Текст книги "Сладкая отрава (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Мы уже обсуждали это, – отвечает девушка. – Пит не виноват…

Этот голос я узнаю из тысячи. На коже мгновенно выступают мурашки, а дыхание перехватывает от волнения.

– Он оставил на тебе клеймо, будто ты корова, Китнисс! – возмущается Гейл. – Морил голодом, заставил стать его женой и… я уже не лезу в то, что ты… спала в его кровати!

– Не твое дело! – злится Сойка. – Ты обещал просто сопровождать меня, а не читать очередную нотацию…

Звук шагов смолкает, вероятно, мои посетители уже стоят прямо перед камерой. Что делать? Как себя вести?

Она пришла! Но пришла с ним!

Я ведь уже не жду ее… Тогда почему я так рад?

С ней Хоторн… Мне противно.

– Пит?.. – негромко зовет меня Китнисс. – Пит, ты спишь?

Я спиной чувствую взгляд Сойки: в камере под потолком горит лампа, она не гаснет даже ночью, только становится чуть более тусклой, чем днем. Притвориться, что крепко сплю? Или все-таки повернуться к ним и выяснять, какого черта им тут нужно?

Чуть ворочаюсь, и тут до меня доходит – я ведь до сих пор обнимаю Клариссу! Я уж никак не предполагал, что Сойка может явиться ко мне посреди ночи… Риса сладко посапывает во сне, а я лихорадочно размышляю, как лучше поступить.

Наконец решение принято, и я привстаю с койки, стараясь закрыть собой Клариссу. Мой взгляд встречается со взглядом Китнисс, и сердце тонет в чем-то похожем на нежность. Я скучал. Скучал по ее серым глазам, похожим на дождливое небо, тосковал по губам, которые умеют быть такими ласковыми…

Мне не хватало Китнисс…

Я скольжу взглядом по ее фигуре, прикрытой плотными штанами и толстой кофтой. Живота практически не видно. С малышом все в порядке? Я хочу спросить Китнисс об этом, но слова не идут с языка – если бы мы были сейчас одни, все было бы по-другому.

Гейл стоит прямо за ее спиной, напряженный и не спускающий с меня глаз. Похоже, будто он ожидает, что я прямо сейчас кинусь к Сойке и попытаюсь ее придушить. Я стараюсь не смотреть на него, но мой взгляд задерживается на руке, которую охотник по-хозяйски положил на плечо моей жены. Эта, казалось бы, мелочь выводит меня из состояния блаженной радости от встречи с Сойкой. Гнев волнами поднимается из глубины души, постепенно нарастая и угрожая побороть все прочие чувства.

– Привет! – говорит Китнисс, и мне даже кажется, что это звучит с искренней радостью. Впрочем, само слово «искренность» плохо вяжется с этой девушкой.

– И вам того же, – отвечаю я, делая ударение на том, что они пришли вместе. – Не спится, голубки?

Лицо Сойки искажается, словно я ее ударил, а вот Хоторн наоборот сразу подбоченился, расправил плечи. «Павлин», – думаю я, обзывая соперника.

– Как ты? – спрашивает Китнисс, вцепившись руками в толстые прутья решетки.

– Отлично, – отмахиваюсь я, натягивая на лицо фальшивую улыбку. – Отдыхаю от рабочих будней!

Сойка, прищурившись, всматривается в мое лицо: хотя камера и освещена, между нами довольно приличное расстояние, так что, похоже, жена только сейчас замечает, что у меня сломан нос.

– Что с твоим лицом? – охает она, сильнее сжимая в руках металл. – Тебя пытали!?

Не могу распознать интонацию ее голоса. Забота? Возмущение?

– Так… Повздорил с твоим…любовником! – нагло отвечаю я.

– Он не мой.. – начинает Китнисс, но Гейл перебивает ее.

– Я говорил тебе, что не стоило приходить, – говорит он. – Идем.

Хоторн пытается оторвать руку Китнисс, вцепившуюся в решетку, но девушка упрямо дергает плечом, будто старается отмахнуться от парня.

– Пит, – настаивает Сойка, – я поговорю с Койн! Расскажу ей про все, что с тобой сотворил Сноу, и тогда…

– Что тогда? – не дослушав, спрашиваю я. – Она оставит меня в клетке и будет наблюдать, как за редкой зверюшкой, которая все никак не может умереть?!

