Текст книги "Ловушка для красоток"
Автор книги: Жанна Режанье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)
Но посмотрите на различия между двумя типами обществ – патриархальным и матриархальным. Законы матриархата ставят на первое место узы крови, почитание жизни и равенства, смыслом жизни признается счастье всех людей. Доминируют принципы любви, мира, единства. Концепция вселенского братства людей вырабатывается именно в матриархальном обществе, основной характеристикой которого является гармония.
Патриархальное общество живет законами, сформированными мужчиной: человек должен стремиться изменить природный строй жизни, на первое место выходят соперничество, иерархичность, общественные ограничения.
Совершенно очевидно, что матриархат выдвигает высшую систему идеалов. Будь у нас возможность воплотить в современном обществе принципы, сформулированные матриархатом, жизнь была бы куда более осмысленной. И это не может не произойти в конечном счете, если человечеству суждено двигаться по пути более цивилизованного образа жизни, обретать гармонию во взаимоотношениях мужчины и женщины, достигать внутреннего счастья и развития».
Кэрри оторвалась от работы, чтобы ответить на телефонный звонок.
– Зайди ко мне, выпьем по глотку.
В четвертый раз после окончания работы над ее портретом звонит Роджер Флорной.
– Никак не могу, – извинилась Кэрри, – я сейчас всерьез работаю над книгой, и я в хорошей форме – работаю по пять часов в день.
– Тем более тебе полезно отдохнуть.
– Мне не хотелось бы отрываться.
– Работа, работа, работа – а потом в ящик!
– Роджер, я думала, что уж ты-то поймешь меня! Ты ведь тоже пишешь книги.
– Между нами есть разница, – Кэрри явственно расслышала насмешливость в его голосе. – Ты же красивая девушка. Мир имеет права на тебя.
«Не столько мир, сколько ты сам, – вот в чем дело!» – подумала Кэрри.
– Ну, извини, Роджер, – она бросила трубку и вернулась к рабочему столу.
Глава VII
– Это Ева? Ева Парадайз? – Какой нахальный, настырный голос!
– Это я, а кто говорит?
– Красавица, как жизнь?
– Все хорошо.
Ева старалась изо всех сил, но не могла сообразить, с кем разговаривает.
– Все хорошо – так очень хорошо! Чем ты занималась? Не шалила, не баловалась?
– Извините, а с кем я говорю? – не выдержала Ева.
– Только без этих штучек, я тебя умоляю.
– Нет, я правда не могу узнать вас по голосу.
– Скажи, какая она важная! Ну хорошо, это Хай.
– Хай? Какой Хай? Ах, вы тот Хай…
– Я тот Хай, который Рубенс! Ну что, вспомнила? На самом деле я должен сейчас обидеться и бросить трубку.
Ева сразу почувствовала себя виноватой.
– Нет-нет, извини меня, Хай! Просто я очень давно не слышала твоего голоса. Я же думала, ты мне раньше позвонишь.
– Куда-то затерял твой номер и только что обнаружил его. Бумажка лежала в кармане пиджака, который я не надевал сто лет. Ну, так чем мы занимаемся?
– Сию минуту?
– И сию минуту тоже.
– Затеяла маленькую постирушку.
– Вот оно как? Весьма веселое занятие. Слушай меня, лапочка: я только что прилетел с побережья и звоню тебе прямо из аэропорта. Как насчет того, чтобы забежать в мой номер в «Плазе» – ну, скажем, через часик?
– Вообще-то уже поздно, – смутилась Ева.
– Поздно? Всего девять!
– Да, но будет десять!
– И вечер только начнется.
– Для меня это слишком поздно.
– Смотри сама, раз уж ты такого тонкого воспитания! Я просто хотел поговорить с тобой о твоем же будущем.
– Не сердись. Может быть, в другое время?
– О'кей. Приходи после работы в мой номер на коктейль. Звякни перед этим.
Дверь номера была приоткрыта.
