355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Валин » Шакалы пустыни (СИ) » Текст книги (страница 3)
Шакалы пустыни (СИ)
  • Текст добавлен: 1 апреля 2022, 21:35

Текст книги "Шакалы пустыни (СИ)"


Автор книги: Юрий Валин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

– Тольте Дезир, позывной «Крест». Медицина и вскрытие, – сообщил врач и довольно издевательски раскланялся.

Гм, к доку с таким «погонялом» за аспирином лишний раз не заглянешь. Может и действительно патологоанатом по основному профилю? Позывной уж очень в тему.

Далее последовала пара переводчиков: Барбе и Азиз-аль-Азиз – оба, видимо, арабского происхождения, одинаково улыбающиеся и одинаково заинтересованно поглядывающие на профессорскую «служанку». Точную национальную принадлежность толмаче-лингвистической группы Катрин определить не могла, да и не особо жаждала – восточно-эмигрантская прослойка чудовищно надоела во время тех внезапных событий, собственно и приведших глубоко невиновную жертву обстоятельств в места заключения. Может и хорошие люди эти переводчики, но ну их нафиг.

– Позывной «Ватт». Энергетика, – предельно лаконично объявил  ZV-инженер.

– Алекс Морэ, позывной «Латино». Научная часть, – элегантно представил себя красавчик-лаборант экспедиции.

Наука у нас превыше всего. И это правильно! Нужный в походе человек – хоть постричь способен.

– Эф Эф Мариэт. Позывной «Клоун». Аудит и психология, – оповестил собравшихся дивно жизнерадостный моложавый мужчина и дружески подмигнул Катрин.

Вот это неожиданность. Аудитор от психологии или наоборот – психолог-бухгалтер? И то, и другое вообще-то не внушает доверия. Или подразумевается устаревше-историческое значение?[3] Подтянутый, слишком хорошо выглядящий, с правильно поставленной улыбкой. Продукт фитнеса-тенниса и прикладной психологии – продажной псевдонаучной девки, опоры переразвитого буржуазного общества. Так и хочется ему руку сломать. Или ногу. В сугубо упреждающих целях.

 Эстафета «парада позывных» вскарабкалась к руководящим высотам.

– Камилла де Монтозан, позывной «Фе», профессор, руководитель научной программы! – не без некоторого пафоса сообщила мадам-профессор.

Еще и аристократка она. Гашишных голубых кровей. Нет, пора валить из этой Европы. Хрен здесь приживешься. Сгрести последнюю уцелевшую истинную аристократку, сгрести семейство и сваливать.

Внезапная промелькнувшая идея Катрин очень понравилась. Вот этак чалишься на нарах, ждешь свободы, а об отдаленном будущем вообще не думаешь. А ведь здравая же мысль! Осталось только Фло уговорить…

Тут архе-зэка чуть не пропустила момент истины.

– Фред Одуан-Рузо. Позывной «Серый». Профессор истории, специализация – Первая Республика и  Наполеон Бонапарт! – сообщил глава проекта.

Кто-то присвистнул.

Моложавый Одуан-Рузо обвел задорным профессорским взглядом собравшихся и захохотал как мальчишка:

– О, видели бы вы свои лица! Да, теперь цель очевидна нам всем! Или нет?

Бесспорно, и до этого момента оглашения часть присутствующих знала точную цель и истинное назначение экспедиции. Катрин не знала, но сейчас и не чувствовала себя особенно шокированной – куда же еще, как не к Бонапарту, если французы рулят? Это для некоторых диких народов тот старинный император в большей степени оккупант и человек-торт, а для истинных французов…

– Что, прямо туда, прямо к Нему?! – пробормотал ошалевший Андре.

– Не совсем, – продолжал улыбаться начальник безумной экскурсии. – Едва ли мы сейчас готовы к встречам на высшем уровне. Быть может позже, когда появится практический опыт, наработки… Сейчас наша задача гораздо скромнее. Но возможно, вам доведется лично увидеть легенду – блистательного «N»! Он еще не Первый консул, не Император, но уже славнейший генерал, любимец армии и народа. Друзья, наша цель – Египет, год от Рождества Христова одна тысяча семьсот девяносто восьмой! Месяц, день и точные координаты места вы узнаете по прибытии. За дело, дамы и господа! Готовим погрузочную платформу!

