Текст книги "Ловушка для красоток"
Автор книги: Жанна Режанье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
Глава XXII
У Брюса было назначено несколько деловых встреч, и он не мог поехать на ипподром. Теперь он сидел в машине, погруженный в чтение утренних газет, где были опубликованы результаты вчерашних бегов.
– Кто мог бы подумать! Кобыла обошла Темного Танцора в восьмом заезде. Хорошая выдача была!
Ева промолчала.
– В субботу никак нельзя опоздать, – твердо объявил Брюс. – Разыгрывается призовой фонд в сто пятьдесят тысяч долларов.
Такси остановилось у Евиного дома, Брюс торопливо поцеловал ее в щеку.
– Утром дай мне знать о твоих планах на день. Если ты свободна, мы поедем на эти бега. У меня пока не было времени досконально разобраться в ситуации, но, судя по утренним газетам, там будет интересно. Надо выяснить, кто привезет эти большие деньги.
– Хорошо, – ответила Ева, возвращая поцелуй.
До чего же равнодушными стали эти поцелуи с тех пор, как лошади отделили ее от Брюса!
Если бы хоть Брюс сказал, что любит ее. Но он даже на эту малость не способен. Дни шли за днями, и у Евы крепло ощущение, что она превращается для Брюса просто в удобную и необременительную привычку. Быть рядом с ним, показываться с ним в обществе, но помнить, что он поглощен своей единственной подлинной любовью – лошадьми. Даже постель ничего не меняла и больше не соединяла их.
Нарастающее отчуждение, ощущение собственной необязательности при Брюсе не давало Еве покоя ни днем, ни ночью, но она не могла себе позволить выказать разочарование. Не будь Брюса рядом, Ева не могла бы оплачивать ни нынешнюю прекрасную квартиру, ни няню для Эндрю, ни прочие вещи, к которым стала привыкать. Ева помнила и о другом – появляясь на людях с Брюсом, она повышала свой престиж. Ну, кто она такая без него? А так все знают, что Ева – его пассия.
На день рождения и на Рождество Ева получила в подарок от Брюса акции его фирмы, на дивиденды от которых она могла рассчитывать до конца своих дней. Ей вообще ни в чем не было отказа. Возможно, щедрость Брюса проистекала из его чувства вины перед Евой – он же понимал, что мало уделяет ей внимания. Как бы там ни было, Ева помнила, что материально устроена гораздо лучше многих.
Ева на цыпочках прошла в детскую, чтобы не разбудить няню, и легонько коснулась сына губами. Так же осторожно она прокралась к себе.
Минул еще один день. Типичный день из жизни Евы Парадайз: встать на рассвете, носиться по собеседованиям и съемкам, выполнить кучу мелких дел, сделать покупки, встретиться с Брюсом и пойти с ним в ресторан – на счастье, сегодня ее хоть от бегов избавили! – провести вечер в обществе Брюса и его клиентов. Боже мой, какая тоска! А с другой стороны, Ева уже достаточно хорошо разбиралась в нью-йоркской жизни, отдавала себе отчет в том, насколько ей повезло с Брюсом: красив, богат, престижен, умен, интеллигентен, обаятелен, сексуален. Всех знает, и все знают его. Конечно, не того Брюса, которого так хорошо изучила Ева, – никто же не подозревает, до чего он невыносим со своими лошадьми, как скучно присутствовать при его деловых переговорах, как редко сексуальный Брюс Формен проявляет активность в постели, как Еве тошно без любви и внимания.
Ева тщательно нанесла кольдкрем на лицо и шею, выключила верхний свет, зажгла настольную лампочку в надежде, что чтение поможет ей заснуть. Ее внимание привлекли заманчивые фотографии в журнале, она стала читать статью, и ей захотелось побывать во всех замечательных местах, о которых шла речь. Поехать на Бычий остров в Южной Каролине, где песок и сосновые рощи, где старые замшелые дубы и лианы, где бамбук и дюны, и останки кораблей, погибших в кораблекрушениях, и развалины форта, некогда выстроенного пиратами. Ева ясно видела прохладные озерки с водяными лилиями.
