Текст книги "Сладкая отрава (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)



Я и Китнисс стоим возле высоких, почти вдвое выше нас, дверей, ведущих в кабинет Президента Сноу. Сжимаю в своей руке теплую, чуть влажную от волнения ладонь Китнисс. Провожу большим пальцем по тыльной стороне ее руки, надеясь успокоить свою девочку.

– Все будет хорошо, – говорю я ей, и Китнисс кивает, хотя, кажется, совершенно меня не слушает.

Ее взгляд туманен, мыслями Огненная девушка где-то за тысячи миль отсюда, и, признаюсь, мне снова больно от этого. Мы с ней пленники в Президентском дворце. С тех пор, как почти месяц назад я объявил во время интервью с Цезарем, что Китнисс беременна, наша жизнь перевернулась с ног на голову. Квартальную бойню отменили – моя выходка спасла жизни двадцати двум невинным людям. Двадцати двум, потому что двадцать третий и двадцать четвертый трибуты – несчастные влюбленные из Двенадцатого – свои жизни все-таки потеряли: теперь я и моя союзница – игрушки в руках Сноу.

Он, конечно, с самого начала знал, что никакого ребенка нет – буквально за день до интервью все трибуты прошли полный врачебный осмотр. Китнисс девственница, о беременности не может быть и речи. Однако у Сноу всегда есть крапленый туз в колоде… Я и Китнисс поженимся меньше, чем через четыре месяца. К тому моменту ее талия должна быть достаточно широкой, чтобы ни у кого не осталось сомнений – в нашей с ней семье ожидается пополнение.

Я навсегда запомнил ужас, отразившийся на любимом лице, когда Сноу посвятил нас в свой план. В тот момент мне казалось, что лучше бы уж было отправиться на Арену. Я бы умер, избавив Китнисс от необходимости терпеть меня рядом до конца наших дней.

За те три недели, что прошли со времени интервью, я и Китнисс живем в отдельной квартире в самом центре Капитолия. Предполагается, что у нас семейная идиллия – наконец-то мы можем наслаждаться друг другом, не опасаясь за свое будущее. Но нет. На деле наша жизнь стала похожа на плохо проработанную карикатуру: мы по-прежнему играем в любовь на людях и почти не разговариваем, оставшись наедине.

Китнисс закрылась от меня, воздвигла вокруг себя высоченную стену и не дает мне ни единого шанса заглянуть на ту сторону. Я ее не виню. Даже для меня, всю жизнь тайно мечтавшего о нашем с ней общем будущем, план Сноу оказался западней: не так представлял я нашу с Китнисс жизнь. Не в Капитолии и не под зорким контролем Президента. Что же до моей бывшей союзницы, то для нее я никогда не был предметом грез. Ее сердце осталось в двенадцатом в объятиях темноволосого шахтера.

Время стремительно утекает, а о беременности Китнисс вопрос даже не стоит – я не унижу ее домогательствами, хотя, судя по всему, это может стоить нам жизни. Хеймитч считает, что у нас нет выхода: Сноу требует ребенка, и мы или подчинимся, или наши родные будут расплачиваться за грехи «несчастных влюбленных».

Президент вызвал нас к себе в кабинет, прислав целый отряд миротворцев. Он ожидал, что мы окажем ярое сопротивление? До сих пор мы подчинялись во всем, кроме… необходимости скорейшего зачатия малыша. Высокая дверь раскрывается перед нами, и Китнисс крепче сжимает мою ладонь. В такие моменты я ей нужен – перед лицом Сноу ей опять нужен союзник, напарник, поддержка со стороны.

Президент сидит за широким столом из красного дерева, на котором идеальными стопками уложены бумаги – ни один лист не торчит в сторону, ни один уголок не замят. Кивком головы Сноу указывает мне и Китнисс на два кожаных кресла по другую сторону стола. Мы усаживаемся, но я не выпускаю руки Китнисс, и она не пытается освободиться.

– Доброе утро, мистер Мелларк. Мисс Эвердин, – ровным тоном говорит Президент. Воздух вокруг буквально пропитан душащим ароматом роз и еще чего-то, похожего на запах сгнившего мяса. – В очередной раз поздравляю Вас с грядущим светлым праздником – днем вашей свадьбы. Как самочувствие, мисс Эвердин? – спрашивает Сноу, обращаясь лично к Китнисс. – Не тошнит?

