Текст книги "Ловушка для красоток"
Автор книги: Жанна Режанье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
Больше переживать конфуз в отеле Долорес была не в силах, она сухо попросила портье вызвать такси и отправить ее в аэропорт. Лучше она там подождет до утра, до своего рейса. Господи, какое счастье, что авиабилет в ее сумочке!
В аэропорту она забилась в самый дальний угол и раскрыла дорожную сумку. Все правильно, так она и думала – там не осталось ни одной вещицы из тех, что ей покупал Натан, – он вытащил все! Все до последнего!
Неожиданно Долорес улыбнулась, сама не зная почему. Возможно, чтобы не разреветься. Она аккуратно закрыла сумку, откинулась в кресле и смежила веки. Она ощутила ласкающее тепло воздуха Ривьеры, запахи сосен, бугенвиллей и солоноватый аромат моря, вслушалась в звуки зала ожидания.
Открыла глаза и осмотрелась. Она была единственной одиночкой в зале. Все остальные держались парочками – либо отправлялись отдыхать, либо возвращались с каникул. Долорес заскрипела зубами.
Только на полпути домой, когда самолет летел над Атлантикой, Долорес сообразила, что так и не узнала, к чему в самом начале их знакомства Натан толковал о ящике Пандоры.
«Какая-нибудь пакость, – подумала она. – Пакость, как сам Натан. Жива не буду, но отплачу мерзавцу. Дойму я этого сукина сына Натана Уинстона!»
Глава V
– Черти бы взяли это Лицензионное бюро! Что они о себе Думают? Нашли кому голову морочить!
– Тихо, Чарлин! Что стряслось? Чарлин была в ярости:
– Рекс, так четвертый же раз за четыре месяца!
– Неужели еще одного подослали?
– Именно, еще одного.
– Расскажи.
– Опытного прислали. Средних лет, хорошей внешности. Начал мне втирать, что ему всегда советовали попробовать силы в рекламе, мол, он хороший типаж. Естественно, я распознала, кто он такой, как только он дверь открыл, но решила поддержать игру. Расспрашивал, где ему заказать себе фотографии, альбом, у кого брать уроки мастерства, покупать шмотки – понимаешь? И все время ожидал, а вдруг я назову кого-то, кто мне выплачивает комиссионные за присыл клиентов! Потом мне надоело, я ему сказала, что мне осточертели оскорбительные заходы Лицензионного бюро. Я ему прямо сказала: у нашего агентства рейтинг – двойное А, и мы получили этот рейтинг заслуженно, так что попросите ваше начальство перестать шпионить за нами!
– Фокус в том, что Лицензионное бюро таки подловило парочку агентств. Их оштрафовали.
– Я все это знаю, Рекс. Но мне до смерти надоело раз за разом отбрехиваться от них. Ладно, извини за истерику. Неделя была тяжелая. Ты чем занят?
– Поисками чудо-женщины.
– Для личных целей?
– Господи, нет! Для коммерческой рекламы.
– Извини.
– Нужна женщина, которая прекрасно играет в теннис, бегает на лыжах, ныряет с аквалангом и укрощает коней.
– Кажется, Кэрри Ричардс умеет что-то из этого списка – не то она плавает, не то в теннис играет. Или, может, она лыжами увлекается?
– А как у нее с верховой ездой?
– Понятия не имею. Верхом, наверное, Долорес Хейнс ездит. Разве она не снималась в Голливуде в вестерне?
– Лапочка, им требуется английская езда.
– В таком случае…
– Мне придется перерыть всю нашу картотеку. Чудо-женщина должна уметь все!
– О, кстати! Посмотри, кто пришел, Рекс.
– Кэрри! А мы только что говорили о тебе.
– Пойдем ко мне, кисуля. У меня для тебя чек за антитараканье средство, которое ты рекламировала.
– Это действительно кстати. Спасибо, Чарлин.
