Текст книги "Непристойно богатый вампир (ЛП)"
Автор книги: Женева Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Я должен умолять Тею простить меня.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Тея
Водитель семьи Руссо доставил меня в мою квартиру, сказав всего несколько вежливых слов и почти не разговаривая. Учитывая, что я не думала, что смогу удержаться от рыданий, если он спросит как у меня дела, я была ему благодарна.
Я поднялась по лестнице в свою квартиру и остановилась у двери. Мне нестерпимо захотелось встретиться с моими соседями по комнате. Вчера Оливия помогла мне навести лоск, накрасив меня и превратив в богиню для первого официального свидания с Джулианом. Поскольку я не вернулась домой после этого свидания, она, скорее всего, ждала меня, устроив засаду, чтобы узнать подробности. Еще час назад я бы с радостью рассказала ей обо всем, что произошло, не упоминая, конечно, о вампирах. Но сейчас? Сейчас я больше никогда не хотела вспоминать об этом.
Я не хотела больше думать о нем.
И самое ужасное заключалось в том, что я, вероятно, была всего лишь еще одним разбитым сердцем в череде разбитых сердец на протяжении почти тысячелетия. Все, что чувствовал Джулиан, все истории, которые он прожил, все женщины, с которыми он ложился в постель, ― все это было для него не более чем вспышкой на бесконечной линии времени. Скорее всего, он уже забыл обо мне.
Казалось, что невидимая рука сжимает мою грудь, и в любую минуту я могу сорваться. Я достала ключ от дома и вставила его в замок. Если я и собиралась сломаться, то не в общем коридоре. У меня осталась еще капля гордости.
Я затаила дыхание, открывая дверь, но там было тихо и темно. Мой телефон разрядился несколько часов назад, поэтому я не знала точно, который час. Но Оливия уже ушла в студию или на занятия. Таннер спал или гулял. По крайней мере, Вселенная оказалась снисходительна ко мне. Мне не пришлось расставаться с последними остатками достоинства, объясняя, какую потрясающую глупость я совершила.
Конечно, я была ему не нужна.
Мы были едва знакомы, и не похоже, что мне было что предложить, как бы ему ни нравилась моя игра на виолончели.
Виолончель. Это слово пронзило меня, как игла, уничтожив все мои доводы. Он подарил мне виолончель за полмиллиона долларов. Как я объясню это людям? И, что еще более тревожно, что я должна была с ней делать?
Это он отказал мне, а значит, я могу оставить ее себе. Но я не выполнила свою часть договоренности. Я не провела целый год рядом с ним, не притворялась его девушкой. Я не могла ее оставить. И не стала бы.
Я вошла в гостиную и нашла ее в футляре. Я продам ее. Он сломал мою виолончель, а мне нужна была новая, потому что, похоже, мне все-таки пригодится мой первоначальный пятилетний план. Я куплю приличную виолончель взамен своей, а остальные деньги отправлю его непристойно богатой семье в огромном конверте. Конверте, наполненный блестками.
Лучшая месть.
Я улыбнулась, представив себе, что подумала бы Сабина о получении конверта с блестками. Возможно, это был не самый зрелый план, и я, скорее всего, струсила бы, но на данный момент этого было достаточно, чтобы избавиться от комка в горле.
Взяв в руки футляр и размышляя о том, как именно продать такую дорогую вещь, я не смогла удержаться от желания взглянуть на нее. Я достала виолончель вместе со смычком и уселась на кухонный табурет, который использовала для занятий.
Инструмент был изысканным. Вчера я боялась дотронуться до него, но теперь, зная, что времени осталось мало, я позволила себе оценить то, с каким мастерством она сделана. Это была самая сексуальная вещь, которая когда-либо была у меня между бедер, за исключением, может быть…
– Не думай о нем, ― приказала я себе, вытирая одинокую слезу со щеки тыльной стороной ладони. ― Просто играй.
Музыка всегда была моим спасением. Когда я была маленькой, а мама еле сводила концы с концами. Когда я не вписывалась в стандарты в школьные годы. Когда мама была так больна, что врачи сказали мне готовиться.
Ничто не могло потревожить меня, пока я играла. Я могла играть по нотам гения семнадцатого века в своей квартире двадцать первого века. Музыка была вне времени. Она была безгранична. Когда виолончель была в моей руке, я была свободна.
