Текст книги "Ночной звонок"

Автор книги: Юрий Семенов

Соавторы: Семен Пасько,Юрий Голубицкий,Геннадий Немчинов,Владимир Измайлов,Борис Мариан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Не садясь, Николай допил оставленный Жанной в стакане коньяк и, повалив стул, рухнул на диван. Мирон взял Майю за руку, вышел с ней на крыльцо, отыскал глазами времянку в другом конце двора и под лай Гайдука повел ее туда. Дверь во времянку – простой сарай – была открыта. Против двери стояла жалкая железная кровать со смятыми и грязными простынями и такой же подушкой.

– Вот что, Майя, – сказал Влад, когда они вошли. – Встань у окна и смотри за домом. Если увидишь, что этот монстр сюда идет – придется тебе снять платье и лезть в эту грязь, – кивнул он на кровать.

– А я платье сейчас сниму на всякий случай…

Майя быстренько стянула через голову платье, бросила на спинку колченогого стула, а сама встала у окна так, чтобы ее нельзя было увидеть со двора.

– Ищите, что вам нужно, – сказала она.

Влад обвел взглядом пустую времянку. Пол покрыт толстым слоем пыли. Беленая кирпичная печь-плита зияет оторванной дверцей.

Под кроватью что-то темнело. Мирон осторожно, стараясь оставлять на пыльном полу поменьше следов, извлек объемистый сверток, положил на кровать, развернул. В штормовку цвета хаки были завернуты такие же штаны, серая вязаная лыжная шапочка с помпоном, огромные кроссовки фирмы «Флоаре», большие темные очки, накладные борода и усы. В кармане штормовки обнаружил латунную деталь, очень напоминающую «смеситель» на автогенном аппарате, обнаруженном в мастерской. Только здесь носик был не цилиндрический, как там, а плоский, сплющенный с боков. Мирон мысленно представил себе аппарат. Если отвинтить тот «смеситель» и поставить этот, пламя будет гораздо тоньше и мощнее – отверстие узкое, давление возрастет. Да. Сейф вскрывали тем аппаратом, но с этим резаком. Другой потом поставили, для отвода глаз. Найдя в карманах отвертку и небольшой разводной гаечный ключ, Мирон окончательно утвердился в своей догадке. Резак, отвертку и гаечный ключ уложил обратно в карманы. Снова завернул все в штормовку, стараясь, чтобы сверток выглядел таким же, как раньше, и осторожно уложил его на прежнее место. Когда клал сверток под кровать, заметил у самой стены белую веревку, смотанную через локоть, и короткий ломик, с одного конца сплющенный и загнутый – фомку. Потом отряхнул испачканные на коленях брюки.

– Нашли, что искали? – спросила Майя, не отрывая глаз от окна.

– Нашел кое-что, – ответил Мирон. – А чего это ты выкать стала? Смотри при них не оговорись!

– Не оговорюсь! – весело отозвалась Майя.

– Одевайся и побудь здесь, – распорядился Мирон. – А я, пока он спит, на чердак слажу. Не бойся: будет выходить из дома, я услышу и сразу прибегу сюда. Осмотрю чердак и уйдем.

– Хорошо, иди. – Майя надела платье, достала из сумочки косметичку и стала подкрашивать губы.

Влад вернулся в дом, заглянул в комнату и убедился, что Серегин спит, свесив голову с дивана. Из сеней, по закрепленной на стене лестнице, поднялся на чердак.

На чердаке царило еще большее запустение, чем во времянке. Веревки, протянутые когда-то для сушки белья, соединяла паутина. Повсюду стояли сундуки и плетеные корзины, принадлежавшие, очевидно, покойной тетке. Их запыленный внешний вид красноречиво свидетельствовал, что их не открывали уже годы. Искать там деньги было бессмысленно. Слева, под самым скатом крыши навалены в беспорядке деревянные и металлические части какого-то сооружения. Сверху валялся большой фотоувеличитель. Сооружение из подобных деталей Влад видел в Москве в музее криминалистики. Это был разобранный станок для печатания фальшивых денег. «Ага! Вот и протез!» – увидел Влад коричневые краги. – И где только он их откопал?»

Спустился с чердака. Серегин уже сидел за столом и открывал бутылку коньяка. Вид у него был почти трезвый.

– Уже? – спросил он. – Вот и хорошо. Садись, давай, выпьем.

