Текст книги "Ловушка для красоток"
Автор книги: Жанна Режанье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)
Жанна Режанье
Ловушка для красоток
Моим родителям – Харриет и Эдварду Режанье.
Часть первая
Глава I
«Мисс Ева Петроанджели, 191, Канейшен-авеню, Флорал-парк, Лонг-Айленд, Нью-Йорк 11001.
Дорогая Ева!
Мы получили твою фотографию и запрос о возможной карьере манекенщицы. В соответствии с правилами агентства «Райан-Дэви» собеседования с претендентками проводятся по понедельникам и вторникам с трех до шести. Если ты нам позвонишь, мы будем знать, когда ожидать тебя. В надежде на скорую встречу.
Чарлин Дэви и Рекс Райан».
Письмо ходило ходуном в дрожащих руках Евы.
– Благодарю тебя, – прошептала она, – благодарю, святая Юдифь!
– Что, родная, почтальон приходил? – крикнула из кухни мать.
– Мамуся, мне ответили! Они ответили!
Мария Петроанджели уронила охапку белья, которое она собиралась загрузить в стиральную машину, и бросилась к дочери.
– Где? Покажи!
– Они хотят меня видеть!
– Пойдем в гостиную, я там оставила очки. Ох, Ева! – мать задыхалась от возбуждения.
Прочитав письмо, она расплакалась.
– Мамочка, тут же не плакать надо!
– Слезы сами льются. Я так волнуюсь, ты только подумай – сбывается все, о чем я для тебя мечтала!
– Помогли обеты, которые я давала святой Юдифи!
– Солнышко, с тех самых пор, как ты похудела, я тебе всегда твержу: ты красивей всех других девушек! Боже мой, как обрадуются Нонна и дядя Наппи!
Ева скользнула взглядом по обшарпанной обстановке гостиной. Ну, зачем маме понадобилось вспоминать про бабушку и дядю? Всю жизнь они работали, как ломовые лошади, – и чего добились? Вся их жизнь – скука и скудость. Ева чувствовала себя виноватой оттого, что мысленно корит семью за бедность, что хочет для себя большего, чем родители могут ей дать.
Мать утерла слезы и с улыбкой заговорила о прошлом:
– Когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе, я мечтала стать манекенщицей или кинозвездой.
– Мамуся, а почему ты не стала?
– Вышла замуж за папу.
– Как ты думаешь, что скажет папа? Миссис Петроанджели заколебалась:
– Знаешь, Еви, давай сначала я с ним поговорю. У меня есть к нему подход.
– Мамусенька, я так хочу, чтобы все получилось!
– Сделаем все, чтобы получилось. Должно получиться! Слезы снова полились из ее глаз. Она утерла их тыльной стороной ладони.
– Ты выросла, Ева. Моя маленькая девочка уже выросла, а ты – единственное, что у нас с папой есть!
– Ну, мамуся…
Ева не могла найти слов для выражения смешанных чувств, охвативших ее при виде матери, голова, и руки которой лежали на вязаных салфеточках, украшавших старое кресло, уже давно нуждавшееся в перетяжке. Мать была еще молодой женщиной – ей не исполнилось и сорока, но выглядела она совсем измученной, будто жизнь вышла из нее.
– Мамуся…
– Ничего, зайчик. Я уговорю папу. Все получится. Я хочу, чтобы у тебя было все, чего я лишена. Прямо сейчас звони в агентство и договаривайся. Сегодня как раз понедельник, можешь после уроков отправляться к ним. Ты чудно выглядишь. Идеальная манекенщица. Иди.
Мать поднялась на ноги и стала прибирать в гостиной, пока Ева набирала номер.
– Там еще никого нет, мамуся, – сообщила Ева. – Автоответчик говорит: звоните после десяти. Я, пожалуй, позвоню прямо из школы.
– Подожди, Ева, я дам тебе денег на поездку в город!
Миссис Петроанджели достала растрескавшийся кошелек, который Ева видела в материнских руках уже лет десять.
– Хватит тебе пяти долларов?
– Мамуся, спасибо!
– Беги, зайчик, а то опоздаешь! Удачи, и да благословит тебя Господь!
– Мамуся, ты ангел, и я тебя обожаю. – Ева поцеловала мать и побежала в школу.
Кэрри Ричардс проснулась от звонка. Солнечный луч пробивался между неплотно задернутых штор. Она потерла глаза, повернулась на бок, свернулась калачиком и натянула простыню на голову. Однако звонок не унимался. Кэрри рывком села. Проспала? Звонок не затихал. Она взглянула на будильник: только семь часов – не проспала. Звонили в дверь. Кэрри бросилась к двери, на ходу надевая халатик.
– Кто там?
– Телеграмма!
Кэрри приоткрыла дверь, не сняв цепочку. В Нью-Йорке надо вести себя с осторожностью, особенно если ты еще и недели здесь не прожила.
– Кэролайн Ричардс?
– Да.
– Распишитесь. Кэрри открыла дверь.
«Желаю всяческой удачи новой карьере тчк уверена твоем успехе тчк держи меня курсе тчк с любовью и благословением – мама».
Как это мило, что мама телеграфировала! Да, для Кэрри начинается новая жизнь, и все происходит с почти невероятной быстротой.
За окном на улице урчали грузовики, гудками перекликались многочисленные такси Нью-Йорка – города, отныне предназначенного быть ей домом. Тесная, пустоватая комнатка казалась Кэрри райским приютом. Впереди – новая жизнь. Не прошло и недели, а у нее уже контракт: целых три дня на телевидении с рекламой на всю страну. Просто не верится в собственное счастье. Если бы только отец дожил и увидел, что она закончила колледж и начала самостоятельную жизнь. Обе сестры Кэрри к двадцати одному году были уже замужем, но отец гордился бы тем, что она решила жить независимо и вступила на путь, суливший так много. Отец всегда говорил, что у Кэрри есть все, что нужно для успеха.
Сегодня надо успеть переделать миллион вещей. В который уже раз она прошлась по списку: 10.00 – агентство, захватить новые фотографии; 11.00 – Дж. Уолтер Томпсон. Купить альбом с листами из ацетатной бумаги. Сделать побольше фотографий для новых показов и собеседований, позаботиться о хорошем увеличении. Купить туфли. Написать матери.
Все это Кэрри знала наизусть. Отложив список, она опять взялась за плотный коричневый конверт, лежавший на ночном столике и много-много раз, побывавший в ее руках за субботу и воскресенье. Неужели это она? Лицо, овеянное ветром, от которого глаз не отвести, знойное на одном снимке, задорное на другом. Кэрри и в голову никогда не приходило, что она способна выглядеть такой привлекательной, завораживающей, такой волнующей… и сексуальной.
Кэрри подошла к зеркалу, сбросила халатик и изучающе посмотрела на себя. Она всегда ненавидела свой рот, ей казалось, что губы у нее слишком полные. И фигуру свою она считала излишне худой, смахивающей на мальчишескую. Теперь же все приходят в восторг оттого, что самой Кэрри так не нравилось.
Она опять посмотрела на свои фотографии. Видимо, они знают свое дело и не ошибаются – служащие агентства «Райан-Дэви» и люди, рекламирующие мыло «Зест». А они все в один голос утверждают, что Кэрри создана для того, чтобы быть манекенщицей.
Конечно, она красива, а красота – это ключ, тот самый ключ, который отопрет для нее врата новой жизни, наполнит ее смыслом и радостью. Кэрри прошла в ванную и открыла краны. Она улыбнулась себе обнаженной в зеркале:
– Кэрри Ричардс, твоя жизнь только начинается!
– Алло! Говорит мисс Хейнс из номера 1606! Пришлите мне завтрак в номер. – Долорес Хейнс глубоко и с удовольствием затянулась ментоловой сигаретой. – Я хочу яичницу с беконом, тост, кофе, апельсиновый сок. И надеюсь, что это будет быстро. Мое время стоит очень дорого!
Она положила трубку и лениво осмотрела номер: бра в форме скрипок, репродукции Ренуара в золоченых рамах, тонированные зеркала, которые она мечтала бы иметь в собственном доме.
Правильно она сделала, что поселилась в «Шерри-Недерленд» – это дало ей весьма внушительный адрес, который поможет начать карьеру манекенщицы. Однако надолго ее не хватит – дня через два придется либо подыскать квартиру, либо мужчину, готового оплачивать роскошный номер.
В ванной она кивнула своему отражению в зеркале. Очаровательна! У кого еще сыщется такая внешность – такая красота, притягательность и загадочность? Долорес улыбнулась себе.
С таким лицом, как у нее, можно чего угодно достичь в жизни. С ее несравненно прекрасным лицом.
А маска из трав как раз в меру подтянет кожу – красоту нужно беречь, и чем раньше начать, тем больше толку. Долорес намазалась розоватой пастой, тщательно распределяя ее по коже легкими поглаживаниями пальцев. Затем она спустила с плеч ночную рубашку и, внимательно осмотрев в зеркале свои голые груди, осторожно отмассировала их. Опять за телефон.
– Это «Филипп и Жан-Клод» с рю де ла Пэ? Говорит мисс Хейнс. Мисс Долорес Хейнс. Я звоню из отеля «Шерри-Недерленд». Я только что прилетела с Западного побережья и хочу, чтобы вы меня записали на мытье и укладку. Да, на утро. Нет, я очень прошу вас найти для меня время, пожалуйста, это мне просто жизненно необходимо!
Тихонько мурлыкал кондиционер, вмонтированный в окно. За окном плескались фонтаны Плазы, по Пятой авеню катили автобусы. Она опять сняла трубку и требовательно спросила телефонистку:
– Ну что там агентство «Райан-Дэви»? Еще не ответили? Все равно, дозванивайтесь, а пока соедините меня с химчисткой.
Она закурила новую сигарету.
– Алло, говорит мисс Хейнс из номера 1606. Пришлите мне мои вещи в номер. Что? То есть как это – не готовы? У меня назначены деловые встречи, и мне срочно нужно одеваться. Я очень спешу, у меня важные дела, я не допущу, чтобы вы их мне сорвали! Да. Да, я жду! Но прошу вас объяснить управляющему, что мое время стоит дорого!
Долорес рассеянно взялась за ручное зеркальце и стала изучать себя. А, черт! Этот дурак из химчистки заставил ее хмуриться, и маска треснула в двух местах на лбу!
– Алло, – сказала она, услышав голос в трубке. – Я не уверена, что вы поняли, с кем говорите. Меня зовут Долорес Хейнс! Мне абсолютно необходимо это платье, так что будьте добры…
Долорес нетерпеливо загасила сигарету в пепельнице, стоявшей рядом с телефоном. В это время в дверь постучали.
– Кто там?
– Ваш завтрак, мисс.
– Подождите минутку… Черт побери, мое платье должно быть готово в течение часа, в противном случае я подаю в суд на этот отель, у вас будет уйма неприятностей!
Она в ярости бросила трубку.
И черт бы побрал завтрак, который так быстро принесли! Она бросилась в ванную и поспешно смыла маску. Так, быстро надеть под ночную рубашку черный кружевной лифчик, купленный в дорогом магазине за восемьдесят пять долларов. Всякий раз, надевая его, Долорес с омерзением вспоминала старого склизкого осьминога, выложившего за него эти деньги. Проклятый лифчик был тесноват, но зато поднимал груди прелестными холмиками с четко обозначенной ложбинкой между ними. Надо страдать, чтобы выглядеть чувственной женщиной!
Она бросила последний одобрительный взгляд на свое отражение, с удовлетворением отмечая, как красиво просвечивают ноги сквозь кружевную оторочку халата, и двинулась к двери.
Официант в белоснежной куртке вытянулся в струнку у своего столика на колесах.
– Доброе утро! – сказал он.
Долорес прислонилась к косяку и пригласила его тщательно отработанным тоном:
– Входите!
Осенью, зимой, весной или летом псы Чарлин Дэви, салуки, именуемые Уоррен и Курт, неизменно следовали своему обыкновению по пути от квартиры Чарлин до агентства задерживаться у всякого предмета, расположенного перпендикулярно к земле. В то утро, как всегда, Чарлин и ее собаки привлекали к себе любопытствующие взгляды: сама она, одетая в изумрудные, палевые и пурпурные тона, с шарфом а-ля Айседора Дункан, метра два которого тянулись следом, и царственно сопровождающие ее собаки на одинаковых элегантных поводках из змеиной кожи.
Жаркая не по сезону погода обещала очередное душное нью-йоркское лето, но, как прежде, жара не останавливала юных красавиц, и они стучались в двери агентства «Райан-Дэви» – ведущей организации в области телевизионной рекламы.
Всякий раз все начиналось сначала: заканчивая школу, девушки устремлялись в город, готовые приступить к штурму Мэдисон-авеню, цитадели рекламного мира. К середине июня миграция прекратится. Но как рвутся юные к успеху, славе, деньгам – ко всему, за что так яростно сражалась когда-то и сама Чарлин!
Собаки рванулись к очередному пожарному крану, торчавшему из тротуара.
– Может, на сегодня уже хватит? – попрекнула их Чарлин, пытаясь оттянуть собак от предмета их вожделений и перейти дорогу на зеленый свет.
– К ноге, сукины дети! – скомандовала она, в ответ, на что псы рванули вперед, таща за собой хозяйку.
Такси завизжало тормозами буквально в нескольких сантиметрах от Чарлин.
– Решила помереть сегодня, дамочка? – заорал таксист.
– Идиот, надо же смотреть, куда едешь!
– Таких бабусь надо дома держать! – успел огрызнуться шофер, прежде чем уличный поток унес его машину за угол.
Грубиян! Город полон нахалов! Скорей бы добраться до работы, где Чарлин окажется в безопасности и сможет успокоить нервы лечебным глотком из бутылки, постоянно хранившейся наготове в одном из ящиков ее картотеки.
Она надменно вскинула руку:
– К ноге, наглые собаки! К ноге, кому говорят!
Глава II
Собаки простучали лапами по коридору, подождали, пока Чарлин отпирала дверь агентства, затем проследовали за ней в святая святых – в ее кабинет.
В кабинете стояла давящая утренняя тишина. Телефоны пока молчали. На Мэдисон-авеню работа начиналась после десяти, но Чарлин всегда нравилось прийти пораньше.
Картотечные шкафы помещались позади ее массивного дубового письменного стола. Чарлин сразу посмотрела на ящик, в котором хранилась бутылка. Сейчас, после этой ужасной истории с таксистом, ей без глотка не обойтись. Глоток действительно помог.
Солнце уже палило вовсю. Чарлин включила свет – она специально заменила лампы дневного света на особые светильники, в мягком освещении которых хорошо смотрелась, и задернула тяжелые шторы, укрываясь от беспощадных лучей. Когда солнце переместится, она откроет окна. Ее взгляд устремился на противоположную стену, увешанную прекрасными фотографиями, сделанными с нее лет сорок назад. В двадцатые – тридцатые годы она была одной из признанных красавиц Нью-Йорка, о чем красноречиво свидетельствовали портреты: ясные и выразительные глаза – ей часто говорили, что у нее глаза абиссинской кошки, – точеный нос, волосы, мягкой волной обрамляющие лицо совершенного овала. Больше всего она любила фотографию в рост, на которой отсвет жемчугов, подаренных французским маркизом, отражался в ее блестящих глазах, делая лицо почти призрачным.
Зазвонил телефон, возвещая начало новой недели.
– Брось, Чак, за минимум, установленный Гильдией, девушки из «Райан-Дэви» не рекламируют трусики, прыгая на батуте в клетке со львами! Как тебе известно, лифчики, трусики – нижнее, одним словом, – автоматически предполагают двойную оплату. Во-вторых, если кто-то из наших девушек и согласится на твои бредовые затеи, так тебе придется заплатить за их участие в трюках! Да плевать мне на то, что это ручные львы!
Чарлин услышала стук дверцы лифта и шаги. Собаки навострили уши.
– Чарлин? – раздался женский голос. – Я слишком рано? Мне было назначено в десять.
Голос выговаривал слова мягко и чуть протяжно, как говорят уроженцы юга.
– Привет, Кэрри, моя радость, заходи!
Кэролайн Ричардс возникла в дверном проеме как в раме, стройная, прекрасно сложенная. Мягкие черты выразительного лица оттенены длинной шелковистой гривой медово-янтарных волос, взгляд ореховых с зеленоватыми искорками глаз свидетельствует о недюжинном уме. Чарлин настолько привыкла к сотням нью-йоркских моделей, совершенно однотипных, будто отштампованных одним прессом, что почти забыла, какое воздействие производит естественная, всегда единственная в своем роде красота, а именно ею была наделена Кэрри Ричардс.
На миг, утратив контроль над собой, Чарлин остро позавидовала этой прекрасной юности – и быстро перевела глаза на фотографии, висевшие на противоположной стене. Спохватившись, она приступила к делу.
– Что за народ работает в агентствах! – проворчала она, демонстрируя занятость передвиганием папок на столе.
– Я не вовремя?
– Ничуть, лапочка, заходи, заходи! Тебе придется привыкнуть к моей воркотне. Я всегда нахожу, о чем поворчать!
– Я принесла вам пробы.
Чарлин быстро просмотрела фотографии.
– Я же тебе сразу сказала, что ты далеко пойдешь в нашем деле. Ты так же обалденно смотришься на фотографиях, как и в жизни. Я чувствовала, что ты окажешься фотогеничной!
Чарлин достала увеличительное стекло, красный карандаш и сосредоточилась на фотографиях.
Через минуту появился Рекс с жизнерадостными приветствиями:
– Салют всем – Чарлин, Кэрри, псы! Салют, вселенная!
В это утро его высокая фигура была облачена в тесные бежевые полотняные брюки и дорогую батистовую рубашку цвета зеленой нильской воды от наимоднейшего в среде гомосексуалистов портного. Подкрашенные бронзовые кудри – он доставал головой почти до притолоки – ниспадали на лоб и шею. Обут он был в кокетливые итальянские сандалии.
– Я уверен, – заявил Рекс, – что фотографии у Кэрри просто экстра!
Он прошел за стол и заглянул через плечо Чарлин.
Рекс Райан когда-то мечтал об актерской карьере, но дальше выходов и крохотных ролей дело не пошло. Восемь лет назад Чарлин, всю жизнь, дружившая с его покойной матерью, помогла ему вложить весьма скромное наследство в рекламное агентство и преуспеть. Рексу было тридцать четыре, и он был в полном порядке. Красивое лицо с чувственным ртом, но слабым подбородком, с ноздрями, трепетавшими, стоило им только учуять запах мужского тела… Однако Рекс прилежно занимался всеми моделями, занесенными в картотеку агентства, независимо от их пола.
– Кэрри просто молодчина, я так и знала! – откликнулась Чарлин. – Всего неделю в городе, даже еще альбома фотографий нет, а уже рекламирует мыло «Зест» и вызывает интерес у других рекламодателей. Кэрри, через две недели весь город будет узнавать тебя в лицо, готовься!
– Что я тебе говорил?! – сказал Рекс. – Фотографии – что-то потрясающее! – Он присел на один из плетеных стульев, стоявших в кабинете Чарлин, и начал перебирать контрольные снимки. – Просто экстра! Я тебе предсказываю: твое лицо годами не надоест, и ты заработаешь агентству миллионы!
Зазвонил телефон, Чарлин подняла трубку.
– Валери? Привет, привет! Рекс? Одну минуточку, моя радость, я посмотрю, пришел ли он… – Она нажала на кнопку, отключающую микрофон. – Рекс, это Валери дю Шарм. Будешь говорить?
– С такого ранья? – скорчил гримасу Рекс.
– Он еще не приходил, светик! – отпустив кнопку, сказала в трубку Чарлин.
– Как тебе нравится в Нью-Йорке? – спросил Рекс у Кэрри.
– Очень нравится.
– Не скучала в выходные?
– Ничуть, я все время была занята. Ходила в зоопарк в Бронксе.
– С ума сойти, – восхитился Рекс.
– У тебя отважные друзья, – заметила Чарлин. – В зоопарк!
– Я ходила одна.
– А почему бы и нет? – спохватился Рекс. – Юная девушка, едва успевшая закончить колледж… Кстати, как он называется?
– «Сара Лоуренс».
– Именно. «Сара Лоуренс». У меня там был знакомый, чудный парень, он преподавал на факультете искусствоведения. Пробыл там всего год, потому что его попросили покинуть заведение. Он был слишком… своеобразен для них. У тебя, должно быть, много друзей в Нью-Йорке, раз ты училась в таком престижном колледже.
– Ты ведь из Вирджинии? Ваша семья давно живет там? – поинтересовалась Чарлин.
– Две сотни лет. Чарлин расхохоталась:
– Ничего себе! Ты случайно не из Дочерей Американской революции? Бог мой, только не это!
– Нет, – успокоила ее Кэрри, – я из квакерской семьи, а квакеры не принимали участия в революции.
Рекс даже рот открыл от изумления.
– Ты из квакеров? Это же просто потрясающе! Мне всегда хотелось познакомиться с квакерами, но в нашем бизнесе с ними как-то не встречаешься!
Уперев руку в бедро и изящно склонив голову набок, он пристально рассматривал Кэрри.
– Я сразу почувствовал, что ты какая-то другая, не как все, но чтоб мне в голову пришло насчет квакеров… Конец света!
Телефон снова зазвонил, и Чарлин взяла трубку:
– Что-что? В Голливуде актеру платят тысячу долларов за прыжок из машины на ходу!
Она что-то черкнула в блокноте.
– Черт знает что! Понедельник, только что началась рабочая неделя, а уже посыпались безумные предложения рекламных агентств! Слава тебе, Господи, у Кэрри хоть нормальная реклама: ей надо выглядеть красивой и мыться мылом «Зест». По крайней мере, компания «Бентон и Боулз» еще не спятила – в отличие от всех остальных на Мэдисон-авеню!