– Заходи, детка!
Хай Рубенс сидел за письменным столом, разговаривал по телефону, делая пометки в блокноте.
– Ну и красавица, ослепнуть можно! – воскликнул он и возвратился к прерванному разговору.
Ева замялась на пороге, но Хай жестом пригласил ее войти, сесть на диван.
– Марвин, два дня назад я уже обсуждал эту сделку с Берни, – говорил он невидимому собеседнику. – Ты, конечно, знаешь, что он пока в Лондоне. Слышимость была ужасная, но мы…
Ева заметила, как Хай скосил глаза, чтобы обозреть ее ноги.
– Нет, вся сложность в том, что они хотят ограничить бюджет пятью миллионами, а я еще на прошлой неделе говорил Берни, что это чистое идиотство. Они делают ошибку, ведя переговоры непосредственно с Генри. Если бы Берни меня послушался, он избежал бы кучи неприятностей.
Ева старалась понять, что именно во внешности Рубенса беспокоит ее – малоприятное зрелище ног в темно-синих замшевых башмаках, выставленных на стол, вульгарность массивных золотых запонок с бриллиантами-розочками, супермодная стрижка, рубашка в полосочку с высоким воротничком, которая так плотно облегала его, что Ева видела очертания волос на груди.
Он противно развалился в рабочем кресле и нарочито важно вел разговор. Для Евы было бы приятней, если бы он перестал изображать важную персону.
Хай Рубенс закончил разговор и положил трубку. Ева полагала, что он теперь встанет на ноги и поздоровается с ней, но вместо этого он придвинул к себе стопку бумаг, переложил их из одной папки в другую, что-то записал в блокнот, закурил сигарету – и снова собрался звонить.
– Слушай, будь ангелочком, принеси мне стакан воды! И в телефон:
– Соедините меня с Абрамсоном, Беверли-Хиллз, ЦР – 4699. Ева принесла стакан воды из ванной, и Хай решил одарить ее снисходительной улыбкой.
– Ты действительно сногсшибательно смотришься, куколка! Я тебе дело говорю! – И в трубку: – Что? Нет на месте? Ладно, попросите оператора в Беверли-Хиллз, чтобы он связался со мной, когда вернется. Да, здесь, в «Плазе».
Хай, наконец, встал, подошел к бару и налил себе виски.
– А как насчет тебя?
– Спасибо, я не буду.
Ева отметила его холодный взгляд, что-то непрестанно рассчитывающий, и отвела глаза.
Он прошел в спальню, и Ева услышала, как он звонит оттуда, требуя, чтобы в номер прислали льду. Как ей подойти к вопросу о том, чтобы он помог создать ей имя? Собственно, ради этого она сюда пришла, но он как-то и не собирается затрагивать эту тему.
– Детка! – позвал он из спальни. – Да?
– Мне здесь очень одиноко, детка. Составь компанию! Ева подошла и остановилась у двери в спальню.
– Когда ты позвонил вчера, то говорил, что хочешь обсудить со мной мою карьеру, – сказала она. – А когда мы повстречались в прошлый раз, ты упомянул, что можно что-то поместить в колонке светской хроники.
Хай возлежал на подушках, потягивая виски безо льда и даже, наоборот, согревая стакан в ладонях. Он ничего не ответил, но ни на миг не сводил с Евы внимательных и проницательных глаз. Они сузились до щелочек, когда он, наконец, открыл рот:
– Ты знаешь фотографа по имени Клингер? – Нет.
– Ну зачем тебе его знать? Он всего-навсего лучший фотограф в Нью-Йорке.
Последовало новое молчание. Ева с неприятным чувством отметила, что Хай обшаривает глазами ее тело.
– Мне показалось, что ты собирался позвонить, – сказала она с нажимом.
– Жду соединения. Оператор позвонит, – ответил он, впиваясь в Еву глазами.
– Хай, если ты сейчас не расположен, говорить о моих делах, так я лучше пойду.
