Текст книги "Ночной звонок"

Автор книги: Юрий Семенов

Соавторы: Семен Пасько,Юрий Голубицкий,Геннадий Немчинов,Владимир Измайлов,Борис Мариан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

НА ДЕЖУРСТВО

Старший лейтенант милиции Мирон Петрович Влад… Простите, капитан милиции Мирон Петрович Влад… Дело в том, что капитанское звание Мирон Петрович получил только позавчера и еще не успел к нему привыкнуть… Так вот: капитан Влад встал 20 августа в свое обычное время, в шесть часов, убрал постельное белье и раскладушку во вместительный шкаф – единственный сто́ящий предмет обстановки в холостяцкой комнате – и приступил к зарядке. Надо сказать, что зарядку он не просто делал. Он ее совершал, как совершает намаз правоверный мусульманин – истово, отрешившись от всех помыслов земных. Строил он зарядку по собственной, годами выработанной системе, включающей элементы гимнастики йогов, и тратил на нее ежедневно по сорок пять минут…

Закончив зарядку несколькими дыхательными упражнениями, Мирон Петрович, как был, в одних трусах побежал в ванную. Соседей по квартире вначале такой его обычай несколько шокировал, но потом ничего – привыкли.

Капитан принял холодный душ, растерся докрасна махровым полотенцем, приготовил яичницу, стакан чая с бутербродом, наскоро позавтракал, и уже в половине восьмого вышел из дома. Одет капитан был в штатское: легкие брюки, сандалии, рубашка с короткими рукавами. В руках у него был черный портфель. Вихрастый и слегка курносый, он был похож скорее на легкомысленного студента-второкурсника из тех, что от сессии до сессии живут довольно весело, нежели на солидного следователя с десятилетним стажем. Выйдя во двор, он по пути сорвал с клумбы под своим окном три белых гвоздики и сунул в портфель – нести ранним утром цветы в руках вроде бы и не пристало капитану милиции, хотя он и не в форме.

По дороге на службу капитан спустился в небольшой полуподвальный магазинчик, торгующий молочными продуктами, которые завозили туда раньше, чем в другие магазины.

– Привет, Майечка! – весело провозгласил капитан, подходя к прилавку, за которым стояла молоденькая и хорошенькая продавщица.

Она улыбнулась Мирону и выставила на прилавок молоко.

– Поздравляю от всей души! – сказал Влад и протянул продавщице сначала цветы, а потом уже деньги.

– С чем? – удивилась девушка.

– А то не знаешь? Год сегодня.

– А-а-а! Спасибо!

Мирон Петрович присмотрелся к ней:

– А почему глазки грустные? От Иона письмо?

– Да нет… Так просто…

Влад сунул бутылку с молоком в портфель.

– Будешь грустить – все молоко в магазине прокиснет! – сказал он нарочито назидательным тоном и вышел.

Остаток пути до городского управления он думал о Майе.

Познакомился он с ней больше года назад. Сначала с ее уголовным делом. Ей предъявили серьезное обвинение. Обвинялась она в том, что помогала удачливой шайке грабить квартиры. На суде было установлено, что шайка именно через Майю узнавала подробности о «выгодных» квартирах – адреса, расположение комнат, наличие денег и ценных вещей, часы, когда никого не бывает дома. Девушка общительная, пользующаяся расположением бывших соучеников по школе, товарищей по работе, часто посещала подруг, многочисленных знакомых и, как сказано было в обвинительном заключении, «полученные во время этих посещений сведения передавала членам преступной группы». Народный суд признал Майю Рошко виновной в соучастии в квартирных кражах и приговорил к трем годам лишения свободы. Адвокат подал кассационную жалобу в Верховный суд республики. Выявив ряд просчетов предварительного следствия, суд вернул дело на доследование, которое поручили следователю городского управления милиции Мирону Петровичу Владу.

Мирону Петровичу никогда еще не поручали доследования. Ведь оно означает исправление брака, допущенного следователем, передавшим дело в суд без достаточно тщательного и всестороннего исследования всех обстоятельств. Следователя Бахтина Влад хорошо знал – когда-то учились вместе в школе милиции, и ему очень не хотелось бы обнаружить ошибки в работе приятеля.