Черную униформу пришлось снять, поскольку  требовалось передвинуть изрядное количество груза, малая механизация имелась, но не все ящики погрузчик мог подцепить на «вилы». Катрин вместе с обще-техником загружала кофры и ящики.

– Умеешь ты кидать. Сразу видно спортсменку. Все же и прическа у тебя! – офигивал Андре. – Не то что я слишком любопытен, но в каких секретных целях, а? Зачем остриглась?

– Запасной вариант. Если я не приглянусь Бонапарту брюнеткой, немедля ухожу в монастырь. В слезах и полной безутешности.

– А там есть монастыри? Хотя тебя в женский все равно не примут.

– Это отчего такая дискриминация? Я уже стриженая, глубоко раскаявшаяся. Примут. Или я на монастырских задавак Дикси науськаю.

– Но послушай: Бонапарт! Египет! Как тебе, а?

– Никак. Я той истории практически не знаю. Я же не француженка, а дремучая черногорка. Мне наплевать. Хотя вот сейчас ты в тамошних монастырях засомневался, так и я занервничала.

– Катарина, черт бы тебя побрал! – завопили от ворот.

Сидящая в переноске Дикси панически залаяла – к погрузчику бежала мадам де Монтозан, обвиняюще указывала достопамятным пальцем:

– Это что?!

– Это я, – не стала отпираться архе-зэка. – Временно переодетая в целях сохранения добропорядочности форменного черного платья…

– Голова?! Что с головой?!

– Если мадам профессор насчет прически, так все выполнено, – сумрачно доложила Катрин. – Следуя вашему приказанию, явилась к помощнику по науке, доложила, он выбрал парик, взял машинку и…

– Зачем?!

– Так вы ему сказали. По телефону. Он же звонил, уточнял.

Профессор выругалась – очень грубо и очень нелепо, как обычно ругаются глубоко образованные кабинетные дамы.

– Это вы про меня, что ли? – удивилась Катрин. – Разве не нужно было стричься? Но вы же сами…

Мадам де Монтозан выругалась повторно и быстро пошла к воротам. Наверное, хватать за кадык научного сотрудника и выяснять обстоятельства внеплановой смены имиджа туповатой служанки-черногорки.

– То стригись, то не стригись. Ничего я в этих научных и теоретических делах не понимаю, – расстроено призналась Катрин.

– Зато я понял. Ты их надула. Только непонятно зачем.

– Это тайна. Но не научная, потому я тебе шепну строго по секрету. Вши. Слышал про таких зверушек? Нам с Дикси насекомых подцеплять никак нельзя – мы и так нервные. Ты грузи, грузи. А то и тебя наголо оболванят.

Вывезли за перегородку к стартовой площадке последнюю порцию груза. Штабель на платформе громоздился чуть ли не до потолка, сосредоточенный Ватт управлял мостовым краном, сдвигал силовые сетки. Но Катрин смотрела не туда.

– Это то, что я подумала?

– Ну да. Я когда в первый раз увидел, тоже не по себе стало. Потом думаю: если что-то пойдет не так, так уж лучше оказаться в гробу. Верно ведь? – у Андре явно оставались сомнения.

Отправка личного состава предусматривала индивидуальные стартовые капсулы с ложементами. Больше всего они походили на урбанизированные погребальные саркофаги. Катрин испытала нехорошее предчувствие

Глава 3
Внезапная геометрия

Спала Катрин без сновидений. Или не спала? Сны явились лишь на грани пробуждения, когда мозг заскулил, заскреб слабыми пушистыми лапками. Снилось что-то на редкость унылое, бездушное. Вообще-то Катрин сны любила – не только реальные, «связные», пускающие в «Две Лапы» – но и личные, частенько волнующие не только разум, но и все остальное. Ну, сейчас об этом и речь не шла: привиделось что-то душное, с привкусом старой пластмассы – вроде дряхлого и пованивающего пустого холодильника. Вид изнутри: полки в пятнах и трещинах, забытая крышечка от кетчупа. Все выпито-съедено, хозяева уже не придут, вон – в морозилке мышь повесилась… на веревочке от соевой колбасы…

