Текст книги "Ловушка для красоток"
Автор книги: Жанна Режанье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
Часть вторая
Глава I
Каждый нерв в теле Рекса был напряжен, когда он, набрав номер своего нового возлюбленного Себастьяна Леонарда, ожидал его ответа.
– Алло-о, – послышалось в трубке.
– Любимый, это я! Угадай, с чем я тебе звоню? Я добыл тебе контракт на рекламу нижнего белья «Голден фрут»!
– Сколько платят?
– А сколько ты обычно получаешь в час? Сорок?
– Но не за такую работу!
– Это почему?
– Потому что за нижнее белье идет двойная ставка.
– Девушкам! А когда белье рекламируют мужчины, им почти никогда не платят двойных ставок.
– В таком случае я не уверен, что мне вообще следует браться за это дело.
– Ты что? Почему?
– Это может повредить моему образу в глазах публики. Предстать перед зрителями в таком виде, что-то там показывая… Мои способности как актера к самораскрытию…
– Но ты нуждаешься в работе!
– А какие там трусы? Жокейские?
– Понятия не имею! – Рекс был взбешен неблагодарностью Себастьяна, которому в конце концов он просто хотел оказать любезность.
Неожиданно в дверях появилась Чарлин с псами. Рекс бросил трубку и спросил:
– Что случилось? Ты чем-то расстроена?
– Защищай крепость в одиночку, о'кей? Мне надо мчаться на студию, где маленького Дэнни Туи снимают в рекламе запеченных бобов.
– А что там?
– Только что звонила его мамаша. Ребенок блюет от этих бобов. Съемку прервать не могут, мальчишка должен их есть, ему подставили ведро, и после каждого дубля он туда блюет!
– Господи, еще не хватало!
– Поеду на студию и устрою им скандал. Нужно будет, так напущу на них департамент здравоохранения!
– Давай! А когда вернешься, нам нужно будет посидеть и кое-какие концы свести с концами. Ладно, киска?
– Разве что после работы.
– Отлично! Перекусим вместе и поговорим. Я плачу, раз ты такая хорошая девочка!
– Ну спасибо.
– Знаешь, куда я тебя поведу? В «Чок Фул О'Натс», там подают лучшие гамбургеры в Нью-Йорке, и всего по сорок пять центов.
– Предвкушаю это удовольствие, – сухо ответила Чарлин.
Долорес уже имела постоянный доход от модных журналов и каталогов, ей охотно предлагали коммерческую рекламу на телевидении, а сейчас агентство старалось добыть ей роли в двух новых бродвейских постановках. Очень неплохо складывалось положение и на фронте светской жизни: она частенько обедала в «Павильоне» (курица в шампанском – любимое блюдо) и в «Колонии» (по четвергам, когда готовят болито), в «Леопарде», «Толедо», «Ле Мистрале», не говоря уж о «Лягушке», «Лютеции» и «Четырех сезонах», где она была своим человеком. Танцы в «Эль-Марокко» и в «Клубе», уик-энды в Хэмптоне: «Дюк-бокс», «Бауден-сквер» или «Теннис-клуб».
Второй уик-энд августа Долорес провела в Уэстхэмптоне и в город возвратилась поздно ночью в воскресенье. В понедельник утром, когда они с Кэрри быстро одевались для ранних собеседований, Долорес спросила:
– Интересно, угадаешь, кого я там видела?
– Кого?
– Этого полудурка Эдмунда Астора. Да, чуть не забыла тебе рассказать: в пятницу в парикмахерской я взяла журнал и там нашла кое-что интересное для тебя. Про твоего дорогого друга.
– Ты о ком?
– О выродке Шеперде.
– Ты читала про Мела?
– Про него.
– И что там? Расскажи!
– Я стащила из парикмахерской этот журнал. Вон он, на стуле. Кэрри взяла журнал – восьмимесячной давности.
– На двадцать седьмой странице, – подсказала Долорес. – Читай: его жена подала на развод в Санта-Монике. Говорила же я тебе, он женат!
– Но теперь-то он свободен! Я уверена, Долорес, в ином случае он бы обязательно упомянул свою жену.