Еще только знакомясь с делом, Влад обратил внимание, что все сведения о квартирах, поступившие в шайку от Майи, шли через ее брата Иона. Влад провел серию допросов членов шайки, Иона, самой Майи, десятков свидетелей и потерпевших. Допросы эти прояснили постепенно подлинную картину.

Майя прямо-таки боготворила своего брата, который двенадцать последних лет заменял ей умерших родителей, безоглядно верила ему. Она не знала, что Ион законченный негодяй, что он организовал шайку квартирных воров и руководил ею. Пользуясь безграничным доверием простодушной сестры, Ион делал вид, что интересуется ее жизнью, жизнью ее подруг, друзей и знакомых, хитроумными вопросами вытягивал из нее нужные сведения. Майя, благодарная брату за проявляемый им интерес к ее делам, охотно рассказывала о семьях своих подруг, о том, кто что купил, кто скопил денег на машину. Словом, сама того не подозревая, становилась наводчицей, пособницей в квартирных кражах.

Лишь на суде получила она возможность увидеть настоящее лицо брата, узнать, чем занимался он последние годы, какие творил преступные дела. Она слышала показания свидетелей и потерпевших, слышала, как брат и все его дружки под давлением весомых улик признали себя виновными, но не захотела поверить собственным ушам. Желая разделить участь брата, она тоже признала себя виновной…

При вторичном рассмотрении дела в другом составе суда было учтено, что Майя Рошко, снабжая брата сведениями, преступных намерений не имела и была лишь невольной пособницей преступников. Приговор был изменен. Три года лишения свободы суд заменил одним годом условно.

Влад и после суда держал Майю в поле зрения. Он позаботился, чтобы ее приняли на работу в тот же молочный магазин, где она работала до ареста, и каждый день заходил туда покупать молоко – основной продукт при его вкусах и холостяцком образе жизни. Он знал, что Майя так и не поверила в виновность брата, вынесенный ему приговор считает судебной ошибкой, полагает, что его запутали, запугали, насильно втянули в шайку, знал, что почти всю свою небольшую зарплату она тратит на продуктовые посылки и собирается поехать навестить брата. По-человечески его трогала такая преданность, но вспоминая показания Иона на вторичном следствии, отличавшиеся предельным цинизмом и полным безразличием к судьбе сестры, помня, как расчетливо пользовался Ион ее доверием, Влад понимал, что надежды Майи на будущую счастливую жизнь с братом вряд ли оправдаются. Он помнил свою последнюю беседу с Ионом в колонии: «Как мог ты столько времени обманывать сестру? Ты ведь знал, что в конечном счете сломаешь ей жизнь. А ведь ты ей вместо отца был!» «Глупость и доверчивость, – ответил тогда Ион, – наш капитал. Только дурак не воспользуется. А что сестра она мне – простое везение. Иначе пришлось бы обхаживать, влюбленным притворяться…»

Этих подробностей капитан, разумеется, не сообщал Майе. Было бы слишком жестоко пытаться лишить ее единственной серьезной привязанности, ничего не предлагая взамен. Поэтому Влад обрадовался, когда девчата, работающие вместе с Майей, сказали ему по секрету, что у Майи «кавалер объявился».

Сегодня кончился годичный срок условного наказания, и это тоже радовало капитана…

Без пяти восемь он вошел в подъезд управления милиции.

В комнате дежурного следователя сидел майор Горяинов, которого Влад пришел сменить.

– Здорово, капитан! – Горяинов посмотрел на часы, встал из-за стола, потянулся, пожал капитану руку. – Как всегда, пунктуален!

– Здорово!.. Как дежурилось?

– На редкость спокойно. За сутки ни одного выезда! Представляешь?.. Желаю и тебе такого же дежурства!

После формальностей приема-сдачи Горяинов попрощался и ушел.