Она поднимает на него свои растерянные серые глаза, поджимает губы.

– Тошнит, – отвечает она, – от Вас!

Мне становится страшно за свою девочку – Сноу редко прощает дерзость тех, кого считает своими марионетками, как бы не стало еще хуже, чем есть!

– Китнисс чувствует себя хорошо, – поспешно говорю я, стараясь отвлечь Президента на себя.

Его рот кривится в усмешке, а взгляд становится по-особенному колючим.

– А вот это плохо, мистер Мелларк, – произносит Сноу. – Беременных девушек должно тошнить, хотя бы для приличия.

Китнисс до боли сжимает мою руку, я вижу, что она едва сдерживается, чтобы не наговорить ему еще глупостей. Ей страшно, и инстинкты требуют защищаться. Только мы не можем себе этого позволить, не подвергнув опасности тех, кого мы любим.

– Доктор Корпиус, личный врач мисс Эвердин, сообщил мне вчера пренеприятнейшую новость,– продолжает Президент. – Представляете, – наигранно удивляясь, говорит он, – доктор считает, что мисс Эвердин по-прежнему невинна.

Китнисс напряженно изучает взглядом скрепку, валяющуюся на пушистом ковре, а я смотрю прямо на Сноу – я понимаю, к чему он клонит, но я заварил эту кашу, мне и расхлебывать.

– Я, конечно, сказал ему, что ошибки в таком деле недопустимы. Он обещал перепроверить пациентку, скажем, через пару недель. Если выводы доктора останутся прежними… Вероятно, придется кого-то наказать. За ложь и подстрекательство к мятежу!

Зачем врать, мне действительно страшно. За себя, за близких, но в особенности за Китнисс. В любом случае, больше всех пострадает она.

– Скажите прямо, что собираетесь нас убить! – подает голос Китнисс, вырывая свою ладонь из моей, и, вздернув упрямый подбородок, буравит взглядом Сноу.

Старик смеется, поглаживая седую бороду.

– Нет, нет, мисс Эвердин. Убить вас двоих было бы слишком просто, – рассуждает он. – Но я подумаю насчет того, как мне будет жаль, если с маленьким светловолосым ангелом Примроуз случится какая-то беда…

Это удар под дых. Китнисс вскрикивает и буквально сжимается в комок от его ядовитых слов.

– Что вы хотите? – спрашиваю я, опять отвлекая Президента от своей девочки.

– Все просто, мистер Мелларк, – поддается Сноу. – Вы двое наконец-то прекратите свои игры в недотрог и начнете спать вместе, как полагается супругам… Вы ведь поженились в своем Дистрикте, не так ли? – уточняет Президент, намекая на мой выдуманный рассказ о состоявшейся между мной и Китнисс свадьбе. – В любом случае, с невинностью Огненной девушки нужно что-то делать. Если об этом узнают… Быть может, попросить миротворцев о помощи? – как бы невзначай предлагает Сноу.

Щеки Китнисс вспыхивают, а мои руки сжимаются в кулаки.

– Только посмей! – заявляю я, но Президент лишь посмеивается надо мной.

– Поверьте, мистер Мелларк, я посмею, если вы сами не решитесь на этот поступок.

Китнисс бросает на меня быстрый взгляд, я даже не успеваю понять, что в нем: сожаление, просьба, угроза? Стараюсь не отвлекаться на то, чтобы успокоить Китнисс – если она позволит, я сделаю это позже, а сейчас ей грозит реальная опасность, и надо как-то убедить Сноу дать нам еще шанс.

– Сколько у меня времени? – спрашиваю я.

Теперь я не сомневаюсь, что во взгляде Китнисс почти ненависть, но игнорирую это.

– Вот, – кивает Президент, – люблю деловой подход к делам. Я уже сказал – пара недель. Это крайний срок. После него придется платить по счетам.

Я соглашаюсь. Китнисс молчит, сжав кулачки. Я чувствую дрожь страха, пробегающую по ее телу, но ничего не могу поделать.

– Вы свободны, мисс Эвердин, – говорит Сноу, и Китнисс подскакивает на ноги, готовая рвануться с места. – Помните, на карту поставлено будущее вашей сестры. Не делайте глупостей.

