Текст книги "Милый, единственный, инопланетный (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
– Саши Белецкого.
Ах, вон оно что! Теперь понятно, отчего её лицо показалось мне знакомым. Мы не встречались в реале, но её фотографии я могла время от времени видеть в светской хронике или каком-нибудь глянце, вот внешность и примелькалась, отложилась в памяти.
Галя… кажется, она певица. Ну надо же, у Белецкого губа не дура – ему сорок три, а жене на вид от силы двадцать пять, а может, и меньше. К тому же, в этой девушке нет искусственности и наносного лоска, в ней всё натурально: и густые светлые волосы, и нежно-розовые губы, и высокая грудь, и тонкая талия.
– Он сегодня был у вас на радио, я слушала эфир… очень интересно и мило получилось. Вообще-то, Сашу нелегко разговорить, – она смущается, машинально заправляя за ухо длинный локон.
– А, да, спасибо, – я тоже смущаюсь, не понимая, чего она хочет от нас с Ильёй. Так, постойте… вопрос остаётся открытым: она что, и Илью тоже знает?
Галя тем временем негромко обращается к нему самому:
– Привет, Илья. Ты меня не помнишь?
Он неуверенно мотает головой, знакомо избегая чужого взгляда.
– Я Галя, – повторяет она. – Галя из Ялты… Вы приезжали на море с мамой… давно, мне тогда было лет четырнадцать… и снимали комнату у наших соседей, забыл?
– Помню, – неожиданно говорит он. – Я помню. Крым. Ялта, Гурзуф. Две тысячи девятый год. Июль.
– Ну вот, видишь… а меня вспомнил? – радуется Галя, и Илья снова утвердительно кивает.
– Галя. Да, помню. Галя Тесленко. Ты поёшь украинские песни, ходишь на берег моря на рассвете, умеешь прыгать со скал. Научила меня ловить ежей в ведро и воровать виноград. Я починил твой велосипед. Ты влюблена в соседа Данилу.
– О боже… – она хохочет. – Ты и это тоже помнишь?
Некоторое время мы все растерянно мнёмся друг напротив друга и не знаем, о чём говорить. Первая радость от встречи схлынула, но я вижу, что Гале не терпится забросать Илью вопросами, обменяться с ним какими-то воспоминаниями, понятными и знакомыми только им двоим… Тем временем Илья сообщает, что ему нужно в туалет, и оставляет нас наедине.
– Послушайте, Марина, – она обращает взгляд в мою сторону, – вы сильно торопитесь?
Я неопределённо пожимаю плечами и поясняю:
– Мы хотели выйти на свежий воздух. Илье на спектакле сделалось не очень хорошо. Вот, собирались пройтись…
– Давайте пройдёмся, а потом посидим где-нибудь? – внезапно предлагает она. – Тут рядом есть небольшой уютный ресторанчик… Понимаю, что это звучит несколько навязчиво, но… я просто не ожидала увидеть Илью. Не поверите, как будто в своё детство вернулась! Ужасно скучаю по Крыму.
– Вы давно в Москве? – спрашиваю я.
– Три года. Приехала сюда, когда прошла отбор на телевизионное вокальное шоу… а потом встретила Сашу, – она застенчиво улыбается и становится ещё более хорошенькой.
– И вы не общались с Ильёй с тех самых пор? – возвращаю я её к теме разговора.
– К сожалению, нет. Но мы так здорово подружились тем летом, я потом постоянно его вспоминала!
– Подружились? – с сомнением переспрашиваю я. – А что, раньше Илья был… другим?
– Нет, – отвечает Галя. – Если вы имеете в виду его трудности с общением, то он и тогда был… – она деликатно пытается подобрать подходящее слово.
– Странным, – подсказываю я, и она благодарно улыбается.
– Да, немного странным… необычным. Но вместе с тем он ужасно милый, умный и вообще замечательный! – добавляет она с жаром. – И мама у него очень хорошая, правда?
– Мы пока не знакомы с его мамой, – сконфуженно говорю я.
– Я подумала… так вы не родственники? Вы – его девушка? Простите за бестактность, – спохватывается она.
– Нет, не девушка. Мы и знакомы-то с ним всего несколько дней.
