделанную белым:

«Почетный победитель Голодных игр Пит Мелларк поддерживает президента Сноу в его усилиях по поддержанию мира и процветания в Панеме».

Последние звуки музыки… И тишина.

Я молчу, размышляя понравился мне ролик или нет, но Кларисса начинает первой:

– По-моему, действительно здорово, – говорит она. – Твой поворот головы… весьма эпичный!

Я недоуменно смотрю на нее пару секунд, а моя помощница не выдерживает и начинает смеяться. Ее веселье передается и мне.

– Создадим сообщество любителей? – спрашиваю я, и Кларисса кивает.

Мы смеемся в голос, и я, пожалуй, впервые чувствую себя полностью расслабившимся за последнее время. Рядом с этой девушкой, как будто, не надо притворяться: не изображать верность Сноу, не врать о чувствах к Китнисс, можно просто быть самим собой. Удивительно, как я смог подружиться с кем-то вроде нее. Внешне Кларисса истинная капитолийка с ярко-розовым волосами и длинными зелеными ресницами, а в общении… Легкий и простой человек.

– Думаешь, люди прислушаются к словам Сноу? – внезапно став серьезной спрашивает Кларисса.

Я напрягаюсь, возвращаясь к насущным проблемам.

– Хотелось бы, чтобы было так. Войну надо остановить. Любой ценой.

Комментарий к Глава 12

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

========== Глава 13 ==========

Комментарий к Глава 13

ГЛАВА ПЕРЕЗАГРУЖЕНА С НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫМИ ДОПОЛНЕНИЯМИ

P.S. Вчера у автора случился приступ нелюбви к себе, за что он просит прощения.

Блокировки сняты, проды когда-нибудь будут написаны.

Спасибо тем, кто не бросил меня в трудную минуту!

Я иду по коридору, освещенному сотней точечных светильников. Лестница на нижний этаж и еще один коридор и, наконец, я оказываюсь возле высоких резных дверей, возле которых стоят двое безгласых. Едва я приближаюсь к ним, двери передо мной открываются, впуская меня в залитую солнечным светом столовую.

Я вижу длинный, чуть скругленный стол, заставленный разными блюдами, а девушка-прислуга наливает красное вино в бокал, наклонившись к Президенту. Мое внимание привлекает светловолосый мужчина, сидящий ко мне спиной. Кажется, я узнаю его еще до того, как он оборачивается, а когда я вижу лицо мужчины, его имя само срывается с губ:

– Финник.

Секс-символ из Четвертого поднимает свой бокал и приветливо улыбается мне.

– Привет, Пит! – говорит он. – Давно не виделись.

Я удивлен, встретить его здесь, отчего-то полагая, что о появлении нового жильца во Дворце мне станет известно заранее. Одейр, продолжая улыбаться, кивает на соседний от себя стул, и только теперь я замечаю худенькую рыжеволосую девушку, которая, потупив глаза в столешницу, замерла, будто ждет удара. Ее реакция удивляет меня, и я перевожу вопросительный взгляд на Финника.

– Познакомьтесь, – произносит он. – Пит, это Энни Креста – моя Победительница. Я вытащил ее с Арены несколько лет назад, – голос Одейра становится ласковым, когда он говорит о девушке, но, должно быть, мне это мерещится. – Энни, – обращается он к ней, и рыжеволосая поднимает на меня свои зеленые, словно изумруды, глаза. – Пит Мелларк. Победитель последних Игр. И… помощник Президента Сноу.

Меня внутренне передергивает от упоминания моей тесной «дружбы» со Сноу, но я никак это не выражаю, мило улыбаясь испуганной девушке. Ее плечи дрожат, когда наши взгляды встречаются, и она всхлипывает, готовая заплакать. Финник хмурится, приобнимая ее за плечи, и Энни тут же затихает, успокоившись.