– Сейчас, Майю позову, – ответил Влад. Выйдя на крыльцо, позвал: – Майя!..

– Иду! – отозвалась Майя из времянки и через минуту уже шла к крыльцу, демонстративно поправляя и закалывая прическу…

Серегин выпил полстакана коньяка, снял со стены гитару и запел негромким, неожиданно приятным баритоном:

 
Выходи ты на бан[2]2
  Бан – вокзал (жаргон).


[Закрыть], я там буду
Пассажирского поезда ждать.
Никогда я тебя не забуду,
Где бы мне ни пришлось помирать.
В душной камере, в пьяном тумане,
На подножке вися поездной,
В черном гопе[3]3
  Гоп – ночлежка (жаргон).


[Закрыть], в веселом шалмане[4]4
  Шалман – воровской притон (жаргон).


[Закрыть]
О тебе буду помнить одной…
 

Вот падла Жанка! Опять к самому дому на такси подъехала! Сколько раз ей говорил!..

От калитки к дому быстро шла Жанна. Одной рукой она прижимала к груди газетный кулек с персиками, а в другой, опущенной, держала за горлышки две бутылки шампанского. Влад выбежал навстречу, взял у нее бутылки.

– Быстро я обернулась? – улыбнулась она, проходя на кухню.

– Быстро, – отозвался Серегин. – Покормила… кошечку?

– Покормила.

Пока Мирон, стоя на кухне, раздумывал, куда поставить бутылки, Жанна пересыпала персики из кулька в глубокую фаянсовую миску, развернула и расстелила на столе газету, выложила на нее несколько помидоров из полиэтиленового мешочка и вдруг что-то в газете привлекло ее внимание.

Поставив бутылки на пол у ножки стола, Мирон взглянул на газетный лист, над которым склонилась Жанна. С середины листа «Вечерки» на Мирона смотрело его собственное изображение в форме, в капитанских погонах. «Лучший следователь городского управления милиции капитан Мирон Петрович Влад» – гласила текстовка под снимком. Правая бровь капитана напряженно выгнулась. Он посмотрел на Жанну, она на него. Их взгляды встретились. В ее глазах Мирон прочел такую дикую ненависть, что понял – надо действовать немедленно.

– Коля!.. Скорей сюда!

Уловив тревожную нотку в ее голосе, Серегин отшвырнул гитару и бросился на кухню.

– Смотри! Мирон – лягавый!..

– Майя! Беги к калитке! Там наши прикроют! – крикнул Мирон.

Майя оцепенело глядела на него и не двигалась.

Мирон сунул руку в пустой карман:

– Гаранин и Сутеева! Вы арестованы!

Майя видела, как Жанна подняла над головой бутылку шампанского и с силой обрушила на затылок Мирона. Капитан рухнул на колени и свалился на бок. Серегин выхватил из кармана нож.

– Не смей, падла! – зашипела Жанна, схватив его за руку. – Под вышку лезешь и меня тянешь?! Линяем быстро!..

Только теперь Майя с истошным криком «Помогите!» метнулась к двери, сбежала с крыльца, упала, поднялась и кинулась к калитке. Навстречу ей с улицы бежал Орлов с пистолетом в руке. Бойко вызывал по рации оперативную группу.

Жанна выпрыгнула в кухонное окно, но тут же была схвачена двумя дюжими парнями, успевшими перелезть через штакетник из соседнего двора.

Серегин выпрыгнул вслед за Жанной, сжимая в руке нож. Он быстро отцепил карабин от ошейника Гайдука, и пес, рыча, помчался вдогон Майе. Орлов, вбежав в калитку, почти в упор выстрелил в собаку, уже готовую прыгнуть на плечи девушке. Пуля прервала прыжок. Пес упал на плиты дорожки, дернулся и затих.

Через штакетник ограды со всех сторон перелезали дружинники.

Жанна, осознав, что звезда ее закатилась, не успев взойти, вырывалась с отчаянием и силой тигрицы, кусала парней за плечи, била их ногами. Вдвоем они с трудом свели ее руки вместе, и подоспевший Бойко защелкнул наручники.

Серегин стоял, прижавшись спиной к стене дома. Нож он держал у правого бедра острием вперед и выбирал момент, чтобы ударить одного из двух дружинников, которые, выломав в ограде по штакетине, пытались выбить нож у него из рук. Глаза Серегина бегали по сторонам, высматривая, куда ему кинуться после удара ножом. Тонкие губы расползлись в стороны, обнажив крысиный оскал зубов:

– Порежу гадов!.. Всех порежу!..

