Текст книги "Шакалы пустыни (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Лошадь было жалко – несчастное животное и в свой последний час тащило на себе изрядно поклажи, вот только сплошь все бесполезное. Хозяин покойной кобылки возил с собой целый походный гардероб, коллекцию курительных трубок и еще много чего. От вида трубок Катрин немедленно затошнило, курительные принадлежности пришлось отбросить. С одеждой, вытряхнутой из мешка, вышла неопределенность: все чистое, аккуратно сложенное, качественное. Гм, ручная работа. Покойник был большим модником. Хотя, скорее это лошадь кого-то из слуг – уж очень однообразна поклажа. Катрин встряхнула широкие шаровары – взять что ли пару?

За спиной послышались приглушенные бегущие шаги. Э, крестьянство, разочаровываете. Оно вам надо? Жадность – большой порок. Иной раз вообще непростительный…

Развернулась навстречу в последний момент. Двое алчущих бежали плечо к плечу, третий подотстал. Физиономии злые. Обычное дело – «да кто на наших исконных землях наши исконные трупы обирать смеет?!» Разговаривать бесполезно. В руках атакующих сабли – эх, ну что за люди, вы же клинки в руках никогда не держали…

Уйти в сторону, врезать по затылку одному жадюге – под набалдашником шестопера хрустнула кость. Феллах по инерции продолжил бег, и, не издав ни звука, рухнул на лошадиную тушу. Его собрат особой быстротой реакции не отличался, удивленно глянул, развернулся к Катрин, наконец, опознал в высокой фигуре женщину, возмутился вдвойне, и попытался ткнуть даму саблей. Экая внезапная тяга к мушкетерской манере фехтования. Мог бы тогда от мешка за спиной освободиться – с горбом вообще не куртуазно выглядит.

Шестопер раздробил кисть, сжимающую сабельный эфес, селянин начал всасывать воздух для громогласного оповещения о своей сильной-сильной боли. Нет уж, ночь и так шумная, беспокойная. Катрин без затей ударила страдальца в лицо: остатки губ, зубов, да и вся нижняя челюсть сбрызнули с человека. Выронил саблю, повалился...

Донесся приглушенный вопль – третий соратник конкурентов все понял, развернулся и устремился прочь. Так-то, конечно, догадливый, но седельный мешок, два обретенных ружья и иную отягощающую добычу, не бросил. Катрин пробежалась следом, особо усердствовать в легкой атлетике не планировала, метнула шестопер. Тяжелый снаряд настиг бегуна и точно стукнул в шею. Беглец рухнул, дернул ногами и стволами ружей, замер.

Подобрав ударно-метательное оружие, Катрин подошла к телу. Ничего личного, но криков очнувшегося потерпевшего и всяких последующих свидетельских описаний «агрессивной ночной ведьмы» нам не нужно. Но беглец оказался счастливчиком – в смысле, уже отмучался – прилетевший в загривок шестопер сломал шею быстро и летально. Мародерша пнула ненужные ружья, вытерла ударный инструмент об одежду покойного, и, прихватив мешок, пошла обратно.

Настроение было так себе. Вот придешь куда и непременно убивать приходится. Рок какой-то, откровенно малоприятный. С другой стороны, тело вполне слушается, руки профессию помнят, что немного успокаивает. И никто этих селян набегать не заставлял: видите, что девушка болеет, нехорошо ей, так обойдите сторонкой.

Фляга внезапно нащупалась в незавязанном мешке. Отличная круглая баклага в нарядном чехле. Да фиг с ним, с чехлом, главное – булькает едва ли не половина. Катрин немедля бросила мешок и, присев на корточки, с чувством попила.

Утолив жажду (мерзкий привкус все равно остался), трофейщица подошла к праведно и неправедно павшим. Вот так оно и бывает: геройски сражались или практично охотились за материальными ценностями, а лежат рядом. Лошадь так и вообще кругом невинная. Какая гадость эта война.