– Ну ладно, теперь он не женат. Ну и что? Все равно он выродок, и твое счастье, что он не дает о себе знать! Ладно, чао! Я пошла! Не делай ничего, что не сделала бы я, это хотя бы оставит тебе простор для маневра.
Долорес подхватила альбом, рабочую сумку и исчезла, оставив Кэрри с журналом в руках.
Сегодня Долорес пришлось демонстрировать одежду в центре готового платья, в ненавистной ей части города. Желая привести себя в порядок после работы, Долорес отправилась в клуб здоровья, где долго нежилась в аквамариновой воде бассейна, сбрасывая напряжение. Долорес регулярно посещала клуб здоровья, но помнила, что секрет душевного и физического равновесия не в гимнастическом зале или бассейне. Для полной разрядки необходима и постель.
Достойного богатого обитателя Манхэттена Долорес пока не обнаружила. Нужно было сохранить себя свежей для большой охоты. Но что ей делать пока?
Сексуальная проблема разрешилась сама собой при обсуждении участия Долорес в кампании по рекламе распылителя от насекомых. Владелец фирмы, которой была поручена реклама, Фред Логан, толстобрюхий человечек с детским личиком, приветствовал Долорес пожатием своей лилейно-белой ручки. Он Достал напитки из бара, упрятанного в углу его большого, отделанного кленом офиса, и изложил Долорес свое предложение:
– Возможно, вас заинтересует… – Да?
Уголки его губ поползли кверху.
– Время от времени нас посещают клиенты из других городов, и нам хотелось бы принять их получше. На этом можно заработать дополнительно.
– Я всегда заинтересована в дополнительном заработке.
– Значит, мы поняли друг дружку?
– Вполне.
– Мы вам платим сто долларов за то, что вы встречаетесь с нашим клиентом и ужинаете с ним. Ну а что сверху, то сверху, вам решать.
Долорес улыбнулась.
– Вот и прекрасно, – сказал Фред Логан. – Отныне вы в нашем особом списке.
В закрепление сделки они пожали друг другу руки, а после обеда Долорес отпраздновала вновь обретенное благосостояние оргией покупок.
Несколько недель спустя, вернувшись, домой после рабочего дня, Кэрри застала Долорес перед зеркалом восторгающейся собой.
– Посмотри-ка, что нам купила твоя подруга! – пропела она.
– Телевизор! – ахнула Кэрри. – Теперь мы увидим программы, в которых ты снималась в Голливуде!
– Цветной телевизор, цветной! – хвасталась Долорес, пробуя различные улыбки перед зеркалом, чтобы понять, какая больше подойдет к ее новенькому парчовому брючному костюму от Билла Бласса.
Зазвонил телефон. Когда Кэрри закончила разговор, Долорес поинтересовалась:
– Кто звонил? Не Мел Шеперд случайно?
– Нет, это был не Мел.
– Как сквозь землю провалился! Говорю тебе, выбрось ты его из головы, выродка! А кто звонил?
– Эдмунд Астор.
– Тоже подарочек! Что нужно этому старому скряге, сукиному сыну?
– Ему нужно было сообщить мне, что даже пребывание в десяти шагах от меня делает его на двадцать лет моложе! Рядом со мной он чувствует, что ему снова тридцать.
– Он выжил из ума и разучился считать, если ему кажется, будто двадцать лет назад ему было всего тридцать.
– Сколько ему может быть лет, как тебе кажется? Под шестьдесят?
– По самым консервативным подсчетам, ему должно быть хорошо за семьдесят. Если не все восемьдесят.
– Бедный Эдмунд, – вздохнула Кэрри.
– Бедный Эдмунд, старый козел! Осточертели мне все эти престарелые Лотарио с их постоянным желанием обмануть самих себя! Сколько можно слушать их занудные рассуждения о том, что молодость – это состояние души. Естественно, имея в виду свою персону. Вокруг одно старичье, и только они вечно молоды. Хоть бы изредка смотрелись в зеркало. Ни за что не сознаются, что засохли на ветке.
«Я говорю чистую правду! – подумала Долорес. – Но у них есть деньги, поэтому их не пошлешь куда подальше. Беда в том, что все они жмоты и скряги».
Долорес радовалась, что Фред Логан предложил ей сделку. Теперь, когда у нее есть свободные деньги, она может и жить свободней, и проводить время в свое удовольствие, делать вечерами что захочет. Нет, все идет путем.
