Текст книги "Ловушка для красоток"
Автор книги: Жанна Режанье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
Глава IV
Телефоны, наконец, заткнулись, и Рекс мог перевести дух. Отдышавшись, он решил чуть-чуть заняться собой. По телефону заказал в «Брикшед Хаузе» модные нейлоновые плавки в сеточку, накрасил ногти бесцветным лаком, стал прикидывать планы на вечер. После полицейского налета на излюбленную парную Рекса, когда его фамилия попала в полицейский протокол, ему пришлось залечь на дно. Но миновало уже несколько недель, терпежу больше не было, и Рекс твердо вознамерился сегодня выйти в люди.
По пути в сортир он натолкнулся на Чарлин.
– Сейчас звонила Валери дю Шарм, – сообщила она. – Этой бабе никогда не прибавится ума. Если бы хоть она согласилась на роли домохозяек…
– Если бы! Пусть бы брала пример с Люсиль Греджер, та перешла в другую возрастную категорию и сразу получила рекламу таблеток от головной боли.
– И заработает на таблеточках тысяч двадцать, вот посмотришь! Я всегда радуюсь за девушек, которым достается реклама лекарственных препаратов. Слушай, Рекс, брюки тебе не туговаты?
– Нормально.
– Буквально все просвечивает.
– Именно так мне и нравится! – огрызнулся Рекс и прошел в сортир.
Кто она такая – объяснять ему, как он должен быть одет и что у него может просвечивать, а что – нет! Можно подумать, он совершает смертный грех или нечто в этом роде. Скажи пожалуйста, прятать то, чем Бог его наградил!
Рекс посмотрел на то, чем Бог его наградил, и ему показалось, будто награда вроде как распухла… Он поспешно дернул молнию вниз.
– Ух, ты! – чуть не закричал Рекс. – Что с моим птенчиком?! Он вдвое больше нормального!
Вне себя от волнения ворвался он в кабинетик к Чарлин.
– Слушай, у меня птенчик распух. Его прямо вдвое разнесло!
– Должен радоваться.
– Да нет же, он совсем мягкий!
– А это ты как умудряешься?
– Мне не до шуточек твоих дурацких. Мне к доктору надо! И Рекс бросился к телефону.
Врач объяснил, что у Рекса редкая болезнь под названием «голубые яйца». Рекс решил, что с болезнью не шутят, и уже на другое утро отправился в отпуск, который собирался провести в Пуэрто-Рико, в отеле, где останавливались одни мальчики.
Мимо просвистывали машины, но Ева почти не замечала уличного движения – все ее внимание было сосредоточено на затылке Марти Сакса. Она нервически всматривалась в красноватые следы, оставленные зажившими фурункулами.
Когда она ступила на тротуар, у нее дрожали ноги, и она была совершенно не в силах заставить себя еще раз взглянуть на Марти.
Перед ней простиралась неизведанная земля с неведомыми границами, готовая распахнуться навстречу ее трясущимся губам, рукам, ногам, грудям, бедрам и животу, готовая поглотить ее целиком со всеми внутренностями. Ева так этого ждала, она так к этому готовилась, но ей так страшно!
– У тебя очень славная квартирка, – сказала Ева, когда они вошли, – я тебе не говорила в прошлый раз.
Марти промолчал. Ей хотелось, чтобы завязалась просвещенная и содержательная беседа, но слова как-то не шли на ум, к тому же Ева понятия не имела, о чем бы ей хотелось побеседовать. Чувствуя себя глупо, она перешла на привычное:
– Ты выучил роль?
Марти снял свою кожаную куртку, бросил ее на стул и кивнул.
– Почему ты вечно носишь эту куртку? – ляпнула Ева и прикусила язык, хоть и с опозданием. – Я свою роль всю выучила, – затараторила она, заглаживая неловкость, – и у меня хорошая опора для нее, я имею в виду хорошее эмоциональное воспоминание.
– Хочешь выпить? – буркнул Марти. – Коку или еще что? Виски тоже есть. Немного.
– Хочу, – согласилась Ева. – С удовольствием выпила бы немного виски.