Кавалеристы и мародеры согласно молчали, человечек со снесенной челюстью возможно еще был жив (кровь булькала), но возражать тоже не спешил. Катрин вздохнула и вернулась к шмоткам. Взять пару шаровар для одевания в рабочие моменты. Вот, маму их, что ж такие яркие? Впрочем, у этих алых штанов качество отменное, да и синие недурны. Покойников нужно не забыть от денег освободить, им-то уже  без надобности. Трофейщица вывернула селянский мешок: обувь, пистолеты, трубки, а это…

Характерно выгнутые ножны, прячущие клинок длиной с локоть.

У болезненной девушки к непорядкам с головой и ядовитым привкусам в горле прибавилось сильное сердцебиение. Ятаган! Непонятно почему, но просто невыносимо потянуло к оружию. Ладонь осторожно обхватила отделанную костью рукоять ятагана. «Обратно-выгнутый», тускло сияющий, острый как бритва клинок…  Да, самое оно!

Катрин успела изъять у мертвецов золотые монеты, стянуть сапоги пристойного размера и износа, но тут донесся шум и стук копыт, пришлось хватать узел с уже награбленным, обувку и удирать в тень пирамиды. Девушка, бормоча ругательства, запрыгнула на ступени и, пригибаясь, полезла повыше.

Затаившись в тени ступень-уступов, наблюдала, как пронесся отряд всадников – на этот раз с факелами – игра трепещущих теней эффектно осветила подножье, стены малых пирамид-спутников. Кто такие пронеслись, понять не удалось, да и фиг с ним – проехали и проехали. Катрин села и осмотрелась. С пустыни несло странной смесью остатков дневного жара и ночной прохладой. С другой стороны порой нагоняло дым и вонь пороха. Этакие противоречивые здесь атмосферы – просто мечта туриста.

Впрочем, и без всяких шуточек алые сполохи на речной воде приковывали взгляд. На Ниле пылали суда. Казалось, их сотни – языки пламени взметнулись на десятки метров, зрелище было жутковатым, но зачаровывающим.

Из темноты донесся барабанный бой – видимо, шло полковое перестроение. Блики от горящих судов сдвигались по течению.

Воюют люди, все при деле. А тут сиди как контуженная, пытайся мыслишки в кучку собрать. Несмотря на определенные успехи в области мародерства, ситуация оставалась паршивой. Ответов на вопросы «что? как? зачем?» пока не предвиделось. Понятно, что отрава вышибает мозг не столь откровенно как шестопер, но от этого не особо легче.

Что ты здесь делаешь? Куда идти? Где цель и где дом? А если ли он у тебя вообще, тот дом? Да что ж такое произошло?!

Разгадка болталась где-то рядом, разум и память напряглись, заскулили от непомерного усилия… Не получалось. Яд… Но почему яд? Тот доктор со странной кличкой отравил? Зачем? Нет, это не разгадка, а так, намек о ни о чем.

У берега громыхнуло орудие, потом второе – эхом отозвались на грубые звуки грани пирамид. Добивают у реки кого-то. Вот блеснули штыки: выдвигается плотная масса. Трудности маневрирования: каре, батальонные колонны и прочее. Битва у Пирамид – известное мероприятие, читала же когда-то. Вот эту военную ерунду психанутая память выдавала «на гора» охотно и без особого труда.

Здесь все началось утром и без особой спешки. Головной шла дивизия Дезе, ее прикрывали колонны дивизий Дебуа, Репье и двух других генералов. (Фамилии тех не вспоминались, ну и фиг с ними). Головная колонна французов прошла вне досягаемости укрепленного лагеря каирских ополченцев. Артиллерии у египтян имелось порядком, но вся на морских лафетах, оперативно передвигать батареи практически невозможно. Маневрируя без стрельбы, французы вышли на линию намеченного удара. Главнокомандующий противостоящей стороны Мурад-бей осознал смысл маневра и немедля попытался расстроить планы французов. Лихой атакой мамлюкской кавалерии удалось отсечь две колонны европейцев. Но головные наполеоновские дивизии уже перестроились в каре. Генералы, прикрывающие Дезе и Дюбуа, тоже успели среагировать, убрать кавалерию внутрь строя, оставив артиллерию на флангах. Команда пушкам «на картечь!» выполнена, плюс пальба ружейными залпами. Славные мамлюки оказались под огнем практически со всех сторон. Фланговая дивизия французов продвинулась вперед, отрезав противника от реки, и добавила египтянам артиллерийским огнем с тыла. Храбрецы Мурад-бея упорно атаковали и порой прорывали строй каре. Но прорывы, иной раз сквозные, имели хаотичный характер и решительного успеха не принесли. Картечь и порядок против бесстрашной анархии, все славно и бессмысленно…