Долорес удовлетворенно посмотрела на свое отражение и отправилась в спальню примерить еще одно новое платье.
Из дневника Кэрри
18 сентября. Есть человек, которого я люблю! Как прекрасно это звучит, и как это прекрасно на самом деле! Все сбылось. Все?
Да, это Мел! Я переполнена им, тем, что произошло, переполнена нами. С того мига, как я услышала по телефону его голос, я уже больше ни о чем другом не думала.
С чего начать? Может быть, с ощущений, со скользящих мимолетностей. Я вижу, как мы входим в театр, там полно народу, но мы вдвоем и только вдвоем. Вспоминаю странную тревогу перед поднятием занавеса – будто это я должна появиться на сцене. И еще такое чувство, будто бабочки трепещут крылышками в моей груди – от близости Мела, появившегося после такой долгой разлуки.
Мы покидали театр людьми более близкими друг другу. Уличная прохлада заставила меня вздрогнуть.
– Тебе холодно? – спросил Мел.
Я кивнула. Он обнял меня и стал растирать мне спину, спасая от холода, – так смешно, что я фыркнула. У меня кружилась голова. В такси Мел тихонько урчал, на манер игрушечного медвежонка, а я радовалась счастливой случайности – тому, что слишком легко оделась и дала Мелу возможность позаботиться обо мне.
Еще ощущения. Перед внутренним моим оком возникает новая картинка. Танцевальный зал с электронной музыкой. Мы захвачены общим настроением, атмосферой, которую создает оглушительная музыка, взрывающаяся пронзительными каденциями и сексуальными синкопами. Мы – в центре. Каждый мускул и нерв, каждый атом моего существа бурно отзывается на музыку и на присутствие Мела. Разговаривать почти невозможно из-за грохота, общение сводится к танцевальному ритуалу, а танец помогает сбросить оковы, освободиться, целиком отдаться на волю безумной мелодии.
Мы вышли оттуда часа в два ночи, и уличный шум показался мне упоительной тишиной.
Мел крепко обнял меня:
– До чего же ты раскованна!
Мы отправились в «Брассери» и там пробыли часов до четырех утра. Уже светало, и вдруг откуда-то сверху разнесся петушиный крик, до колик насмешивший нас.
– Ты только представь себе человека, которому приходит в голову держать петуха в Манхэттене! – хохотал Мел.
Я желала его. Так сильно! Что на свете имело право быть важнее этого желания?
– Пойдем, моя радость, – сказал он.
В такси мы едва ли перемолвились и словом. Говорить было не о чем: я вслушивалась в великую радость, наполнявшую меня, я знала, что мы едем, чтобы любить друг друга, и слова были не нужны. Совсем не нужны. Мне казалось, будто я всю жизнь желала его, ждала вот этой минуты, вот этого чувства.
Мы слились в объятии, как только закрыли за собой дверь его номера. Мы так и стояли у двери, не в силах разомкнуть руки и губы.
Наконец мы оказались в спальне и упали на постель как единое, прочно свитое целое. Мы будто выполняли веление судьбы, назначенное нам от начала времен. Беспредельная нежность и благоговение были в этих касаниях, запахах, звуках, органы чувств доносили опьянение до самого мозга моих костей. Я хотела одного – навеки оставаться в его объятиях, на веки веков.
Сила его желания развеяла неуверенность, которая копилась во мне, пока я так долго ждала Мела. Мы провели вместе и ночь, и утро. Я льнула к нему, потому что его глаза и его тело снова и снова убеждали меня в моей желанности.
Я так долго ждала, что придет тот, кто сможет взять меня целиком, дополнить меня собой. Теперь это произошло.
А поздно вечером мы на прощанье поцеловали друг друга в аэропорту. Почему Мел всегда должен куда-то улетать?
Без него я наполовину мертва, но, как это ни странно, я чувствую в себе такую полноту жизни, какой никогда не знала раньше. И еще: у меня такое чувство, будто моя жизнь обретает форму, а я становлюсь именно той женщиной, какой мне суждено было быть с самого начала.
«Дорогая мама!