Она села в кресло. В животе тихонько заурчало от страха. Господи, что такое, нужно расслабиться! С другой стороны, не каждый день расстаешься с девственностью. В принципе это должно рано или поздно произойти, она же все это знает, но во всей обстановке есть нечто ужасающе ненормальное: прийти на квартиру к мужчине с заранее обдуманным намерением расстаться с девственностью, но при этом не говорить ему о своих мыслях и расчетах, а просто сидеть в кресле и ждать, как ни в чем не бывало.
Марти подал ей стакан виски со льдом – такой холодный, что Ева насилу удержала его в руках. Ей было ужасно неудобно сидеть со стаканом на весу, но она старалась вести себя светски и небрежно спросила:
– Тебе нравится Нью-Йорк?
– Угу. Город будь здоров.
Ева отпила из стакана. Наверное, было бы правильно, если бы она расспросила немного Марти о его жизни… чтобы хоть не с совершенно чужим человеком оказаться в постели. Ева сказала:
– Расскажи мне о себе, Марти.
– Особенно вроде и нечего. Мне двадцать пять лет, родился в Бронксе, разведен.
– Ты разведен? Я даже не знала, что ты был женат!
– Был. Уже три года, как разведен.
– А ты скучаешь? Ну, по семейной жизни? Или по бывшей жене?
Марти глотнул виски, который он пил неразбавленным, задумался.
– Нет, я не скучаю ни по бывшей жене, ни по семье. Кого мне недостает, так это ребенка.
– Ты что, не видишься с ребенком?
– Умер он.
Ева громко ахнула.
– Главная причина, почему я тогда сорвался в классе. Помнишь? Прямо-таки распался на составные части. Господи!
– Я сочувствую.
Марти покарябал свой ноготь.
– Так жизнь устроена.
Он допил остаток виски.
– Приступим?
Ева подошла к кровати и откинула край одеяла.
– Ты что, прямо так хочешь репетировать?
– Прямо как?
– В платье, туфлях, чулках, лифчике, со всеми украшениями? В классе ты тоже будешь во всем этом дерьме?
– Что ты, нет! В классе я буду выступать в купальном халате.
– Твоя героиня сроду не видела купального халата!
– А в чем я должна, по-твоему, выступать?
– В комбинации.
– Хорошо, раз ты так считаешь.
– Тогда давай оба привыкнем к этому. В смысле, давай репетировать так, как будем выступать.
Марти повернулся к ней спиной и начал раздеваться. Ева умирала от смущения, но напоминала себе, что Марти смотрит в другую сторону. Она скоренько все с себя сбросила, наблюдая уголком глаза за Марти, и нырнула под одеяло в новом белье, специально для этой цели купленном. Интересно, оценит ли он все ее приготовления.
Они начали репетировать, но все время, пока шел диалог, Ева думала только о том, что ожидает ее дальше. Она надеялась, что Марти не замечает ее нервозности.
Роковой момент настал: Марти должен был поцеловать ее. Ева ощутила тяжесть его тела, силу его рук, поцелуи становились все более долгими. Ева чувствовала вкус его толстых губ и какой-то теплый запах, распространившийся в комнате. Горел свет. Ева закрыла глаза – ей не хотелось, чтобы вид лица Марти все испортил.
Руки Марти обследовали ее тело. Частью своего существа Ева наслаждалась прикосновениями, но другой – страшилась продолжения. Она резко втянула в себя воздух, когда он нажал, его настойчивость приводила ее в неодолимый ужас. То, что входило в нее, казалось таким громадным!
– Сухая ты, как выжатый лимон, – сказал Марти. А вдруг она чересчур мала для него? А вдруг он что-то там порвет и будет беда? Или застрянет внутри нее? Ева слышала жуткую историю о том, как в брачную ночь жених застрял в невесте и ничего не мог сделать, пришлось вызывать «скорую», и их вместе увезли в больницу! Говорили, что в больнице оба скончались.
Ева тряслась от ужаса, но знала, что ей необходимо пройти через это. Ей уже очень давно хочется стать женщиной.
– Расслабься, ты слишком напряжена.
– Извини.
– Может, вазелин…
– Вазелин? Зачем?
– Ты в напряжении и совсем сухая. Никакой смазки нет.
– Ты не сердись.
– Не зажимайся так, и сразу станет лучше.
– Я попробую.
– Эй, – тихонько позвал Марти потом. Его глаза с нежностью смотрели на нее.