Мирон поставил в холодильник молоко и захваченную из дома коробочку сыра «Янтарь», в тумбочку стола сунул, батон и расположился за столом, подумав, что и в самом деле неплохо бы отдежурить также спокойно, как это удалось Горяинову…

СЛЕДСТВИЕ НАЧИНАЕТСЯ

Уже через несколько минут после звонка в городское управление милиции к научно-исследовательскому институту подкатил милицейский «рафик». Из машины, как горошины из кулька, посыпались люди – в форме и в штатском. Тесной группкой взбежали по лестнице и исчезли в подъезде. Тотчас же в дверях, рядом с пышноусым вахтером встал молодцеватый сержант. Тощий, унылого вида старшина, оттащив столик вахтера в глубину вестибюля поближе к лифту, сел за столик, приготовившись досматривать вещи у каждого выходящего. Остальные, вместе с директором института, встретившим милицию в вестибюле, набились в лифт.

В коридорчике, что ведет к двери кассы, толпились сотрудники. Там стоял сдержанный гул голосов.

Завидев спешащую по коридору процессию во главе с директором, люди притихли и стали было расходиться, но капитан Влад попросил всех задержаться:

– Минутку, товарищи!.. Очень прошу: кто знает что-нибудь конкретное о происшедшем в институте – видел что или слышал, – подойдите, пожалуйста, к этому товарищу, – Влад указал на Сашу Орлова, молоденького инспектора уголовного розыска, – и все ему расскажите. Остальных попрошу разойтись по рабочим местам и по возможности не отлучаться.

– По местам, товарищи! – громко сказал директор. – Перерыв окончен. Приступайте к работе…

Капитан что-то шепнул ему.

– Иван Дмитриевич! – остановил директор пожилого сотрудника. – Скажите, пожалуйста, Светлане Георгиевне, чтобы обзвонила всех начальников отделов и установила, кого нет на работе…

Небольшая группа сотрудников, главным образом женщин, окружила молодого инспектора. Еще один сержант из оперативной группы занял пост на углу коридорчика, чтобы не пускать любопытствующих к дверям кассы. Влад, технический эксперт, эксперт-трасолог, фотограф и два милиционера в форме прошли в помещение кассы, где сидела за своим столом зареванная Любочка и зиял открытой дверцей выпотрошенный сейф.

Технический эксперт, эксперт-трасолог и фотограф подошли к сейфу, а Влад, включив портативный магнитофон, приступил к допросу.

– Дежурный следователь управления милиции капитан Влад, – отрекомендовался он. – Фамилия, имя, отчество? Кем работаете?

– Гонца Любовь Николаевна… Кассир… – сквозь всхлипывания ответила Любочка.

– Деньги вы сегодня в банке получали?

– Я…

– Во сколько вы их привезли?

– Примерно в половине первого.

– Сколько было денег?

– Сто сорок семь тысяч сто сорок три рубля семьдесят восемь копеек…

– Ого! Почти полтораста тысяч!.. Вы всегда привозите из банка такие большие суммы?

– Нет. По стольку никогда еще не привозила…

Любочка вдруг громко расплакалась. Влад знаком попросил одного из милиционеров принести воды. Тот вышел и через пару минут вернулся с полным графином. С большим трудом, давясь и захлебываясь, Любочка протолкнула в себя несколько глотков. Расплескивая воду, поставила стакан на стол.

– Никогда по стольку не привозила… Не одна ведь зарплата. Еще и прогрессивка за два квартала сразу… Как на грех…

Влад выждал, когда пройдет приступ плача. Потом спросил:

– Кто в институте знал, что вы привезете такую крупную сумму?

– Все… Все знали. Как приехал Игорь Васильевич из Москвы с разрешением на выплату, так сразу и узнали…

– Я девятого приехал, – уточнил директор.

– Любовь Николаевна, вы не припомните, расспрашивал вас кто-нибудь за эти дни, после девятого августа, сколько именно денег вы привезете и когда за ними поедете?

– Сколько привезу, сама только сегодня узнала. Когда ко мне ведомости из бухгалтерии поступили и Игорь Васильевич чеки подписал… А что я в банк езжу по пятым и двадцатым, так это все знают. И что я в половине двенадцатого еду в банк, а в половине первого деньги привожу – тоже все знают. Нет, никто специально не расспрашивал…

– В банке никаких подозрительных людей не заметили? Никто не терся возле вас?

– У окошка, где я всегда получаю, еще две женщины были. Кассирши из оперного театра и из киностудии. Нас всегда в одно время обслуживают. Так они передо мной получили и уехали…

– Во что сложили полученные деньги?