Мне очень нравится и Нью-Йорк, и моя работа. Жизнь моя необычайно интересна, и я счастлива этим. Я по-прежнему мечтаю о литературных занятиях и о путешествиях, но и нынешний образ жизни доставляет мне много радости.
Да, мы с Долорес переехали на новую квартиру. Что называется, продвинулись по социальной лестнице. Долорес заявила, что раз мы обе хорошо зарабатываем, то можем позволить себе и жилье пороскошней. Я люблю тебя и надеюсь, что ты здорова и счастлива.
Целую, Кэрри».
Глава II
Ева Парадайз начала получать деньги: в рекламе пока показывали только ее руки или ноги, но снимали и лицо для пластиночных конвертов. Потом ей предложили участвовать в ярмарке в «Колизее», где она целыми днями сидела в киоске, раздавая рекламные буклеты. Теперь же Чарлин собиралась попробовать ее в телевизионной коммерческой рекламе.
– Разве есть у нас другая модель, Рекс? – спрашивала Чарлин. – Требуется блондинка восемнадцати лет, сексуальная, с хорошими формами. Кто, кроме Евы Парадайз?
– Когда к нам поступают запросы на такой типаж, я посылаю Энн Янг.
– Мой милый, Энн Янг уже спускается с горы. Она больше десяти лет крутится в рекламном бизнесе и успела изрядно поднадоесть. Не спорь со мной, давай пошлем Еву.
– Ну, погоди, Чарлин! Ты же знаешь, что в потенциальных возможностях Евы я не сомневаюсь, и мы ее готовим для большой карьеры, но пока Ева еще зелена!
– Ева на лету схватывает все, что нужно. Ее последние фотографии впечатляют, ее произношение стало намного лучше, к тому же в этой рекламе нет диалогов!
– Лоска у нее нет, Чарлин. Бакалейщикова дочка – и все тут.
– И ты думаешь, что Ева провалится на собеседовании?
– Ты и сама это знаешь. Кисуля, мы много зарабатываем на этой фирме, это наши постоянные клиенты, и мы должны с особой тщательностью отбирать для них модели.
– Рано или поздно Ева должна приступить к работе в телевизионной рекламе.
– Как раз, поэтому нельзя ее туда толкать, пока она не готова.
– Без практики она не будет готова никогда. Ну не подойдет она этой фирме, так есть и другие.
– Просто не знаю, что и сказать.
– Для Евы это просто необходимо, Рекс. Ей надо привыкать подавать себя на собеседованиях, и я хотела бы использовать запрос и послать ее на фирму. Если ей достанется эта реклама, это будет важно и для нее, и для нас. Я верю в Еву. И потом, Рекс: кто создал наше агентство? Что бы ты делал без меня?
Рекс сдался: Чарлин была права.
– Дезодорант? – Евина мать неодобрительно покачала головой в ответ на взволнованное сообщение Евы о том, что агентство, наконец, направляет ее на первое собеседование по поводу коммерческой рекламы. – Мне это не по душе, Ева. Ты появишься на телеэкране перед всей страной с рекламой… интимной вещи!
Ева сникла.
– Но, мамуся…
– Да еще одетая в ночную сорочку!
– Мама! Прошу тебя!
– Когда ты станешь старше, ты поймешь, Ева. Ты все поймешь, особенно когда сама будешь матерью и у тебя появится собственная дочь. Ты тогда многое увидишь в другом свете. Не забудь, мы с папой всегда оказывались правы!
– Мамуся, но ты же сама хотела, чтобы я стала моделью, ты же мне говорила…
– Зайчик, я была бы просто счастлива, если бы твоя роль манекенщицы позволила тебе оставаться тем, что ты есть на самом деле – простой, милой и чистой девочкой! А то, о чем ты рассказываешь, ужасно, и это совсем не ты!
– Я надеюсь, хоть папа поймет меня. И будет рад, когда узнает.
Но через час отец, вернувшись домой и услышав новость, только сморщился и сказал:
– Мне эта манекенная затея не нравилась с самого начала, но я изо всех сил старался понять, в чем там суть. Твоя мама права: рекламировать дезодоранты неприлично, поскольку при этом подразумеваются неприятные телесные запахи.
– Ты поставишь в неловкое положение всю семью, – вмешалась мать. – Представь себе, каково придется отцу, если он будет знать, что каждый его покупатель думает про себя: дочка этого человека рекламирует то, о чем порядочные люди не говорят вслух, поскольку это связано с дурными запахами.
