Текст книги "Сладкая отрава (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Черт, Пит, прекрати колошматить моего мужа! Ты ему всю красоту испортишь! – не унимается девушка.

Я разжимаю кулаки, но охотник пользуется этим и наносит последний удар.

– Гейл! – негодует Примроуз, хватая охотника за плечи и оттягивая его назад. – Расползитесь вы уже! – требует она. – Оба, я сказала!

Хоторн скатывается с меня, и мы оба лежим на земле, задыхаясь.

– Ты женился не на Китнисс? – сплевывая кровь, спрашиваю я.

– Не пробовал спрашивать «до» того, как кидаться наутек? – уходя от ответа, бурчит охотник.

Надежда снова трепещет в груди, расползаясь теплом по телу.

– Прим? – я оборачиваюсь к девушке, вглядываясь в ее лицо.

– Да, Пит, он женился не на Китнисс! – заявляет Примроуз, поднимая вверх руку и демонстрируя обручальное кольцо. – И я тебе обещаю, еще раз врежешь моему мужу, будешь иметь дело со мной! – улыбка, играющая на ее губах, делает угрозу не такой уж страшной.

– Где Китнисс? – спрашиваю я, встревожившись.

Прим бросает на меня преисполненный сочувствием взгляд и кивает в сторону дома. Приподнявшись на локтях, я смотрю туда же. В проеме распахнутых дверей стоит Сойка, а к ее ногам, обнимая колени, прижимается все тот же темноволосый мальчик, которого я видел раньше.

Я впитываю их вид, как губка, – стараюсь запомнить мельчайшие детали первой встречи. Между нами приличное расстояние, отсюда я не могу понять какого цвета глаза у ребенка, зато отлично вижу его личико: точная, почти фотографическая копия Китнисс. Тот же острый нос, такая же линия подбородка.

Китнисс. Она изменилась, похорошела. Пропала юношеская угловатость, черты лица приобрели плавность, зрелость. Темные волосы собраны в свободный пучок на затылке, но несколько прядок выбились вперед, спадая по бокам. Особенно меня поражают ее глаза, вызывая неприятный мороз на коже, – в них гремит гроза и сверкают молнии. Сойка злится? Она в бешенстве?

– Поднимайтесь, – командует Примроуз. – Вам надо умыться, и мы с Китнисс обработаем раны.

Мне настолько неловко за свою вспышку, что хочется провалиться сквозь землю. Может снова попытаться убежать, но уже не от злости, а сгорая со стыда? Это малодушно, решаю я и, поднявшись на ноги, иду в дом следом за Гейлом. Пока я дохожу до крыльца, Китнисс уже и след простыл.

Теснясь возле раковины в ванной, я и охотник отмываем окровавленные физиономии. Повреждения не так велики, как казалось под слоем подсохшей крови. Хоторн морщится, потирая распухающий нос, а я тщательно промываю треснувшую губу и разбитую бровь.

– Извини, – говорю я.

Гейл косится на меня и наигранно хмурится.

– Теперь Прим будет язвить по поводу моего носа, – заявляет он. – Ей, знаешь ли, нравится мое лицо. Она даже считает, что я симпатичный.

Я невольно улыбаюсь: надо же, малышка Примроуз приручила дракона?

– Вы давно вместе? – спрашиваю я.

– Скоро полгода, как мы поженились, – сообщает Хоторн. – Я долго не мог разглядеть в ней женщину, – признается он. – Теперь жалею об этом, тем более Прим умеет показать, от чего я так долго отказывался…

Его голос приобретает мечтательные нотки, а во мне шевелится привычный червячок ревности. Приходится напомнить себе, что в мыслях Гейла сейчас не Китнисс, а светловолосый, но дерзкий ангел – его жена.

Само собой назревает вопрос о том, почему молодожены живут в доме Сойки. Я спрашиваю об этом, а Хоторн чуть недовольно поджимает губы:

– Мы не живем здесь, просто часто приходим в гости: Китнисс не так одиноко, да и жена обожает Колина. Миссис Эвердин умерла пару лет назад, – говорит он. – Так что Прим осталась помогать сестре с ребенком. Ты помнишь, что Китнисс не особо ладила с матерью?

