Текст книги "Слушайте звезды! (сборник)"
Автор книги: Юрий Брайдер
Соавторы: Николай Чадович,Сергей Булыга,Александр Бачило,Александр Силецкий,Таисия Пьянкова,Владимир Шитик,Евгений Дрозд,Игорь Пидоренко,Татьяна Грай,Юрий Глазков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
Парс отдыхал в кресле посередине своего видеозала. Изображения он не включал. На душе у него было спокойно, как не бывало ни разу за последние дни, начиная с момента гибели Куликова. Он был виновен в ней, и он сделал все, чтобы снять с себя вину. Он выполнил свой долг, хотя и тяжелой ценой – уничтожив плод длительных раздумий и трудов. Он испортил фильм. То, что оставалось на ленте, уже никак не назовешь «настоящим кино». Развязка самая тривиальная: враги повержены, добро торжествует, счастливый победой Куликов остается жить дальше, работать в трамвайном парке и мечтать о карьере кинокритика.
Задачи своей Парс не решил.
Но теперь его это мало расстраивало. Как-никак, человеческая жизнь в обмен на фильм – не такая уж и неудачная сделка. К тому же, впервые за всю историю их цивилизации удался локальный скачок во времени, и первооткрывателем был он, Парс.
Парс много лет уже проявлял интерес к проблеме перемещения во времени, однако заняться ею всерьез не решался: и не такие умы терпели здесь сокрушительное поражение. Гибель Куликова оказалась тем толчком, который заставил его интеллект заработать в данном направлении. Хотя Парс и не желал признаться самому себе в слабости, но все эти дни, монтируя фильм, он не переставая искал возможное решение. Он знал: только скачок во времени способен вернуть Куликову жизнь, а ему, Парсу, – потерянное спокойствие. Мысль использовать для локального скачка сканнер, место в пространстве, где планируется скачок, и то же место, отснятое на пленку в момент времени, удаленный от настоящего на время скачка, – мысль эта уже вызревала, и тут – простенькое преобразование, на которое натолкнул его мальчишка из цивилизации, отставшей на пару тысяч лет, мальчишка, у которого ветер в голове, который ленив и тем не менее сумел откликнуться на просьбу бесполезного пьяницы. «Да, – подумал Парс, – преобразование Куликова. Именно так я его и назову».
Он вспомнил, как они расставались. Куликов уговаривал Парса продолжить упражнения менбиа, но тот был неумолим. Дело даже не в том, что подходил к концу запас энергии. Парс решил оставить Куликова в покое: он слишком далеко завел его, снимая свой фильм; нечего парня искушать, у него хорошие задатки – должен выкарабкаться. Пусть теперь без Парса, без сканнера и Прибора взглянет на себя со стороны. Афиноген со своей бандой больше не полезет, это наверняка.
А у Парса масса дел образовалась. Надо хорошенько обдумать, разобраться в своем новом открытии. Наука о временных скачках – сплошное белое пятно, такие несуразности могут вылезти, о каких даже и не подозреваешь. Что, к примеру, считать за пространственный радиус скачка – не трамвайный же парк? Здесь, на планете Парса, никаких скачков не произошло, хотя из прошлого в будущее он не возвращался. Это один из многих вопросов, которые пока что в голове у него никак не укладывались. Ответы на них придут со временем.
Неожиданно загудели и тут же смолкли сенсоры охраны дома. Парс включил камеры кругового обзора. «Странно, – подумал он, – неужели неполадки?» Он отключил камеры и опять погрузился было в размышления, но дверь отворилась и в видеозал один за другим, громко переговариваясь, стали входить какие-то люди. «Выследили, все-таки, – промелькнуло в голове у Парса. – Я так и думал, что это рано или поздно произойдет». Но тут в одном из входивших он узнал своего старого приятеля Фелса. Он присмотрелся к остальным и тоже узнал их: члены клуба менбиа, его бывшие соперники, самые знаменитые мастера. Они входили и, демонстративно не обращая внимания на Парса, рассаживались на мягком полу.
Парс вспомнил, как еще в детстве они с Фелсом развлекались тем, что подбирали ключи к самым совершенным сенсорам охраны. Давний опыт пришелся теперь Фелсу кстати.