Китнисс убегает, хлопнув дверью, и даже не думает дождаться меня. Президент тем временем протягивает мне папку, в которой подшиты несколько листов из какого-то доклада.

– Что это? – спрашиваю я.

– Посмотрите сами, – предлагает Сноу.

Листаю страницы, испещренные научными терминами и незнакомыми формулами. Периодически появляются фотографии какого-то насекомого: судя по всему, оно всего полтора-два сантиметра в длину, с зеленоватой кожицей, отливающей на солнце всеми цветами радуги. Мне встречаются слова «кантаридин», «токсичное вещество», «мощный возбуждающий эффект». Назначение этих документов в своих руках я не понимаю. Поднимаю вопросительный взгляд на Президента и жду, когда он все-таки раскроет свой секрет.

Ждать приходится недолго, видя, что я потерял интерес к папке, Сноу рассказывает:

– Фотографии, которые вы видели, мистер Мелларк, это одна из шуток матери-природы. Жучок, называемый шпанская мушка.

Мне это ни о чем не говорит, а Президент продолжает:

– Особенность этого насекомого в том, что оно выделяет вещество, именуемое кантаридином. В минимальных дозах – прелестное средство для разжигания страсти в юных неприступных особах.

Я буквально чувствую, как мои зрачки расширяются, когда до меня доходит смысл его слов.

– Вы собираетесь травить этим Китнисс? – охаю я.

– Почему сразу травить? – спрашивает Сноу. – Я бы назвал это помощью. Моей вам, мистер Мелларк.

– Токсично! – кричу я, вспоминая, что прочел об этом в докладе.

– Ах, это… – отмахивается Президент. – Исключительно после передозировки. Мучительная смерть от выжигания внутренних органов.

Я, наверное, похож на рыбу, выброшенную на берег, потому что сижу, открываю-закрываю рот, не в силах вымолвить ни слова.

– Прелесть в том, – снова говорит старик, – что это вещество невозможно обнаружить в организме, если не знать конкретно, что искать. Так что, если вдруг дойдет до гибели мисс Эвердин, найти причину смерти будет очень непросто.

– Гад! – вырывается у меня, и я бросаюсь к Сноу, собираясь выбить из него дурь. Успеваю схватить его за грудки и один раз съездить по лицу, когда пара миротворцев скручивает меня, нанося удары электрошокером.

Сноу отплевывается, из его рта вытекает тонкая струйка крови, но он стирает ее белоснежным платком.

– Напрасно вы это сделали, Пит, – говорит он. – Я полагал, вы разумный молодой человек. Помощь надо уметь принимать, какой бы она ни была.

Миротворцы усаживают меня обратно в кресло, оставаясь рядом и держа наготове дубинки с электродами на концах.

– Первое время дозы кантаридина будут минимальны, всего лишь распалять естественные потребности мисс Эвердин. Но постепенно количество вещества будет увеличиваться. Признаюсь, мне бы не хотелось дойти до критической отметки, – в его голосе угадываются нотки сожаления, но я ни на секунду не верю в его искренность.

Пытаюсь отбросить эмоции и соображать трезво. Что я знаю? Нельзя допустить передозировки! Но в какой момент Сноу планирует остановиться? Какова его цель?

– Китнисс должна лишиться невинности, и только? – спрашиваю я, надеясь на положительный ответ.

– Отнюдь, – рассеивает мои сомнения Сноу. – Время не ждет, совсем скоро люди начнут задавать вопросы – отчего живот Огненной девушки остается таким плоским. Лекарство будет поступать в тело мисс Эвердин пока она не забеременеет.

– Это не лекарство! Это яд! – снова кричу я, а миротворцы рядом готовятся схватить меня, стоит только дернуться.

– Вы правы, молодой человек. Вот и постарайтесь, чтобы мне не пришлось отравить вашу любимую. Вы ведь любите ее, мистер Мелларк? Это так очевидно, что вы, я уверен, найдете в себе доводы сделать так, как будет лучше для мисс Эвердин.

– Изнасиловать ее? Это вы называете лучше? – я буквально трясусь от злости, которая в эту минуту пересиливает даже страх за наше с Китнисс будущее.