– Вот твой чек, детка. Кэрри спрятала чек в сумочку.
– А за крекеры Кормана еще не пришли деньги?
– Разве я тебе не сказала? Решили шверинизировать.
– Решили – что?!
– Ты уже целый год работаешь, и еще не слышала про шверинизацию?
– Ничего не слыхала.
– Значит, ты ни разу не снималась в рекламе, которую решили сначала опробовать. Обыкновенно что делают – показывают по телевидению, допустим, только на Юге или на Среднем Западе. Смотрят, как народ реагирует на рекламу, покупает товар или нет. Так поступают или с новыми товарами, или в начале новой рекламной кампании. А потиражные за это не платят.
– Увы, – вздохнула Кэрри. – Плохая привычка: я иногда считаю деньги, которых еще нет.
Чарлин всмотрелась в лицо Кэрри. Оно очень осунулось.
– А как ты вообще, кисуля? Я часто думаю о тебе.
– Мне кажется, нормально, Чарлин. Занята работой. Слава Богу, что она есть.
– Держись, моя девочка. Так, а теперь доставай блокнот, потому что на завтра у меня есть кое-что для тебя. Готова? Пиши: зелень Крафта, французская чесночная приправа. Затем – «Зеленый гигант»…
Кэрри торопливо записывала.
– Чарлин, – позвал Рекс после ухода Кэрри, – у тебя никого нет с бурситом руки?
– Сразу не соображу.
– Фирма «ФСС» выдумывает черт знает что. Да, киска, ты не вернула мне должок, помнишь, ты брала у меня мелочь на кока-колу?
– Ну и возьми мелочь из кассы, – буркнула Чарлин, снова берясь за трубку.
– Прекрасная мысль – прийти сюда. Я столько слышал про этот бар.
Кэрри внимательно смотрела в ясные, честные глаза Питера Телботта, на его улыбающееся лицо. Они сидели в баре «Джей Пи Кларк».
– Я бы не попал сюда без вас.
Слова могли бы показаться речью провинциала, но произнесенные Питером, они понравились Кэрри.
– У меня такое впечатление, что здесь бывают все, – засмеялась она.
– Не все.
– Извините, я не хотела показать свою исключительность!
– Извиняю.
Улыбка у него была открытая и искренняя. «Славный, очень славный малый, – думала Кэрри, – мама гордилась бы таким сыном, если бы он у нее был: милым, добрым, подлинным. Чуточку инфантилен и даже внешне еще не вполне сформировался: выглядит, как будто не так давно начал бриться, но духовно зрелый человек. В нем есть что-то основательное. Трубка, которую он курит, выглядит забавной аффектацией, чудачеством, что ли. Но насколько он отличается от мужчин, с которыми мне приходится общаться по делам – прямо глоток свежего воздуха!»
– Я рада, что вы пригласили меня провести вечер, Питер, – сказала Кэрри.
– Я не был уверен, что вы примете приглашение. Трудновато было решиться позвать вас.
– Почему?
– Уж очень вы красивы. Я думал, что у меня ни полшанса нет. Я говорил себе, что вас каждый вечер приглашают наперебой десятки кавалеров, где уж тут втиснуться бедному врачу, уезжающему во Вьетнам по линии Комитета американских друзей!
– Знали бы вы, как далеки от истины ваши предположения! Откуда вам знать, с мужчинами какого рода я общаюсь, – невесело сказала Кэрри. – Вы для меня просто диковина. У меня нет знакомых врачей, особенно идейных врачей, добровольно уезжающих во Вьетнам.
– Есть люди, которые рассматривают это как попытку уклониться от армейской службы, – сморщился Питер.
– Не в вашем случае, я уверена.
– И вы правы. Даже если бы я не был квакером, есть во мне что-то, препятствующее личному участию в войне. В любой войне.