Настроение у вошедших было самое радостное. Но только не у Фелса: этот казался озабоченным. По разговорам Парс понял, что его фильм не является больше тайной. Он вопросительно взглянул на Фелса, ожидая объяснений.
– А что мне было делать? – угрюмо ответил Фелс. Они всегда понимали друг друга без лишних слов.
– Поздравляю! – холодно сказал Парс. – В одной области ты можешь считать себя непревзойденным специалистом.
Он хотел добавить «в области шпионажа», но сдержался. Фелс и так все понял.
– А что мне было делать? – с каким-то отчаянием повторил он.
– Надеюсь, ты поделишься со мной своими достижениями? – с иронией продолжал Парс. – Как тебе удалось меня вычислить?
На губах у Фелса показалась бледная улыбка.
– Не беспокойся, – сказал он, – в окна к тебе я не заглядывал.
«Что именно ему известно? – думал Парс. – Про фильм он знает. Что же еще?» Он раззадоривал себя этими вопросами, стараясь возродить азартную атмосферу их прежних встреч. Но вдруг почувствовал, что ответы ему безразличны, что их соревнование теперь – дело безвозвратного прошлого. А он-то надеялся, приступая к созданию Прибора, получить удовлетворение от победы!
Парс даже мог себе представить, как Фелс его выслеживал. Задача не так и трудна: неподалеку лаборатория, ведущая наблюдение за энергетическим полем вокруг его дома, – вот и межпланетные прогулки раскрыты. Выявлять съемочную аппаратуру научились давно. А если прибавить сюда смекалку Фелса, действительно недюжинные способности…
– Мы посмотрим твой фильм, а потом я тебе все расскажу, – сказал Фелс.
Парс с безразличным видом махнул рукой.
– Можешь не рассказывать.
Но Фелс как будто желал объясниться.
– Ты пойми, – заговорил он вдруг с какой-то заискивающей ноткой в голосе, – ты пойми, у меня не было выхода. Я создал сканнер, который не может быть побит. Никогда, понимаешь? Это предел, совершенней не придумаешь, я в этом уверен. И тут я слышу, что ты тоже… затворился… и тоже хочешь…
Парс не знал, что ответить. Насколько он помнил, Фелс впервые открыто заговорил об их негласном соревновании. Это значило, что он признал себя побежденным. Теперь он боялся лишиться последней надежды – своего детища, нового сканнера. Парсу и жаль стало Фелса, и немного обидно за него.
– Успокойся, – сказал он, – я не смог создать более мощную модель сканнера.
Фелс, казалось, несколько приободрился.
– Так ты покажешь нам свой фильм?
«И все-таки похоже, что они не знают про Прибор и про скачок», – опять подумал Парс.
Последние слова Фелса вызвали шум одобрения среди собравшихся мастеров менбиа. Они предвкушали удовольствие. Посмотреть новую неканоническую ленту – это же настоящий праздник!
Парс не стал возражать. Снятый фильм уже не занимал его. «Пусть себе наслаждаются, переделывают, сколько им хочется, – думал он. – Никакой ценности фильм теперь не представляет. Все равно он уже испорчен». Парс включил изображение, а сам устроился в дальнем углу видеозала.
На экране пошли знакомые кадры: темные трамваи, стол под тусклой лампочкой, Куликов в кресле, в маленьком телевизоре – Бельмондо, бегущий по крыше, Парс опустил глаза и задумался. Скачок во времени притягивал все его мысли.
Время шло. Изредка Парс поднимал глаза на экран. Кадры сменялись один за другим. Непрошеные гости жадно всматривались в незнакомую ленту. На их лицах был написан неприкрытый интерес. Увлекала сама необычность материала, это понятно. Пока что никто не пытался вмешаться в действие. Парс знал негласное правило: входить в фильм было принято во второй его половине, когда начнут разворачиваться основные события.
Когда в очередной раз Парс пришел в себя, Куликов на экране вновь дежурил в парке, устроившись у стола с видеомагнитофоном. «Это которое уже дежурство? – подумал Парс. – Четвертое, кажется? Сейчас я должен появиться и отдать ему Прибор». В глубине, за трамваями раздался слабый звук: что-то звякнуло. Куликов насторожился. Опять тот же звук.