– Вы ему определённо нравитесь, – замечает Галя с улыбкой. – Едва ли он пошёл бы в театр с человеком, которому не доверяет.
Мне приятно это слышать. Действительно приятно!
– Да, полагаю, что так, – соглашаюсь я. – Илья мне тоже… нравится.
– Ну что? – спрашивает Галя. – Как насчёт того, чтобы посидеть и поболтать по-дружески? Нет, если вы хотите побыть наедине, то я не смею вам мешать… – поспешно добавляет она многозначительным тоном.
– Ну что вы, – успокаиваю я, – у нас не те отношения, чтобы стремиться оставаться наедине… пока.
– Вам повезло, – искренне говорит она. – Илья настолько уникальный человек… честный, открытый, не фальшивый, абсолютно настоящий и очень добрый.
Я не ослышалась? Она сказала, что мне повезло? Я представляю реакцию Лёльки, когда она узнает, что мы с Ильёй встречаемся… Стоп, а мы встречаемся?
В конце концов, решаю не забивать себе голову терминологией. В данный момент я собираюсь ответить согласием на предложение Гали. Честно говоря, мне и самой хочется узнать побольше о детстве и юности Ильи, о том, каким он был когда-то…
– Я с удовольствием, но хорошо бы сначала спросить мнение Ильи на этот счёт, – говорю я.
– Разумеется, – кивает Галя. – И давай, пожалуйста, перейдём на “ты”. Думаю, я не намного старше тебя.
45
ПРОШЛОЕ
Лиза, 1995 год
Проклятый девяносто пятый год совершенно не отложился у Лизы в памяти. Во всяком случае, первая его половина проплыла в каком-то тумане и вязкой мути, о которой и вспоминать-то особо не хотелось. Ей иногда казалось, что она со стороны просто смотрит фильм о самой себе, а не играет в нём главную роль. Да что там главную – вообще никакую не играет.
Узнав о беременности дочери, родители активно взялись разруливать столь деликатный вопрос собственными руками. Лиза с покорной усталостью целиком переложила на них эту проблему и практически абстрагировалась от семейных обсуждений. Ей было настолько безразлично собственное будущее, что она сделала бы всё, что ей ни сказали: аборт – так аборт, рожать – так рожать. Если бы Лизе был известен этот термин, она назвала бы своё состояние вялотекущей депрессией.
Ребёнка после долгих споров и препирательств на семейном совете решено было оставить. Поначалу, конечно, мама рыдала, уверяя, что это испортит девочке жизнь, что у неё всё только начинается, а если появится младенец – можно будет смело распрощаться со всеми мечтами: об успешном окончании школы, о поступлении в институт, об образовании и карьере, о личной жизни, в конце концов. Кому нужна жена с “довеском”?
– Между прочим, Катюша, – мрачно заметил отец, – я сам сделал предложение женщине с ребёнком. Вот, живу с ней уже восемнадцатый год, если ты забыла…
Мама вспыхнула и смутилась.
– Ты – это совсем другое дело, Петя. Исключение из правил. Таких мужиков сейчас днём с огнём не сыщешь! Лорочка никогда не была для тебя обузой, ты любишь её, как свою дочь…
– Она и есть моя дочь, – отчеканил он. – И Лариса, и Лиза мне одинаково дороги, и я никогда не делил их на “свою” и “чужую”.
Лариска выразительно поджала губы, очевидно, имея собственное мнение на этот счёт, но промолчала.
Далее встал вопрос об отцовстве будущего малыша. Лиза категорически отказалась называть имя Олега, полагая, что это всё равно ничего не изменит. Родители даже грешили поначалу на Тимку Берендеева, поскольку это был единственный мальчик, которого они видели с дочерью на протяжении многих лет.
Лизу сдала Лариска. Ссылаясь всё на те же злополучные записи в Лизином дневнике и не терзаясь ни малейшими угрызениями совести, она рассказала, что её младшая сестрица давно уже сходит с ума по однокласснику Олегу Тошину.
Затем наступила долгая череда переговоров и ругани с Тошиными. Те поначалу и слышать ничего не хотели о ребёнке, заявляя, что всё это жуткая клевета, а их примерный и образцовый мальчик Олежка не имеет к развратной дочери Лизюковых никакого отношения. Однако здесь всех удивил сам Олег. На “очной ставке” с родителями он опроверг информацию о мнимой легкомысленности одноклассницы.