– А ты, и правда, живуч, как кошка! – вставляет Хоторн. – Кто бы мог подумать, что ты выберешься даже с первой Арены, а уж теперь и подавно!

– Гейл! – одергивает охотника Китнисс, и он послушно затыкается, хотя весь его вид говорит мне о том, как сильно Хоторну хочется, чтобы я отправился на тот свет.

Все внутри меня клокочет от злости, а яд просится наружу, безжалостно раня словами:

– Я и в этот раз выцарапаюсь, Хоторн, – самоуверенно заявляю я. – И еще посмотрим, кто в итоге подомнет под себя чертову Огненную Китнисс!

– Пит! – восклицает Сойка.

– Урод! – одновременно с ней бросает охотник. – Ты вообще думаешь, что говоришь?

Китнисс обиженно поджимает губы, отступает на пару шагов назад от решетки и в замешательстве мнется на месте. Решает уйти или остаться? Пусть катится на все четыре стороны! И Хоторна прихватит с собой!

Гейл дергает ее за руку, но Китнисс резко вырывается из его захвата и яростно произносит:

– Прекратите вы оба! – требует она, награждая и меня, и своего дружка злым взглядом. – Вы как двое мальчишек, которые не поделили песочницу!

Я вижу, что Хоторн с трудом сдерживается, чтобы не схватить Китнисс и силой не уволочь ее отсюда. Очевидно, что ему встреча со мной так же неприятна, как и мне. В этом мы с ним взаимны.

И все же то, как легко Гейл подчиняется Сойке, провоцирует меня на все большую грубость. Подобное влияние можно оказывать только на очень близких людей, и я сейчас наблюдаю за очередным доказательством того, как крепко связаны между собой эти двое.

– Так зачем пришла, жена? – обращаюсь я лично к той, которая заварила всю эту кашу. Слово «жена» я буквально выплевываю, намереваясь оскорбить Китнисс. Жена из нее ужасная: пока я был одной ногой в могиле – «Снова!», любезно напоминает внутренний голос – она проводила время с охотником. Кларисса сказала, что я звал Сойку, когда у меня была лихорадка, а вот Китнисс, похоже, только сейчас вспомнила о моем существовании, хотя я нахожусь в темнице уже почти две недели. – Хоторна маловато, чтобы согревать твою постель?

Гейл издает нечленораздельный рык, который не оставляет сомнений в его намерении забить меня до смерти, если решетка, разделяющая нас, вдруг исчезнет. Он раненным зверем кружит вокруг Сойки, не переставая уговаривать ее уйти отсюда.

А вот Китнисс, похоже, собирается заплакать. Ее губы дрожат, а глаза блестят, выражаю тоску и горечь.

– Я твоя жена, – медленно произносит она, словно подбирает слова. – А ты – мой муж. Мы связаны, Пит. Этого не изменить…

– Ммм… Пит? – подает голос Кларисса, и я резко зажмуриваюсь, испугавшись, сам не знаю чего. Последний раз, когда Китнисс приревновала меня к Рисе, она потребовала отказаться от других женщин. Однако сейчас та самая «другая женщина» садится на койке позади меня и, потирая глаза спросонья, потягивается, скинув с себя одеяло.

Сойка замолкает на полуслове. На ее лице застыла маска удивления и отвращения одновременно. Хоторн, напротив, не выглядит удивленным, разве что совсем чуть-чуть: вероятно, даже он не ожидал, как удачно для него самого сложится мое совместное заключение в одной камере с Клариссой.

Наконец Риса соображает, что к чему, и, перейдя на возбужденный шепот, произносит:

– Это не то, о чем ты подумала, Китнисс…

Я удивлен, что Кларисса выгораживает меня перед Сойкой, хотя они обе никогда не любили друг друга.

– Здесь очень холодно ночами, – оправдывается Риса, – и Пит просто помогает мне… не заболеть.

Если я надеялся увидеть сочувствие в глазах Китнисс, то его нет. Жена бросает на меня полный ненависти взгляд и произносит короткое:

– Да, неужели?