Я заинтригован тем, отчего эти двое появились в Капитолии, и озадачен отношениями, которые существуют между ними. Я помню, как готовясь к Бойне, просматривал записи Игр с участием Кресты… После победы она сошла с ума, погрузившись в мир фантазий и грез. Что ее связывает с Одейром, кроме как то, что он ее бывший ментор? Пока я размышляю о странной парочке и усаживаюсь за стол, Президент пару раз кашляет, будто задыхаясь, а потом говорит:

– Мистер Одейр и мисс Креста любезно согласились посетить Капитолий и готовы помочь в поддержании мира в стране.

– Они будут сниматься в роликах? – быстро спрашиваю я.

Сноу кивает, делая глоток, а Финник и Энни обмениваются непонятными мне взглядами. Что-то в поведении Одейра кажется мне смутно знакомым. Заботливые жесты, взгляды, брошенные на рыжеволосую девушку. Внезапно, меня осеняет – любовь. Так выглядит любовь. Сомнения тут же прокрадываются в душу, ибо любой житель Панема наслышан о любовном непостоянстве «сладкого мальчика», но то, чему я стал свидетелем, говорит само за себя.

– Я буду сниматься, – отвечает Финник. – А Энни… Просто погостит тут. Ведь так, Президент Сноу?

Я улавливаю беспокойные нотки в голосе Победителя и не совсем понимаю причину. Быть может Сноу угрожает Финнику также, как когда-то угрожал мне: используя девушку, в которую он влюблен. Только вот мне не было смысла рисковать – «моя» девушка была ко мне равнодушна.

Один из безгласых подходит к Сноу и протягивает ему белоснежную папку с документами. Какое-то недоброе предчувствие проникает в мою душу, но я стараюсь отмахнуться от него. Президент отодвигает тарелку с завтраком, распахивает перед собой папку и пару минут изучает то, что хранится внутри. Его лицо становится озабоченным, я замечаю промелькнувшую тревогу, но не могу понять своих ощущений… Словно я не верю актеру, который разыгрывает передо мной спектакль.

– Боюсь, у меня плохие новости, Пит, – говорит Сноу вкрадчивым голосом, поднимая на меня глаза.

– Например? – с некоторым беспокойством отзываюсь я.

– Твоя семья… Я только что получил отчет миротворцев из Двенадцатого. Повстанцы подожгли пекарню твоих родителей. Никто не выжил.

Сердце с гулом летит вниз, глухо ударяясь о мраморный пол. Я вижу перед собой лицо отца, и слезы жгут глаза, угрожая перерасти в истерику. Успеваю бросить короткое «Извините», я спешу покинуть столовую, пока еще держу себя в руках.

Только оказавшись в уединении своей спальни, я позволяю боли прорваться наружу потоками беззвучных слез. Закусывая губы до крови, я лежу, уткнувшись в подушку, и мычу, стараясь сдержать вопли, которые рвутся наружу.

Семья.

Те, кто любил меня несмотря ни на что. Пусть коряво, возможно не так сильно, как бы мне хотелось, но все-таки любили… Я был хоть кому-то нужен.

Теперь я один.

Мне вспоминается всегда озабоченное суровое лицо матери, ее гневные окрики, которые я получал вместо ласковых слов, и мозолистые руки, всего несколько раз нежно касавшиеся меня. Я вижу лица братьев, которые часто подтрунивали надо мной, но все-таки оставались мне близкими и родными.

Отец… Тот единственный человек, который действительно любил меня, искренне и от всей души. Вероятно, осознание того, что я больше никогда его не увижу, вызывается особенную боль.

Совершенно один. Никому не нужен.

Должно быть, я теряю счет часам, потому что когда Кларисса входит в комнату, за окном уже темно. Тихими шажками она приближается к моей кровати и садится на самый краешек, может быть, ожидая, что я ее прогоню. Отрешенный от всего и совершенно потерянный я смотрю на ее руку, опустившуюся на мою ладонь. Неуверенно сжимаю ее тонкие пальцы, ищу поддержки человеческого существа, и Кларисса принимает мою ласку, усаживаясь ближе. Моя голова ложится к ней на колени, и девушка нежно гладит меня по волосам.