А можно съездить посмотреть омаровые пруды в Кампобелло, Олений остров, Нью-Брунсвик, Большие водопады – да, и еще старинные сады в Билокси, штат Миссисипи. Дикий и пустынный остров Окрасоке в Северной Каролине или пуэбло в Нью-Мехико. Можно шататься по приморским барам и есть креветок на Гранд-Аил в Луизиане, жить среди камелий, жасмина и магнолий в Фэрхопе, штат Алабама, посещать казино и пляжи в Байю-ла-Батт…
Что бы она ни отдала за возможность побывать в этих местах, поездить по Соединенным Штатам – просто сесть в машину и проехаться по всей стране. Мир огромен, а жизнь Евы так ограниченна – Ева ведь ничего не знает о том, чем живет белый свет за пределами Нью-Йорка. Сняться бы с места, забрать с собой Эндрю, вырваться на свободу и посмотреть мир. Перестать чувствовать себя узницей ненавистной ситуации и ненавистного образа жизни. Но разве Ева в состоянии сделать это? Что из того, что ей удалось отложить восемнадцать тысяч долларов?
Кто знает, как сложится жизнь дальше, нужно ко всему быть готовой, рассчитывать на появление еще одного Брюса Формена едва ли стоит. Правильно говорила Чарлин: нужно иметь финансовое обеспечение, которое способен дать только мужчина, без этого Еве не прожить с комфортом, к которому она уже привыкла.
Ах, если бы можно было посоветоваться с Чарлин! Если бы не погибла Чарлин! Ева иной раз просто не знала, куда ей толкнуться без нее. Какую пустоту в ее жизни оставила эта нелепая смерть! Еву Парадайз сотворила Чарлин, она вылепила ее, так что без Чарлин Ева превратилась в горстку праха и понятия не имела, сумеет ли восстановить себя и жить самостоятельно.
Она выключила свет. Сон не шел и, глядя в потолок, Ева пыталась успокоиться, пыталась внушить себе надежду на то, что каким-то образом все уладится, произойдет что-то хорошее, и жизнь потечет по другому руслу.
Вдруг старая, полудетская молитва всплыла в памяти, и Ева стала жарко, безмолвно молиться:
– Святая Юдифь, покровительница отчаявшихся, внемли моей мольбе и отзовись на мои слезы. Наставь меня на путь истинный. Пожалуйста, святая Юдифь, помоги мне, пожалуйста!
И облегчение снизошло на нее. Она так давно не взывала к своей святой и теперь ощутила тепло и надежду. Странно, образ жизни, который она вела с тех пор, как стала моделью, как будто убедил ее в архаичности и узости католичества, в его ненужности для современных людей, но на поверку оказалось, что истину и суть Ева нашла именно в вере. Возможно, ей уже никогда не возвратиться к вере ее детства и юности, но друг ее, святая Юдифь, навсегда останется в ее жизни. И слава Богу, и спасибо!
Святая наставит ее, она поможет ей избрать правильный путь – Ева больше не сомневалась в этом.
Утешенная и успокоенная, Ева перевернулась на живот и крепко заснула.
Кэрри просматривала вечерние газеты, как вдруг ее внимание приковала к себе заметка на третьей полосе:
«ТАЙНАЯ БИРЖА В РЕКЛАМНОМ АГЕНТСТВЕ.
Мартите Стронг, 42 года, содиректору агентства «Райан-Стронг», одной из ведущих нью-йоркских организаций коммерческой телерекламы, было сегодня предъявлено обвинение в мошенничестве и проведении нелегальных биржевых операций. Основанием послужили жалобы большого числа частных инвесторов.
После расследования, проведенного властями, обнаружилось, что мисс Стронг, которая всего полгода назад вошла в руководство агентства «Район-Стронг», занималась биржевыми операциями без брокерской лицензии. Махинации принесли ей и пока еще не названным партнерам за три года свыше двух миллионов долларов.
Партнер мисс Стронг по рекламному агентству Рекс Район утверждает, что ему не было известно о том, что она использовала агентство как ширму для противозаконных операций, равно как и то, что мисс Стронг организовала в помещении агентства притон для азартных игр, функционировавший по вечерам. Район вызван в суд в качестве свидетеля обвинения.
Мистер Район заявил иск против мисс Стронг, обвиняя ее в присвоении мошенническим путем принадлежащих ему ста тысяч долларов.»