Непонятный страх перед реакцией Китнисс на присутствие рядом со мной Рисы пропадает, уступая место прежней ярости. Сойка снова становится для меня врагом, которого я, к сожалению, подпустил слишком близко. Мне хочется причинить ей боль: не физическую, этого я не могу – она беременна, да и между нами прутья металлической решетки. А вот душевную боль…

– Не оправдывайся, милая, – сладким голосом говорю я, поворачиваясь к Клариссе вполоборота. – Китнисс не жадная, она не против поделиться с тобой моим телом…

Я наклоняюсь вперед и впечатываюсь в губы удивленной Рисы требовательным поцелуем. Слабый стон сопротивления вырывается из груди девушки, но я крепко сжимаю ее в своих объятиях, не давая отстраниться или прервать поцелуй.

Я не отпускаю от себя Клариссу пока не слышу, как затихают вдалеке быстрые шаги Гейла, который бросился вслед за убежавшей, заливающейся в слезах Сойкой. В легких почти не осталось кислорода, а губы болят от усилия, с которым я удерживал Рису. Вздох то ли облегчения, то ли невыносимой грусти вырывается у меня, когда я прерываю поцелуй и отстраняюсь от Клариссы. Не проходит и мгновения, когда, вскинув руку в воздух, Риса отвешивает мне звонкую пощечину, от которой я не успеваю отвернуться.

– Идиот! – начинает кричать Кларисса. – Кто так делает!? Предупреждать надо…

Видя мое потрясенное выражение лица, девушка постепенно затихает. Риса больше не ругается, но и не произносит ни слова. Прислонившись спиной в стене, она молча смотрит в пол, а я чувствую себя настоящим дураком.

Кому и что я доказал?

Сделал больно Китнисс? Хорошо! Мне этого хотелось…

Обидел Клариссу? Теперь, очевидно, мы с ней, и вправду, всерьез поругались…

Показал Гейлу, что у меня тоже есть, с кем развлечься на стороне? А смысл? Пока я тут делаю вид, что кувыркаюсь с Рисой, он, скорее всего, по-настоящему спит с моей беременной женой…

Гадко на душе.

Хочется заорать в голос.

Что происходит?

Как мне все исправить?

– Китнисс меня не простит… – тихо говорю я скорее самому себе, чем, например, Клариссе, но девушка поднимает на меня грустные глаза и понимающе кивает головой.

– Не простит, – подтверждает Риса и, помедлив, добавляет: – Спать лучше по очереди, будем дежурить по часам… Если я хоть немного разбираюсь в женской сущности – Сойка придет мстить за свою уязвленную гордость.

И… все еще считают, что только Гейл ведет себя… плохо? ))

Продолжение следует ))

Оставляйте отзывы и жмите “нравится”, если вам действительно нравится :)

========== Глава 33 ==========

Комментарий к Глава 33

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Кларисса ошиблась: Китнисс не пришла мстить. Она вообще не пришла – ни на следующий день, ни после.

Минуло три или четыре дня с момента встречи с Сойкой и охотником, когда в камеру заявился Одейр и увел с собой Клариссу. Судебные процессы над приближенными бывшего президента, оказывается, уже идут, и девушку признали невиновной в преступлениях против нового правительства. Рису выпустили на свободу, а я остался гнить в темнице; судьбу Сноу и мою будут решать в последнюю очередь.

Мне тоскливо. Я скучаю по девушке с серыми, как грозовое небо, глазами. Мне не хватает ее, и как бы я ни напоминал себе о том, что ненавижу ее, засыпая, я постоянно думаю о Китнисс.

***

Сворачиваюсь клубком, прижав ноги к груди. Мне холодно, я кутаюсь в два одеяла – второе осталось после Клариссы – и лежу, глядя в стену напротив. За последние три недели я не разговаривал ни с одним человеком и, кажется, медленно схожу с ума. Тюремщик, который приносит еду, хранит упрямое молчание, да я уже и не пытаюсь его разговорить – после первой недели бесплодных попыток я отступился.

Стены камеры давят на меня, вызывая приступы клаустрофобии, а от постоянно тусклого света нестерпимо болят глаза. Они слезятся… Именно из-за плохого освещения, уверяю я себя… «Причина не может быть в том, что я просто плачу».

