Текст книги "Сладкая отрава (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Девушка погружена в свои мысли и не отвечает на мой вопрос. Уже на подходе к Деревне победителей, Китнисс внезапно начинает говорить:

– Она ведь сказала правду: мне не нравилось, когда Хеймитч приводил ее в мой дом. Пока мама была жива… – Китнисс делает паузу, очевидно, ей больно вспоминать о миссис Эвердин, – она старалась быть ласковой с Клариссой, а я – нет.

Я молча слушаю, стараясь собрать побольше информации о жизни Рисы с Хеймитчем до того, как пойду бить физиономию бывшему ментору. А пойду я обязательно: он сломал Рису, надломил ее стержень – и я должен знать почему.

– И знаешь, я почти соврала ей, – добавляет Китнисс, – о том, что не знала, что у них все плохо. Последние годы Хеймитч и Кларисса часто ругались: их крики разносились вечерами очень далеко. Только вот… он не бил ее. Никогда. Наверное.

Резко останавливаюсь и, повернувшись к Китнисс, говорю:

– Я ведь так толком и не извинился перед тобой за все, что сделал с твоим телом. Охмор и прочее, это не оправдывает меня, – я смотрю в серые глаза напротив и вижу, что Китнисс внимательно меня слушает. – Это не изменит прошлого, но я все равно должен сказать: если можешь, прости меня, Китнисс. Прости за каждую слезинку, которую ты пролила по моей вине.

Легкий шорох мнущейся бумаги нарушает повисшую тишину. Где-то вскрикивает птица, а я, глядя на руку Китнисс, вижу, как она мнет в ладони записку Клариссы. Помедлив, девушка засовывает бумажку в карман куртки и оставляет ее там.

– Спасибо, что сказал это, – отвечает она и неожиданно ласково касается рукой моей щеки. – Если я задам вопрос, ты ответишь мне на него честно?

Я киваю, готовый вывернуть перед Китнисс душу. У меня больше нет от нее тайны, ни одной.

–Ты когда-нибудь… был близок с Клариссой? – щеки Китнисс розовеют, а голос дрожит. Даже спустя годы, она не перестала стесняться разговоров о сексе.

– Нет, – не раздумывая, говорю я. – Никогда. У меня никогда не было никого, кроме тебя.

Прикусив губу, Китнисс кивает. Я чувствую внутренний порыв задать ей встречный вопрос. Мои кошмары о ней и Гейле никуда не ушли. Я много лет убеждал себя, что это неправда, но мне важно услышать, как Китнисс сама это скажет. Мне это нужно.

– А у тебя… были другие мужчины? – аккуратно спрашиваю я. Боюсь, что Китнисс рассердится или обидится, но она, кажется, сохраняет спокойствие.

– Только ты, – коротко говорит она, глядя мне в плечо.

Я подаюсь вперед и заключаю Китнисс в объятия. Она не сопротивляется: ее руки обнимают меня за талию, а голова прижимается к моей груди. Мы стоим так достаточно долго. Я чувствую нежность. Китнисс рядом, я чувствую запах ее волос, ощущаю нажим ее рук на пояснице. Она не оттолкнет. Я не уйду. Люблю ее…

– Думаешь, стоит поговорить с Хеймитчем? – тихо спрашивает она, не разрывая объятий.

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Сразу мне хотелось его убить, но… Наверное я, как никто другой, не имею на это право…

– Давай хотя бы скажем ему, что она уезжает? – предлагает Китнисс. Я не спорю.

Жилище ментора изменилось: последний раз я был здесь во время войны, и тогда Хеймитч угрожал пристрелить меня, сейчас я бы, наверное, сделал тоже самое с ним. Но кто дал мне на это право?

Перед домом высажены цветы, но, очевидно, за ними некоторое время не ухаживают – головки бутонов завяли, свесились вниз. Едва я открываю дверь в его дом, в нос ударяет резкий запах алкоголя. В прихожей валяется грязная одежда, битое стекло. Заглядываю на кухню, в гостиную – в которой, кстати, еще сохранились следы пребывания женщины: на окнах цветастые занавески, пожухлые цветы в вазе, прохожу на второй этаж. Китнисс идет следом, осторожно ступая и стараясь не касаться пыльных перил.

Хеймитча мы находим в спальне. Мертвецки пьяного и злого. Поначалу он, видимо, не узнает меня, глядя как на призрака, а потом начинает говорить:

– А, вернулся! Молодец, парень, я в тебя верил! – его речь заплетается, слова выходят исковерканными, с трудом воспринимаемыми.