– Я так понимаю, что нам придется подыскивать себе новых агентов, – сказала Долорес Кэрри по телефону. – У Рекса временно отобрали лицензию. Временно, но я не думаю, что он возвратится в наш бизнес.
– Почему?
– Видимо, старый гомик оставил ему такую кучу денег, что Рексу больше незачем работать. Уедет куда-нибудь в Акапулько, будет покупать себе молоденьких мальчиков с классными ротиками и попками и заживет роскошной жизнью бесхребетного стареющего развратника.
«Бедный Рекс, – подумала Кэрри. – Возможно, он действительно бесхребетный развратник, как назвала его Долорес, но к нам ко всем он бывал неизменно добр, проявлял неизменную галантность, никогда не отказывал в профессиональной помощи». Кэрри стало жалко Рекса, жалко, что он попал в беду.
– Ну, в любом случае это уже не моя проблема, – продолжала Долорес. – Я закрываю дом в Нью-Йорке и переезжаю в Лондон. Вот где жизнь идет!
– Когда же ты уезжаешь?
– Как только улажу здесь дела.
Кэрри едва успела положить трубку, как телефон снова зазвонил. На сей раз это был ее литературный агент:
– Кэрри, где вы были, я вас весь день ищу!
– Бегала. С одного собеседования на другое.
– Можете больше не бегать. Я нашел вам издателя, который готов заключить авансовый договор на книгу. Десять тысяч долларов.
Кэрри потеряла дар речи. Придя в себя, она еле выговорила дрожащим голосом:
– Повторите, что вы сказали! Я не ослышалась?
После разговора с агентом Кэрри долго сидела, не двигаясь, прислушиваясь к ощущению счастья… Она будто замерла на распутье.
Телефонный звонок.
– Кэрри?
– Я слушаю.
– Это Питер Телботт, помните?
Глава XXIII
– Объявляется посадка на рейс «ТВА-704» на Лондон, выход тридцать второй!
Долорес повернулась к Фионе и обняла ее.
– Береги себя, любимая, – сказала Фиона.
– Приезжай скорей. Я буду очень тебя ждать! – Долорес ступила на эскалатор.
Фиона прощально взмахнула рукой.
«Лондонский туман, тоскливый, как дурман…» Черт, откуда взялась эта песенка, которая уже несколько дней покоя не дает ей! Она приняла мудрое решение. Лондон – это именно то, что доктор прописал. Нью-Йорк уходит в прошлое, теперь это вторая лига. Театр контролируется бизнесменами, туда не пробиться, это не будущее для Долорес. А вот в Лондоне, если потянуть за нужную веревочку, американка может круто пойти в гору – как в театре, так и в обществе. Лондон превратился в Мекку для престижных людей мира, там Долорес будет находиться вблизи от Парижа и Рима, перезнакомится с крупными европейскими кинопромышленниками, понравится им – европейцы падки как раз на ее тип красоты. Долорес с ее деньгами, с ее светскостью – нет, там ей не придется конкурировать с драными старлетками.
Как это прекрасно – совсем скоро начнут осуществляться все ее планы. Неужели придет время, когда ей захочется еще большего? Карьера киноактрисы, прелестный домик в Мэйфере, богатые, светские, престижные друзья, шик европейской моды, поклонение, обожание. Наконец-то горизонт приближается к ней, и Долорес всеми порами ощущает его реальность. Надо будет с умом начать принимать, чтобы весь Лондон рвался получить приглашение на прием к Долорес Хейнс!
Фиона, Тина и няня Тины скоро переедут тоже. Но она не будет терять времени, не будет дожидаться их, а сразу начнет действовать. Долорес совершенно случайно натолкнулась в Дубоном зале «Плазы» на старого знакомого – на Мела Шеперда. Мел переселился в Лондон и уже начал выпускать фильмы. Он дал Долорес номер своего служебного телефона и несколько раз повторил: звоните мне сразу!
Прошлой весной одну из его картин выдвигали на Оскара, Мел – ценный контакт, который может весьма и весьма пригодиться ей. Что он надеется с нее получить, было ясно по тому, как он пялил на нее глаза. Господи, да если бы ему не на самолет, он бы немедленно зазвал Долорес в свой номер! Ну уж нет, она хорошо знает этот типаж, и отныне игра пойдет по тем правилам, которые установит Долорес.