Дружинники размахивали штакетинами и только мешали друг другу. За деревьями вспыхивали синие огоньки мигалок – подъезжали «канарейки» с опергруппой.

Орлов подошел к Серегину, отстранил дружинников и направил ствол пистолета ему в переносицу:

– Ну, утопленник, после моей пули не всплывешь! Бросай нож, стреляю!

Такая решимость была в его голосе, что бандит понял – сейчас выстрелит. Швырнул нож к ногам. Орлов тотчас же защелкнул наручники на его руках.

– Ну, кажется, все! – выдохнул Саша и провел ладонью по лицу.

Майя, бледная, как полотно, стояла около калитки, прислонившись к ограде, и не находила сил сдвинуться с места.

В калитку вбегали милиционеры во главе с Волковым.

Жанна вдруг подняла сцепленные вместе руки и всеми десятью пальцами впилась в лицо Бойко. Ее наманикюренные ногти оставили кровавые борозды на полном добродушном лице инспектора – ото лба до подбородка. Бойко присел и стал беспомощно шарить по траве. Один из дружинников нагнулся, поднял очки и подал ему. Два милиционера из прибывшей группы взяли Сутееву за предплечья и быстро повели к машинам. Двое других повели Серегина.

– Что с вами, Панас Остапович? – встревоженно спросил Волков, подойдя к Бойко.

– Царапнула, кошка проклятая! – ответил Бойко, держа очки в руке и не решаясь открыть глаза.

– Воронин! – остановил Волков проходившего мимо милиционера. – Отведи Панаса Остаповича в мою машину и быстро в санчасть! Глаза-то целы?

Бойко разлепил веки, но от сильной боли тут же снова закрыл глаза:

– Кажется, целы, товарищ полковник… Видят… Извините, не признал по голосу…

– Идите в машину, Панас Остапович! Идите!

Милиционер взял Бойко под руку и бережно повел к машине. По лицу инспектора струилась кровь, капала на китель, на ленточки боевых наград.

На крыльцо дома вышел Влад. Он улыбался. Шатким шагом спустился с крыльца. В руках у него была белая Майина сумочка.

– Ну, математик, как дела? – спросил его Волков.

– Как сажа бела, товарищ полковник… По башке бутылкой получил…

– Да что ты? И как самочувствие?

– Как после глубокого нокаута.

– Дешево отделался, – сказал Волков. – Вот обойдется ли так же легко у начальства – сомневаюсь. Пришлось доложить о твоем самовольстве. Начальство очень сердито. Вам с Чекиром грозят крупные неприятности…

– Что ж поделаешь?.. Только Чекир тут ни при чем, Константин Константинович. Я к нему за разрешением не обращался… Майя! – окликнул он девушку, которая так и стояла, еще не оправившись от пережитого испуга. – Возьми свою сумочку!

Майя жалко улыбнулась, но от штакетника оторваться не смогла. Мирон подошел к ней, отдал сумку. Майя пролепетала побелевшими губами слова благодарности.

Влад повернулся и вошел в дом. К Волкову приблизился Орлов:

– Закончим здесь обыск, Константин Константинович, и поедем третьего брать, Долю. Адрес установили, где он прячется, – улица Лазо один, квартира девять…

Оттуда, где стояли машины, донесся голос одного из водителей «канареек»:

– Товарищ полковник! Вас к рации просят. Из управления!..

Волков быстрым шагом направился к машинам. Серегина и Сутееву, обыскав, подсаживали в желтый тюремный фургон.

Майя вдруг оторвалась от штакетника, выпрямилась. Спросила проходящего мимо Орлова:

– Я могу домой?

– Конечно, можешь. А подождешь немного – мы подвезем.

– Нет-нет! Спасибо!..

Она торопливо, почти бегом, прошла вдоль линии милицейских машин к такси. Водитель, привезший Сутееву, задержался у ближайшего киоска – покупал сигареты. Едва отъехав, услышал Майин крик о помощи и выстрел. Он остановился и теперь с любопытством смотрел, как его недавнюю пассажирку сажают в «воронок».

Майя подошла к такси:

– Свободен?

– Да-да! – засуетился водитель, вспомнив, что он на линии и ротозействовать вроде бы некогда. Сел на свое место. Майя села рядом, и машина тронулась.