Отчего-то страшновато. Осознавать себя суицидальной мышью Катрин не приходилось даже в худшие моменты жизни. Нет, разный бред навещал, бывало, но сейчас уж вообще, ни в какие ворота. Бывшая леди-сержант изо всех сил попыталась пробудиться и неслабо врезалась лбом. Череп не разбила, но  мозг содрогнулся – остатки сна, попискивая и припадая на кривые лапки, разбежались. Нет никакого сна. Есть закрытое пространство, пованивающий воздух и слабый зеленоватый свет – видимо, зажегся от резкого движения. Лоб гудел, Катрин тупо пялилась в потолок – тот был близок, если не сказать вплотную. Вот вмятина-след от боданья лбом – чуть влажная. Это пот…

Чувствовала Катрин себя препаршиво: мозг (или что там от него осталось?) проснулся-ожил еще не до конца, но уже намекал, что не все в порядке. Остальной организм подтверждал: тошнит, горло и нос забиты липкой гадостью, желудок… Ну, там еще может подождать.

Это саркофаг. Саркофаги забивают? Заклеивают? Или считается достаточным придавить сверху трехтонной гранитной плитой? О, боги…

Мозг, внезапно взявший за образец повадки зашуганных висельников-сновидений, панически заметался: что?! зачем?! да какой смысл «фрэнчам» бедную девушку замуровывать?! Увидела что-то лишнее? Услышала? Больше не нужна? Но какого … сразу в гроб и под гранит?! Могли бы застрелить как честные люди.

Захотелось зарыдать и описаться. Потому что так вообще нечестно, и…

Мозг и мысли, спотыкаясь, пихаясь локтями, обдирая и топча друг друга, промчались по девятому кругу и, обессилев, рухнули в пыль безнадежности. Тут кто-то из перепуганной шайки организма (глаза? у них круг оббега несколько ограниченнее) пролепетал, что свет зеленый, и  это немного похоже на светодиод. Действительно, светодиод. Мигает где-то над макушкой заживо захороненной паникерши. А если здесь светодиод, то костяные клеи, смоляные бинты, рецепты бальзамирования и гранитные плиты крайне маловероятны. Даже темпоральным неприятностям присуще некоторое чувство стиля и зачатки фэн-шуй.

Взять организм под контроль оказалось трудно – по ощущениям, тело было расстреляно в упор из крупнокалиберного противотанкового оружия. Моторный и боевой отсеки, трансмиссия, боеукладки – все вдребезги. А не горит и детонирует машина только потому, что все уже успело выгореть. И из баков все повытекло…

Катрин прекратила упираться кулаками в потолок гроба – все равно сил нет. На ощупь наверху относительно упруго, имелись покатые выступы, но толчкам и ударам крышка явно не собиралась поддаваться. Это современный саркофаг, гарантированный, капсула из отличных материалов, передовые технологии, замечательный механизм запирания, тут хоть зубами грызи…

Да почему так?! Все вроде бы было просчитано, не должны были убивать сразу. Это же на первом этапе заведомо бессмысленно. Может, просто роковой технический сбой? Застряла в безвременье из-за сбоя китайской батарейки в бортовых часах…

С физической болью Катрин довольно часто встречалась. До определенного порога боль можно игнорировать и превозмогать, потом… Вот понимание отсутствия понимания, ощущение безумия и полной невозможности минимально собраться с мыслями – это совсем иное. Что с головой?!

Катрин была АБСОЛЮТНО уверена, что не стартовала. И индивидуально не Прыгала. Да и как можно в этой изолированной капсуле свободно Прыгать? Нет, шла подготовка на «стартовой» в ангаре, но потом…

Что?! Что потом, а?! И был ли ангар и «фрэнчи»? А если они тоже  лишь игра сознания?