Она с улыбкой вспомнила слова Мела: «И вдруг я увидел вас – как будто солнце засияло сквозь лондонский туман!»
Взревели моторы, самолет побежал по взлетной полосе, остановился, напрягся и взмыл в безоблачное небо.
– Кэрри, как я рада за тебя! – возбужденно говорила Ева. – Ты знаешь, я сначала просто своим ушам не поверила!
– То же самое было со мной, – усмехнулась Кэрри и убрала сумочку со стола, чтобы освободить официанту место для миски горячего лукового супа.
– Ты продала рукопись книги, ты на пути к славе и богатству, так что, я думаю, ты теперь уедешь отсюда и станешь как те знаменитые писатели, которые так романтично жили в Париже, да?
– Нет. Ты удивишься, потому что я тебе никогда об этом не говорила, но у меня другие планы: я вступаю в Квакерскую группу по урегулированию общинных конфликтов.
– Что? А что это такое?
– Группа, которая занимается ненасильственным разрешением конфликтов и кризисов.
– Должно быть, интересно. А как это делается? Понимаешь, у меня нет ни малейшего представления об этом. Расскажи.
– Есть целая и весьма разнообразная программа. Существуют группы действия, которые помогают разрядить напряженность во взаимоотношениях, скажем, общин, враждующих между собой и готовых перейти к насилию и к беспорядкам, разработаны методы для предотвращения напряженности типа работы в городских кварталах, где назревает беда. Потом мы проводим всякого рода семинары, форумы, стараемся формировать общественное мнение. Вот в таком духе.
– Похоже, это достойное дело.
Ева поймала себя на том, что испытывает зависть, слушая Кэрри, увлеченную, уверенную, счастливую.
– Скажи, а как ты установила контакт с этими людьми – ну, с этой группой?
– Ты помнишь Питера Телботта, доктора? Он возвратился из Вьетнама. Мы с ним встретились, и, когда я слушала его рассказы о работе во Вьетнаме, я поняла, что огромное число людей остро нуждается в поддержке, в прямой помощи со стороны тех, кому небезразличны чужие страдания. Наша работа приводит к тому, что каждая из нас сосредотачивается исключительно на собственной персоне, и тут нетрудно забыть, что существует нечто другое. Когда Питер со мной стал говорить об этом, я вдруг почувствовала себя пристыженной, пристыженной тривиальностью моего образа жизни. Мне захотелось изменить его и взяться за что-то полезное.
Теперь Ева поймала себя на чувстве вины.
– И я поняла очень важную вещь, Ева.
– А именно?
– Человек обязан вернуть жизни то, чем она его одарила. Ева молча кивнула.
– А что делала я? – спросила Кэрри. – Книгу написала? Этого недостаточно. Я писала, чтобы удовлетворить мою же внутреннюю потребность в самовыражении. Я хочу что-то дать людям, понимаешь, людям другим, дать что-то на личностном уровне. Я думаю, что большую роль в эти трудные для меня времена сыграла и вера, в которой я была воспитана.
– А что Питер? – перебила Ева. – Здесь есть надежда?
– Только время может показать. Он сильно повзрослел. Я всегда относилась к нему с уважением, была чрезвычайно высокого мнения о нем, тем более сейчас. Знаешь, как это укрепляет дух, когда рядом с тобой настоящий мужчина!
– Ты прямо светишься, когда говоришь о нем.
– Питер – замечательный человек. Господи, не сравнить со всеми этими плейбоями!
– Во всем виновата наша работа, – вздохнула Ева. – Разве те люди, с которыми мы общаемся по работе, могут быть настоящими мужчинами? Какая ты счастливая, что все бросила! Я так хотела бы сделать то же самое… Свет не видывал капкана, равного нашей работе!
Кэрри тоже вздохнула:
– Ты права, и это очень грустно. Каждый год новое поколение юных девушек – и все те же мужчины набрасываются на них! Кормятся нашими мечтами и устремлениями, нашей потребностью в любви, в обеспеченности, нашим желанием вести достойный образ жизни.