Ева теперь могла спокойно рассматривать его лицо, не смущаясь никакими оспинками. Она видела только свет в его глазах и мягкий изгиб его рта. Неожиданно Ева подумала о своих родителях: она часто недоумевала, почему ее миловидная мать вышла замуж за отца – человека грубоватой внешности. Сейчас, лежа в объятиях Марти, Ева поняла.
– Мы привыкнем, друг к другу, и будет лучше. Марти нежно и осторожно целовал ее шею, уши и глаза.
– Ты сначала была ужасно зажата. Мы еще не знаем, друг друга, но скоро узнаем, и будет просто прекрасно, вот увидишь.
Еве было так тепло и уютно в его объятиях, их пальцы легонько переплетались воспоминанием о недавней интимности… Какое удивительное чувство – его дыхание, так близко, совсем близко. Быть частью этого тела с его гибкими движениями, слышать биение сердца, наблюдать, как ритмично поднимается и опускается грудная клетка, касаться кожи и волос на груди, отыскивать удобное местечко для головы на его плече. Как все это прекрасно – соответствовать другому человеку! Наконец-то!
Ева получила все, чего ждала, и много больше того, о чем мечтала. Как хорошо, что она избрала именно Марти. Что-то в нем такое – может быть, его одиночество? Боль утраты? Но это «что-то» наполняет его любовью и нежностью. Он сильно отличается от всех мужчин, с которыми Еве приходилось сталкиваться до тех пор.
Новизна вошла в ее жизнь, но за счет утраты чего-то другого. Странное чувство она сейчас испытывает – и сладкое, и горькое, и ностальгическое. Ева снова подумала о родителях.
Когда они были молоды, как она сама теперь, они ее зачали. Она начала путешествие с крохотной точки, потом стала младенцем, потом росла – до этой самой минуты, когда все, что было раньше, осталось навсегда позади. Но ведь именно то, что осталось позади, и сделало ее тем, что она есть сейчас, что же теперь будет с прошлым? Грустно думать, что отныне прошлое будет жить только в ее памяти. А потом и этот день превратится в воспоминание, станет частью памяти.
Ева взглянула на Марта. Он мирно спал, улыбаясь во сне. Ева тоже улыбнулась и уже через минуту крепко спала.
Глава V
Рекс оставил письмо прямо посередине своего стола.
«Дорогой Рекс!
Я сегодня забегал в агентство только ради того, чтобы видеть тебя. Ты утверждаешь, будто ничего не изменилось, с чем я никак не могу согласиться: изменилось очень многое.
Ты знаешь, что я люблю тебя и все в тебе, люблю таким, какой ты есть, люблю все, что делает тебя Рексом Районом. Получилось, что я люблю тебя тем больше, чем чаще вижу. Моя любовь не изменилась, разве только усилилась. Если есть надобность объяснять, почему я сейчас подчеркиваю это, я скажу – из-за перемен в тебе. После возвращения из Пуэрто-Рико ты сосредоточился на определенных аспектах своего сексуального поведения до такой степени, что счел нужным даже просветить мой невежественный разум. Я знал о твоих наклонностях еще до того, как узнал, что тебя зовут Рекс. Именно поэтому я согласился на встречу с тобой в баре для мальчиков. Я стал твоим другом, твоим любовником, я тебе исповедовался, я плакал на твоем плече – и любил тебя сильней, чем мог выразить словами. Теперь я столкнулся с новым аспектом твоего существования, который мне еще больше по душе, но ты напуган. Ты говоришь, что тебе известна твоя сущность. Угомонись, я тоже ее знаю и еще больше люблю тебя за это. Что до меня, то разница между гомосексуальной и гетеросексуальной любовью так же значительна, как разница между туалетными комнатами для мужчин и для дам. По закону полагается устраивать раздельные комнаты, но единственная разница – знаки на дверях. Внутри – одно и то же. Гетеросексуальностъ не может обеспечить нормальных половых отношений. Гомосексуалам доступно удовлетворение, и они получают его – в этом все дело.