– Если Лизюкова ждёт ребёнка, то он точно мой, – заявил он твёрдо.
– Господи, сынок, и о чём ты только думал? – запричитала его мать.
– Ты её изнасиловал, подонок?! – взревел в унисон Лизин отец. – Да я тебя засажу!..
– Вы ничего не докажете!!! – вскинулся и родитель Олега.
– Да я все свои связи подключу!.. – не сдавался Лизюков.
Решение было найдено, на взгляд Лизы, совершенно дикое. Родители постановили, что дети должны пожениться.
Это было выгодно и удобно обеим сторонам: Олегу гарантировало, что никто впредь не станет пытаться его “засадить”, а Лизу хотя бы частично избавляло от косых взглядов и пересудов. В конце концов, через несколько лет можно и развестись, если приспичит. Разведёнка с ребёнком – не то же самое, что мать-одиночка, родившая в столь нежном возрасте.
Естественно, ни Тошины не пребывали в восторге от будущей невестки, ни Лизюковы не трепетали радостью от перспективы заполучить в зятья Олега. Однако было заключено что-то вроде пакта о ненападении: пусть дети спокойно заканчивают школу, затем Олег поступает в МГУ, как и планировал, а Лиза рожает в срок здорового и крепкого малыша. Худой мир лучше доброй ссоры.
– Я не хочу замуж за Тошина, – прошептала Лиза, зажмурившись, когда ей сообщили эту новость. Что за горькая насмешка! Просто жестокая ирония судьбы… Скажи кто-нибудь пару месяцев назад, что она станет женой Олега, который был для неё целым миром – самым умным, самым красивым и самым лучшим парнем на свете, она лишилась бы рассудка от счастья. Но сейчас… сейчас все чувства в ней словно умерли. Не осталось ни любви, ни ненависти, ни привязанности к кому-либо. Лиза завернулась в свой кокон и не собиралась из него вылезать. Даже нежности к будущему ребёнку она не испытывала… впрочем, и отвращения – тоже. Он рос и развивался в ней, но без её участия. Она словно не имела к нему никакого отношения.
– А придётся, – безапелляционно подытожил отец. – И давай-ка соберись, чтобы хоть школу нормально окончить. Понятно, что с институтом в этом году ты пролетаешь… но это не повод махнуть на себя рукой.
– Но как я смогу ходить в школу? – спросила Лиза. – Ведь уже совсем скоро будет заметен живот!
– С директором вашим мы договоримся, – пообещал отец. – Возможно, придётся и на лапу сунуть… Учиться будешь дома, а в школу явишься только на выпускные экзамены и за аттестатом.
Затем к ней пришёл сам Олег – с “официальным” предложением руки и сердца, что выглядело, на Лизин взгляд, совершеннейшим фарсом.
– Тебе-то всё это зачем, Тошин? – спросила она, нервно покусывая сухие спёкшиеся губы. – Свадьба… ребёнок… я…
– Знаешь, как-то очень не хочется жить с клеймом насильника, – буркнул он, отводя взгляд.
– Ах, значит, быть насильником – ерунда, а вот слыть им – уже совсем другое дело? – Лиза и не подозревала, что в ней скопилось столько яда в его адрес.
Олег изменился в лице.
– Я не насиловал тебя, дура! Ты и сама была не прочь…
– Если это – не изнасилование, боюсь представить, что же тогда в этом мире называется настоящим насилием, – парировала она.
– Кончай бузить, Лизюкова, – устало выдохнул Тошин. – Я сам не в восторге от того, что происходит – это ещё мягко сказано. Но… и для меня, и для тебя на данный момент пожениться – это единственный выход. В конце концов… в конце концов, ребёнку нужен отец.
46
Расписали их быстро, учитывая особые обстоятельства, то есть беременность невесты.
Естественно, не было никакой свадьбы – ни нарядного белоснежного платья у новобрачной, ни классического чёрного костюма у жениха. Не было гостей, ресторана и даже скромного семейного застолья… да и что тут было праздновать? Правда, в загсе Лариска всё-таки сделала пару кадров на свою “мыльницу”, с плохо скрываемым ехидством пояснив:
– Чтобы память осталась!