– Да, я знаю…
Ева думала о Брюсе.
Заметив ее отсутствующий вид, Кэрри спросила:
– Ты куда ушла?
Ева встряхнулась и с улыбкой ответила:
– Задумалась. О жизни, о том, как она устроена. Понимаешь, от нас мужчины ничего и не ждут: достаточно, если девушка хорошо одевается, умело накладывает макияж, красиво причесывается. Больше ничего не требуется. Ты – безделушка. Поживешь так и начинаешь думать: интересно, а какой бы я была, будь я полноценной женщиной?
– Увы.
У Кэрри, во всяком случае, есть будущее – она обязательно будет и дальше писать, есть миссия в жизни: эта ее квакерская группа. А у нее что? Ева посмотрела на себя как бы со стороны: молодая женщина, запутавшаяся в своих отношениях с мужчиной, который не собирается на ней жениться, да если 6 и женился, был бы очень скучным мужем.
Ева, точно муха, билась в паутине, которую сама же и соткала.
Она рассказала обо всем Кэрри.
– Казалось бы, история с Марта должна бы стать мне уроком, верно? Я же еле выцарапалась тогда из этой пародии на семейную жизнь. Так нет же, опять передо мной засияли звезды. Прельстилась красавцем плейбоем, престижем и прочей мишурой, не устояла! Попалась в собственные сети и умираю, не знаю, что делать! Каждый раз, как Брюс повторяет, что не собирается жениться, меня это убивает, ну просто убивает.
Ева почти плакала. Она прикрыла рукой глаза и прикусила губу, стараясь сдержаться, конфузясь перед Кэрри. Кэрри сочувственно сказала:
– Ева, но ты же не любишь его, и тебе не нравится, как он живет, так к чему же…
– Ты права, Кэрри, ты абсолютно права!
Больше Ева не пыталась сдерживаться: слезы откровенно лились по ее щекам.
– Иногда мне начинает казаться, что я в силах повлиять на Брюса, и он изменится, но я не знаю… Да ничего я не знаю! Мне хотелось бы что-то сделать… Может быть, плюнуть на все и уехать, устроить себе каникулы, но я боюсь упустить работу. Сама не знаю, наверное, я хочу чего-то нереального, может быть, на свете нет того, чего я хочу, что мне надо.
Евин голос сорвался, она хлюпала носом и утирала слезы бумажной салфеткой.
– Послушай меня, Ева. У меня был разговор с Чарлин, перед самой ее смертью, и она сказала одну важную вещь, она сказала, что мы все время ищем и никак не можем найти суть наших жизней, их смысл. Различные аспекты жизни мы, конечно, видим, но суть ускользает от нас. А ищем-то именно ее. Смысл жизни связан с уважением, Ева, мы должны уважать себя и пользоваться уважением других. Не в том же дело, что мы модели – это внешнее, а в том, что мы люди.
– Я хотела бы все начать сначала или уехать куда-нибудь!
– Ты много работаешь, – согласилась Кэрри, – и тебе необходимо отдохнуть. Ты заслужила отпуск.
– Ох, я знаю, но, понимаешь, опять деньги!
– Извини меня за прямой вопрос: ты сколько отложила?
– Сейчас у меня уже восемнадцать тысяч, но…
– Сколько, по твоим расчетам, тебе нужно, чтобы чувствовать себя обеспеченной и начать новую жизнь?
– Понятия не имею. Я никогда не делала таких прикидок.
– В этом все дело. На нашей работе невозможно почувствовать себя обеспеченной, невозможно сказать себе: мне достаточно. Так что приходится признать, что обеспеченность – вещь эфемерная. Наступает день, когда надо заявить: все! Знаешь, Чарлин будет для меня вечным символом наших судеб, если мы не остановимся и не заявим себе: хватит! И ее собаки – как два пса, стерегущие адские врата. Чарлин всегда говорила, что это капкан: попалась – так уж не уйдешь. Постоянно кажется, будто тебя что-то ждет за поворотом, будто есть причины, по которым необходимо продолжать. Все верно – капкан. Когда же дела идут на спад, начинаешь тревожиться, бежишь тратить деньги на новые фотографии, на новые тряпки, заказываешь себе новый альбом, записываешься на всякого рода занятия, не переставая говорить себе, что траты окупятся. Продолжаешь жить все той же жизнью, потому что уже научилась сама рассматривать себя как нечто декоративное. Точно так же, как рассматривают тебя посторонние. Нет сомнения, во многом повинно окружение, но мы-то, зачем принимаем роль, которую оно нам навязывает? А время все идет и проходит, прежде чем мы успеваем опомниться. Однако я считаю, что настает час, когда каждая из нас должна что-то предпринять.