– В брезентовую сумку…

– Вот в эту? – Влад поднял с пола пустую сумку.

– В эту.

– В каких купюрах получали деньги?

– Сто сорок три рубля семьдесят восемь копеек кассир отсчитал мне отдельно. Я их в свою сумочку положила. Они целы. Вот… – Любочка подняла с колен дамскую сумочку, открыла.

– Это потом, – остановил ее Влад. – Остальную сумму в каких купюрах?

– В банковских пачках… У меня тут записано… – Любочка достала из сумочки маленький блокнот, протянула капитану.

Не успел Мирон Петрович открыть блокнот, как за перегородкой послышались шаги, начальственные голоса. Влад вскочил, вытянулся. Дверь перегородки распахнулась, и в проеме возникла высокая и плотная фигура начальника следственного отдела подполковника Чекира:

– Можно войти, капитан?

– Товарищ подполковник! Оперативная группа…

– Оставь, Мирон Петрович. Садись, продолжай… – тут взгляд его упал на открытый сейф. – Ого-го! Вот это разделали!..

За спиной Чекира толпились еще несколько человек – начальник уголовного розыска полковник Волков, чем-то неуловимо запоминающий актера Михаила Ульянова, низенький, плотный и лысый Будеску, прокурор города, и хмурый с одутловатым лицом майор Жуков – коллега Влада по работе, старший следователь управления… Некоторое время они стояли, теснясь в дверях, чтобы не заходить на исследуемую территорию возле сейфа и окна, где колдовали фотограф и оба эксперта.

– Пошли пока в коридор, – предложил: Волков. – Там и подождем результатов. А то толчемся здесь, мешаем…

Чекир наклонился к Мирону:

– Дело майор поведет, Мирон Петрович. Только ты помоги ему на первых порах, пока не прояснится.

Влад кивнул. Начальство вышло. Следом вышел директор института. Милиционер принес еще один стул для Жукова. Жуков сел рядом с Владею, напротив Любочки. Капитан стал рассматривать Любочкин блокнот.

– Шесть пачек по сто… Десять по пятьдесят… Тридцать четыре по пять… Двадцать пачек десяток…

– Одну я вскрыла, – сказала Любочка. – Хотела пересчитать, да не успела – телефон зазвонил.

– Этот? – спросил Жуков.

Любочка вопросительно взглянула на Влада.

– Викентий Павлович Жуков, – представил Влад, – старший следователь. Будет вести это дело.

– Этот самый. Внутренний. Городского у меня нет.

– Кто вам позвонил? – продолжал спрашивать Жуков.

– Света…

– Что за Света?

– Светлана Ротару, секретарь директора.

– Что она вам сказала?

Глаза Любочки снова наполнились слезами:

– Что Алешенька… Мой сын… Под машину… – И она зарыдала.

– Успокойтесь, Любовь. Николаевна. – Влад пододвинул поближе к ней стакан с водой. – Ведь звонок ложным оказался?

– Да… – Любочка закивала. – По городскому позвонили Свете… Сказали ей, что Алешеньку… В больницу увезли… А Света по внутреннему мне позвонила…

Майор Жуков задвигался на стуле:

– Ротару кто позвонил?

– Не знаю…

– Какой у нее номер? – взялся Жуков за трубку телефона.

– Внутренний?.. Два два ноля.

Жуков набрал номер:

– Гражданка Ротару?.. Зайдите в кассу… Нет, сейчас.

– Деньги из банка на чем везли? – спросил Влад.

– На директорской «Волге».

– Кто сопровождал?

– Фомин из охраны и водитель Плэмэдялэ.

– От лифта до кассы с кем шли?

– С ними же. Они меня до самых дверей проводили.

– В коридоре встретили кого-нибудь?

– Встретили только Чернова из вычислительного центра и Варфоломееву из отдела информации.

Жуков записал в свой блокнот обе фамилии и упросил, перехватывая инициативу у Влада:

– Останавливались, разговаривали с ними?

– Нет.

Вошла Светлана:

– Вызывали?

– Да, – ответил Жуков. – Фамилия, имя, отчество?

– Ротару Светлана Георгиевна.

– Кем работаете?

– Секретарем директора института.

