Текст книги "За лесными шеломами"

Автор книги: Юрий Качаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Византия, осень 975 – зима 976 года

Евнух Василий отдыхал, сидя у окна, а Игрун, изогнувшийся на его коленях, сладостно мурлыкал. Паракимомен изменился мало: только волосы слегка поредели, выпало несколько зубов и спина стала чуть сутулее. Крупные морщины прорезали его лицо. Нос едва не касался подбородка. Узловатые пальцы плавно скользили по приятной на ощупь шёрстке... В государстве и в жизни первого министра всё было прекрасно: покорённая Болгария не сопротивлялась и жила спокойно; Русь решала свои дела, сыновья покойного Святослава о походах на юг и не помышляли; не грозила Германия: император Отгон умер два года назад, править стал Отгон II, нашедший счастье с Феофано-младшей, и германские интересы были в Италии, а не на Босфоре; беспокоили только сарацины, снова поглотив Палестину и север Африки, – но Цимисхий отдохнул от северной кампании и, возглавив многочисленные войска, вместе с Вардой Склером разгромил арабов на всём побережье Средиземного моря... А обильные поместья Нофа приносили ему миллионы золотников... Председатель сената не задумывался над тем, для чего ему иметь такие богатства, – сам он вёл довольно скромную жизнь, не был ни гурманом, ни пьяницей, не имел наследников... Просто сам процесс получения денег доставлял ему удовольствие. Деньги – это власть. Деньги – независимость. И благополучие в старости... Евнух гладил дорогого кота и шептал ему с нежностью: «Мы с тобой, дружочек, – главные в империи. Даже сам василевс – и беднее, и глупее, и менее могуществен. Он в моих руках. Правлю фактически я. И никто мне противиться не может!..»

Вдруг открылась дверь, и вошёл дворецкий. Поклонившись, сказал:

– Ваша светлость, прибыл стратилат Варда Склер. Прост его принять.

Ноф от удивления раскрыл рог:

– Варда? С фронта? Что случилось?

– Не могу знать, – ответил дворецкий. – Но лицо у него очень злое. Может, и беда.

– Чёрт возьми... Пусть скорей войдёт. Но на всякий случай подними гвардейцев. И поставь их за дверью. Если я призову на помощь, защитить меня должны в любую минуту.

– Понял. Слушаюсь. Будет сделано.

Варда Склер изменился мало: двухметровый гигант, чёрная курчавая борода до самых бровей, крупный нос, губы – как у негра. Шпорами звеня по мозаике пола, вошёл в зал, поклонился небрежно.

– Здравствуй, Ноф. Я к тебе по приказу Цимисхия.

– Что произошло? – и лицо председателя сената стало серым.

– У меня ордер на твой арест.

Евнух приподнялся, и Игрун спрыгнул на пол. Паракимомен задрожат:

– Почему? Это что – измена?

– Василевс на обратном пути проезжал земли Аназарбы и Друзиона и спросил, чьи это владения. Оказалось, что владения незаконно присвоены тобой. Ярости Цимисхия не было границ. Он послал меня заковать тебя в цепи и держать в тюрьме до его возвращения. А поместья вернуть их законным владельцам.

– Негодяй! – рухнул в кресло Василий. – Сам награбил в походах, обогатился, а другим нельзя?.. – Он взглянул на зловещего посланника и заискивающе спросил: – Варда, дорогой, неужели ты выполнишь приказ этого ничтожества? Или ты забыл, как Цимисхий тебя унизил – обещал назначить военным министром, а услал к чёрту на рога? Разве так поступают с другом, родственником, сподвижником? Вы равны по крови. Почему Иоанн носит диадему? Только потому, что спал с Феофано? Разве не абсурд? Ты мудрее и мужественнее его. Он – предатель, низкий человек и неблагодарная тварь. С ним пора кончать. Сядь, обсудим...

