Текст книги "Ловушка для красоток"
Автор книги: Жанна Режанье
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
Глава XII
– Ты пропустила две встречи, лапка!
– Прости меня, Чарлин. Я так увлеклась работой, что просто забыла про них!
– Ну, хоть не увлекайся настолько, чтобы забыть получить деньги за работу. У меня для тебя есть чек, и не один, а несколько.
– Замечательно!
– И помни, Кэрри, будущее надо планировать. Иными словами, если мы тебе назначаем встречи, так уж, будь добра, не подводи нас и не подводи себя. Блокнот при тебе? Пиши, на завтра у тебя два собеседования. Выглядеть лет на восемнадцать.
Кэрри записывала под диктовку Чарлин.
– Ясно.
– Потом ты отправишься на повторную съемку к Глиму. Ну, там тебе надо выглядеть на двадцать с небольшим. Одиннадцать часов – «Комптон», Двенадцать пятнадцать – «Уаи энд Ар». Эти хотят, чтобы ты выглядела элегантно-небрежной. Так, после обеда облик светской дамы, лет двадцать с хвостиком, это у…
И так каждый день. Пробы, собеседования, съемка. «Я все реже понимаю, кто я и где я, – размышляла Кэрри. – Трудно смириться с тем, что множеству людей нужны различные аспекты моей внешности, но никому не требуется моя истинная суть, самое реальное, что есть во мне». Кэрри страстно мечтала встретить человека, частью которого она могла бы стать, – в этом она видела единственный выход. Тогда бы начался внутренний рост, тогда бы она по-настоящему расцвела. А нынешняя жизнь совершенно бессмысленна и бесцельна, а раз нет смысла и цели, то все кажется нестерпимо мелким и глупым. Чем она занимается? Демонстрирует себя. Как тривиально. Тем не менее, Кэрри продолжает улыбаться в коммерческой рекламе, улыбаться клиентам, улыбаться плейбоям. Красивая безделка – вот что она такое, вот чем ей предназначается быть. Год за годом одни и те же лица, одни и те же движения и жесты, и Кэрри – часть этой рутины. Ничего не меняется.
Кэрри писала:
«На этом бизнесе лежит зловещая тень, нас же он перемалывает. Он постоянно требует себе нашу невинность и нашу красоту – физическую, духовную, нравственную, интеллектуальную, эмоциональную, духовную. У нас отнимают наше единственное оружие, нас раздевают догола. Где наша свежесть, когда мы уходим из этого бизнеса? Но пока мы остаемся внутри этого мишурного мирка, мы стараемся жить как можно полнее, мы знаем, что за его пределами лежит большой усталый мир, для которого мы не более чем предметы… Но есть и еще одно пространство – внутренний мир красоты и душевного богатства, и мы знаем, как много в нем любви и как томится душа от невозможности ее выразить…»
«Сколько ошибок я наделала, – думала Кэрри, сидя за письменным столом. – Но я еще наверстаю. Я обязательно наверстаю. Я должна наверстать».
Чистый воздух, пустоватые улицы. Снегопад напомнил о чем-то далеком, и город притих, вспоминая. Кэрри ехала в бездумном безмолвии по скованному зимой городу, и ей чудилось, что и промерзший бетон, и поземка, и подрагивающие деревья пытаются сообщить ей нечто важное, но она не может догадаться, о чем это они… Господи, хоть бы не эта сосущая пустота внутри, ведь где-то в ней таятся и ритмы, и ощущения, для выражения которых не слова нужны. Кэрри почувствовала, как в ней зарождается молитва: кто-нибудь, должен найтись кто-нибудь, и он найдется, этот человек. Хорошо, пусть не будет он воплощением всего, что она желала бы любить и лелеять, но пусть придет тот, кто избавит ее от нестерпимого одиночества.