– Сегодня с какого часа на работе?

– С девяти.

– Допрашиваетесь в качестве свидетеля, – заговорил Жуков бесцветным, слегка скрипучим голосом. – За отказ от дачи показаний, а также за дачу заведомо ложных показаний несете уголовную ответственность… – Жуков положил перед Светланой бланк предупреждения. – Распишитесь… Теперь расскажите, что вам известно о краже денег из кассы института.

– Ну что я знаю?.. Любочка получила деньги в банке, привезла…

Жуков строго и недовольно взглянул на нее, перебил:

– Кто, кто?

– Любочка… Любовь Николаевна…

– Вот так и говорите! Кассир института? Вот эта гражданка?

– Да… Привезла она деньги в кассу, в эту комнату и сама тут осталась. А вскоре и позвонили…

– Точнее! Кто позвонил? Куда? Когда?

– Женщина. Голос незнакомый. В приемную директора. Без десяти час.

– Какой голос был?

– Женский.

– Это вы уже говорили. Я спрашиваю – какой? Звонкий, хриплый, высокий, низкий? Картавость? Шепелявость?

– Не картавый, не шепелявый. Низкий голос, грудной. Взволнованный очень…

– Что сказала эта женщина? Постарайтесь вспомнить слово в слово.

– Позовите к телефону Любу Гонца, вашу кассиршу.

– Именно так сказала?

– Именно… Я тут же по внутреннему позвонила сюда. Тебя, говорю, к телефону. А Любочка… Простите, Любовь Николаевна, мне: подойти, говорит, не могу, выдачу готовлю. Я так той женщине и сказала…

– Что вы ей сказали? Дословно.

– Сказала, что товарищ Гонца подойти не может, занята. Спросила, что передать. Та женщина говорит: передайте, что звонила из четырнадцатого детского садика воспитательница Лия Ильинична, что сын Любови Николаевны Алеша только что под машину попал и его на «скорой» увезли в республиканскую больницу…

– Какой детский сад она назвала?

– Четырнадцатый.

Жуков повернулся к Любочке:

– Ваш сын в какой детский сад ходит?

– В четырнадцатый.

– Воспитательницу его группы как зовут?

– Лия Ильинична.

– У нее голос низкий, грудной?

– Нет. Высокий, звонкий.

– Узнали бы вы ее голос по телефону?

– Узнала бы… Только сегодня она не могла позвонить.

– Почему?

– Лия Ильинична сказала – телефон у них с утра не работает.

– Сегодня из автомата звонили, – вдруг сказала Светлана.

Жуков быстро повернулся к ней:

– Откуда знаете?

– Уличный шум прослушивался, голоса…

Жуков наклонился к Владу, сказал на ухо:

– Надо бы, понимашь, проверить, что с телефоном. Может, нарочно повредили, чтобы перезвонить нельзя было…

– Что ж. Попроси послать монтера.

– Был кто-нибудь в приемной, пока шли телефонные переговоры? – продолжал допрос Жуков.

– Да. Начальник отдела Лапин сидел.

Жуков записал фамилию.

Отвечая на вопросы Жукова, следующие непрерывно один за другим, Любочка рассказала, не упустив ни одной детали, как закрывала и запирала, перед тем как ехать в больницу, сейф, окно и обе двери, как добиралась в больницу с институтским водителем Козаку, рассказала о своей беседе с девушкой в регистратуре, о том, как по пути из больницы в институт заезжала в детский сад, о беседе с воспитательницей…

– Во сколько в институт вернулись? – спросил Жуков.

Любочка пожала плечами.

– Без четверти два было, – вместо нее ответила Светлана.

– А вам откуда это известно?

– Так она же сначала ко мне зашла. В кассу чтобы вместе идти.

– Зачем? – обернулся Жуков к Любочке.

– Боялась одна. Я ведь догадалась, что меня специально выманили…

– Догадались или знали? – быстро спросил Жуков, наклоняясь вперед и в упор глядя в глаза Любочке.

Любочка смотрела на него, не понимая.

– Догадались или заранее знали, что вас выманят?

Недоумение в Любочкиных глазах сменилось испугом. Она отчаянно замотала головой и зарыдала.