В жизни Лизы после получения штампа в паспорте ничегошеньки не изменилось. Она продолжала жить у себя дома, а Тошин – у себя. Правда, после рождения ребёнка молодые должны были съехаться и всё-таки попытаться построить ячейку общества. Для этих целей спешно делался ремонт в квартире покойных бабушки и дедушки Лизы: и без того старенькая двушка была совершенно убита квартиросъёмщиками-студентами, но теперь их попросили освободить жилплощадь.
Лизе не хотелось переезжать из родного дома, но она прекрасно понимала, что новорождённый ребёнок и ритм жизни, им навязанный, едва ли будет с восторгом принят остальными членами семьи. Особенно Лариской… Сестра точно не пережила бы режима ночных подъёмов, младенческого плача, пелёнок-распашонок и испачканных подгузников, даже если её эти подгузники и пелёнки напрямую не касались бы.
Одноклассники узнали обо всём сразу после зимних каникул. Неизвестно, кто именно не смог удержать язык за зубами и пустил слухи по школе: сам Тошин или кто-то из учителей, с которыми родители договаривались о домашней форме обучения для Лизы. Что самое поразительное, Олега все эти пересуды как будто не коснулись – ну да, именно он заделал ребёнка своей однокласснице, но никто не винил его и не думал над ним смеяться. Правда, Динка Старцева окончательно отсела от него и демонстративно перестала разговаривать, но это было единственным видимым изменением.
А вот Лиза хлебнула сполна… До марта она всё-таки посещала школу, тем более и токсикоз первых месяцев отступил, так что Лиза прекрасно замечала и понимала природу косых взглядов, хихиканья за спиной, насмешливого шёпота, а также пристального внимания к её фигуре. Когда все отправлялись на урок физкультуры, Лиза оставалась сидеть в классе, а девчонки начинали многозначительно переглядываться. Пацаны пару раз притаскивали из зала футбольные мячи, засовывали их себе под футболки и весело ржали. Тошин в такие моменты делал вид, что не понимает сути приколов и вообще не имеет к происходящему ни малейшего отношения. Лиза не осуждала его за это, ему ведь тоже нелегко было вжиться в роль “мужа”, тем более фактически они не были супругами, только на бумаге. Однако Тимка Берендеев однажды психанул, не выдержав подобного представления, надавал подзатыльников острякам, “забеременевших” мячами, а в сторону Олега презрительно бросил:
– Ты, конечно, слабак и первосортный говнюк, но такого малодушия я даже от тебя не ожидал, честное слово.
Тошин смешался на миг, но тут же сделал вид, что не понимает, о чём речь. А вот Лиза впервые в тот момент по-настоящему смутилась. Ей было неудобно не перед издевающимися над ней одноклассниками или Олегом, а перед старым другом…
Она даже хотела подойти к нему после уроков и поблагодарить, но Тимка упорно избегал её. Вероятнее всего, не мог простить ей их последнего разговора, случившегося ещё в октябре. Да она и сама не могла простить себе всего, что тогда ему сгоряча наговорила… Однако пути назад всё равно не было. В любом случае им с Берендеевым больше не судьба ходить вместе домой после школы, забредать по пути на рынок к палатке с чебуреками и лакомиться ими по дороге. И шоколадки он для неё таскать никогда больше не будет… Детство кончилось. И дружба тоже кончилась.
В марте Лиза прекратила посещать занятия. Вернее, она продолжала учиться дома, готовиться к выпускным экзаменам самостоятельно и с репетиторами, но в стенах школы больше не появлялась. Похоже, все учителя вздохнули с облегчением: всё-таки у Лизюковой уже наметился явный живот, что вызывало повышенный интерес у остальных учеников и смущало даже учителей. Каких трудов стоило сдерживаться той же Жабе, чтобы не отпускать оскорбительных и колких комментариев относительно Лизиного морального облика!
Однако пересудов избежать всё равно не удалось: теперь Лизе перемывали косточки дворовые бабки, смакуя подробности беременности, и провожали её ехидными долгими взглядами, когда она проходила мимо, а некоторые даже плевали вслед с комментариями: “Вот в наше время…”
Однажды в магазине Лиза встретила Динку Старцеву. В школе та игнорировала её – так же, как и Олега, а теперь вдруг, завидев издали одноклассницу, подобралась и недобро прищурилась, словно готовилась к атаке. Лиза перехватила её взгляд, под которым ей сразу сделалось неуютно, и зябко поёжилась.