– Эй! – крикнул Куликов. – Кто там?
Из-за ближайшего вагона появился Афиноген со своей бандой. «Да это же испорченный конец!» – сообразил Парс. – Его я еще не видел. Сейчас он их отделает. А Петренко, бедный, – усмехнулся Парс, – барахтается там, в яме. Так он и не понял, кто его удерживал. Но почему, почему фильм до сих пор не изменен? – Парс с удивлением оглядел находящихся в комнате. – Неужели Фелс решил не пускать в ход свой сверхновый сканнер? Неужели его проняло увиденное, и он не станет портить ленту?» Нет, сканнер был у Фелса в руках. И сам он походил на спящего, как и следует, когда сканнер включен. Остальные продолжали с интересом наблюдать за происходящим на экране. Очевидно, они полагали, что Фелс уже вошел в главного героя.
– Отдай кассеты, шушера! – просипел говорун.
Через секунду, раскинув руки, он уже летел с грохотом в смотровую яму. Куликов помчался вслед за убегающим Аркадием. Фелс зашевелился и обернулся к Парсу. Вид у него был смущенный.
– Что-то, кажется, со сканнером случилось, – сказал он. – Блок воздействия как будто не работает.
«А я-то олух, думал, что у него какие-то чувства пробудились! – обругал себя Парс. – Что он не до конца увяз в своем менбиа!
Слова Фелса послужили сигналом. В руках сидящих появились сканнеры, у каждого особая модель. «Теперь уж они устроят соревнование! – неприязненно подумал Парс. – Эти родного отца готовы продать, лишь бы развлечься».
И тут услышал такое, что даже вскочил со своего места и сделал несколько шагов в сторону экрана. Это был голос Петренко.
– Петруха! Ты что там шумишь?
«Я же ему рот зажал! – пронеслось в голове у Парса. – Я точно помню: он только мычал и пробовал кусаться!»
– Петренко! Сиди в яме и не высовывайся! Треснуло и обрушилось стекло в салоне трамвая.
– Петруха, держись! – кричал Петренко.
Ошеломленным взглядом Парс обвел сидящих в видеозале. Те были поражены не менее, чем он. Но их изумило другое. Они возбужденно размахивали сканнерами и громко переговаривались. Парс понял: все сканнеры отчего-то не срабатывали, ни один не мог войти во взаимодействие с лентой. Фильм был недоступен, проникнуть в него никому не удавалось.
По темному салону трамвая на Куликова шел молчун. У освещенного стола крепыш с дубинкой готов был наброситься на Петренко. Куликов размахнулся и бросил цилиндр.
Долго потом Парс не мог понять, что же произошло. Почему на ленте оказался первоначальный, неизмененный вариант? Почему не срабатывали сканнеры? Парс предвидел, что скачок во времени – таинственная, неисследованная область науки и загадки появятся непременно, но столкнуться с такой путаницей не ожидал. Да и был ли он, скачок во времени? Может, использовав преобразование Куликова, Парс открыл всего лишь новый способ проникновения в фильм? Что же произошло? Неужели он в фильме, а не в действительности спас Куликова?
А тот со счастливой гордой улыбкой подходил к конторке.
– Ну ты даешь! – восхищенно сказал Петренко. И вдруг закричал:
– Петруха! Осторожнее! Куликов обернулся.
Трясущийся от ярости говорун был совсем рядом. Куликов растерянно поднял кулаки, но сделать уже ничего не мог. Говорун легко отмахнулся от удара и с силой опустил ржавую трубу прямо ему на голову.
Геннадий АнуфриевДомохозяин
Когда я покупал в магазине «робота домашнего хозяйственного» (РДХ «Витязь», модель 365), ласково именуемого в обиходе Витей, я еще не знал, какие неприятности мне это принесет. Моя ошибка заключалась в том, что я не прислушался к словам продавца:
– Только имейте в виду: он не понимает тропов.
В ответ на мой недоуменный взгляд продавец пояснил:
– То есть переноса смысла с одного понятия на другое. Короче говоря, он все понимает буквально.
– Буквально? – обрадовался я. – Так это же здорово! Значит, не будет никаких хлопот.