– Когда ты сердишься, ты еще больше хорошеешь.
– Я совсем не сержусь, просто ты сказал…
– Хватит дуться! Я стараюсь узнать тебя поближе – вот и все!
Ева с любопытством посмотрела на него.
– Зачем меня узнавать? Мы уже встречались, и ты сказал…
– Я хочу тебя по-настоящему узнать, дурочка!
– То есть… ну… чего ради?
– Когда я начинаю работать на человека, мне нужна уверенность, что этого человека я хорошо знаю. Мне очень важно понимать все твои реакции, мне важно знать, что между нами существует связь, прежде чем я начну делать твои дела.
Он как-то сально ухмыльнулся и, ни на миг не отрывая глаз от ее тела, взял трубку и попросил соединить его с Бертом Клингером.
– Берт? Это Хай. Тут у меня есть для тебя одна девчушка. Ага. Помнишь, я обещал отплатить услугой за услугу? Именно. Да. Фантастическое тело и вообще – потряс! Я бы на твоем месте попробовал такой материал пристроить в «Плейбой», ну в «Кавалер». Пусть придет завтра? В какое время? – Он повернулся к Еве: – Устроит тебя в четыре? Говорит, придет в четыре, Берт. Да, она здесь у меня сейчас. Да ладно тебе, Берт! Ты же знаешь, что я всегда о тебе думаю!
Хай с довольным видом положил трубку.
– Учись, моя киска, это называется: сказано – сделано! Чтоб никто не мог никогда сказать, будто Хай Рубенс не человек слова. И не говори, что ты уже видела таких, как я, потому что я тебе все равно не поверю. Ну что, прав я или не прав?
Ева радостно кивнула. Она испытывала и благодарность к этому человеку, и настороженность – ему же ничего не стоит преувеличить значение своей услуги. Кто его разберет!
– Так что, бэби, я уже начал на тебя работать, а ты еще и цента мне не заплатила. Ты хоть представляешь себе, сколько мои клиенты платят мне за услуги такого рода? Подозреваю, что нанять меня с понедельной оплатой тебе будет не по карману. – Он нахально уставился на нее. – Правда, потрясающее тело. А титечки какие! Хорошие ноги, я ничего не скажу, тонкая талия. Ты в бюстгальтере?
– Да.
– Господи, да поди же и сними его!
– Но… я думаю, что…
– Не будь такой пуританкой! Я не собираюсь на тебя набрасываться. Мне нужно видеть твои линии без искусственных подпорок – все!
Через минуту Ева вернулась из ванной без лифчика.
– Так, стань попой ко мне, руки на бедра, медленно поворачивайся, еще, еще, лицом ко мне. Юбку чуть повыше… Хватит. Ну, ты, конечно, в большом порядке, тут и говорить нечего. Вполне можно пристроить твою фотографию на обложку «Плейбоя». Это дело Берта, но и без меня тут не обойтись. Я приготовлю текст. Иди ко мне!
Он похлопал по постели.
Еве просто холодно становилось от его взгляда.
– Зачем? – спросила она.
– Я сказал, иди ко мне!
– А зачем?
– Хочу получше тебя рассмотреть, чтобы знать, что с тобой делать дальше.
Ева подошла, превозмогая внутренний протест.
Пальцы Рубенса скользнули вверх по ее ноге – под юбку.
Ева дернулась.
– Ты, отчего это такая психованная? Сказал же, хочу составить себе представление, что с тобой делать дальше.
Удовлетворив на время свое любопытство, Хай Рубенс поднялся с постели. Ева сделала шаг назад, но недостаточно проворно – она и ахнуть не успела, как его руки обвились вокруг нее, и он жадно задышал прямо ей в ухо.
– Хай, прошу тебя, – умоляла Ева, пытаясь высвободиться. – Я же не за этим пришла сюда!