С ПОВИННОЙ

Кроме вещей, обнаруженных Владом во времянке и на чердаке, люди Волкова, производившие обыск вместе с Владом, при дружинниках, привлеченных в качестве понятых, нашли в карманах замшевого пиджака Серегина 38 новеньких десяток и два паспорта – один, прописанный в Одессе, на имя Федина Николая Яковлевича, 1931 года рождения, уроженца Москвы. Другой на имя Перуанской Галины Викторовны, 1959 года рождения, уроженки Новосибирска. Прописан паспорт в Йошкар-Ола. На паспорте на имя Федина фотография Гаранина-Серегина. На паспорте на имя Перуанской – фотография Сутеевой-Вишневецкой. В паспортах лежало по билету на самолет, вылетающий завтра, в понедельник, 23 августа в 21.17 в Батуми.

– С каждым паспортом все моложе! – констатировал Влад, разглядывая паспорт Перуанской. – И фамилии какие звучные выбирает: Чарская, Вишневецкая, Перуанская!..

В других костюмах Серегина (а их было у него восемь, висящих в шкафу на плечиках в образцовом порядке) обнаружили еще шесть паспортных книжек, где имена и все данные владельцев были аккуратно выведены какими-то химикатами, и книжки готовы были для нового заполнения. Химикаты – байки с порошками и пузырьки с жидкостями – нашли в глубине платяного шкафа. В карманах костюмов нашли также несколько ножей.

Из сумочки Жанны, оставленной при поспешном бегстве на кухне, вывалили на стол косметичку, паспорт на имя Вишневецкой, носовой платок, три новенькие десятки и несколько бумажек трехрублевого и рублевого достоинства. Из-под подкладки сумки Влад и Орлов извлекли замшевый мешочек, наполненный снотворными таблетками и крохотный бумажный пакетик, пахнущий горьким миндалем. Впоследствии установят, что в 1971 году, когда Сутеева завязала один из первых своих романов с директором крупнейшей в Ленинграде аптекарской базы, она выкрала у него из сейфа два грамма цианистого калия и берегла этот пакетик долгих одиннадцать лет. Берегла для своего звездного часа. Завтра она растворила бы пару крохотных кристалликов в стакане коньяка, дала бы этот стакан выпить в лесу Доле, а когда он перестанет дышать, забрала бы его часть добычи – восемьдесят тысяч рублей и поехала бы к Серегину. Там она усыпила бы снотворным Чеботаря, забрала бы у него тысяч десять-пятнадцать, сколько нашла бы. А вечером улетела бы в Батуми но заранее купленному билету. Правда, пришлось бы делиться с Серегиным, но через пару дней обобрала бы и его…

Закончив обыск в доме Серегина, Влад и Орлов решили, что арестовать Икса – Евгения Долю – они смогут и вдвоем. Оставили двоих оперативников оформлять результаты обыска, а сами сели в одну из «канареек» и поехали на улицу Лазо.

Подъехали туда к двадцати часам. По пути заскочили в управление, и Влад взял свой пистолет.

Свет в окне второго этажа не горел. Вошли в подъезд, поднялись по лестнице и позвонили у двери квартиры номер девять. Никто не отозвался. Позвонили еще, постучали. Орлов перочинным ножом открыл замок. Держа оружие наготове, вошли в квартиру. Все три комнаты были пусты. На кухне лежал на столе кусок сервелата, который начали нарезать, но бросили.

– Ушел, – сказал Орлов. – Значит, у девки был связной, предупредил. Уходил поспешно и неожиданно для себя – вон чайник еще горячий. Минут пятнадцать как ушел…

– Да… – огорченно протянул Мирон. – Кому-то из двоих – Кафтанату или Доридзе – надо было остаться, понаблюдать за квартирой… Да что теперь об этом говорить!..

В прихожей на тумбочке стоял телефон. Орлов позвонил в управление и попросил прислать группу для производства обыска.

– Я подожду здесь, – сказал Орлов, – а ты поезжай домой отлежись после удара… Не огорчайся – найдем твоего Икса!

– Он завтра должен подойти на вокзал в камеру хранения, – проговорил Мирон, словно размышляя вслух.

– А ты откуда знаешь?

– Так ведь третьи сутки кончаются. Срок хранения. Они втроем должны там собраться. А теперь он один подойдет…

– Точно!.. Ну дуй, давай, домой. Завтра на работе увидимся.

Влад вышел во двор, сказал водителю «канарейки», чтобы подождал Орлова, и не спеша пошел домой. Через несколько шагов вспомнил, что обещал Павлу быть вечером у него, и свернул к его дому…

Павел и Вера, его жена, встретили Мирона, как всегда, с неподдельной радостью.

– Молодец, что заглянул! – говорил Павел, тиская Влада в объятиях. – Вера плацинд напекла с капустой, фасоль в стручках поджарила! И от души поздравляю тебя с тридцатитрехлетием!

– И я поздравляю! – вышла из кухни Вера, румяная от жара плиты. Встала на цыпочки, поцеловала Мирона, широко расставив руки, чтобы не испачкать гостя мукой. – Минут через пятнадцать за стол сядем! – И убежала опять на кухню.

– Пошли пока в мой кабинет! – Павел провел Мирона в большую комнату, где стоял накрытый стол, а у окна был отделен книжным стеллажом маленький столик с пишущей машинкой на нем. – А я тебе подарок приготовил! – Взял со столика небольшую книжку со своим портретом на обложке. По титульному листу шла наискосок размашистая надпись: «Другу от автора! Железно!» и стояла сегодняшняя дата.

– Спасибо! – растроганно проговорил Мирон. Он был без пиджака и не знал, куда сунуть подарок. – И тебя поздравляю с книжкой.

– Оставь пока на столе. Только не забудь забрать потом!.. Как у Серегина побывал? Рассказывай!

– Ты сегодня свою газету видел? – вместо ответа спросил Мирон.

– Вечернюю почту еще из ящика не вынимал. Там что-нибудь интересное?

– Интересное.

– Тогда подожди – спущусь за почтой.

И побежал. Мирон мысленно отругал себя за то, что затеял этот разговор – зачем расстраивать друга? Решил молчать.

Вбежал Павел, разворачивая газету:

– Где? На третьей?.. О! Мой снимок полугодовой давности! Узнали в секретариате, что день рождения у тебя, и дали. Четвертую звездочку на погоне ретушер от руки сделал!.. – Мирон! – побледнел Павел. – Неужели они увидели газету?!

– Нет, нет! Все в порядке! – успокоил его Влад. – Мы уже взяли Серегина и ту даму с остановки… Верушка! – окликнул он хозяйку, услышав, что она возится у стола.

– Да? – откликнулась Вера.

– Ты не знаешь, от какого имени производное – Жека?

– Я знаю, – ответил Павел вместо жены. – Со мной в одном классе учился Жека Головин. От Жени. От Евгения.

– От Евгения! Как же я раньше не сообразил?! Конечно, он! Ребята, извините! Прости, Верушка!.. Я должен бежать..

– Куда? – загородила ему Вера дорогу в прихожую. – Не смей уходить! Все уже готово!..

– Потом объясню… Очень нужно!… Простите!..

И, выскочив на лестницу, устремился вниз.

Вера и Павел растерянно смотрели друг на друга.

Мирон почти бежал к дому Майи. Мысли лихорадочно бились в голове, слегка гудевшей после удара бутылкой. «Ну и бестолочь же я! Неожиданная перемена в поведении, отъезд на одесском поезде, лицо в окне! Майя услышала от наших, что едем брать Долю и ринулась его спасать!.. На какие поступки толкает любовь!..»

В его представлении Майя была настолько далека от события в институте, что он и не пытался сопоставить очевидные факты.

«Снова влипла в уголовную историю! – с досадой думал Мирон, переходя улицу. – Опять как соучастница, укрывательница вора!»

За квартал от дома, где жила Майя, он замедлил шаг, стал выравнивать дыхание. И тут увидел ее. Она переходила улицу от «Гастронома» напротив, медленной усталой походкой, с трудом таща тяжелую хозяйственную сумку, смотрела себе под ноги.

Влад обогнул ее, зашел сзади, догнал, взял сумку из ее рук:

– Майя! Погоди!..

Она остановилась, подняла на Влада глаза, в которых застыло отчаяние. Ее вроде и не удивило появление Мирона.

– Выследили… – едва слышно прошептала она. – Не сумела… Теперь все!..

– Не надо так отчаиваться. Попытаемся его спасти!..

– Спасти?! – в глазах Майи надежда боролась с недоверием. – Жеку можно спасти?!