В тот момент я совершенно упустил из виду, что эти самые тропы обожает моя жена. Ее речь прямо пересыпана разными словечками и выражениями второй половины XX века. Хобби у нее такое. В ее оправдание надо сказать, что она историк по профессии. Но обо всем по порядку. Итак, я привел Витю домой. – На мой звонок дверь открыла жена.
– Явился не запылился, – ворчливо сказала она. И тут ее взгляд упал на стоявшего позади робота. – А это что за фрукт?
Я открыл было рот, чтобы пояснить, что это «робот домашний хозяйственный», модель 365 и т. д., как вдруг он шаркнул вперед и четко представился:
– Я не фрукт, а робот РДХ «Витязь», модель 365. Можно просто Витя.
Могу поклясться, что при этом он скромно потупил свои глазные линзы.
– Он может делать более сотни операций по домашнему хозяйству, – поспешно сказал я. – Варить обед, мыть посуду, стирать, гладить, подметать полы.
– Ясно, – прервала меня жена. – Не фонтанируй. И она посторонилась, пропуская нас в дом.
Утром я проснулся от легкого жужжания, доносившегося из соседней комнаты. Взглянув на сладко посапывавшую жену, осторожно встал, сунул ноги в шлепанцы и вышел. Витя деловито пылесосил ковер.
– Доброе утро, – вежливо поздоровался он.
– Привет, – буркнул я. – Не рано ли ты взялся за работу?
– Долго спать – здоровым не стать, – изрек робот. – Уже семь часов.
Вздохнув, я отправился в ванную. Когда, приняв душ и побрившись, я вернулся в комнату, Витя уже закончил уборку. Распахнув дверцы в животе, он вытряхнул пыль в мусоросборник и повернулся ко мне.
– Что бы вы хотели съесть на завтрак?
– Ну, хотя бы гренки. И кофе покрепче, если можно.
– А ваша супруга? Я пожал плечами.
– Тогда приготовлю что-нибудь на свое усмотрение. Он скрылся на кухне.
Когда жена вышла из спальни, я сразу увидел, что она опять встала с левой ноги. Не ладится у нее эта работа о мумиях древнеегипетских фараонов. Едва кивнув мне, она исчезла в ванной, и громкий плеск воды напомнил мне о наводнениях в низовьях Нила.
Полный мрачных предчувствий, я отправился завтракать. Правда, румяные и мастерски поджаренные, аппетитно пахнущие гренки несколько улучшили мое настроение. Для жены робот приготовил диковинное блюдо – в чашке подрагивало нечто напоминающее желе с живыми глазами…
– Сколько раз просила не класть носки на сушилку для волос! Тебя касается, рыцарь нахального образа!
Это жена.
– Извини, дорогая, – быстро сказал я. – Посмотри, Витя приготовил для тебя что-то особенное.
Покосившись на мои гренки, она взяла ложку и, зачерпнув из чашки желе, поднесла ко рту.
Дальнейшее я увидел, как на замедленных кинокадрах: выпученные глаза жены, падающую на пол ложку и разлетающиеся во все стороны брызги.
– Ч-что эт-то… т-такое?! – еле выговорила она, срываясь на крик. – Что это за дрянь, я спрашиваю?!
– Кубосница, – спокойно ответил Витя, который в это время колдовал с электронной духовкой.
– Что?!
– Кубосница, – абсолютно ровным голосом повторил робот. – Высококалорийное и витаминизированное блюдо, очень популярное на планете Брак системы Проциона. Между прочим, сила тяжести там в 2,4 раза больше, чем на Земле.
Последнее замечание робота показалось мне не совсем уместным. И, видно, не только мне.
– Может быть, на планете Брак кубосница и популярна, – жена с убийственной иронией выговаривала каждое слово, – если тамошние желудки выносят такую гад… тяжесть, но мой земной желудок привык к более легкой пище. Кажется, благодаря этой жестянке придется отправиться на работу голодной! И тебе спасибо, бурбон! – это уже адресовалось мне. – Приятного аппетита!
И она удалилась, хлопнув дверью.