Влад невольно поморщился: грубая бестактность Жукова, с которой он проверяет на допрашиваемых свои предположения, всегда была ему неприятна.

– Не… Не знала я… – говорила Любочка, задыхаясь от слез.

– Вы подошли к кассе вместе с Гонцей, – обратился Жуков к Светлане. – В каком состоянии была дверь?

– Опечатана и заперта.

– Кто может это подтвердить?

– Около двери много людей было. Общественные кассиры.

– Это кто?

– Девушки, которые на общественных началах получают деньги в кассе и раздают их в своих отделах.

– Фамилии назвать можете?

– Всех не упомню.

– Кого запомнили?

– Ну, Лариса Шмундяк была из отдела НОТ, Нина Ващенко из новой техники, Люда Карабчи из отдела внедрения…

– Шмундяк, Ващенко, Карабчи… – повторял Жуков, записывая.

К Владу подошел трасолог, наклонился, зашептал:

– Закончили. Можно доложить начальству…

Влад обернулся к Жукову:

– Прервемся ненадолго, Викентий Павлович? Неудобно начальство в коридоре долго держать.

– Давай прервемся, – согласился Жуков. – Вы, Светлана Георгиевна, ступайте к себе в приемную и никуда не отлучайтесь… А вы, – повернулся он к Любочке, – побудьте пока там, за перегородкой и подумайте о том, кто мог звонить вам по телефону. Вот товарищ Унгуряну с вами останется… Ключ дайте мне…

Любочка, еще не подавившая рыданий, бросила на стол связку ключей и вслед за всеми вышла из закутка.. Милиционер захватил два стула. Один поставил у двери в перегородке, а другой у стены, для Любочки. Дверь сразу же запер Жуков.

– Сюда никого! – распорядился ой.

В коридоре милицейское начальство, прокурор и директор института слушали инспектора Орлова, успевшего побеседовать со многими свидетелями.

Завидев Влада и Жукова, Чекир направился им навстречу:

– Тут, ребята, кой-какие версии наклевываются! Хорошо Орлов сработал… Игорь Васильевич, – обратился он к директору института. – Где бы нам маленькое совещаньице провести, обсудить то, что успели узнать?

– Можно ко мне в кабинет пройти, – предложил директор.

– Отлично! Пошли…

В обширном директорском кабинете все расселась за «совещательным» столом.

– Докладывай, Саша, – обратился Волков к инспектору.

– Так я все уже доложил, товарищ полковник.

– А теперь всем доложи, чтобы и следователи слышали.

– Слушаюсь, Константин Константинович… Подходили ко мне такие товарищи…

– Стоп, стоп, стоп! – прервал его Волков. – Ты нас фамилиями не забрасывай. Фамилии Жукову передашь. Обобщи показания и давай самое главное…

– Слушаюсь… Полученные мною показания были единодушными и сводились к следующему: сегодня утром, около одиннадцати часов проходившие по коридору сотрудники услышали в маленьком коридорчике перед кассой громкий стук и крики. Стучал в дверь кассы руками и ногами Михаил Чабаненко – токарь отдела внедрения, известный в институте пьяница. Он всячески поносил кассиршу и кричал, что ограбит кассу…

– Что? – оживился Жуков. – Что он кричал?

Влад тоже посмотрел на инспектора с интересом.

– Зачитываю показания сотрудницы бухгалтерии Ларисы Лунгу: «Миша колотил по двери и ругался. Гонца не открывала, заперлась изнутри. Тогда Миша закричал: «Ну я тебе устрою веселую жизнь! Всю твою кассу уведу с почерка!.. Гад буду – уведу!..»

– Любопытно, правда? – сказал, обращаясь ко всем подполковник Чекир. – И что – остальные свидетели подтвердили эти показания?

– Да. Все подтвердили… Еще интересный факт: к буянившему Чабаненко подошел начальник отдела внедрения Булат, и Чабаненко сразу успокоился. Они недолго поговорили. Потом Булат зашел в кассу…

– В кассу? – переспросил Жуков, делающий записи в блокноте. – И кассирша ему открыла?

– Да. Инна Тимофте, сотрудник отдела труда и зарплаты, показала: «Булат постучал по двери условным стуком, и кассирша сразу ему открыла».