– Привет, – через секунду Динка уже оказалась рядом. Она словно подрастеряла весь свой былой лоск: какая-то осунувшаяся, ненакрашенная, некогда роскошные волосы убраны в неряшливый хвост… Лиза вдруг подумала о том, что и у Старцевой тоже горе. Узнать, что твой любимый человек женился на другой, что они ждут ребёнка… пусть даже по особым обстоятельствам, а не по любви, и всё же… Тоже ведь переживает человек.
– Довольна? – горько выдохнула Динка, глядя Лизе в лицо с неприкрытой ненавистью. – Добилась своего? И когда только успела, тихоня… Только рано радуешься! Думаешь, Олег теперь навсегда твой? Навсегда?!
“Сдался мне твой Олег”, – подумала Лиза, но вслух ничего не ответила. Всё равно же не поверит… Теперь – особенно не поверит. Ведь когда-то, стыдно даже вспоминать о таком, Лиза действительно мечтала об их с Тошиным свадьбе…
– Одно только запомни, Лизюкова, – свистящим шёпотом продолжила Старцева, буравя её тяжёлым взглядом, – на чужом несчастье собственного счастья не построишь. Вот родится у тебя ребёнок больной… урод какой-нибудь… узнаешь тогда!
Лиза, никогда до этого всерьёз не задумывающаяся о возможных аномалиях плода, похолодела от суеверного ужаса.
– Не смей так говорить! – воскликнула она. – Не надо… Это очень страшные слова, ты сама потом можешь о них пожалеть.
– Я? Пожалею о твоём ребёнке? – Старцева издевательски расхохоталась.
– Он не только мой, но и Олега тоже, – напомнила Лиза, невольно отступая и удерживаясь от трусливого жеста прикрыть руками живот, словно Динка могла навредить малышу даже физически.
– Думаешь, привязала его ребёнком к себе? Да только ни одну семью дети ещё не спасли, сбежит он от тебя, очень скоро сбежит, теряя тапки!
Лиза пожала плечами.
– Я его не держу…
Отвернулась и пошла к выходу. На душе было очень тяжело.
47
НАШИ ДНИ
Марина, сентябрь 2019
Вечер в ресторанчике, куда затащила нас Галя, в итоге проходит довольно мило. Во всяком случае, Илья выглядит очень оживлённым и заинтересованным в беседе, когда они с женой Белецкого взахлёб обсуждают какие-то общие подростковые воспоминания. Я даже невольно начинаю чувствовать себя третьей лишней, и это чувство мне совсем не нравится. Аппетит на нервной почве совсем пропадает, и я вяло ковыряюсь в салате.
И всё-таки у меня складывается впечатление, что Илья уже очень устал. Он оживлённо рассказывает что-то, жестикулирует, даже улыбается – но я вижу всё большую и большую суетливость и хаотичность его движений. Он то безостановочно вертит в руках вилку, то хватается за собственный воротник или рукав, то барабанит пальцами по столу, то бессознательно дёргает себя за волосы. Похоже, сегодняшний день оказался столь насыщенным событиями для него, что произошла… как это называется?.. ах, да – сенсорная и эмоциональная перегрузка. Пока что он держит себя под контролем, но кто знает, когда вдруг может “рвануть”?
Справедливости ради, Галя не задерживает нас надолго. Как только заканчивается спектакль, звонит её муж и она сообщает ему, где нас можно найти. Минут через пятнадцать в ресторане появляется сам Белецкий, изо всех сил стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. К счастью, в зале царит полумрак, так что никто не узнаёт в новом посетителе знаменитого артиста.
Он приветливо кивает мне, как старой знакомой, и протягивает руку Илье в качестве приветствия, но Галя взглядом останавливает его – очень ненавязчиво и мягко, необидно ни для одной из сторон.
– Это Илья, – говорит она, – мой старый знакомый… ещё с ялтинских времён. Оказывается, они с Мариной знают друг друга. Как тесен мир, правда?