Хай хрипел в ее ухо:
– Ну, подержать-то можно, только подержать? Мне хочется сблизиться с тобой. Я нуждаюсь в том, чтобы меня любили.
– Хай, мне пора, меня уже ждут в другом месте, я договорилась, Хай. – Ева выдиралась из его рук.
Он только сильнее сжал ее.
– Никуда ты не пойдешь! Успокойся, я только подержу тебя немного и отпущу. Что тут такого? Должна же ты выказать мне какое-то расположение или не должна? Я же пообещал тебе свою помощь, я же начал делать дела для тебя.
Хай потихоньку подталкивал ее к кровати.
– Р-раз!
Неожиданно Ева оказалась в кровати, а Хай Рубенс на ней.
– Нет! – Ева задыхалась под его тушей. – Говорю тебе, нет! Не хочу…
– Мне все равно, хочешь ты меня или нет! Тебе ничего не надо делать, я тебя пощупаю, потрогаю, немножко поиграю.
– Господи! – Ева отчаянно билась под ним, его рука поднималась все выше по ее бедру, она отвернулась и, отталкивая его лицо, молотила рукам, куда придется.
– Кошка дикая! – шипел он. – Ведьма! Хочешь быть изнасилованной? Ты так любишь, да?
– Отпусти! Отпусти!
Ева отбивалась и руками, и ногами, готова была царапаться и кусаться, но Хай ловким движением содрал с нее трусики, а юбка и до того уже была обмотана вокруг Евиных плеч.
Он завозился с молнией на брюках, и это дало Еве шанс вырваться. Она соскользнула с кровати, покатилась по полу и вскочила на ноги. Он поднялся вслед за ней и, быстро изобразив мольбу на лице, заныл:
– Не отталкивай меня, детка! Это же настоящее чувство.
И тут оглушительно зазвонил телефон.
Хай Рубенс схватил трубку, и Ева услышала, как он справлялся по поводу погоды в Лос-Анджелесе. У нее кружилась голова – ей казалось, будто голова вся распухла. Ева поспешно собрала вещички, не стала даже искать трусики, одержимая одной только мыслью – поскорей убраться из номера. Захлопывая за собой дверь, она услышала, как Хай кричит ей вслед:
– Куда ты, ну подожди минутку!
Ева неслась по коридору, на скорости вылетела за угол и, не оглядываясь, бросилась в подошедший лифт.
Глава VIII
Чарлин подняла голову от бумаг. Дверь в соседний кабинетик, где раньше работала Лиз Уэбстер, была закрыта – теперь кабинетик занимала Мартита Стронг.
И на кой черт Рекс взял на работу эту женщину? Выйди Чарлин из больницы всего на два дня раньше, она бы вмешалась и поперла ее. Но сейчас уже поздно, сейчас уже ничего не поделаешь: сорокапятилетняя лесбиянка с лошадиной мордой прочно заняла свое место в агентстве.
Чарлин достаточно было одного взгляда, чтобы понять – это хуже войны! Чарлин с ходу невзлюбила и властные манеры Мартиты, и ее полумужскую одежду. Чарлин никак не могла взять в толк, что именно объединяет их – Рекса и эту Мартиту.
– На черта нам эта лесбиянка, которую ты воткнул в фотоотдел? – спросила она в первый же день.
– В каком смысле – на черта?
– Где ты ее нашел? По объявлению в лос-анджелесской «Фри-пресс»?
– Мартита отлично знает свое дело, – огрызнулся Рекс. – Нам же нужно было поставить кого-то во главе отдела, а сейчас хорошего работника не так-то просто найти.
– Скажи ей, чтоб держалась на своей территории. Начнет совать нос не в свое дело – нарвется на неприятности. Она мне не нравится.
В агентстве все было как-то не так после возвращения Чарлин из больницы.
А тут еще Рекс – вернулся от зубного и расхаживает с весьма загадочным видом. Чарлин вовсе не уверена, что дело в одном только зубном враче. Не только из-за него Рекс выглядит каким-то чужим. Это все Мартита, это с ее появлением Рекс переменился – и внешне, и в поведении.