– Что ваша супруга имела в виду, когда говорила о жестянке? И что такое бурбон? – робот задавал вопросы не повышая голоса, но его глазные линзы странно поблескивали…
Я пробормотал что-то насчет его металлического корпуса и королевской династии, допил свой кофе и пошел с неспокойным сердцем на работу.
Целый день все залилось у меня из рук. Вызывая своим видом сочувствие коллег (не заболел ли? все ли в порядке дома?), я едва дождался конца рабочего дня. Взлетев по лестнице, отпер дверь… и оторопел. Все вокруг сияло прямо-таки медицинской чистотой. Поражала выстроенная под линеечку обувь, сыто блестевшая жирной смазкой. Можно было держать любое пари, что на всех 32 квадратных метрах жилой площади не осталось ни пылинки.
В чулане раздался грохот, из чего я заключил, что робот добрался до моего походного снаряжения. Но, видно, он засек мой приход, потому что тут же появился на пороге.
– Добрый вечер, хозяин. У меня есть вопрос.
– Пожалуйста, Витя.
– Что такое «засп. ранец»?
– Как? – я едва не поперхнулся.
– Вот, посмотрите.
Робот протягивал зажатую в стальной клешне бумажку. Я взял ее и прочел: «Засп. ранец турист. Арт. «в». Груз. 25 кг.»
– Выброси ее. Это от моего старого рюкзака. А сокращения читаются так: «заспинный ранец туристический, артикул «в», грузоподъемность 25 килограммов».
– А я решил… – Робот не договорил, спрятал бумажку у себя на животе, и мне так и не довелось узнать, что же он решил.
Зазвонил телефон. Я протянул руку за трубкой, но рука робота оказалась намного длинней, да и его реакцию с моей не сравнить.
– Алло? – сказал он голосом, в котором мне почудились нотки важности. Впрочем, этого не могло быть: ведь роботы начисто лишены эмоций. «Здравствуй, – между тем продолжал разговор робот. – Нормально… А ты? Уезжаешь? А чего так рано? А когда вернешься? А чего так поздно?»
У меня по спине поползли мурашки. Ведь он почти слово в слово повторил наш с женой телефонный разговор, который состоялся дня три назад. Мне тогда надоели ее нелепые вопросы, я нагрубил и бросил трубку. Но ведь Витя не мог его слышать! Тем временем он закончил разговор, вежливо попрощавшись. Нет, это просто совпадение.
– Знакомая… мый робот. Работает тут неподалеку, – пояснил Витя.
– А как же он узнал твой… наш номер телефона?
– Радиоконтакт роботов нашей серии возможен на расстоянии до тысячи километров.
– Ты поддерживаешь связь с другими роботами?
– Да, с пятьюстами шестьюдесятью тремя, – без малейших усилий справился он со склонением сложных числительных.
– Если, как ты говоришь, у вас радиоконтакт, зачем вам тогда телефон?
– Это модно. Среди нас, роботов, тоже есть любители старины.
Жена пришла позже обычного, и я не увидел на ее лице обнадеживающих признаков. Я встретил ее в прихожей, обнял, чмокнул в щеку. Робот сидел на корточках здесь же, в неудобной (на человеческий взгляд) позе и прибивал отвалившуюся заднюю стенку ящика для обуви. При этом он скрежетал что-то себе под нос – напевал, так сказать. Я прислушался.
Он был всего-навсего робот…
Из заостренного конца его «руки» выскочил пневматический молоток-палец и ударил по гвоздю. Тук!
…Она человеком была…
Я почувствовал, как напряглась рука жены.
– Ты не знаешь, что это он там несет?
– Кто, Витя? Нет, дорогая, я ничего не слышу…
В тот же миг мои робкие объяснения перекрыл мощный голос робота:
– Если вы говорите обо мне, то в данный момент я ничего не несу. А вообще я способен нести до 250 килограммов полезного груза, что в 10 раз больше, чем «засп. ранец» хозяина.
Я почувствовал, что сейчас что-то произойдет. Жена одним движением отодвинула меня в сторону.