– Да, – говорю я. – Китнисс злилась, что миссис Эвердин бросила ее и Прим после смерти отца…

– Точно, – подтверждает Хоторн, – только вот и сама Китнисс повела себя не лучше…

Я напрягаюсь от его слов, ожидая неприятный рассказ. Китнисс ведь не бросила Колина? Он здесь, с ней, так что не нравится охотнику?

– Раз уж ты сумел вернуться, то имеешь право знать, – продолжает Гейл. – После того, как Китнисс сослали в Двенадцатый, она больше напоминала овощ, чем живого человека: не хотела есть, не спала, не прекращая плакала…

Мое сердце сжимается, когда Хоторн описывает страдания Сойки. Что могло так повлиять на нее?

– Мы думали, что когда родится ребенок, ей станет лучше. Ошиблись, – констатирует он. – С рождением Колина стало только хуже: жизнь сына уже не зависела от здоровья ее организма, так что Китнисс совсем перестала питаться. Бывало, она сутками не вставала с постели, игнорируя даже орущего младенца. Или наоборот, уходила на несколько дней в лес, да только ее и видели.

Я опускаюсь на край ванны, а Гейл присаживается рядом.

– Почему она так не любила Колина? – выдыхаю я.

Хоторн злится.

– Скорее вопрос в том, за что она так сильно любила тебя, что отказывалась жить, если тебя нет?

Голос Гейла пропитан печалью, смешанной с упреком. Мне это не нравится: неужели в нем еще теплится любовь к Сойке? Одергиваю себя: они знакомы почти всю жизнь и останутся друг другу близкими людьми. Он всегда был ей ближе, чем я. И таким и останется, верно?

Что все-таки случилось с Китнисс после того, как наши с ней пути разошлись? Обычная послеродовая депрессия? Или Хоторн прав, и я важен для Сойки? Она не хотела жить без меня? Настолько, что даже материнство не помогло ей отвлечься? В это невозможно поверить. Это слишком хорошо, чтобы поверить!

– Ты серьезно так думаешь? – спрашиваю я.

Хоторн пожимает плечами.

– Китнисс уже пять лет как разведенная женщина, что помешало ей найти себе пару?

Думаю, я мог бы придумать пару-тройку причин, только вот я сам не был бы ни одной из них. Однако я молчу, да и Хоторн, похоже, понимает, что слишком разоткровенничался. Опомнившись, он меняет тему:

– Пошли. Нас, наверное, заждались.

Когда мы с ним заходим на кухню, сестры уже здесь. Новоиспеченная миссис Хоторн позаботилась о том, чтобы разложить на столе ватные тампоны и поставить бутылку со спиртом. Рядом лежит несколько пластырей разного размера. Если Прим выглядит оживленной и, улыбаясь, предлагает мне и мужу сесть к столу, то Китнисс похожа на тучу. Тяжелую грозовую тучу, грозящую обрушить на землю град.

Я топчусь на месте, не знаю, куда сесть – подойти самостоятельно к Сойке мне отчего-то страшно. Чувство такое, что я без спроса вторгаюсь на ее территорию.

– Садись! – подначивает меня Хоторн, занимая стул возле Прим.

Мне ничего не остается, кроме как расположиться с другой стороны – ближе к Китнисс. От меня не укрывается как, нахмурив брови, Сойка делает пару шагов в сторону.

Примроуз принимается обрабатывать покрасневший нос Гейла и, прикладывая спиртовой тампон к его поврежденной коже, злорадно бурчит, что так, мол, ему и надо:

– Кто, скажи на милость, валит гостя на землю и провоцирует драку?

Я понимаю, что ее слова – попытка разрядить обстановку и перевести все в шутку, но облегчение не приходит: Китнисс, в отличие от сестры, вовсе не собирается помогать мне с лечением. Я сижу, замерев, и смотрю в пол, а Сойка даже ни разу не бросила на меня взгляда. Зачем я вообще приехал? «Ради сына», – подсказывает подсознание, но мы оба знаем, что это правда только наполовину.

– Китнисс, а ты не хочешь помочь Питу? – спрашивает, отвлекаясь от своего занятия Прим.

– Нет, – резко отвечает моя бывшая жена.

Не знаю, куда деться отсюда: все-таки сбежать было не самой плохой идеей, зря я ее отверг.

– Ладно, скажу иначе: возьми вату и обработай раны мужа! – говорит Примроуз.