Чарлин попыталась восстановить былую атмосферу дружелюбия между ними, привычный обмен сплетнями.
– Заходила миссис Дэниэл – второй раз! – начала она. – Желала выяснить, почему Луис получает мало коммерческой рекламы. Черт знает что – не друг сердца, так мамаша.
Рекс не сразу понял, о чем Чарлин, потом спросил:
– Друг сердца – это тот бандюга?
– Он самый. Такой приятный человек, вежливый, с мягкими манерами. Никогда и не подумаешь, что он крупный гангстер. Но что касается мамаши – это особый разговор! Ты же знаешь эту миссис Дэниэл, да, кисуля?
– Вообще-то я ее себе плохо представляю.
– Бледно-золотое норковое манто, бледно-золотые кудри, украшения, которые так и бьют в глаза. Он действительно проявляет заботу о даме. Ты же знаешь, они живут втроем.
Чарлин откусила сосиску, которую по ее заказу прислали из закусочной внизу, и скорчила гримасу.
– Гадость, а не сосиска. Отдам ее лучше Уоррену. Он их обожает и готов даже с горчицей есть.
Рекс смотрел на дверь Мартиты.
– Дел навалилось, пока тебя не было! – продолжала Чарлин. – Звонили из «Уолтера Томпсона», от «Варвика и Леглера», из «Уай энд Ар», запросы на коммерческую рекламу для Лесли Сэвидж, Билла Уинсента, Стэна Хэрриса, Уорнера Мак-Коннела, Сью Лавери. Съемка у Евы Парадайз – если будет погода. Ну и еще одно, – Чарлин понизила голос до заговорщицкого шепота: – Тебя хотела видеть Валери дю Шарм. Эта наглая баба никогда не угомонится!
Чарлин засмеялась, ожидая поддержки от Рекса – они же всегда одинаково относились к Валери дю Шарм.
Но Рекс кисло улыбнулся – так, из простой вежливости. Ни смеха, ни понимания с полуслова – ничего, что прочно соединяло их прежде.
– Она оставила коробку сигар для тебя, – смешавшись, закончила разговор Чарлин.
– Вот как.
Рекс потихоньку снова бросил взгляд в сторону кабинетика Мартиты.
– Ну, учитывая, что я все равно не курю… Слушай, кисуля, извини меня, я хотел бы проверить, как идут дела у Мартиты.
Чарлин могла бы побожиться, что прочитала в глазах Рекса нечто похожее на виноватость.
Мартита единым глотком допила мартини, повернулась к Рексу, стараясь получше рассмотреть его лицо в тускло освещенном баре.
– Послушай меня, мой дорогой, я тебе сразу сказала: мы с тобой можем стать большими друзьями. Ты мне по-человечески очень симпатичен. Даже, знаешь, я бы сказала, что испытываю вроде как сестринские чувства к тебе. Мне всегда хотелось иметь брата, а его как раз у меня и не было. Ну, тебе известно, что я люблю девочек, так твои забавы – они от меня в стороне. Но я хочу, чтобы ты мне объяснил: что с тобой происходит?
– В смысле?
– Ну, я хочу спросить: что, ты так и собираешься оставаться в рабстве? Чего ради? Я так понимаю – тебе хотелось бы получать удовольствие от жизни, разве нет?
– Неужели!
– Так брось все. Живи с кем нравится и сколько нравится, находи себе красивых мальчишек, ни в чем себе не отказывай – тебе ведь так хотелось бы жить?
– Так, – кивнул Рекс.
– Ну и все, мой дорогой, значит, в чем у нас проблема? У нас одна проблема – денежки нужны, и побольше! За деньги ты купишь себе все и всех. Когда платишь деньги, тебе все рады, тебя все приветствуют, тебя все замечают! Ну, права я или нет?
– Права, – согласился Рекс.