– Он же все понимает буквально… – пролепетал я в слабой надежде спасти положение. Но жена меня уже не слушала. Она стала перед сидящим на корточках роботом в классической позе, уперев руки в бока, и открыла рот. И вдруг…
Витя перестал стучать молотком и каким-то сладким голосом произнес:
– Ничто так не украшает женщину, как улыбка. Не зря в одной популярной песенке второй половины двадцатого века пелось: «Улыбайтесь, чаще улыбайтесь, даже смейтесь, если вам смешно, и на шутки никогда не обижайтесь, в жизни надо быть серьезным, но…». Особенно это относится к такой симпатичной чувихе, как вы, сударыня!
Тут робот артистическим жестом извлек откуда-то (как мне показалось, из колена) букетик цветов и вручил жене. Та растерянно взяла подарок и дрожащим голосом сказала спасибо. И уж совсем непоследовательно бросив в мою сторону: «А с тобой я еще разберусь!», скрылась в своей комнате.
– Воистину мужчина – козел отпущения… грехов женщины, – философски заметил Витя.
Я все еще не мог прийти в себя от такого поворота событий.
– А как же… тропы?
Вместо ответа робот протянул мне свой технический паспорт.
– Прочтите, хозяин.
Я прочел уже знакомое: «РДХ «Витязь», модель 365».
– Дальше, дальше.
Я пригляделся и разобрал малюсенькие буковки, на которые раньше не обратил внимания: «С.Э.М.».
– А что это значит?
– Это значит – «самосовершенствующаяся экспериментальная модель».
И он подмигнул.
Александр БачилоМыслефильм, или Записки графомана
27.01.08.За последний месяц так ни разу и не удалось хорошенько поработать. То есть, не на заводе, конечно, там все в порядке; на прошлой неделе стал давать продукцию новый цех, в пятницу его торжественно закрыли на ключ – Люди не будут заходить туда лет пять. А вот дома, так сказать, в творческой мастерской, что-то не ладится. Замерла моя жизнь в искусстве. Такой уж дурацкий характер: как раз в то время, когда нужно бы творить и творить, не могу выдавить из себя ни одной приличной мысли. И ведь из-за чего? Из-за того только, что редактор Стенкер-Горохов как-то в разговоре небрежно бросил: «Ты там поглядывай, кстати, твой «Робинзон» может на днях поступить в просмотр…»
Конечно, любой заволнуется, узнав, что его первый фильм выходит на большой экран, однако не следовало приходить в восторг раньше времени. Редакторское «на днях» длится больше месяца, и все это время моим основным занятием является просмотр списка новых мыслефильмов. Увы, «Робинзона» среди них нет. Самое обидное, что мне не с кем разделить своих страданий, ведь мыслефильм, как известно, отличается от обычного стереокино тем, что в его создании не участвуют ни актеры, ни режиссеры, ни операторы, он является продуктом одного лишь воображения автора. Для создания мыслефильма не нужно никакой съемочной техники, массовки, декораций, ругани и т. д. Садись в кресло, нажимай кнопку и представляй. Хочешь – спасай отдаленную цивилизацию, а хочешь – экранизируй на свой вкус «Анну Каренину». Конечно, не каждому удается создать яркие характеры и оригинальный сюжет, но зато набор выразительных средств у нас куда богаче, чем, скажем, у простых киношников. Одна беда – слишком много развелось нашего брата – мыслефильмистов, трудно пробиться на большой экран. Впрочем, настоящий талант рано или поздно найдет свою аудиторию, так что с этой стороны моя судьба обеспечена.
Помнится, начиная работу над «Робинзоном», я невольно представил себе лица друзей и коллег по работе, когда они обнаружат мою фамилию в списке авторов последних фильмов. А какую мину состроит моя бывшая одноклассница Катрин-Закирова, задирающая нос только потому, что ее два раза показывали в финале викторины «Кто – кого»!
Но предвкушение наслаждения превратилось теперь для меня в пытку, я даже не могу заставить себя обратиться к Стенкеру-Горохову, опасаясь услышать от него страшные слова, мол, произошла небольшая ошибка, и он вообще имел в виду не меня, а другого молодого автора. Но довольно! Есть только один способ избавиться от муки непрерывного ожидания. Новая, серьезная работа заставит меня забыть о несчастном «Робинзоне». Пусть сам позаботится о себе, я сделал для него все, что мог, и должен теперь умыть руки.