Такси медленно пробиралось сквозь снегопад, Кэрри смотрела в окошко на разноцветные отблески, на отражения в металле и стекле. Все такое холодное, замороженное, но во всем есть обещание красоты, есть надежда: что-то может еще сбыться…
Снег валил до самого вечера, пока Кэрри носилась по рекламным агентствам, по фирмам, клиентам: сухой торт Дункана, хрустящий картофель Лоры Скуддер, политура для мебели. Конец еще одного дня.
Мантия сумерек окутывала город, скрывая его острые углы, обнажая световые пятна, звуки вечера. Автомобильные гудки, рычание тяжелогрузов, дрожь подземки.
Домой. Тишина пустой квартиры. Ни голосов, ни звука шагов, исключая ее собственные. Что-то погромыхивает и шипит в радиаторах центрального отопления. Кто-то должен появиться. Сейчас. Сию же минуту. Кэрри так хочет, чтобы он появился немедленно. Нет, не через неделю, не через месяц, даже не завтра. Сию минуту.
Зазвонил телефон – Джерри Джексон. Кэрри условилась встретиться с ним вечером следующего дня.
Рекс выбрал время посмотреть сценку из «Цветка кактуса», которую прямо в агентстве разыгрывала одна из их моделей и Роки Эспозито, за которым Рекс приударял.
Когда актриса распрощалась, Роки задержался около письменного стола Рекса.
– Что слышно насчет работы для меня? – спросил он.
– Предложил тебя на лимонный дезодорант для мужчин, – ответил Рекс, воровато поглядев на противоположную дверь.
– А что с электробритвой Уильямса?
– Никак не примут решение.
– Ты же обещал направить меня на собеседование по рекламе «Хай-карате», крема после бритья, и так ничего и не сделал!
– Что я могу сделать, если фирма меняет весь план рекламной кампании?
– Я нуждаюсь в работе, Рекс. Ты мне говорил, что я буду выше головы обеспечен работой, если только мы…
– Я помню, помню, – поспешно забормотал Рекс. Раздался звонок по внутреннему телефону. Звонила Чарлин.
– Похоже, что в моду вошли фальшивые зубы, – объявила она. – Ты не поверишь, но вот передо мной список – сейчас я тебе прочитаю, так: паста для искусственных зубов «Клинайт», еще несколько паст – «Полигрип», «Полидент», подушечка для вставной челюсти, клей для зубных пластмасс, таблетки для чистки искусственных зубов. И все это – за одну неделю. Я тебя спрашиваю, где мы возьмем моделей, которые согласятся публично продемонстрировать свои вставные зубы?
– Исключается, – согласился Рекс. – Каждая старается убедить нас в том, что у нее собственные жемчужные зубки!
– Вот именно. Кто согласится, чтобы реклама погубила имидж? Эго, эго и опять-таки эго! Как у тебя дела с рекламой фаршированной рыбы и мацы? Учти, евреи настаивают, а с ними надо считаться!
– Что делать, национальные меньшинства забирают власть над большинством. Может, обсудим этот момент у «Бикфорда»?
– Кисуля, – мурлыкала Чарлин в телефон, – как наша маленькая?
– Прекрасно, – ответила Долорес. – Поверишь ли, у нее уже два зубика!
– Маленькая обезьянка! Когда принесешь показать ее нам? И, кстати, когда ты собираешься прийти за своими чеками?
– Откуда чеки?
– «Зюд», шарики от моли, «Голова и Плечи».
– Могу заехать сегодня же после обеда.
– Буду ждать. Но это не единственная причина, по которой я тебе позвонила: тут к нам приезжает режиссер с побережья, Алан Мессина, довольно приятный малый.
– А, этот!
– Ты с ним знакома?
– Еще бы. Ты разве не помнишь, несколько лет назад я ему читала из этой провальной бродвейской пьески?
– Моя ласточка, с той поры многое изменилось: и ты не та, и он другой!
– Думаешь, он меня не вспомнит? В те времена я была не в лучшей форме. Я фантастически продвинулась!
– Не думаю, а знаю, лапка! Алан Мессина и сам не очень-то хочет припоминать тот период жизни. Сейчас он дико модный на побережье телевизионный режиссер.