Нарастала головная боль и удушье. Видимо, это паническая атака, воздух-то в капсулу явно поступает, иначе в таком крошечном объеме давно бы уже…

Пальцы ощупали лицо, шею: корка полузасохшая. Кровь или просто облевалась? Виски наливались свинцом, да еще в спину давило, словно погребенная на оружии валялась. Подсунули дробовик, чтобы мозги себе вышибла? Этакая изощренная пытка: легкая смерть совсем рядом, но ты до нее не дотягиваешься, развернуть ствол не можешь,  умираешь долго, сходишь с ума…

Катрин заерзала: спине стало легче, судя по ощущениям, там не оружие, а неуместный выступ нижней саркофаго-гробовой обшивки. Похоже, ложемент не под эту конкретно-упругую задницу делали. Заживо погребенная сдвинулась еще поудобнее и увидела над макушкой слабо светящиеся кнопки. Э… гм-м, если бы имелся нормальный подголовник по размеру, сразу увидеть панель управления было бы куда проще…

Из смутных неупорядоченных соображений сначала надавила желтый кругляш – немедленно усилился приток воздуха. Легче не стало: струя из фильтров лупила прямо в нос, ноздри оказались наглухо забиты клейкостью, тошноты только прибавилось. Катрин замычала и, жмурясь, ударила по красной кнопке. Вокруг зашипело, крышка сдвинулась и приподнялась, в щель немедленно ударил миллион звуков…

…– Доктор, та, что Вдова, выползла. Похоже, ей плохо…

Да-да, именно «плохо». Какое исчерпывающее, всеобъемлющее слово.

Капсула-саркофаг оказалась стоящей на штабеле себе подобных, выпав с полуметровой высоты, Катрин ободрала ногу и руку – яркий дневной свет абсолютно ослепил воскресшую девушку, отползала уже на ощупь. Где-то здесь, здесь…

Нос ничего не чувствовал, но лицо ощущало близкую прохладу, речную влагу, жизнь… Сейчас-сейчас…

– Мадам, не советую этого делать.

Катрин звучащие над головой глупейшие слова игнорировала, руки и колени завязли в грязи, лицо окунулось в воду…

– Дело ваше, но предупреждаю: рядом огромный город. О, фекалиях я бы промолчал из вежливости, но среди аборигенов уйма любопытных заболеваний, возможно, вам будет полезно узнать, что, например, лямблиоз…

Этот… как его… короче, доктор. Голос мерзкий, смысл слов тоже мерзкий…

Катрин умывала лицо – стало чуть легче дышать, но мозг все равно не работал. Черт, рвота намертво присохла…

– Немедленно выньте идиотку из грязи! «Крест», я приказываю – немедленно! Она вообще адекватна?

Кто «адекватна»? Да тут весь мир спятил. Баба какая-то орет. Эта, хозяйка, так? Которая гашишная. Или она тоже причудилась?

– Доктор, уберите ее отсюда. Изолируйте! В такой момент и… Убирайте ее, черт возьми, убирайте, пусть еще поспит.

Катрин потащили из грязи. Ноги девушку не держали, в остальном все встало на свои места. Пусть и в донельзя упрощенном виде. Кругом враг. Молчать, ничего не говорить. Вопль «да я вас, сук, наизнанку выверну и на лапшу порежу» сейчас неуместен, а ничего более умного на языке нет. Молчать. Ой, плохо вдове, плохо…

…Палатка, раскладная койка. За парусиновой стенкой кто-то чем-то стучит – мать их, как в голову костыли вгоняет!

– Ложитесь, ложитесь, Катарина. Вот таблетки… Двух, полагаю, будет достаточно…

– Мм-м…

– Ничего страшного, просто вы излишне чувствительны к некоторым препаратам. Такое случается. Немного поспите, отдохнете, все пройдет. Пейте!

Катрин позволила вложить себе в рот капсулы, напоить.

– Чудесно. Ложитесь.

Да ничего чудесного. Мы хоть и полоумные, но о слабости желатиновых капсул помним. Катрин застонала, обхватила голову руками и обессилено повалилась на койку. (Капсулы удалось выплюнуть под руку и загрести под подушку).

– Спите-спите, – в голосе Креста особого сочувствия и озабоченности не слышалось. Далек он от принципов клятвы этого… как его… тоже лекарем был…

Имя древнего лекаря вспомнить не удавалось, но местный коновал вышел, и стало чуть легче. Катрин прислушивалась к шороху у двери – это врач клапан двери застегивает, ничего особо загадочного. Через несколько минут придет проверить – отрубилась ли страдалица? Нужно выждать, а то хлопотно получится.