И тут Мартита раскрыла перед Рексом свой фантастический план, выполнение которого стопроцентно гарантировало Рексу обеспеченное будущее.
Чарлин столкнулась с Мартитой в туалете.
– Ты, сучка, – предупредила Чарлин. – Отскочи!
– Ты это о чем? – холодно справилась Мартита, не сводя с нее глаз.
– Дошли до меня сведения, что ты браконьерствуешь на чужой территории, девуля. Дошли до меня сведения, что ты звонила в рекламное агентство и договаривалась, кого пригласить для коммерческой рекламы. – Глаза Чарлин разгорались как угольки. – Кроме того, ты по просьбе фотографа направила трех лучших наших девушек на вечеринку за сорок долларов в час, чтобы они там разгуливали полуголыми. Учти, сучка, у нас работают модели, а не дешевенькие проститутки!
– Они могли бы и отказаться, если им не по душе такая работа, – холодно ответила Мартита.
– Как ты смеешь лезть не в свои дела? – возмутилась Чарлин. – Окрутить Рекса – это одно, но я-то тебя, старую коблиху, насквозь вижу, как стеклянную! Если у тебя появились мыслишки о том, что ты будешь тут главная, так чем скорее ты их выбросишь из башки, тем лучше для тебя. Да я бы тебя завтра отсюда вышвырнула, если бы нашла замену! Занимайся своей фотографией и не суйся в коммерческую рекламу. И не переходи границу! Держись своей территории, ясно?
– Почему, Рекс? В чем дело?
– Она знает, что делает, Чарлин. Она здорово разбирается в бизнесе. Она может заработать нам миллион.
– Дерьмо от нее будет, а не миллион.
– Ну, послушай ты меня! Я же знаю. А если ты хочешь, чтобы и твои деньги она вложила, так я с ней договорюсь.
– Нет уж, спасибо, – рявкнула Чарлин. – И сам ты еще пожалеешь, что впутался в аферу! Когда без штанов останешься.
– Лапуля, ты просто не понимаешь. У нее есть доступ к рыночной информации.
– Я тебя, Рекс, предупредила. Будь осторожен.
– Я знаю, что делаю. Перестань ты разговаривать со мной, как с маленьким ребенком, Чарлин. Я не собираюсь провести остаток жизни в рабстве. Мне нужен постоянный доход, столько-то в месяц. Мартита выполняет обязанности менеджера. У нее уже все рассчитано. Она заработает мне деньги. И я буду жить, как хочу.
– Хорошо, хорошо, Рекс. Но я согласна ее терпеть только при условии, что она держится в сторонке и не вмешивается в мои дела. Держи ее при себе. Я ее знать не желаю!
Глава IX
Ева занималась своим макияжем, когда Кэрри возвратилась с позднего собеседования по поводу рекламы кухонной политуры.
– Ты сегодня опять встречаешься с Марти? – спросила Кэрри.
Ева оторвалась от зеркала и положила кисточку для туши.
– Он мне очень нравится, Кэрри, но только я скажу тебе, что меня в нем расстраивает.
– Что?
– Он же простой таксист. Ну, ты же понимаешь: ни воспитания, ни престижа. Он в тысячу раз лучше и человечней всех этих лощеных плейбоев, но этого недостаточно. Что за черт! Неужели нельзя, чтобы у человека было и то, и другое, а?
– Ты ведь можешь сочетать и то, и другое. Лощеные плейбои не перестают звонить тебе.
– Я так люблю хорошо одеваться и ходить по интересным местам, – задумчиво говорила Ева. – Я же и сравнить даже не могу те места, куда меня водит Марти, с другими, где бывают богатые. Знаешь, это как падение – садиться в его такси, ехать в закусочную Фила Глюкенстерна на Делани-стрит или развлекаться у Ратнера, у Рапопорта и так далее. Когда у Марти вечерняя смена, он иногда возит меня поесть сандвичей в «Сцену», а самое роскошное место, какое он может себе представить, это «Русская чайная».