С каждым днем я все отчетливее понимаю, что из этой камеры мне не выбраться. Даже если я выйду отсюда, то лишь для того, чтобы в сопровождении охраны проследовать до места казни. Если бы меня намеревались спасти, уже бы сделали это.

Таким одиноким и ненужным я, наверное, не чувствовал себя никогда.

Мое тело исхудало: я практически не ем, последнее время аппетит отсутствует напрочь. В какой-то момент я даже решаю, что сделаю последнюю гадость Альме Койн – умру здесь, заморив себя голодом, но какие-то примитивные инстинкты выживания все-таки берут верх над разумом, и изредка я съедаю тарелку каши или зачерствелый бутерброд.

Однажды происходит невероятное: я различаю чьи-то приближающиеся шаги, и поскольку еду мне сегодня уже приносили, то новых посетителей я не жду. Поворачиваю голову в сторону решетки и на мгновение теряю дар речи. Хеймитч собственной персоной.

В руках у бывшего ментора ключ от моей темницы. Хеймитч открывает тяжелый замок и, сняв его с петель, проходит в камеру. Я приподнимаюсь на локтях и сажусь. Меня слегка пошатывает, но я стараюсь держаться уверенно.

– Привет, парень, – произносит Хеймитч хорошо мне знакомым хриплым голосом. – Как ты тут?

Первое желание – соврать, сказать, что у меня все прекрасно и мне не нужна ничья помощь. Однако я прекрасно понимаю насколько это глупо с моей стороны. Мне нужна надежда, луч света, который бы указал мне выход из этой клетки. Да и бессмысленно врать – мой изможденный внешний вид красноречивее многих слов.

– Ты выпустишь меня отсюда? – дрожащим от волнения голосом спрашиваю я.

Ментор отводит взгляд и засовывает руки в карманы штанов. Цокает языком.

– Нет, Пит, не выпущу… – медленно говорит он, словно ему неловко передо мной.

Обиженно поджимаю губы и отворачиваюсь. О чем тогда с ним разговаривать?

Хеймитч делает вид, что не замечает моего холодного отношения к нему: подходит ближе, усаживается на край моей койки. Какое-то время мы оба молчим: ментор, наверное, не знает, как начать разговор, а мне просто нечего ему сказать. Наконец мне надоедает игра в молчанку, и я решаю, что чем быстрее выясню, зачем явился Хеймитч, тем лучше – он уйдет, оставив меня в покое.

– Тебя прислала Койн? – спрашиваю я.

Ментор оживляется, усаживаясь поудобнее.

– Ну, тут как сказать, – произносит он. – Вообще, я давно порывался навестить бывшего трибута, да только он уж слишком набедокурил – к нему так просто не прорваться.

– Что изменилось? – сухо спрашиваю я.

– Суд, парень, – отвечает Хеймитч. – В следующий понедельник новый Президент устраивает, наконец, суд над тобой и Сноу. Я не буду тебе врать – шансов маловато…

– Тогда ты рано, – не дослушав, огрызаюсь я. – Поминки еще не назначали!

Эбернети пожимает плечами и, облокотившись на стенку, замолкает. Я все жду, когда он продолжит рассказывать, но этого не происходит. Мне становится все-таки любопытно, поворачиваюсь к нему, а ментор усмехается: видимо он этого и ждал.

– Так ты будешь меня слушать или будешь и дальше демонстрировать, какие у тебя зубы острые? – интересуется Хеймитч.

Я воспринимаю это как давление с его стороны, но все-таки киваю, соглашаясь придержать язык за зубами.

– Китнисс сказала, ты видел запись своих пыток? – спрашивает ментор, как ни в чем не бывало, а мне кажется, что я внезапно получил удар под дых.

Зрачки расширяются, а кровь приливает к лицу – я был не готов к подобному вопросу.

– И? – выдавливаю из себя я.

– Что ты по этому поводу думаешь? – спокойно продолжает Хеймитч, наблюдая за моей реакцией.

Он что, издевается? Больше поговорить не о чем?

– Какое это имеет отношение к суду? – пытаюсь сменить тему, потому что погружаться в воспоминания о пытках у меня нет ни малейшего желания.

– Самое прямое, – говорит Хеймитч, но больше ничего не поясняет.

Злюсь.