– Отчего же? – удивляется Сноу. – Вы удивитесь, насколько желанны окажутся ваши ласки для девушки. Она сама откроется перед вами, мистер Мелларк.

Стискиваю кулаки, готовый рычать в приступе бессилия. Президент посмеивается, добавляя:

– Я, конечно, могу подложить мисс Эвердин под любого другого парня, мужчину или даже старца – мне, по большому счету, неважно, от кого она понесет, но вы, очевидно, предпочтете помочь мисс Эвердин не оказаться на ложе с нелюбимым мужчиной.

Поднимаю глаза на Сноу, вглядываясь в испещренное морщинами лицо. Запах ядовитых роз дурманит мой разум, но решение все равно находит дорогу в моем сознании – Президенту все равно, чей это будет ребенок, а у Китнисс появится шанс ощутить хоть частичку тепла любимого человека…

– Мне нужна помощь, – тихо говорю я. Сердце сжимается от боли и жалости к самому себе. Неужели я смогу перенести это? Выбора нет. Я втянул во все это Китнисс, значит, должен хоть как-то помочь ей. Пусть она будет счастлива, пока появился такой шанс. – Вы должны разрешить Гейлу Хоторну посетить свою «кузину».

Комментарий к Часть 1. Глава 1. Отрава

Продолжение следует))))))

Буду благодарна за отзывы и пожелания ))

========== Глава 2 ==========

еще не проверено бетой :)

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Сноу выглядит озадаченым. Он усаживается в свое кресло, придвигаясь ближе к столу, и, взяв в руки карандаш, долго перекладывает его между пальцами. Я сижу молча. Чувствую себя раздавленным и опустошенным. Неужели я правда, смогу оставить Китнисс с Гейлом наедине, зная, что за этим последует? Во мне еще живет слабая надежда, что Китнисс не согласится провести с Гейлом ночь, тем более не одну. Мне до боли в сердце хочется верить, что я все-таки что-то значу для нее… Впрочем, доводы разума и сухие факты побеждают – меня ей навязали, а Хоторна она выбрала сама.

Поток моих невеселых мыслей прерывает голос Президента.

– Мистер Мелларк, признаюсь, я не ожидал подобного. Это слишком благородно, даже для вас – по уши влюбленного мальчишки, готового жизнь отдать за ту, которая не ценит и не отвечает взаимностью.

Его слова больно ранят, но ведь это происходит от того, что я и сам знаю – Сноу говорит правду. Мне жизни не жалко для Китнисс, только мне не суждено познать, что означает быть любимым ею.

– Мне не нужна ваша жалость, – говорю я сердито. – Если можете – помогите, а нет – так не разводите пустой болтовни.

Сноу смиряет меня взглядом и делает знак рукой безгласой. Она тут же оказывается рядом с бокалом красного вина. Президент делает глоток, пригубив напиток, и предлагает мне угоститься, но я отрицательно качаю головой.

– «Кузен» мисс Эвердин будет здесь через несколько дней, я вам обещаю, – говорит, наконец, Президент. – И вы можете идти, мистер Мелларк, полагаю, вам нужно время, чтобы обдумать полученную информацию. И, может быть, вы передумаете.

Я уже стою у дверей, но на последних словах Сноу замираю.

– Почему вы решили, что я могу передумать? – спрашиваю я.

Знаю, голос дрожит, я действительно взволнован и мне жаль, что не удается скрыть этого от Сноу.

– Кто бы ни оказался биологическим отцом ребенка, мистер Мелларк, – вкрадчиво говорит Президент, – воспитывать его придется все равно вам. Поверьте, мисс Эвердин не стоит этой жертвы с вашей стороны.

Мне хочется заткнуть уши и убежать, но я стараюсь сохранять чувство собственного достоинства, так что отвечаю:

– Думаю, это уже не ваше дело.

Отворачиваюсь, но Сноу продолжает:

– Еще кое-что, мистер Мелларк. После первого же приема кантаридина я настоятельно не рекомендую вам рисковать и пытаться что-то изменить. Вещество начнет действовать почти сразу, и перепады в дозировке очень негативно скажутся на здоровье мисс Эвердин. Единственный шанс не нанести непоправимый вред ее организму – не мешать докторам постепенно увеличивать количество лекарства.