– Ну что тут можно предпринять? – всхлипнула Ева.
– Каждый человек сам ищет свой путь в жизни. Нельзя быть пешкой в чужой игре, надо самостоятельно принимать решения. Если просто сидеть и ожидать, что кто-то тобою займется, значит, попросту отдать свою жизнь в руки других людей. В чужие руки.
– Как раз это и произошло с моей жизнью, – сухо сказала Ева. – За меня решают другие – исходя из того, что нужно им, а не мне. С самого начала: мои родители, церковь, агентство, Рекс и Чарлин, в особенности Чарлин, клиенты, народ с Мэдисон-авеню, а теперь вот и Брюс…
Кэрри кивнула.
– И так может продолжаться и дальше. Когда живешь, как мы с тобой, то удобнее всего плыть и плыть себе по течению. Но есть и другой вариант: стать на собственные ноги и жить по-своему. Никто за тебя не решит, Ева, ты сама должна выбрать вариант для себя. Надо отнестись к себе с уважением, принять решение и уже не отказываться от него.
Час спустя, когда Ева возвратилась домой, она все еще вела внутренний диалог с Кэрри. Позвонил Рекс:
– Кисулечка, – сказал он, – для тебя есть работа.
Все как всегда – суд полностью оправдал Рекса, его лицензия была восстановлена, агентство функционировало. Как вчера, как позавчера, как год назад, как будет через год.
– Записывай, – приготовился диктовать Рекс, – завтра в десять. Вымой волосы и прими вид молодой светской дамы.
Боже, до чего опротивело выглядеть так, как тебе приказывают. Кто такая в конце концов Ева Парадайз – живая кукла? Прикажи ей идти – ее ноги подчинятся, и она засеменит. Прикажи улыбаться – на личике автоматически вспыхнет улыбка.
Прикажи выглядеть соблазнительно – пожалуйста, тело томно расслабится, губы приоткрыты, глаза полуприкрыты. Что она, машина, что ли? Что, у нее ничего нет, кроме внешности? Да кому нужно то, что в ней есть помимо прелестного личика и соблазнительной фигурки?
Ева с отвращением подумала, что часика через два позвонит Брюс, скажет, что он уже вернулся со скачек. А она ему ответит парой дежурных фраз. И что, так будет всю жизнь? Раба работы, раба клиентов, раба Брюса Формена, его прелестная забава, послушная его прихотям?
Кэрри взяла и изменила течение своей жизни. Ох, если бы и она-, Ева, могла сделать то же самое! «Помогите! – безмолвно закричала Ева. – Кто-нибудь, помогите!» Кэрри правильно говорила о сути и внешности – нет в моей жизни никакой сути! А как ее найдешь?
Неожиданно что-то как будто осветило Еву изнутри – перед ней возник образ святой Юдифи, которая смотрела на нее с нежностью и пониманием. «Скажи слово, и душа моя будет спасена!» – промелькнуло в сознании Евы. Мгновенным озарением она поняла, что ее молитва святой принята. Она теперь знала наверняка, что ей совершенно незачем цепляться за Брюса Формена – не больше, чем лететь на собеседование, устроенное для нее Рексом. Она сама выбирает, что ей делать.
«Я могу, – сказала себе Ева. – Могу. Могу начать новую жизнь». Никто и ничто не принуждает ее быть рабой Брюса или рабой агентства. Кстати, чего ради она вообще стремилась выйти замуж за Брюса? Ради того, чтобы жить рядом с ним на ипподроме? Да какой из него муж? О чем Ева думала, где была ее голова?
Она втемяшила себе, что будет счастлива, если только сумеет уговорить Брюса жениться на ней. Но это была бы страшная ошибка – стать его женой! У Евы, будто камень с души свалился от этой мысли, и тут же она поняла еще одно: не Брюса она была рабой и не агентства – она была рабой своих же собственных страхов!