Я обнаружила, что снова играю Шуберта. Пьеса приобрела совершенно новый смысл. Без других инструментов, поддерживающих мою партию, произведение казалось полым, как будто оно искало свою душу. Одинокие ноты, которые я играла, леденили мою душу, но я не могла остановиться. Я сомневалась, что Шуберт написал это произведение о вампире. Но, возможно, так оно и было. Музыка как будто была обо мне. Я была девой, и теперь я знала, что такое тьма смерти. Я пыталась убежать от нее. Но тьма играла со мной, уговаривала довериться ей. Я позволила ей прикоснуться к себе.
Я не была уверена, что когда-нибудь стану прежней. Я не была уверена, что хочу этого.
Я не понимала, что плачу, пока не добралась до последних нот. Казалось, я наконец-то нашла то, от чего музыка не могла спасти.
От него.
Я посидела еще какое-то время с Grancino в руках. Какая-то эгоистичная часть меня хотела оставить инструмент себе. Это было все, что мне нужно, чтобы доказать, что я не выдумала его темное прикосновение. Все, что у меня осталось, чтобы помнить, что одно мгновение я принадлежала Джулиану Руссо.
Эта мысль была достаточно депрессивной, чтобы вывести меня из состояния меланхолии, навеянного музыкой. Я встала и решительно положила виолончель обратно в ее шикарный фиолетовый футляр. Я могла сказать, что играла на ней. Этого было достаточно.
Решив собрать воедино все осколки последних двух дней, я нашла зарядное устройство и подключил к нему телефон. На нем замигал символ предупреждения о том, что батарея разряжена, и я оставила его заряжаться, пока буду принимать душ. Наша ванная была тесной и вечно захламленной колготками Оливии и волосами Таннера, но у нее было одно замечательное свойство. Хороший напор воды.
Я сняла одежду Камиллы, раздумывая, не стоит ли ее просто выбросить. В конце концов, я оставила все в углу, свернув в комок. Оливия никогда не простит мне, что я выбросила винтажный кашемир. Зайдя в душ, я увеличивала температуру, пока вода практически не обожгла меня. Я стояла под ней, желая, чтобы она смыла с меня все те безумные решения, которые я принимала с тех пор, как встретила Джулиана. Когда это не помогло, я нашла кусок мыла и мочалку, и попыталась стереть его с себя. В итоге моя кожа стала розовой и чувствительной. Но я не смогла избавиться от воспоминаний о нем полностью. Я выключила воду и потянулась за полотенцем. И тут я услышала.
Кто-то стучал в дверь. Нет, барабанил.
Звук был такой, как будто дверь собирались сорвать с петель. Было только два объяснения этому. Первое – кто-то ломал дверь тараном. Второе…
– Вот дерьмо, ― пробормотала я про себя.
Я плотно обернула полотенце вокруг себя и распахнула дверь ванной в тот самый момент, когда Таннер высунул голову из своей комнаты. Он протер глаза и моргнул, глядя на меня сквозь пар, клубившийся вокруг.
– Что это, черт возьми, такое? ― пробормотал он.
– Мой парень, ― проворчала я в ответ.
– Я все еще сплю? ― спросил Таннер, быстро моргая. ― Ты сказала ― парень?
Сейчас было не самое подходящее время пытаться объяснить мои безумные отношения с Джулианом. Я схватилась за ручку двери Таннера.
– Возвращайся в постель. Я разберусь с этим.
– Ты уверена? ― Он посмотрел в сторону двери, его лицо стало озабоченным. ― Похоже, он немного чокнутый. Это тот парень, который прислал тебе виолончель? Тебе нужно, чтобы я заставил его уйти?
– Он просто легковозбудимый, ― заверила я. Я любила Таннера за то, что он достаточно заботлив, чтобы вмешаться, и именно поэтому мне было так трудно лгать ему сейчас. Но я не могла сказать ему правду. Мы поссорились, когда он не захотел пить мою кровь, и расстались, пробыв знакомыми всего пять минут. Это был как раз тот случай, когда белая ложь была к лучшему. ― Мой телефон на зарядке. Наверное, он пытался позвонить. Он беспокоится, что здание небезопасно.