Примерно через час растрепанная кавалерия мамлюков вышла из-под огня. Часть всадников пыталась прорваться в Гизу, была остановлена, попыталась опереться об укрепленный лагерь, но там тоже не срослось. Отход через Нил превратился в катастрофу – тонули как котята. Арабская пехота и ополчение спешно вышли из боя, на лодках и пехом использовали знаменитую тактику «ухода малыми группами». Бедуинские племена, теоретически держащие левый фланг Мурад-бея, скрылись в пустыне еще раньше.

Мурад-бей еще атаковал, надеясь прорваться к своим укреплениям. Но это была уже безнадега – отчаянные атаки были отбиты. К ночи измотанные мамлюки отошли. Мурад-бей приказал поджечь египетский флот…

Вспоминалось до отвращения легко. Всплывали абсолютно ненужные подробности возможных вариантов маневрирования, организованного отхода обороняющихся к укрепленному лагерю у Эмбаба, неиспользованные направления действенных контрударов. Автор той монографии искренне увлекался темой, писал живо. Но на кой черт эти детали нужны сидящей на пирамиде больной девице? Война эта сугубо ненужная, а нахождение несчастной девушки в данной точке времени и пространства, как ненужно, так и вообще необъяснимо.

Катрин примерила сапоги (удовлетворительно, но как водится, разносить требуется), допивала воду и вяло размышляла над причинами войн. Вот здесь – что этот бродячий Наполеон вообще у пирамид забыл? Жутко же далеко от французской революции и прочих европейских игр. Нет, понятно, так оно и случается: политические интересы, неумолимость развития прогресса, регресса, политеса. Об этом очень умно объясняется в учебниках, исследованиях и теориях. А попробуй доскрестись до первопричины… Вот Гомер, тот понимал вопиющее несоответствие и объяснял причины чуть наивно, но изящно. Жила-была Прекрасная Елена, ну о-очень прекрасная, из-за нее боги и люди вдрызг переругались, а потом и передрались. Недурное ведь объяснение?  Может, так и со всей историей: поскребешь, а там в истоке, или чувство систематической фрустрации на сексуально-импотентной почве, что патентованным историкам отмечать сугубо обидно по глубоко личным причинам и посему принципиально замалчивается, или отыскивается в роли детонатора некая прелестная Медея-Анна-Прасковья-Маргарита, и уже как следствие идет глобальный выброс военно-политического тестостерона. Чем не теория? Женских имен много, детонируют они непрерывно, бывают такие красивые имена, что…

О политическом тестостероне Катрин мгновенно забыла. Вскочив, балансировала на краю уступа, смотрела в темноту, в голове ревел тайфун чувств и мыслей, все кружилось, билось под сводом тесного черепа… и раскладывалось по местам.

Флоранс…

– Как я могла забыть?! – прошептала Катрин, падая-садясь обратно на равнодушный камень.

Мыслей, даже разведенных по своим местам, оказалось все же чересчур много. Девушка допила пахнущую чем-то фруктовым воду фляги, и машинально принялась чистить шестопер. Задача была понятна. Придется возвращаться в лагерь археологов. Выполнить контракт, официально вернуться в Париж XXI – теперь не только вопрос целесообразности, но и дело принципа. Вернее, дело принципиальной мстительности. Вздумали отравлять и закупоривать доверчивых девушек в саркофагах, лягушатники хреновы. Ту последнюю чашку чая в ангаре Катрин теперь вспомнила очень отчетливо.Быстродействующее снотворное – глотнула-то всего два раза. Ну-ну.

Глава 4
Реабилитационный период

К лагерю Катрин вышла ближе к утру. Возвращение отягощал узел с добычей, необходимость сделать порядочный крюк, обходя наполеоновские посты и малоудобная для рейдов одежда и обувь. В общем, все было плохо. Кроме одного – голова пришла в норму.