– Какого черта?! – резко спрашиваю я. – С чего вдруг мне изливать тебе душу, а, Хеймитч? Мы не друзья и даже не приятели, так назови причину, почему я должен терпеть твое присутствие на своей территории?

– Мне уйти? – ехидно интересуется ментор.

Его ухмылка меня бесит.

– Вали! – предлагаю я. – Не стоило вообще тебе приходить!

Эбернети встает и, не спеша, направляется к решетке. Достает ключ, вставляет его в замок… Меня посещает шальная мысль о том, что можно попробовать сбежать: отобрать у ментора ключ и, открыв темницу, броситься прочь… В голове уже зреет план того, как мне миновать коридор, где подняться наверх – выше уровня камер, куда податься потом… Затея очень рискованная – наверняка Дворец кишит мятежниками, но это все же лучше, чем оставаться гнить в камере.

Я встаю на ноги, делаю несколько шагов в сторону Хеймитча, намереваясь напасть, но меня останавливает его голос:

– Не глупи, парень, ты не выберешься из этого места живым, если бросишься напролом.

Сглатываю, вообще-то я надеялся, что двигаюсь бесшумно.

– У меня есть идея получше, – добавляет ментор, оборачиваясь ко мне. – Я хочу помочь тебе, Пит.

– С какой стати я должен тебе верить? – спрашиваю я. – В нашу последнюю встречу, ты наставил на меня дуло пистолета!

– Крутые времена требуют крутых решений, – отмахивается Хеймитч. – Но ты прав, верить мне не обязательно. Зависит только от тебя – уйти мне или остаться. Так что думай – я не стану тебя склонять ни к тому, ни к другому решению.

Отступаю назад, сажусь обратно на койку. Моя душа полна сомнений, но остатки логики подсказывают, что хуже все равно не будет. Койн в любом случае захочет убить меня, так, может, стоит все-таки использовать этот шанс, каким бы призрачным он ни казался?

– Рассказывай, – говорю наконец я.

Хеймитч удовлетворенно хмыкает и, вернувшись, пристраивается на койке, которая раньше принадлежала Клариссе.

– Прямо сейчас госпожа-президент настроена весьма решительно, – из уст ментора «госпожа-президент» звучит как-то по-издевательски. – Я не собираюсь тебе врать, парень, – продолжает Хеймитч, – ты много где засветился, помогая Сноу и играя в его преемника. Твоя смерть будет такой же зрелищной, как и самого бывшего Президента. И крайне поучительной, – добавляет он.

Невесело качаю головой. Зачем он рассказывает мне то, что я и так уже знаю?

– Что бы ты там ни думал, есть те, кто готов тебе помочь, несмотря на твою съехавшую крышу, – произносит Хеймитч.

Я кривлюсь от этого замечания, но предусмотрительно прикусываю язык, чтобы не сболтнуть лишнего.

– Я спросил про то, смотрел ли ты мой подарок не просто так…

– Это ты прислал диск? – перебиваю ментора на полуслове. – Я был уверен, что это презент от Сноу!

– Ну, не только мой, – парирует Хеймитч. – Одейр и Риса тоже принимали в этом участие…

Киваю, принимая информацию, и запоздало соображаю, что бывший ментор назвал Клариссу сокращенным именем. Я уверен, что они даже не были знакомы до того, как нас с ней упекли за решетку, тогда откуда Хеймитч знает про «Рису»? Однако мысли о странном поведении Эбернети быстро вытесняются сомнениями по поводу «подарка».

– В чем смысл? – спрашиваю я устало.

– План был в том, что посмотрев запись, ты сможешь по-другому взглянуть на вещи, которые произошли с тобой, – объясняет ментор.

– Посмотрю и решу, что мне было не так уж больно? – начинаю злиться я.

Хеймитч хмурится.

– Не будь дураком, Пит, – говорит он. – Дело не в физической боли, а в том, как Сноу сумел всего за несколько недель превратить твои мозги в кашу.

– Все нормально с моими мозгами! – рявкаю я. – Осознать, наконец, правду, еще не значит, что у меня в голове что-то не так!

– Само собой, – издевается ментор. – Именно поэтому, ты решил прикончить Китнисс, хотя до этого носился с ней, как дурень со ступой!