– Не говоря уж о том, что ты каждый вечер будешь появляться в полуодетом виде!
По Евиным щекам уже катились слезы.
– Вы хоть понимаете, что это заработок в десять – пятнадцать тысяч долларов?
– По мне, хоть бы и миллион! – твердо ответил отец. – Я сказал тебе, нет!
Ева проплакала всю ночь и добрую половину следующего дня. В конце концов, мать не выдержала:
– Хорошо. Я понимаю, что это значит для тебя, Ева. Собирайся на свое собеседование.
– А как же папа?
– Я возьму это на себя. Я не хочу, чтоб ты ненавидела меня до конца жизни за то, что я помешала тебе поступить по-своему!
– Мамуся, ты золото! – улыбка засияла на распухшем от слез личике Евы.
Мать погладила ее по голове и со вздохом сказала:
– Я же понимаю тебя, зайчик. И я была такой же в молодости. Мне так всего хотелось, хотелось красивой, волнующей жизни. Что делать, мы с папой никогда не сможем дать тебе это, так что раз уж есть шанс – не упускай его! Мы с папой совсем не так представляли себе твое будущее, но ничего не поделаешь, может быть, все это к лучшему.
Ева благодарно поцеловала мать.
– Господи, что с твоими глазами? – вскрикнула Чарлин. Ева рассказала о домашней баталии. Чарлин пожала плечами.
– Никто не должен стоять на твоем пути, Ева. У тебя совершенно необычные данные, которые могут дать тебе все. Ты настоящая женщина, хоть и выглядишь пока полуребенком. Тебе необходимо понять себя, а я боюсь, что это не удастся, если тебе будут мешать.
– Но мне же все-таки разрешили пойти на собеседование.
– Много толку от тебя там – с зареванными-то глазами!
– Я старалась все замазать. Чарлин вздохнула:
– Станешь независимой, и тебя никто уже не сумеет удержать. Но с твоего Флорал-парка мы тебя должны переселить. Вообще, пора переезжать в город, иначе ты не справишься с работой, которой будет все больше и больше. Тебе во всех отношениях лучше жить в городе.
– Но это же дорого, Чарлин! Где я возьму деньги?
– О деньгах не беспокойся, малышка. Что-нибудь придумаем.
– Как – не беспокойся? Квартира стоит диких денег!
– Предоставь это мне! – заключила беседу Чарлин.
– Пожалуйста, папа, ну, пожалуйста!
– Ева, тебе всего восемнадцать. Так не делают.
– Ты как будто в средние века живешь, папа! Времена изменились, сейчас вторая половина двадцатого века.
– Я знаю, сейчас молодежь оставляет родительские дома, но только не молоденькие девушки из хороших католических семей. Из дому уходят хиппи и всякий сброд.
– Это неправда! – Ева чуть не плакала.
– Если я разрешил тебе продолжать работать манекенщицей, это не значит, что я разрешаю тебе жить в Манхэттене.
Еве осталось только разрыдаться и уйти к себе. На другой день она побежала к дяде Наппи.
– Я тебя умоляю, поговори с папой! Я не знаю, что сделаю, если меня заставят бросить работу! Это же нечестно!
– Ева, детка, успокойся, мое золотко! Не плачь и не терзай себя. Все будет в порядке – это я тебе говорю. Когда я беседую с твоим папой, он меня слушает.
Рыдания Евы и уговоры дяди Наппи сделали свое дело – отец разрешил ей поселиться в городе с испытательным сроком в два месяца и при условии, что в течение этих двух месяцев она будет под неусыпным наблюдением дяди Наппи.
В конце сентября Ева вселилась в маленькую комнатку, за которую с нее брали всего-навсего семнадцать долларов в неделю. Чарлин была гением! Дом располагался на западной Сорок пятой улице, в районе, изобиловавшем театрами. Чарлин же еще и обеспечила Еву мелкой, но постоянной работой, которая давала ей не меньше шестидесяти долларов в неделю. Ева подрабатывала контролершей в бродвейском театрике, а с утра до часу дня заворачивала конфеты в кондитерской Баррачини. Таким образом, послеобеденное время Ева могла тратить на беготню по собеседованиям. Агентство обещало назначать просмотры только на вторую половину дня – по возможности, конечно.