Долорес навострила уши.
– Что он здесь делает?
– Ему нравятся нью-йоркские актеры. Хочет посмотреть, кто есть у нас, уверен, что тут полно талантливых людей. В пять ты можешь прийти в агентство?
Алан Мессина сидел за рабочим столом Рекса. Он был одет в брюки цвета хаки и рубашку из тонкого вельвета с закатанными по локоть рукавами, обнажавшими сильные, волосатые руки. В темном театральном зале Долорес не разглядела его, а сейчас на вид дала ему лет сорок пять или около этого. В нем было что-то от мальчишки, но по сложению он напоминал скорее тренера по теннису или карате. Долорес отметила довольно зловещие огоньки в его глазах. Мессина и говорил, и двигался с плавной стремительностью.
Окинув Долорес взглядом, он сказал:
– По внешним данным вы именно то, что я искал. Для одной специфической роли.
– Да? Что за роль?
– Высокая молодая аристократка из Сан-Франциско. Как вы думаете, сумеете сыграть?
– Думаю, что это моя роль.
– Вы не принесли фильмы с вашим участием?
– Боюсь, что нет, – светским тоном ответила Долорес. «На хрена я буду ему показывать это голливудское старье, где я играю дурочек-секретарш или медсестер – муру, снятую пять лет назад!»
– У меня есть опыт выступлений на Бродвее. И я много занималась мастерством.
На Алана это явно произвело впечатление, и он объявил:
– Вот это хорошо! Хорошо, что есть опыт игры на сцене. Мне осточертели эти однотипные голливудские личики и их манеры. Если вы умеете читать, полдела сделано. Возьмите сценарий.
Долорес и страницы не прочитала, как он прервал ее словами:
– Достаточно. Все хорошо.
Долорес замерла, ожидая, что он прямо сейчас скажет: «Беру вас на эту роль».
– Больше читать не надо. Видно, что играть вы умеете. Я свяжусь с моей группой на побережье и скажу, что хотел бы использовать вас. Посмотрим, что они ответят.
– Как скоро вы рассчитываете получить ответ?
– Возможно, в течение нескольких часов. Я могу позвонить вам домой?
Долорес распознала смысл его взгляда, того самого, отлично ей известного, и ответила таким же, не оставляя ему никакого места для сомнений: да, она на все сто процентов согласна с любыми его режиссерскими замыслами.
– Возможно, потом сходим куда-нибудь выпить? – предложил он.
Сохраняя течение возникших между ними биотоков, Долорес не спешила отвести глаза от Алана:
– Отчего же, я с удовольствием.
– Дайте мне ваш номер телефона, я позвоню. Вы будете дома к вечеру?
– А может быть, мы прямо сразу договоримся, где и в котором часу увидимся? – парировала Долорес.
– Не так-то просто при моей загруженности здесь, – Мессина поскреб в затылке. – А что, некуда вам позвонить попозже? Или там сердечный друг, который может приревновать?
Долорес ослепила его самой бронебойной из своих улыбок:
– Есть муж, который может!
Не сводя с нее глаз, Алан Мессина тихонько спросил:
– Как насчет моего отеля? Часиков в девять? К этому времени я наверняка освобожусь. В конце концов там тоже можно выпить!
– Вполне, – улыбнулась Долорес.
Долорес ушла из дому, сказав Генри, что ей необходимо навестить Чарлин. Ровно через десять минут она поднялась на семнадцатый этаж отеля «Режи», и мальчишески ухмыляющийся Алан Мессина распахнул перед ней дверь своего номера.
– Которую из отрав? – спросил он.
Долорес попросила не слишком сильно разведенный шотландский виски и приготовилась к разговору о своей роли. Алан еще возился у бара, смешивая себе мартини на водке.
– Думаю, с ролью все в порядке, – начал он.
– Вы только думаете, что все будет в порядке? – кокетливо надулась Долорес. – Какой позор.
Она протянула руку, усаживая его рядом с собой.