– В принципе, сам процесс съемок не так ужасен по сравнению с тем, как рекламщики описывают свои затеи. Винс Огаст всю ночь не мог сомкнуть глаз, засыпал на минутку и просыпался в холодном поту, когда они ему сказали, что утром его поднимут на воздушном шаре, и он будет спускаться с пачкой «Вайсрой» в руках. Он совершенно изнервничался, а потом выяснилось, что будет трюковая съемка. Рекламщики обычно выкручиваются из трудных ситуаций. Ладно, я отобрал фотографии, которые мне нравятся.
– Киска, ты вступила на прошлой неделе в Гильдию актеров экрана, да? – спросила Чарлин.
– Вступила и заплатила двести пятнадцать долларов.
– Не волнуйся. «Зест» тебе даст пять сотен потиражными. Это выгодный контракт.
– Но скоро ей придется вступить и в АФТРА, – напомнил Рекс.
– Что за АФТРА? – спросила Кэрри.
– АФТРА защищает твои права на записи и на прямой эфир, а Гильдия – на телевизионный прокат.
– И я не поняла, что такое потиражные, – созналась Кэрри.
– Это действительно сложно, сложней всего в нашем бизнесе. Начать с того, что Гильдия установила минимальную оплату за съемочный день в сумме ста двадцати долларов. Это и есть твой базовый гонорар. «Зест» берет тебя на три съемочных дня, значит, ты получаешь в три раза больше.
– Это мне ясно…
– Если они используют этот ролик, тебе будут дополнительно платить каждые тринадцать недель, а оплата будет зависеть от количества точек, то есть крупных городов, где ролик покажут.
– Смотри, киска, – вмешался Рекс. – Рекламные ролики делятся по категориям – А-2, А-3, программа, врезка…
– Все это очень сложно, – снова взяла слово Чарлин. – Например, ролик получит категорию врезки, если он демонстрируется между передачами или поздно ночью одной из мелких телестудий.
– А выгодней всего, – опять вмешался Рекс, – если ролик крутят крупные телецентры в лучшее время в популярной программе. Это называется «программный ролик».
– Поправочка! – перебила Чарлин. – Выгодней всего, если ролик пойдет и в программе, и как врезка – сразу в нескольких категориях.
– Платят по-разному, – продолжил Рекс, – иногда мелкими суммами: по девяносто, семьдесят пять или пятьдесят долларов, а иногда компания выкупает ролик – и сразу платит, скажем, семьсот двадцать семь долларов.
– Я только поняла, что мне этого не понять, – вздохнула Кэрри.
– Этого и нам не понять, – утешила ее Чарлин. – Нам приходится доверять бухгалтериям рекламных агентств. Но ты, Кэрри, на этой неделе будешь сильно загружена. У меня для тебя еще один показ-собеседование. Записывай.
Кэрри раскрыла здоровенную сумку и достала ручку и толстый блокнот, многие страницы которого были уже исписаны разноцветными чернилами.
– Что это у тебя за рабочая тетрадь? Студенческие заканчиваешь? – заинтересовалась Чарлин.
– Нет, это дневник. Я дневник веду и всюду ношу его с собой.
– Ты что, пишешь?
– Пытаюсь.
– Писать для тебя – это одно, а вот жить литературой – совсем другое дело, – заметила Чарлин. – Мне это хорошо известно, моя радость, поскольку один из моих мужей был писателем. Манекенщицы зарабатывают больше. Заработаешь кучу денег – и можешь отдыхать. Так, записывай: два часа десять минут у «Комптона». Это реклама мистера Клина. Ты должна выглядеть свежей и сдержанной.
– Поняла, – Кэрри строчила в блокноте.
– Видишь, Рекс, в этой девушке нет ничего банального. Высокий класс, аристократичность. Что называется: «леди в гостиной, сука в постели». Именно то, что надо.
Кэрри вспыхнула.
– Ну ладно, мой ангел. Готова, так иди. Начинается блестящая карьера, не упусти свой шанс. У Дж. Уолтера тебя ждут в одиннадцать.
Кэрри, волнуясь, собирала свои вещи, когда снова зазвонил телефон и Чарлин взяла трубку:
– Ева Петроанджели? Конечно, светик… Отлично. Мы с Рексом ждем тебя в пять… Пока, лапочка!