– Это все временно, – успокоила ее Чарлин, – через пару месяцев тебе уже не придется подрабатывать. Получишь коммерческую рекламу, Ева, и потиражные потекут тебе в карман!
Глава III
Девять часов вечера, Рекс корпит над счетами и отчетами, которые он ненавидит, но никому, кроме Чарлин, не может доверить. Чарлин тоже не любительница сводить дебет с кредитом, так что неприятную работу они с Рексом договорились выполнять по очереди.
Боже милосердный! Где же Тор? С ума можно сойти! Тор Лавлейс, очередной предмет страсти Рекса, никогда не являлся вовремя. Рекс целый день был как взведенный курок в ожидании встречи с Тором. Конечно, такого пылкого любовника у Рекса давно не было, ну очень и очень давно, но если они договаривались, скажем, на семь и в семь Рекс был в полной боевой готовности, Тор обязательно заставлял его ждать, грызя удила, бить копытом минимум до восьми, а то и дольше. Просто садист!
Сладкая мука! Упоительные страдания! Все равно скоро Тор должен прийти! Прежде всего, они сразу же займутся любовью прямо тут, на диванчике, потом пойдут в бар исключительно для мальчиков, а оттуда – к Тору домой. Тор живет в потрясной обстановке, где все такое греческое, такое фаллическое. Тор – гений во всем, что касается интерьеров!
Раздался телефонный звонок.
– Привет, малыш, – зазвучал в трубке мелодичный голос Тора. – Извини, тут меня задержали.
– Да где ты есть? – ревниво спросил Рекс, хоть и понимал, что говорить с Тором надо бы другим тоном.
– Ну, это просто ужас, я все тебе расскажу, когда увидимся.
– Сейчас уже десять минут десятого, это ты знаешь?
– Милый, я все знаю, но я же на работе и здесь задержался. Этот конверт для пластинки, ты же в курсе.
Злость возбуждала Рекса сильнее, чем ожидание звонка Тора.
– Что же там могло произойти? – домогался Рекс.
– Я только при встрече могу рассказать тебе! Рекс, ты не поверишь…
– Когда же ты, наконец, появишься? Я прождал тебя целый вечер!
«Если Тор не научится вести себя по-человечески, – подумал Рекс, – он больше не получит никаких контрактов».
– Сию минуту выезжаю, – пообещал Тор.
– Поторапливайся, – волнение меняло даже голос Рекса, делая его визгливей обычного.
– Уже еду!
Из дневника Кэрри
10 октября. Наступает осень – и все меркнет. Осень всегда полна воспоминаний. Осенний воздух, чистый и свежий, заполняет собой все тело и бодрит, и радует, и волнует… Сегодня, когда я сижу в нью-йоркской квартире, меня так и тянет к родному, к домашнему, к отцу – и к Мелу.
Почему Мел не дает о себе знать? В отличие от Долорес, я не могу поверить, будто ему все равно. Слишком многое нас соединяет.
С какой живостью и ясностью я вспоминаю последнюю встречу с отцом. Я просто вижу, как он идет по мощеной улочке мимо краснокирпичных домов с нарядно покрашенными дверьми и резными ставнями, держа в руках свой видавший виды зонтик. Наши шаги гулко отдаются на старинных камнях, мокрых от зимнего дождя и облепленных палой листвой. Я приехала на каникулы, и мы с отцом торопимся на собрание, но потом он вдруг обгоняет меня, и я замечаю, что он прихрамывает, и понимаю, что он постарел. Очень постарел.
Мое сердце нестерпимо болит при воспоминании об одинокой фигуре под обнаженными, раскачиваемыми зимним ветром ветвями деревьев, возле юных саженцев, которым нет еще и года.
«Я – старая лоза, а вы – отростки, что есть во мне и в чем я есть, то и приносит плод богатый, ибо без меня и вы ничто». Сколько раз я слышала эти строки, которые он читал вслух, но сейчас его голос звучит надтреснуто, будто к нам обращается уже бесплотный дух.
