Текст книги "Ночной звонок"

Автор книги: Юрий Семенов

Соавторы: Семен Пасько,Юрий Голубицкий,Геннадий Немчинов,Владимир Измайлов,Борис Мариан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

9

– Нервы не выдержали, – оправдывал свой неудавшийся побег Никольский. Он сидел на вплотную придвинутом к столу начальника таможни стуле. Сырцов и Лазарев расположились на диване, с которого, так же как и с подоконников, были уже убраны живописные холсты.

– Два дня почти не спал, очень тяжелый больной, а теперь неприятность с этими картинами вышла, вот и не выдержали нервы, – Никольский говорил медленно, тщательно подбирая слова. – Товарищ… – обратился он к Колчеву.

– Гражданин следователь, – поправил его тот.

– Гражданин следователь, слово чести, с картинами вышло недоразумение.

Колчев встал из-за стола и подошел к Никольскому.

– О картинах вы, действительно, могли и не знать, – сказал он, чем вызвал на лице Никольского тень надежды. – Верю также, что плохо спалось вам в последнее время. Для бессонницы у вас было больше чем достаточно причин, гражданин… Шимкус.

Никольский-Шимкус вздрогнул, как от удара, и инстинктивно закрыл ладонями лицо.

– Кончайте балаган, Шимкус, – негромко, но твердо приказал Колчев.

Никто из находящихся в комнате не проронил ни звука.

Шимкус – мертвенно бледный, сгорбившийся – дрожащими руками отклеил бородку, усы и вместе с дымчатыми очками положил на стол. Несколько мгновений сдерживал себя, а затем безвольно уронил голову на грудь, закрыл лицо ладонями и затрясся в рыданиях.

– Витас Ионович, откуда вы здесь… зачем? – тихо спросил пораженный увиденным Сырцов.

– Это… все… он! – размазывая по лицу слезы, прокричал Шимкус, указывая пальцем на Лазарева. – Он меня запутал. Узнал про брата за границей в фирме «Викинг» и уговорил бежать. Говорил, что с деньгами мы нигде не пропадем, откроем свое дело… О-о-о! – простонал в отчаянии Шимкус. – Свое дело… Я всегда мечтал о нем.

Теперь, когда Шимкус не столь тщательно следил за своей речью, нерусский акцент обозначился явственно.

– Он невменяем, – заключил Лазарев и брезгливо поморщился. – Впрочем, это закономерный конец большинства наркоманов, каковым гражданин Шимкус и является. Я довольно быстро после знакомства с ним на даче Сырцовых раскусил, что это за тип, – доверительно сообщил он Колчеву. Пожурил Сырцова: – Вот, Юрий Николаевич, кого я вынужден числить среди своих знакомых из-за вашей неразборчивости в людях. Покорнейше благодарю… Кстати, не вы ли надоумили своего вильнюсского друга столь необычным образом присоединиться к нашей группе?

– Да как вы смеете! – возмутился Сырцов и демонстративно отодвинулся на самый край дивана.

– Надоумили Шимкуса вы, Лазарев, – сказал Колчев. К этому времени он снова вернулся за письменный стол. – А Никольского в группу автотуристов вы включили только потому, что он оказался очень похож на Шимкуса. Доктор даже не предполагал, что такое сходство станет для него роковым.

– Верно, верно, – закивал головой Шимкус и поспешно вытер слезы тыльной стороной кисти рук. – Все он, Лазарев. Когда приехал в Вильнюс за драгоценностями, то вместе с деньгами передал мне и эти… волосы, – он кивнул на бородку и усы. – Встретились мы с ним в кафе «Норд». Драгоценности были при мне. Потом мы…

– Погодите, Шимкус, – остановил его Колчев. – У вас скоро будет возможность дать подробные показания следствию.

Капитан перевел взгляд на стоящего у двери лейтенанта милиции, который принимал участие в недавнем задержании Шимкуса, и распорядился:

– Действуйте, товарищ лейтенант.

Лейтенант подошел к Шимкусу.

– Гражданин Шимкус Витас Ионович, – строго проговорил он. Подождал, пока Шимкус, преодолевая слабость в ногах, поднимется со стула, и продолжил: – Вы обвиняетесь в преднамеренном убийстве Никольского Геннадия Петровича, совершенном вчера вечером. Вот санкция на арест, – лейтенант показал лист с гербовой печатью и затем спрятал его в планшет. – Руки, Шимкус.

– Что? – не понял Шимкус.

– Протяните руки.

Шимкус торопливо повиновался. В тишине явственно щелкнул замок наручников.

– На выход, шагом марш, – негромко скомандовал лейтенант и красноречивым жестом поправил на ремне кобуру пистолета.

Колчев проводил взглядом отъехавший от здания пограничного КПП милицейский газик, отвернулся от окна и сказал, обращаясь к Сырцову:

– Юрий Николаевич, вы тоже можете ехать. Только в понедельник вместе со Стеллой Аркадьевной непременно зайдите к десяти часам в управление государственной безопасности. Пропуск будет выписан.

Возле двери Сырцов задержался.

– Прощайте, граждане, – уныло сказал он. Лоб его пересекли три глубоких продольных морщины. Судя по выражению лица, Сырцова донимали печальные мысли.

– До скорой встречи, – поправил его Иволгин.

Теперь предстояло самое сложное – допрос Лазарева.

Колчев понимал, что, не в пример Шимкусу, Лазарев будет стоять на своем до конца и если уступит, то только под напором неопровержимых доказательств.

Многое успел узнать о Викторе Семеновиче Лазареве и его афере капитан Колчев, о многом догадывался. Но и его нет-нет, да и брало сомнение. Уж больно необычной, даже экстравагантной выглядела эта афера. Внешне, естественно, Колчев ничем не выказывал своего сомнения. Он ни на мгновение не забывал, что противник ему на сей раз достался незаурядного ума и большого коварства. Напряжение в их поединке возрастало.

– Знаете что, Лазарев, я, пожалуй, облегчу вашу задачу, – решил Колчев. – Я сам расскажу, как обстояло дело, а вам останется лишь поправить меня в деталях, если в этом возникнет необходимость. Ну, как – согласны?

Лазарев усмехнулся и утвердительно кивнул. Колчев приступил к рассказу. Когда он закончил его, Лазарев заметил все с той же усмешкой на губах:

– Все, о чем вы только что поведали, чрезвычайно интересно. Но, поверьте, не имеет ко мне никакого отношения. Вина моя в том, что я, как руководитель группы, допустил халатность при комплектации ее состава. За это я готов понести наказание.

Лазарев посмотрел на часы и нетерпеливо оглянулся на дверь. Своим поведением он старался внушить Колчеву и Иволгину, что относится к задержанию как к досадному недоразумению.

– Значит, вы отрицаете, что купили у Шимкуса драгоценности, а через неделю, по пути в авторемонтные мастерские, куда перегоняли автомобиль Сырцовых, сделали остановку у мотеля в Рыбинске и упрятали их в подголовник следующей транзитом с ВАЗа на базу «Совавтоэкспорта» «Лады»? – Колчев испытующе посмотрел на Лазарева.

Тот выдержал его взгляд и даже сумел улыбнуться.

– Давайте рассуждать логически, – предложил Лазарев, на ходу меняя тактику. – Даже если предположить, что бредовые показания потерявшего человеческий облик наркомана Шимкуса для вас имеют вес, скажите тогда, пожалуйста, откуда я мог взять такую сумму, чтобы уплатить за драгоценности? Должностной оклад мой довольно скромен, приработки нерегулярны и незначительны.

– Деньги у вас были, и большие деньги, – вопрос Лазарева не застал Колчева врасплох. – А достались они вам весьма оригинальным способом. Только вряд ли способ этот обрадовал бы клиентов конторы Стеллы Аркадьевны, доведись им узнать о нем.

– Не понимаю вас, – спокойно сказал Лазарев.

Да, держался он отменно. Но внимательно следящий за ним Колчев все же заметил, что Лазарев еще больше насторожился при упоминании конторы Сырцовой.

– Тут вы тоже все рассчитали, обошлись без свидетелей, – продолжал Колчев. – Единственный свидетель ваших махинаций – это ЭВМ. А машине безразлично, кому перечислять поступающие в контору Госстраха деньги. Хотя бы и на счет, который вы предусмотрительно для себя открыли.

– Понял. Вот это идея! – Лазарев вполне натурально изобразил восхищение. – Гражданин следователь, вы должны заняться сочинением детективов. Говорят, доходное дело.

– Оставьте свои советы при себе, – нарочито грубо осадил Лазарева Иволгин. – Отвечайте только тогда, когда вас спрашивают.

Иволгин добился желаемого: Лазарев потерял самообладание.

– Вы это бросьте! – возмущенно вскричал он. – Ваш коллега предъявляет мне нелепейшие обвинения, а я, по-вашему, должен молчать?.. Согласно кивать, словно китайский болванчик?! Я требую конкретных доказательств моей вины перед законом. Имейте в виду, молодые люди, среди моих знакомых есть достаточно влиятельные люди, чтобы быстро найти на вас управу.

– Это вы зря, Лазарев, – сказал Колчев. Он был спокоен, ибо истерический срыв Лазарева окончательно уверил его в том, что он на верном пути в дознании. – Нервами надо управлять. – Колчев даже сочувственно посмотрел на Лазарева.

– Да что это такое, на самом деле! – еще более взвился Лазарев. – Какие-то мальчишки, возомнившие себя Пинкертонами или, как его там… инспекторами Мегрэ, грязнят мою репутацию. Я требую, слышите, требую фактов!

– В понедельник мы этим и займемся, – страстный монолог Лазарева не произвел на Колчева никакого впечатления. – Постараемся не забыть ввести в ЭВМ этот вот ключ. – Колчев показал Лазареву обрывок рулонной бумаги с выполненным электронно-счетной машиной эскизом картины «Поднесение даров». – Как вам доподлинно известно, без этого графического пустячка машина моментально уничтожит все компрометирующие вас записи финансовых расчетов в блоке электронной памяти.

Лазарев побледнел. Сомкнул отяжелевшие веки, зашарил ладонью по левой стороне груди, словно таким образом пытался умерить бег заспешившего сердца.

Иволгин налил в стакан воды и протянул его Лазареву.

– Благодарю, – Лазарев поставил на стол пустой стакан.

– А вы честолюбивый человек, Лазарев, – заметил Колчев. – Картину выбрали со смыслом – «Поднесение даров»… Уж ни себя ли имели в виду в образе Иисуса Христа?

– Вы программист, математик? – вместо ответа спросил Лазарев.

Колчев отрицательно качнул головой.

– Странно, – сказал Лазарев. – Хотя теперь это не имеет никакого значения. И запираться, как я понимаю, тоже не имеет смысла. Ну, что ж, записывайте, – он сдвинул брови к переносице, концентрируя волю и память, и уставился немигающим взглядом на противоположную стену.

– Погодите минутку, – попросил Колчев.

Он стремительно вышел из здания КПП, достал с заднего сиденья «Волги» «репортер» и, привычно перекинув ремень магнитофона на плечо, вернулся с ним в кабинет.

10

– …Сырцов мне сразу не понравился, – рассказывал Лазарев. – Не понравилась пышная свадьба в «Астории», на которой я с ним и познакомился, не понравились его чванливые родственники, высокомерные друзья… Мы антиподы, постарайтесь это понять, молодой человек. Стелла – совсем другое дело. Она и я, как любят говорить янки, – это люди, сделавшие себя сами, – «селвмейденмэны», а Сырцову без каких-либо усилий с его стороны досталось то, о чем я даже и мечтать не мог: шикарная квартира в центре города, дача, машина, коллекция живописи, антиквариат…

– Вы не могли не знать, что многое из перечисленного вами перешло в наследство Юрию Николаевичу от отца – академика медицины, достойного, всеми уважаемого человека. Да и Юрий Николаевич в своей области ученый высокого класса. Вот и «Курьер ЮНЕСКО» статью ему заказал, – посчитал нужным уточнить Колчев.

– Вы правы, – согласился с ним Лазарев, – но я ничего не мог с собой поделать. Возможно, тут была еще и зависть к более удачливому сопернику. Дело в том, что я был в близких отношениях со студенткой Гальченко, но вот потом как-то не сложилось у нас… Я опущу не имеющие касательства к делу подробности своих отношений с супругами Сырцовыми. Скажу, что первые поправки в программу ЭВМ ввел полтора года назад. Мелочи, какие-то копейки с каждого поступления, но и они дали мне возможность провести отпуск в Пицунде, не заботясь о презренном металле. Дальше – больше. У меня появился автомобиль, японская аппаратура. Теперь я не терзался комплексом неполноценности при общении с супругами Сырцовыми.

– А страх, элементарный страх вас не беспокоил? – спросил Иволгин.

– Представьте себе – нет. Я человек рассудочный и, проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что по крайней мере пять лет мне ничего не грозит.

– Поясните, – попросил Колчев.

– Клиентура отделения росла, средств на счет его поступало все больше. А ближайшие крупные выплаты по страховым полисам намечались лет через пять. Если же кому-то из клиентов вздумалось бы раньше срока прервать страховку, то машина до копеечки правильно рассчитала бы его, сняв недостающую сумму с моего счета.

– Ловко, – признал Колчев.

– Что там говорить, программа ЭВМ была составлена идеально, – Лазарев не сдержал горестного вздоха. – Если бы можно было иметь дело только с умными машинами…

Колчев вернул отвлекшегося Лазарева к интересующей его теме.

– Идея операции, которую я назвал «Поднесение даров», возникла после знакомства с новым приятелем Сырцовых Шимкусом. Я понял, что волевой человек способен водить Шимкуса как марионетку. В это же время объединение «Совавтоэкспорт» пригласило меня принять участие в составлении программы для их новой АСУ. И все нити, как часто бывает, завязались в один узел.

– Минутку, – прервал Лазарева Колчев. Он выключил магнитофон, чтобы поменять кассету.

* * *

В кабинете начальника отдела управления госбезопасности за столом для оперативных совещаний расположились полковник Кузьмин, майор Ерохин и капитан Колчев. Капитан сменил кассету в магнитофоне и включил воспроизведение звука.

– Для сведения, Лазарев, – раздался из динамика его голос. – Сырцов не торговал картинами, он настоящий коллекционер. Единственный раз он, правда, продал картину. Худфонду по умеренной цене, назначенной закупочной комиссией. Было это за неделю до его свадьбы. Думаю, что вырученных за картину денег ему едва хватило, чтобы оплатить счет так поразившего вас свадебного банкета в «Астории».

– Я не знал, что он настоящий любитель живописи, – признался Лазарев. – Но когда он при мне показывал коллекцию новому человеку – а делал он это часто, любил произвести впечатление, – когда долго распространялся при этом о композиции, колорите, особенностях техники живописного письма, я начинал ненавидеть эти пыльные холсты. Окажись коллекция в моих руках, я как можно быстрее перевел бы ее в денежный эквивалент. Пожалуй, оставил бы на память лишь «Поднесение даров».

– К счастью, этого не произошло, – вставил Иволгин.

– Дальнейшее вы знаете сами, – устало проговорил Лазарев.

Запись допроса на этом закончилась. Колчев выключил магнитофон.

– Не человек – машина. Прямо ЭВМ вместо мозгов, – констатировал Ерохин, удрученно качая головой.

– Зачем обижаешь машину, Петр Степанович, – вступился за счетную технику Кузьмин. – Машина – она и есть машина. Чиста перед уголовным кодексом, как младенец. А вот люди, ею управляющие, попадаются разные. Случается, и такие, что разменяли совесть на денежные знаки. Что же касается ЭВМ, то это, можно сказать, усовершенствованные бухгалтерские счеты.

Полковник встал из-за стола.

– Пора по домам, товарищи, – сказал он. – Завтра выходной.

– Даже не верится, – отреагировал на сообщение начальника отдела Ерохин, который прятал в сейф магнитофонные кассеты с показаниями Лазарева.

– А тебе, Николай, пора бы и семьей обзавестись, холостяку и выходной не впрок, – по-отечески глядя на Колчева, ворчливо сказал Кузьмин.

– Так ведь для этого, Дмитрий Анатольевич, надо, как минимум, с барышней познакомиться, поухаживать за ней. Когда же с этим успеть при моем-то досуге? – в тон полковнику ответил Колчев.

– А отпуск на что?

– Так, значит, можно писать рапорт? – тотчас сориентировался Колчев и с надеждой посмотрел на начальника отдела.

Кузьмин рассмеялся.

– Хитер, на слове ловишь… Погоди немного, Коля… – И, видя, как в унынии вытянулось лицо капитана, добавил: – Через месяц в отпуск уйдешь, слово даю.

Зазвонил красный телефон на письменном столе. Кузьмин снял трубку.

– Слушаю вас, товарищ генерал…

Он молча выслушал заместителя начальника управления, попрощался и положил трубку на рычаги аппарата.

– Шимкус в следственном изоляторе совсем раскис, – сообщил сотрудникам своего отдела полковник Кузьмин. – Назвал сотрудника БХСС, который предупредил его о готовящейся ревизии. Оказывается, они не первый год повязаны одной преступной ниточкой… Да, случается и в наши ряды затесаться паршивой овце, – лицо полковника напряглось, глаза сузились и приняли холодный стальной оттенок.

В напряженной тишине прошла томительно долгая минута, в течение которой каждый думал о сообщенной полковником новости.

– Я рад, капитан, что вы не ошиблись в Иволгине, – нарушил тягостное молчание полковник Кузьмин. – Рад за тебя, Николай…

* * *

В плотном потоке горожан Колчев и Иволгин шли прогулочным шагом по вечернему проспекту. На фонарных столбах вдоль тротуара зажглись желтые ртутные лампы. Нарядные неоновые вывески приглашали посетить кинотеатры, кафе, рестораны. Возле входа в универсам Колчев остановился.

– Сейчас, Саша, кое-что прикуплю и – быстренько домой. Матушка, поди, уже пирог в печь посадила. Наши заводские будут. Между прочим, и Светлана, – Колчев со значением посмотрел на товарища. – Вопросы есть, товарищ старший лейтенант?

– Никак нет, товарищ капитан, – улыбнулся Иволгин. – Поступаю в ваше полное распоряжение.

В универсаме Колчев быстро загрузил инвентарную корзинку покупками. Выстоял очередь у кассы, расплатился.

У стойки возле выхода, перекладывая покупки в «авоську», Колчев окинул взглядом торговый зал. Его внимание привлекли кассы. Покупатели шли сплошным потоком, и девушки-кассиры работали в предельно быстром темпе.

В окошечках кассовых аппаратов быстро мелькали цифры, то и дело с мелодичным звоном отказывались пластмассовые лотки, в ячейках которых были сложены в стопки деньги.

Цифры, цифры, цифры,.. чек,.. деньги. И снова – цифры, цифры, цифры…

Иволгин тоже следил за работой кассовых аппаратов. Их взгляды встретились, и каждый без слов понял другого, ибо думали сейчас об одном и том же.

О том, что счетная техника все больше и больше входит в наш быт, и это явление – одно из самых наглядных проявлений научно-технического прогресса – представляет порой нечистым на руку людям немалые возможности поживиться за чужой счет. О том, что в наше время, время НТР, пожалуй, главный долг личности перед обществом – это безусловное и постоянное следование нравственным принципам.

Думали они также и о том, что хоть и хлопотную выбрали они себе службу, но без нее никак еще пока не обойтись обществу. А коль так, то им и впредь надлежит быть беспощадными к тем, кто посмеет переступить наши законы, наши моральные принципы…

Молодые офицеры понимающе улыбнулись друг другу. Впереди их ждал ужин в кругу близких, дорогих им людей. Впереди был, что не часто случается в их напряженной службе, свободный вечер.

ГЕННАДИЙ НЕМЧИНОВ
Приезд старшего брата

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Александр Рябиков приехал в Оковецк по просьбе своего старого товарища по давним годам службы в этом верхневолжском рабочем поселке – или маленьком городке, что теперь уже, пожалуй, было точнее. Приятель его сейчас работал начальником милиции, а в те годы только прибыл в Оковецк младшим лейтенантом.

Он позвонил накануне поздним вечером, почти ночью:

– Саша, не выберешь дня три-четыре?

– А что у тебя там случилось?

– Ты ведь помнишь Павла Синева?

– Ну конечно!

– Погиб Паша.

– Жаль. Хороший был парень.

– У нас тут, понимаешь, разные слухи идут. Очень упорные. Дело, короче, вот в чем: мы арестовали его старшего брата, Анатолия. Его ты не знал, он жил далеко, на Кубани. Подозревается в убийстве Павла.

– Это что-то непонятное…

– И мы так думаем. Но уж очень все сходится… И слухи эти чертовы. Вся Красивая набережная гудит, и соседние улицы.

– Ну, слухи – дело десятое. Доказательства нужны.

– Это-то так… Послушай, мы совсем запутались. Приезжай, а? Созвониться с начальством?

– Сам начальник. Приеду. А в Оковецк давно собирался.

– Жду! – обрадованно крикнул в трубку Семенюк.

Собраться было несложно. Оставил за себя заместителя, и в тот же вечер сел на поезд с маленьким чемоданом. Сказал в своем следственном отделе, что будет в понедельник. Значит, на Оковецк падало шесть дней – с субботой и воскресеньем.

Ранним утром стоял в тамбуре, смотрел на лес, редкие деревни, на маленькие станции, где поезд стоит минуту, на стога сена, поляны, луга. Легкий белый туман вытекал из леса. Видно было, что он теплый, вспыхнет сейчас на солнце – и тут же исчезнет, испарится, в небо уйдет.

Все стало как будто не совсем таким, как в прошлом. Раньше смотрел с радостью – теперь с печалью. Постарел лес, присмирели луга, не так весело блестит вода маленьких рек и ручьев; деревни реже стоят и кажутся безлюдными. И не в том ли самом вагоне он едет, что и двадцать лет назад? Вагон и тогда был такой же, только совсем новый, в нем пахло свежо и молодо: то ли чистой свежей краской, то ли летом, врывавшимся в окно?

Нет, что-то происходит в мире, не вполне ясное нам, это не только старение вещей и предметов, это не только старение нас; как видно, вместе с нами, взрослея, меняется и наш не вполне осязаемый мир: небо, воздух, звезды, даже ария Лизы из «Пиковой дамы», которая доносится из репродуктора, – постарела или просто надоела из-за частого повторения.

Солнце, едва касаясь вершин старых берез, светило холодным, отстраненным светом. Оно словно не решалось еще показать свою летнюю силу – еще часа два, вот тогда оно горячей ладонью проведет по спинам ручьев и речек, огладит луга и полевые дороги.

Больно было слушать свои мысли, потому что в них отзывался возраст – едва ли не впервые; все считал себя молодым, уверенно-сильным, бестрепетно открывающим мир. Внешне, думалось, я менялся и меняюсь – а внутри остаюсь все тем же. Нет, это не так. Одного жизнь подвигает мелкими толчками, и он не ощущает, как постепенно взрослеет, потом стареет, с другими иначе – жизнь позволяет ему долго наслаждаться молодостью, а затем безжалостно дает сильного тычка, и он из стана здоровых и молодых летит, едва удерживаясь на ногах, в стан своих ровесников. И те, уже обремененные болезнями и тяжким опытом, встречают его насмешками – одни добродушными, другие язвительными.

Поезд пошел под уклон. Где же зеленый шатровый вокзал, так уютно встречавший и провожавший в молодости? На его месте стоит белокирпичное длинное здание, на нем большими буквами выведено: «Оковецк», Александр перевел взгляд направо. Слава богу! Все так же карабкаются там на холм дома окраинной улицы и песчаная дорога, виднеется сосновый лес. Видна чудная зелень луга. И небо пылает так знакомо и нежно над этим лесом и холмом. Еще минуты две. Сильно и привычно запахло мазутом, дымком, влагой от низинки – и поезд остановился. Только спрыгнул – Семенюк.

– Александр Степаныч!

– Здравствуй.

Они обнялись, похлопали друг друга по спинам. Семенюк был на новенькой желтой «Ниве».

– Поедем ко мне, Александр Степаныч. Таня комнату приготовила – квартира большая.

Рябиков замялся на секунду, но потом все-таки сказал:

– Ты меня извини, Федор, но у меня свои правила. Отвези-ка меня в гостиницу. И кстати, зови меня по-прежнему, что за церемонии?..