Лагерь археологов охранялся внешними постами каких-то невнятных пехотинцев (кто эти мундиры поймет, если даже родной кампанией 1812-го не особо интересовалась), да еще внутренними экспедиц-часовыми. Здесь, правда было как-то странно: оба охранника стояли у костра и о чем-то напряженно шептались. Морды невеселые, одеты в короткие сюртуки и брюки соответствующей времени армейской экспедиционно-египетской моды. «Штаны конюшенные егерского образца» – вот как они называются. Но оружие современное: дробовики с подствольными магазинами, открытые кобуры на бедре. Револьверы это логично – все же понадежнее полуавтоматических стволов с их вечными перекосами и прочими неприятностями. Но здесь рукояти что-то слишком заумные. Со сканерами отпечатков пальцев, что ли?

Кстати, Госслен левша.

Чужое оружие интересовало шпионку постольку поскольку (своим обзавелась), а вот разговор охраны недурно было бы послушать. Доверительно шепчутся, наверняка о насущном. Судя по позам, они в очень близких отношениях, видимо, дружны, гм, до чрезвычайности.

Катрин заползла под стену «своей» медицинской палатки, с облегчением сняла тапки-ботинки и осторожно завалилась на койку – та визгливо возмутилась, но все же не рассыпалась. В лагере стояла тишина, лишь откуда-то издали доносились невнятные, но веселые крики. Батальоны торжествовали победу и спешили собрать трофеи. Ну и ладно. Мы свое уже нагребли.

Разбудил девушку внеурочный визитер. Снаружи уже светало, но в палатке еще царила темень. Человек закрыл клапан, ощупью, но уверенно, отыскал один из кофров. Щелкнул кодовый замок, потом пахнуло знакомым-тонизирующим, забулькало…

– Мсье Мариет, вы бы и мне нацедили. В медицинских целях, – болящая подала слабый голос с койки.

Аудитор вздрогнул:

– О! Вам нельзя, Катарина. Я бы с радостью, но на фоне лекарств прием спиртного может дать побочный эффект. Собственно, я и сам только рот пополоскать – странное раздражение на деснах.

– Жадничаете, – вздохнула шпионка. – Что ж, нам, служанкам не привыкать. Бросили подыхать, так лежи и подыхай.

Мариет сглотнул из стакана, на миг задержал дыхание и бархатным голосом шаблонно обученного психиатра повел сказочную линию:

– Господи, Катарина, ну кто же вас бросал?! Мы все страшно беспокоились о вашем состоянии. Доктор к вам заглядывал ежеминутно. Кстати, где вы были? Мы уж испугались.

– В смысле? – удивилась Катрин. – Я тут и валялась. Доктор один раз пульс пощупал и все. Никакого сострадания. Сдается, мое выздоровление вообще его не слишком заботит.

– Да нет же, я и сам заглядывал. Мы вас искали, – психолог-аудитор указал на койку. – Вы позволите?

– Валяйте, садитесь. Хотя тут тесновато.

– Что поделать, походные условия. Так где же вы были, дорогая Катарина? Вы не представляете, что здесь началось, когда вы исчезли. Нельзя же так пугать друзей.

Он глубоко по-дружески взял ладонь болящей, Катрин руку отнимать не стала. Играем, так играем.

– Послушайте, Мариет, я глубоко тронута вашим сочувствием, но не особо верю, что моя скромная персона всерьез интересовала господ археологов. Куда я могла деться? Чувствую себя просто ужасно. Сидела у воды, дышала свежим воздухом. Немного блевала, уж простите за интимные подробности.

– Это ужасно! – охотно согласился аудитор. – Кто бы мог подумать, что вы столь чувствительны к стандартным препаратам. Полагаю, доктор «Крест» еще ответит за свои профессиональные просчеты. Небрежность здесь недопустима! Но сейчас ситуация требует полнейшей искренности. Прошу вас, Катарина, ответьте. Где вы были?

– Господи, да что за вопросы? Где я могла быть? Бегала на рандеву с резидентом? Сами понимаете – это смехотворно. У меня тут из друзей одна милашка-Дикси. Черт возьми, я же понятия не имела, где окажусь. Откровенно говоря, эти прямо под боком торчащие пирамиды – шокировали не на шутку. Сидела, смотрела на Нил, думала – прямо сейчас у меня голова лопнет или уже утром?