«Хороший он, – думала Кэрри. – Очень хороший, как грустно, что он уезжает. Только мы нашли друг друга, и вот, пожалуйста…»
– Несправедливо, получается, – сказала она вслух. – Едва успели закончить срок интерном и тут же должны уезжать.
– Едешь туда, где ты больше всего нужен. Раз уж ты врач, раз уж ты вошел в число друзей… Раз уж ты человек, в конце концов!
Питер заново раскурил трубку и сделал глубокую затяжку.
– Расскажите о ваших литературных занятиях, – попросил он.
– Жаль, что у нас мало времени. Понимаете, я веду дневники…
– Дневники?
– Ну да. Заношу в блокнот мысли и события, описания, зарисовки характеров, просто впечатления. Но для того чтобы развить это, чтобы выразить мысль полностью, требуется время. Агентство заваливает меня работой, я бегаю с одной встречи на другую и не могу основательно заняться писательским трудом. А очень хотелось бы.
– И вы не можете построить свой день таким образом, чтобы больше принадлежать себе? Когда я был студентом, у меня оставалось очень мало свободного времени, но я все равно писал стихи.
– Стихи? Правда?
– Конечно, писать стихи легче, чем взяться за книгу. Кэрри задумалась.
– Проблема несколько в другом. Я до сих пор не знаю, о чем именно мне хотелось бы написать.
– Но вы делаете карьеру, и выглядит все это очень увлекательно. Это же прекрасно – иметь успех! Только представьте себе, сколько девушек мечтало бы оказаться на вашем месте.
– Им кажется, будто это красивая жизнь. На самом деле все тривиально. Большая часть тебя остается невостребованной. Я иногда с тревогой думаю, что полностью растрачу себя, если не брошу эту работу!
Питер расхохотался от души.
– Никогда! Ваша истинная суть так и светится в вас. Даже если бы вы год прожили в публичном доме, ничего бы в вас не изменилось, вы остались бы собой. Точно так же, как ваша работа не может испортить то, что в вас есть. Вы из хорошей семьи, у вас трезвая головка, и ничто вам не может угрожать, поверьте!
Она ощутила тяжесть в груди. Как было бы хорошо, если бы у них была возможность поближе узнать друг друга. Но нет. Только вчера они познакомились, и уже завтра он уезжает.
Лиловые тени сгустились на грязных стенах небоскребов, высящихся над чумазыми кирпичными домами с садиками на крышах. Ночь полнолуния, и на небе не видно ни одной звезды. Глухую неподвижность воздуха нарушил легкий ветерок, милосердно овеявший их лица. Они в молчании спустились к реке и смотрели на светящиеся отражения, размываемые тусклой водой.
– В нас есть что-то общее, – говорил Питер, – не только потому, что мы из квакеров. Нечто большее соединяет нас.
Боль в сердце Кэрри становилась все сильней. «Как грустно, – думала она. – Как печально, что ничего не может быть».
Глава VI
– Кэрри, дорогая, какое счастье, что я тебя застала дома! – сказала Чарлин. – Ну-ка скажи мне, ты в теннис играешь?
– Играю, – ответила Кэрри, поудобнее берясь за трубку. – Для Уимблдона я, пожалуй, не в форме, но…
– Но по мячу ударить ты можешь? И там подачи всякие и прочее?
– Конечно!
– Прекрасно. Есть для тебя работа – реклама кофе у «Бентона и Боулза». Тебе там надо обратиться к Розали Уолтон. Завтра, в девять сорок пять. Вид должен быть спортивный: свежий воздух, здоровый образ жизни – ну ты меня понимаешь! Ясно?
– Ясно.
– И кое-что еще. В полдень я хочу, чтобы ты занялась шампунем «Хало». Волосы должны быть вымытые и блестящие. Зачешешь наверх. Вид светской девицы, лет двадцати с маленьким хвостиком. Спросишь Билла Кэссиди.
– Есть.
– Записывай дальше. В три будь у Комптона. Они же взяли тебя на рекламу мыла «Люкс», верно?