Так, а чего боится Ева?
Ева улыбнулась вслед удаляющимся фантомам своих страхов. Она больше не сомневалась, что жизнь сама подскажет ей путь. Если жить с верой, направление обязательно будет указано. Не нужно никаких экстраординарных качеств – достаточно быть собой, принимать самостоятельные решения, которые будут выражать ее суть и ее волю, и тогда жизнь обретет форму, соответствующую естеству Евы, ее подлинному «я». Еве надо только постараться понять, что ей в действительности нужно, и не мешать себе раскрыться. И еще, как говорила Кэрри, действовать по собственным убеждениям, а не по чужой подсказке.
Каковы же ее убеждения? И чего бы ей больше всего хотелось? Ева вспомнила журнал с картинками. Правильно, ей хочется попутешествовать. Ну и что же ей мешает? Можно сдать квартиру во временную аренду – месяца так на три, и поехать, куда глаза глядят. Можно и больше, чем на три месяца, в чем дело?
Действительно, в чем дело?
Ева позвонила Рексу и сообщила, что не сможет быть на собеседовании. Затем она отправилась покупать себе машину. Заодно накупила кучу путеводителей и дорожных карт. Из автомата позвонила в «Таймс» и дала объявление о сдаче квартиры в краткосрочную аренду. Возвратившись, домой, рассчиталась с няней Эндрю и стала прикидывать, что из вещей взять с собой, а что упаковать и оставить.
На верхней полке стенного шкафа Ева обнаружила гору картонных коробок, поставленных одна на другую, – парики, шиньоны, каскады – всего тысячи на четыре. Господи, неужели она потратила такие деньги на все эти волосяные причиндалы! Ничего себе накладные расходы! Первое, что она сделает, – составит перечень того, что ей действительно необходимо, и начнет расходовать деньги исходя из разумных потребностей.
Ева наполнила уже несколько картонных коробок разными мелочами, выбросила сотни скопившихся модных и иллюстрированных журналов и достала из ящика стола налоговые квитанции и всякого рода счета, чтобы рассортировать их, когда в дверь позвонил Брюс.
– Чуть не выиграл сегодня в двойном заезде! – объявил он, плюхаясь на диван и кладя ноги на кофейный столик. – Хотя в целом день был плохой. Тысячи на две погорел.
– Как жаль.
– Кстати, напомни мне, чтобы я осмотрел твои туалеты и выбрал для тебя платье на вторник.
– На вторник?
– Ну да! Надеюсь, ты не забыла, что во вторник мы обедаем с моими клиентами. Я хотел бы, чтобы ты надела нечто из ряда вон выходящее. Если у тебя ничего такого не найдется, съездим и купим.
Брюс раскурил сигару.
– А чтобы не было разговоров о том, что у тебя рано начинается работа на другой день, можешь сказать этому твоему педику Рексу, что я на всю ночь забираю тебя в дискотеку.
Ева молча рассматривала его.
Брюс, наконец, обратил внимание на разгром в доме.
– Решила провести весеннюю генеральную уборку?
– Не совсем.
Ну что, сбросить бомбу? Три, четыре!
– Собираю вещи. Я уезжаю.
– Уезжаешь? – Брюс уставился на нее в полном остолбенении. – То есть как это – уезжаешь?
– Уезжаю. На некоторое время. Квартиру сдаю на три месяца.
Брюс медленно приходил в себя.
– Можно ли узнать, куда именно ты уезжаешь?
– Я еще не решила окончательно. Хочу поездить по Америке.
Он долго молчал.
– Можно ли узнать, почему вдруг?
– Потому, что мне так хочется.
– Ага. Потому, что тебе так хочется. Просто такой каприз.
– Нет, не каприз. Я хочу вырваться из рутины.
– Несколько неожиданное решение, ты не находишь?
– Я уже давно об этом думала.
– И ты вот так возьмешь и уедешь? – Ну да.
– Следовательно, это для тебя ничего не значит?
– Что именно?
– Мы с тобой.
– У нас с тобой никогда не было планов на будущее. Мне, во всяком случае, о таких планах ничего не известно.