– Майя! – Мирон старался придать своему голосу твердость и решительность. – Ты сейчас дашь мне ключ от своей квартиры и минут пятнадцать побудешь на улице. Мне надо поговорить с твоим Жекой, как мужчине с мужчиной. Идет?

Майя зажмурилась и закивала. Из кармана жакета, который она надела поверх синего платья, достала плоский ключ, отдала Мирону.

– А вы меня не обманываете? – заглянула она в его глаза.

– Нет, Майя, не обманываю. Судить его, конечно, будут. Он это и сам понимает… Понимает?

– Понимает…

– А вот наказание может быть очень суровым. Даже самым суровым. А может быть и относительно мягким. Это будет во многом зависеть от результатов нашего с ним разговора… Ну я пошел. Придешь минут через пятнадцать, не раньше.

И ободряюще улыбнувшись Майе, вошел в подъезд.

Майя прошла во двор, села на скамейку и стала ждать.

Тихо открыв и закрыв за собой дверь, Мирон вошел и квартиру. В прихожей поставил в уголок хозяйственную сумку.

На кухне горел свет. Влад остановился у открытой двери. Доля сидел за кухонным столом и чистил картошку.

– Евгений Иванович, если не ошибаюсь?

Доля уронил недочищенную картофелину, вскочил на ноги. Какие-то секунды лицо его было воплощением испуга. Но постепенно до него доходило, что это не милиция за ним пришла, а просто забрел со двора парень, возможно, бывший Майин ухажер. Испуганное выражение исчезло с лица и сменилось угрожающим. С ножом, которым он чистил картошку, Доля шагнул вперед к незнакомцу:

– Ну, чего надо? Чего пришел?

Незнакомец улыбнулся:

– Ножик-то положите! У меня игрушка посерьезнее! – достал из кармана черный массивный пистолет. – Клади нож, сядь, поговорим!..

Продолжая недоумевать: кто это? кто-нибудь из дружков Серегина? – Доля оставил на кухне нож, прошел в комнату, сел против незнакомца за круглый обеденный стол, покрытый старомодной плюшевой скатертью с помпончиками-висюльками.

– Представляюсь: следователь городского управления милиции капитан Влад Мирон Петрович. Разговор у нас серьезный, а времени мало. Минут через пятнадцать придет Майя, а разговор надо закончить в основном до ее прихода… Историю своих отношений с Жанной Вишневецкой и с Серегиным. Коротко.

Владу показалось, что его собеседник внутренне облегченно, даже удовлетворенно вздохнул.

– Серегин подсел ко мне на стадионе. Познакомились…

– Это было?

– Второго августа. На следующий день познакомил с Жанной.

– И она тебе сразу очень понравилась как женщина?

Доля кивнул:

– Очень она меня к себе расположила. На откровенность вызвала. А у меня как раз конфликт возник с начальником отдела…

– С Булатом?

– С Булатом… Вы знаете суть конфликта?

– Знаю.

– В общих чертах, наверное?.. А знаете, что он более трех лет меня обкрадывал, присваивал себе мои рацпредложения и изобретения? А за автогенный перфоратор мне пришлось даже морду ему побить…

– И об этом знаю. Продолжай о Вишневецкой.

– Продолжаю. Мы стали встречаться с ней каждый день…

– Где?

– Сначала у Серегина, а потом у нее. Стали жить.

– Когда остался у нее первый раз?

– Седьмого. Вели с ней длинные разговоры о том, что нечего мне на Булата холку гнуть, что голова и руки у меня золотые и было бы у нас много денег, уехали бы мы куда-нибудь, домик бы купили. Я работал бы где-нибудь на скромном месте, занимался бы изобретательством, сам патентовал бы, без всяких Булатов. Ей тоже надоело проводить молодость медсестрой в больнице…

– А в какой больнице она работает?

– Не знаю. Она не говорила, а я не спрашивал… Словом, дело, говорила она мне, за деньгами. Где их взять – Николай подскажет.

– И подсказал?

– Подсказал… А почему вы меня не у себя допрашиваете? Не в милиции?

– Есть причины. Скоро узнаешь. Сейчас я тебе должен кое-что показать. Специально для тебя захватил. – Влад достал из кармана паспорт. – Посмотри-ка!

Доля раскрыл документ, взглянул на фотографию:

– Жанна…

– Нет, ты прочти.

– Перуанская Галина Викторовна… Ничего не понимаю!

– Сейчас поймешь. Что там в паспорте лежит?

Евгений перевернул страницу:

– Билет на самолет. Выписан Перуанской. На завтра!

– И у Серегина билет на этот же самолет. Тебе забыли купить. Когда деньги должны забрать из камеры хранения?

– И об этом знаете?! Они что – уже все рассказали?.. Впрочем, неважно. Сначала хотели двадцать восьмого, когда мой круиз кончится и я в институт вернусь. А вчера Жанна сказала, что узнавала – срок хранения трое суток. Потом все просроченные ячейки вскрывают. Если, говорит, в понедельник не возьмем – все старания коту под хвост. Уговорила пойти завтра утром… Жаль, что вы пришли сюда…

– Почему?

– Потому что теперь вы мне не поверите. А я ведь хотел утром, до возвращения Жанны с дежурства, пойти на вокзал один и принести деньги в милицию…

– С повинной явиться хотел? Но как бы ты сумел деньги взять? Ты ведь знаешь только свои две цифры.

– Смог бы. Я набирал вторым. Попросил Серегина отойти, чтобы он щелчков не слышал – я ведь уже немного догадывался, что это за птица. Он отошел. Я, когда стал набирать, отодрал кусок пластыря, которым он свои цифры заклеил, посмотрел, что он набрал, и на место прилепил…

– Что же получилось?

– Сорок третья ячейка, Д682. Я восемьдесят два набрал – число своих лет. Только цифры местами поменял.

– Майе ты говорил, что хочешь явиться с повинной?

– Сказал в такси, когда мы от Жанны сюда ехали.

– Тогда я тебе верю… Ты знаешь, что добровольная явка с повинной не избавляет от наказания?

– Знаю. Но что попишешь!..

– Теперь слушай внимательно. Твоя Жанна… Впрочем, сначала она была Еленой Сутеевой. Потом, в шестнадцать лет, убежала от родителей и стала Нонной Чарской, затем – Жанной Вишневецкой, а теперь чуть было не стала Галиной Перуанской. Ладно, пусть Жанна. Так вот, твоя Жанна ни в какой больнице не работала и ни на какие дежурства не ходила. Она вообще в своей жизни не работала ни часа, если не считать работой ложиться с мужиком в постель, опаивать его снотворным, а когда он уснет – очищать карманы!..

– Не может быть!.. – выдохнул Доля, взявшись за голову.

– У Серегина, который тоже совсем не Серегин, изъяли шесть чистых паспортных книжек, которые он заполняет на любые фамилии. Эти книжки Жанна выгребала из карманов у мужиков, когда они засыпали. Выгребала вместе с деньгами, за которыми и охотилась!

– Не может быть! Не может быть! – повторял Доля, словно заведенный, зажмурив глаза и покачиваясь, как при сильной зубной боли.

– Было! Ты когда с ней ночевал, тебе спать хотелось? Засыпал быстро, спал как убитый и просыпался с тяжелой головой?

– Да…

– Вот видишь? Перед тем, как лечь, вы ведь с ней выпивали?

– Каждый день.

– Она и тебя отпаивала. И уходила на свою «работу» или ночевать к Серегину. А утром лежала рядом с тобой как ни в чем не бывало. На ее совести есть и отравления. Мы нашли у нее почти полкило сильнодействующих снотворных препаратов. И нашли цианистый калий. Если бы вы завтра забрали деньги, она не задумываясь отравила бы и тебя, чтобы присвоить твою долю!

Робко звякнул звонок.

– Пойди, открой Майе, – распорядился Влад. – Остальное можно и при ней.

Евгений пошел открывать, а Мирон, совершенно разбитый после этого разговора, подумал, что поступает правильно. Пусть и не совсем законно, зато по-человечески правильно. Ради Майи…

Открыв дверь, Доля сразу же вернулся в комнату. Вслед за ним вошла взволнованная Майя. Мирон заметил ее состояние.

– А мы тут с твоим Жекой поговорили по душам, – весело сказал он. – Мне нужно рассказать еще немного, и пойду домой…

– Мне выйти? – спросила Майя.

– Нет, нет! Тебе тоже интересно будет послушать.

– Но мне надо что-нибудь поесть приготовить.

– Тогда и мы пойдем на кухню. Евгений там картошку не дочистил – я помешал. Так мы вдвоем дочистим!