– Не командуй! – отрезает Сойка и наконец переводит взгляд на меня.

Я вижу бурю эмоций, которая проскальзывает по ее лицу до того, как девушка успевает взять себя в руки. Мне показалось, но – пусть и на мгновение – Китнисс была рада меня видеть, в ее глазах блеснул лучик счастья… И снова погас, скрывшись за дождевыми облаками.

Однако, несмотря на очевидное несогласие с приказом, отданным Прим, Сойка подходит ко мне и, взяв тампон, смачивает его в спирте. Смачивает так обильно, что часть жидкости струйками стекает по ее пальцам, когда она стремительно подносит вату к моему лицу и прижимает ее к рассеченной брови. Щиплет так сильно, что мне хочется вскрикнуть. Стискиваю челюсти и молчу. Наконец-то, впервые за все это время мы с Китнисс по-настоящему смотрим в глаза друг другу… И мне холодно от ее взгляда.

– И он мне не муж, – бурчит Китнисс, промокая мою рану.

Я неподвижен, просто жду, когда Сойка закончит с бровью, наклеив на нее тонкую полоску пластыря, а вот когда тампон касается моей треснувшей губы, то не сдерживаюсь и приоткрываю рот, громко выдыхая воздух. Рука девушки замирает, а подушечки пальцев случайно касаются моего лица. Чувство такое, что меня ударяет током. Сглатываю внезапно появившуюся слюну и широко раскрытыми глазами смотрю на Китнисс.

С ней тоже происходит что-то странное: ее дыхание замедленно, а взгляд застыл на моих губах. В какой-то момент я даже улавливаю легкое, едва заметное покачивание ее корпуса в мою сторону: в другой ситуации можно было бы подумать, что Сойка собирается меня поцеловать…

Естественно, ничего не происходит – нас отвлекают.

– Мам? – звонкий голос ребенка раздается справа от меня, и я оборачиваюсь, чтобы впервые в своей жизни встретиться с голубыми, как океан, глазами мальчика. Точно такими же глазами, как у меня.

Нежность.

Глубокая, ласковая, всепоглощающая нежность накрывает меня с головой.

Это совершенно не похоже на нежность к женщине – совершенно новое, особенное чувство. Частичка меня: часть моей плоти и крови. Сын.

Мой сын.

Не успеваю сказать ни слова, когда Китнисс, обрывая процедуру моего лечения, отходит к малышу и, взяв его за руку, уводит прочь.

– Заканчивайте без меня, – бросает она напоследок. – Колину пора спать, я уложу его.

Мне горько от того, как просто она лишила меня возможности познакомиться с ребенком. Зачем Сойка так жестока?

– Не расстраивайся, – подбадривает меня Прим. – Знаешь, я не говорила Китнисс, что ты можешь вернуться – не хотела лишний раз тешить ее надеждой, ведь если бы ты не вернулся… Второй раз она могла бы не пережить этого.

Меня уже начинает раздражать уверенность Хоторнов в том, что я нужен Сойке, тем более, что она не стесняется доказывать обратное. Мы не виделись пять долгих лет, а она не сказала мне даже сухое: «Привет». Запоздало понимаю, что ведь и я этого не сделал. Черт! Я ведь купил для нее цветы. И где они? Прокручиваю воспоминания до момента, когда Гейл открыл мне дверь: изумление, страх, злость… И я, бросив цветы и игрушку для сына, бегу прочь. Да, уж.

Примроуз помогает мне, обрабатывая еще пару царапин, а после угощает меня и охотника горячим чаем с печеньем. По очереди молодожены рассказывают о том, какого труда стоило им уговорить Китнисс, что «малютка Прим» достаточно взрослая, чтобы выйти замуж. Сойка долго ругала Гейла за то, что он покушается на невинность ее сестры и, только когда Прим пригрозила уйти из дома, смирилась с тем, что не сможет вечно опекать девушку.

Я многое узнаю от них: о Китнисс, о Колине. Даже о Хеймитче и Клариссе, которая по-прежнему живет в Двенадцатом, но, как сказал Гейл, ушла от моего бывшего ментора, перебравшись жить в городскую часть.