– За ваш успех! – Алан провозгласил тост, глядя ей в глаза.
– За незамедлительное решение! – пропела Долорес.
– За кем вы замужем? – спросил Алан, отпивая мартини.
– Вас интересует мой муж? Как скучно! Я бы охотней поговорила о нас с вами.
– И я бы тоже, моя радость! Но меня действительно интересует твоя жизнь. Так за кем мы замужем? Что за брак?
– Нормальный муж, нормальный брак.
Теперь Долорес пожирала его глазами, уже предвкушая, как он войдет в нее, как будет овладевать ею.
– Ты вообще против семейной жизни?
– Нисколько, милый. Семейная жизнь – замечательная вещь. Я уверена, что жить надо только семьей, во всяком случае женщине. Женщина не может без мужа. Но, – Долорес понизила голос, – потребности женщины не ограничиваются этим.
Последовала пауза, заряженная электричеством. Алан придвинулся поближе к Долорес.
– Думаю, что я тебя понимаю. Я и сам женат. Он поставил бокал на столик.
– В этом случае, возможно, действительно понимаешь. Долорес поставила свой бокал рядом с его.
– Конечно, понимаю.
Он поцеловал ее, как бы проверяя реакцию.
– Муж так не целуется, – прошептала Долорес.
– И моя жена тоже.
– Какие у тебя волосатые руки. Ужасно чувственные!
– Откуда тебе известно про мои волосатые руки?
– Мне все известно.
– Тебе нравятся такие руки, детка?
Он запрокинул ее голову и коснулся языком уха.
– Ты мне нравишься! Ох, как нравишься!
– Ты дикая баба, это тебе тоже известно?
– Этого ты знать не можешь – насколько я сексуальна!
– Я собираюсь выяснить.
– А мой контракт, милый? Мой контракт?
– О чем ты говоришь! Роль твоя. Он лег всем телом на нее.
– А как же группа на побережье?
– Детка, предоставь это мне. Ради такой сексуальной куколки я что угодно готов сделать!
– Алан! – простонала Долорес прямо в его ухо. – Еще ни один мужчина так меня не возбуждал!
– Ну, вот видишь, мой сладкий, твои страдания вознаграждены, – говорила Мартита, – теперь тебе любая попа по карману.
Рекс сластолюбиво ухмыльнулся:
– О чем и я думаю с тех самых пор, как откинул копыта старый Харви.
Он и Мартита после работы зашли в «Юлу» и сидели за коктейлями.
– Так что никогда впредь не говори, будто старая Мартита не умница.
Мартита смачно обсосала вишенку из коктейля и выплюнула косточку на пол.
– Ладно, Рекс, у нас есть другие дела. Я подумываю о том, чтобы инвестировать еще пятьдесят тысяч.
Рекс побелел. Пятьдесят тысяч – треть полученного наследства.
– Не думаю, что могу дать тебе такую сумму, – запинаясь, ответил Рекс.
– Ну, Рекс, – пожала плечами Мартита. – Это твое будущее. Закажи-ка мне еще один коктейль, и я пойду.
– Слушай, Мартита, пойми меня правильно, у меня сейчас огромные расходы, ты не знаешь, собралась куча неоплаченных счетов.
Мартита смерила его ледяным взглядом.
– Хорошо, Рекс, – ровным голосом сказала она, – поступай, как знаешь. С моей точки зрения, это ошибка – так жаться с деньгами, обыкновенное жлобство. С моей точки зрения, мы должны заработать на них по максимуму. Надо играть по крупной. Конечно, я твою прижимистость знаю, поэтому и не заикнулась насчет того, чтобы пустить все деньги в оборот…
Рекс начал защищаться:
– Я бы как раз пошел на это, но только сначала я желаю хоть что-то получить на уже вложенную сумму. Слушай, ты сама пообещала, что к этому времени у нас уже кое-что набежит. Я имею в виду дивиденды. Ты говорила, что еще месяц назад акции должны были поступить в свободную продажу и…
– Если память мне не изменяет, я уже все тебе растолковала, Рекс! – холодно сказала Мартита. – Запомни одно – я лично в твоих деньгах не нуждаюсь, я все это делаю исключительно ради тебя, а не в собственных интересах. Если компания придержала свободную продажу акций, то это едва ли можно вменить в вину мне. Слушай, Рекс, я раздумала – не нужен мне второй коктейль. Я пошла!