– Можно подумать, прежний Пит не был таким идиотом, каким ты сейчас пытаешься выставить меня! – я уже кричу.

– Вы оба идиоты! – в тон мне кричит Хеймитч. И только чуть остынув, добавляет: – Истина где-то посередине, Пит. И если нам с тобой удастся добраться до нее – это, очень может быть, поможет тебе избежать казни.

– Каким образом? – я тоже затихаю, ухватившись все-таки за шанс спастись.

– Я уже говорил, – излагает новый план Хеймитч, – суд состоится в понедельник. К тому времени мы – ты и я – должны разложить по тарелкам все, что скопилось в твоем котелке. Если получится и ты сумеешь доказать, что стал более или менее адекватным – есть шанс, что Койн не станет тебя убивать. В конце концов, ты возле Сноу всего несколько месяцев, ну да – натворил делов, но с кем не бывает. Тем более после охмора…

– Что такое охмор? – перебиваю его я.

– Пошли вопросы? – ухмыляется Хеймитч. – Это можно рассматривать, как согласие сотрудничать?

Недовольно кривлюсь, где-то внутри противясь необходимости подчиняться тому, кому я не доверяю. Однако другого выхода у меня, похоже, нет.

– Ладно, давай сделаем это, – соглашаюсь я. – Когда-то ты вытащил меня с Арены, и пусть это было всего лишь, чтобы порадовать Сойку, я не могу этого отрицать.

– Не особенно похоже на признание в любви ко мне, ну да ладно, – посмеивается Хеймитч. – Итак, у нас всего неделя. Теперь тебе придется быть со мной откровенным, будто я твоя мамочка…

Я морщусь, ощущая злобу, смешанную с давящей пустотой внутри. Моя мать не была той, с кем я мог бы делиться секретами, но ее все равно теперь уже нет в живых. Из-за Сойки-пересмешницы…

– Ладно, неудачно пошутил, – извиняясь, говорит ментор. – И все равно… Начали?

***

И мы действительно начали… копаться в моей голове. Процесс шел сложно, я интуитивно оборонялся, проклинал ментора за то, что тот так и норовит спросить о самом неприятном, но все-таки шаг за шагом мы продвигались вперед.

Хеймитч рассказал, что в уколах, которые делали мне в плену, содержался яд ос-убийц. Он и сам по себе вызывает галлюцинации и припадки, а в совокупности с видеороликами, показанными с экранов, действие яда оказало серьезное влияние на мой рассудок.

Ментор называет это «охмор».

Он утверждает, что практически все мои негативные воспоминания о Китнисс – ложь.

Я иногда киваю, делая вид, что согласен, но чаще злюсь и посылаю Хеймитча куда подальше – даже для него чересчур заявлять мне, что я – псих, не способный отличить настоящие воспоминания от поддельных.

На третий день в моей камере появился видеопроектор и копия диска все с той же злосчастной записью…

Посмотреть все видео целиком я смог только через несколько дней. За это время я разбил в кровь кулаки, когда пытался в приступе разрушить одну из стен; серьезно поранил Хеймитча, который оказался не готов к моей бурной реакции на повторную трансляцию соития Китнисс и Гейла; разбил несколько тарелок, со всей силы запустив их в дальний угол камеры. Все было бы проще, окажись рядом Сойка – я убил бы ее, и дело с концом…

Приступы были такими же сильными, насколько горьким было осознание того, что Хеймитч прав – я не понимаю, где заканчивается реальность, и начинаются ложные воспоминания. Долгими разговорами и уговорами мы все-таки пришли к тому, что я не мог видеть близость Китнисс и охотника нигде, кроме как на экранах в комнате пыток. С помощью логических доводов ментор убедил меня, что те съемки – подделка: Сноу просто неоткуда было взять достоверного видео. Только вот хотя вслух я и согласился с этой частью, сомнения все-таки остались. То, что показал мне Сноу – ложь, но это не исключает того, что между Сойкой и охотником есть любовная связь.

Моя семья. Тут я почти поверил в то, что Китнисс не имеет отношения к их гибели. В тот момент, когда случилось несчастье, Сойка была еще в тяжелом состоянии после отмены кантаридина – возбуждающего средства, которым Президент опаивал ее. Не все в этой части истории мне ясно, но Хеймитч утверждает, что у Китнисс не было причин убивать моих родных. В этом я ему верю.