Белецкий не задаёт лишних вопросов относительно особенностей Ильи: обойдясь без рукопожатия, спокойно присаживается рядом с женой и приобнимает её за талию.
Меня восхищает этот, в общем-то, рядовой и ничего не значащий жест – сколько же скрытой нежности, понимания и тепла между супругами! Не банальной похоти, а того, что принято называть любовью… Это чувствуется в их прикосновениях, во взглядах друг на друга.
– Как спектакль? – спрашивает Галя. Он удовлетворённо кивает.
– Всё отлично.
Никаких вопросов, почему мы сбежали незадолго до антракта, Белецкий снова не задаёт, и я поражаюсь его деликатности.
– Будешь что-нибудь? – спрашивает его жена.
– Нет, – отвечает он, невозмутимо утаскивая с её тарелки ломтик картофеля по-деревенски. – Если честно, я устал и собираюсь домой. Ты хочешь ещё посидеть?
– Нет-нет, я тоже с тобой поеду, – улыбается она и стирает салфеткой каплю соуса с его губ. – Мы и в самом деле слишком заболтались.
Мы расплачиваемся по счёту, честно поделив его на троих (Белецкий не в счёт), и выходим из ресторанчика на свежий воздух, на освещённую ночную улицу.
– Подвезти вас, ребята? – любезно спрашивает Белецкий, но я, помня о том, что актёр устал после спектакля, великодушно отказываюсь, собираясь вызвать такси.
Все мило прощаются, обещая друг другу не терять связь, и вскоре мы с Ильёй остаёмся вдвоём. Наконец-то вдвоём!.. Признаться, я ждала этого момента.
Теперь совершенно очевидно, что Илья буквально еле стоит на ногах от перенапряжения.
– Можно я сначала провожу тебя? – с осторожностью спрашиваю у него. – Хочу убедиться, что у тебя всё хорошо.
Где-то в подсознании начинает зудеть ехидная мысль: это парень должен провожать девушку домой, а не наоборот… Но у нас с Ильёй с самого начала всё идёт абсолютно не по шаблону.
– Я в порядке. В полном порядке, – отвечает он. – Но ты можешь поехать со мной, если хочешь. Можешь даже остаться у меня на ночь.
Прежде, чем я успеваю возмутиться подобному предложению, он поясняет:
– У меня широкая кровать, места хватит для двоих.
И, чёрт возьми, я понимаю, что он сейчас даже не думает о сексе!!!
Пока мы едем в такси, я лихорадочно размышляю, соглашаться ли на неожиданное предложение Ильи. С одной стороны, ночевать у молодого человека, которого едва знаешь – это верх легкомысленности. С другой – я абсолютно уверена, что ничего, абсолютно ничего на его кровати не произойдёт против моей воли, а я тоже уже порядком устала и не хочу тащиться через полгорода к себе домой.
Интересно, а Илья вообще-то занимался когда-нибудь сексом? А вдруг он девственник? Что, в общем, не исключено – с его-то закидонами, непереносимостью прикосновений и прочим “букетом”… Только этой головной боли мне сейчас и не хватало.
Впрочем, я уверена, что беспокоиться не о чем – Илья выглядит утомлённым и, скорее всего, сразу же уснёт, когда окажется дома. Вот и сейчас, откинув голову на спинку сиденья, он прикрывает глаза, и лишь его руки, беспокойно ощупывающие одежду, выдают то, что Илья не спит, а просто пытается расслабиться.
Поколебавшись, я открываю ватсап и пишу Лёльке:
“Привет. Можешь дать мне номер телефона Руса?”
“Зачем это?” – откликается она после паузы, и мне кажется, что даже между буквами сквозит настороженность и ревность. Ох уж эти влюблённые девушки…
“Не бойся, я не собираюсь его клеить. Просто хочется кое-что уточнить об Илье”.
“Об Илье?! С чего вдруг?”
“Мы сейчас с ним. Едем из театра”.
Красноречивая пауза.
“Ты уверена, что это тебе надо, Мариш?” – прилетает наконец от неё. Я в очередной раз всерьёз задумываюсь над вопросом.
“Не уверена. Но меня к нему тянет. Пожалуйста, я очень хочу подобрать к нему ключик. Только Рус может мне помочь!”