– Что значит – условным стуком? – спросил Жуков.

– Тимофте выстучала по подоконнику вот так… – И Орлов постучал костяшками пальцев по столу: тук… тук-тук-тук… тук-тук.

– Похоже на условный сигнал! – буркнул Жуков, усердно записывая.

– Булат находился в кассе примерно полчаса, – продолжал Орлов, – и все это время Чабаненко ждал его, сидя на подоконнике. Потом Булат вышел, подошел к Чабаненко, сунул ему что-то в руку, и они вместе пошли к лестнице. Спустились или поднялись, Тимофте не видела…

Саша сделал паузу, листая блокнот. Жуков вытер платком залоснившиеся шею и затылок.

– Все, с кем мне пришлось беседовать, – снова заговорил Саша, – в один голос утверждают, что когда кассирша после поездки в больницу по ложному вызову вернулась в кассу вместе с секретарем директора Ротару, дверь кассы была заперта, опечатана и никаких подозрительных звуков изнутри не доносилось. Отперев первую дверь в кассу, Гонца сказала, что выдаст деньги только Ротару для директора института, а остальным начнет выдавать не раньше, чем через полчаса. Гонца и Ротару вдвоем вошли в кассу, а минуты через две Ротару выбежала и сказала: «Касса ограблена, бегу звонить в милицию».

– Ротару прибежала ко мне, – сказал директор, – сообщила, что украдены все деньги, и я позвонил к вам в управление…

– Ясно, – сказал Волков. – У тебя все? – спросил он Сашу.

– Есть еще любопытный факт, – ответил инспектор. – Разрешите, товарищ полковник, зачитать показания Эльвиры Сазоновой, заведующей библиотекой? Я их застенографировал.

Волков кивнул.

– «Я вошла в маленький коридор перед кассой без двадцати два, чтобы занять очередь. Там еще никого не было. В большом коридоре тоже пусто. Постояла я минут пять, не больше, и услышала какой-то шорох по лестнице запасного выхода. Я стояла рядом со стеклянной лестничной дверью. Выглянула на лестницу и обомлела: какой-то мужик в вязаной шапке с помпоном. За спиной раздутый рюкзак. Куртка того же цвета, что и рюкзак, и такие же штаны. На ногах спортивные туфли вроде кедов, синие с желтым. Я успела только увидеть, как он, вцепившись руками в перила, одним прыжком одолел целый пролет – от площадки до площадки. И двигался в своих синих кедах бесшумно, как призрак… И знаете, кто это был?.. Хоть я лица и не видела, но сразу узнала: Владимир Сергеевич Булат, наш начальник отдела внедрения…» – Орлов замолчал, наслаждаясь произведенным на всех эффектом.

Лицо директора института выражало крайнее изумление. Лицо Жукова – радость: следствие еще по-настоящему не развернулось, а правдоподобная версия уже выстраивается! Влад обдумывал услышанное, рисуя чертиков в блокноте. Волков и Чекир всем своим видом выражали удовольствие, доставленное успехами молодого инспектора. Влад спросил:

– Видела со спины? Откуда же такая уверенность, что спускался именно Булат?

– Этот вопрос и я ей задал, – ответил Саша. – Зачитываю ее ответ: «В прошлом году он заходил перед отпуском в институт точно в такой одежде – и шапка с помпоном, и на ногах такие же кеды, и рюкзак такой же у него был. И потом во всем институте нет никого с такой фигурой и такого роста. Есть еще инженер Доля. Но он в отпуске и позавчера в круиз уехал».

– Кстати, где сейчас Булат и Чабаненко? – спросил Волков Орлова. – Ты беседовал с ними?

– Нет еще, Константин Константинович. Я только тех опросил, что возле кассы были.

– А я их сейчас вызову, – сказал директор и нажал кнопку селектора. – Светлана Георгиевна! Срочно ко мне Булата и токаря Мишу Чабаненко.

– Чабаненко еще до обеда в военкомат ушел, вызов у него. А Булата сейчас позову…

В большом директорском кабинете воцарилась тишина. Слышно стало, как жужжит и бьется об оконное стекло большая муха. Через несколько секунд послышался голос Ротару:

– Игорь Васильевич! Булат после перерыва в институт не приходил.