– Точно. ― Таннер зевнул. ― Он богатый. Держу пари, он думает, что это трущобы.
Я натянуто улыбнулась и закрыла дверь спальни перед его носом, прежде чем он смог продолжить задавать вопросы.
Когда я вошла в гостиную, то поняла, что дверные петли действительно еле держатся. Я начала отпирать дверь, и стук прекратился.
– Тея? ― раздался с той стороны панический голос Джулиана.
Как и у всех умных горожан, у нас было несколько замков. Я закончила их отпирать, но цепочку не сняла.
Джулиан тяжело выдохнул, когда я выглянула через щель. Его голубые глаза пылали так ярко, что мой желудок начал совершать кульбиты.
– Ты меня до смерти напугала, ― сказал он. ― Ты не отвечала на звонки, и никто не открывал дверь.
– Я была в душе, ― сказала я, изо всех сил стараясь звучать холодно и отстраненно. Это было довольно трудно, поскольку мое тело, казалось, знало, что между мной и властным вампиром есть только дверь и полотенце. Слава Богу, что я решила не снимать цепочку.
– Давай я войду и все объясню.
– Я думаю, это плохая идея. ― Нет, это была не плохая идея. Это была ужасная идея.
– Тея, это не то, что ты думаешь.
– Ты уверен? Потому что я думаю, что ты хочешь, чтобы я была твоей девушкой, но, похоже, считаешь, что можешь придумывать произвольные правила относительно того, как это будет происходить, ― зло прошипела я. ― И я думаю, что твоя семья ненавидит меня, но ты ожидаешь, что я просто возьму тебя за руку и притворюсь, что это настоящие отношения, чтобы спасти тебя от какого-то дурацкого брака по расчету.
– Может быть, это и есть то, что ты думаешь, ― признал он со стоном.
– Хорошо. Я не закончила. Ты думаешь, что я гожусь для минета, но не для того, чтобы питаться мной!
Его глаза закрылись, когда он сделал глубокий вдох.
– Не снимай цепочку.
– Спасибо, я так и сделаю.
– Пока я не объясню это, ― продолжил он резким тоном. Он сделал паузу и на мгновение встретился взглядом с моими глазами. ― Я хочу питаться тобой.
– Но…
– Я отказываюсь питаться тобой, Тея, ― прервал он меня. ― Это не те отношения, которых я хочу.
– Но я видела, как выглядят отношения вампиров прошлой ночью. Это вполне нормально ― питаться своей смертной половиной.
– Во время Обрядов принято питаться фамильярами, ― сказал он напряженным голосом. ― Но я не хочу участвовать в Обрядах.
Я не нашлась, что на это ответить. Он с самого начала дал понять, что не хочет участвовать в Обрядах.
– Значит, кровь тебе не нужна? ― спросил я в конце концов.
– Мне нужна кровь.
– А где ты берешь эту кровь?
– От доноров, которые служат нашей семье. В банках крови, которые мы создали в городе. Иногда я охочусь.
При слове «охота» я сглотнула.
– На кого охотишься? На оленя?
– Ты прочитала слишком много книг, котёнок. Я охочусь на людей, но даю слово, что питаюсь только теми, кто этого заслуживает, ― добавил он.
Я не знала, как к этому относиться. Рациональная, вдумчивая Тея понимала, что это дикость. Но эта странная, новая Тея согласилась с его доводами. Та часть меня, которая находила удовольствие в его объятиях, в его губах и языке, радовалась тому, что он был настолько опасен, насколько я себе представляла.
Я не могла поддаться этой части меня. Как бы сильно мне этого ни хотелось.
– Хорошо, только назови мне хоть одну причину, по которой ты не будешь питаться мной.
– Потому что я тебя уважаю, ― ответил он без колебаний.
Черт. Это был действительно хороший ответ. Не то, что я ожидала. Даже отдаленно. И это не означало, что мы закончили разговор, но, по крайней мере, я его поняла. Вроде как.
Я закрыла дверь перед его носом во второй раз за время нашего знакомства, но только для того, чтобы снять цепочку.
Открыв дверь, я увидела, что он опирается на дверной проем. Его сильные руки ― руки, которые, как я знала, были способны на насилие и наслаждение в равной степени ― обхватили раму с каждой стороны. Он поднял голову.