– Ну да.
– А это будет проба на «Айвори». Постарайся, чтобы досталась тебе. Вид совсем юный, лет так на восемнадцать.
– Есть.
– В четыре тридцать тебе надо быть в «ББД и О». Там речь пойдет о «Пепси», так что ты знаешь, как тебе выглядеть.
– «Образ «Пепси».
– В стиле «Пепси». Ну, тебе не надо объяснять. Да, чтоб не забыть, еще не принято решение по тебе насчет «Пепсодента». Говорят, ты смотрелась чересчур молоденькой. В любом случае, завтра я буду знать, что они там решают. Так, теперь на пятницу. Время я сообщу дополнительно, но речь пойдет о «Нок-земе». Будь готова.
– Буду.
– Решение по кинопробам у Гербера задерживается: Алекс де Паола срочно вылетел на побережье. Обещают решить сразу, как только он вернется. Ну вот, вроде пока все, кисуля. Заходи в контору, не забывай нас.
– Не забуду. – И Кэрри повесила трубку.
Долорес оторвалась от своих ногтей и глянула на Кэрри.
– Ничего себе! А у меня с тех пор, как я вернулась из Европы, всего три собеседования.
– Так всего неделя и прошла.
– Я уверена, что должна получить рекламу «Кемпбелл-супа». И «Драно» тоже. Я именно то, что им нужно. А ты получила рекламу тунца?
– Пока не знаю. Должны сообщить.
– А «Саран рэп»?
– Тоже пока жду.
– Малышка куда девалась?
– Где-то гуляет с человеком, с которым познакомилась у Джефри.
– Слушай, а ты можешь поверить, что она все еще девушка?
– Откуда ты знаешь?
– Она сама мне рассказала. Девятнадцать лет от роду, год живет одна в Нью-Йорке – и девственница! Она у нас великая католичка, я думаю, в этом дело. Как мои ногти?
– Блеск!
– Лак нового тона. Перламутра достаточно, как на твой вкус?
– Более чем.
– Не сумела сегодня договориться о прическе у Рокси, и пришлось самой укладывать волосы. Ничего?
– Отлично выглядят!
– Сегодня у меня каждый волосок должен быть на месте. У Эдмунда большой сбор гостей. Не знаю почему, но я уверена, что именно сегодня поймаю живца. Может быть, ты передумала и все-таки пойдешь вместе со мной?
– Нет, спасибо.
– Ну и пожалеешь.
Долорес трясла руками, чтобы лак побыстрее просох.
– Я тебе не говорила, что вчера вечером случайно натолкнулась на Саймона Роджерса? Знаешь, что он говорит про тебя?
– Что?
– Что ты лесбиянка. Это, конечно, потому, что ты ему дала от ворот поворот. Типично мужские фокусы. Если ты отвергла его, значит, что-то неладно с тобой. Не с ним!
Долорес осторожно сняла пылинку с накрашенного ногтя.
– Не понимаю я Рекса и Чарлин: почему они так мало делают для меня? Все звонки – тебе.
– У нас с тобой совершенно разный типаж.
– Это уж точно! Нам поэтому и мужчины нравятся совершенно разные. Что это за мальчик, с которым ты была вчера вечером?
– Питер Телботт.
– Кто такой?
– Доктор, интерн в больнице. Я с ним познакомилась на заседании Комитета американских друзей.
– У интернов не бывает денег. Держу пари, он еще и в армии не служил.
– Не служил. Отказался из религиозных соображений.
– Ну и кончит тюрьмой. Где ты их только подбираешь. А ты с этим мальчиком уже спала?
– Нет.
– Странно. При твоей любви к этому делу…
– Полегче, Долорес! – огрызнулась Кэрри.
– Какого черта, что я такого сказала?
– Все, хватит!
– Хватит так хватит. Еще голову мне откусишь.
Долорес подсела к зеркалу и стала изучать свое лицо. Франсуа, Ривьера, солнце и море явно пошли ей на пользу.