Склер подвинул второе кресло, опустился в него и сказал спокойно:

– Рад, что ты это понимаешь. Будем говорить откровенно. Иоанн – подонок. Он идёт по трупам. Если бы врагов – это полбеды; он идёт по трупам своих друзей. Я давно хотел ему отомстить, но мешало многое. А теперь пора... Между нами, Василий, были трения... Но несчастье объединяет...

Водянистые глаза первого министра вспыхнули надеждой:

– О, не будем о прежнем... Дело – главное. Есть прекрасный способ – им воспользовались недруги покойного Романа Второго... Полная имитация тропической лихорадки. Несколько капель в любую пищу – человек угасает в течение месяца.

Варда усмехнулся:

– Знаю этих «недругов» – ты и Феофано!

Паракимомен складками собрал переносицу:

– Ну, какая разница? Это уже история... Снадобье получишь немедленно. Где сейчас Иоанн?

– На подходе к Никее. Там живёт Роман – внук Романа Лакапина, брат Марии – покойной жены болгарского царя Петра. Пригласил Иоанна у себя погостить.

– Очень хорошо. Будет много праздничных трапез. Замечательная возможность влить отраву в кубок с вином Цимисхию.

– Ну а как быть с твоим арестом?

– Это несложно инсценировать... Пусть меня охраняют гвардейцы евнуха Льва – моего человека... Главное – не дать василевсу вынести смертный приговор или привести его в исполнение до кончины самого Иоанна. Я потерплю в казематах... А когда дело будет сделано, выйду на свободу. Мы тебя тут же коронуем. Правда, императору Василию скоро восемнадцать; но беру на себя обязательство провести через сенат законопроект, по которому он вместе с Константином будет возведён на престол только в двадцать лет.

– Лучше – в двадцать три.

– Можно в двадцать три. Как захочешь, так мы и сделаем.

– Что ж, договорились...

А когда окрылённый Варда Склер с баночкой ужасного яда отбыл из столицы, паракимомен, арестованный понарошку, начал свои приготовления. Верные ему люди под водительством евнуха Льва выкрали единственного сына Варды Склера – Романа – и упрятали его в тайных комнатах во дворце первого министра. А спустя неделю к василевсу, находящемуся в Никее и уже, по расчётам председателя сената, выпившему зелье, поскакал гвардеец с анонимным письмом. Этот пергамент был подброшен в спальню к Иоанну:

А Цимисхий третий день чувствовал себя скверно: сильно болела голова, бил озноб, не хотелось вставать с постели. Лекарь говорил: у него ангина – василевс пил холодное вино после бараньего жаркого. И Цимисхий верил. Он рассматривал собственное горло, глядя в серебряное зеркальце: да, действительно, зев казался красным. Византийский правитель очень себе не нравился: череп облысел окончательно, только на висках и затылке рыжие кудряшки росли; под глазами – тёмные круги, увеличился второй подбородок... «Хорошо, что Феофано в Армении, – думал Иоанн. – Я бы ей таким не понравился...» Он по-прежнему вспоминал императрицу с нежностью; жизнь с Феодорой не убила его любви...

Тут ему подбросили анонимный пергамент. У Цимисхия болели глаза, но, собравшись с силами, он прочёл письмо и покрылся холодным потом. Вот что сообщал неизвестный автор:

«Василевс! Ты отравлен. Варда Склер влил в твой кубок яд замедленного действия. Скоро ты покроешься жуткими нарывами и умрёшь. Есть одно спасение – мазь святого Георгия. Как её найти – знает Василий Ноф. Возвращайся в столицу немедленно и освободи из застенка первого министра. Но учти: он не скажет тебе ни слова, если при тебе будет Варда. Склер не должен попасть в Константинополь».

Иоанн повалился на одр; руки и ноги его дрожали, в голове всё мутилось. Он припомнил, как однажды Феофано остроумно рассказывала о подробностях отравления Романа II, – оба помирали от смеха, – все симптомы недомогания у него повторялись...

Варда Склер... Он сопровождал брошенную женщину на корабль... Не тогда ли она и открыла магистру тайну яда, может быть, даже вручила бутылочку?.. Разумеется, это месть опальной императрицы... Вот что делает любовь... Нет на свете страшнее отвергнутой женщины!.. Впрочем, надо действовать. Срочно ехать в Константинополь. И к тому же посадить под арест горе-стратилата. Вплоть до выяснения обстоятельств...

Через час повозка с Цимисхием, охраняемая гвардейцами, двигалась на север. Варду Склера под конвоем повезли на восток – в замок Друзион, где ему надлежало быть до особого распоряжения василевса; армянин терялся в догадках, он не мог и предположить, что его предал хитрый Ноф... Успокаивал себя мысленно: «Ничего, скоро Иоанн отбросит копыта. И тогда, выйдя на свободу, въеду я в столицу полным триумфатором...» Бедный Варда! В штанах первого министра триумфатор намечался только один – сам Василий...

И случилось вот что. Иоанн ползал в ногах у евнуха, умоляя его дать рецепт мази святого Георгия. Паракимомен ему отвечал:

– Да с чего вы взяли, ваше величество? Я и слыхом не слыхивал о таком лекарстве.

– Врёшь, мерзавец, – всхлипывал Цимисхий. – Злишься на приказ отобрать у тебя поместья... Ну прости, пожалуйста, я погорячился. Аназарба и Друзион будут пожизненно твоими.

– Распорядитесь письменно, ваше величество. И тогда я попробую что-нибудь придумать. Может быть, где-то в моих бумагах есть рецепт этой чудодейственной мази...

Но, конечно, никакого рецепта не было. Получив дарственную на имения, председатель сената с горестью поведал об этом Цимисхию. Тот хотел прибить подлого Василия, но уже не мог: месяц действия зловещего зелья истекал, и больной василевс находился в полной неподвижности. Еле шевеля языком, он проговорил: «Заговор... Убийцы... Кара Господня... за мои грехи...» – и закрыл глаза, потеряв сознание. Умирал Иоанн мучительно: звал на помощь, выл от боли и просил возвратить Феофано из Армении. По свидетельству домочадцев, он сказал при последнем вздохе: «Фео. не сердись», – и забылся навсегда.

Вскоре в Друзион привезли пергамент для магистра Варды Склера. Он сорвал сургуч и прочёл следующий текст:

«Мудрый стратилат! Благодарен тебе за посильное участие в выполнении наших замыслов. Сообщаю, что его величество отдали Богу душу в ночь на 10 января, года 6484 от Сотворения мира. И судьбе угодно, чтобы на престоле оказались законные императоры, сыновья покойного Романа II – Василий и Константин. Коронация будет в эту пятницу. Не пытайся бежать из Друзиона и препятствовать этому: твой сын Роман у меня в руках; при малейшем неосторожном шаге с твоей стороны жизнь его может оборваться. Если же не станешь делать глупостей, обещаю выхлопотать для тебя славный пост при дворе юных императоров. Будь здоров.

С выражением глубочайшего почтения паракимомен Василий Ноф».

Варда сидел раздавленный, потрясённый коварством евнуха Но потом сказал:

– Ничего, подлец. Мы ещё с тобой посчитаемся. Дай мне только вызволить сына из столицы. И тогда мы узнаем, кто кого!..

Иоаннополь (Преслава), весна 976 года

Калокир собирался покататься на лошади (он любил думать на скаку, овеваемый свежим ветром), как увидел сына Марии – Ивана. Тот служил в охране дворца, прилежно выполняя свои обязанности; год назад сочетался браком, и недавно у него родился ребёнок. Парень выглядел озабоченным.

Поприветствовав Ивана, Калокир спросил:

– Почему в печали? Трудности? Заботы? Говори. Помогу, если в состоянии.

– Мне пришло известие, – грустным голосом произнёс болгарин, – мама заболела. Я хотел бы съездить и проведать её. Мы давно не виделись.

– Ну, конечно, съезди. Денег дать? На, держи браслет. И не возражай. Это премия за работу. В крайнем случае – подаришь Марии. Так, по старой памяти...

Калокир скакал вдоль берега – молчаливый, сосредоточенный. Но забота была не о Марии – эти четыре года сгладили остроту его чувства. Мысли касались главного: должности наместника. Коронованные зимой императоры вправе были сместить его, как назначенного Цимисхием: новая метла мела по-новому. Что тогда? Возвращаться в Константинополь? Или, может быть, в Херсонес к отцу? Впрочем, он надеялся: паракимомен Василий оставался на вершине Олимпа, а его симпатия к Калокиру обещала если не сохранение статуса наместника, то, по крайней мере, не опалу и не изгнание. Быть в немилости не хотелось...

* * *

Время шло, и в Преславу прибыл человек из Вуколеона. Он привёз послание их императорских величеств Василия II и Константина VIII. Братья выражали благодарность за примерную службу и надеялись, что и впредь Калокир не покинет пост, данный ему Цимисхием. В той же депеше подтверждались полномочия командира военного округа стратопедарха Петра Фоки и, конечно же, патриарха Дамиана. Радости наместника и его людей не было предела. Он устроил пир, на который пригласил всё столичное боярство, славил императоров и первого министра, под диктовку которого делались все дела...

Но приятные новости зачастую соседствуют с неприятными. Возвратился Иван с сообщением о смерти Марии. Он забрал из Доростола сестёр – семилетнюю Софью и пятнадцатилетнюю Гликерью.

– Ты поселишь их у себя? – задал вопрос наместник.

– Да, конечно, а где ещё? У Андрея тесно, да к тому же он холостяк.

– Я могу взять Гликерью и Софью во дворец, – неожиданно заявил ромей. – Старшая пойдёт прислуживать в гинекее, младшая пусть учится у преподавателя моего сына. Всё-таки она – дочь царя Петра. Это надо помнить.

Полный взволнованных чувств Иван принялся благодарить Калокира.

– Пустяки, – отмахнулся тот. – В память о Марии я обязан позаботиться о её детях... Да и ты спас меня от гибели, выведя тогда через подземелье, – я тебе признателен...

– Вы безмерно добры, ваша честь. Но не будет ли против супруга, не устроит ли выволочку всем?

– Кто? Агнесса? Ничего, смирится. Я найду, чем её унять. Приводи сестёр.

Но проблемы с женой сразу же возникли. В первый момент крик стоял ужасный.

А когда ор пошёл на убыль, муж сказал сурово:

– Если ты начнёшь выживать Гликерью и шпынять маленькую Софью, я расторгну наш брак. Так что выбирай. Девочки останутся во дворце при любых обстоятельствах. Речь идёт только о тебе.

Дети Марии мало походили на мать: старший сын Иван повторял отца, был такой же огромный и простодушный; в среднем, Андрее, проступали черты дальних предков, с Волги пришедших, – узкие глаза, смуглое лицо и короткие ноги; у Гликерьи, наоборот, взяло верх славянское начало – тёмно-русые волосы, карие большие глаза; Софья отличалась хрупкостью и маленьким ростом. Дочь царя Петра хлопала ресницами, и казалось, что она каждую минуту готова расплакаться.

Калокир, сопровождаемый челядинкой из гинекея и растерянной Софьей, появился в комнате, где учитель рассказывал Льву о сражении Гектора и Ахилла. Педагог поднялся, мальчик тоже, оба поклонились наместнику.

– Вот привёл к вам новую ученицу, – улыбнулся тот. – Надо передать ей необходимые знания, чтобы сделать дамой высшего круга. И затем выдать замуж за какого-нибудь боярина. В жилах у неё – половина царской крови. Так что постарайтесь. А тебе, сын, велю не обижать Софью, относиться по-братски и помочь освоиться в необычной для неё обстановке. Обещаешь мне?

– Да, отец.

Льву исполнилось девять лет. Он значительно вырос, научился вести себя вежливо, но в душе оставался таким же непоседой и шалуном. Все девчонки казались ему существами низшего порядка, плаксами, занудами и умственно отсталыми. Если б не слова Калокира, мальчик не преминул бы как-нибудь задеть эту замарашку, чтоб она действительно заревела, а не просто пыжилась.

А учитель, приглашённый из Константинополя, тощий и смешной Христофорос, нос которого был таким большим, что, казалось, на него, как на полочку, можно ставить разные предметы, усадил новенькую на стул:

– Не смущайся, милая. Ты по-гречески понимаешь?

Софья моргала молча.

– Лев, спроси у неё по-болгарски, кто-нибудь учил её читать и писать?

Мальчик перевёл.

– Нет, – мотнула головой дочь Марии.

– Ничего себе положеньице! – крякнул Христофорос. – Вот и думай после этого: как вести занятия? На каком языке хотя бы? Ну да что поделаешь – надо просвещать, несмотря на трудности. Ты мне должен подсобить на первых норах, я один не выдюжу.

– Хорошо, учитель.

Впрочем, Софья ему понравилась. Вид её был настолько беспомощен, жалок, скромен, что у самого отпетого грубияна острые слова не слетели бы с языка и застряли бы в горле.

После уроков Лев проговорил:

– Что ты делаешь во второй половине дня?

Девочка пожала плечами:

– Я не знаю. Дома, в Феодорополе, было много работы: в комнатах прибрать, мамочке помочь, вместе с сестрицей чем-нибудь заняться... А теперь даже не придумаю.

– Хочешь, покажу тебе весь дворец и сад? На конюшную завернём – к брату твоему. Он позволит по двору прокатиться на лошади.

– А не заругают? – испугалась Софья.

– Нет, со мной можешь быть спокойна!

Но Агнесса, выглянув из окна и увидев сына, наказала горничной увести Софью в гинекей.

– Никуда она не пойдёт! – рассердился Лев, отбирая руку девочки у служанки. – Отпущу её, если посчитаю необходимым.

– Маменька будут недовольны, станут вас наказывать, – объяснила ему работница.

– Ой, ой, больно я боюсь её наказаний! Пальцем меня ещё не тронула, – и повёл девочку к Андрею.

А когда вернулся, мать его поджидала, стоя у дверей в царские палаты.

– Как ты смеешь меня ослушаться? – взвизгнула она.

– Ничего не случилось, – отвернулся Лев.

– Ах, «не случилось»? Ну так получай! – и Агнесса засветила ему звонкую пощёчину.

Мальчик пошатнулся и закрыл ладонью покрасневшую от удара кожу.

– Бить?! Меня?! – крикнул он. – Не прощу тебе этого вовек!.. – Он, рыдая, побежал к себе в комнаты.

Византия, лето 976 года

Утром 17 июля Анна процеживала только что надоенное молоко, как услышала за спиной торопливые шаги и прерывистое дыхание. Обернувшись, она увидела: Ксения забежала в хлев, и лицо её выражало крайнее волнение.

– Там!.. скорей!, за тобой!., приехали!.. – выпалила болгарская царевна.

Сердце Анны сжалось от предчувствия чудных перемен.

– Кто? – спросила она.

– Главный кубикуларий Михаил... Императоры возвращают из Армении Феофано и велели взять из монастыря тебя...

– Господи! Свершилось!

Девушки заключили друг друга в объятия, плакали, смеялись и твердили, что надежды сбываются: Анна похлопочет за болгарских сестёр, не оставит одних в изгнании.

Провожать принцессу вышли все монашки. Настоятельница Лукерья обняла её и напутственно сказала:

– Дочь моя! Мы любили тебя искренне и тепло. Не сердись, если чем обидели. Я надеюсь, годы, проведённые в нашей обители, не прошли для тебя без пользы: приобщившись к Богу, к сельскому труду, ты окрепла душой и телом, стала понимать обычных людей. Я благословляю тебя на мирскую жизнь. Будь добра к падшим и убогим, помогай больным, утешай подаянием нищих. Помни: все равны перед Господом – императоры, знать, воины, рабы... Деньги, слава, удовольствия – преходящи. Бог, душа и совесть – вот мерило всего. А стремление к чистоте – главный стимул... Да хранит вас Всевышний, ваше высочество!.. – и она склонилась перед порфирородной.

Анна поцеловала сестру Манефу, вытиравшую слёзы концом платка, долго стояла с болгарскими царевнами и произнесла, обращаясь к монахиням:

– Сёстры мои, прощайте! Я благодарю вас за всё. Помолитесь же за меня – мне теперь это очень нужно! – и, взмахнув рукой, устремилась вслед за кубикуларием на корабль.

Ветер ударил в паруса. Голубое небо смешивалось с лазурным морем. Стоя на падубе, подставляя лицо сладостным воздушным потокам, Анна глядела вдаль: что там, на горизонте? будет ли судьба милостива к ней?..

Сзади подошёл главный евнух Вуколеона и сказал, чинно поклонившись:

– Ваше высочество, вы бы сошли вниз – может вас продуть, а меня за это накажут...

– Хорошо, Михаил, пойдём... – Сходя по ступенькам, обратилась к нему с вопросом: – Расскажи мне, пожалуйста, как теперь во дворце? Что в столице? Какие новости?

В Михаиле боролись осторожность и природная болтливость. Но словоохотливость победила, и скопец заговорил, осторожно оглядываясь, чтоб никто не услышал:

– Всем, конечно, заправляет первый министр... Хитрая лиса! Крутит братьями, как ни пожелает. Император Василий только и делает, что фехтует, скачет на лошади и устраивает потешные бои между «синими» и «зелёными» на гипподроме. Император Константин закатывает пиры со своими дружками из знатных семей Константинополя – разумеется, не без девушек... А обманутый Варда Склер угрожает империи с юга!

– Варда? Не пойму, объясни.

– Целая история! Паракимомен, как обычно, обещал ему с три короба, и магистр помог устранить Цимисхия. А когда Иоанн преставился, председатель сената сделал всё по-своему: посадил на трон братьев-императоров и назначил Варду Склера дукой Месопотамии. То есть организовал ему почётную ссылку... Склер от несправедливости изрыгал проклятия и решил действовать стремительно. Тайно послал в Константинополь друга своего – Антея Алиантея, чтобы тот незаметно вывез из столицы сына Романа. А когда сын оказался с ним, вне опасности, взял и провозгласил себя василевсом. Объявил войскам, что идёт на столицу, – счёты свести с паракимоменом. Первыми его поддержали полки армянских наёмников... Словом, армия поддержала Варду, и ему удалось власть свою установить чуть ли не во всех азиатских владениях нашей империи. Положение скверное. Первый министр снаряжает войско во главе с начальником гвардии – евнухом Львом. План такой: выйти через Дарданеллы в тыл к мятежникам и ударить с запада. Но у Варды – опыт и талант полководца. Вряд ли он позволит себя надуть...

– Да, – вздохнула Анна, – если Склер победит, нам несдобровать...

Но на первых порах жизнь царевны в Вуколеоне казалась сказочной: делала что хотела, нежилась на шёлковых простынях, ела деликатесы, принимала гостей, ездила по городу... Братья-императоры отнеслись к ней радушно: старший Василий – более сдержанно, говорил немного и сухо; у него было светлое лицо, молодая бородка восемнадцатилетнего юноши и большие глаза чуть навыкате; младший Константин – весело и открыто; он болтал не переставая, сыпал шутками и преувеличенно расхваливал Анну. Общаться с Константином ей было приятно и просто. Но когда сестра заикнулась о болгарских царевнах, тот поморщился и ответил:

– Не сейчас... потом... пусть пока сидят на Проти... Что им делать в Константинополе? Я и брат ещё не решили....