Мы долго разговариваем, но мыслями я не здесь: я не могу перестать думать о том, как близко от меня Китнисс. Она наверху, спряталась в одной из комнат – не желает меня видеть. Не стоило приходить или, может быть, хотя бы не сегодня? Словно читая мои мысли, Прим произносит:

– Вам стоит поговорить, Пит, – Девушка строго смотрит на меня, словно заранее отказываясь принимать отказ. – Мы оба знаем, что Китнисс упряма, как сто быков, но она ждала тебя все это время, я сама видела… Слышала, как Китнисс плакала в подушку или просыпалась от кошмаров, выкрикивая твое имя… – настаивает Примроуз.

– Может, ей снилось, что я ее убиваю? – предполагаю я. – Это весьма логично, учитывая все, что я совершил…

– Мелларк, – вмешивается Гейл, – если ты собираешь дать деру – так и скажи, не надо тут красиво оправдываться!

– Гейл! – одергивает его жена.

– А что Гейл? – злится он. – Я не собираюсь позволять тебе, – он тыкает в меня пальцем, – приехать, разбередить Китнисс душу и убраться восвояси, испугавшись первых же трудностей!

– Ну, ну… – Примроуз пытается утихомирить мужа. – Пит сам все понимает.

Она закатывает глаза, мгновение размышляя, а потом победно улыбается:

– Я тут вспомнила, что нам с Гейлом уже пора! Да, дорогой? – девушка заглядывает в глаза Хоторна, но я успеваю перехватить ее не терпящий возражений взгляд.

– Пора? – охотник соображает явно не так быстро, чтобы не выдать игры Прим, но все-таки разбирается, что к чему. – О! Точно! Совсем забыл, мы собирались… покрасить подоконник!

Девушка прыскает от его версии того, чем они так спешили заняться, но не спорит и отправляет Хоторна переодеваться. Я остаюсь с ней наедине: самое время признаться, что я не знаю, что сказать Китнисс, как пробиться за стену, которую она воздвигла вокруг себя.

– Просто помни, что она ждала тебя, – успокаивает меня Прим. – Ждала, даже когда надежды не было. Это говорит громче многих слов… И не думай о том, что именно ей сказать…

Поразмыслив, Примроуз лукаво подмигивает:

– А может, и разговоры лишние? – усмехается она. – Подходишь, целуешь, а там разберетесь…

Я не успеваю возразить, когда охотник уже оказывается рядом: при полном параде и готовый уходить. Прим и Гейл поспешно прощаются со мной и покидают дом Китнисс, наказав не разбудить ребенка, когда мы с Сойкой будем «здороваться».

Входная дверь закрывается с громким хлопком, а я остаюсь стоять в прихожей, не зная, что делать дальше. Пойти наверх и попросить Сойку поговорить? Нет! Уйти? Тоже нет… Меня манит остаться в этом доме: здесь все пропитано жизнью тех, кого мне так не хватало вдали от Двенадцатого. Прохожу в гостиную: рядом с диваном коробка с игрушками Колина, на тумбочке возле зеркала лежит расческа с парой темных волосинок, запутавшихся в зубьях. Кругом мимолетные, но очень значимые кусочки их жизни…

Я хочу остаться, хочу, чтобы мы смогли попробовать стать семьей.

Сажусь на диван, облокотившись на спинку. Размышляю о том, что может быть Китнисс права, обижаясь на меня? Я не звонил, не писал. Пусть у меня были причины: не хотелось беспокоить ее, тем более, что шансов на новую встречу практически не было, и все же… Если Примроуз и Гейл правы, и я важен для Китнисс, то она не могла воспринять мое поведение иначе, кроме как безразличие к ней и к нашему сыну…

За размышлениями не замечаю, как на лестнице раздаются тихие шаги. Когда понимаю, что к чему, уже слишком поздно: Сойка стоит в дверях, сложив руки на груди и грозно глядя на меня.

– Почему ты не ушел? – зло спрашивает она.

От неожиданности я соскакиваю со своего места и выпаливаю первое, что пришло в голову:

– Я хотел поговорить с тобой.

– Не о чем говорить, – отрезает Китнисс. – Ты знаешь, где дверь!

Она разворачивается, чтобы уйти, но я окликаю ее:

– Подожди!

Я почти уверен, что девушка не послушается, но, к моему удивлению, она замирает на месте. Лихорадочно соображаю, как можно использовать эту маленькую победу.