Катрин намеревалась покинуть французов (или кто они там на самом деле?) немедленно. Кажется, они представляются археологами-кладоискателями или что-то еще старинное ищут; все это не важно, нужно драпать, пока окончательно не убили и под натуральную плиту не закинули.

Гранитная плита и нижестоящий толстостенный каменный ящик-гроб представился как наяву.  Снова затошнило…

Снаружи звучали голоса, снова начали стучать. Слова Катрин понимала, общий смысл сказанного ускользал – это от стука. В голову уже словно сотню гвоздей повбивали – был, вроде, такой фильм ужасов, глубоко эстетский. Захороненная заживо со скобяными изделиями в голове сжала лопающийся череп – башка оказалась почему-то коротко остриженной. Еще и тиф был, что ли? Впрочем, стрижка это хорошо. Позаботился кто-то и вообще аккуратно. Отмываться удобнее, да.

Что происходит?

Что?!

Дверь тронули, осторожно заглянули в окошечко. Катрин лежала неподвижно, сунув голову под подушку. Наблюдатель потрогал внешнюю застежку – шорохи пленница безумия расшифровывала отлично. Тканевые жилища – дом родной. Это если фигурально. А если не фигурально? Где дом-то?

Надзиратель ушел. Доктор… как его? Только что называли его по имени. Или по кличке? С памятью примерно как с головой – слив унитазный, бурлящий, а не память.

Бежать, бежать и немедля!

План был понятен – поднять полотнище задней палаточной стены – укрытие упрощенное, без пола. Далее вниз, к реке, там тростник. Память расположение этой части лагеря хранила, хоть на что-то голова годна. Катрин сползла с койки – хрустит падла,  создано ложе из каких-то складных реек и полосатой парусины. Да черт с ней… Больная взялась за ткань стены… Нет, еще что-то нужно. Э-э… Оружие и одежда! В майке и спортивных трусах пускаться в бега неразумно – это уже не память и разум подсказывает, а инстинкты, которые саркофагами не пришибешь.

С оружием как-то не сложилось: громоздящиеся вокруг ящики и большие банки наглухо запаяны и заперты, стойку-кол палатки не позаимствуешь – великоват, да и немедля завалится строеньице. С одеждой повезло больше: на складном столе лежал пакет с черными вещами. Кто-то уже к трауру подготовился? «Покойная была молода, неспокойного поведения, неутомимо сквернословила и распутничала, тем не менее, мы скорбим и…»

Свободное длинное платье, башмаки без шнурков, головные платки… Все наделось довольно уверенно. Завязывая закрывший лицо платок (как-то по-арабски он называется? Но как?), Катрин заподозрила, что нечто подобное она уже носила. Мля, суки, опять они по доскам колотить начали – виски аж лопаются. Уходить. Немедленно!

Катрин выползла из-под палатки, пригибаясь, спустилась к воде. День, шум, тень невысоких деревьев... В лагере громко и озабоченно разговаривали, что-то механически скрипело. Ничего, доскрипитесь еще, погодите… Болящая беглянка не исключала возможность возвращения. С винтовкой или еще с чем-то хорошим и многозарядным…

Меж тем река оказалась большой. Можно сказать, мощной. Тростники и окаймление прочей веселой зелени вдоль водного простора, густого и насыщенного буро-зеленого цвета. Вдалеке скучились корабли, ялики и всякие иные парусные корытца. Дело клонилось к вечеру, дымка, что-то вроде клочьев тумана – издалека разглядеть посудины сложно. Катрин отвлеклась от непонятного флота, взглянула дальше на противоположный берег. Ого, вот это городок!

Торчали сотни минаретов, стен, башен и полубашен, а уж домов и садовой зелени… Озаренное склоняющимся к закату солнцем, почти волшебное зрелище. Чуждое. Красиво и опасно. Явно не твой город…

Багдад? Или как его… Стамбул? Или вообще Индия какая-нибудь? А что мы в Индии делаем?

 Катрин глянула дальше по «своему берегу» и вздрогнула.

Пирамиды.