– Хеймитч, ты ведь столько лет не был в запое! – сторожится Китнисс, выглядывая из-за моей спины. – Что теперь?

Ментор переводит на нее пустой взгляд, долго настраивает резкость, а потом начинает громко гоготать.

– Ох, и наше солнышко здесь. Так вы уже это, вместе или как?

– Вместе, – мимоходом отвечает Китнисс. – Какого черта, Хеймитч? Ты хоть знаешь, что поступил, как последний… не знаю кто! Как ты посмел ударить Клариссу?

Ментор пытается встать с кровати, но путается в простынях и летит ничком вниз. Пока Китнисс, ругаясь, помогает ему сесть, я все еще молчу, пораженный тем, что она сказала «вместе».

– Эта… фифа порвала все до единой, до единой, – уточняет он, – фотографии Элизы. Вот сучка…

– Кто такая Элиза? – спрашивает Китнисс, удивленно.

– Его бывшая невеста, – отвечаю я. Хеймитч рассказывал мне о ней, когда пытался вправить мозги в камере.

– И при чем тут Кларисса? – не понимает девушка, вопросительно глядя на меня.

Я развожу руками и непроизвольно скольжу взглядом по комнате. И внезапно у меня в голове складывается полная картина. Это отвратительно.

– Ты все еще любишь Элизу? – выдыхаю я. – После того, как пять долгих лет рядом с тобой была живая девушка из плоти и крови, ты все еще сохнешь по трупу? – зло спрашиваю я.

– Ни черта подобного, – заявляет Хеймитч. – Я влюблен в эту капитолийскую девицу, как глупый школьник. Только мне нельзя любить – все, кого я люблю, гибнут! А Элиза… Она уже умерла, так почему бы не любить ее?

– И ты сказал Клариссе об этом? – задержав дыхание, уточняет Китнисс.

– Пусть знает, – отмахивается Хеймитч. – Куда она денется? Зато не будет требовать от меня дурацких признаний!

Я собирался сдержаться и не ударить ментора? Сейчас я совершенно точно готов нарушить свое обещание.

– Очень даже денется! – рявкаю я. – Она уезжает! Сегодня!

– Навсегда, – добавляет Китнисс.

Несколько минут Хеймитч никак не реагирует на наши слова, но постепенно до него, видимо, доходит смысл сказанного. Резко задрав голову, он щурится и спрашивает:

– Она не может уехать? Ведь не может? Она не бросит меня…

– Может, Хеймитч, – говорит Китнисс, – ты это заслужил!

Ее слова ранят ментора, пробираясь сквозь алкогольный туман. Он кое-как встает и начинает бродить по комнате кривыми шагами.

– Я остановлю ее! – орет Хеймитч. – Она не должна бросать меня!

Мы с Китнисс с трудом помогаем ему спуститься на первый этаж, вливаем в сопротивляющегося ментора почти литр воды, надеясь, что это разбавит алкоголь в его крови, и только потом выпускаем на улицу.

Идти Хеймитч может только опираясь на меня: удержать тело самостоятельно его ноги не в силах. Пока мы идем, ментор так громко орет, что из дома Китнисс, нам навстречу, выходит Гейл.

– Куда собрался? – удивленно спрашивает он у мужчины, но Хеймитч не прекращает звать Клариссу и твердить, что она должна остаться в Двенадцатом. – Он же накачан до предела, – констатирует Хоторн, – какие ему любовные прогулки?

– Гейл, Кларисса уедет сегодня! – сообщает ему Китнисс.

– Если судьба – то вернется, – спорит охотник. – Я вам как военный говорю, пусть сейчас с дисциплиной в Дистрикте попроще, чем было при Сноу, но и Койн не одобряет алкашей. Его схватит первый же патруль. Пусть отоспится, а потом уже будет за юбкой бегать.

Я вынужден согласится с Гейлом, и мы с ним вместе, затащив Хеймитча в дом Китнисс, запираем его в гостиной. Надеемся, что он уснет. Однако почти час ментор продолжает колотить по закрытой двери и кричать о том, чтобы его выпустили. Постепенно он затихает.

Хоторны и мы с Китнисс собираемся на кухне: болтаем, пьем чай. Колин, расположившись на коленях у матери, увлеченно рисует что-то карандашом.