– У меня к тебе просьба… – начинаю я, хотя еще понятия не имею, о чем попрошу ее. Я всего лишь пытаюсь вспомнить, что сострадание и жалость к беспомощным – кнопки Китнисс, на которые можно надавить.

«Думай, Пит, думай!», – подталкивает меня внутренний голос, но в голове ни одной светлой мысли. Внезапно, в памяти всплывают слова Примроуз: «… подходишь, целуешь, а там разберетесь…». Эта идея внезапно кажется мне такой соблазнительной, что я готов рискнуть.

– Одна маленькая просьба, – говорю я, а Китнисс медленно, словно нехотя, поворачивается в мою сторону.

– Какая? – спрашивает она.

– Я хочу поцеловать тебя! – выпаливаю я, и Сойка уже открывает рот, чтобы отказать мне, когда я начинаю тараторить без остановки: – Ты ведь помнишь, что Сноу копался в моей голове? Он многое там переделал по своему усмотрению! Когда я был в тюрьме, Хеймитч рассказал мне, что самое верное средство, чтобы отличить истину от вымысла – пробовать на практике и сверять ощущения!

Китнисс удивленно замирает и внимательно смотрит на меня. Думает.

Прикрываю глаза. Черт. Какой человек в здравом уме поверит в весь тот бред, что я наговорил?

Сойка молчит, я тоже.

Секунды стремительно ускользают в вечность, и неожиданно девушка произносит:

– Хорошо, если это исключительно в медицинских целях, то я согласна. Прим говорит, что помощь убогим – добродетель.

В ее покорном тоне слышится язва, но я пропускаю это мимо ушей, окрыленный разрешением ее поцеловать. Реально ли это? Делаю шаг навстречу: один, потом еще один. Китнисс не убегает, напротив, стоит и покорно ждет меня, глядя прямо в глаза.

Я оказываюсь совсем рядом, чувствую приятное теплое дыхание на щеке. Сердце бьется, как у зайца, пойманного в клетку. Волнение. Трепет. Касаюсь пальцами щеки Китнисс: кожа горячая и очень мягкая. Провожу рукой выше, глажу ее по волосам, запутываясь в темных прядках. Вторая рука аккуратно ложится на талию Сойки, притягивая ее вплотную ко мне.

Наши ноги соприкасаются, и я внезапно чувствую, как возбуждаюсь. Задерживаю дыхание и, наклонившись, касаюсь сухих губ Китнисс. Прикусываю верхнюю губу, потом нижнюю. Китнисс не пытается ответить мне, но и не сопротивляется. Ее руки опущены вниз, а глаза прикрыты. Злится? Тогда почему не оттолкнет?

Снова целую, на этот раз настойчивее, наглее. Пытаюсь проникнуть языком ей в рот, но Сойка плотно стиснула зубы, не пуская меня внутрь. Не знаю, откуда во мне берется эта наглость, но я снова обращаюсь к девушке с просьбой:

– На самом деле, детские поцелуи не в счет. Мне надо почувствовать твой язык…

Сойка распахивает глаза, пробегаясь взглядом по моему лицу и задерживаясь на губах.

– Это тебе Хеймитч сказал «так» лечиться? – уточняет она.

Бессовестно лгу, кивая, но Китнисс снова попадается на мой обман. Она, поразмыслив, вновь закрывает глаза, чуть-чуть приоткрывая губы и приглашая меня к поцелую. Взрослому поцелую. Желание, которое я не выпускал долгие годы, рвется наружу. Я удивлен сам себе: насколько меня волнует один только факт близости Сойки.

Резким движением впиваюсь в ее губы, и девушка не отталкивает меня, позволяя ласкать себя языком, но по-прежнему не отвечая мне. В какой-то момент, я даже решаю, что Китнисс испытывает отвращение к тому, чем мы занимаемся, но вдруг из ее горла вырывается сдавленный, явно сдерживаемый стон, а язык приходит в движение, сплетаясь с моим.

Это производит на меня ошеломительный эффект: я теряю голову от того, что удалось пробиться к ласковой стороне Китнисс, и внезапно становлюсь смелым. Мои руки пускаются в путешествие по ее телу, скользя по спине, обхватывая тонкую шею, то и дело порываясь скользнуть вперед, между нами, и коснуться ее груди. Мало-помалу, с трудом сдерживаясь, я все-таки накрываю грудь Китнисс своей рукой, но она не дергается и даже не разрывает поцелуй. Стонет: тихо, одобрительно.