Конечно, многие из так называемых гетеро тоже что-то для себя имеют, но я полагаю, это не имеет значения, верно? В любом случае, я не понимаю логики твоих поступков и не думаю, что это существенно. Почему ты боишься любви? Почему ты так зациклен на себе? Может показаться, будто стыдишься любить меня. Я тебя только об одном прошу: доверься мне хоть немножечко. Я не ребенок. Я знаю, что такое жизнь. Не отталкивай меня – вот этого мне не вынести. И я не верю, что тебе не нужен, – возможно, это бальзам, которым ты хочешь утишить больную совесть. Ты замечательный человек, в тебе столько любви, что с твоей стороны почти эгоистично держать ее всю в себе. Я хочу только одного – разрядить напряженность, которая так и чувствуется в атмосфере. Я хочу опять увидеть сияние на твоем лице и блеск в твоих глазах, когда они обращены ко мне. Да знаешь ли ты, что с самой среды ты ни разу не поцеловал меня, а раньше поцелуи были естественны, как песня? Если дело не в страхе, не в чувстве вины – то объясни мне, что вызвало перемену в наших отношениях?
Оратор».
От чтения этого письма у Чарлин мурашки по коже побежали. Сколько лет близости к Рексу, сколько лет совместной работы – она привыкла воспринимать его половые склонности как нечто данное. Но вот это письмо вдруг придало новую реальность извращенности Рекса, сделало ее чуть ли не интимной. Чарлин почувствовала, что это каким-то образом касается и ее. И передернулась.
Рекс, безусловно, имеет право на свои штучки. Но никто не Давал ему права ни щеголять гомосексуальностью, ни вовлекать в нее тех, кто не разделяет его вкусов. Черт побери, почему он не держит на стороне своих дружков-педрил и переписку с ними?
На столе Рекса замигал телефон, и Чарлин взяла трубку.
– Алло… А, Лэрри, как дела?
Звонил Лэрри Рид, один из вице-президентов фирмы «Хинсдейл и Смит».
– Чарлин, ну милая моя, ради Всевышнего, перестань ты присылать ко мне всех этих педиков!
– Каких педиков, Лэрри? О чем ты говоришь, я никогда к тебе не присылала никого из этой публики!
– Ты не присылала, так, кто их прислал ко мне?
Рексовы фокусы, проклятый Рекс – опять он за свое. Черт бы побрал всю эту голубую рать!
– Лэрри, я приношу извинения. Произошла ошибка.
– Хорошо, Чарлин, но больше ни одного педика! Ты поняла меня – ни единого!
Чарлин подумала о своем дорогом партнере, которому она старалась заменить родную мать: и какого же монстра вскормила она на собственной груди?
Усилием воли Чарлин заставила себя снова взяться за телефон: прошло уже больше трех недель, а в агентстве до сих пор ничего не известно о решении, принятом Полли ван дер Хейвель из «Аккермана и Брюса». Странно. И требует проверки.
– Ну, Чарлин, ну, лапка, – запел в трубке манерный голосок Полли, – ну ты же должна понимать, почему я не звонила. Что же это такое: после того, как я тебя настоятельно попросила прислать не более трех девиц, ты говоришь мне: «Да, конечно!» – и тут же присылаешь дюжину!
Опять Рекс! Опять Рексовы фокусы!
Чарлин прошла к себе и налила полный стакан виски. Только успела она допить порцию, как в дверях появилась Кэрри.
– Моя красавица! – приветствовала ее Чарлин. – Тут тебе оставили записочку. Некто Джерри Джексон.
– Ах да, – сказала Кэрри. – Он мне звонил домой.
– Полагаю, не по делам.
– Полагаю, нет.
– Чем ты сейчас занимаешься? Что-нибудь интересное?
– Позирую для портрета, который пишет с меня Роджер Флорной. Помнишь, мы с ним встречались на этой сумасшедшей вечеринке с колдунами? Так он не забыл, что взял с меня обещание позировать. Уже начал работу.
– Старый козел.
– Они все козлы.
– Флорной козлее других. Он еще не допек тебя?
– Пока вроде нет. Знаешь, он занятный – все эти его воспоминания о литературной жизни времен его молодости. У него очень живая память, он прекрасный рассказчик, так что мне с ним интересно.
– А книга как?
– Работаю. Уже кое-что есть. Со временем туговато, но бывают паузы, и тогда я стараюсь не отрываться от рукописи.
– Детка, не отрывайся!