– Вот так вот, – сообщила она своему отражению. – Что-то сегодня обязательно будет. По-крупному будет!
Двери лифта открывались прямо в квартиру Эдмунда Астора.
– Здравствуйте, здравствуйте! – сморщенный трупообразный человечек встречал гостей, потерянно улыбаясь и сверкая множеством золотых зубов.
– Я – хозяин, Эдмунд Астор. А вы – как вы прекрасны, дорогая, как вас зовут?
«Ослеп, что ли, – подумала Долорес. – Как это он умудрился забыть меня?»
– Долорес Хейнс, – она протянула руку. – Не хотите ли вы дать мне понять, будто не помните меня?
– Конечно, нет, конечно, дорогая, ну как я мог допустить такую оплошность? Вы должны простить меня!
Улыбка Эдмунда была застывшей гримасой, а двигался он, будто каждый шаг мог стать его последним. И все же он делал отчаянные попытки поиграть своими маленькими, тускнеющими глазками.
– Мы с вами еще пошепчемся вдвоем сегодня вечером, – сказал он, намекая сам не зная на что.
Долорес была известна вся подноготная этого Эдмунда. Натурализовавшийся американец, который заработал начальный капитал, тайком продавая Гитлеру боеприпасы. Теперь, в глубокой старости, этот человек получал сполна за былые гнусности в форме бесчисленных болезней, не говоря уж о старческом маразме. Чарлин предупредила Долорес, что Эдмунд всегда был, да и теперь остался жутким жмотом, и польза от него одна: на его приемах можно познакомиться с людьми менее прижимистыми.
Вся квартира была завешана фотографиями поразительно красивых женщин, снятых вместе с Эдмундом в разные годы его жизни, в разных ночных клубах. Чаще всего в «Эль-Марокко». Долорес от вида этих фотографий передернуло так же, как от коллекции Чарлин в агентстве. «Что сталось со всеми этими красавицами? – подумала Долорес. – Где они теперь?»
Она оценила взглядом ситуацию в гостиной. Ни одна из женщин не могла с ней конкурировать. Мужчины собрались обычного для таких приемов типа: старые и непривлекательные, самым молодым – за пятьдесят, другие и того старше. Исключение составлял лишь Джефри Грипсхолм и еще парочка таких же «юношей».
Долорес решила подойти к Джефри.
– Я третьего дня читал в «Гардиан», – говорил Джефри очень смуглому дородному мужчине, – что француженка проводит с любовником двадцать четыре минуты в неделю, в то время как француз тратит двадцать четыре минуты в день – в день! – на то, что газета изящно назвала внесемейными обязательствами.
– Прелестно, правда?
Долорес втерлась в группу мужчин вокруг Джефри, и тот представил ее:
– Мисс Долорес Хейнс! Мистер Костаскантакрополис! – продолжил он, обращаясь к Долорес.
Костаскантакрополис! Ничего себе! Спиро Костаскантакрополис, известнейшая личность, кочующий греческий судовладелец с домами в Афинах и Нью-Йорке, Париже и Лозанне, в Биаррице, Сарденье, Лондоне, Палм-Биче, на мысе Ферра и так далее – до бесконечности.
– Очень рада!
Долорес с особым нажимом тряхнула влажную ладонь Спиро и заглянула ему в глаза, стараясь телепатически внушить ему, что она с превеликим удовольствием прыгнула бы с ним в койку.
Спиро в ответ ухмыльнулся.
– Вы сегодня совершенно во вкусе мадам Рекамье, – заметил Джефри.
Долорес выдала самую обворожительную из своего набора улыбок, направляя ее преимущественно на жирного Спиро, подчеркивая сильное желание познакомиться с ним поближе.
Через минуту Джефри перешел к другой группе, а его место занял Эдмунд Астор.