Вымученно киваю и выхожу, закрыв за собой дверь. Сноу не удерживает меня. Торопливо, насколько позволяет искусственная нога, сбегаю по бесконечным ступеням, мечтая оказаться как можно дальше от удушливого запаха роз и разлагающейся плоти.

Китнисс сидит на бортике проезжей части прямо перед нашей машиной. Ее коленки находятся на уровне шеи, так что, положив голову на колени, она задумчиво смотрит вдаль. Подхожу ближе, и Китнисс вздрагивает от звука моих тяжелых шагов. Она бросает на меня быстрый взгляд и, словно спохватившись, стряхивает со щеки несколько слезинок.

– Китнисс… – начинаю я, но она не слушает. Стремительно встает, отряхивает подол юбки и усаживается в машину.

Глубоко вздыхаю, стараясь унять беспокойный бег сердца. Китнисс плачет. И ей не нужны мои слова утешения – она льет слезы из-за меня.

Распахиваю дверь машины с противоположной стороны, сажусь рядом со своей девочкой, стараясь не коснуться ее, чтобы не побеспокоить, но даже при этом она отодвигается, буквально выстраивая между нами бронированную стенку.

– Домой, мистер Мелларк? – спрашивает Марвел, наш водитель. Я киваю.

Кроме как «домой» нам и поехать некуда, только вот «дом» это что-то теплое и светлое, то место, куда хочется возвращаться. А у нас с Китнисс не «дом», вместо этого мы заперты в позолоченной клетке, откуда не можем вырваться.

Всю дорогу Китнисс молчит, ни разу не повернув ко мне головы, – рассматривает капитолийские улочки, по которым мы проезжаем. Нас с ней уже не смущают разноцветные жители, без дела слоняющиеся туда-сюда целыми днями, мы привыкли. Порой мне даже нравится Капитолий: красивые дома, ухоженные парки, счастливые лица прохожих. И все-таки я, не задумываясь, променял бы все это на безмятежный покой своего дома в Двенадцатом – там «дом», такой, каким он должен быть. Хотя… Что меняет география, если я остаюсь одиноким?

Моей душе не хватает тепла, хоть чуть-чуть, самую малость простого человеческого тепла. Ласкового слова, искренней улыбки… Ничего этого нет. Китнисс делает вид, что меня не существует.

– Приехали, – сообщает водитель. – Приятного дня, – говорит он и добавляет, – И ночи!

Марвел подмигивает, пытается быть дружелюбным, и я благодарен ему за это, только вот Китнисс вспыхивает от его намека и выскакивает из машины, громко хлопнув дверью.

– Женщины… – понимающе бормочет водитель, а мне остается только кивать.

В фойе нашей высотки Китнисс нет, как нет ее и возле лифта. Моя будущая жена не стесняется показать, насколько я ей противен: дожидаться меня – не ее удел. Квартира, в которой мы живем, расположилась на десятом этаже одного из элитных зданий в самом центре города. Даже не каждый капитолиец может позволить себе подобное жилье, а нам оно досталось бесплатно – подарок Президента в честь будущего ребенка.

Мысли снова возвращаются к малышу, тому, которого пока не существует. Стараюсь не думать, каким образом Китнисс может забеременеть – слишком больно осознавать, что придется уступить любимую Хоторну. Быть может, я никогда не сожму Китнисс в объятиях, никогда не познаю сладость ее тела…

Но ребенок. У меня будет маленький мальчик или девочка – малыш, рожденный Китнисс – которому я смогу подарить всю свою нерастраченную любовь… Только как мне пережить минуты его зачатия? Даже намек на Китнисс, обнимающую и целующую Гейла, заставляет мой желудок противно сжиматься.

Господи, дай мне сил позволить Китнисс быть счастливой…

Моя любимая сидит на диване, поджав коленки к груди, и беспорядочно переключает каналы на ТВ, энергично нажимая кнопки на пульте управления. Она не смотрит на меня, когда я сажусь рядом. Снова отодвигается, молчит. Хочется встряхнуть ее за плечи, спросить в чем, по ее мнению я так провинился, что она игнорирует меня, но я и сам знаю ответ – я втянул ее во всю эту историю с несчастными влюбленными. За это и расплачиваюсь.

– Будешь чай? – спрашиваю я.

Темная головка любимой, наконец, поворачивается в мою сторону, серые глаза излучают холодную злость.