Письмо не шло из ума Чарлин, мысль о нем мучила ее весь день. Незачем было отпускать Рекса в эту его парную, пусть бы сидел на месте и работал! День, как на зло, выдался жуткий, настроение у нее под стать дню. Чарлин сильно хотелось выпустить пар.
Рекс возвратился на работу не один, а в сопровождении Брэдфорда Шварца – очередного возлюбленного.
– Мне с тобой надо поговорить, Рекс, – встретила его Чарлин. Рекс мгновенно учуял неладное и попросил Брэда заняться собаками.
– А мы с тобой, – сказал он Чарлин, – сходим в «Уоллгрин» и перекусим там.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь можешь пригласить в приличное место? – буркнула Чарлин. – Вечно эти дешевенькие забегаловки!
– Хорошо, хорошо! Пойдем еще куда-нибудь.
– Хорошо бы пообедать по-человечески.
– Пообедать хочешь? – Рекс посмотрел на часы. – Половина шестого. Можем сходить в кафетерий к «Гектору». Там подают комплексный обед в это время.
– Послушай, Рекс, – приступила Чарлин, – следи за своими поступками. Если дать тебе возможность делать что в голову взбредет, одному Богу известно, какая судьба ждет агентство.
Они ели бефстроганов у «Гектора».
– Начнем с твоей неосмотрительности: Барбара Лонгуорт просит у тебя деньги на лечение больного мужа, и ты готов их послать ей. Если бы об этом пронюхали ищейки из Лицензионного бюро, мы могли бы распрощаться с нашим высоким рейтингом. Я тебя просто спасла в тот раз. Теперь у тебя опять крыша поехала – ты шлешь Полли ван дер Хейвель взводы моделей, когда она предупреждает, чтобы больше трех не присылать.
– Мне эта баба вообще опротивела!
– Мне тоже, но мы оба знаем, что без Полли нам не обойтись, а ты ведешь себя так, что она скоро начнет передавать заказы другим агентствам. И, наконец, Рекс, насчет педерастов.
Чарлин неохотно ковырялась в лимонном пирожном. Рекс смотрел на нее с нескрываемым раздражением.
– Тебе прекрасно известно, что стоит тебе направить на работу одного из твоих дружков, его заворачивают прямо с порога. Это случалось уже столько раз, что ты должен бы понимать, в чем дело. Я устала исправлять твои ошибки. – И Чарлин яростно разрезала пирожное. – Мне осточертела вся эта дешевка! Постыдился бы, Рекс! Что сказала бы твоя мама, если бы увидела тебя?
– Перестань впутывать в эти дела мою маму! – вспыхнул Рекс. – Я уже давно не мальчик и могу поступать по собственному усмотрению. Да и кто ты такая, чтобы воспитывать и учить меня жить? Я Рекс Райан!
– Скажи, пожалуйста, Господь Бог.
– Заткнись, Чарлин! Заткнись, а то пожалеешь!
– Да не заткнусь я! Я и так слишком долго терпела все эти фокусы! Агентство существует и действует только благодаря мне. Мне надоела, к чертовой матери, твоя инфантильность, твоя безответственность, паскудность твоего окружения! И мне надоело нянчиться с тобой, малыш!
– И не надо! Ты же мне жить не даешь!
– Ты пытаешься устроить на работу всех этих гомиков, потому что рассчитываешь, что они переспят с тобой в благодарность. Это просто смешно, Рекс! Их никто на работу не возьмет, никому они не нужны, а ты ставишь под удар свою репутацию. Слишком много я вложила в это агентство, чтобы позволить тебе пустить все под откос из-за того, что у тебя сексуальные проблемы!
– Ты меня просто ревнуешь! Ты ревнуешь, потому что ты уже старуха, потому что у тебя все давно пересохло и сморщилось, потому что с тобой ни один не ляжет, хоть ты ему за это приплати. Не смей даже заговаривать со мной, не смей касаться моих сексуальных проблем! Это у тебя проблемы, это ты платишь деньги кобелям!
Глаза Чарлин опасно засверкали.
– Вонючка ты маленький…
– Ты вбила себе в голову, что способна руководить моей жизнью. Да меня от одной мысли тошнит, хватит с меня мамочек, оставь ты меня в покое, наконец!
– Педрила, да ты пропадешь без меня!
– Пошла ты!
– Педрила, вонючий педрила!