Влад, не удержавшись, присвистнул. Волков и Чекир быстро переглянулись. Жуков удовлетворенно хмыкнул и уткнулся носом в свой блокнот, что-то стремительно записывая.

– За Чабаненко пошлите в военкомат мою машину, – распорядился директор. – Пусть привезут сюда. И попросите кого-нибудь разыскать Булата…

– Ох, боюсь, придется нам их разыскивать, – пробасил Волков. – И Булата, и токаря этого… Орлов, все у тебя?

– Так точно.

– Тогда передай свои записи следователям, а сам иди звони в управление, в наш отдел. Скажешь, что я приказал найти Булата и Чабаненко. Дашь ориентировки.

– Слушаюсь.

Саша отдал Жукову свой блокнот и вышел.

– Всех, с кем беседовал Орлов, передопросить, – распорядился Чекир, обращаясь к Жукову и Владу. – А теперь послушаем экспертов.

Встал Борис Митрофанович Анохин, технический эксперт – грузный мужчина с приплюснутым, как у боксера, носом.

– Сейф вскрыт, вне всякого сомнения, способом газовой резки. Об этом говорят капли расплавленного металла на полу перед сейфом, характер разреза, копоть по его краям и специфический запах. Вскрывал сейф опытный газорезчик. Сделан всего один разрез сверху вниз по левой вертикальной кромке дверцы, точным движением резака, причем такой длины, чтобы в него попали два расположенных друг над другом цилиндрических запорных штыря. Обращает на себя внимание мощность пламени, позволившая получить в пятисантиметровой толще весьма прочной стали разрез с совершенно ровными краями, длиной четырнадцать сантиметров и шириной всего в три миллиметра. Автогенных аппаратов с такими возможностями промышленность, насколько мне известно, не выпускает. Определить габариты и вес аппарата, который применялся в данном случае, я не берусь…

– Все у вас? – спросил Чекир.

– Все.

– Виктор Федорович, пожалуйста.

Встал Виктор Федорович Гурский – эксперт-трасолог. Небольшого роста, в темной рубашке без рукавов, в светло-серых тщательно отутюженных брюках и миниатюрных полуботинках коричневой кожи, он производил впечатление человека, только что принявшего холодный душ – такой был чистенький и свеженький.

– Поскольку обе двери в кассы к приезду кассирши из больницы были заперты и опечатаны, – начал он звучным голосом драматического актера, – проникновение злоумышленников через двери исключается. Окно мы нашли закрытым и запертым на оба запора поворотными ручками. Форточка, однако, была открыта. При осмотра окна обнаружено, что на нижней запорной ручке имеется повреждение масляной краски в виде царапины – свежий след, оставленный прикосновением металлического предмета, очевидно, крючка из жесткой проволоки, которым пользовались при открывании окна через форточку. На той же ручке есть аналогичный след сверху – окно запирали с помощью того же крючка, когда покидали помещение после вскрытия сейфа и изъятия денег. На верхней ручке таких следов нет – ее поворачивали, просунув руку в форточку…

– Все это похоже на правду, – вздохнул Чекир. – Но как они добрались до форточки, вот в чем вопрос. Седьмой ведь этаж!

– Значит, добрались, – сказал Волков. – В дверь-то не входили!

– О своих соображениях по этому поводу я доложу несколько позже, – недовольным тоном проговорил Гурский. – Сейчас о том, что мы внутри обнаружили…

Но тут открылась дверь, и в кабинет вошел пышноусый вахтер, цепко держа за руку смуглого молодого человека в джинсах с двумя фотокамерами на груди и с толстой сумкой, висящей на ремне через плечо. Павел Мику охотно следовал за вахтером и улыбался.

– Вот, товарищи милиция, – сказал вахтер, – задержал постороннего. По документам – из вечерней газеты. И сумка у него… – добавил он со значением.

Вахтер замолчал, с удавлением увидев, как заулыбалась за столом вся милиция и прокурор, и директор института.

– Пламенный привет охране правопорядка! – Павел поднял согнутую в локте руку, трижды притопнул ногой и поклонился «по-мушкетерски», метя пол воображаемым пером воображаемой шляпы. – Доставлен по задержании. Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. А потому – сажайте сразу!