– Чай, Пит? – раздраженно говорит она. – После всего, что с нами случилось, лучшее, что ты можешь предложить это чашку дурацкого чая?

Вздыхаю, откидывая голову на высокую спинку дивана. Прикрываю рукой глаза. Интересно, что по ее мнению я должен делать? Пойти повеситься? И мне противно от того, что, возможно, я прав.

– Китнисс, – начинаю я, – все случилось не сегодня. Разговор с Президентом лишь последствия. Мы ничего не можем изменить.

Она отворачивается, снова тыкая по кнопкам на пульте.

– Конечно, не сегодня! – бурчит она. – Надо просто расслабиться и подождать, пока Сноу не сделает из меня свиноматку, рожающую детей по его приказу!

Я сжимаю кулаки, стараясь погасить вспышку гнева. На себя, на нее. На Сноу, из-за которого мы все страдаем.

– Мне жаль, – говорю я, – Если бы я знал, что все так выйдет, промолчал бы на интервью. Нас бы отправили на Арену, и ты, я уверен, смогла бы вернуться, а я, наконец, освободил тебя от своего общества!..

Чувствую, как на глазах выступают слезы, но не хочу, чтобы Китнисс их видела. Резко встаю и поспешно ухожу прочь, скрываясь на кухне за закрытой дверью. Стою, упершись лбом в толстое оконное стекло. Внизу вечерний Капитолий, красивый в своей претенциозной роскоши: город, наполненный жизнью. И только в моей квартирке жизни нет.

Плачу. Мне не стыдно, меня никто не видит. Чувствую, что не могу больше терпеть боль, сжигающую меня изнутри. Китнисс не любит. Я ей не нужен. И моя вина, что она несчастная. Я погубил ее жизнь. Как жаль, что ничего нельзя изменить.

Мне кажется, я слышу легкие шаги за спиной. Зажмуриваюсь, когда руки Китнисс обхватывают меня за талию, и резко выдыхаю, когда она прижимается к моей спине. Это сошло бы за ласку любящей женщины, если бы я не знал, насколько я ей безразличен.

– Прости, – шепчет она спустя долгие минуты. – Ты ни в чем не виноват. Это все Сноу, и я злюсь на него, а не на тебя.

Медленно поворачиваюсь в кольце ее рук, Китнисс не отходит. Наши глаза встречаются, а я несмело обнимаю ее. Моя девочка выглядит подавленной, и в глазах блестят слезы. Целую ее в лоб, и Китнисс прижимается ко мне, положив голову на плечо. Вдыхаю аромат ее волос, каждой клеточкой тела впитывая долгожданную близость любимой. В такие моменты мне хочется верить, что не все, что было между нами – игра на публику. Я нужен ей. Пусть редко, но все-таки бывают минуты, когда я ей необходим.

– Я боюсь, – говорит Китнисс, теснее прижимаясь ко мне. – Я не хочу выходить замуж и рожать ребенка только по велению Сноу. Что нам делать, Пит? – спрашивает она.

У меня нет ответа.

Китнисс не обязательно даже говорить об этом вслух, я знаю, что она имеет в виду – она не хочет всю оставшуюся жизнь мучиться, живя со мной под одной крышей, и растить ребенка, зачатого от меня. Больно. Очень больно. Я не могу исчезнуть из ее жизни – мне не позволят, даже если я наберусь смелости и решимости сделать это. А вот ребенок… Я переживу любые муки, лишь бы Китнисс была счастлива хоть несколько ночей, которые судьба отведет ей с Гейлом.

– А если это будет не мой ребенок? – спрашиваю я, дрожащим голосом.

Тело Китнисс напрягается, она больше не прижимается ко мне. Серые глаза внимательно смотрят на меня.

– А чей? – хмуря брови, уточняет она.

Язык отказывается произносить имя соперника, ревность скручивает внутренности в тугой узел, но я все-таки заставляю себя сказать: – Гейла…

Китнисс отстраняется, делает шаг в сторону. Чувствую противную пустоту рядом, а те места на теле, которые еще недавно знали тепло любимой, ноют, как от боли. Моя девочка прикусывает губу, ее лицо сосредоточено и серьезно.

– Это невозможно, Пит, – осторожно отвечает она. – Никто не позволит.