За разговорами близится вечер, а значит и время отправления поезда, на котором уедет Кларисса. Заглядываю в гостиную: Хеймитч дрыхнет, развалившись на полу возле дивана.

– Может, стоит разбудить его? – спрашиваю я.

– Уймись, Мелларк, – не соглашается Хоторн. – Поезда ходят в оба конца. Вернется эта капитолийка, когда помирятся.

Прим и Китнисс поддерживают Гейла, я в меньшинстве.

Когда Хоторн с женой собираются домой, я неловко топчусь на месте: Китнисс просила не давить на нее, а попроситься ночевать – это как раз из запрещенного.

Силуэты Гейла и Прим растворяются вдали, а мы с Китнисс стоим на крыльце ее дома, вдыхая свежий вечерний воздух. Колин мирно спит в своей кровати на втором этаже: Китнисс разрешила мне быть рядом, пока она укладывала его.

– Ну, спокойной ночи, – говорю я, собираясь уйти.

Только сейчас я замечаю в руках Китнисс бумажку – серую в сумерках записку Клариссы. Моя бывшая жена крепко сжимает в пальцах послание и, подняв на меня глаза, неожиданно произносит:

– Останешься? Утром мне понадобится помощь с Хеймитчем, – поспешно добавляет она.

– Хорошо, – покорно говорю я, и Китнисс протягивает мне свободную руку.

Взявшись за руки, мы поднимаемся в ее спальню и забираемся в постель. Даже не раздеваемся толком: она в штанах и майке, я тоже. Первое время каждый лежит строго на своей половине кровати. Неловко.

Я помню, что обещал не торопить Китнисс. Да и сегодня мне достаточно того, что она просто рядом. Люблю…

– Обними меня? – просит Китнисс, и я немедленно пододвигаюсь к ней.

Ее голова покоится на моем плече, а я ласково глажу ее волосы, собранные в хвост. Помедлив, стягиваю резинку, позволяя темному водопаду рассыпаться вокруг.

– Зачем? – удивленно спрашивает Китнисс.

– Мне так больше нравится, – улыбаясь, говорю я.

– Ладно, – спокойно отвечает она.

Мы обнимаемся, согревая друг друга, и медленно погружаемся в сон. Нежность, безграничная нежность плавит меня изнутри.

– Люблю тебя, – тихо шепчу я, целуя Китнисс в макушку.

Она, наверное, уже спит, но отчего-то мне кажется, что Китнисс слышала мои слова и улыбается в ответ, крепче прижимаясь ко мне всем телом.

***

– Пит, проснись! – зовет меня Китнисс. – Хеймитч ушел!

Я распахиваю глаза, и мне требуется пара секунд, чтобы понять, где я нахожусь. Я лежу на кровати Китнисс, а она склонилась надо мной, прося о помощи.

– Давно? – спрашиваю я.

– Не знаю! – говорит Китнисс, пока я встаю, и мы с ней быстро идем вниз. – Дверь была заперта – он вылез через окно.

Распахиваю дверь гостиной, словно надеюсь на чудо: увидеть ментора на полу – там же, где он был вчера. Однако комната пуста. Подхожу к распахнутому настежь окну: кусты перед домом примяты – сомнений нет, Хеймитч ушел через окно.

– Наверное, он протрезвел и поспешил к поезду? – размышляет Китнисс.

– Но поезд-то ушел еще вчера, – поворачиваясь к ней, говорю я.

Пытаюсь сообразить, что нужно делать. Медлить с принятием решения не приходится – нужно спешить за ментором, чтобы, чего доброго, Хеймитч не сотворил беды, когда обнаружит, что опоздал.

– Ты оставайся с Колином, – бросаю я Китнисс, – а я бегом на вокзал. Надеюсь, все обойдется!

Дождавшись быстрого кивка девушки, я спешу прочь: несмотря на протез, я могу неплохо бегать – Хоторн, конечно, легко меня обгонит, но сейчас соревноваться не с кем.

Железнодорожная станция встречает меня толпой встревоженных людей. Обычно здесь немноголюдно, тем более в столь ранний час. Меня беспокоит происходящее, но я игнорирую это: старательно выискиваю в толпе знакомый силуэт.

Хеймитч сидит в стороне ото всех – прямо на краю перрона, свесив ноги вниз. Я оказываюсь рядом так быстро, как только могу, и присаживаюсь рядом на корточки.

– Ты как, Хеймитч? – спрашиваю я. – Поезд уехал, но есть ведь телефон: всегда можно позвонить и помириться…

Я замолкаю, когда ментор переводит на меня совершенно стеклянный взгляд. Он еще пьян? Не похоже.