День за днем ментор возвращается, чтобы провести со мной бесконечные часы, обсуждая события, которые в моей памяти связаны с Китнисс. Мы коснулись и детских воспоминаний, и того, что происходило на Арене, и ночей, которые я провел с Сойкой во время Тура победителей, когда своими объятиями спасал ее от кошмаров…

Постепенно, пережив несколько тяжелых приступов, я обнаружил закономерность – те мои воспоминания, с которыми не спорит Хеймитч, подтверждая их истину, невзрачные, серые и тусклые. А те из картинок, которые вызывают во мне бурю эмоций и негатив, направленный на Китнисс, – ложь, по словам ментора – отличаются яркостью, сочностью красок и блеском, почти болезненным, до боли в глазах…

***

В воскресенье вечером Хеймитч пришел ко мне не один, а в сопровождении пяти совершенно незнакомых мне мужчин. Они были одеты в форму солдат Тринадцатого, и мне не составило труда догадаться, что это своеобразная комиссия, которой предстоит завтра – в понедельник – рассказать на суде обо мне все, что удастся выяснить.

Они задавали бесконечное количество вопросов. Обо всем. Начиная от того, где я чистил зубы, пока жил во Дворце, и заканчивая моим присутствием на разборах завалов после взрыва телецентра. Я отвечал, стараясь тщательно подбирать слова, и судя по легким кивкам, которые порой позволял себе Хеймитч пока никто из комиссии не видел этого, мои ответы были в рамках того, что должно было спасти мне жизнь.

Все резко изменилось, когда к концу беседы пожаловал Хоторн. Появление соперника было настолько внезапным и беспокоящим меня, что спровоцировало очередной приступ. Когда Гейл по просьбе одного из мужчин уселся рядом со мной на койку и по-братски положил мне руку на плечо, я сорвался – кинулся в драку… Как написал в своем отчете мужчина с бородой и густыми черными бровями, «подозреваемый П.Мелларк без видимых причин напал на солдата Г.Хоторна, нанеся ему телесные повреждения легкой степени тяжести».

***

Сегодня вечер понедельника. Я мучительно жду, когда придет Хеймитч. Какое решение вынес суд? Есть ли у меня шанс все-таки выйти на свободу?

Предоставленный сам себе и своим мыслям, я пытаюсь осознать, как много поменялось во мне за прошедшую неделю. То, что я считал непреложной истиной еще семь дней назад, теперь делится для меня на два типа: яркое или тусклое. Хотя это не решает всех проблем: знать, что воспоминание ложное и не реагировать, когда оно проникает в твой разум, – совершенно разные вещи. Сегодня у меня были новые кошмары – я убил Китнисс и, лишь почувствовав на руках ее кровь, понял, что не желал ей смерти. Проснувшись от собственного крика, я обнаружил, что плачу во сне…

Сейчас я жалею, что копаясь в нашем с Китнисс прошлом, я ни разу не спросил у Хеймитча, как у нее дела сейчас. Стоило расспросить его об отношениях Сойки и Гейла… Побольше узнать о том, нет ли осложнений в протекании беременности… Да уйма вопросов, которые стоило задать, но я промолчал…

Стараюсь не думать о том, что сегодня в зале суда, куда меня не пригласили, Койн и ее люди уже приняли решение жить мне или умереть. И только я до сих пор остаюсь в неведении… В самом начале Хеймитч говорил, что «…если я стану более или менее адекватным», то Койн, вероятно, сохранит мне жизнь. Только вот я сам думаю, что моя адекватность ей не нужна.

Альма Койн хочет моей смерти. Кто сумеет ей помешать?

Я настолько погружен в свои мысли, что не слышу шагов ментора по коридору. Вздрагиваю, когда он молча отпирает замок, проходит в камеру и садится рядом.

Я не дышу.

Боюсь услышать приговор.

– Мне очень жаль, – говорит негромко Хеймитч. – Ничего не помогло. И тебя, и Сноу приговорили к смертной казни. Завтра в полдень…

Молчу.

Мои глаза закрыты.

Вот и все.