Лёлька больше не пытает меня вопросами и молча пересылает номер друга Ильи.
Поразмыслив, с чего начать, я пишу Русу всё как есть, сразу же начав с главного:
“Как успокоить Илью, если он перевозбуждён и напряжён? В клубе тогда у тебя это отлично получилось. Сейчас ситуация не столь критична, но мы едем к нему домой после нескольких неожиданных встреч, вечера в театре и ужина в ресторане. По ходу, Илья скоро взорвётся от переизбытка впечатлений…”
Рус просто прелесть. Он не задаёт бестактных вопросов и спустя какое-то время просто скидывает мне едва ли не пошаговую инструкцию, где подробно, серьёзно и обстоятельно перечисляет всё, что я должна сделать.
“Прежде всего, обеспечь ему тишину. Уведи его из шумной зоны в какое-нибудь тихое и спокойное место”.
“Мы в такси, тут довольно тихо, и даже водитель не болтливый”, – отвечаю я.
“Отлично. Имей в виду, что Илья, если сильно перенапряжён, иногда теряет способность говорить. Не пугайся и не паникуй, это ненадолго, просто переизбыток сенсорной стимуляции. Не лезь к нему в это время с вопросами и разговорами, но если нужно что-то срочно спросить, задавай односложные вопросы, чтобы ему достаточно было кивнуть или покачать головой”.
“А когда это пройдёт?” – известие о том, что Илья может замолчать, не на шутку пугает меня.
“Сразу же, как он немного отдохнёт. И, кстати… избегай сейчас даже лёгких прикосновений. Илья слышит, чувствует и видит гораздо интенсивнее и острее, чем другие люди. Понимаешь, у него как будто всё вокруг работает на максимуме:(Не воспринимай на свой счёт, если он вдруг резко отшатнётся от тебя, оттолкнёт твою руку или что-то в этом духе. Зато, когда его немного отпустит, можешь сделать ему массаж”.
“Что?! Массаж? А Илья меня не покусает за столь бесцеремонное обращение с его телом?”
“Ну, сначала спроси у него разрешения;) Помассируй плечи, виски, спину – на эти прикосновения он реагирует вполне адекватно”.
“Господи, и что бы я без тебя делала?!”
“Страдала бы, бедняжка. И вот ещё что – что бы Илья сейчас ни делал, не мешай ему и не пытайся сдерживать. Если он раскачивается, потирает руки, дёргает себя за волосы или за одежду – это нормально, он так успокаивается, это помогает ему предотвратить срыв”.
“Спасибо тебе, Рус! – от души благодарю я. – Я твоя должница”.
“Не за что. Надеюсь, используешь советы с пользой.
P.S. Кстати, если ты хочешь спросить, но стесняешься – Илья нормально относится к сексу.
P.P.S. Презервативами он тоже умеет пользоваться;)”
И, пока я краснею и бледнею, от него прилетает финальное напутствие:
“Удачи тебе, детка!”
48
ПРОШЛОЕ
Лиза, 1995 год
Роды начались внезапно – на восьмом месяце, аккурат в день последнего звонка.
Лиза стояла на балконе и смотрела, как бежали по направлению к школе старшеклассницы в форменных коричневых платьях с белыми фартуками. Официально форму отменили несколько лет назад, но будущим выпускницам хотелось хотя бы символически обозначить свою причастность к школе и на миг снова почувствовать себя девчонками-первоклассницами. Белые банты и ленты в волосах, букеты нежных тюльпанов и гвоздик, весёлый заливистый смех… И пусть самое сложное – выпускные экзамены – ещё впереди, всё равно в воздухе так и витал дух предстоящей свободы и “взрослой” жизни. Школе конец, огромный пласт жизни навсегда остаётся в прошлом…
Из колонок, выставленных кем-то прямо в открытое окно, пела про школьную пору Татьяна Овсиенко. Лиза почувствовала, как в глазах защипало от внезапно подкативших сентиментальных слёз… И в тот же миг она ощутила резкую тянущую боль внизу живота, заставившую её охнуть и согнуться буквально пополам.
Илья Олегович Тошин появился на свет двадцать пятого мая в результате кесарева сечения. Рост его на тот момент составлял сорок шесть сантиметров, а вес – два с половиной килограмма.
