Текст книги "Милый, единственный, инопланетный (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
– Илью даже родной отец не любит, – отвернувшись, сказала Лиза сухо. – Видел его в последний раз лет пятнадцать назад и не горит желанием общаться. Даже на выпускной не пришёл… Не то чтобы Илья так уж жаждал его общества, скорее – совсем наоборот. Но просто удивительно… быть настолько равнодушным к собственному сыну.
101
– Кстати! – вспомнил вдруг Берендеев. – Я, кажется, ещё не рассказывал… – он потёр виски. – В прошлом году мы случайно встретились тут с Динкой Старцевой. Ну, то есть Тошиной. Они же с Олегом поженились, – он искоса взглянул на Лизу, словно не был уверен, стоит ли тревожить её этой новостью.
Лиза совершенно не удивилась.
– Олег всегда её любил. По-своему, но любил. И она его тоже.
– Она приезжала в местный санаторий. Жаловалась, что много лет не может забеременеть, какие-то женские проблемы. Спрашивала у меня неофициального врачебного совета. Но что я мог ей сказать? Я же не гинеколог.
– Так получается, что Илья – единственный сын Олега? – задумчиво перепросила Лиза.
– Видимо, так.
Наверное, Лиза должна была испытывать сейчас что-то вроде злорадного удовлетворения из серии “так им обоим и надо!”. На деле же в её душе ничего не шевельнулось. Когда-то Старцева желала ей родить больного ребёнка, а теперь сама не могла стать матерью, но Лизе не хотелось упиваться этой новостью, благодарить мироздание и чувствовать себя отмщённой. Ей было просто по-человечески, по-женски очень жаль Динку…
– Ладно, – решительно заявил вдруг Берендеев, – хватит о других: о соседях, о детях, о бывших… Давай наконец поговорим о нас с тобой, – его ладони легли на Лизины плечи и властно притянули её к себе.
– Уверен, что хочешь именно… поговорить? – поддразнила она его. Тимка выдохнул нечто нечленораздельное и тут же накрыл её губы поцелуем – горячим, почти обжигающим. Лиза чуть не задохнулась, однако тут же с благодарностью откликнулась: обвила руками его шею, запустила пальцы в его рыжие волосы, гладила их, ерошила, в то время как его губы и язык творили с ней что-то невероятное. Лиза даже испугалась на миг нахлынувшей на неё полноты ощущений, ей вдруг стало по-настоящему трудно дышать.
– Подожди… – она мягко упёрлась ладонями Тимке в грудь и отстранилась, пытаясь сделать вдох. Он тоже едва справлялся со сбившимся дыханием, но сейчас его глаза смотрели встревоженно, с беспокойством.
– Что случилось?
Лиза неуверенно прикоснулась пальцами ко лбу. Голова кружилась, как в детстве на карусели, перед глазами всё плыло.
– Мне нужно воды… – выговорила она слабым голосом и поднялась с дивана. Вернее, сделала попытку подняться. В ту же секунду колени её подогнулись, в глазах совершенно потемнело, и Лиза упала.
102
НАШИ ДНИ
Марина, октябрь 2019
Несмотря на попытки верной Лёльки взбодрить меня преувеличенно жизнерадостными уверениями, что на самом деле всё не так уж и плохо, я реву всю ночь. Илья мало что успел рассказать по ватсапу, мы намереваемся обсудить всё детально уже при личной встрече, но главное я поняла: он всерьёз намеревается ехать. Ему нужна эта работа, более того – он страшно рад, что его пригласили и утверждает, что буквально мечтал об этом!
– Вот куда он собрался? – рыдаю я под аккомпанемент оглушающего бабушкиного храпа, доносящегося из соседней комнаты, в то время как сочувствующая Лёлька суёт мне бумажные носовые платочки и подливает вина (пришлось откупорить новую бутылку из домашних запасов). – Как будто ничего ближе, чем Америка, не нашлось! Ведь у него была нормальная работа, его всё здесь устраивало…
– Ну, видимо, не всё, раз он так рвался получить то место, – осторожно замечает Лёлька.
Оказывается, пару месяцев назад Илья принял участие в каком-то конкурсе для айтишников, организованном американской компанией. Он просто увидел объявление на форуме программистов и отправил заявку, после чего получил допуск, выполнил несколько заданий разной степени сложности, прошёл онлайн-интервью и вуаля – в итоге набрал больше всего баллов среди остальных претендентов.