– Понимаю, понимаю, – Мариет продолжал поглаживать запястье допрашиваемой. – А вот это откуда?

– Что?

– Вот этот узел с сапогами.

– Ах, этот. Этот по реке плыл. Полагаю, имущество какого-то утонувшего бедолаги. Тут вроде война, бедствия…

– Но сверток сухой!

– На коряге плыл, – пояснила Катрин.

– На коряге? Как удачно, – закивал аудитор. – Поймите, дорогая моя, сейчас не тот момент, когда стоит рисковать, усложнять ситуацию. Нам поможет лишь полное доверие и откровенность. Поймите, я вовсе не хочу вас пугать и допрашивать…

– Так и не допрашивайте. Просто гладьте. Мне приятно, – со вздохом призналась больная.

Мариет засмеялся:

– Польщен. Но у руководства возникнут вопросы…

– У меня уже возникли. Вопросы и подозрения. Внутренние ощущения и предварительный диагноз настойчиво подсказывают – меня отравили. С искренней радостью откажусь от этого пугающего вывода, но пока как-то так. Мсье Мариэт, вы бы не могли рассказать о моих догадках господину начальнику экспедиции и благороднейшей мадам де Монтозан? Меня беспокоит сложившаяся ситуация. И спать мне хочется.

– Понимаю. Не буду надоедать.

Аудитор убрался, Катрин брезгливо вытерла ладонь об одеяло и задремала.

День обещался выдаться хлопотным, следовало отдохнуть.

Особо выспаться не удалось. Клапан палатки воспитанно подергали:

– Мадам Вдова, если вы в состоянии, извольте явиться на общее собрание!

Гонцом оказался любезнейший лаборант.

– Уже бегу! – зевая, отозвалась Катрин. – А что там с завтраком?

– Собрание совмещено с утренним кофе, – холодно отозвался мсье Морэ-"Латино" и не стал торчать у входа.

Катрин размяла мышцы и руки-ноги – койка была все же жутко неудобной, зачехлилась в никаб и отправилась заседать-завтракать.

Штабная палатка высилась в центре археологического лагеря. За прошедшие сутки научно-прохиндейский бивак успели порядком обустроить: палатки, склад, кабинка передвижного био-сортира, в целях маскировки обложенная местным камнем. Лежали заготовленные дрова, жерди, по периметру тянулась траншея непонятного назначения – на ход сообщения и стрелковое убежище канава не слишком походила, да и периметр не замкнула. Сам тракторишко-экскаватор сейчас был загнан в капонир и отдыхал, прикрытый парусиной. Солидно «коллеги» потрудились, этого не отнять.

В штабной палатке собрались практически все, включая охрану в полном составе. Отсутствовал только начальник – видимо, господин Одуан-Рузо поправлял галстук и повторял тезисы дежурного доклада. А пока экспедиция воззрилась на гулящую вдову – Катрин и глазом не моргнула. А кроме глаз, собственно, ничего и не видно – чрезвычайно удобно в подобных напряженных ситуациях. Все стояли, молчали, собрание-завтрак ожидался фуршетного типа, на столе остывали кофейники, ждало блюдо с какими-то сомнительными эрзац-круассанами. Катрин прошла к центру, взяла рогалик, кружку, розетку с джемом, подцепила на одноразовую вилку ломтик сыра, направилась к угловому столику, уселась на него и кратко объявила:

– Нездоровится.

Мадам-профессор поморщилась:

– Сидите, «Вдова». Итак, по текущей ситуации. Как видите, «Вдова» нашлась и с ее временной пропажей мы разберемся позже. От господина Одуан-Рузо новостей пока нет. Мы пытались связаться с профессором, но пока безрезультатно.

Вот как. У них и начальник потерялся. На редкость удачное начало работы, тут уж не до приболевших служанок.