Мне хотелось увидеть его таким, каким он был когда-то: наряженный Санта-Клаусом, веселый, смеющийся, с длинной белой бородой; за нее так нравилось тянуть маленькой девочке, которой была я в те времена. Но при виде его старости у меня осталось лишь одно желание, одна просьба: отец, не покидай нас, не уходи, я хочу, чтобы ты всегда был с нами!
Больше я отца не видела. Воспоминания переполняют меня сегодня, и мне так хотелось бы поделиться ими с Мелом. Все между нами произошло до безумия быстро. Опасности нет только потому, что Мел не может иметь детей, он говорил мне, что это для него страшная трагедия. Я всегда мечтала о семье, но Мел сказал, что ему могут сделать операцию, и все будет нормально, так что это препятствие преодолимо.
Мел способен превратить мою жизнь в нечто значительное: как будто ему известны ответы на все вопросы, а мне только и остается сидеть и ждать, пока не произойдет поворот в нужном направлении.
В дверях появилась Чарлин.
– Еще один переодетый агент! – объявила она.
– Так! Кто такой на сей раз? – спросил Рекс.
– Назвался Артуром Лейном, изображает из себя сводника: он, видите ли, желает договориться с нами, чтобы мы послали парочку девушек демонстрировать бикини на загородной вечеринке его клиента.
– Казалось бы, к нам таких субъектов можно бы и не подсылать.
– Я его послала куда подальше. Кстати, золотко, нам с тобой надо бы решить некоторые вопросы.
– Уже конец дня, так не сходить ли нам к Вулворту? И перекусим, и делами займемся.
Через полчаса они сидели в закусочной на углу. Собаки простерлись у ног Чарлин, положив головы на вытянутые лапы, закрыв глаза и совершенно не обращая внимания на толчею у стойки.
– Везет тебе, что я малоежка, – Чарлин нехотя откусила кусочек яблочного пирога.
– Зато сюда пускают с собаками, – возразил Рекс.
– Я тебя умоляю. Ты угощаешь меня в дешевых закусочных, потому что ты жмот.
Рекс опустил глаза.
– Закусочная дешевая, а кормят неплохо, – возразил он. – К чему деньги мотать? Это же нелепо!
Чарлин дожевала пирог и принялась за кофе.
– Завтра напомни мне позвонить насчет мыльных прокладок «СОС» и табака «Булл Дархэм».
– Напомню, обязательно напомню.
– Интересно, как дела у Джина Джонса? Я так понимаю, что его фокусы уже всему Манхэттену известны. Черт знает что: звонит разным моделям, морочит им голову, те впустую тратят время на собеседования с ним, поскольку Джонс каждой говорит, что, умей она, как следует читать тексты, он бы обеспечил ее коммерческой рекламой.
– И советует ей поучиться в школе декламации, где он сам и является одним из владельцев!
– Я всегда считала, что этой старой лисе нельзя доверять.
– Не сомневайся, он скоро получит красную карточку!
– Чуть не вся Мэдисон-авеню ходит по минному полю, особенно с октября по Рождество, когда конкуренция становится просто бешеной. Господи, на грош ни в чем нельзя быть уверенной, когда работаешь в рекламе. Самый рискованный бизнес на свете!
– Ладно, мы с тобой пока что не нарываемся и получаем свои законные десять процентов, – Рекс потянулся и зевнул. – Мне пора, у меня встреча в сауне.
– Я тебе желаю! – помахала ему вслед Чарлин.
Ева вышла из театра в вечернюю духоту бабьего лета и, радуясь, влилась в безликую бродвейскую толпу. Еве доставляло удовольствие возвращение домой пешком мимо ресторанчиков, где играет джаз, кафе – мороженых, маленьких киношек – повсюду мишура, толкотня, жизнь.
Она всякий раз задерживалась у витрины магазинчика, торговавшего забавным нижним бельем. На витрине выставляли черные кружевные пеньюары, трусики с оборочками и с вырезанным передом – «сексуальные тренировочные бикини», ночные сорочки в европейском стиле, бюстгальтеры с дырочками для сосков, набедренные повязки, прозрачные «гаремные юбочки». Нижняя часть манекена, поставленного кверху ногами, была облачена в тончайшие черные чулки, и Еву непонятно почему волновала эта пара широко раздвинутых ног. Она остановилась у витрины еще разок поглазеть на них и почитать надписи под фотографиями актрис и стриптизерок.