– Но он же не может вот так взять и уехать! Бросить всё и всех: маму, Руса…
– …тебя, – договаривает Лёлька услужливо, и мне хочется стукнуть её винной пробкой по лбу за такую догадливость. – Но как минимум один плюс в сложившейся ситуации я точно вижу: ты больше не терзаешься ни малейшими сомнениями, нужен ли тебя Илья. Судя по тому, как ты рыдаешь от перспективы его потерять…
– Это ни фига не перспектива! – ору я, и храп бабушки внезапно стихает. Лёлька торопливо зажимает мне рот и прикладывает палец к своим губам, давая знак молчать. Я послушно затыкаюсь, продолжая при этом молча орошать горючими слезами подругину ладонь. Храп постепенно возобновляется, набирает силу и вскоре продолжается как ни в чём не бывало.
– Это не перспектива, – повторяю я, чуть сбавив тон. – Это реальное будущее! Илья, наверное, уже чемоданы пакует, я его знаю…
– Ну какие ещё чемоданы, что ты паникуешь раньше времени? Эти дела так быстро не делаются. Впереди куча бумажной волокиты, улаживание формальностей, получение визы…
– Но потом он всё равно уедет! – снова всхлипываю я.
– А если… если он позовёт тебя с собой? – робко предполагает Лёлька. Я отрицательно мотаю головой.
– Не верю этому ни секунды… но даже если бы и позвал – не могу же я с ним в самом деле поехать!
– Почему нет-то? Если вы поженитесь…
– С ума сошла, что ли?! – перебиваю я с досадой.
– Ты ведь любишь Илью.
– Но не настолько, чтобы бросать учёбу, работу, семью, друзей и тащиться в страну, в которую никогда прежде не стремилась и где меня ждёт очень увлекательная жизнь: то ли домохозяйки при гении-муже, то ли, если сильно повезёт, кассирши в “МакДональдсе”!
Я не лукавлю сейчас и не набиваю себе цену в подружкиных глазах: Америка никогда не была страной моей мечты. И хотя у меня нет к ней предубеждения или отвращения, как у многих моих соотечественников, слепого восхищения с идеализированием тоже нет. Мне не близок тамошний менталитет, я действительно никогда туда не рвалась.
– Ты преувеличиваешь… – Лёлька отводит взгляд. Я издаю горький смешок в ответ.
– Скорее уж преуменьшаю. Я никому не нужна в США, понимаешь, Лёль? Ну, разве что самому Илье, да и то сомнительно. Он будет весь по уши в своей новой интереснейшей работе, ему будет банально не до меня… Я начну хандрить и депрессовать, методично выносить ему мозг, тоннами жрать на нервной почве всякие хот-доги с гамбургерами и вскоре превращусь в озлобленную, страшную, жирную тётку-неудачницу. В конце концов мы с Ильёй друг друга просто возненавидим.
– Вообще, ты права, – нехотя признаёт наконец Лёлька. – Я, наверное, тоже не поехала бы при таком раскладе. Но я надеюсь… надеюсь, у тебя хватит ума и великодушия не требовать у Ильи делать выбор между тобой и новой работой?
От неожиданности я даже прекращаю плакать.
– Ты что, сбрендила? Я похожа на махровую эгоистку? Сама не смогла сделать выбор в его пользу, а его заставлю?! Да Илья и не такой человек, чтобы им можно было манипулировать…
Лёлька смотрит на меня, скорбно сведя брови домиком, и кажется, что вот-вот – и она сама сейчас заплачет.
– Может быть, Рус сумеет его как-то переубедить? Отговорить? Ну неужели же ты вот так просто возьмёшь и отпустишь его?..
– А что мне ещё остаётся?
– Маришка… – тянет Лёлька с таким неприкрытым состраданием, что меня накрывает новой волной рыданий и жалости к себе. Подруга заботливо обнимает меня, позволяя выплакаться у неё на груди, а я крепко зажмуриваюсь и вижу перед собой глаза Ильи – светлые, с тёмным ободком вокруг радужки… Как я буду без них жить?
Я очень-очень сильно люблю его, но прекрасно понимаю, что не смогу удерживать возле себя.
Я отпущу его…
Честное слово, я его туда отпущу.
103
НАШИ ДНИ
Лиза, октябрь 2019
Она очнулась от мерзкого запаха нашатырного спирта, невольно дёрнулась и открыла глаза.
– Лиза, слышишь меня? – над ней склонилось встревоженное Тимкино лицо. – Как ты? Что-нибудь болит?
– Нет, я… всё в порядке. Не переживай, я уже пришла в себя, – Лиза виновато улыбнулась ему и храбро попробовала приподняться, но Берендеев немедленно уложил её обратно:
– Нет-нет, пока даже не пытайся встать. Ты слишком слабая сейчас, не дай бог опять грохнешься, – он привычно нащупал её пульс.
– Запах… такой противный, – пожаловалась она, поморщившись.
– Я растёр тебе виски нашатырём, – пояснил он, показывая мокрую ватку. – Сейчас выкину, не переживай. И давно это с тобой, Лизюкова?