28.01.08.Ровно в девятнадцать ноль-ноль я вошел в свой домашний кабинет с твердым намерением всесторонне обдумать и сегодня же приступить к записи нового произведения. С самого начала мне было ясно, что оно должно быть фантастическим и по возможности приключенческим. Правда, Стенкер-Горохов не одобряет этого направления.
– Эх, молодежь! – сказал он мне, просмотрев «Робинзона» в первый раз. – И чего вас все на экзотику тянет? Ближе к жизни нужно быть! Почему бы не создать фильм, к примеру, о самых обыкновенных космонавтах, или там, я не знаю – о хлеборобах Заполярья? Нет, обязательно какую-то небывальщину лепят!
Но тут уж я над собой не властен. Так и Стенкеру сказал – воображение, мол, сильней рассудка, не я сочиняю, каждый мой эпизод – эманация души.
Итак, я включил мыслепроектор и глубоко задумался. Лучше всего, если мой герой будет звездным инспектором. Это рослый молодой человек приятной наружности, широкоплечий, с волевым подбородком… Я остановился и критически оглядел стоявшего передо мной верзилу. М-м-да. Это было. И было не раз. Даже, наверное, не тысячу раз. У, морда суперменская, так и лезет в каждый фильм! Ну, погоди же…
Верзила посмотрел на меня грустными глазами и начал быстро лысеть, одновременно уменьшался его рост и увеличивался объем талии. Вот так-то, голубчик! И будешь ты у меня не звездный инспектор, а участковый. Впрочем, не отчаивайся, в твой участок будет входить несколько созвездий с краю Галактики и большое число планетных систем. А звание участкового – это для более прочной связи с жизнью. Итак, участковый инспектор Федор Мелентьевич Земляника…
…Участковый инспектор Федор Мелентьевич Земляника, обогнув заросли темно-фиолетового бамбука, подошел к зданию биолаборатории. На крыльце его поджидал высокий, чуть сутуловатый мужчина в белом халате. Увидев участкового, он немедленно устремился к нему, на ходу кивая головой.
– Очень рад! Очень рад! Моя фамилия Парабелко, завлабораторией. Как вы долетели? Наш Пиливон – порядочная глушь.
– Это мой участок, – пожал плечами Федор Мелентьевич, – а долетел хорошо, спасибо. Ну, так что же у вас стряслось?
– Да понимаете, очень странная история, – сказал Парабелко, увлекая Федора Мелентьевича внутрь здания. – Виктор Петрович и Сережа… Впрочем, они сами расскажут. Могу сообщить только, что неделю назад они отправились в Бамбуковый лес и исчезли. Через три дня мы выслали спасательную партию и после долгих поисков нашли их в районе поляны Круглой, в состоянии весьма странном. Они стояли на опушке леса, зажав носы, и с самым обескураженным видом глядели куда-то вверх. В воздухе стоял омерзительный удушливый запах, так что врачу спасательной партии едва не сделалось дурно.
Естественно, мы стали расспрашивать Сережу и Виктора Петровича о том, где они пропадали целую неделю, и этим вопросом привели их в полное изумление. «Позвольте! – сказал Виктор, – ведь мы только сегодня утром вышли в путь! Сережа может подтвердить… Да что там! Вот вам доказательство!» – и он продемонстрировал нам свой чисто выбритый подбородок.
Ситуация, действительно, выходила странная. Мы не знали, что и подумать, как вдруг Виктор Петрович хлопнул себя по лбу и вскричал: «Ну конечно! Как же я сразу не догадался! Это все он, наш сегодняшний знакомый! Ах, негодяй, и здесь обманул! Ну что прикажете с таким делать!»
Сережа предложил вызвать милицию. «Да-да, конечно! – оживился Виктор, – с мошенниками подобного масштаба могут справиться только специалисты. С нашей помощью, разумеется».
В общем, они не успокоились до тех пор, пока мы не вернулись в лабораторию и не послали вам телеграмму…
– Мм-да-а, – Федор Мелентьевич покачал головой. – Любопытно…
Они вошли в кабинет заведующего. В креслах у стены сидели двое: молодой человек в очках, с наметившейся на макушке лысиной, и паренек лет семнадцати, одетый с претензией на земную моду, правда, прошлого сезона.