…– Единственное, в чем мы твердо уверены, – продолжала сосредоточенная де Монтозан, – профессор Одуан-Рузо благополучно добрался до штаба генерала Бонапарта, встретился с намеченными лицами и легализовал наше пребывание. Как вы знаете, вечером прискакал посыльный офицер, привез все необходимые документы и приказ о зачислении на довольствие. Мы под надежной защитой французского экспедиционного корпуса. Что касается исчезновение начальника экспедиции…

– Не так, – прервала Катрин, жуя круассан – мягкий, но безвкусный как вата. – Если с пакетом приезжал офицер, то он «порученец», «фельдъегерь» или, в крайнем случае, «гонец», а не какой-то там «посыльный». Не принижайте офицерский корпус!

– Весьма признательна за столь ценную поправку, мадам Вдова! – язвительно процедила де Монтозан. – А теперь не могли бы вы помолчать? Речь идет о серьезных вещах. Ситуация критическая и нам нужно решить…

– Именно, – Катрин глотнула из чашки. – Не кофе, а бурда. Есть такое редкое тюркское слово. Господа, мне наплевать на ситуацию, гонцов, да и на господина профессора, при всем уважении, опять же наплевать. Кто меня отравил?

– Вы сейчас не очень отравленной выглядите, – отметил язвительный "Латино"-лаборант.

– Помолчи, мальчик, – Катрин смотрела на руководящий состав – мадмуазель профессор бурлила-негодовала, начальник охраны следил за действом с вялым любопытством. – Здоровье – прежде всего. Пока мы не разберемся с отравлением и виновные не будут сурово наказаны, дальше обсуждение никак не продвинется.

– Не много ли вы себе позволяете?! – поддала децибел мадам де Монтозан.

Затаившаяся где-то за спинами людей Дикси панически скульнула.

– Да куда же тут много позволишь? – процедила Катрин, уже покончившая с круассаном и пожевывающая узкую пластмассовую вилку. – У меня договор на работу,  а не на самопогребение. Так чья это затея с отравлением, а?

– Уберите ее отсюда! – скомандовала архе-профессор.

К бунтовщице двинулись оба охранника.

– Да я сама уйду! – заорала Катрин, срывая и швыряя на пол платок-никаб. – В тюрьму, в ссылку, на каторгу! Там хоть не травят как крысу! Все, вяжите, сажайте под замок, возвращайте откуда взяли. Если сможете. Псы позорные!

Катрин шагнула навстречу стражам экспедиционного порядка, на миг присела, почти рухнула на колени, тут же, продолжая резкое движение вперед, с силой распрямилась – 180-сантиметровой пружиной врезалась между охранниками, по ходу почти интимно хлопнув парней по бедрам. Впрочем, для интима все было проделано излишне резко – хлопок-рывок, столкновение, – все трое, потеряв равновесие, смяли стол у стены – охранников приняла-поддержала милосердно спружинившая парусина палатки, агрессивная бунтовщица устояла на ногах сама по себе.

– Ты… – Госслен смотрел на свою кобуру – револьвера в ней не было, язычок застежки болтался разлохмаченным нитяным флажком.

– Ага, кордура тут уже не та, я уже замечала,  – согласилась Катрин, картинно крутанув отобранными стволами – оба револьвера оказались у нее – пара массивных «Смит-Вессон-108». – Всем стоять на месте и быстро признаваться. Кто меня отравил? Ну?! Или мы сейчас начнем тщательно разбираться, и пострадает кто попало.

– Ты не выстрелишь, – пробормотал Пер Сала, прикрывая ладонью опустевшую и зияющую как расстегнутая ширинка, кобуру.

– Да я палить и не собираюсь, – честно заявила девушка, пренебрежительные оценивая массивные револьверы в своих руках. – У вас, кстати, модерновое покрытие уже облазит. Совершенно напрасно дорогие машинки в скитания захватили. Все равно на выброс. Держите!

Она швырнула револьверы прямо в руки хозяевам, но с силой – поймать должны с трудом. Маневр был рискованный, но тут и все представление идет «на грани». Облеванная беспомощная жертва – низы иерархии, восстанавливать себя в правах надлежит жестоко, тут уж лучше пережать, чем недожать. Да и вообще Катрин Кольт пребывала в ярости и не собиралась этого скрывать.

– Так кто? Кто паршивец-отравитель?