– Китнисс, – с трудом отрываясь от нее, шепчу я. – Я хочу тебя…

Серые глаза встречаются с моими, и я удивляюсь тому, насколько они неожиданно туманны. Я бы даже назвал это ответным желанием, если бы мог поверить в то, что Сойка меня не оттолкнет.

– Не думаю, что это хорошая идея, – говорит она, но когда я пытаюсь убрать свою руку с ее мягкого бугорка, ее ладонь удерживает меня на месте.

Наклоняюсь, целую ее в шею: десяток мелких поцелуев, покрывающих кожу. Сойка стонет. Мне не мерещится. Ее руки гладят мое тело, а дыхание сбилось, переходя периодически в шепот. Не знаю, как среди всего этого замечаю причудливый рисунок серебряной цепочки, которая висит у Китнисс на шее. Меня привлекают витиеватые сплетения звеньев: я могу ошибаться, но подсознание твердит, что я уже видел это украшение раньше.

Пуговица за пуговицей расстегиваю спереди платье Китнисс и, наконец, распахиваю его. Ровно между грудей, прикрытых светлой тканью лифчика, покоится переливающийся турмалин, подвешенный на ту самую цепочку. Мой подарок. Мне становится страшно, по-настоящему страшно от того, как много это для меня значит.

– Ты носишь его? – я не знаю, зачем спрашиваю очевидные вещи.

В горле стоит комок, мешающий глубоко вздохнуть.

Китнисс ждала меня. Вот теперь я действительно в это верю.

Сойка смотрит мне в лицо, а ее щеки горят огнем, будто я раскрыл какую-то страшную тайну. И глаза: они чем-то напоминают безумие – сияющий бессмысленный взгляд, мягкая поволока. «Словно дурман от отравы», – проносится у меня в голове. Я не уверен, что это правда, но кажется именно такой – шальной и немного сумасшедшей – выглядела Китнисс, когда ночь за ночью пыталась соблазнить меня.

– Закрой дверь, – на выдохе говорит она.

– Что? – я не понимаю, причем тут дверь.

– Закрой дверь, – повторяет Китнисс. – Ребенка разбудим.

Я часто моргаю, и внезапно до меня доходит смысл ее слов. На нетвердых ногах я обхожу Сойку и, дойдя до двери, прикрываю ее. Разворачиваюсь. Китнисс стоит на месте и ждет меня. Облизывает губы – скорее всего, непроизвольно, однако меня до невозможного заводит ее жест. В секунду оказываюсь рядом и, подхватив девушку на руки, толкаю назад. Мгновение, и она ударяется спиной о стену, а я вместе с ней.

Мы целуемся, как чокнутые, ее платье задирается вверх, а тонкая преграда белья сдвигается в сторону, позволяя мне ворваться в теплую глубину Китнисс. Яростные толчки. Стоны, переходящие в крики. Дикая пляска рук, сплетение языков. У нас никогда не было такой бешеной потребности друг в друге: гори весь мир огнем, но мы не смогли бы сейчас остановиться. Я в кольце ее ног, она в плену моих рук, и мы оба в полной власти жажды, граничащей с похотью. Снова, снова, снова…

Страсть выплескивается из меня, и я получаю разрядку одновременно с Китнисс. Полное единение тел и душ. Я готов растянуть эти секунды в вечность. Целую ее последний раз, и выскальзываю из горячего тела.

Мои ноги подкашиваются от внезапной слабости, а когда я опускаю Сойку, то понимаю, что и ее колени дрожат от покинувшего нас напряжения. Я уже готов сказать Китнисс теплые слова и признаться, как сильно я скучал, но она начинает говорить первой.

– Спасибо, что зашел, – Сойка чуть отодвигается и одергивает платье, прикрывая ноги. – Передай Хеймитчу, что его методы не научны.

Я все еще стою со спущенными штанами: ошарашенный настолько, что не могу двигаться. Китнисс тем временем, подходит к двери и, застегнув платье на все до единой пуговицы, поворачивается наконец ко мне.

– Я не поблагодарила тебя за подарок? – спрашивает она, но не дожидается ответа. – Мне понравилось, – секунда молчания, – а теперь уходи.

Механически одеваюсь, поправляю ремень и иду к выходу. Что ей понравилось? Подарок или то, что у нас только что был секс?