– Нет-нет! Ни в коем случае! – энергично запротестовала Майя. – Еще чего не хватало!.. Я сама!

Все трое прошли на кухню. Мирон и Евгений принялись, игнорируя протесты Майи, чистить картошку. Майя поставила кипятить воду и стала разбирать хозяйственную сумку.

– Слушай, Евгений, внимательно, – начал Мирон. – Если в чем ошибусь – поправишь… Позавчера вышли вы от Серегина часа в три ночи, перешли насыпь и через пустырь направились к институту…

– Вы и тогда уже следили за нами?

– Тогда мы еще ничего не знали ни о вас, ни о ваших планах. И Влад рассказал, как дошли они до ручья, как Доля перепрыгнул ручей, а Серегин перешел по доске, как не доходя пару метров до асфальтовой дорожки вдоль стены института, они счистили о траву грязь с обуви и поснимали друг с друга с брючин крохотные шарики репейника, как Серегин фомкой оторвал доски, которыми была заколочена дверь, а Доля открыл ее изготовленным ключом, как Серегин вылез наружу через окно лестничной площадки, приладил доски на место и снова влез, как сидели они возле двери в мастерскую и курили сигареты «Мальборо»…

– Я не курю. Курил Николай. Но как вы узнали? Он же все окурки с собой забрал!

– Узнали. – Мирон бросил в миску последнюю очищенную картофелину и Майя стала мыть картошку под краном. Мирон подумал, что недолго высидел бы живым, если бы напротив него за маленьким столиком чистил бы ножом картошку не Доля, а Серегин. – Узнали, как видишь…

Влад стал рассказывать дальше. Как Доля, дождавшись времени, когда Чабаненко должен уйти в военкомат, куда вызвал его фальшивой повесткой Серегин, открыл ключом дверь с лестничной площадки в мастерскую, как залезли они на верстак и стали смотреть за сигналами Жанны, как узнали по этим сигналам, что Булат ушел, а Гонца привезла деньги, как Жанна позвонила с ложным сообщением, а затем просигналила, что Гонца уехала, как Доля достал из-под кучи тряпья автогенный аппарат своего изготовления и сменил на нем насадку – резак…

– Как?! И об этом знаете? Насадку я две ночи делал в мастерской в строгом секрете! Расчет какой? Я старый резак потом на место поставил, а новый унес. Экспертиза заявит, что разрез нельзя сделать таким резаком, то есть – таким аппаратом. Значит, сейф вскрыт неизвестно чем!

– А где она, новая насадка?

– Серегин ее в ручей выбросил в ночь на субботу.

– Обманул он тебя. Оставил у себя насадку. Зачем? Ты, когда ее делал, голыми руками за нее брался. Отпечатки пальцев. Они ведь тебя отравили бы после дележа денег…

Майя с ужасом посмотрела на Евгения.

– Отравили бы. А насадку мы бы нашли. И по отпечаткам установили бы, кто сейф вскрывал. А с покойника какой спрос? Вот мы и закрыли бы дело… Ну дальше все шло, как по нотам. Гонца уехала. Ты рюкзак с автогеном за спину и по лестнице запасного выхода – наверх. Сразу через три ступеньки перепрыгивал. Начался обеденный перерыв. А ты знал, что Булат всегда на обед уходит и никогда раньше времени не возвращается. И проник без опаски к нему в кабинет. Был ты в брюках цвета хаки, в такой же штормовке, в вязаной лыжной шапочке, в кроссовках фирмы «Флоаре», в перчатках кожаных, с накладными бородой и усами, в темных очках. При себе – веревка альпинистская, проволочный крючок и фланелевая тряпка. Так?

– Так, – изумленно ответил Евгений.

– В кабинете Булата привязал ты веревку к стояку отопления, спустился по ней на один этаж, открыл нижний запор окна проволочным крючком через форточку. Верхний запор просто рукой открыл. Толкнул окно, фланелевую тряпку положил на подоконник, прежде чем ногу поставить… Так?

Доля кивнул.

– В кассе сразу же аппарат наизготовку, резанул по сейфу. Деньги выгреб в рюкзак и по веревке назад в кабинет Булата…

– Я сначала аппарат на веревке спустил. Николай с лестничной площадки через окно вылез и принял…

– Об этом мы не догадались. Думали, с собой взял аппарат… Окно в кассу по совету Серегина запер?