Мартита начала собирать свои вещи.
– Подожди! – Рекс испуганно придержал ее за рукав.
– Ну? – приостановилась Мартита.
– Хорошо, – неохотно согласился Рекс. – Хорошо, допустим, я дам тебе сорок тысяч, а? Сорок тысяч для начала? А потом, как только акции поступят в свободную продажу и мы на них что-то заработаем, я дам тебе еще. О'кей?
– Рекс, – раздельно произнесла Мартита, – я категорически настаиваю на том, чтобы прекратились разговоры на тему: я даю деньги тебе! Это выглядит так, будто я зарабатываю на твоих инвестициях!
– Ну, будет тебе! Я совершенно не имел в виду…
– Ты отлично знаешь, ради чего все это делается. Ради того, чтобы помочь тебе. Дать тебе гарантию на старость. Обеспечить тебя, чтобы пока ты еще будешь в силах радоваться жизни, ты мог бы платить всем мальчикам, которые в тогдашнем твоем возрасте даром с тобой лечь не захотят!
– Знаю, – пробормотал Рекс.
Господи, почему Мартита никогда не выбирает выражения!
– Очень просила бы тебя запомнить это раз и навсегда. Господи, я так выкладываюсь ради тебя, и вот что получаю вместо благодарности!
– Мартита, ну прости, я же не хотел.
– Я знаю, мой сладкий. Ну, хорошо, закажи мне еще один коктейль, так и быть. Выпьем за эти сорок тысяч и за твое обеспеченное будущее.
Мартита потрепала Рекса по щеке.
– И еще за всех молодых людей Мексики, Ривьеры, Капри и всего мира. За всех красивых мальчишек, которые будут отдаваться американскому миллионеру Рексу Райану!
Глава XIII
Разговор шел по-французски.
– Вы, должно быть, недоумеваете, отчего я постоянно надоедаю вам звонками, – сказал Джерри Джексон.
За весь вечер он не выговорил ни словечка по-английски. Кэрри казалось, что Джерри стесняется интимностей и переходит на иностранный язык всякий раз, когда хочет сказать нечто личное, но в то же время сохранить дистанцию.
Он отодвинул тарелку и зажег длинную толстую сигару.
– Были времена, – говорил он, – когда я отрицательно относился к избыточной свободе, но теперь все меняется.
Он затянулся, явно стараясь не смотреть Кэрри в глаза.
– Нет никакой надобности всякий раз стремиться к заключению постоянного контракта. Конечная ценность контракта не зависит от срока его исполнения. Он может действовать пять часов или пару дней и все же быть чрезвычайно значительным. Разумеется, я хотел бы остаться в семье, и мы с женой хотим иметь еще детей. Но полагаю, после восьми лет брака мы с женой понимаем, что нам обоим нужны и дополнительные отношения.
– И за этим вы мне звонили. Уложить меня в постель. – Джерри смутился до крайности. Кэрри видела, как на его лбу и на шее около воротничка выступили крупные капли пота. Он запыхтел сигарой и выдавил из себя:
– Ну, я не знаю… у меня свои сложности… опасения…
– О чем вы?
– Мне нужна надежность.
Он опасливо покосился на Кэрри.
– Откуда я знаю, можно ли положиться на вас? Меня это беспокоит.
– Положиться на меня – в чем? Что именно вас беспокоит? Это я должна беспокоиться, а не вы!
– Какие у вас резоны для беспокойства? Вы – красивая девушка. Вы себе всегда кого-нибудь найдете.
– А если бы я влюбилась? Вы ведь женатый человек!