Ева не сразу заметила, что рядом с ней стоит, опираясь на трость, подчеркнуто тщательно одетый старый джентльмен.
– Интересные предметы, не правда ли? – обратился он к Еве.
– Да, – кивнула она.
– Вы тоже находите, что они возбуждают чувства?
– Мне кажется, это просто красиво.
Старик был так хорошо одет, что Ева не видела ничего дурного в том, что он с ней заговорил, хотя что-то в его облике и вызывало у нее смутную тревогу.
– Я с удовольствием приобрел бы для вас любой из этих предметов по вашему выбору, – он достал из нагрудного кармашка и протянул Еве визитную карточку. – Если вы навестите меня в моем номере в отеле «Пьер», я оплачу любую вашу покупку в этом магазине.
Ева не знала, куда ей деваться.
– Здесь есть чрезвычайно интересные вещи, – продолжал он. – Не знаю, обратили ли вы внимание на это объявление в уголочке – видите? «Мы изготовляем меркины». Впрочем, я убежден, что такая очаровательная молодая леди в подобном товаре не нуждается. Или, возможно, вы даже не знаете, что такое меркин?
– В общем, нет, не знаю…
– Это нечто вроде паричка, искусственные волосы для половых органов.
Ева бросилась прочь от него. Сердце ее колотилось, а глаза быстро наполнялись слезами. Все эти штуки, которые так интриговали ее, вдруг стали вызывать тошноту, скользкие мужчины, разглядывающие фотографии голых женщин, стали казаться страшными. Ева чувствовала себя совсем одинокой и беспомощной. Рог изобилия бродвейской мишуры продолжал извергать свои соблазны, а Ева, еле сдерживая рыдания, бежала по улицам и повторяла про себя: «Не боюсь, ни за что не испугаюсь… Ой, папочка!»
Ведь она только сейчас поняла, отчего отец не разрешал ей поселиться одной в городе. «Папочка, ой, папочка!» – кричала Ева про себя.
Рекламная фирма «Гаррик, Форд, Ивелл, Проктор и Додсон» занимала три этажа в новом доме. Назвав секретарше свое имя, Долорес уселась рядом с тремя другими девушками, тоже ожидавшими собеседования. Вступать с ними в разговор Долорес не стала, а занялась приведением в порядок макияжа.
Девушек вызвали одну за другой, и теперь наступила очередь Долорес. У входа в конференц-зал ее встретила очень деловитая женщина лет тридцати пяти – Прис Крейг.
– Привет, Долорес! – на ее сухом лице появилась вымученная улыбка. – Приятно опять видеть вас!
Долорес подумала: «Интересно, а когда ты в последний раз спала с мужиком, если вообще это с тобой когда-нибудь случалось?»
Во главе длинного стола комфортабельно восседал Уэсли Росс – существо вполне бесполое, а перед ним лежала внушительная стопка документов. Росс представил Долорес остальным «экзаменаторам»: четырем мужчинам и женщине, которые и занимались размещением рекламы быстрозамороженных продуктов.
– Вы уже ознакомились с текстом? – спросил Росс. Президент фирмы замороженных продуктов, седовласый господин, бездумно рисовавший что-то в своем блокноте, предложил:
– Не стоит ли нам обрисовать тот типаж, который мы хотели бы видеть в рекламе?
Все повернули к нему головы и почтительно стали слушать рассказ о том, что фирма выпускает в продажу целую серию замороженных продуктов, получаемых из-за границы.
– Макет упаковки подготовлен одним из лучших коммерческих дизайнеров, который подчеркнул связь данного товара со страной его происхождения. Допустим, на упаковке «курицы по-китайски» изображен китайский кули, на французском «креп-сюзетт» – Эйфелева башня, на английском тушеном мясе – Вестминстерское аббатство и так далее.
– Весьма оригинальная идея, – заметила Долорес.
– Наша фирма тоже так считает, – согласился президент. – Мы провели глубокое исследование рынка, поставили ряд экспериментов. Теперь же, продолжая линию на пропаганду экзотических блюд, мы переходим к интенсивной рекламной кампании. Впрочем, полагаю, что лучше об этом расскажет Джордж.