Египетские. Тут не перепутаешь. Огромные массивы камня. Поближе – Хеопса, Хафра, дальняя, почти заслоненная «миниатюрная» – несчастной Родопис, хотя имеются об этом и иные версии. Совсем рядом. В смысле не то что рукой подать – несколько километров. Это перспектива изнуренный мозг путает – пирамиды на фоне океана песка, но в отдалении, вот развалюха рыже-бурая, та рядом. Мимо руины промчалось несколько всадников. Спешат как на войну…

Тут слух, наконец, связался с тупившим мозгом и довел ощущение, что звуки с той стороны знакомые. Артиллерийские орудия… хотя звук странный. Безоткатки, что ли?

Катрин застонала: мыслительный процесс сделал геройский, хотя и неуклюжий рывок, подпрыгнул и дотянулся до стоящей на столе вазочки с конфетами-фактами – вот мармеладка с охренительным логическим выводом. Пирамиды – Египет – артиллерия – кавалерия равны Битве У Пирамид. Река, следовательно, зовется – Нил.

Говорили же с кем-то совсем недавно о Битве у пирамид. Как можно было не вспомнить?! Но с кем и почему говорили?

На редкость отвратительная ситуация: вроде бы жива, но голова практически не работает. Зачем Нил и нахрен нам это не упершееся сражение? Что ты тут делаешь? Это же абсолютно не то, что нам нужно. Домой хочется.

А где дом? Собственно, что такое в данном случае «дом»?

Сидя на корточках, Катрин еще раз умылась. Вода запаха вообще не имела, нос бастовал – из него вымывались какие-то сомнительные кляксы. Споласкивая лицо вновь и вновь, безголовая девушка неспешно прокляла кляксы, пирамиды, Нил, далее последовательно по списку все, что мелькало в измученной голове. Проклиналось и посылалось «в» и «на» хорошо – слова сами выскакивали. Значит, основа интеллектуальных способностей уцелела. Может, еще вернется голова в норму?

Первоочередная цель – понятна. Оружие. Время военное, кругом храбрые разгоряченные мужчины-наполеоновцы и их враг – не сами же с собой они воюют? Про Битву у пирамид Катрин определенно что-то знала. Но сейчас разве вспомнишь? Да и какая разница? Вокруг беспредел, кровища, мародерство и иные издевательства. Не место для одинокой, напрочь больной, и, главное, БЕЗОРУЖНОЙ молодой женщины. Тут всех скопом истребить хочется, а нечем.

Ветер относил звуки пальбы, путал с направлениями. Судя по всему, боевые действия медленно сдвигались к югу. Французы подступают к городу и, видимо, должны победить. Катрин, взяв перпендикулярный курс, удалялась от реки. Тянулись полузанесенные песком развалины (древние или нет, было не особо интересно), пересекались тропинки и относительно накатанные повозками дороги. Местами оказалось основательно нагажено, песок еще не успел засыпать. План был прост: обогнуть центр боевых действий и на периферии добыть что-нибудь убийственное. Лучше бы ядерную бомбу, но это вряд ли. Да и не справится нынешняя голова с подрывом усложненных устройств. Что-нибудь попроще для начала. Но поубивать всех – мысль очень-очень соблазнительная.

Окликали дважды. Какой-то «секрет» или патруль заорал по-французски – Катрин вскрикнула, панически замахала руками и ускоренно засеменила прочь. Гнаться не стали: то ли из сугубо суеверных соображений избегали баб в черном, то ли (что более вероятно) опасались ловушки. Потом достаточно близко выскочил конный джигит во всем ярком и нарядном, кинул руку на эфес сабли, крикнул вовсе уж неразборчивое. Катрин, которую, опять подташнивало, ответила. Указанного адреса гордый всадник, наверное, не понял, но коня развернул и скрылся. Болящей чуть-чуть полегчало: руки-ноги слушались, голос тоже ничего. Вот голова… Никогда эта голова не думала, что от нее так много зависит. Казалось, бывает время размышлять, бывает время действовать. Фиг там – действовать без головы невозможно.