– Значит ли это, что я прощен?
– Я еще не решила, ― тихо сказала я.
Его глаза пробежались по моему телу, и я вспомнила, что стою в одном лишь полотенце.
– Я должна переодеться… ― Я только успела закончить свою фразу, как он поднял меня и перекинул через плечо.
– Что ты делаешь? ― возмутилась я, когда он понес меня внутрь, захлопнув за нами дверь.
– Помогаю тебе определиться, котёнок. ― Затем он отнес меня в мою комнату и бросил на кровать.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Джулиан
В ее спальне едва хватало места, чтобы развернуться. Но мне нужна была только кровать. Я повалил ее, и полотенце распахнулось, открыв мне вид на тело, которое занимало все мои мысли с момента нашей встречи. Первобытный инстинкт расцвел и вырвался наружу в виде низкого рычания.
Глаза Теи расширились, и она снова натянула на себя полотенце, чтобы прикрыться.
– Не надо, ― сказал я, начав расстегивать свою рубашку. ― Я хочу видеть тебя, котёнок.
Ее руки продолжали сжимать полотенце, но она закусила нижнюю губу.
– Я еще не простила тебя, помнишь?
– Тогда позволь мне извиниться. ― Я освободился от рубашки и позволил ей упасть на пол. Ее взгляд оценивающе скользнул по мне, вызвав новый всплеск неистового желания, которое пронеслось внутри меня и устремилось прямо к моему члену. Глаза Теи остановились на ширинке моих брюк и замерли там. Чем дольше она смотрела на мою эрекцию, тем тверже я становился. Именно поэтому штаны должны были остаться на мне.
Казалось, она знает, о чем я думаю.
– Почему только я должна быть обнаженной?
– Потому что, ― сказал я, опускаясь на колени у края ее кровати, ― я пришел извиниться перед тобой.
– Для этого я не нужна тебе голой. ― Она не собиралась упрощать мне задачу.
Я положил руку на каждое из ее коленей, ощущая тепло ее кожи через свои перчатки из телячьей кожи.
– Прости, ― сказал я низким голосом, заставив ее вздрогнуть. ― Я никогда не хотел, чтобы ты чувствовала себя нежеланной.
Тея мгновение молчала, а затем кивнула. Ее глаза были яркими, в них блестели непролитые слезы, и я понял, как грандиозно облажался. Нам нужно было поговорить. Мне нужно было восстановить ее доверие, даже если это означало раскрыть какие-то секреты, которые я поклялся никогда не обсуждать. Я не причиню ей боль снова ― не для того, чтобы защитить устаревшие законы.
– Прости, что я попросила тебя укусить меня, ― прошептала она.
Мои глаза вспыхнули, и я опустился на пятки, чтобы увеличить физическое расстояние между нами.
– Ты предупреждал меня, чтобы я не предлагала вампиру свою кровь, ― продолжала она.
– Но ты все равно предложила. ― Я едва сдержал улыбку. Мне не должно было нравиться ее неповиновение, если оно подвергало ее опасности. Но что-то в этом было такое, что меня восхищало. Может быть, потому, что она была такой хрупкой, и я совершенно не ожидал обнаружить такую силу в этой крошечной человеческой женщине.
– Я просто… ― Она глубоко вздохнула. ― Наверное, я подумала, что все может быть иначе, если мы уже… были близки.
– Позволь мне кое-что прояснить. Я отказываюсь пить твою кровь, не только потому, что уважаю тебя, но также и для того, чтобы уберечь тебя, ― признался я. ― Вампир, охваченный жаждой крови, не всегда может остановиться. У тебя ценный талант. Я не хочу отнимать его у мира.
Ее рот сложился в крошечную букву «о», и я не мог понять, о чем она думает. Наконец, ей удалось усмехнуться.
– Я постараюсь помочь тебе держать свои клыки подальше от меня.
Я почувствовал облегчение от того, что она пошутила, но мне нужно было убедиться, что она понимает насколько опасной была ее просьба.
– Мне и так трудно сопротивляться тебе. Ты не должна искушать меня. Мы поняли друг друга?