Я благодарен ей за то, что Китнисс щадит мои чувства, не признавая вслух, что с Гейлом все могло бы быть иначе… «Никто не позволит», сказала она. «Но я бы хотела», услышал я между строк.

Отхожу к раковине, смачиваю лицо в ледяной воде, смывая старые слезы и не давая пролиться новым. Все пустое, Китнисс не виновата. Только я.

– Предложение с чаем все еще актуально, – говорю я, меняя тему.

Моя любимая кивает, усаживаясь на высокий стул, а я ставлю чайник. Молчим. Неловко и тоскливо. Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.

– Кто это? – удивляется Китнисс. – Пойду, посмотрю.

Она буквально вылетает из кухни, очевидно, воспользовавшись благовидным предлогом, чтобы не торчать тут со мной. Пока ее нет, разливаю кипяток по чашкам, ставлю по центру стола тарелку с парой сырных булочек, которые испек утром. Китнисс возвращается с двумя большими пакетами, зажатыми в руках. На одном из них написано ее имя, на втором – мое.

– Что в них? – спрашиваю я заинтересованно, когда она протягивает мне мой пакет.

В нем еда – те блюда, которые я люблю. Всегда поражался, почему Сноу приказал нас кормить – я мог бы готовить и сам, но указ Президента не нарушают – каждый день мы получаем пищу, готовую к употреблению, только до этого дня меню всегда было общим. Из своего пакета Китнисс извлекает на свет несколько контейнеров, также наполненных едой. И, когда мне кажется, что ее пакет уже пуст, моя девочка достает оттуда продолговатый футляр серого цвета. К нему прикреплена бирка.

– Лекарство для иммунной системы. Подпись Доктор Корпиус,– читает Китнисс, открывая футляр. В нем шприц, наполненный каким-то желтым раствором. – Раньше такого не было. Почему?

Я знаю «почему». Потому что раньше никто не пытался накачать Китнисс возбуждающим ядом! Выхватываю футляр из ее рук и, переломив его пополам вместе со шприцем, выбрасываю все в мусорное ведро.

– Что ты делаешь? – восклицает Китнисс, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

– Я… Твоя иммунная система справится и без лекарств, – поспешно говорю я, не зная, что еще придумать.

Китнисс хмурится, сложив руки на груди в замок, но не спорит. Она осматривает контейнеры с едой и сообщает, что проголодалась

Мы устраиваемся на диване в гостиной перед телевизором, ужинаем, выпиваем по чашке чая, и Китнисс еще съедает одну из моих булочек. Я размышляю о том, как наивно со стороны Сноу было полагать, что я позволю Китнисс вколоть себе лекарство, зная, какой эффект оно произведет. Не хочу, чтобы тело моей девочки страдало.

Проходит несколько минут, на экране ТВ мелькает какая-то капитолийская мелодрама, а я боковым зрением замечаю, как Китнисс неуверенно ерзает на своем месте, сидя на другом конце дивана. Поворачиваю голову в ее сторону, и тревога прокрадывается в душу, царапая сердце острым коготком: Китнисс зачарованно гладит свою коленку, прикрыв глаза, и постепенно край ее платья поднимается все выше.

– Китнисс? – зову я, и она поднимает на меня глаза. Такие же серые, как всегда, но подернутые легкой дымкой, чуть безумные. Жаждущие.

Ее губы приоткрыты, и Китнисс непроизвольно облизывает их, когда ее взгляд задерживается на моем лице. Пальчики ее руки продолжают задирать платье, открывая моему взору все больше белоснежной кожи.

Я сижу, словно пораженный громом. Как же так? Она ведь не успела вколоть себе кантаридин, тогда отчего она… так распалена? В глазах Китнисс огонь желания. Страсть. Мое сердце предательски ускоряет бег, отказываясь подчиняться голосу разума, когда Китнисс придвигается ближе, так что наши ноги касаются друг друга. Ее губы тянутся к моим, а едва различимое, «Пит», доносится до моих ушей.