Уже стоя в распахнутых дверях, ведущих на улицу, я оборачиваюсь – Китнисс не ушла, а стоит, прислонившись к косяку, и ждет. Подвеска с турмалином теперь свисает поверх платья.

«…Возрождает и поддерживает любовь…»,– вспоминаю я.

Невольно улыбаюсь. Все будет хорошо.

– Я вернулся, Китнисс, – неожиданно говорю я. – Привет!

Сойка удивленно смотрит на меня, первая ее реакция – хмурые брови, но постепенно девушка смягчается. Я получаю ее неуверенную улыбку.

– И тебе привет, Пит, – негромко говорит она.

Выхожу на крыльцо и жмурюсь от неожиданно яркого вечернего солнца. Не могу перестать улыбаться. Я не зря вернулся.

Меня здесь ждали.

И дождались.

Оставляйте отзывы и жмите “нравится” :) :))

========== Глава 40 ==========

Комментарий к Глава 40

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

POV Автор

Примроуз поднимает на мужа ясные синие глаза и хитро улыбается:

– Серьезно, красить подоконник? – спрашивает она.

Гейл бросает взгляд в зеркало, висящее в ванной комнате, в котором отражается светловолосая нимфа, лежащая на его кровати. Пряди длинных волос рассыпались по белоснежному покрывалу, а полупрозрачная ночная рубашка открывает слишком много нежной кожи, чтобы Хоторн мог сохранять некогда привычное для него спокойствие.

Как эта маленькая женщина сумела стать для него такой важной? Малютка Прим – младшая сестра девушки, которую он любил многие годы. Девочка выросла, расцвела и… не стеснялась показать, что он ей весьма симпатичен. Почти год он подавлял запретное, как ему казалось, влечение к блондинке, но лишь позволив себе поддаться ее напору, понял, как много времени потерял зря.

– Надо было заранее предупреждать о том, что соберешься оставить этого психа наедине со своей сестрой. Я не смог придумать ничего, кроме подоконника, – парирует Гейл, продолжая бриться. – Ты вообще уверена, что это хорошая идея? Мелларк все еще подвержен приступам – сама видела!

Парень замирает, с сожалением глядя на свой припухший нос – последствия драки с Питом. Прим медленно встает с кровати и, плавно покачивая бедрами, идет к мужу.

– Он не обидит Китнисс, – говорит она. – Не сможет. Ты не видишь очевидного – Пит до сих пор по уши влюблен в мою сестру.

– А она? – вырывается у Гейла. – Мы так убеждали парня в том, что Китнисс страдала по нему, но может все уже прошло?

– Китнисс сама решит, – отмахивается Примроуз, – она никогда не будет с тем, кого не хочет…

Неожиданно перед глазами Хоторна встают обрывки воспоминаний давно минувших дней: ночь, когда он пытался переспать с опаянной возбуждающей отравой Китнисс. Ее тело жаждало мужской ласки, ее тело было готово принадлежать ему – Гейлу, – но разум влюбленной женщины поборол даже яд – Китнисс осталась верна своему пекарю. Даже если он этого не заслужил.

– Ты сейчас представляешь ее? – неожиданно строго спрашивает Прим, глядя в лицо мужа.

Он запоздало понимает, что позволил себе отвлечься, действительно впуская в мысли постороннюю женщину.

– Нет, – врет он, – зачем мне представлять Китнисс, если у меня есть ты?

Однако девушка, стоящая перед ним, похоже, не верит ласковым словам.

– Попробуй только изменить мне, – приторным голосом говорит она, – и ад покажется тебе раем по сравнению с моей местью.

– Ты не способна обидеть человека, – улыбается Гейл, – ты же врач.

– Обидеть? – притворно удивляется Примроуз. – Ох, нет, обида здесь ни при чем, – хитрый блеск синих глаз заставляет Хоторна насторожиться, – а вот слабительные микстурки, подмешанные в чай, это я запросто…

Гейл улыбается в ответ, в очередной раз чувствуя огромную нежность по отношению к своей жене. Его личный грозный ангел. Она такая маленькая, хрупкая, но в ней живет потрясающая внутренняя сила, перед которой Хоторн преклоняется, позволяя светловолосой девушке творить с ним все, что ей заблагорассудится. Сажать цветы возле дома ее сестры? Да, пожалуйста! Потратить половину дня на то, чтобы натаскать из черт знает как далеко расположенного озера песок, чтобы Колину было весело играть возле дома? Пожалуйста! Гейл готов выполнять любые прихоти Примроуз, потому что уверен в одном – никогда и никому он не был настолько нужен, как ей.