Мы молчим. Мне плохо. Я чувствую себя бесконечно одиноким. Замечаю, что Кларисса тянется за одеялом, укрывая меня, и слегка раскачивается, словно пытается убаюкать. Постепенно проваливаюсь в сон, крепко обнимая ее угловатые коленки.

Несколько недель проходят как в тумане, я постепенно привыкаю к пустоте в том месте, где когда-то было сердце. Спасает работа: дни и ночи напролет я погружен в документы, касающиеся Дистриктов, а время от времени выезжаю в командировки на места сражений. Китнисс и ее люди сеют вокруг смерть, прикрываясь красивыми речами и громкими лозунгами. В ответ на обращение Президента к народу, Тринадцатый выпустил еще несколько агит-роликов, призывая к борьбе против кровожадного Капитолия. Я по-прежнему не питаю особой привязанности к Сноу и его правительству, только вот выходит, что из двух зол, они – меньшее.

Финник действительно погрузился в «поддержание мира», активно разъезжая со мной по Дистриктам и рассказывая людям о важности сохранения привычного уклада жизни. Бывает, правда, он надолго пропадает, когда мы оказываемся на месте, но каждый раз Одейр находит правдоподобное объяснение своему отсутствию. Я не особо этим обеспокоен, у нас почти приятельские отношения, так что я позволяю ему делать то, что он считает нужным, тем более, что Сноу в очередной раз подстраховался: пока мы с Финником отсутствуем, Энни Креста остается во Дворце, под опекой Президента.

Я больше не сомневаюсь в том, что Одейр неровно дышит к рыжеволосой Победительнице, а она отвечает ему взаимностью. Энни милая девушка, немного странная и запуганная, но она преображается, когда рядом оказывается Финник. Они спасают друг друга, как когда-то спасались мы с Китнисс… Хотя нет, не так. Я спасал Китнисс, а ей было все равно.

Клариссу я вижу почти каждый день, но мы не касаемся в разговорах той ночи, которую провели вместе. Я ужасно напугал ее своими криками, когда пришли очередные кошмары, тем не менее, она осталась до утра, а я рассказал ей практически все, что накопилось на душе. О детстве, о Китнисс, о том, как я любил ее и как боялся потерять. О Голодных играх и пытках, через которые мне пришлось пройти. Кларисса приняла мои откровения и только ласково гладила по голове, когда я, как маленький, прижимался к ней, ища защиты.

Сегодня мы с Финником отправились во Второй, где по данным разведки уже несколько дней находятся лидеры повстанцев. Наш планолет кружит над Дистриктом, и я могу рассмотреть, что Второй состоит из нескольких городков, расположенных в горах. Меня интересует самый крупный город и гора, в народе прозванная Орешком, потому как она считается неприступной – в ее сердце собрана половина военной мощи Капитолия. Внешне это обыкновенная гора, испещренная шахтами, с несколькими входами снаружи, однако внутри – огромные пещеры, скрывающие от посторонних глаз летательные аппараты, ядерные ракеты и прочее. По словам Сноу, этот город-гора опутан всей необходимой инфраструктурой: казармы, склады оружия, залы для собраний и так далее.

Крайние деревни оказались полностью во власти мятежников, а поселение вокруг Орешка разделилось на два оппозиционных лагеря. Повстанцы оккупировали дальнюю часть города, а граница нейтральной территории пролегла через площадь перед Домом правосудия, на которой из года в год проходила Жатва. Со дня на день начнутся бои, это неизбежно, поскольку напряжение нарастает и требует выхода. Большая часть населения Дистрикта лояльна к Капитолию, поскольку власть всегда была благосклоннее к местным жителям, чем, скажем, к обитателям Двенадцатого. Однако, есть те, кто все же надеется на лучшую жизнь под защитой Тринадцатого.

Меня и Финника пропускают на базу, расположенную внутри Орешка, и мы оба поражаемся тому, как устрашающе могуществен Капитолий на самом деле. Всего несколько ядерных бомб из припрятанных в самых глубоких помещениях могли бы разнести наши родные Дистрикты в щепки, если бы Сноу это зачем-то понадобилось. Длинные аккуратные ряды новеньких планолетов, заполненные до отказа камеры с оружием, лаборатории, оснащенные по последнему слову техники. Мы располагаемся в одной из казарм, но фактически все время проводим в Штабе Орешка, собирая данные о положении врага.