Комментарий к Глава 2

Продолжение следует…

Отзывы приветствуются))))

========== Глава 3 ==========

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Я не успеваю за своими руками – они сами собой поднимаются к лицу Китнисс, касаются ее щек; одна скользит вверх, запутываясь в темных распущенных волосах, а вторая опускается ниже, пальцами сжимая подбородок любимой. Она теснее прижимается ко мне, хватаясь руками за мои плечи, и усаживается ко мне на колени. Чувствую ее неровное дыхание, слышу свое имя, срывающееся с ее губ. Китнисс целует меня жарко, жадно. У меня кружится голова от нахлынувших эмоций: моя девочка рядом, льнет ко мне, гладит меня по лицу, волосам, целует в шею. Как сладко! И так не похоже на привычную Китнисс…

С неимоверным усилием, поражаясь собственной силе воли, отстраняюсь от Китнисс, сжав ее плечи. Она сопротивляется – тянется за мной, вытягивая шею. В ее глазах густой туман, на щеках горит румянец, будто у моей любимой температура.

– Пит… – зовет она, обвивая руками мою шею.

– Китнисс, ты не здорова, – говорю я, силясь не поддаться соблазну.

Китнисс обиженно кривит губы и прикрывает глаза. Она растерянно ерзает на мне, очевидно не понимая, как от ее движений во мне поднимается волна мучительного желания.

– Я хочу целоваться, – хнычет Китнисс, как ребенок, которому не дают любимый леденец.

Тяжело выдыхаю. Как мне противостоять, когда ее губы шепчут самые сладкие слова на свете? Прижимаю Китнисс к груди, как маленькую девочку, и придерживаю рукой ее голову, склоненную мне на плечо. Она дергается, пытается освободиться, и, видимо, снова перейти к поцелуям, но я не позволяю.

Я не могу так поступить с любимой девушкой: было бы слишком низко раствориться в ее страсти, вызванной не чувствами ко мне, а действием препарата в крови. Воображение, как назло, рисует самые смелые картины, предоставляя мне возможность, увидеть ее лицо, искаженное жаждой большего, почувствовать снова тепло ее губ…

– Ты меня не любишь? – бормочет Китнисс, уткнувшись носом мне в шею.

– Девочка моя, ты не заслужила того, чтобы все было так…

Ее дыхание обжигает мою кожу, по телу бегут мурашки от близости любимой, и я страдаю, будто меня бьют, оттого, что не могу позволить себе насладиться ее огнем. Забыться, отдаться ей целиком, без остатка. Посвятить всего себя той, без которой я не могу жить…

Кантаридин. Слово, перечеркивающее все, что дорого моему сердцу.

Китнисс не простит мне, если я воспользуюсь ее слабостью. Я сам себя не прощу. Остается только мучительно ждать, когда закончится действие препарата. Сколько часов будет продолжаться эта пытка? Смогу ли я ее выдержать? Любимая беспокойно трется о мое тело, причиняя боль, моральную и физическую. Я теряю счет минутам, выливающимся в часы, продолжая сдерживать Китнисс и помогая ей не наделать глупостей. В какой-то момент она затихает, ее дыхание выравнивается – моя девочка спит. Я глажу ее по волосам, целую в макушку и качаю, как в колыбели.

Сотни мыслей успевают пронестись в моей голове за эту, одну из самых долгих ночей в жизни. Как вещество попало в организм Китнисс? Шприц я выбросил, тогда «как»?

Внезапно меня осеняет, и непонятно, почему я не додумался до этого сразу: еда. Сегодня впервые нам принесли разные контейнеры с пищей. Это не Сноу наивен, что не спрятал от меня шприц, это я дурак – повелся, как мальчишка, и радовался тому, как легко удалось разрушить его коварный замысел. Память услужливо воспроизводит последние слова Президента: «… после первого же приема… не рекомендую вам рисковать и пытаться что-то изменить… единственный шанс не нанести непоправимый вред ее организму – не мешать докторам постепенно увеличивать количество лекарства».

Что же я наделал? Каждый раз, когда кажется, что хуже быть уже не может, – пожалуйста!

Голова болит невыносимо, низ живота тянет от предательского желания. Близость Китнисс опьяняет, сводит с ума. Наклоняю голову, рассматривая ее лицо. Румянец спал, кожа стала излишне белой, почти болезненной. Провожу пальцами по ее щеке, вдоль скулы, Китнисс выдыхает и облизывает губы во сне. Сейчас она выглядит невинной и умиротворенной. Что же ты творишь, Сноу?