– Ах, вот оно что! Теперь я все понял, наконец-то понял! Если ты решила, что нашла способ заставить меня жениться, то ты ошиблась. Зря стараешься. Я тебе тысячу раз говорил: семейное счастье не для меня.
– Кто говорит о семейном счастье? Я об этом и не заикалась.
– Хорошо. Обедать мы хоть идем? Ты готова?
Когда Брюс поднялся с дивана, у него дрожали колени.
– Не скрою, это шок для меня. И думаю, ты поступила некрасиво – приняла решение за моей спиной.
Брюс нервно вертел бокал.
– Почему – за спиной?
– А как?
– Я только сегодня приняла это решение, и ты первый человек, которому я рассказала о нем.
– Как все просто у тебя! Под влиянием минуты ты принимаешь решение, ничего толком не обдумав, не посоветовавшись со мной, не беря во внимание мои планы.
Ева прекрасно видела, как сильно задет Брюс, но что ей до этого? Он не принимал ее всерьез, так почему она должна щадить его самолюбие?
– Чего ради мне оставаться? – спросила Ева.
– Очень мило. И чрезвычайно лестно для меня. Ева почувствовала, как ее захлестывает злость.
– Ты хоть раз задумался над тем, что это была за жизнь для меня и моего сына? Я хочу сказать тебе, Брюс Формен, что я жила в пустоте. Наши отношения тянулись слишком долго, и, пока я еще в состоянии это сделать, нужно все изменить.
– И что же насчет нас с тобой?
– А что насчет нас с тобой?
– Для тебя это не значит ровно ничего, так? Ева пожала плечами.
– Это было приятно – пока было.
– Вот как.
Брюс с трудом сдерживался.
– Ты очень славный человек, Брюс, но понимаешь ли ты, что я так и не узнала, кто ты такой, а ты так и не узнал ничего обо мне. Что же сейчас говорить о каких-то утратах? Видишь вот эту стенку? С тех пор, как я стала моделью, ни один человек не отнесся ко мне сколь-нибудь уважительно, на меня смотрели, как на эту стенку. Но я же не стенка, Брюс! Я человек, чего ты не желаешь признавать, и поэтому я решила уехать.
– И ты можешь так спокойно зачеркнуть все, что было между нами?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Брюс, просто не понимаю.
– Ты прекрасно знаешь, – Брюс побагровел, – ты прекрасно знаешь, что я…
– Уж не хочешь ли ты сказать, что любишь меня, Брюс? Не это ли ты хочешь – и не можешь – сказать мне?
Брюс смущенно уставился на собственные руки. Ева ни разу не видела его в такой растерянности. Он долго маялся, прежде чем с трудом выдавил:
– Возможно, ты права. Возможно, я действительно люблю тебя. Он поднял голову и виновато усмехнулся:
– Если мне до такой степени не хочется, чтобы ты уехала, то надо полагать, что я тебя люблю!
– Пройдет.
Брюс пристукнул кулаком по столу:
– Тебе доставляет огромное удовольствие мучить меня!
– Нет-нет! Но я не вижу, что нас связывает, и что именно нам бы следовало попытаться сохранить.
Брюс заговорил так тихо и так невнятно, что Ева с трудом расслышала и разобрала слова:
– Ева, милая, дай мне шанс. Я знаю, как тебе не нравится, что я пропадаю на ипподроме, я готов постараться, я согласен только изредка заезжать на скачки.
– Это бесполезно.
– Не было до сих пор женщины, ради которой я был бы готов поменять мои привычки, но ты так много значишь для меня… Дай мне попробовать.
– Да нет же, Брюс! Ничего не получится.
Ева сама была поражена: неужели это она говорит таким тоном, исполненным уверенности, искренности и спокойного достоинства?
– Ты действительно не тот человек, Брюс, который способен создать семью. Ты живешь приемами и дискотеками, бизнесом и всем, что с бизнесом связано, ты не можешь без ночной жизни большого города, тебе необходимо появляться на людях с красивыми моделями.
Ева знала, что говорит с полной искренностью, что каждое слово, произносимое ею, – несомненная правда.
Она знала. Теперь она действительно знала, она нашла-таки суть, подлинность, истину, которых так недоставало ее жизни.