Она обводила взглядом аудиторию: глаза прищурены, на губах полуулыбка: ярко-выраженного садистского возбуждения и игривости строго поровну, вилка в зубах гуляет вместо сигаретки. Маньяки мы, в саркофаге залежавшиеся, предельно там распалившиеся…

Напуганы. Почти все напуганы. Техник пятится к двери, арабы посерели мордами – бледность им не к лицу, профессорша только что чуть не обделалась, оружия она жутко боится – но сейчас де Монтозан чуть полегчало – дура-хулиганка стволы-то вернула. Остальные тоже дыхание перевели. Разве что Вейль, похоже, так и не просыпался. «Спящий» и есть спящий.

Катрин всегда считала себя актрисой посредственной, посему сочла паузу достаточно мхатовской. Продолжаем, а то кто-нибудь отвлечется на собственные идеи.

– Кто? Ты отравил? – девушка гневно перекинула вилку-зубочистку в другой угол рта и шагнула к намеченной жертве.

К сжимавшим револьверы и уже готовым к полноценной самозащите охранникам приближаться было неразумно, посему первому досталось Азис-аль-Азису – вполсилы в солнечное сплетение. Далее по кругу: пинок в задницу пытавшемуся увернуться механику – паренек сшиб кофейные чашки, Катрин успела подхватить одну и запустить в инженера «Ватта» – незаменимому специалисту прилетело по макушке. Народ шарахнулся и завизжал, бунтовщица четким футбольным касанием заплела ноги господину аудитору – тот плюхнулся на колени, замахнулась на второго переводчика и оказалась перед мадам-профессором.

Камилла де Монтозан проявила отнюдь не аристократическую догадливость, скорчилась на корточках в углу палатки и прикрыла голову руками. Похоже, профессорше уже приходилось бывать битой, и неоднократно. Рядом с хозяйкой пыталась спрятаться за опрокинутый кофейник и писалась Дикси.

– С тобой потом поговорим! – пригрозила Катрин песо-грызуну и, наконец, дотянулась до метнувшегося к двери доктора. Господин «Крест» бегать на полусогнутых умел, но не очень шустро.

– Так кто у нас тут главный по ядам? – вопросила дознавательница и жестче зажала в сгибе локтя шею коновала – вопрос был риторическим, отвечать пленнику необязательно. Доктор Дезир все же пытался что-то прохрипеть, панически вцепился в запястье душительницы. Интересно, видел он смятые трахеи или просто очень догадливый?

– Она его убьет! Остановите сумасшедшую! – завизжала профессор.

Охранники несколько неуверенно подняли револьверы.

– Не стрелять, – негромко, но внятно приказал слегка проснувшийся Вейль. – Тут собрание, но не тир.

– Какое собрание …?! – выругалась де Монтозан. – Прострелите ей руку. Или ногу! К черту такую страховку! Уберите отсюда сумасшедшую!

– Они  не выстрелят, – жуя вилку, пояснила Катрин. – Во-первых, раз всем известно что я – «страховка», ваши делишки плохи. Во-вторых, если кто выстрелит…

Стоять под двумя 9-миллиметровыми стволами было неуютно. И мгновенно

возникшая уверенность, что Госслен сейчас все же нажмет спуск, чертовски

огорчала…

Щелчок курка был приглушен, но слышен всем. Боек не дошел до патрона – сработала блокировка. Госслен и его напарник с одинаковым изумлением смотрели на забастовавший «смит-вессон». Потом уставились на Катрин.

– Выкинь машинку, – глухо посоветовала Катрин, пожевывая горькую вилку. – Но вообще-то я не ожидала. Какие вы исполнительные. Буду иметь в виду.

Молодой охранник смотрел в изумрудные глаза и ему стало явно не по себе. Счел уместным оправдаться:

– Я целился над плечом, это было бы предупреждением.

– Понятно. Не удалось травануть, так застрелите, – Катрин с отвращением вынула из зубов вилку, слегка выгнула хрупкую пластмасску в пальцах. – А я ведь думала, это док просто захотел полюбоваться как я блюю. Так, доктор «Крест», а? Признавайтесь.

Горло пленнику Катрин пережимала профессионально, стоящий на коленях эскулап уже не надеялся ослабить ее руку, хрипел и синел.