– Знакомьтесь, – сказал Парабелко, – Виктор Петрович Лавуазье, кандидат биологических наук. Сергей Щекин, лаборант. А это – наш участковый, товарищ Земляника.
Увидев Федора Мелентьевича, Сережа и Виктор поднялись.
– Нужны срочные меры! – торопливо заговорил Лавуазье, – ведь это социально опасный тип!
– Минутку, – остановил его Федор Мелентьевич. – Давайте не будем торопиться, а обсудим все по порядку. Что за тип, откуда, зачем, и так далее. Я вот, с вашего позволения, сяду здесь за столом и буду записывать. А вы, Виктор, давайте с самого начала. Ничего, что я вас просто Виктором? Мне по-стариковски так удобнее…
– Ну, что вы! Конечно… Началось с того, что мы с Сережей отправились за образцами злаковых. На круглой поляне их несколько видов, причем некоторые больше нигде не обнаружены… Мы почти добрались до цели, когда на опушке леса вдруг увидели крупное животное, по-видимому, ящера.
– Только с тремя головами, – вставил Сережа.
– Да, да! С тремя головами. Здешняя фауна изучена довольно подробно, и представители ее большими размерами не отличаются, поэтому мы очень обрадовались, решив, что перед нами совершенно неизвестный вид.
– Я схватился за фотоаппарат, – снова перебил Сережа, – а эта тварь вдруг встала на задние лапы, передними на нас замахала и говорит…
– Говорит? – удивился Земляника.
– Вот именно, говорит! – воскликнул Виктор Петрович, – да еще как! «Не надо, – говорит, – мужики. Не люблю я этих портретов в интерьере. Вы лучше идите сюда, посидим, потолкуем. У меня дело к вам».
Мы подошли, поздоровались и спросили, не является ли он представителем аборигенов этой планеты, которых нам, кстати, до сих пор не удалось обнаружить. Он рассмеялся и отвечает:
«Нет, братва, я тут проездом. С Земли лечу. Хочу выбрать, наконец, место для жительства, как говорил один из наших. Да вот, что-то двигатель стреляет у моей посудины, никак не пойму в чем дело. Видно, перегрузил на старте, слишком быстро пришлось сматываться из конца двадцатого века».
«А как же, – спрашиваем, – вы в двадцатом веке оказались»?
«Да уж оказался, вашими молитвами. От техпрогресса не отстаю. Посудина моя сделана по индивидуальному заказу, постарался один негуманоид, вложил в нее двенадцать степеней свободы. Ну, по четырем координатам, включая время, летаю, а остальных и не трогаю, бог с ними».
Мы его спросили, что он делал на Земле, и тут его головы, которые раньше все время говорили хором, вдруг потупились. Одна промолчала, другая пробормотала: «Да, так, по мелочам…», а третья смерила нас нехорошим взглядом и говорит:
«Про Дракона слыхали? Так это я и есть. По рыцарям работал, по богатырям. Забавный народ! Вечно наврут с три короба, а потом на масленицу в деревню и не покажись – все разбегаются. Иной раз, конечно, случается, чего греха таить, дашь какому-нибудь графу по каске, если чересчур донимает, но это не каждый раз, да и не по злобе, а так, – для внушения должного почтения…»
«Но ведь в двадцатом веке уже в драконов не верили, – возразил я, кем же вы там работали?»
Он усмехнулся:
«Зеленым змием…»
Потом спохватился, махнул лапой.
– «Ну, да это неинтересно. Пойдемте, я вам лучше свою посудину покажу, может, что посоветуете».
Пробравшись вслед за драконом сквозь заросли пиливонского бамбука, мы вышли на Круглую поляну и в центре ее увидели нагромождение полупрозрачных сфер, конусов и пирамид. Это и была «посудина» дракона. Поначалу мне казалось, что разобраться в устройстве этого сооружения совершенно невозможно, но, подойдя к кораблю поближе, я ощутил вдруг какую-то поразительно нехитрую логику его конструкции. Что же касается Сережи, то он, ни слова не говоря, сейчас же полез под днище одной из пирамид, некоторое время чем-то там громыхал и, наконец, вернулся, держа в руках собранный из четырех металлических реек квадрат.