Ночь и следующий день проходят относительно спокойно: планолеты повстанцев, не переставая, кружат вокруг горы, но не доставляют нам серьезного беспокойства. Только к вечеру мятежники начинают обстреливать эскалаторы, ведущие на горные вершины. Сеть «дорожек» для подачи камня сотрясается под натиском ударяющихся бомб, и местные командиры, наконец, дают команду открыть встречный огонь.

Внутри, в помещениях до отказа заполненных миротворцами, нарастает паника. Воют сирены. Освещение начинает барахлить: лампы то тухнут совсем, то загораются неровным, мигающим, светом, чтобы вскоре потухнуть вновь. Я чувствую на языке пыль, заполнившую воздух, и понимаю, что несокрушимый Орешек может не устоять и похоронить в своих недрах тех, кто не успеет выбраться.

– Срочная эвакуация! – командую я, но главный миротворец, насколько я помню, его зовут Крэйг, не обращает на меня ни малейшего внимания. – Нужно поднять вверх планолеты! – ору я до хрипоты, и несколько человек поворачиваются на мой голос, тревожно переглядываясь.

Финник поддерживает меня, и мы пускаемся бегом от командного Штаба, направляясь на взлетную площадку, и созывая по пути всех, до кого можем докричаться – полагаю, времени остается с каждой секундой все меньше и меньше. Кое-где начинаются пожары, и несчастные раненные кричат, подпитывая общий страх и сея ужас. Я чувствую, как кожу то и дело неприятно жжет, когда я оказываюсь поблизости от открытого огня. В глазах Финника отражается мой собственный страх, едва прикрытый решимостью выбраться отсюда.

Под нашим с Одейром руководством те, кто все-таки ослушался Крейга и хочет спасти свою жизнь, устремляются к летательным аппаратам, рассаживаясь по местам. Я едва слышу сам себя: гул от сотни взревевших двигателей и доносящиеся до меня вопли людей оглушают, но все-таки ору, срывая голос, созывая последних людей на борт.

Планолеты взмывают воздух и, покружившись, вырываются из еще распахнутых ворот. Мой планолет последний, и я чувствую, как нас подбрасывает от взрывной волны, сбивая с курса, когда происходит взрыв в одной из отработанных шахт. Несмотря на то, что я пристегнут ремнями, я больно ударяюсь головой о спинку сидения, и из моего горла вырывается стон. По лицу стекают капли грязного пота.

Из закопченного окна планолета я вижу людей: падающих, толкающихся и словно муравьи карабкающихся вдоль склонов, недалеко от входов. До моих ушей доносятся их вопли, и сердце бьется, как сумасшедшее: могу ли я чем-то помочь этим людям?

Целыми участками горная порода начинает рушиться, сползая вниз и сметая все на своем пути. Тонны камней, грязи и мелкой шахтовой выработки устремляются к входам в шахту, заваливая их и блокируя внутри тех, кто не успел выбраться.

К небу вздымаются облака пыли и гравия, такие густые, что я перестаю различать что-либо в своем окне. Громы взрывов еще раздаются где-то внутри горы, а я понимаю – сотни людей похоронены в Орешке заживо. Гробница захлопнулась, чтобы не выпустить своих жертв.

Остатки военно-воздушных сил Капитолия приземляются на соседней горе – огромной, насколько позволяет видеть вечерняя темнота, территории, и выжившие командиры, в том числе и я с Финником, устремляются наружу, собирая срочный совет. Кто-то предлагает вернуться и попытаться спасти тех, кто остался. Но глядя вдаль на полыхающую, словно факел, и раскаленную до красна от горящего угля гору, я понимаю, что спасать фактически некого. Во мне закипает ярость, подпитываемая болью от творящейся несправедливости. Разве то, что случилось, оправдывает великую цель повстанцев? «Такой» должна быть свобода от власти Капитолия?

Мастерс, один из миротворцев, объявивший себя главным среди уцелевшей армии, предлагает в экстренном порядке нанести удар по притаившимся мятежникам, пока те поглощены сладостью своей победы. Несколько миротворцев поворачиваются ко мне, словно, ожидая моего приказа, и я уверенно киваю, повинуясь открывшейся мне жажде мщения. Те, кто продолжают кричать от боли на склонах Орешка; те, кто оказался погребенным в недрах горы, и те, кто никогда не дождется своих отцов, братьев и мужей домой… Ради всех этих людей, убитых из-за неясной цели «стать свободными», я принимаю решение наступать.

Уже через час остатки армии Капитолия, даже сейчас достаточно внушительные в своих размерах, оказываются на подступах к площади у Дома правосудия, пробираясь между домами и собираясь уничтожить каждого мятежника, который попадется нам на пути. Я лихорадочно соображаю, что где-то среди повстанцев притаилась и Сойка-пересмешница – та, которая, хладнокровно убила мою семью и отдала приказ о нападении на Орешек.

Кругом стоит грохот артиллерии, а пулеметы выпускают одну очередь за другой, когда миротворцы стараются пробраться ближе к площади. Я издалека вижу свет прожекторов, зажегшихся над будущим местом схватки. Фасад Дома правосудия, его верхняя часть, открывается моему взору, когда до площади остается еще много метров. Я бегу наравне с другими военными, подгоняемый пылом в крови и жаждой расправы с общим врагом.

Внезапно меня оглушает знакомый голос, доносящийся как будто с самих небес.

– Люди Второго дистрикта, это Китнисс Эвердин говорит с вами со ступеней Дома правосудия…

Липкий страх сжимает душу, и я замедляю бег, отчего получаю несколько чувствительных толчков со стороны тех, кто не ожидал моей остановки. Голос Сойки эхом отдается в моем мозгу, парализуя, как убойная доза морфлинга.

– Ты в порядке? – кричит мне оказавшийся рядом Одейр.

Я смотрю на него глазами полными ужаса, но все-таки киваю и, переборов себя, бросаюсь вслед за остальными. Поворачиваю за угол, и снова торможу, как вкопанный. Два огромных экрана транслируют изображение Китнисс, стоящей в отдалении. Экраны, Китнисс… Я словно вновь оказываюсь в камере пыток и чувствую, как мои кости ломаются одна за другой.

На этот раз страх, охвативший меня, слишком велик. Финнику даже приходится врезать мне по лицу, чтобы я пришел в себя. Я оглядываюсь вокруг, пытаясь поверить в то, что я не связан по рукам и ногам, а вокруг нет людей в белых халатах, которые бы вкалывали мне яд.

Однако то, что окружает меня, выглядит не намного приятнее. Ночной воздух пропитан стонами раненных и звуками непрекращающихся выстрелов. Несколько прожекторов оказываются разбитыми, отчего площадь погружается в полумрак. В паре зданий по периметру бушуют пожары, и это только освежает мои воспоминания о гибели родных. Мой отец, мать и братья сгорели заживо, так же как и люди, которые сегодня не смогли выбраться из Орешка.

Я резко поворачиваюсь и бегу прямо к ступеням Дома правосудия, пробиваясь сквозь толпу. Смутно слышу Финника, окрикивающего меня, но не останавливаюсь ни на мгновение: найти Сойку и уничтожить! Мои руки судорожно сжимают пистолет, а кровь в венах пульсирует, превратившись в раскаленную плазму.

Ненавижу. Презираю. Убью.

Китнисс замечает меня, когда миротворцы и повстанцы расступаются, образуя полукруг. Ее глаза расширяются от удивления, и она бросается ко мне, выкрикивая во весь голос:

– Остановитесь! Прекратите огонь!

Ее слова разносятся над площадью, усиливаемые микрофоном, закрепленным на груди. Она практически касается меня, когда я поднимаю руку с оружием, и блестящий ствол упирается в ее грудь.