К замершей убогой деревушке беглянка не приближалась, граненая громада Хеопса пугала своей мистической тенью и неупорядоченной пальбой у подножья. Размышляя о том, почему слово «мушкет» она помнит, а в способности мушкет использовать в деле сомневается, Катрин плелась дальше. Полуосмысленный маршрут вдоль едва угадывающихся под песком бесчисленных надгробий вывел к меньшей из пирамид. Тошнота отступила, на песке попался непонятный предмет на порванной серебряной цепочке. Амулетница это или какая-то ладанка, установить не удалось, но находка обнадеживала. Раз ценные предметы теряют, так и полезную сталь вполне могут бросить. Ветер донес ружейный залп, далекие крики. Потом опять вразнобой забухали пушки…

«Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий…» – голова выдала что-то библиотечное и имеющее косвенное отношение к делу, но какое именно отношение и как строфы помогут уяснить ситуации? Определенно нет здесь тысяч орудий, а следовательно…

Что «следовательно»? вот что?!

Катрин осознала, что взбирается по высоким ступеням пирамиды. Совсем голове поплохело и она автоматический туристический режим включила? Нет, не так уж глупо: туристов здесь в ближайшие полвека появится негусто, в этот конкретный вечер праздные наблюдатели вообще маловероятны, а сверху можно осмотреться, оценить обстановку, выждать, пока воинственные люди окончательно выяснят отношения и разойдутся, оставив все лишнее, позабытое и утерянное на поживу миролюбивым и терпеливым шакалам.

Там воевали… Дым, пыль, кружащиеся конные толпы, упорно продвигающиеся плотные колонны пехоты, развевающиеся знамена, бунчуки и всякий прочий милитаристский символизм. Порой сквозь треск и уханье пальбы ветер доносил обрывки барабанного боя и иной служивой музыки. Совершенно чуждая война. И тошнит от нее только еще сильнее.

На реку и далекий город смотреть тоже не хотелось. Вид воды пробудил жажду, а  город… город это неизбежный сгусток неприятностей. А уж с такой неполноценной головой там нарвешься немедля.

На пустыню смотреть оказалось приятнее. Пейзаж немного портили признаки человеческого обитания, а так вполне. Там уже плавала ночь и желто-рыже-серый простор умиротворял. Катрин и себя чувствовала темно-серой кляксой на ступенчатой грани пирамиды – прилепилось пятнышко, уже долгие века камень пачкает. Хотя раньше тут имелась облицовка понаряднее, кое-где ее осколки еще видны…

Кажется, болящая слегка задремала, поскольку близкие выстрелы оказались абсолютно неожиданными. Черт, могла бы с испугу вниз покатиться.

У подножья появилась кавалерия: лошади неслись галопом, фырканье, глухой стук копыт, возгласы всадников. Погоня! Не то чтобы глобальных дивизионных масштабов – с обеих сторон по два-три десятка вояк, но распалены герои не на шутку. Местные удирали – развевались светлые пятна разноцветных просторных одежд, мелькал тусклый блеск золота-серебра. Да, это определенно местные. Настигали представители регулярной армии, чуть поскучнее видом, но тоже нарядны: алые ментики, единообразные головные уборы, милые косички на висках. Надо думать, истинно французский шарм.

Катрин силилась вспомнить, как подобная разновидность конного великолепия называется: гусары, драгуны, уланы или вообще кирасиры? Память, обидевшаяся внезапно возникшим разнообразием вариантов, категорически забастовала.

Наблюдаемые воины тоже, видимо, возмутились и принялись палить. Вздумали отстреливаться преследуемые красавцы-циркачи, но на их разрозненное «пиф-паф», правильные вояки пресекли на редкость слаженным пистолетным залпом. Заржали, покатились по песку раненые лошади, люди из седел тоже вылетали. Похоже – наповал, мощная штука эти архаичные пистоли. Лихая смерть – древняя Родопис, (ну и иные наблюдательницы) восхищенно рукоплещут.

Поредевшие джигиты и сине-мундирники унеслись курсом к юго-западу. Катрин огляделась. По-прежнему доносилась пальба с места сражения, но характер ее явно изменился. У подножья большой пирамиды поднималась пыль – густая масса кавалерии ускоренно направлялась в пустыню. Те драпают целенаправленно. Похоже, дело идет к концу.

Катрин начала спускаться. Недурно бы к оружию и пару фляг с водицей добыть. Хоть и окраина пустыни, но в горле порядком пересохло.

…Дергала копытами, пыталась поднять голову лошадь с простреленной шеей. В остальном – тишина. В смысле, за пирамидами у реки продолжалась пальба, но сраженье явно сместилось к берегу. Темнота густела, самое время шакалить.