– Или можно съездить к ней, – несмело продолжаю я. – Четвертый не так далеко…

Хеймитч внезапно улыбается. Мне кажется, его лицо похоже на маску психа.

– Парень, как думаешь, – спрашивает он, – чего всем этим, – он кивает на людей вокруг, – не спится?

Оборачиваюсь. Действительно, слишком много здесь людей в форме – военных, и на их лицах явное беспокойство.

– Может, решили прогуляться? – глупо говорю я. Сам знаю, что неправ, но не решаюсь облачить в слова жестокие мысли.

За меня это делает Хеймитч.

– Поезд сошел с рельс, – сообщает ментор странно веселым голосом, – все до единого вагоны улетели в пропасть, сорвавшись с горы на границе с Одиннадцатым. Никто не выжил.

Ноги не держат меня: я падаю назад, приземляясь на бетонный перрон.

«Никто не выжил…».

Горло сдавливает комок.

Не могу говорить. Глаза жгут слезы.

«Я чужая здесь!», – сказала Кларисса в нашу последнюю встречу. Она была чужая везде: и в Капитолии, и в Двенадцатом… Ей не нашлось места под солнцем.

Перевожу мутный от слез взгляд на Хеймитча. Он сидит молча: в глазах пустота, и только на лице играет безумная улыбка.

Он знает, что убил ее. Он знает, что так и не сказал ей, как сильно она была ему нужна.

***

Похороны прошли без тела: извлечь останки со дна пропасти не удалось. После пожара, охватившего упавший поезд, распознать кого-то из пассажиров было невозможно.

Пустой гроб неспешно опустили в землю.

Траурный марш Двенадцатого проводил в последний путь ту, которая когда-то мечтала, что это место станет ее домом.

Хеймитч не проронил ни слова: всю церемонию он стоял ровно, как солдат, и просто смотрел в пустоту. Его не интересовали ни слова сожаления, ни просьбы пойти домой после того, как все закончилось.

Уже почти три часа, как разошлись последние, кто пришел проститься с Рисой, а он все сидит возле ее могилы и о чем-то рассказывает той, которая уже не слышит его.

Ментор плачет, гладя рукой свежую могилу.

Я и Китнисс не решились бросить его: мы расположились в стороне, чтобы не мешать Хеймитчу проститься с Клариссой, но при этом не оставлять его одного. Мы с ней сидим на густой траве возле старого дерева, Китнисс доверчиво прислонилась ко мне, а я обнимаю ее за плечи.

На душе пусто, хочется плакать. Кларисса не заслужила всего этого: огонь ее глаз должен был гореть еще долгие годы.

Замечаю, что Китнисс в сотый раз теребит в руках записку, оставленную Рисой. Что в ней? Почему Китнисс не выбросит ее?

– Ты никогда не дашь мне прочитать? – спрашиваю я.

Девушка поднимает на меня глаза, размышляет. Мне хотелось бы знать, о чем она думает.

– Возьми, – внезапно говорит Китнисс, протягивая мне листок.

Неожиданно мне становится очень страшно. В этой записке заключен какой-то особый смысл, раз Китнисс столько раз ее перечитывала. Подношу листок к глазам.

Всего несколько слов, но от них все внутри холодеет. Красивым почерком Клариссы выведено заклинание:

«Не верь Питу. Охмор невозможно победить до конца».

На пару секунд я перестаю дышать. Сразу же вспоминается, как Китнисс бросила упрек в адрес Хеймитча, когда он твердил, что Риса не может его бросить. «Может, Хеймитч, ты это заслужил!». Про меня можно сказать то же самое: я заслужил.

Я боюсь посмотреть на Китнисс. Кларисса многое знала про охмор, она не может ошибаться – это неизлечимо. Я опасен для Китнисс.

– Ты последуешь ее совету? – тихо спрашиваю я. Не узнаю свой голос, он хриплый от волнения и страха.

Китнисс молчит, отстраняется. Внезапно мне становится так холодно, словно у меня отняли последнее, что согревало меня в этой жизни. Если Китнисс уйдет, меня ждет та же участь, что и Хеймитча – сумасшествие. Теперь уже настоящее, без яда ос-убийц.

– Посмотри на меня, – просит Китнисс.

Я сглатываю. Зажмуриваюсь и поворачиваюсь к ней. Она молчит, ждет, когда я открою глаза.

