Текст книги "Мой ангел-хранитель (СИ)"

Автор книги: _Prince of Darkness_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 113 страниц)

Задаваясь этим, люди недовольно косили взгляды на жену Лафейсона, её муж резко становился прежним названным изгоем, от которого Сигюн родила ребенка. И что выйдет из этого ребенка в будущем, учитывая, что в нем текут гены не только порождения вечной тьмы, но и вечного холода, было страшно даже представить. Почти весь Асгард видел младенца, на глазах народа Нари рос, и люди не находили в нем черт, доставшихся от матери, ребенок был вылитый отец, он все перенял от него, и естественно ждать от Локисона ничего хорошего не придется. Некоторые видели только лишь один выход из всей ситуации: нужно срочно поставить в известность Тора, и Сиф была прямо сейчас готова отправиться в Мидгард вновь, отыскать своего возлюбленного, сообщить ему о том, что происходит, но вот только Бифрост был закрыт по приказу Одина. Обманщик, хитрый Локи заранее позаботился об этом, предусмотрел, что найдутся добродетели, которые захотят предупредить любимого брата, заранее приказал Хаймдаллю перекрыть все ходы и выходы по Бифросту, чтобы ни один не смог пробиться. Он полагал, что это будет его последний приказ, он так планировал, и все шло по его плану, расписанному уже очень давно. ========== Глава 60 ========== ...Новые беды обрушились за несколько дней на золотой Асгард. Правители других миров, среди которых были светловолосый Фрейр, Бальдр и Вёлунд, правитель Льёсальвхейма, созвали Верховный совет, где должны были решится вопросы о защите Ванахейма. Сам царь Ньёрд не смог прибыть из-за разыгравшихся набегов в морской стране, которые, к счастью, были отбиты. Набеги и вторжения эти осуществляли ледяные великаны под руководством своего предводителя Трима. После убийства Лафея он занял его место, и Иггдрасиль сотрясся от его восхождения на трон. Этот великан был поистине страшный, безжалостный и очень сильный, за его спиной стояла вся ётунская армия, а это даже не один миллион, а гораздо больше. Из своих огромных рук царь никогда не выпускал ледяного скипетра с острым наконечником, на вершине которого сиял белый, блестящий бриллиант, заледеневший от мороза и холода. Трим объявил войну Ванахейму уже очень давно, и теперь Ванахейм почти безоружен спроть них. Причины войны неизвестны никому, кроме самого Трима и Ньёрда. Однако правители и Боги поговаривают, что это как-то связано с дочерью ванского царя, но никакой конкретики по этому вопросу нет. Теперь же Верховный совет не собирается ожидать выздоровления Одина и на свой страх и риск принимает решение помочь Ванахейму, усмирить великанов, но их все же неимоверно пугает то, что хранитель всех девяти миров сейчас слаб и беспомощен, находится почти на грани смерти. В это же время в Асгарде царит переполох, ведутся поиски Фандрала, который словно провалился сквозь землю. Были обысканы дальние леса, подножия высоких гор, берега моря. Однажды утром, когда небо осветил негреющий луч солнца, который стал для сонной земли, охладевшей земли настоящим счастьем, воины затрубили тревогу. В одном из тенистых лесов, так называемых дальних, они отыскали живого и здорового коричневого жеребца, принадлежащего Фандралу, на его загривке, морде, гриве виднелись остатки крови, а совсем недалеко от привязанного к дереву коня, который простоял в лесу сутки без воды, были обнаружены изуродованные доспехи аса. Самого же Фандрала не могли найти ни мертвым, ни живым. Людям только оставалось догадываться, что с ним случилось, но никто не мог даже предположить, куда он подевался. Очевидно, что какой-то дикий зверь загрыз его, возможно, крылатый чибис, но почему тогда он не тронул коня? Загадка... Он стоит у огромного круглого зеркала, рассматривая свое отражение. Оно кажется ему каким-то чужим, каким-то изменившимся, он словно себя не узнает. Сегодня последний день, когда его лицо будет сокрыто под лживой маской. Он не чувствует волнения, но он должен показать его сейчас, должен разыграть настоящий спектакль, чтобы люди поверили. И они поверят, он это знал, он это предвидел. У них просто не будет выбора. -Ты готов? - мягкий, ненавязчивый голос отвлекает его от созерцания своего отражения. Сигюн подходит сзади, кладет руки на плечи супруга и начинает вглядываться в его лицо в отражении. -Я очень боюсь. -Не стоит, - отвечает он, пожимая её тонкие ручки на своих плечах. -Все получится. Ты так осуждающе смотришь на меня. Почему? - он поворачивается к ней лицом. -Твои глаза красны от слез. Ты плакала? Его вопросы ставят её в тупик. Она волнуется, боится, дрожит от страха, но пытается это скрыть. Только вот от Локи ничего не ускользнет, ни одна черточка на её лице, ни один огонечек в её глазах, ни одна улыбка или слезинка, принадлежащая его ангелу. -Я до сих пор с трудом верю, что Фандрала больше нет, я не понимаю, что с ним могло случится, - говорит Сигюн, заметно краснея, опуская вновь слезящиеся глаза. Локи тут же поднимает её лицо, касаясь указательным пальцем подбородка. -Так это из-за него ты плакала все это время? Ты так сильно по нему страдаешь? - он понимал, что своей ревностью может себя выдать, Сигюн знает его очень хорошо, поэтому маг спрашивает мягко, ласково, утешающе. -Он был хорошим. Он не заслужил такого. Локи, скажи, что ты не причастен к этому. Прости, просто я хочу услышать, что ты не виноват, что он пропал или погиб не из-за тебя. Прошу, скажи, - она снова верит, готова поверить каждому его слову. Нужно только сказать. Наивная, глупенькая, любящая, верная, сильная. -Я не причастен к этому, родная, - Локи с чувством жалости смотрит на деву, - мне самому не по себе от того, что в защищенном Асгарде могло такое случится с одним из лучших воинов. Нужно все тщательно проверить ещё раз. -Умоляю, будь осторожен, - Сигюн обняла его, припала к его груди. В последнее время слишком часто он слышит от жены эту фразу. Она беспокоилась за него всегда, но сейчас, потеряв его уже дважды, она бы привязала себя к его телу веревкой, если бы то он дозволил, только бы не оставлять его. Каждая минута, когда его нет рядом, сводит её с ума, но когда он приходит - она начинает жить. Локи же продолжает нагло врать ей в глаза, оставаясь при своем данном самому себе обещании: держать под замком монстра. -Буду, - он целует её долго, сладко, хотя понимает, что чем дольше поцелуй, тем тяжелее будет его прерывать и ему и ей. Он поцелует, обнимет, приласкает, закроет своим телом при первой же опасности, но впустить её в клетку к хищнику, в клетку своей жестокой сущности он больше не сможет, не посмеет. Царь с самого утра приказал людям собраться в тронном зале. И каждый от мала до велика пришел туда. Лица абсолютно каждого были угнетенными, печальными, многие до сих пор оплакивали Фандрала, никак не могли отойти от шока. Сиф пришла в тронный зал с целым конвоем самая последняя, и на грохот дверей, на вошедшую валькирию оглянулись все. Лицо воительницы ничем не отличалось от лиц остальных, оно было красным от слез, скрытых слез, сдерживаемых; руки её дрожали, как и ноги, но она шла, не опуская головы. Она продолжала питать надежду на возвращение Фандрала, она обыскивала вместе с войском каждый уголок дальних лесов, где нашелся его конь, и каждый день она возвращалась в слезах, не добившись никаких результатов. Девушка встала на свое место, с левой стороны от возвышения трона, и громадный ас Вольштагг несмело приблизился к ней, приобнял за плечи и тихо прошептал: -Держись, Сиф. Она кивнула головой, поджала губы, закрыла глаза, а слеза все таки скатилась на её щеку, поблескивая на её лице, словно украшение. Украшение, которого она никогда раньше не носила, а даже если носила, то никто никогда не видел этого. У входа вдруг началось оживление, кто-то заговорил в пол голоса, а потом, внезапно, словно по взмаху чьей-то руки, разговоры умолкли. Все вокруг стихли, толпа начала разъединяться на две части, расступилась, пропуская вперед еле передвигающегося Всеотца, которого поддерживали охранник и ванская дочь Сигюн. Позади шел низкий мужчина с длинной, темной бородой, с лысоватой головой, в золотистом одеянии, что стелился по мраморному полу. Мужчина со всей осторожностью удерживал великий Гунгнир, неся его чуть на вытянутых руках. По обе стороны от мужчины шагали охранники, чеканя каждый свой шаг. Все взгляды, миллионы взглядов были обращены на вошедшего Одина, чье состояние совсем спало до критического. По залу летели тихие шепотки, и иногда Сигюн могла услышать в их шелесте свое имя, но она старалась об этом не думать, ни о чем не думать, а просто делать то, что обязана делать. Всеотец не удостоил взглядом свой народ, да и не до приветствий ему было в данную минуту, он повесил голову, слабо передвигал ногами, стараясь удержаться за руку Сигюн и стражника. Когда же его усадили на трон, царь громко и томно вздохнул от усталости, словно прошел не одну милю. Вид его был потухшим, почти угасающим, слабость царя можно было заметить не присматриваясь, и эта слабость проявлялась даже тогда, когда он опустился на трон. От густой седой бороды остались лишь какие-то не расчесанные лохмотья, так же как и от завивающихся ранее волос, щеки впали, а доспехи на худом теле смотрелись так нелепо, единственный глаз почти ввалился, опух, а морщинистое лицо было бледным, как окаменелые стены. Сигюн, оказав ему помощь, тут же спустилась, встала по правую сторону от возвышения, краем глаза замечая, как глаза Леди Сиф чуть ли не насквозь прожигают её, смотрят осуждающе, ненавистно, собственно как и всегда. Но кроме этого Сигюн видит, как красны её щеки, как глаза потерты от постоянных слез. И стоит ли говорить, что валькирия винит в гибели или пропаже Фандрала ванку? Пусть только молча про себя, но винит. -Дорогие асгардцы, мои верные слуги, мои верные помощники, мои верные защитники, жители золотого мира, я пришел сюда, чтобы обратиться к вам в последний ли раз или же нет, - заговорил Один, стараясь сделать свой голос таким, каким народ привык его слышать. Но из груди почти после каждых двух слов вырывался кашель и хрипота. -Я должен сказать вам, что уже совсем скоро Асгард, как и все девять миров, которые я поклялся, обязался защищать однажды, потерпят крупные изменения. Люди внимательно слушали Всеотца, не издавая ни звука. Все затаили дыхание, от созерцания больного правителя, на котором держался весь Асгард, у некоторых на глазах выступали слезы, но они старались мужественно их сдержать. -От ваших очей уже не скрыть то, что давно было очевидно мне самому. Хворь моя меня постепенно побеждает, и обманывать вас я не стану. Совсем скоро престол Асгарда займет другой царь, которого я сам назначу, а рядом с ним будет сидеть его царица, его жена, - негромкий голос, но, однако, слышный каждому. От сказанного у людей глаза вылезли на лоб. Хотя все уже ожидали, что совсем скоро Один уйдет на покой, и отрицать это было глупо, тем не менее народ не знал, чего ожидать дальше. Старший принц теперь живет в мире людей, Фригга погибла, а Локи... А о Локи люди боялись даже подумать. И кандидатура на трон была лишь одна - Нари. -Мое время правления уже подходит к концу, но время нового короля только берет свое начало, и я надеюсь, что вы примите его, что вы станете ему так же верны и преданы, как были мне, - слова давались ему все сложнее, он то и дело вздыхал, словно боясь задохнуться, но взгляд его был устремлен на асов, которые все ещё молчали. -Я надеюсь, что смог даровать вам лучшие времена, и думаю, что новый царь усовершенствует их. -Но как же так, Ваше Величество? - наконец кто-то подал голос. Из толпы вышел молодой юноша в красном сюртуке, он опустился на колени перед Одином. -Как же вы можете покинуть нас? -Ничего, дитя мое. Даже из Валгаллы я смогу вам помочь, когда увижу, что помощь моя нужна, - с улыбкой отвечал он. -Ваше Величество, но кто же возглавит Асгард? Кто, если не вы? - Сиф собрала волю в кулак, встала рядом с юношей, согнула колено, почетно приставила руку к груди. -Ведь Тор оставил нас. -Это его выбор, Сиф, и я знаю, сколько боли он тебе принес этим выбором. Однако, не нужно торопить время. Когда старое время кончится, начнется новое, которое возглавит новый правитель, - этот ответ прозвучал не только для валькирии, но и для всего народа, и каждый, кто стоял в зале, каждый, кто находился сейчас здесь, пали на колени один за другим. Вначале передние ряды, затем задние, затем вперемешку, но каждый упал, каждый повиновался, каждый принял правду, которой суждено случиться. Сигюн не была исключением, и с отчаянием в глазах последовала примеру народа, согнула колено, не забыв заглянуть в лицо, что было скрыто. И она увидела его улыбку, какую-то тень, которая пробежала по его губам, странная улыбка, зловещая, победоносная, такая, какая была в Мидгарде, когда смертные подчинялись его воле. ========== Глава 61 ========== Через несколько дней Асгард загорелся поминальными кострами. Улицы были слегка задымленными, тихими и почти пустыми, мрак ночи, холодной и темной, разгоняли огни. Казалось, что золотой мир асов больше не населен никем, кажется, что все покинули город, ушли. Огни сверкали, звезды в небе, подобно кострам, пылали необычными белесыми красками, терялись в разноцветных галактиках, прятались за пеленой легких облаков. На Бифросте собрался народ, в несколько колонн выстроились воины, и в тени были видны их торчащие копья, их золоторогие шлемы, а рядом с ними находились простые люди: мужчины, старики, женщины, дети. Все поголовно имели на себе черное одеяние, и чем ближе становился Бифрост, тем слышнее становился плач. Сигюн медленно спускалась к мосту, к ней были приставлены двое охранников, а рядом с ней шла верная Бирта, то и дело вытирая платком слезы с щек. На лице Сигюн же не было ни одной мокрой дорожки, хотя бледность и печаль покрыли его сплошь. Она, конечно, знала, что все это только спектакль, все это только притворство, обман, и слеза все же капнула на щеку, медленно стала сползать вниз, но слезы той причина была вовсе не страдания по Одину - его она оплакала уже давно, сколько бы не имела с ним разногласий, она оплакала тихо, незаметно, сокрыто от глаз собственного супруга, и только мысль и воспоминания остались об этом. Узнал ли он о них? Возможно. Сейчас она не могла выдержать, видя угнетенных людей, поникших от горя, от великой и тяжелой утраты для всех миров - не только для Асгарда. И наблюдая их слезы, дева могла лишь сдерживаться. При свете костров Сигюн выглядела очень загадочно в своем черном платье; голову её украшала коса, перевязанная черной лентой, а сверху был одет такого же тона платок, сотканный из нежного шелка. На руках её сидел послушный Нари, на одежду которого была накинута легкая черная шаль. Мальчик с непониманием смотрел вокруг, его зеленые глаза изредка поглядывали на Бирту, которая привлекала внимание ребенка к себе тихими всхлипами, и на лице Локисона возникало замешательство вместе с сожалением, хотя все это выглядело по-детски мило. Мама крепче прижимала его к себе, когда мимо снова проходил народ, заплаканный, печальный, поникший. -Сколько слез вокруг, - пробормотала Сигюн с каким-то легким ужасом. Столько слез... Девушка прибывала меж двумя самыми страшными противоречиями: добро и зло. С одной стороны Локи своим спектаклем заставил народ окунуться в то горе, которого они боялись гораздо больше, чем войны и вторжения, а с другой - он позволил им оплакать ушедшего навсегда царя, их великого правителя, который заботился о всех мирах Иггдрасиля. Ванка шагнула на Бифрост, её, как оставшуюся принцессу, единственную, пропустили в первые ряды вместе со стражей. Рядом с Сигюн стояла Сиф, но она даже не удостоила её взглядом, она, кажется, вообще сейчас никого и ничего не видела, кроме горизонта темного моря. Сигюн не стала говорить с ней, да и нечего было сказать, она ощущала даже на расстоянии всю ненависть, которую валькирия испытывает к ней. Когда огромный, украшенный цветами драккар, в котором находилось тело царя, облаченное в его боевые доспехи, отплыл от берега, народ затаил дыхание, в полной тишине наблюдая, как вода понесла их правителя в свои края, где однажды этому кораблю суждено утонуть, а душу донести в Валгаллу. Один лежал неподвижно, волосы его раздувал легкий ветер, руки сжимали огромный меч с золотой рукоятью, его личный меч, которым он пользовался будучи принцем. Лучник выпустил горящую стрелу в его корабль, и тот мигом вспыхнул ярким пламенем, в эту секунду все до одного опустились на колени, склонили головы, наблюдая, как драккар горит, уплывая все дальше. Над морем пролетели два ворона, и только их вскрики могли нарушить тишину, в которой до этого были слышны только волны прохладного моря. Птицы сопроводили своего хозяина до самого горизонта, а потом корабль исчез. Люди же стояли на коленях до последнего момента, пока певчие не запустили в воздух блестящие шары, похожие на бриллианты, которые потом слились со звездами в ночном поднебесье. И никто даже не мог заметить третьего ворона, который не был назван ни Мунином, ни Хугином. Он был иным, он был другим, у него были зеленые глаза. Ворон сидел на ветке близ растущей ивы, наблюдая за происходящими похоронами царя. Потом тенью поднялся ввысь, не издав ни звука.