– Заткнись… Я тебя предупреждаю…
– Педель!
– Заткнись!
Рекс схватил со стола нож и замахнулся.
– Изуродую!
– Ты что, совсем спятил? Совсем спятил?
Перепуганная Чарлин, отчасти еще и наигрывая страх, громко завопила, прикрывая ладонью лицо. За соседними столиками привстали, оглядываясь на них.
– Возьми свои слова обратно! – Рекс не выпускал нож из рук. – Не возьмешь обратно – пожалеешь!
– Помогите, помогите! Он сошел с ума! У него приступ! Рекс, твоя мама всегда переживала из-за твоих приступов! Помогите! Да не мне – он нуждается в помощи!
– Ну…
Рекс бросился на нее с ножом, но его успели схватить сзади и удержать. Чарлин скулила от ужаса.
– Спасибо, спасибо, вы спасли мне жизнь, – бормотала она.
Дрожащими руками Чарлин собрала свои вещи и заспешила к выходу. Багровый от ярости Рекс, которого с трудом удерживали два дюжих официанта, вопил ей вслед:
– Ну, я тебя достану! Не попадайся мне на глаза! Увижу – на месте убью!
Глава VI
Зеркала от пола до потолка закрывали все стены просторной мастерской. Из стереофонических динамиков плыли звуки «Медитации» из «Таис». Роджер Флорной быстро работал, издавая странные звуки: похрюкивал, покашливал, посапывал, периодически начиная что-то бормотать себе под нос. Он был одет в твидовый, видавший виды пиджак, из-под которого виднелась незастегнутая рубашка и свитер с треугольным вырезом.
Работа поглотила его. Он прищуривался то на Кэрри, то на мольберт и все похрюкивал и посапывал. Наконец он остановился и четко произнес:
– Вот так! Нашел, что искал!
Роджер расслабился, заулыбался и принялся за истории полувековой давности.
– Как раз в то время я познакомился с Джеймсом Джойсом, – рассказывал Роджер Флорной.
– Это, наверное, было очень интересно.
– Что было, я плохо помню, поскольку я был тогда по уши влюблен в редкостно красивую иранку. Хм. Чуть повыше подбородок, ага, вот так… Прекрасно… Хм… Просто прекрасно.
Неожиданно его глаза сузились, будто на своем мольберте он увидел Кэрри, рождающейся заново. Он смолк и посмотрел на Кэрри из-под нависших морщинистых век. Почесал лысину, покрытую пигментными пятнами, закурил сигарету.
Рука его подрагивала.
– Похоже, на сегодня хватит, – сказал он.
Провожая Кэрри к выходу, он положил ей на плечо дрожащую руку и со странным выражением пробормотал:
– Какое красивое у тебя лицо. Хм… И глаза, глаза тоже красивые. Да-да. Ты ослепительно хороша собой.
«Это говорит уже не художник, – подумала Кэрри, – это говорит распутник с сорокалетним стажем, автор множества порнографических книг».
Он приблизился к девушке и взялся руками за ее лицо.
«Бедняга, – думала Кэрри, – он непоправимо стар. Я не сумею отказать ему. Не поцеловать его было бы жестокостью». Она должна проявить милосердие.
Все это время Роджер сопел и похрюкивал. «Бедный Роджер, бедный Роджер», – повторяла про себя Кэрри. Будто смыкались десятилетия, уходящие в туман и пыль прошлого пожелтевшие книжные страницы, засушенные цветы, салфеточки в кофейных пятнах – какая грусть. И этот человек, сморщенный и дряхлый, по-особому тощий – худобой глубокой старости, когда кожа приобретает ломкость мумии. Костлявые руки, цепляющиеся за нее в попытке обнять, хриплое дыхание, рвущее грудь… Какая грусть…
Так заканчивается жизнь, так нелепо выглядят к концу жизни былые великие любовники.
Кэрри порадовалась тому, что к концу близилась и работа над портретом.
Чарлин попробовала повернуться на правый бок, но ее пронзила острая боль под правой грудью. Ах ты, проклятая печень!
Она, Чарлин, должна валяться в этой мерзкой больнице, пожелтевшая и несчастная. Цирроз. Вот дерьмо! Зазвонил телефон.
– Чарлин, приветик! – раздался голос Долорес.
– Привет, привет! Как себя чувствует будущая мамаша?
– Да черт с ней, с мамашей! У меня все нормально, это ты больна. Расскажи, что с тобой приключилось?
– Печенка проклятая. У меня распухли ноги, и я переполнена жидкостью. Печень разнесло до диких размеров! Ну на черта мне понадобилось есть эти яйца?
– Какие еще яйца?
– Лесли повела меня обедать, а я, дура, заказала яйца по-бенедиктински. Такая глупость! Я же прекрасно знала, что у меня и без того перебор холестерина. Печень не выдержала, и теперь я вся ярко-желтого цвета.
– Что говорят врачи?
– Всякое дерьмо говорят. Не те анализы, не те энзимы – все у меня не то!
– Лапуля, а может, и правда пора сократиться с выпивкой?
– Шутить изволите? Они мне прямо сказали, что если я не брошу, мне конец! Ну, я решила, что раз все равно конец, так не один ли черт?
– Когда они тебя собираются выписать?
– По мне, так хоть бы и завтра! Но на самом деле, я думаю, что пройдет не одна неделя, пока они откачают всю эту жидкость из меня. Господи, ты бы видела, на кого я похожа! Одно хорошо – эта история помирила нас с Рексом.
– Да?
– У нас же произошел скандал – обязательный ежегодный скандал. Но он мне позвонил, и мы помирились.
– Надеюсь, ссора не из серьезных?
– Да нет. Обычная история. Раз в год мы обязательно скандалим, а потом обязательно восстанавливаем отношения.
– Слава Богу. Вот уж не хотела бы, чтобы вы с Рексом прервали совместную работу!
– Ладно, расскажи, как ты, лапка. Что новенького?
– Все в полном порядке. Хорошо бы, конечно, не таскать в себе такой груз – я же как слониха! Но после родов я сразу опять возвращаюсь к работе. Я приведу себя в наилучший вид, Чарлин, вот увидишь!
– Буду ждать с нетерпением, киска, – сказала Чарлин и бросила трубку, потому что боль снова пронзила ее как ножом.
Ева была загружена, как никогда раньше. Собеседования, телеигра, бесконечные приемы и, конечно, роман с Марта Саксом. Кроме всего, еще класс актерского мастерства и занятия тай-чи-чуань, над которыми Марта издевался. Марта утверждал, что дело не в каком-то там тай-чи – как его, – а в нормальной половой жизни – вот почему она просто сияет красотой и свежестью! Ева действительно неслыханно похорошела и расцвела. Однако она не видела оснований относиться с недоверием к Элиоту By, который уверял ее, что причина ее отличного самочувствия именно в занятиях: если только она будет регулярно делать ежедневные упражнения, то ее нервная система придет в состояние полнейшего равновесия и останется такой на всю жизнь.
В один из вторников после занятий Элиот пригласил Еву в китайский ресторанчик за углом.
– Нет никакой надобности в старении, – говорил он, проглядывая меню. – Организм этого не требует. Я сожалею только о том, что раньше не занялся тай-чи. Мне было пятьдесят восемь лет, когда я начал делать упражнения, но в результате постоянной практики я становлюсь все моложе и моложе.
– Я не могу поверить, что вам уже под семьдесят! – сказала Ева.
Элиот обнажил в улыбке свои желтоватые лошадиные зубы.
– Как вы относитесь к фу-чжоу с яйцом?
– Я не знаю.
– Советую попробовать. Думаю, вам понравится.
– Не возражаю.
Подошел официант, и Элиот продиктовал ему заказ. Опершись локтями о стол, он снова улыбнулся Еве и сказал:
– Вы мне рассказывали, что вас когда-то мучила проблема избыточного веса. Остаточные явления этого я вижу и сейчас. Состояние вашей нервной системы выдает склонность к тучности.
– Господи, этого еще не хватало! – всполошились Ева. – Почему вы так думаете?
Очки Элиота сползли на самый кончик его носа.
– У тела нет секретов от меня. Я по движениям человека могу все рассказать о нем. Но вам незачем беспокоиться, мы возьмем эту вашу склонность под контроль.
Он поправил очки и опять улыбнулся.
– Сколько времени это займет?
– Инь и янь должны быть приведены в состояние полного равновесия. Как только это произойдет, у организма не будет больше склонности к нарушению равновесия. Изучая ваш организм, я обратил сугубое внимание на…
– На что? – с жадностью спросила Ева.
Официант принес еду. Элиот подождал, пока тот расставит тарелки и разложит фу-чжоу, и только потом продолжил:
– Могу ли я задать вам ряд вопросов интимного характера?
– Конечно.
Еву немного встревожил и конфиденциальный тон Элиота, и серьезное выражение, появившееся на его лице.
– У вас есть близкий друг? Ева покраснела и кивнула.
– Я имею в виду человека, с которым вас связывают интимные отношения.
Ева покраснела еще сильнее.
– Я так и понял.
Не обращая внимания на дымящийся на тарелке фу-чжоу, Элиот поднял глаза к потолку и задумчиво поджал губы. Затем он внимательно посмотрел на Еву.
– Думаю, вам нужно позаниматься тантра-йогой, – изрек он.
– Тантра-йога? Что это?
– Особая разновидность йоги, известная только посвященным, тем, кто прошел ритуал инициации.
– Я вас не понимаю.
Очки Элиота опять сползли на кончик носа. Он снял их, подышал на стекла и тщательно протер салфеткой.
– Тантра есть метод, через который организм достигает равновесия. Уравновешивая действие инь и янь, тантра приводит в равновесие и нервную систему.
– Но я считала, что для этого предназначены упражнения тай-чи, разве нет?
– Конечно. Конечно же! – согласился Элиот. – Но мы заинтересованы в скорейшем достижении результатов, а использование приемов тантра-йоги в сочетании с тай-чи помогает этому.
Элиот вздел очки на нос и наклонился к Еве.
– Тантра есть нечто совершенно отличное от обычных половых отношений – того, что Запад понимает под половыми отношениями. Ну уж если быть до конца честным, то я должен вам сказать, что сексуальная практика Запада, как правило, для организма вредна.
– Вредна? – испугалась Ева.
– Совершенно верно, вредна. Обычные половые отношения разрушительным образом воздействуют на нервную систему.
Он доел фу-чжоу и аккуратно вытер губы.
– Что касается тантры, то она должна быть идеальна и для вашего здоровья в целом, и в особенности для полного устранения вашей склонности к тучности. Я вижу, что ваш организм требует этого особого метода.
Ева залилась краской.
– Вам незачем конфузиться. Мы с вами обсуждаем совершенно естественные и здоровые вещи. Запад соотносит секс либо с лицемерием, либо с распущенностью. И то, и другое в равной мере неверно. Для тантрика же секс соотнесен со здоровьем и религией. Это предмет священный. Посвященный в тантру годами трудится под наблюдением учителя, прежде чем будет признан готовым к совершению ритуала Пяти истин.
– Что это такое?
– Я не вправе раскрывать секреты посвященных, – скромно сказал Элиот.
Ева задумчиво уставилась в свою тарелку.
– Что говорить, – сказала она наконец, – мне очень хочется, чтобы мой организм был в равновесии и чтобы нервная система была в порядке, очень хочется избавиться от проблемы веса, быть здоровой и молодой. Но то, о чем вы говорите, это настолько необычно! Я думаю, мало кто знает об этих методах?
– Крайне мало.
– Значит, найти человека, который знает… умеет это делать, было бы нелегко?
– Но и менее трудно, чем вам кажется.
Элиот воровато огляделся по сторонам, перегнулся через столик, глядя прямо в глаза Евы, объявил:
– Лично я владею этим искусством.
«При изобилии примет материального комфорта – как мало семейных очагов! В их создании и заключается роль женщины, которая должна быть душой дома, кормилицей и жизнедательницей, она есть центр, из ее утробы и грудей исходят сила, нежность и сострадательность, делающие мужчин и детей сильными и надежными.
В наше время лишь немногие женщины используют возможности, от природы заложенные в них. Можно понять – условия их жизни почти не допускают этого.
Занятно сейчас думать о том, что, прежде чем восторжествовали боги-олимпийцы, верховным божеством было женское начало. Женщина была символом власти, она была законодательницей, она была повелительницей в семье и обществе. Лишь позднее мужчины подчинили их себе, отвели женщинам вторичные роли, и женщины – извечные миротворицы – приняли новые законы.