Никогда еще мои веки не были так тяжелы, но я справляюсь – поднимаю их, встречаясь со взглядом серых глаз. Китнисс берет мою руку в свою, заставляя сжать ее ладонь в моем кулаке.

– Я последую ее совету, – тихо говорит она, и мое сердце отбивает рваный ритм, болезненно сжимаясь. – Я не буду верить тебе, твоим словам, Пит, – второй рукой она касается моей щеки. – Я постараюсь верить только твоим поступкам. Ты вернулся, ты здесь, рядом… – ее глаза наполняются слезами, мои тоже. – Я не хочу обманываться и думать, что все станет как прежде. Мы – не прежние, ты и я…. Я не умею красиво говорить, но, может быть, мы попробуем… Заново, такие как мы есть сейчас. – Она прикусывает губу. – Вместе?

– Всегда, – выдыхаю я, подаваясь вперед и накрываю ее губы своими.

Наше дыхание, наши слезы – все смешивается.

У нас жизнь одна на двоих.

– Люблю тебя! – шепчу я, прижимая Китнисс к себе до упора.

– И я тебя люблю, Пит… – улыбается Китнисс, запуская пальцы в мои волосы.

Ну… Вот и все.

ФАНФИК ЗАВЕРШЕН.

Спасибо всем, кто был со мной на протяжении всей истории и тем, кто присоединился позже.

Всех люблю! Мне были приятны ваши отзывы: и положительные, и отрицательные.

Обещаю подарить своим читателям бонус-главу и уже в ней выскажу все благодарности лично каждому))

Прием интересных заявок все еще открыт: пишите, делитесь идеями для следующего фанфа))

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Я медленно поднимаюсь по ступеням, стараясь не уронить свой ценный груз. Колин мирно спит у меня на руках, утомленный днем, полным игр. Задерживаюсь, пока Китнисс открывает дверь, позволяя мне пройти вперед.

Постель для ребенка уже готова, и я укладываю сына в кровать, подтыкая по бокам одеяло. Присаживаюсь рядом на корточки. Провожу рукой по темным волосам малыша и резко тянусь вперед, целуя мальчика в лоб. Мне не передать словами, как сильно я люблю этого шестилетнего сорванца. Он – частичка меня, плоть и кровь. Кусочек моей души.

– Спасибо за сына, Китнисс, – тихо говорю я, не поворачиваясь к бывшей жене.

– Пит… – ее голос странно напряжен.

– Что?..

Она тяжело вздыхает, с силой выпуская воздух из легких.

– Надо поговорить… – произносит девушка, и я обеспокоенно смотрю на нее.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Китнисс отводит глаза.

– Пойдем, – она протягивает мне руку, – не хочу будить Колина.

Я покорно иду следом за ней, сжимая в руке теплую ладошку.

Люблю ее, безумно люблю. И не знаю, сколько еще вынесу нашей «дружбы». После похорон Клариссы прошел почти год, все это время Китнисс рядом, мы почти не расстаемся, но все-таки мы не вместе, не так как мне бы хотелось.

Я не тороплю ее.

Каждый вечер я укладываю Колина спать, а ночью прижимаю к себе Китнисс, охраняя ее от кошмаров, которые, как оказалось, порой приходят к ней. Целую ее в макушку, глажу по волосам, вдыхаю пленительный аромат тела Китнисс… и желаю ей спокойной ночи.

Мы не занимались сексом ни разу после моего возвращения в Двенадцатый.

Китнисс попросила время на то, чтобы разобраться в себе. Порой мне хочется посильнее встряхнуть ее за плечи и потребовать принять, наконец, решение. Бывает, когда Гейл подходит к ней слишком близко, меня вновь начинают одолевать ложные воспоминания. Тогда приходится до боли в пальцах сжимать все, что попадется под руку и ждать, пока демон в моей голове успокоится.

Мы с ней проходим на кухню, Китнисс заваривает нам обоим ягодный чай. Меня беспокоит то, какая она сегодня задумчивая. Последние дни я часто замечал, как она отводит глаза, наблюдая за мной и сыном, или как она надолго погружается в собственные мысли, забывая, что я рядом.

Боюсь, что Китнисс приняла решение.

Жалею, что оно не в мою пользу.

– Прим и Гейл уезжают во Второй, – сообщает мне Китнисс, после нескольких напряженных минут молчания.

Я поднимаю на нее глаза.

– Это хорошо или плохо? – спрашиваю я.