– Что за восхитительное существо, – прокудахтал он. – Спиро, правда же мисс Мартин восхитительна?
– Хейнс, – поправила его Долорес. – Долорес Хейнс!
– Я непременно должен пригласить мисс Хейнс в мою загородную резиденцию. Мы там можем заняться невероятными вещами. Видите ли, у меня есть хобби – я фотографирую.
– Сейчас этим многие увлечены, – просияла улыбкой Долорес.
– Какой камерой вы пользуетесь? – заинтересовался Спиро.
– «Графлексом», – Эдмунд глаз не мог отвести от декольте Долорес. – У меня поместье, очень большое поместье в графстве Бакс. Я буду счастлив, Дороти, если вы приедете в гости и мы вдвоем займемся фотографированием.
– Было бы очень мило, – согласилась Долорес, всей душой желая, чтобы старый козел отвалил и оставил ее со Спиро.
– Эдмунд, Эдмунд, – позвали с другого конца гостиной. – Вы нам нужны! Мы хотим знать, что вы думаете по поводу…
– Извините, я должен заняться и другими гостями, – сказал Эдмунд. Спиро Костаскантакрополис осмотрел Долорес долгим, нахальным взглядом, оценивая ее без одежды. Она ответила тем же.
– Приятнейший сюрприз – обнаружить здесь такую жемчужину, – заявил Спиро. – Редкую жемчужину, я бы сказал.
– Как это мило с вашей стороны! Ужасно мило!
– Очень хотел бы, чтобы мы еще раз с вами встретились. Я бы хотел пригласить вас отобедать со мной.
– Охотно, – Долорес смотрела прямо в его глаза.
– Жаль, что мы встретились так поздно, я завтра должен лететь в Европу. Можно, я вам позвоню в следующий мой приезд сюда? Я был бы счастлив, если бы вы согласились тогда отобедать со мной.
– Буду тоже счастлива, мистер Костаскантакрополис.
– Зовите меня Спиро.
– Спиро.
Спиро достал ручку и тоненькую записную книжечку, переплетенную в марокканскую кожу с золотым тиснением.
«Оп-па! – ликовала Долорес, диктуя ему номер своего телефона. – Было же у меня предчувствие, что сегодня я должна поймать живца. Главное в жизни – вера в себя! Верь – и весь мир будет твоим. Мои коготки наготове – вот он, живец!»
Рекс запустил руку в нижний ящик стола и вытащил флакон своего любимого одеколона – «Вудьхью» от Фаберже. Вылив несколько капель на ладонь, он провел по лицу и волосам и расчесал тонированные бронзовым локоны. С наслаждением вдохнул ароматный воздух. Он готов. Готов к выступлению на заседании общества «Маттачин», которые проводились по средам. Рекс там был известен как активнейший сторонник отмены закона, запрещающего содомский грех. Более того, сегодня в заседании примет участие и личный гость Рекса – Синджин О'Шонесси. Роман с Синджином продолжался дольше обычного – уже шла четвертая неделя. Рекс был уверен, что его речь произведет на Синджина большое впечатление, и оказался прав. Позднее, за ужином при свечах в Гринвич-виллидж, Синджин просто слов не находил для выражения восторга по поводу ораторских способностей Рекса.
Из ресторана они отправились к Синджину, жившему буквально за углом. Синджин читал стихи, потом заговорил о том, как интересно бывает происхождение слов.
– Английский сейчас переживает период изменений. Слова утратили силу, мы иссушили их первоначальное значение. Нам либо нужны новые слова, либо возвращение привычным словам их первоначального значения и смысла.
– Интересно, – пробормотал Рекс.
Они, испытывая взаимное удовольствие, восторженно смотрели друг на друга.
Синджин подался вперед и с затаенной надеждой спросил:
– Ты скоро узнаешь, какое решение приняли насчет моих кинопроб?
– Завтра же и позвоню им, – пообещал Рекс и в приливе чувств привлек к себе возлюбленного.