– Так или нет, я спрашиваю!? – зарычала Катрин.

Вроде бы пытался кивнуть.

– Признание – царица доказательств! – объявила собравшимся дознавательница. – Но есть подозрения, что он действовал в сговоре. Полагаю, никто не хочет немедля облегчить душу? Ну, мы еще с этим разберемся. Пока зарубку на память.

Доктор в последний миг догадался и крепко зажмурился. Ударила Катрин, конечно, ему не в глаз, а пониже, в щеку. Зато не особо сдерживалась – белый пластик захрустел, ломаясь в человеческой мякоти.

– Живи! Ты еще мне все скажешь! – Катрин похлопала приговоренного по слипшимся волосам на макушке. – Что ж, предлагаю считать первую часть собрания закрытой. Перерыв!

Доктор стоял на коленях, мучительно всхрапывая помятым горлом и зажимая щеку – из-под пальцев обильно текла кровь. Остальные штатские рванулись вон из палатки, едва не сшибив опорный столб. Катрин вышла следом. Оглядываться на охранников и их начальника не было смысла. Могли бы сейчас и убить нахер. Сволочи. Очень-очень впритир над плечом он целил или прямо в лоб – поди сейчас скажи. Метра четыре, мог рискнуть, заработать репутацию снайпера-спасителя. Хорошо, что оружие подходящее для игр, эти сканеры новомодные, тьфу.

Катрин устроилась с видом на Нил: местечко за медицинской палаткой, можно сказать, обжитое. Сидела на обрезке доски – оказывается, экспедиция с собой волокла и пиломатериалы, предназначенные для обустройства лагеря. Золотые доски, а ведь не скажешь: грубый пил, технология полностью соответствующая эпохе.

Кинжал грелся под дурацким платьем – оружие неудобное, но если придут с намерением разборку довести до логического конца, ножичек может выручить. По-правде говоря, на близкую воду Катрин надеялась куда больше – глубина проверена, нырнуть вполне можно, дальше сваливаем за заросли тростника. Вода серо-зеленовато-коричневая непрозрачная, боги помогут.

Собственно, продолжение силовой разборки – это полный провал рискованного плана с театральным представлением. Но что делать, игровым планам свойственно разваливаться, это не только военных операций касается, но и вот таких… авантюрно-идиотских.

А большая эта река Нил. И ночь у пирамид запомнилась. Треугольные тени иной эры, гм… Вершина туристических грез, пик романтики странствий, эдем мародерских мечтаний, тьфу… Не будем отвлекаться.

Катрин принялась размышлять о пустом: (что за рыба водится вблизи берега, наживку, видимо, нужно брать растительную), и слушала. Ага, вот. Один. Значит, все же беседа. Не пытается шаги скрыть.

– А если я в спину выстрелю? – сонно спросили за спиной.

– Едва ли, – не оборачиваясь, сказала Катрин. – У вас полно винтовок, нет смысла спускаться к воде, проще от палаток мне промеж лопаток пулю засадить. Я же тут беззащитная, как школьница на обочине ночного автобана.

Жак Вейль, он же «Спящий» встал рядом и принялся без особого восторга разглядывать воды великой реки. Потом поморщился:

– С доктором вы так напрасно. Может случиться заражение, да и лицевые нервы  близко.

– Пусть глазом дергает-подмигивает. Какой-никакой, а шарм появится. Слушайте, «Спящий», понятно, я не добродетельный комиссар Мегрэ, да и на букву закона мне плевать. Без докторского участия мое отравление не обошлось, он получил что заслуживает. Пусть скажет спасибо, что живой.

– Он пока вообще не способен разговаривать.

– А ему что,  срочно в штаб Бонапарта являться с докладом? Не нудите. Давайте ближе к делу. Вы же меня в палатке окончательно перепроверяли. Раз пришли на бережок, значит, еще нужна.

Господин Вейль без всякого выражения продолжал пялиться вдаль, по всему было видно, что пригороды Каира нагоняли на него неодолимый сон. Но все ж чуть пожевал нижнюю губу и молвил:

– Что ж, Катрин-Вдова. Если «ближе к делу», то вкратце так – я вас нанимаю.