– Мне будет их не хватать… – поразмыслив, отвечает она.

Подавляю в себе легкое раздражение при мысли о том, что в «их» число входит и Хоторн. Смогу ли я когда-нибудь окончательно избавиться от ревности к нему?

– У Гейла там новая работа? – уточняю я.

Китнисс кивает.

– Он давно хотел переехать, но Прим боялась бросать меня одну.

Меня коробит от ее слов. Даже если Китнисс решила избавиться от меня, это еще не значит, что я исчезну из ее жизни насовсем. Колина я не брошу. Да и ее тоже. Не смогу. Останусь другом, кем угодно, но не смогу оставить ее.

– Ты не одна! – резко говорю я.

Она поднимает на меня свои серые глаза, снова хмурится.

– Я не в этом смысле… – похоже, Китнисс не может подобрать подходящих слов. – Пит… У тебя цела записка Рисы?

По коже пробегает нервная дрожь. Последнее послание Клариссы… Я забрал его у Китнисс в тот день, когда впервые прочитал, и до сих пор храню, перечитываю время от времени. В те моменты, когда меня обуревает приступ ярости или злости, я достаю уже почти исшарканный по краям листок и повторяю себе как мантру: «Охмор невозможно победить до конца». Странно, но становится легче, приступ отступает.

– Да, – коротко отвечаю я.

– Принеси, пожалуйста, – просит Китнисс.

Я удивлен, но девушка настаивает.

– Вот, – говорю я, вынимая из кармана штанов потертую записку. Она почти всегда со мной. – Зачем она тебе?

Китнисс забирает бумагу, долго перекладывает ее из руки в руку, несколько раз пробегается глазами по ставшей тусклой надписи. Нервничаю, неизвестность пугает. Дымок, поднимающийся над кружкой с чаем, почти исчезает, а Китнисс все молчит.

Наконец, словно отважившись на что-то, она резко поднимается со своего места и, подойдя к кухонному столу, достает из верхнего ящика блюдце, свечку и спички. Возвращается, подпаливает свечу снизу, устанавливая ее на блюдце, и поджигает фитиль. Неровное пламя вспыхивает, отбрасывая мягкие отблески на фарфоровое дно тарелки.

Я молча наблюдаю за ее действиями, совершенно не представляя, что задумала Китнисс. Мои глаза расширяются от удивления, когда она подносит заветную записку к огню, и бумага вспыхивает ярким, но недолгим пожаром. Смотрю, как мелкие куски пепла падают на блюдце, и только потом решаюсь перевести взгляд на Китнисс.

– Больше не надо ее перечитывать, – поясняет она, но для меня все равно ничего не ясно.

– Кларисса сказала правду… – неуверенно говорю я. – Охмор неизлечим.

– А еще она сказала, что я не должна тебе верить… – перебивает меня Китнисс. – Но я… тебе верю. Так какой смысл хранить эту бумажку?

Я перевожу взгляд с ее лица на остатки горелой бумаги, и обратно. Не знаю, что сказать.

Девушка наклоняется вперед, задувая свечу, и неожиданно протягивает мне руку, раскрытой ладонью вверх. Скорее по привычке накрываю ее ладонь своей и сжимаю. Китнисс тянет меня подняться со стула и увлекает прочь с кухни.

Ведет в гостиную, захлопывая за нами дверь. Мы останавливаемся возле дивана, но я никак не могу понять, к чему все это.

Свободной рукой Китнисс гладит меня по щеке. Приятно.

В полумраке комнаты я с трудом вижу ее лицо, но слабый свет, пробивающийся из под закрытой двери, позволяет мне различить плотно сжатые в нерешительности губы. Китнисс смотрит на меня, снова в чем-то сомневается.

– Скажи мне, что тебя беспокоит? – тихо спрашиваю я.

– Ты, – выдыхает она.

Я совсем запутался.

– Китнисс…

Резко подняв руку вверх, она кладет мою ладонь на свою грудь. Громко выдыхаю от неожиданности.

– Что ты делаешь? – беспокойно спрашиваю я, не решаясь поверить в сладкие обещания, которые тут же нарисовало мое воображение.

– Ты говорил, что хочешь, чтобы мы снова были мужем и женой, семьей, одним целым… – неожиданно быстро начинает говорить она. – Говорил, что любишь меня, но с тех пор прошла уйма времени…

– Я и сейчас люблю… – вставляю я, но Китнисс не слушает, продолжая говорить.

– Ты говорил, что хочешь быть со мной… – настаивает она, – но ты ничего для этого не делаешь, ты передумал? Я тебе не нужна?

Ее голос звенит, выдавая переполняющее Китнисс волнение. Ее ладонь, которая накрывает мою руку, покоящуюся на холмике груди, отчаянно дрожит.

– Китнисс, я никогда не передумаю! – обещаю ей я, но ее пыл, похоже, еще не угас.

– Тебе не нужно даже мое тело? – она обвиняет, она злится. – Ты ведь хотел меня даже, когда был не в себе, так что изменилось? Я недостаточно хороша для тебя? – ее слова режут по живому, задевают самые больные точки.

Вырываю свои руки из ее цепкой хватки и накрываю ими плечи Китнисс, чуть встряхиваю, заставляя замолчать.

– Китнисс, пожалуйста, перестань! – говорю я. – Пожалуйста! Как ты можешь даже думать такое? – теперь уже я не могу остановить поток слов, рвущихся наружу. – Я люблю тебя, сколько себя помню, и не откажусь от своих слов. Ты не представляешь, как сильно я хочу быть с тобой! Что для меня значит, каждую ночь обнимать тебя и знать, что на большее я не имею права? Я схожу с ума от того, как ты близко, и вместе с тем далеко!

– Ты даже не целуешь меня! – снова произносит Китнисс. – Ты…

Я подаюсь вперед, закрывая ей рот поцелуем. Целую ее так жарко, словно пытаюсь сейчас, именно в эту минуту, наверстать все, что мы упустили за год. Китнисс отвечает, ее руки оказываются в моих волосах, ее напор не уступает моему.

Люблю! Люблю… Люблю…

– Дурочка моя, – бормочу я, когда кислород в легких предательски заканчивается, заставляя оторваться от Китнисс. – Дурочка, я люблю тебя, больше жизни люблю…

– И я тебя люблю, Пит, – говорит Китнисс, притягивая меня за шею, требуя нового поцелуя.

Как-то само собой выходит, что мы оказываемся лежащими на диване: Китнисс подо мной, крепко вцепившись в мои плечи своими пальцами, а я над ней, покрывая поцелуями ее лицо, шею и открывшуюся взору грудь. Провожу пальцем по ставшему почти незаметным шраму от клейма – специальные мази сделали свое дело, но тонкие розовые полоски навсегда остались на теле Китнисс. Целую ее шрам, словно извиняясь, а она, игнорируя это, подталкивает меня ниже, требуя других ласк.

Играю с ее соском, выдыхая на него теплый воздух, тереблю пальцами набухший бутон.

– Пит… – бурчит Китнисс, проявляя настойчивость и выгибаясь навстречу.

Улыбаюсь, целуя сосок в самый кончик, и только потом засасываю его в рот. Китнисс стонет. Горячо, требовательно.

– Ты самая красивая… – шепчу я, переключая внимание на другую ее грудь. – Самая желанная…

Китнисс ерзает подо мной, протягивая свои руки к моим штанам, предпринимая попытку стянуть их вниз. Снова улыбаюсь, переплетая наши пальцы.

– Нетерпеливая… – говорю я, и теперь уже улыбается Китнисс.

– Я слишком долго тебя ждала…

Мы снова целуемся. Страстно, ласково, нежно… Вся гамма чувств отражается в жарких и влажных поцелуях, в скольжении рук по обнаженным до пояса телам, по трению наших самых сокровенных мест друг об друга через последний разделяющий нас барьер – ткань.

– Пит? – неожиданно замирая, зовет меня Китнисс.

Я поднимаю на нее глаза, она выглядит обеспокоенной, но я слишком распален, и не обращаю на это внимание. Снова ласкаю ртом ее сосок, облизываю его.

– Пит, я что-то слышала… – настаивает Китнисс, легко толкая меня в плечо, чтобы привлечь внимание.

– Например? – лениво спрашиваю я.

– Не знаю… – говорит она. – Будто шаги по лестнице…

– Показалось, – отмахиваюсь я и тянусь за новым поцелуем.

Китнисс автоматически отвечает, но ее внимание все еще сосредоточено на звуках, которые, как ей кажется, она слышала. Я поглощен тем, что могу, наконец, касаться ее тела, могу гладить ее, целовать и при этом не бояться быть отвергнутым, так что не различаю, как звук шагов повторяется, только уже не на лестнице, а гораздо ближе – перед самой дверью в гостиную.

То, что происходит позже – целиком и полностью заслуга молниеносной реакции Китнисс: на все про все уходит всего несколько секунд.

Скрип, открывающейся двери.

Сильный толчок мне в плечо, заставляющий выпустить девушку из объятий.

Моя майка, которой Китнисс наспех прикрывает обнаженную грудь.

Яркий свет, льющийся из коридора через открытую дверь.

И невинный вопрос Колина:

– А что это вы тут делаете?

Китнисс становится пунцовой от смущения. Я спешно осматриваю ее и себя, проверяя насколько «прилично» мы выглядим, и внезапно заливаюсь смехом. Сын и Китнисс смотрят на меня, как на умалишенного, а я не могу остановиться.

– Удиви меня, – строго спрашивает Китнисс, – что здесь смешного?

Однако против воли ее губы все-таки растягиваются в усмешке. Колин подходит ближе, касается ладошкой моего лба, щупает его и так, и эдак, а потом, сделав выводы, с умным видом замечает:

– У папы температура, его надо лечить.

С трудом перестаю смеяться, усаживая сына между собой и Китнисс. Она мертвой хваткой вцепилась в мою майку, зажав ее подмышками, а сама снисходительно качает головой.

– Точно, радость моя, папу надо лечить… – она переводит на меня хитрый взгляд. – Ему показан постельный режим!

Невольно облизываю губы, предвкушая продолжение сцены, после того, как удастся уложить сына спать. Какая же Китнисс сейчас красивая: раскрасневшаяся, озорная, любимая…

Неожиданно понимаю, что не сделал самого главного. Меняю положение, усаживаясь на пол перед Китнисс и Колином так, чтобы можно было обнимать их одновременно. Смотрю на обоих.

Моя семья.

Перевожу взгляд на Китнисс.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спрашиваю я.

Удивительно, но я не боюсь. Только сейчас я впервые уверен, что она не отвергнет.

Я люблю ее.

И это взаимно.

Жизнь никогда не будет для нас сладким сиропом. Она будет густой карамелью, но мы будем грызть ее вместе – я и Китнисс.

Вместе, всегда.

– Выйду, Пит, – отвечает Китнисс. – Я люблю тебя…

Тянусь к ней за поцелуем, но серьезный голос Колина останавливает меня.

– А заявки принимаются? – спрашивает он.

– Какие? – одновременно удивляемся я и Китнисс.

Мальчик переводит взгляд с меня на мать, и обратно. Поджимает губы и поучительным тоном говорит:

– Тетя Прим говорила, что когда кто-то женится, у них всегда бывают дети. Так вот – я заказываю сестренку!

Мы не даем ему закончить, Китнисс прячет красное лицо, уткнувшись в шею сына, а я ласково глажу его по волосам.

– Заявка принята, Колин, – обещаю я ему. – А теперь пошли, я уложу тебя спать… – перевожу взгляд на Китнисс, – нам с мамой надо кое о чем поговорить…

– Жду тебя, – шепчет Китнисс, когда я почти выхожу из гостиной, уводя с собой сына.

– Лучше жди в спальне, – улыбаясь, отвечаю я. – Там, по крайней мере, есть замок на дверях…

***

Что ж, дорогие мои, это действительно последняя глава, тот самый бонус, который я обещала.

Эта история закончилась, мне будет ее не хватать.

СПАСИБО ВСЕМ, КТО ЧИТАЛ, ОСТАВЛЯЛ ОТЗЫВЫ, СТАВИЛ ОЦЕНКИ И ДОБАВЛЯЛ В СБОРНИКИ :)

Даже не представляете, насколько мне важна ваша поддержка!

Хочется высказать особую благодарность в адрес Fenelona, Kleo 777 и Чернильница Бендер за их огромную помощь, в работе над фанфиком. Девочки, спасибо! Люблю вас!

Прощаюсь до новых фанфиков))

Уже совсем скоро… Мистическая история, в которой мы встретимся с любимыми Питом, Китнисс и само собой Гейлом )))

========== Спин-офф. Избранный ==========

Комментарий к Спин-офф. Избранный

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

POV Кларисса

Выхожу на перрон Двенадцатого дистрикта и делаю несколько шагов вперед, осматриваясь вокруг: серый невзрачный вокзал, хмурые забитые жители, столпившиеся в сторонке и ожидающие тех, кто приехал из Капитолия. Даже яркое июньское солнце не скрашивает печальной картины.