– Я совершенно не желал бы, чтобы вы влюблялись. Я бы хотел, чтобы отношения между нами были основаны на взаимопонимании.
– Какую же, с вашей точки зрения, выгоду могла бы извлечь из этого я?
– Вы так же, как я, знаете, что с первой встречи между нами возникли некие узы взаимной симпатии.
– Но вы женаты.
– Ничего не поделаешь. Не моя вина. Так сложилась жизнь. Каждый человек бывает кем-то обременен, однако это не значит, что у него исчезают жизненные потребности. Вы видите, что потребности есть и у меня, но я не так уж часто встречаю женщин, способных по-настоящему удовлетворять их.
– А мои потребности? Что мне делать с моими потребностями? Всем хочется что-то получить от меня, что-то взять. Вы же не думаете, что я могу бесконечно раздавать себя?
– Я не могу говорить за других. Я могу говорить только о себе. Это открытый рынок, и я стремлюсь получить не более того, что хочет получить всякий мужчина. Но не пытайтесь убедить меня, будто между нами не возникло особое взаимопритяжение, поскольку я его ощущаю и чувствую, что вы так же воспринимаете меня. Вы спросили, какую выгоду вы могли бы из этого извлечь? Но вы же знаете, что между нами существует нечто, что, в свою очередь, может вылиться в Высший опыт. Вы не можете не знать, что в жизни такое бывает. Если двое понимают, что Высший опыт им доступен, они не должны упустить возможности испытать его до предела. Если жизнь дарует нам прекрасное, мы обкрадываем себя, отвергая его.
– А что ждет меня в будущем?
– У вас всегда все будет хорошо. Вы очень красивая и волнующая женщина. Когда появляешься с вами на людях, все головы поворачиваются в вашу сторону. У таких, как вы, не бывает проблем. У вас будет миллион возможностей. Если вас всерьез встревожит мысль о будущем, выбросите ее из головы.
– Единственное, о чем я мечтаю, – это замужество и семья. А именно это дается труднее всего.
– Вы чересчур красивы, чтобы принадлежать одному мужчине. Вы предназначены для всех. Разве вы не знаете, что в этом предназначение красивой женщины?
– Нет, я этого не знаю. И я в это не верю. Как не верю в то, что могу пройти жизнь путем, описанным вами.
– Если вы о финансовой стороне дела, то здесь нет проблемы. Я могу в любую минуту помочь вам с работой.
«Они всегда так говорят, – думала Кэрри. – Меня уже тошнит от этой фразы и от того, как бессовестно они пользуются нашей материальной зависимостью».
Но разве только в материальных нуждах дело? Есть же, есть и другие потребности. Кэрри хорошо знает их силу: в течение долгого времени она старалась отодвинуть их на второй план или вообще выбросить из головы. Ничего не вышло. Просто ничего. Ей чего-то постоянно недоставало, и старания заполнить пустоту вечно толкали ее на поиски – хотя бы малости, без которой ей не выжить.
Кэрри знала, что согласится. Она больше не в силах выносить одиночество. Когда Джерри начал хватать ее прямо в коридоре, громко дыша, тиская ее все сильнее и сильнее, не давая ей даже шевельнуться, она уже в ту минуту снова с нетерпением ожидала своего идеального героя, которого, возможно, и на свете-то не было. А было вот это. И все. Но за окнами завывал ветер, колотясь о бетон, о промерзший камень, и Кэрри тревожно говорила себе: да, да, я согласна. Чем ничего, пусть будет хоть что-то. Не имеет значения, что мое сердце желает большего. Я должна уметь удовлетворяться тем, что есть.
Позднее, лежа рядом с Джерри в тишине, она ощутила острый приступ нежности. Она повернулась лицом к нему и снова осознала, что он-то может ответить ей одной лишь животной страстью. «Почему так, – размышляла Кэрри, – почему для женщины любовь составляет суть жизни, а для мужчины это просто развлечение?» Животная страсть не могла стать заменой любви. Лежа рядом с Джерри, Кэрри уже знала, что больше не допустит его до себя.