Два человека лежали практически рядом: позы неловкие: как рухнули, так и замерли. Судя по пышности одежд – турки или иные крутые граждане Востока. В сумраке лиц не видно, да Катрин и не пыталась приглядываться – одному джигиту пуля снесла половину черепа, слабенькая память болящей подсказывала, что такое мы уже видели, незачем повторяться.

Оглядываясь и прислушиваясь, мародерка обыскала тела: добычи было не то что мало, просто часть вещей была непонятна, другая – не особо нужна. Сабля, видимо дорогая, но такая изогнутая, что странно ее в руке держать. Кинжалы… это к месту, хотя ладонь рукоятям, обвитым серебряной проволокой, не радовалась. Монеты в широком поясе – надписей на монетках не рассмотреть, но судя по весу, золотые. Покойники не бедствовали. Молодцы, да примут боги вас в свои чертоги, или куда вы там так настойчиво метили. Пистолеты… Тут руки опять заколебались. Разум нервно подсказывал, что оружие хорошее, годное, особенно вот эта пара. Но… Это ж театральщина какая-то: кремни, курки с чеканкой, насечка, надписи витиеватые. Пороховница, пули, пыжи, еще что-то нужное и сугубо оружейное, вот только… Катрин подозревала, что теоретически знает, как это все работает, но руки уж точно ничего этакого не помнили. Вот шестопер – вполне понятный инструмент. Перстни… тоже ценность. Нужно поскорее здесь заканчивать и другие тела осмотреть. Мародерство – та еще лотерея…

Ага, не одна такая умная. Катрин выпустила мертвую, еще теплую, руку сбитого кавалериста. Чуть дальше от пирамиды над лежащим конскими и людскими телами возился кто-то еще. Трое, кажется. Вот опасливо покосились на конкурентку, попытались разглядеть. Катрин знала, что сейчас в темной одежде почти сливается со спустившейся ночью. Соперники, наоборот – в белом, вполне очевидные силуэты. Судя по одеянию, конкуренты из местных крестьян. «Феллахами» местные селяне называются, подсказала вновь заворочавшаяся память. Ладно, работают люди, труд малопочтенный, но что ж поделать, нищенствуем. Чего друг другу мешать, нервы изводить.

Пару пистолетов Катрин все же сунула в странную двойную кобуру – возьмем, не сообразим как стреляют, так хоть пугануть можно. Фляг у покойных не нашлось – должно быть у седла висели, унесли водицу перепуганные скакуны. Имело смысл заиметь жилет, ибо холодало. Катрин стянула с мертвеца обильно расшитый предмет мамлюкско-кавалерийского обмундирования – пестроват, ну да ладно.

Конкуренты меж тем работали шустро и уже сместились к цели, намеченной обеспамятевшей девушкой. Там два тела и лошадь упокоилась, есть надежды на флягу. Уступать местному крестьянству Катрин не собиралась – у туземцев с водой проблем, наверняка, поменьше. Решительно зашагала к телам. Феллахи осознали угрозу, глянули на шестопер в руке у высокой конкурентки, шакалью грызню затевать не стали, отвернули и, недобро оглядываясь, занялись изучением переметных сум на павшей лошади, что лежала подальше…

Занятие не вдохновляло. Память что-то этакое бубнила, Катрин понимала, что обыскивать трупы умеет, но процесс все равно оставался неприятен. И толку-то от него… Фляг нет, опять пистолеты – аж восемь штук…, ружья, вероятно хорошие и дорогие, но столь антикварно-сувенирного вида, что вообще непонятно, можно ли их в деле применять. Сабля… не иначе султанского статуса. Носить такую невозможно, продать – опасно, мигом заметут. Вот камешки из ножен повыковыривать разве что… Катрин в сердцах пихнула коллекционное оружие ногой, ощутимо ушибла большой палец. Что-то эти женские «топтушки» совсем как бумажные. Но с покойников снимать сапоги бессмысленно – размер явно не тот.

Катрин разгрузила пояса мертвецов (манера возить при себе столько наличных несколько удивляла, но не вызывала негодования), и пошла к лошади – седельные сумки выглядели многообещающе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю