Текст книги "Всеобщая история кино. Том 6 (Кино в период войны 1939-1945)"

Автор книги: Жорж Садуль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Фильм, наспех поставленный режиссером-продюсером Фернаном Ривером, был показан в ноябре 1940 года в Марселе. Он пришелся не по вкусу публике, освиставшей его. На основании доклада префекта этот злополучный фильм был снят с экранов.

Тем временем, пока на юге под покровительством Виши снимались эти пастушеские идиллии, на севере, в Париже, доктор Дидрих организовал и сам же возглавил кинематографическое ведомство, носившее название «Propagandaabteilungreferatfilm». Основной его задачей было помочь Геббельсу и УФА прибрать к рукам французское кино. Несколько месяцев спустя это могучее средство экономического и идеологического контроля было уже в руках гитлеровского треста кино.

Для производства фильмов в Париже была создана фирма «Континенталь», являвшаяся филиалом УФА. Прокатчиком фирмы был «Альянс синематографик Эро-пеэн» (АСЭ), уже функционировавший во Франции на протяжении многих лет под вывеской треста «Тобис». Директором «Континенталя» был назначен продюсер Гравен, устроивший себе резиденцию в большом, внушительном здании на улице Фридлянд. Деятельность «Континенталя» явилась продолжением политики немецкого треста кино во Франции, осуществлявшейся уже с 1925 года.

Для поддержки «Континенталя» было создано акционерное общество, сконцентрировавшее в своих руках обширную сеть кинозалов СОЖЕК (Société générale electrique) и «Сосьете де синема де л’ест». Под его контролем находились самые большие кинозалы Парижа и провинции. Создавалось оно в основном за счет конфискации «имущества евреев», в первую очередь кинозалов, принадлежавших Сирицкому и Жаку Хайку.

Мощному организму «Континентали» были дополнительно приданы фирма по прокату фильмов, две копировальные фабрики и отлично оборудованная студия. За период оккупации «Континенталь» выпустила 30 фильмов (всего во Франции было выпущено 220), намного опередив «Патэ» (14 фильмов) и «Гомон» (10 фильмов) [51]51
  По количеству выпущенных фильмов после «Патэ» и «Гомона» шли «Джина», «Реджина», «Сириус» (по восемь фильмов), СФСС, «Хариспуру», «Минерва» (по семь фильмов), СУФ, «Ришбе» (по шесть фильмов).


[Закрыть].

Комитет по организации кинематографической промышленности (КОЙК), учрежденный правительством Виши по соглашению с доктором Дидрихом, поощрял деятельность крупных фирм.

В 1941–1944 годах 11 наиболее крупных фирм создали больше фильмов, чем 51 мелкая. Однако, несмотря на политику правительства Виши, служившего интересам монополий, а также на существование «Континентали», французская кинопромышленность оставалась в основном мелкой, почти кустарной. Она сохранила свою прежнюю структуру, выкристаллизовавшуюся в 30-е годы, во время кризиса, после крушения монополий «Патэ» и «Гомон».

К 1940 году французское кино подошло после блестящего периода своей истории. В 1935–1939 годах, в эпоху Народного фронта, появились крупнейшие шедевры французского кинематографа, созданные Фейдером, Ренуаром, Дювивье и Марселем Карне. Трое первых (вместе с великим Рене Клером) покинули Францию. Были все основания тревожиться за судьбу французского кино, тем более что Виши обвиняло автора «Набережной туманов» (Quasi des Brumes) и создателей других замечательных фильмов в том, что они привели Францию к упадку и поражению. В этом отношении вишисты полностью солидаризировались с «Propaganda-abteillungreferatfilm», которая заявляла в сентябре 1941 года:

«Прежние французские фильмы были проникнуты духом упадка. Они создавались еврейскими продюсерами, низкими спекулянтами, которым было чуждо понятие моральной ответственности [52]52
  Тезис, постоянно отстаивавшийся Бардешем, который в 1953 г., так же как и в 1943 г., писал по поводу фильмов «День начинается» (Jour se lève) и «Набережная туманов»:
  «Талант Марселя Карне всегда был нежизнеспособным, а в эти годы (1935–1939) он утратил и присущее ему благородство, ибо впитал в себя еврействующую эстетику, которая стала вызывать протест даже у самых терпимых…» («Histoire du Cinéma», ed. 1943, 1948, 1954).


[Закрыть]. Французский народ ждет теперь фильмов, в которых он увидит свое истинное лицо, фильмов, достойных его культурного наследия и отмеченных печатью «нового порядка».

Первый фильм фирмы «Континенталь», отмеченный печатью «нового порядка», назывался почти символически: «Хозяин – слуга». Это был посредственный водевиль, в котором рассказывалось, как слуга заполучил у хозяина кругленькую сумму, обыграв его в бридж.

Среди продукции, созданной в ту пору на студиях «Континентали», были такие фильмы, как «Анетта и белокурая дама», «Спокойствие!», «Капризы», «Клуб вздыхателей» и прочий хлам. Это было время, когда Гитлер обещал своим войскам превратить Париж в «Луна-парк» Европы, а Геббельс рассчитывал, что наши студии станут поставлять для этого «Луна-парка» банальные комедии, копирующие в большей или меньшей степени голливудские образцы [53]53
  «Очень показательно, что именно люди «Континентали» были наиболее рьяными поклонниками Голливуда и его системы», – пишет Роже Режан в своей книге «Французское кино» о тех, кто старался в 1941 г. навязать нашим студиям в качестве образца американскую комедию.


[Закрыть].

Наше киноискусство представлялось доктору Дид-риху в виде водевилей с переодеванием и картинок из жизни ночных кабачков.

Лозунгом «европейского кино» (которое являлось просто-напрасто одной из форм коллаборационизма) освящалось именно такое «искусство».

«Когда каждая страна, – заявлял доктор Дидрих, – ясно определит свои потребности и свои возможности, политика сотрудничества между различными европейскими странами принесет свои плоды. Только тогда можно будет говорить применительно к каждой отдельной стране о европейской душе».

Кроме легких комедий, самой удачной из которых была комедия «Первое свидание» (Premier rendez-vous), поставленная Анри Декуэном, «Континенталь» выпускала детективные фильмы, такие, как «Убийство папаши Ноэля» (L’assassinat du Pere Noël, реж. Кристиан-Жак), «Последний из шестерых» (Le Dernier des Six), «Чужие в доме» (Les Inconnus dans la maison), «Убийца живет в доме № 21» (L’Assassin habite au 21). Сценарии трех последних фильмов были написаны Клюзо, который вернулся в кино перед началом войны после болезни.

В некоторых фильмах «Континентали» проскальзывала пропаганда. Она звучала довольно явственно в фильме «Чужие в доме», поставленном Анри Декуэном по детективному роману Сименона (в основе его сюжета лежало истинное происшествие), который был опубликован во время «странной войны». В романе рассказывалось, как сынки провинциальных богачей, объединившись в банду, совершают различные преступления. Декуэн заканчивал фильм защитительной речью адвоката (арт. Ремю), из которой «торчали большие социалистические, а может быть, и националистские уши», или, короче, национал-социалистские. Защитник разоблачал как истинного виновника преступления молодого человека, явно «неарийского» происхождения (правда, о его религиозных убеждениях в фильме прямо не говорилось), сына коммерсанта, нажившегося на военных поставках.

Чтобы поставить точки над «и», «Континенталь» пустила в прокат этот фильм Декуэна вкупе с короткометражным франко-немецким фильмом, поставленным бывшим журналистом П. Рамло [54]54
  Рамло является также постановщиком антимасонского фильма «Темные силы» (Force Occultes), в котором снимались Леонсия Корн, Роньони, Симона Ари.


[Закрыть](умер в конце 1942 года), содержание которого следующим образом излагалось в газете «Фильм», единственном печатном органе кинематографистов, разрешенном доктором Дидрихом: «Фильм разоблачает зловещую роль евреев в предвоенный период. В нем показаны: 1) молодой человек, который под влиянием еврейско-американских фильмов становится гангстером и преступником; 2) молоденькая девушка, которая мечтает стать актрисой, попадает в руки еврейских продюсеров и становится проституткой; 3) мелкие рантье, которых грабят еврейские банкиры. Фильм заканчивается проникновенным призывом маршала Петена, предостерегающего французский народ против еврейской опасности» [55]55
  Тогда же – это было время, когда евреи носили желтую звезду и массами выселялись в лагеря смерти, – Люсьен Ребаттэ (известный также под именем Франсуа Виннея) «разоблачал» в своей брошюре «еврейскую опасность в кино». Он разделил кинематографистов на следующие категории: «80 % – евреи, 10 % – беспаспортные эмигранты, 10 % – французы, известные своей приверженностью к марксизму и масонству». А Бразилляк и Бардеш хором утверждали в новом издании своей «Истории кино»: «Кино всегда было еврейским искусством. А в те годы в Париже арийцы были так редки в кино, что их можно не принимать в расчет. Об этом пишет в своей книге Люсьен Ребатте…»


[Закрыть].

Некоторые журналисты горячо призывали тогда французских кинематографистов вступить на путь более широкого коллаборационизма, как, например, автор статьи, восхвалявший в газете «Фильм» «Юного гитлеровца Квекса»: «Этот фильм – подлинный гимн веры – оказал на немецкого зрителя несомненно более глубокое влияние, чем десятки речей и газетных статей.

Пример «Юного гитлеровца Квекса» убеждает нас в том, что наше кино должно участвовать в деле национального обновления, инициатором которого стал маршал Петен… Французский зритель должен увидеть на экране произведения здоровые, проникнутые духом созидания, достойные духовного наследия нашей нации. Мы взываем к французским продюсерам поразмыслить над тем уроком, который нам преподал «Юный гитлеровец Квекс». Мы ждем от них произведений, укрепляющих веру в новую Францию» [56]56
  Так как этот отрывок очень близок к высказываниям доктора Дидриха, возникает мысль, что статья была написана в его кабинете и им самим подписана.


[Закрыть].

Этот призыв не был услышан нашими кинематографистами. Лишь несколько коротких документальных фильмов пытались прославить «новый порядок» [57]57
  Это были кроме уже перечисленных выше фильмов «Мосье Жируэтт», «Форт Камброн» (посвященный Люфтваффе), «Труженики Франции» (ратующий за отправку рабочей силы в Германию) и выпущенный в южной зоне «День председателя совета министров Лаваля» (производство «Франс актюалите»).


[Закрыть].

Дух сопротивления, охвативший широкие круги французского кино, не замедлил сказаться в фильмах, хотя они подвергались тройной цензуре.

Первую визу – на сценарий – давала Filmprüfstelle, расположившаяся с лета 1940 года на Елисейских полях. Без нее нельзя было получить разрешения на съемки фильма. По окончании съемок нужно было получить в Militârbefehlshaber im Frankreich разрешение на демонстрацию фильма.

В южной зоне Франции тоже требовалась тройная виза: перед запуском в производство, для сдачи в эксплуатацию, для вывоза за пределы страны. В декрете, подписанном в декабре 1941 года (по которому реорганизовывалась система управления кинематографией), Дарлан без тени улыбки предписывал цензорам (которыми некоторое время руководил писатель Поль Моран) «защищать национальные традиции» [58]58
  Виши почти не пришлось давать виз на вывоз фильмов в Германию. С 1939 по 1944 г. там демонстрировался только один французский фильм – «Первое свидание» (производство «Континентали»), Его премьера состоялась в «Паласт ам Цоо» в присутствии французских актеров, приглашенных в Германию (они посетили Берлин и Мюнхен).
  В этой группе были Альбер Прежан, Рене Дари, Даниэль Даррье, Вивиан Романс, Жюни Астор и Сюзи Делер. Газета «Фильм» писала по этому поводу: «Доктор Геббельс лично принимал наших соотечественников. После ужина министр Большого райха сел за фортепьяно, чтобы аккомпанировать Марике Рокк».


[Закрыть].

Убедившись, что рассчитывать на французское кино в «деле защиты Европы» [59]59
  Кино сыграло очень скромную роль в этом крестовом походе Запада. В Париже на выставке «Большевизм против Европы» его превосходительство господин де Бринон лично представлял фильм Жана Мореля и Жака Шаванна, названием которому послужила крылатая фраза Петена: «Французы! У нас короткая память». Де Бринон сказал тогда: «Этот фильм – замечательный документ, в котором показывается деятельность коммунистов начиная с 1917 г., забастовки во Франции, трагические картины войны в Испании и демонстрации красных с поднятыми кулаками в 1936 г. Обвинительный акт против коммунизма. Фильм заканчивается волнующим призывом ко всем французам объединиться вокруг маршала».


[Закрыть]не приходится, гитлеровцы попытались в 1942 году раздобыть на наших студиях «добровольную» рабочую силу.

Сначала Лаваль попытался замаскировать Service de travail obligatoire [60]60
  Служба, ведавшая вопросами трудовой повинности. – Прим. перев.


[Закрыть]под «бюро по обмену военнопленных на рабочих». Затем доктор Гофер обратился со следующим письмом к работникам французской кинематографической промышленности:

«Отныне не существует никакой вражды между Германией и Францией. Вы, наверное, уже поняли, что Германия, по сути дела, защищает Францию на гигантских полях сражений в России. В Германии многие покинули заводы, чтобы героически сражаться на восточных фронтах. Французы! Не оставайтесь в бездействии, замените их на заводах в Германии, чтобы помочь им и себе… Записывайтесь, пока не поздно, добровольцами» [61]61
  Это письмо передавалось 19 октября 1942 года по радио от имени Комитета по организации кинопромышленности за подписью Андре Дебри.


[Закрыть].

Смысл этого призыва (и еще доброго десятка ему подобных) французские рабочие отлично поняли и массами хлынули не на принудительные работы в Германию, а в маки и партизанские отряды, действовавшие в горах. Доктор Гофер обратился со своим призывом в дни разгрома немецких войск на Волге. Внутри Франции ширились операции бойцов движения Сопротивления. Многочисленные покушения и акты саботажа стали принимать характер серьезных военных операций.

Лозунг «Нет, никогда французы не станут рабами!», брошенный в июле 1940 года Морисом Торезом и Жаком Дюкло, стал движущей силой всей нации. Увещевания, исходившие из Лондона и Виши, не помогли укротить «террористов». Одной из самых смелых операций, осуществленных бойцами движения Сопротивления, был взрыв в августе 1942 года большого парижского кинотеатра «Рекс», превращенного, как и множество других больших кинотеатров, в оккупационное Soldatenkino.

19 сентября 1942 года начальник гестапо, зловещий Оберг, заявил по поводу этого дела: «В качестве репрессий я приказал расстрелять 116 террористов-коммунистов… Кроме того, приняты серьезные меры по массовой высылке…» Но фашистский террор, вместо того чтобы задушить движение Сопротивления, вызвал еще больший его размах.

Диверсии, совершавшиеся в кинотеатрах, ставшие, по существу, военными действиями на внутреннем фронте, имели своим последствием не только введение комендантского часа [62]62
  Комендантский час был введен в оккупированной части Франции по приказу гитлеровских генералов с шести часов вечера.


[Закрыть]. Они всколыхнули широкую публику, которая с конца 1940 года начала бойкотировать немецкие фильмы, в результате чего они шли почти в пустых залах. Гитлеровская кинохроника (производства «Дейче Вохеншау»), обязательная в оккупированной зоне, пользовалась еще меньшим успехом. Темный зал так бурно протестовал, что вскоре ее стали демонстрировать при полном свете, причем во время сеанса перед экраном ставили двух полицейских для наблюдения за публикой.

Бойкотирование широкой публикой немецких фильмов имело на первый взгляд парадоксальный результат: именно в период оккупации наступило экономическое процветание французского кино.

Во Франции, как и повсюду, посещаемость кинозалов увеличилась во время войны [63]63
  Сборы театров, кинозалов и других зрелищных предприятий Парижа по годам:


[Закрыть]. Заграничные фильмы занимали в этот период очень скромное место в кинопрограммах.

До 1939 года на долю Голливуда приходилась одна треть всех кассовых сборов. После 1940 года сначала Геббельс, а затем правительство Виши запретили демонстрацию американских фильмов. Берлинская продукция и доходившие иногда до Франции итальянские фильмы составляли не более 10 процентов программ. Национальная промышленность кино впервые с 1914 года получила в свое распоряжение до 90 процентов французских экранов [64]64
  Вот цифры, может быть, несколько слишком оптимистические, которые приводил в 1943 г. КОИК: 60 тысяч человек занято в области производства, проката и эксплуатации фильмов; насчитывается 4167 кинозалов с 35-миллиметровой аппаратурой и 4664 с узкопленочной. За 1942 г. (по статистическим данным этого года) прошло 310 миллионов зрителей. Кассовые сборы составили в 1941–1942 гг. 2 миллиарда франков. В 1942–1943 гг. они поднялись до 3 миллиардов франков.


[Закрыть]. Вслед за экономическим процветанием пришел и художественный расцвет. Он начался сразу, как только страна преодолела то состояние растерянности, которое она переживала в первые месяцы поражения.

«1941 год уже не закончился во мраке отчаяния, – писал Рене Режан. – В канун третьего военного рождества один молодой человек показал нам свой первый фильм, который словно крик радости прозвучал в темноте кинозалов. Сколько в нем было свежести, непосредственности! Какой в нем был удивительный порыв юности! Раздался дружный хор одобрительных голосов..» [65]65
  «Cinéma de France».


[Закрыть]

Первый фильм, возвестивший возрождение французского кино, «Мы – мальчишки» (Nous les gosses), был создан Луи Дакеном, бывшим ассистентом Абеля Ганса, Пьера Шеналя и Шана Гремийона. Сценарий фильма был написан накануне войны актером Гастоном Модо и Марселем Илеро. Оба были активистами «Сине либерте», организации Народного фронта, объединявшей кинематографистов и кинозрителей. Эта простая история, героями которой были дети рабочего предместья Парижа, рассказывала о человеческой солидарности.

Ученик нечаянно разбил стекло в классе. Учитель пригрозил, что исключит его из школы, если он не заплатит за новое стекло. У мальчика очень бедная семья, и его маленькие друзья решают заработать для него нужную сумму. Наконец, деньги собраны, но их крадут. Ребята гонятся за вором, настигают его, спасают свои деньги. А в наступившем тем временем новом учебном году учитель даже не вспомнил о своей угрозе. Деньги эти пойдут, пожалуй, на экскурсию, хотя… снова оказывается нечаянно разбитым только что вставленное стекло.

Фильм «Мы – мальчишки» был действительно «криком радости», больше – криком веры, веры во Францию, в людей. Оптимизм фильма не имеет ничего общего с американскими «happy end» именно потому, что источником его была вера в человеческий коллектив. Поэтому в самые черные дни войны он принес людям надежду. По той же причине фильм этот, в котором не снималась ни одна кинозвезда и который стоил всего три с половиной миллиона франков, затмил дорогостоящую продукцию «Континентали». Он сделал также популярным до этого времени неизвестного актера Бюссьера [66]66
  Раймон Бюссьер, скромный служащий, долгие годы играл в рабочем театре «Групп Октобр», который входил в Федерацию рабочих театров Франции, основанную в 1932 г. и в годы Народного фронта преобразованную в Союз независимых театров. Жак Превер написал ряд пьес для «Групп Октобр», из которой после 1935 г. пришло в кино много талантливых актеров и сценаристов. В фильме «Мы – мальчишки» Бюссьер был настоящей звездой. В нем играли также Жильбер Жиль и Луиза Карлетти.


[Закрыть], который пришел в кино из рабочего театра.

В манере его игры была настоящая народность, которая так великолепно гармонировала со всем, что было в фильме: с прекрасными печальными пейзажами рабочего предместья, с мужеством маленьких школьников, детей простых тружеников, сильных своей солидарностью, не побоявшихся жандармов и хулиганов. В фильме раскрылся честный, цельный, человечный талант Луи Дакена. Однако в период оккупации художникам кино было трудно придерживаться того реалистического направления, которое господствовало во французском кино эпохи Народного фронта.

Всякая иносказательная или неуклюжая социальная критика могла стать, как показал пример «Чужих в доме», карикатурой, которую можно было истолковать в пользу режима Петена и Гитлера. Любой намек, даже невольный, на существующую действительность вызывал протест цензуры, как это было с «Тюремными нарами» (Lit à Colonnes). Этот фильм Ролана Тюаля был экранизацией «поэтического» романа Луизы де Вильморен, опубликованного перед войной. В нем рассказывалось, как начальник тюрьмы, присваивая сочинения одного из заключенных, создал себе славу великого композитора. В романе узник убивает своего тюремщика. Цензура не разрешила этого финала в фильме, ибо публика могла бы усмотреть в нем призыв к возмущению против петеновских и гитлеровских тюремщиков. Не удивительно, что в подобных условиях самый замечательный представитель французского кино довоенного периода Марсель Карне обращается к фантастическим сюжетам. Вначале у него возникает замысел создать фильм о «пришельцах четырехтысячного года». Но затем он относит время действия к фантастическому средневековью и создает своих «Вечерних посетителей» (Les Visiteurs du Soir). Сценарий этого фильма был написан Жаком Превером и Пьером Лярошем.

Действие происходит в конце XV века. Барон Гюг празднует помолвку своей дочери (Мари Деа) и рыцаря Рено (Марсель Эрран). Во время праздника состоится состязание трубадуров, среди которых – подосланные дьяволом Жилль (Ален Сюли) и Доминик (Арлетти). Доминик, превратившись в женщину, цинично соблазняет барона Гюга. Но Жилль, влюбившись в прекрасную Анну, не хочет предавать ее дьяволу. Чтобы завершить свое дело, дьявол (Жюль Берри) сам является на праздник и совершает там ряд «чудес». Барон убивает рыцаря и бросает в темницу Жилля. Анна, обманув дьявола, помогает убежать своему возлюбленному. Сатана превращает Жилля и Анну в статуи, но под каменной оболочкой их сердца продолжают биться.

На постановку фильма были затрачены большие средства. Он был отмечен безупречным вкусом Карне, бывшего ассистента Фейдера в «Героической кермессе». Прекрасно сделана экспозиция «Вечерних посетителей». Два трубадура мчатся на лошадях по выжженным солнцем равнинам Верхнего Прованса. Перенесенные через пространства дьявольской силой, они оказываются перед стенами громадного белого замка. Далее следуют сцены праздника и пиршества, в передаче которых Карне с непревзойденным мастерством использовал миниатюры, украшавшие средневековые французские рукописи, и в частности самую замечательную – «Времяпрепровождения герцога дю Берри». Это было не откровенное копирование (как позже в английском «Генрихе V»), а высокохудожественное заимствование.

Менестрели пели песню, сложенную в старинной манере на прекрасные стихи Жака Превера. Песня постепенно замедлялась, подобно тому как замедляется звук патефонной пластинки, когда ослабевает пружина, останавливался танец дам и сеньоров, все гости замка превращались в застывшие, безжизненные фигуры… Посланцы дьявола приступали к выполнению своей миссии…

А после этого замедлялся ритм самого фильма и его очарование пропадало. В рассказе о чудесах действие строить трудно. Границы «чудесного» гораздо более тесные, чем границы реального.

Вездесущий дьявол, букет цветов, превращающийся в клубок змей, поверхность бассейна, становящаяся экраном, на котором проходят кадры средневековой кинохроники, – вся эта фантастика не могла стать значительной сама по себе или одухотворить действие.

Однако основная тема «Вечерних посетителей» – противоборство чистых сердец влюбленных с силами зла и судьбой – была дорога Карне и Преверу [67]67
  По первоначальному замыслу действие должно было происходить в современную эпоху. Лярош и Превер перенесли его в средневековье.


[Закрыть]. Говорят, что в первом наброске сценария дьявол, олицетворяющий злую судьбу, был карикатурой на Гитлера. Но эта метафора в стиле Брейгеля была бы неуместной в такой пышной, но холодной и далекой от реального мира феерии.

Характерно тем не менее, что у Карне и Превера «честные люди» впервые одерживали верх над носителями зла, бросавшими в темницу, мучавшими и разлучавшими возлюбленных. Цепи разбивались, и дьявол не мог заставить замолчать человеческие сердца, бившиеся под камнем.

Как раз в то время многие тайком читали роман Вер-кора «Молчание моря», герои которого, замкнутые, бесстрастные люди, прятали в своих сердцах ненависть к оккупантам. Мы не можем здесь утверждать, что это смутное родство романа Веркора с фильмом определило громадный успех последнего в Париже. Не всюду была понятна его утонченная иносказательность, но Франция, однако, гордилась тем, что в самый разгар оккупации было создано произведение высоких достоинств, по сравнению с которым так убоги были геббельсовские «Мюнхаузен» и «Еврей Зюсс».

Анализируя причины успеха этого фильма, Роже Режан высказывает мысль, что «его источники нужно искать в том общем волнении, которое в последние дни 1942 года делало каждого французского зрителя не бесстрастным свидетелем событий, описанных в фильме, а… их автором».

Французский зритель (в большей степени, чем безвестный романист Альберик Каюэ) был автором и «Понкарраля» (Pontcarral). Этот фильм появился на экранах зимой 1942/43 года, вскоре после высадки английских и американских войск в Северной Африке. В то время вся Франция, не отрываясь от радиоприемников, ловила сообщения лондонского и московского радио о перипетиях битвы на Волге. Каждый понимал, что дни Гитлера сочтены. Широкий размах принимало движение Сопротивления, армия его бойцов начала активную подпольную борьбу. Жан Деланнуа [68]68
  Жан Деланнуа, дебютировавший до войны как постановщик коммерческих фильмов, показал в полной мере свой прекрасный талант в 1939–1940 гг. в фильмах «Макао» (Масао) и «Ад игры» (L’Enfer du jeu, 1940). Затем он ставит «Лихорадку» (Fièvre) с певцом Тино Росси в главной роли и посредственный фильм «Убийца страшится ночи» (L’assassin a peur la nuit).


[Закрыть]закончил «Понкар-раля» в такой важный момент, что фильм был воспринят как нечто иное, чем историческое повествование из эпохи Реставрации.

Диалог фильма, написанный Бернаром Циммером, был насыщен сатирическими экивоками. Сатирический тон был взят уже в самом вступлении фильма: торжественная церемония открытия площади Людовика XVIII нарушается появлением на коне «сопротивляющегося» бонапартиста Понкарраля. Но французы со школьной скамьи знают, что Людовик XVIII приехал в страну в фургоне из-за границы, а в 1942 году множество площадей страны было названо именем Филиппа Петена… Зрители аплодировали этой сцене и хлестким репликам Пьера Бланшара, в частности, когда он говорил следователю: «Теперь место честных людей в тюрьме, сударь», и когда на заявление правого ультра 1830 года о том, что королю приходится выбирать между троном и эшафотом, он отвечал: «Есть еще место в почтовом дилижансе, барон». После «Понкарраля», соблазненный успехом «Вечерних посетителей», Деланнуа ставит «Вечное возвращение» (L’Eternel Retour).

Марсель Л’Эрбье, мастер французского «импрессионизма» эпохи немого кино, уже создал в сказочном жанре отличный фильм «Фантастическая ночь» (La Nuit Fantastique). Говорят, что сам он хотел назвать его «Могилой Жоржа Мельеса». Атмосфера сновидения, созданная утонченной режиссерской техникой и искусными трюками, обеспечили этому слегка отмеченному влиянием сюрреализма фильму несомненный художественный успех. Под влиянием этой удачи Жан Кокто, современник старого «Авангарда», возвращается в кино, которое он покинул в 1930 году после фильма «Кровь поэта» (Le Sang d’un Poète). Он пишет сценарий «Барон-призрак» (Baron Fantôme), по которому Серж де Полиньи ставит посредственный фильм. Затем вместе с Деланнуа он работает над сценарием «Вечного возвращения». Фильм имел такой же громадный успех, как и «Вечерние посетители». Он переносил в современную эпоху знаменитую средневековую легенду о Тристане и Изольде, ставшую очень популярной во Франции после 1920 года, когда появился ее великолепный перевод на современный французский язык, сделанный Жозефом Бедье, который дошедшие до нас отрывки романа Кретьена де Труа дополнил более поздними текстами [69]69
  Французская версия легенды о любви Тристана и Изольды – не народное сказание, а литературное повествование, принадлежащее перу Кретьена де Труа. – Прим. перев.


[Закрыть].

В «Вечном возвращении» рассказывалось о короле Марке (Жан Мюра), который жил у себя в замке в окружении несимпатичного двора, состоявшего из его же домочадцев (Ивонна де Брэ, Жак Бомер, карлик Пьераль). Тристан-Патрис становился здесь jeune premier в спортивном стиле (Жан Маре), у Изольды были синие глаза и белокурые длинные волосы (Мадлен Солонь), а напитком любви стал коктейль. Гараж, зимние виды спорта, моторная лодка служили средствами передачи других эпизодов легенды. Несколько очень красивых кадров (возлюбленные среди снегов) не могли вдохнуть тепло жизни в это академическое произведение, написанное умелым, но ледяным почерком, в котором неприятным пятном выделялся отвратительный, избито-живописный карлик [70]70
  Этот штрих, так же как и некоторые другие детали, был, конечно, в «Вечном возвращении» данью старому немецкому экспрессионизму.
  Но лондонские критики были неправы, когда представляли в 1946 г. (мысленно обращаясь к Вагнеру) легенду, рассказанную Кретьеном де Труа, как нацистское произведение, а Тристана – как эсэсовца и арийца.
  Во всяком случае, фильму такого рода коллаборационистские тенденции были безусловно чужды.


[Закрыть].

Поиски вечного, непреходящего были характерны для этого фильма Кокто и Деланнуа. Тем не менее и десять лет спустя сквозь стилизованные прически и костюмы в нем угадывалось суровое дыхание 1943 года.

Смутными поисками этого непреходящего отмечен и один из первых фильмов Робера Брессона, «Ангелы греха». Сценарий фильма, написанный постановщиком и деятельным отцом-доминиканцем Брюкбергером, был обработан Жаном Жироду. С 1940 года, с тех пор как он перестал занимать высокий пост министра информации, писатель жил вне политики. Первым опытом Жироду в кино был сценарий «Герцогиня де Ланже» (1941). В нем он исказил Бальзака, похоронив романтизм и социальный анализ великого писателя под цветами риторики, которые выглядели довольно бледными в фильме, поставленном Жаком Баронселли. Диалог, написанный Жироду для «Ангелов греха», был удачнее этого первого опыта [71]71
  Жан Жироду умер в 1944 г. После «Ангелов греха» он больше ничего не успел написать для кино. Писатель до конца оставался верен своему кредо, которое было им изложено в 1931 г. и на которое ссылается в своей книге Роже Режан. «Наша эпоха, – говорил в этом кредо Жироду, – не ждет больше, чтобы писатель, как шут счастливого короля, говорил ей всю правду о ней… ибо критика так же презренна, как и лесть, она ждет, чтобы он раскрыл ей свою собственную правду, чтобы он доверил ей – дабы помочь ей организовать свою мысль и свои чувства – тот секрет, которым владеет только писатель, а именно – стиль…» Отстаивавший, таким образом, своими произведениями примат языка, приверженец чистой формы, Жироду создавал, очевидно, свои работы для кино как стилистические упражнения (в той мере, в какой он мог в них не «опускаться» до земных вопросов).


[Закрыть]. Действие фильма целиком происходило в стенах отрезанного от мира монастыря. Все до одного действующие лица были женщины. Жительницы святой обители взяли на себя миссию перевоспитывать уголовных преступниц, приобщая их к правилам монашеской жизни. В центре драмы была не столько «перевоспитывавшая» (Рене Фор), сколько «перевоспитываемая» (Джени Хольт) и ее конфликт со своей «старшей сестрой» (Сильви). Эту чересчур ревностную монахиню, кандидатку в святые, внешне бесконечно смиренную, снедало честолюбие. Девушка из «высшего» общества, лишенная привычных балов и салонов, она проповедовала веру с деспотизмом и светским снобизмом, с назойливостью упорной ханжи.

Главная мысль фильма, независимо от того, что в нем хотел сказать Жироду (а возможно, и Брессон), заключалась в том, что монашеская одежда и законы монашеской жизни не уничтожают социальных различий и что социальные конфликты продолжают существовать за монастырской стеной. Точность деталей и характеристик, правдивость, подлинный гуманизм делали фильм Брессона произведением высокоблагородным, исполненным суровой силы. В этой симфонии blanc majeur [72]72
  По аналогии с музыкой автор называет этот черно-белый фильм симфонией blanc majeur (франц. белый мажор), так как в ней белый цвет действительно используется драматургически и несет одну из главных тем произведения. – Прим. ред.


[Закрыть]ее зрительный ряд и композиция были построены с превосходным знанием искусства контрапункта. Фильм не свободен от отдельных недостатков и некоторых погрешностей против вкуса (например, картонная стена кладбища).

Этот уход от большого мира, эти поиски новых форм классицизма могли показаться странными в то время, когда кругом бушевало пламя войны. Но ничто в фильме не было сделано в угоду оккупантам и ханжам из Виши, а его высокие художественные достоинства и раскрывшийся в нем новый большой талант явились несомненным вкладом во французское киноискусство. С большим интересом ждали второй фильм янсениста Брессона – «Дамы из Пор-Руайяля» (Les Dames de Port-Royal). Но съемки были прерваны военными событиями, предшествовавшими освобождению.

Жанр детективного фильма был еще одним способом бегства для тех, кто не хотел работать на пропагандистскую машину Геббельса и Петена. «Последний козырь» (Le Dernier Atout), снятый в стиле и ритме голливудских боевиков, представлял этот жанр в чистом, если можно так сказать, виде. Действие фильма, происходившее в условной стране с южноамериканским колоритом, разворачивалось с невероятной быстротой.

Этим удачным (но не очень значительным) фильмом начал свою режиссерскую карьеру Жак Бекер, бывший долгое время ассистентом лучшего из представителей Авангарда – Жана Ренуара. Его второй фильм, «Гупи Красные Руки» (Goupi Mains Rouges), был произведением высокохудожественным. Интрига была в нем не главным, как в «Последнем козыре», а лишь канвой. В романе Пьера Вери, рассказывавшем о жизни крестьян Центрального массива, изображалась крестьянская семья Гупи, прибравшая к своим рукам всю деревню. Главное действие происходило на постоялом дворе, где обычно собирались вокруг его владельца, старейшины семьи, Гупи Императора, младшие в роду: скупец Гупи Скопи Денежку, Гупи Целебная Настойка, собиратель трав, молоденькая Гупи Ландыш. В семье были свои бедняки: браконьер Гупи Красные Руки, полусумасшедший Гупи Тонкин, скитавшийся раньше где-то в колониях, и Гупи Галстук, бывший продавцом магазина мод в Париже, не сумевший нажить себе там богатства. Замысловатая и вместе с тем наивная интрига фильма построена на том, что члены семейства Гупи разыскивают место, где Гупи Император спрятал слитки золота. Но не это было главным в фильме, а написанные крепкой рукой отличные картины жизни французской деревни. В них чувствовалась школа великого Ренуара. Однако Бекер был не просто учеником, лишенным собственной индивидуальности.

По напряженности рассказа, по скупости характеристик героев, по замечательному исполнению главной роли актером Леду «Гупи Красные Руки» был одним из лучших французских фильмов, созданных в период оккупации. В нем раскрылся новый талантливый режиссер. Художник с трезвым пристальным взглядом, Бекер всегда умеет поддерживать интерес зрителя к действию даже тогда, когда использует вышедшие из моды приемы сюрреализма.

Главное достоинство фильма «Гупи Красные Руки» было в том, что он продолжил традиции предвоенного французского реализма.

Вместе с Дакеном и Бекером продолжателями этого самого замечательного в киноискусстве довоенных лет направления были Клод Отан-Лара и Гремийон. Клод Отан-Лара, выступивший около 1925 года с авангардистскими фильмами «Происшествие» (Faits divers), «Развести огонь» (Construire un feu), в период 1930–1940 годов не создал фильмов, в которых в полной мере проявился бы его талант. В 1941 году он ставит по сценарию Пьера Боста и Жана Оранша «Свадьбу Лоскутка» (Le Mariage de Chiffon).

Из романа Жип (псевдоним ныне совершенно забытой графини де Мартель, придерживавшейся крайне реакционных взглядов) фильм заимствовал атмосферу «блистательной эпохи» времен первых автомобилей и аэропланов. Старомодные в стиле эпохи костюмы, множество удачно подмеченных штрихов, нежно-печальная Одетта Жуайе – все это придавало фильму особое очарование. Однако это была меньшая удача, чем «Любовные письма» (Lettres d’amour), где те же авторы изображали эпоху Второй империи.

Шедевром, созданным Отан-Лара в годы оккупации, был фильм «Кроткая» (Douce). Взяв за основу мрачный роман Мишеля Даве, Бост и Оранш показали жизнь богатой аристократической французской семьи в эпоху, когда строилась Эйфелева башня. Богатая вдова (Маргарита Морено), озлобленный инвалид офицер, наглый красавец управляющий (Роже Пиго), вспыльчивая, страстная гувернантка (Мадлен Робинсон), наконец, молодая наследница семьи, образец интриганки, коварная и развращенная (Одетта Жуайо), были главными участниками интриги, развернувшейся на почве соперничества молодой наследницы и ее гувернантки, боровшихся за любовь управляющего. Социальная критика буржуазии 1880-х годов (которую идеологи Виши изображали как носительницу семейных добродетелей), яростная, беспощадная, едко-сатирическая, напоминающая лучшие страницы Мопассана, пронизывала весь фильм.

В фильме «Кроткая» устарелый жанр, в рамки которого хотели заключить могучий талант Отан-Лара, перерос границы обычного психологического романа и послужил целям глубокой социальной критики. «Кроткая» был бы лучшим из всех фильмов, созданных во время оккупации, если бы его не испортил примиренческий (внешне) конец, в котором вдова выступает в роли поборницы справедливости и осуждает вся и всех во имя сохранения существующего порядка.