– Мне очень жаль… – извиняясь, словно моля о прощении, тихо добавляет ментор.

Наивно было надеяться.

Шанс был почти нулевой.

Не вышло.

… … …

Завтра.

В полдень.

Я умру.

Вот и все…

– Я могу увидеться с Китнисс? Попрощаться? – глухо спрашиваю я. Не узнаю собственный голос.

Страшно.

Умирать совсем не хочется.

Я еще не сказал Китнисс, что многое вспомнил…

Я еще не подержал на руках нашего с ней ребенка…

Я еще так много не сделал…

Но, вот и все…

– Не думаю, что это хорошая идея, парень, – помедлив, отвечает Хеймитч.

– Почему? – глупо интересуюсь я.

Она не хочет меня видеть?

Я ей настолько противен, что она не может даже попрощаться со мной?

– Китнисс настояла на том, чтобы убить Сноу, – медленно, будто слова с трудом даются ему, говорит ментор.

Я помню, она обещала, что убьет его…

Говорила, что отомстит ему за то, что тот сотворил со мной…

– Койн любезно разрешила Сойке прикончить Сноу, но… есть еще кое-что… – Хеймитч мнется, не может произнести что-то вслух.

– Что еще? – повторяю я за ментором.

Он молчит.

Только смотрит на меня с сожалением.

– Приказ, которого Сойка не может ослушаться… Койн умеет быть убедительной… – Хеймитч никак не подберет нужных слов.

Я смотрю на него, слишком взволнованный, чтобы говорить, и наконец ментор решается. Набрав в легкие побольше воздуха, Хеймитч произносит:

– Китнисс убьет и тебя тоже. Мне очень жаль, парень…

И… мы оказываемся на моменте, когда судьба Пита зависит исключительно от меткости Сойки-пересмешницы…

Кто там говорил, что Мелларк заслужил, чтобы Китнисс его ненавидела?..

Мысли материальны…

Оставляйте отзывы и жмите “нравится”, если вам действительно нравится :)

========== Глава 34 ==========

Комментарий к Глава 34

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

POV Автор

… Некоторое время назад…

Уже много дней подряд Кларисса не могла справиться со своими чувствами. Каждый раз когда «он» оказывался в поле зрения, ее сердце начинало учащенно биться, а в глазах появлялся загадочный блеск. Древнейшее и, пожалуй, самое сильное, что есть на свете – влечение к «избранному» подчинило ее себе. Кто бы мог подумать, что избранным окажется немолодой уже мужчина с исковерканной судьбой и с незаживающими ранами в душе?

Хеймитч Эбернети не ждал ничего хорошего от знакомства с испорченной капитолийкой. Красива, не слишком умна. И все-таки притягательна. Ему нравилось ловить на себе ее взгляды, он с удовольствием подтрунивал над ней, вызывая приступы праведного гнева. Он как бы невзначай касался ее плечом, рукой, чем угодно лишь бы вновь и вновь привлечь к себе внимание Клариссы.

Притяжение возникло с первого взгляда, и напряжение нарастало день ото дня. Побитый жизнью мужчина и не знавшая реальной жизни девушка. Странная парочка.

Он многое слышал о ней в свое время: дочка политика в правительстве Сноу, позже хозяйка Одейра. Поговаривают, она часто выгуливала своего Победителя, но Хеймитч старался избегать вечеринок, проходящих в Капитолии, так что лично с Клариссой он познакомился только в тот день, когда Финник привел ее в столовую к остальным мирно обедавшим сторонникам Койн. Она почти с первого дня появления Пита во Дворце выполняла роль его помощницы. Одейр очень тепло отзывался о девушке, только вот сам Эбернети был настроен скептически – не от большого ума девица полезла в политику.

И все-таки он признавал, что Кларисса была единственной за долгие годы женщиной, которая заставляла его испытывать душевный трепет. Они виделись каждый день: Хеймитч пытался придумать, как спасти своего бывшего трибута, а Кларисса вертелась рядом, желая помочь. Девушка многое поведала Эбернети о времени, когда Мелларк жил во Дворце: расследование темных делишек Сноу, обещание отменить Игры и многое другое.

План по спасению Пита эти двое придумали вместе – Кларисса разработала идею, Хеймитчу предстояло ее реализовать.