Ева откинулась назад и обозрела эффект от своих гримерных усилий.
– Как раз вчера мы с Марти ходили в эту «Русскую чайную», Кэрри. Официант принес нам это блюдо, от которого Марта просто умирает, – блины называется, и вдруг Марти указывает мне на человека за угловым столиком. Это, говорит, сам Леонард Бернстайн! Мне захотелось быстро залезть под стол или провалиться сквозь землю – я знакома с Леонардом Бернстайном, нас познакомили на приеме. Боже, как я перепугалась, что он увидит меня в обществе таксиста Марти, у которого на лбу написано, кто он такой, и начнет недоумевать – какого черта я тут делаю! Ох, да ладно. Хватит разговоров о моих делах, лучше расскажи, как книга продвигается?
– Ничего. Я закончила первый вариант и довольна, но продолжаю работать как бешеная.
– Ты никуда сегодня не идешь?
– Буду дома.
– Если бы только Марти добился успеха, – вздохнула Ева.
– Может быть, и добьется.
– Сомневаюсь.
Ева отложила пуховку и в последний раз проверила, все ли хорошо.
– Я перепугалась, что Леонард Бернстайн увидит нас вместе в этой чайной, но будет гораздо хуже, если я соберусь куда-нибудь с одним из плейбоев, а тот остановит такси, и окажется, что за рулем Марти, и Марти поведет себя со мной, как с доброй знакомой. Я этого больше всего боюсь!
Собственно, это было не единственное, чего боялась Ева: а вдруг Марти узнает, что уже дважды происходило между ней и Элиотом? Господи, какую ошибку она допустила!
Ева вспомнила слова Элиота: «Тантра-йога требует от мужчины самоконтроля. С физиологической точки зрения, удовлетворение ему нужно не чаще раза в месяц». «Везет» же ей! Откуда она знала, что раз в месяц придется на нее? Элиот нашел себе оправдание – видите ли, Ева слишком сильно волнует его!
Ева рассчитывала на какую-то особую терапевтическую технику, а получился самый обыкновенный секс: кстати, Элиот оказался значительно хуже Марти.
Но она-то какая дура – после элиотовского провала она согласилась еще разик попробовать его тантру, он убедил Еву, что беда произошла из-за его растренированности, а в следующий раз все будет по науке. Оказалось ненамного лучше – Элиот удержался, но это и все. Нет, какая же Ева дура – слушать сказки Элиота! Конечно, с Марти она тоже не каждый раз предохранялась, что ее немало беспокоило. Господи, все в жизни – сплошной бред…
Элиот, правда, больше не будет морочить ей голову – он уехал на побережье с курсом лекций, взяв с собой и жену. Грязный китаеза оказался еще и женатиком!
Еву мучил страх из-за того, что она не предохранялась, но еще хуже была ситуация с дядей Наппи.
Ева не имела права так снобистски вести себя по отношению к нему. Разве дядя Наппи виноват, что не получил образования и плохо говорит по-английски? С чего это Ева взяла, будто он способен изменить свою жизнь – в его-то возрасте! Дядя Наппи – иммигрант, он ни в чем не виноват, а Ева отвратительно повела себя с ним.
Терзаемая угрызениями совести, Ева заворачивала за угол, приближаясь к знакомой парикмахерской. Очень давно она сюда не заходила, постыдно давно, слишком давно не виделась с дядей Наппи. Но сейчас у Евы оставался еще целый час до назначенной съемки, она будет проходить совсем близко отсюда – вот Ева и навестит дядю Наппи, скажет ему, что виновата, они помирятся, и потом все будет хорошо!
Ева краешком сознания зафиксировала автомобиль официального вида перед парикмахерской. Вокруг толпились люди.
Что-то заставило Еву насторожиться, она почти подбежала к двери.
– Извините, туда нельзя. Полицейский офицер загородил ей путь.