Но болгарская тема неожиданно повернулась новой гранью. Как-то на службе в храме Святой Софии Анна увидела молодого мужчину – сбоку, у колонны, – скромно одетого, в бархатном наряде и красивых сапожках с узкими носами; профиль его был великолепен – чистый высокий лоб, узкий нос, мягкий подбородок... Сердце её забилось. Юная принцесса без труда узнала свергнутого с престола царя Бориса...

Он заметил взгляд, устремлённый на него. Посмотрел на Анну. Голову учтиво склонил, опустил глаза. «Боже мой! – пронеслось у неё в мозгу. – Я должна с ним заговорить... Нет, нельзя, могут поползти недобрые слухи... Ну и что? Разве мне заказано обращаться к кому бы то ни было у меня в империи?» И она решилась. После службы приказала слуге подозвать Бориса. Он смиренно ждал её у парадного входа в храм.

– Здравствуйте, магистр, – улыбнулась Анна, чувствуя, как голос у неё стал нетвёрдым.

– Свет и благолепие вашему высочеству, – поклонился тот.

– Я хотела передать вам привет от Ирины и Ксении. Сёстры чувствуют себя хорошо. Полностью освоились с жизнью в монастыре...

– Рад услышать это...

– И скучают... Я пыталась поговорить с императором Константином о судьбе царевен, но безрезультатно... Он пока не видит возможности их вернуть...

– Понимаю, ваше высочество...

– Нет ли у вас известий о несчастном Романе?

– Очень скудные. Он бежал из монастыря и теперь живёт при дворе царя Самуила.

– Рада за него.

– Ну а вы? – чуть рассеянно бросила принцесса. – Всё у вас в порядке?

Губы опального царя иронически дрогнули:

– Безусловно, ваше высочество...

Анна, догадавшись, что сказала бестактность, виновато произнесла:

– Я имела в виду службу и семейную жизнь...

– Да, конечно... Я – помощник управляющего почтами. Мной вполне довольны. А семью пока не успел создать.

Эта новость ей была приятна. Девушка закончила диалог на любезной ноте:

– Что ж, магистр, я желаю вам верить в свою звезду, несмотря на трудности.

– Доброта вашего высочества просто безгранична... – Молодой человек откланялся, а принцесса в сопровождении свиты покатила в Вуколеон.

В тот же вечер с ней пожелал поговорить император Василий. Брат, сидевший в Хризотриклинии, выглядел суровее, чем обычно. Он сказал:

– Анна, это правда, что сегодня утром вы имели неосторожность говорить с Борисом, бывшим царём Болгарии?

У принцессы похолодели пальцы:

– Говорила, ваше императорское величество... Я подумала, что ему сделаю приятное, если передам привет от его сестёр...

В голосе Василия зазвучал металл:

– Ваше высочество не обязано делать никому ничего приятного. Это раз. А тем более – отрёкшимся самодержцам. Это два. А тем более – холостым мужчинам. Это три. Если я узнаю, что Бориса вновь увидели общающимся с вашим высочеством, мне придётся предпринять необходимые меры, как-то: выслать его за пределы Константинополя. Вы, надеюсь, поняли? Не придётся вновь затрагивать данную проблему?

Удалившись к себе в гинекей, Анна горько плакала. «Ничего, – шептала она, – вот вернётся мамочка и поставит на место глупого Василия. Мама сама любила и позволит мне видеться с Борисом. А возможно, и выйти за него, если он захочет...»

Девушка мечтала. Первая любовь – самая прекрасная. У принцесс и у золушек, в Византии и на Руси, как сейчас, так и тысячу лет назад... И во все века – самая несчастная...