– А что, если я забуду, когда… ну, ты понимаешь…? ― Все ее тело раскраснелось, и воздух вокруг меня наполнился манящим ароматом фиалок, смешанных с сахаром и миндалем. Появился и новый аромат: мед, капнувший на сочные, созревшие на солнце дыни. Я на собственном опыте убедился, что, может быть, я и не пил бы ее кровь, но ее вкусом я не мог насытиться.
– Если ты забудешь, я тебе напомню, ― многозначительно сказал я.
– Как? ― В ее голосе прозвучало подозрение. Хорошо, значит, она осознает опасность.
– Что бывает с непослушными питомцами? ― Я прижался поцелуем к ее мягкому бедру, и она вздрогнула.
– Я не понимаю, ― сказала она, слегка напрягаясь. ― Ты же не имеешь в виду…
– Я преподам тебе урок, ― продолжил я.
– Я думала, ты уже сделал это. ― Ее слова были наполнены напряженным ожиданием. Еще больше нот спелой дыни наполнили воздух. Я терял ее внимание из-за растущего желания ― и у меня заканчивалось место в штанах.
– Это был урок-наслаждение, подразумевающий награду, ― пояснил я. Я приподнялся на коленях, чтобы видеть ее лицо, когда произнесу важнейшую часть своей лекции. ― Если ты нарушишь границы, которые я установил для твоей защиты, я буду вынужден преподать тебе урок-наказание.
Ее глаза, полузакрытые от возбуждения, распахнулись.
– Ты не сделаешь этого!
– Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы обеспечить твою безопасность, ― твердо сказал я. ― Не пугайся. Подозреваю, что этот урок доставит тебе не меньшее удовольствие, чем предыдущие.
– Что это значит? Что ты накажешь меня?
– Нет, Тея. ― Теперь я понимал ее реакцию. Она представляла себе какую-то современную форму наказания, придуманную просвещенными смертными. ― Это значит, что я тебя отшлепаю.
Ее дыхание сбилось, и медово-дынный аромат полностью перебил запах фиалок. Тея поморщилась под моим взглядом. Она облизала нижнюю губу.
– Я не уверена, как к этому относиться.
Ее тело говорило о другом. Я не был до конца уверен, что наказание заставит ее придерживаться установленных ограничений.
– Это потому, что мысль о наказании возбуждает тебя?
– Я… что… нет… ― Ее ответ был настолько же взволнованным, насколько росло ее возбуждение. ― Почему ты так думаешь?
– Я чувствую твой запах, ― объяснил я ей. ― Он изменился, когда я упомянул о шлепках. Ты бы хотела этого, котёнок? Хочешь, я перегну тебя через колено и сделаю твою попку такого же прекрасного оттенка, как твои щеки сейчас?
Она на мгновение замялась, прежде чем пробормотать:
– Я не знаю.
Но я знал. Чувствовал ее желание. Тею влекло ко мне так же, как и меня к ней. Она жаждала тьмы внутри меня. Вот почему она попросила меня выпить ее кровь. Накануне вечером я доставил ей удовольствие. Я открыл ей глаза на новый мир, полный красоты и теней. Теперь она хотела попробовать и то, и другое.
Я поднялся на ноги и сел на край ее кровати. Затем указал ей на свои колени.
Она приподнялась и некоторое время смотрела на меня, явно нервничая, но ее возбуждение продолжало заполнять комнату. Оно было таким густым, что мне было трудно сдерживать свою жажду крови.
– Я пришел извиниться, котёнок, но, похоже, тебе требуется больше моих уроков. Я остановлюсь, как только ты попросишь, ― пообещал я ей, ― и не буду делать ничего, что оставило бы след.
Ее голова опустилась, и я поднял ее указательным пальцем. Ее щеки были такими красными, что я слышал, как под их нежной кожей пульсирует кровь.
– Почему ты смущаешься? ― мягко спросил я ее. ― Нет ничего постыдного в том, что приносит удовольствие.
– Ты сказал, что я должна вести себя хорошо, ― застенчиво призналась она, ― и я хотела выяснить, как далеко смогу зайти, пока ты не решишь наказать меня.
– Почему? ― Я уже знал ответ, но мне хотелось, чтобы она поняла. Понимание ― это ключ к принятию, а мне нужно было, чтобы Тея знала, что ее желания нормальны.
– Потому что я хочу, чтобы ты меня отшлепал. ― Она сглотнула, и я вспомнил это ощущение на моем члене. ― Я даже не знаю, почему. Я никогда…
– Есть много вещей, которые ты никогда не делала, ― напомнил я ей. ― И нет ничего необычного в том, чтобы желать немного боли, смешанной с удовольствием.
– Это будет больно? ― спросила она.
– Если ты захочешь.
Она немного поёрзала на кровати.
– И ты остановишься, если…
– Да. Сразу.
– Я не уверена, что ты понимаешь принцип действия наказания, ― сказала она, слегка прищурившись.
Я разразился смехом.
– Я говорил о наказании, чтобы найти твои границы, котёнок. ― Я прищелкнул языком. Она могла почувствовать себя глупо от того, что я собирался сказать. ― Как можно лучше научить тебя ценить мои границы, чем проявить уважение к твоим?
Ее рот открылся, когда она поняла, что я имею в виду.
– Есть границы, которые мы не можем пересекать, ― тихо сказал я ей. ― Границы, которые я никогда не пересеку. А ты только начинаешь находить свои собственные границы.
– И ты собираешься помочь мне в этом? ― спросила она язвительным тоном.
– Кто-то должен, ― сказал я, тяжело вздохнув, а затем ухмыльнулся ей.
Она высунула язык.
– Осторожнее, котёнок, ― предупредил я ее. ― За неуважительное отношение ты окажешься у меня на коленях.
Она сглотнула, затем подняла подбородок и пролепетала:
– Обещаешь?
Я указал на свои колени. Секунду она медлила, а затем подползла ко мне и легла животом на них.
– Ты такая красивая, когда кончаешь, ― сказал я ей. ― Такая живая. ― Я положил руку в перчатке на ее попку и стал растирать маленькие круги по ее обнаженной коже. Тея застонала. Этот звук ударил прямо в мой член. Я всегда так на нее реагировал. ― Могу только представить, какой идеальной будет твоя попка с отпечатками моих рук.
– Джулиан, ― осторожно сказала она, ― ты не снимешь свои перчатки?
Ее просьба обвилась вокруг моей груди и сдавила ее. Возможно, когда-нибудь я почувствую себя уверенно и выполню ее, но сегодня точно был не тот день.
– Я не могу, котёнок.
Я расширил круговые движения своей ладони, продолжая согревать ее кожу.
– Хорошо, ― сказала она с легким недовольством.
– Похоже, тебе пока трудно уважать мои границы, ― пробормотал я, свободной рукой зачесывая ее волосы за ухо. Она повернула лицо в ко мне, упираясь щекой в матрас, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Похоже, мне нужно преподать урок. ― Она покачивала нижней половиной тела, как будто я мог быть более склонен преподать этот урок, если она будет лучше выставлена напоказ.
– Мы можем прекратить в любой момент, ― сказал я, глядя ей в глаза. Она слегка кивнула.
Я поднял руку и шлепнул ее быстро, но сильно. Тея взвизгнула, и я задержал движение руки в воздухе, чтобы дать ей время остановить меня. Но ее дыхание стало быстрым и поверхностным. Я нанес еще один удар, а затем сделал паузу, прежде чем повторить.
– Тебе нравится, когда тебя шлепают? ― спросил я, глядя на то, как розовеет ее попка.
Ее глаза на мгновение закрылись, лицо исказилось от желания.
– Да, ― прошептала она, и мой член дернулся вместе с ладонью. ― Еще.
Я шлепал ее до тех пор, пока розовый оттенок не превратился в глубокий, пульсирующий красный. Затем я перевернул ее на спину. Тея смотрела на меня, едва шевелясь, когда я протянул руки между ее ног и раздвинул их.
– Тебе понравился урок, котёнок? ― спросил я, опускаясь на колени между ее разведенными бедрами.
Она кивнула, прикусив губу.
– Но теперь…
Я приподнял бровь и стал ждать, когда она закончит. Ожидание казалось невыносимым, потому что я не мог думать ни о чем другом, кроме как показать ей, как остро ощущается удовольствие на грани боли.
– Мне кажется, что я сейчас взорвусь, ― тихо призналась она. ― Ты мне нужен.
– Ш-ш-ш, ― успокоил я ее. ― Я здесь. – Опустившись, я накрыл ртом ее набухший клитор и с наслаждением ощутил его влажное тепло. На мгновение отстранившись, я посмотрел на нее, тьма застилала мне глаза. ― Я не буду нуждаться в твоей крови, пока ты позволяешь мне это.
Тея вцепилась в мои волосы, ее бедра вздымались, пытаясь вернуть мой отстранившийся рот.
– Покажи мне.
Ей не нужно было просить снова. Но это не помешало мне поглощать ее до тех пор, пока она не кончила дважды: сначала извинение, которое я должен был принести, и второй раз просто потому, что мне хотелось еще. Она рухнула на матрас, и я поднял ее на руки. Несмотря на ее очевидное бессилие, она потянулась к пряжке моего ремня.
– Нет, котёнок. ― Я остановил ее. ― Это были мои извинения, помнишь?
– Я думала, это было обучение, ― поддразнила она. ― А что, если я захочу вернуться к занятиям?
– Позже, ― многозначительно сказал я. ― Отдыхай. Вчера я не давал тебе спать полночи…
– Я не жалуюсь, ― возразила она.
Я проигнорировал ее.
– А сегодня я планирую не спать подольше. Ты позволишь?
– Позволю. ― Она прижалась ко мне, счастливо вздыхая.
Я улыбнулся, вспомнив свой ненасытный аппетит. Некоторые вещи не меняются, сколько бы веков ни прошло. Через минуту Тея начала тихонько посапывать, и я потянулся в карман за телефоном. Там было несколько пропущенных звонков от моей семьи и сообщение от Селии. Семья могла подождать. Я не планировал ничего иного этим вечером, кроме как наслаждаться изысканным созданием рядом со мной. Но как только я прочитал сообщение Селии, я пожалел, что позволил внешнему миру вторгнуться в наш мирок. Мои планы придется отложить. Я позволил Тее поспать еще немного, а затем поцеловал ее в лоб и убедил открыть глаза.
– Котёнок, боюсь, нам нужно быть кое-где, и есть дела, которые мы должны уладить до отъезда, ― мягко сказал я ей, не зная, как она воспримет эту новость. Впрочем, у меня не было другого выбора, кроме как сказать ей.
– Что? Куда? ― сонно пробормотала она, пытаясь зарыться лицом в мою грудь.
Я ожидал, что мой ответ ее разбудит.
– В Париж.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Тея
― На самом деле ты не собираешься уезжать, ― сказала Оливия, усаживаясь на мою кровать и изящно подгибая под себя ноги. Я немного завидовала тому, с какой грацией ее тело танцовщицы выполняло каждое движение.
Она выглядела неуместно среди моих поношенных вещей из дешевого магазина. Ее собственная комната, будучи не намного больше, была оформлена в бледно-розовых тонах. На стенах висели картины в рамочках, а на окне ― занавески. Я никогда не заботилась о своем собственном пространстве. В моей спальне не было окон. Просто четыре скучные стены. Никаких картин. Ни подходящего розового постельного белья. Это было просто место для хранения моих вещей. С учетом того, сколько обычно работала, я настояла на том, чтобы мои соседи заняли комнаты с видом из окна. Но сейчас моя комната казалась намного меньше, чем раньше. Я чувствовала себя словно запертой в клетке, и была на грани того, чтобы вырваться на свободу.
– Конечно, собираюсь. ― Я продолжала рыться в ящиках в поисках чего-нибудь, хоть отдаленно подходящего для поездки в Париж. Поиски нельзя было назвать удачными.
– А как же твоя мама? Школа? Стипендия? ― Потребовала Оливия. ― Не могу поверить, что это я тебе говорю, но ты не можешь бросить всю свою жизнь ради какого-то парня.
Она имела в виду, что обычно этим занималась я. Именно я отговаривала Оливию ехать со случайным продюсером в Лос-Анджелес или заставляла Таннера выходить из квартиры в светлое время суток. Я ходила на занятия. Я постоянно репетировала. Я ни разу не пропустила ни одного сеанса химиотерапии с мамой. До сегодняшнего дня у меня даже была работа.
– Тея, что происходит? ― надавила она, и я поняла, что была поглощена собственными мыслями. ― Он не может быть так хорош в постели. Может быть, это просто потому, что он у тебя первый…
Я повернулась к ней с кучей трусиков в руках и вытаращилась на нее.
– Ты думаешь, я с ним переспала?
Моя соседка по комнате знала, что я девственница. Она потратила большую часть прожитых вместе лет на то, чтобы помочь мне избавиться от этого ярлыка.
– Я не знаю! ― Она вскинула руки вверх. ― Ты ведешь себя как сумасшедшая и не пришла домой ночью.
И то, и другое было весомым аргументом.
– Неужели ты думаешь, что я наконец-то пересплю с кем-то и не скажу тебе?
– Я не знаю, что с тобой происходит, ― мягко сказала она.
Я перестала запихивать одежду в свой старый чемодан и вздохнула. Но не успела я придумать, что сказать Оливии, как зазвонил мой телефон. Я проверила кто звонит и положила его обратно. Сейчас я могла иметь дело только с одним разочарованным во мне человеком.
– Что ты хочешь знать? ― спросила я, бросая свое безуспешное занятие по упаковке вещей и присоединяясь к ней на другом конце кровати.
– Значит, ты с ним не спала, но… ― она замялась, лукаво ухмыляясь.
– Мы целовались. ― У меня не было слов, чтобы описать другие вещи, которые мы делали. По крайней мере, ни одного, которое я могла бы произнести вслух.
– Целовались? ― повторила она с разочарованным видом. ― Скажи мне, что ты не собираешься променять всю свою жизнь на какого-то богатого парня, с которым ты только целовалась.
– Не только, ― сказала я.
– Тея! ― Оливия схватила подушку и ударила ею меня. ― Перестань быть такой застенчивой. У вас был оральный секс?
– Да, ― ответила я, начиная краснеть. Это неизбежно напомнило мне о том, когда в последний раз мои щеки так пылали, и я покраснела еще сильнее.
– О-о-о! И, должно быть, у него это хорошо получалось, раз ты едешь за ним в Париж за добавкой, ― поддразнила она. Она подождала немного, прежде чем задать следующий вопрос. ― А что насчет тебя? Ты сделала ему…
– Да, ― прервала я ее.
– Впечатляет. ― Она кивнула головой, как будто была экспертом в этом вопросе. ― Должно быть, ты действительно хороша в этом деле, если он берет тебя с собой в Париж.
– Дело не только в сексе, ― сказала я ей. Я глубоко вздохнула и признала правду, которую скрывала даже от самой себя. ― Он мне действительно нравится.
– Я надеюсь на это. ― Она закатила глаза. ― Это долгий перелет, если мужчина тебе не нравится.
– Оливия, ― я произнесла ее имя с такой силой, что она замолчала, ― он мне действительно нравится. Возможно, я даже… ― Но хотя нужное слово было на кончике моего языка, я не смогла его произнести.
– Ты не влюблена в него! ― Она вскочила с кровати. ― Очнись! Ты знаешь его всего пару дней. У тебя было всего одно настоящее свидание.
– Ты сама это сказала. Я веду себя как сумасшедшая, ― пробормотала я и встала, чтобы закончить собирать вещи.
Но Оливия выхватила у меня сумку и подняла ее над головой, как заложницу.
– Ты не можешь уехать. Я не позволю тебе. Ты слишком много работала, чтобы бросить все ради какого-то парня, независимо от того, насколько хороши оргазмы, которые он доставляет.
– Дело не в этом, ― горячо сказала я. Снова зазвонил телефон.
– Это твоя мама? ― Она указала на него. ― Она знает, что, черт возьми, происходит?
– Я поговорю с ней позже…
Оливия уронила мою сумку и схватила телефон.
– Не отвечай, ― прошипела я, но было уже поздно.
– Алло? ― ответила она. Через секунду она кивнула. ― Нет, она здесь. ― Оливия протянула мне телефон, надменно нахмурившись. ― Это тебя.
Я прищурилась и взяла телефон.
– Алло?
– Тея? ― ответил обеспокоенный голос. ― Это профессор Маклауд. Я только что получил уведомление о том, что ты отказываешься от курсовой работы в этом семестре. Все ли в порядке? Твоя мама…?