– Что здесь случилось? Где мой дядя?
– Приказ, мисс. Придется подождать здесь, пока не выйдет следователь.
Офицер старался не смотреть Еве в лицо.
– Где мой дядя?
Из парикмахерской вышел человек, неся в руке черный чемоданчик. Перепуганная Ева бросилась к нему:
– Что здесь происходит? Я пришла повидаться с дядей! Я ничего не понимаю! Скажите, к кому я должна обратиться…
– К следователю.
Ева схватила за рукав человека с чемоданчиком.
– Прошу вас, объясните мне, что происходит? Где мой дядя? В эту минуту из парикмахерской вышли двое с носилками, покрытыми простыней. Они пронесли носилки через проход, расчищенный для них полицией в толпе, и задвинули их в заднюю дверь ожидавшей машины. Ева рванулась к ним с криком:
– Что с моим дядей?
Санитары не обратили на нее внимания, но другой полицейский офицер спросил:
– Вы родственница? – Да!
– Там в парикмахерской мастер, некто Антони Кавальери. Вы знаете его?
– Конечно, знаю, это Тони! Он работает у моего дяди!
– Если вы родственница, можете пройти и расспросить его. Ева побежала обратно к двери, но полицейский снова загородил ей дорогу.
– Келли! – крикнули ему от машины. – Пропусти ее, это родственница! Пусть она поговорит с тем, с мастером.
Тони сидел на одном из парикмахерских кресел, опустив голову и сильно сжав ладони.
– Тони, в чем дело? – закричала Ева.
Тони поднял голову и посмотрел на нее невидящими глазами.
– Нет его больше… Ах, Ева, деточка… – Нет!
У Евы перехватило дыхание.
– Тони, я не могу поверить, расскажи мне, что случилось, Тони, умоляю, расскажи мне, что случилось, я же ничего не понимаю, Тони!
– Он как раз брил клиента. Упал. Вдруг взял и упал. Деточка, я не знаю, как вышло, только он головой ударился о стальную ручку соседнего кресла.
– Тони, почему же они ничего не сделали?
– Они сказали, что он был мертв, прежде чем упал на кресло! Плечи старика затряслись.
– Как мертв? Тони, я не понимаю, как – мертв? Как он может быть мертвым? Как дядя Наппи мог умереть?
По щекам Евы лились слезы.
– Я все вымыл… Столько было крови… Голова раскололась…
– Как же, ты же сказал, он был мертв, прежде чем упал.
– Я говорил, я ему сто раз говорил, надо пойти и показаться доктору, я говорил, а он все не шел, он все время откладывал и откладывал.
– Он болел?
– Было какое-то внутреннее кровоизлияние, а он все не шел и не шел к доктору.
Тони зажмурился, будто стараясь прогнать дурное воспоминание.
– Я ничего не знаю. Я думаю, он умер от сердца. Взял и упал.
– Дядя Наппи!
Ева, слепая от слез, выскочила на улицу и подбежала к обочине. Дверцы машины были уже закрыты, мотор включен.
– Примите соболезнования, мисс, – сказал полицейский. Еву колотило от рыданий. Ей нужен был дядя Наппи – сию минуту, рядом, приветствующий ее своим добродушным смехом! Ева хотела снова услышать, как он напевает итальянские песенки, когда стрижет и бреет клиентов, хотела увидеть обращенную к ней улыбку, хотела услышать его слова: «Деточка, все будет прекрасно!» – хотела узнать, что она прощена… Если бы можно было сказать дяде Наппи, что она совершенно не собиралась игнорировать его все эти долгие месяцы, что она совершенно не желала, чтобы он думал, будто она его стыдится. Ну, как теперь быть – как сказать, что Ева всегда любила его и будет всегда любить его, будет гордиться им, своим дядей. Взять бы его старую руку в свои и наполнить его опять молодой жизнью – поздно!
Слишком поздно.
Машина отъехала от обочины.