Моторы «боинга» взревели, рассыпая далеко вокруг фонтаны снега и мокрой грязи, потом медленно начали затихать.
Долорес вышла из кабины первого класса и проследовала в гигантское здание аэропорта. Лучи утреннего солнца лились сквозь высокие окна, пушистый красный ковер поглощал звуки. Такси помчало ее в Манхэттен.
Долорес что-то мучило – странное чувство, которому она не могла подобрать названия: депрессия, недовольство, неудовлетворенность грызли ее. Машина проезжала мимо промороженного забора, отгородившего от улицы строительную площадку, на которой громоздились кирпичи, камень и дерево, стальные прутья, растрескавшийся цемент, мусор и хлам от только что снесенного дома. Долорес почудилось нечто символическое в зрелище старого строения, которое ломали, чтобы возвести новое на его месте, – ее брак тоже, без сомнения, подлежал сносу, он изжил себя, и Генри превратился в помеху движению ее жизни.
Долорес тоже было необходимо сломать старое и расчистить место для нового. Теперь, когда уже отснят телефильм Алана Мессины, Долорес осталось только дождаться эфира. После этого начнется ее восхождение к новым вершинам. Ей остается только ждать. Но от Генри необходимо отделаться. Генри ей мешает.
Громадная квартира выглядела очень уютно. Генри еще не скоро покажет нос – сегодня воскресенье, единственный день, когда он позволяет себе поваляться в постели. Сейчас ему подадут завтрак в спальню, потом он до обеда будет читать газеты. Долорес зашла взглянуть на маленькую. Тина сладко спала в своей постельке, засунув палец в рот.
Долорес вызвала лифт.
Город был, тих и пуст. Тоненькая струйка уличного движения сочилась без помех, как по маслу. Долорес прогулялась по Пятой авеню, мимо многочисленных отелей на Пятьдесят девятой улице.
Она заглянула в отель «Режи», позвонила оттуда по телефону, опять вышла на улицу и остановила такси. Она предвкушала удовольствия, предстоящие ей в заведении Джинни.
Что может быть лучше в первые часы возвращения домой ранним воскресным утром?
Долорес уже в самолете обдумывала свои планы, от души надеясь, что ничто не помешает их выполнению и утолению ее сексуального голода. Ей повезло – она сразу же дозвонилась, и ей было назначено время у Рика, одного из ее любимцев в кобелином сервисе. А добрая старая Чарлин, конечно же, без разговоров согласилась прикрыть ее уход из дому.
Кобелиный сервис размещался в просторном старинном доме в Ист-Сайде. Поднимаясь по каменным ступенькам, Долорес ощущала нарастающее возбуждение, пульс ее ускорился от предвкушения, нежное тепло разлилось внутри.
Джинни, шикарная молодая дама, которая управляла заведением и записывала заказы, радостно встретила Долорес и указала, в какую комнату пройти.
Через два часа, удовлетворенная и умиротворенная чрезвычайно активной любовью с молодым негром весьма экзотической внешности, Долорес уплатила Джинни сто пятьдесят долларов: пятьдесят за использование помещения, сто – за Рика.
– Все было хорошо, кисуля? – спросила Джинни.
– Блестяще, – ответила томная и расслабленная Долорес. – Этот Рик просто восьмое чудо света!
– Ты мне будешь говорить! – со знанием дела подмигнула ей Джинни. – Он приобретает такую популярность – каждой сучке в городе прямо не терпится лечь под него. Заказы так и сыплются.
– Слушай, запиши меня тоже… На какой же день? Сейчас посмотрю…
Долорес перелистывала свою записную книжечку.
– Ага, вот. На среду утром. Скажем, на одиннадцать. До среды я так занята, что у меня и минутки нет свободной. Я только что вернулась в город, и у меня миллион дел. Но на среду запиши меня обязательно – мне вредно так долго поститься. Это раз. И еще, запиши меня на четверг, на четыре часа. О'кей?