Маленькая женщина, ставшая для него огромным миром.

– Успокойся, – говорит он, проводя пальцем по ее щеке и заглядывая в невероятно красивые голубые глаза: глаза, в которых отражается только он, глаза в которых нет и не может быть других мужчин.

Его руки касаются ее волос, погружаясь в мягкие светлые пряди, и тело Прим расслабляется, поддаваясь его легкой ласке. Девушка ругает себя за очередную вспышку ревности – он нужен ей, она любит его сколько себя помнит, а вот мысли парня многие годы занимала Китнисс. Прим знает, что муж ей верен, но червячок сомнений изредка дает о себе знать, неприятно раня сердце.

Он не двигается, когда она прислоняется влажным лбом к его груди. Руки Гейла плавно переходят на ее плечи и спину, парень невольно извиняется за то, что расстроил жену. Прим очень ранимая: это для посторонних людей создается впечатление, что она – колючий ежик, но настоящая девушка – мягкая, добрая и очень ласковая.

– Расслабься, – произносит Гейл и, подхватив жену за локоть, направляет в сторону душевой кабины.

Попутно стаскивая с себя майку и штаны, оставаясь только в нижнем белье, Хоторн заходит следом за ней, запирая дверцы. Его руки очень нежно, но уверенно блуждают по телу Прим, снова и снова изучая изгибы спины, шеи, бедер. Они и не замечают, что струя воды уже давно поглотила их, утянула в свои горячие и пылкие объятья.

Мыльный раствор с приятным запахом клубники оказывается в его руках, и Гейл выводит на теле жены всевозможные узоры: живот, руки, шея. Он медленно опускается перед девушкой на колени, не отрывая взгляда от ее ласковых синих глаз, по которым без слов понятно, что она получает наслаждение от его нескромных действий. Хоторн захватывает одну ногу Прим и медленными движениями массирует ее, то и дело, меняя направление движения. Затем, то же самое проделывает и с другой.

– Ты вкусно пахнешь, – говорит Гейл, находясь лицом на одном уровне с треугольником между ее ног.

Прим хихикает и, зарыв тонкие пальцы в его темные волосы, тянет парня вверх.

– Это мыло пахнет, глупый, – отвечает она, пробегая кончиком высунутого языка по его шее, слизывая капли воды, будто это нектар.

Потянувшись, Примроуз прикусывает мочку его уха, проводит дорожку влажных поцелуев, доходя до ключицы. Руки Хоторна покоятся на бедрах девушки, периодически нежными движениями лаская ягодицы и тем самым вызывая протяжный, но приглушенный стон с ее стороны.

– Ты сводишь меня с ума, – тихо говорит Гейл. От шума воды сложно разобрать слова, но когда Прим поднимает глаза, ее взгляд пронизан пониманием.

– Взаимно, – улыбается девушка.

Он нежно, кончиками пальцев проводит по щеке жены, поглаживая ее, а затем медленно наклоняется к ней. Еще секунда, и их губы встречаются. Хрупкие ручки уверенно обвивают шею Хоторна, прижимая их тела друг к другу. Их языки уже танцуют в такт пламени страсти, что окружает их.

Гейл терзает ее губы: то посасывая, то оттягивая одну из них. Его движения на грани грубости, но все же столь ласковые и нежные, что все внутри Прим трепещет.

Наслаждаясь вкусом друг друга, они совсем потеряли счет времени. Он осыпал поцелуями, казалось, каждый сантиметр ее светлой кожи. Где-то слегка прикусывая, где-то облизывая, он медленно спускался вниз.

Снова стоя на коленях, Гейл ласкает пальцами стройные бедра жены, покрывая поцелуями ее плоский живот. Одним движением он распахивает полы уже до нитки промокшей ночнушки, обнажая жену. Примроуз сама тянет одежку вверх, стаскивая ее через голову.

– И это все мое? – улыбаясь и глядя на нее снизу вверх, спрашивает Хоторн.

Губы Прим растягиваются в ответной улыбке.