Сразу после рождения малыш начал стремительно терять в весе. Врачи объясняли это тем, что сходят отёки. В результате при выписке Илья едва-едва весил два кило.
Лиза смотрела на своего ребёнка и безостановочно плакала: такой он был маленький, худенький и слабенький, такой беззащитный. Никакой пресловутой материнской любви она к нему пока что не испытывала, но панически боялась, что ему – такому крошечному и беспомощному – могут навредить, сломать что-нибудь ненароком.
В больнице Лиза с сыном провели десять дней и выписались с кучей диагнозов у новорождённого: гипоксически-ишемическое поражение центральной нервной системы, перинатальная энцефалопатия, гипотрофия второй степени, гипертонус. Врачи предрекали долгое лечение, необходимость приёма лекарств и прохождения курса уколов, а также мягко, но недвусмысленно намекали на возможность ДЦП…
Младенец был невероятно зажат: даже для того, чтобы поменять ему распашонку или подгузник, приходилось прилагать немало усилий. Лиза буквально выбивалась из сил, пытаясь разогнуть скрюченные ручки и ножки, накрепко прижатые к животику, и не сделать при этом больно малышу.
Соседка по палате, опытная многодетная мать, дружески посоветовала ей наплевать на рекомендации врачей и сосредоточиться после выписки на трёх китах: массаже, плавании и закаливании.
– Могу дать телефон толковой массажистки, – сказала она Лизе, – первые сеансы оплатите, а потом научишься как правильно и сама будешь его разминать. Держи окна в квартире распахнутыми и ежедневно купай ребёнка в прохладной водичке… Всё наладится потихоньку, вот увидишь.
Сколько раз затем Лиза поминала добром эту милую женщину, которая – единственная из всех! – не запугивала юную мамочку, и так пребывающую в шоке от свалившихся на неё новых обязанностей, а, наоборот, старалась подбодрить.
– Господи, тебе самой ещё в куклы играть, – украдкой вздыхала иногда соседка, с состраданием глядя на девушку.
Лизе ужасно хотелось домой: подальше от опостылевших больничных стен, казённых застиранных сорочек, тошнотворных запахов тушёной капусты и подгорелой пшённой каши из столовой, от непрерывного младенческого плача. Она и сама постоянно плакала от жалости к себе и страха за ребёнка… плакала и считала дни до выписки.
Встречать её явились оба семейства полным составом – и Тошины, и Лизюковы. Олег даже преподнёс супруге цветы, неловко клюнув её в щёку поздравительным поцелуем. На собственного ребёнка, которого ему тут же вручили, откинув краешек конверта с красного личика, молодой отец взглянул с неприкрытым ужасом. Свекровь и тёща пустили умильную слезу, правда, тут же умудрились слегка поссориться на предмет того, как лучше и правильнее ухаживать за младенцем.
После выписки Лизу с малышом сразу же отвезли в бабушкину квартиру. Всё там было для неё чужим после ремонта, незнакомым и будто бы враждебным. Родители хотели сделать ей сюрприз, а на деле Лиза страшно растерялась: она совершенно не чувствовала себя здесь хозяйкой, не ощущала квартиру своей. Озираясь по сторонам, она не до конца осознавала, что теперь это её новое жилище. Детская кроватка, коляска, стопка новеньких детских одёжек и пелёнок на столике, бутылочки, соски, погремушки…
Вторая комната служила спальней. Лиза взглянула на широкую, аккуратно застеленную кровать и вдруг поняла, что ей придётся спать там с Олегом.
И в тот же миг ей стало страшно от осознания того, что они все натворили…
49
НАШИ ДНИ
Марина, сентябрь 2019
Мы заходим в подъезд и поднимаемся в квартиру. Илья открывает дверь, делает шаг в прихожую, прикрепляет ключ к магнитной планке на стене и… словно забывает о моём присутствии. Будто внезапно обессилев, он присаживается прямо на пол, прислонившись затылком к стене, закрывает глаза и постукивает по полу сжатым кулаком – не агрессивно, скорее ритмично. Я неловко мнусь рядом, помня о том, что сейчас его лучше не беспокоить и дать прийти в себя, потом осторожно осматриваюсь и, определив местоположение ванной комнаты, тихонько устремляюсь туда.