Джинни кивнула. Долорес заторопилась к выходу, и Джинни помахала ей вслед.
Вполне возможно, что Генри уже встал.
Зимний сезон в разгаре. В тот вечер Долорес и Генри побывали на званом обеде: оркестр, танцы между переменами блюд, масса цветов, бесценный фарфор, хрусталь и столовое серебро, тончайшие скатерти и салфетки. К столу подавались изысканные вина и шампанское.
На следующий вечер супруги были на премьере, где собралась всегдашняя толпа молодых модерняжек, роскошных пожилых дам и похожих на пингвинов мужчин без возраста, в безукоризненных смокингах. Толпа шуршала программками, переговаривалась и раскланивалась.
Жизнь вошла в зимнее русло. Долорес Хейнс Гаупт – молодая светская дама, супруга весьма богатого и влиятельного Генри Гаупта, постоянно бывающая везде, где бывает весь свет, обедающая в самых дорогих ресторанах, поглощенная хождением по парикмахерским, магазинам и ателье, регулярно посещающая атлетический зал… Долорес Хейнс Гаупт – богатая молодая женщина: туалеты, приемы, премьеры, ее фотографии в самых престижных журналах мод, ее чековая книжка, гости, которых она собирает в своем доме, – все в норме. И при этом чрезвычайная поверхность, неудовлетворенные амбиции, тайные сексуальные дела. Долорес знала, что настал час принятия кардинальных решений.
– Я готова к переменам, Чарлин.
Они ели мороженое во «Временах года». Чарлин вскинула голову.
– Ты о чем?
– О переменах в моей жизни. Я собираюсь послать Генри.
– Господи! Давай закажем шампанское в честь такого дела.
– Он до чертиков мне надоел. Ты не представляешь…
– Можешь не объяснять. Я и так поражаюсь тому, сколько ты его терпела. Официант!
– Теперь, когда я снялась в телефильме, у меня кое-что для начала уже есть. Я чувствую, что мое будущее не здесь, а на побережье, Чарлин.
– Не торопись, детка, – остановила ее Чарлин. – Дождись, пока они сами к тебе не прибегут. Если ты поедешь на побережье просто так, ты окажешься еще одной красивой бабешкой, которая ищет себе применения. Сиди на месте и жди предложений. Дай развернуться рекламной кампании.
– Какая рекламная кампания, Чарлин! С тех самых пор, как я вышла за Генри, репортеры светской хроники так и вьются вокруг меня. Ты же знаешь. Я получила известность как светская дама, как актриса, как не знаю кто, но толку от всего этого чуть.
– Что тебе сейчас нужно, так это новая пьеса, – изрекла Чарлин. – Давай посмотрим, что тут можно сделать, но на сей раз выбирать должна уже ты.
Конечно, Чарлин права – Долорес нельзя ехать в Голливуд и снова толкаться среди старлеток. Долорес необходимо соблюдать достоинство и держаться за свой социальный престиж, быть над всеми и диктовать свои условия. На побережье это может и не получиться, но в Нью-Йорке она создаст себе имидж – она вне толпы. Она – Долорес Хейнс, она – сама по себе. Однако, что касается семейной жизни, здесь ее решение остается неизменным. Генри должен убраться вон.
Дело не в том, что он ее не удовлетворяет, дело вообще в их отношениях. Генри слишком стар для Долорес, ей нужен мужчина, способный выдерживать ритм и стиль ее жизни. Хватит с нее Генри – домоседа и зануды. К тому же замужество всегда было для нее этапом на пути к вершинам.
На следующей же неделе Долорес съехала с квартиры, сняла себе номер у «Пьера» и потребовала от Генри средств на содержание – ребенка и себя. Генри не чинил препятствий, он сразу согласился выплатить ей миллион, свободный от налогообложения.
Долорес окончательно утвердилась в том, что время на замужество было потрачено не напрасно, но теперь эта обуза позади, а впереди ее ждет свидание с судьбой.