Он окинул её серьёзным и пристальным, по-настоящему профессиональным – докторским – взглядом, пронизывающим как рентген. Невольно поёжившись, Лиза поняла, что долго скрывать правду всё равно не получится, да и смысла не было.
– Слабость давно, уже несколько месяцев. А обмороки начались несколько дней назад. Собственно, сегодня – второй раз. А до этого я в метро упала.
– Ты… – он запнулся на мгновение. – Ты не беременна?
– Нет!!! – вскинулась Лиза. – Нет, ну что ты!
– Просто уточнил, – он отвёл глаза, а затем продолжил озабоченно перечислять симптомы:
– Тошнота, сонливость, чувство усталости, одышка, головная боль, раздражительность, головокружения, боль в груди, изменение вкусовых предпочтений?..
– Да, всё это есть. Не одновременно конечно, и не каждую минуту, но… есть, – признала она.
– Ты ведь понимаешь, что это не шутки? – серьёзно спросил Берендеев, снова проверяя её пульс и хмурясь. – Ещё и аритмия до кучи… В больницу ходила?
– Ходила. Сказали, что у меня железодефицитная анемия.
– Так-то и без анализов видно, что у тебя гемоглобин критически низкий. Но анемия – это же следствие, а не причина. Нужно было обследоваться и понять, почему это с тобой происходит, – Тимка укоризненно покачал головой.
– Я знаю. Я и собиралась обследоваться, честно! А потом случайно встретила твою маму, мы поговорили… и я решила сначала съездить в Крым, – она развела руками.
– Нет, обследование откладывать больше нельзя, – взволнованно заявил он. – Вот завтра прямо с утра и начнём. У нас в клинике, если ты не возражаешь. Сделаем всё оперативно и подробно: общие анализы, детальную лабораторную диагностику, УЗИ…
– Это может быть что-то плохое? – спросила она дрогнувшим голосом.
– Плохо уже то, что ты так запустила собственное здоровье. Но мы в любом случае разберёмся и справимся… вместе.
– Уверен?
– Обещаю, Лизюкова, – Тимка наклонился и коснулся губами её лба. – Что бы это ни было – я тебя вытащу. Тебе теперь никуда от меня не деться.
– Я и не возражаю… – слабо улыбнулась она.
– А сейчас лежи и отдыхай. Я открыл окно, тебе нужен свежий воздух… Не слишком холодно?
– Нет, наоборот – очень хорошо.
– Отлично. Пойду поставлю чайник и приготовлю ужин. Тебе необходимо съесть что-нибудь лёгкое и питательное. Как насчёт рыбы с овощами?
– Не уходи, пожалуйста, – взмолилась Лиза. – Я не хочу оставаться одна.
Берендеев, приподнявшийся было, снова послушно сел рядом и, взяв Лизу за руку, крепко сжал её пальцы.
– Подожди совсем немного. Я просто заварю чай и закину продукты в мультиварку. Хочешь, включу пока телевизор или принесу какую-нибудь книгу? Не надо бояться и паниковать, – добавил он, нежно отводя с Лизиного лба тёмные кудрявые пряди. – Ты здесь, со мной. Пока я рядом – ты в полной безопасности. Запомни: ты больше никогда не будешь одна.
104
НАШИ ДНИ
Марина, октябрь 2019
С того момента, как я узнала о новой работе Ильи, прошло всего пять дней, но сколько же эмоций, разговоров, нервов и слёз они в себя вместили!..
До отлёта в США остаётся менее двух месяцев. Работодатели оплачивают Илье визу, авиабилет и аренду квартиры. Новый год мы встретим уже порознь.
Иногда мне кажется, что я свыклась с этой мыслью и вполне сносно реагирую на происходящее. Мы с Ильёй обсудили сложившуюся ситуацию и приняли решение провести вместе то время, которое у нас осталось. У нас не будет больше упрёков, рыданий, скандалов, обещаний или эмоционального шантажа… Мы просто подарим друг другу эти два месяца, чтобы навсегда запомнить их как особенные дни нашей жизни. Дни, когда мы были молоды, влюблены и счастливы.
Я стараюсь адекватно реагировать на воодушевлённые рассказы Ильи о будущем месте работы, хотя в горле у меня в такие моменты ворочаются булыжники – ведь он рад, действительно рад, не буду же я портить ему эту искреннюю радость своей кислой физиономией!
Рус с Лёлькой подбадривают меня, но я вижу, что и они в смятении. Особенно растерян Рус, ведь он отпускает в Америку своего лучшего друга… Он и гордится успехами Ильи, и ужасно не хочет его терять.
Мать Ильи отреагировала на новость довольно сдержанно. Хотя, возможно, я ошибаюсь – мы давно с ней не виделись, к тому же она сейчас отдыхает в Крыму, а по переписке в ватсапе сложно сделать правильный вывод об эмоциональном состоянии человека. Быть может, у неё в душе сейчас тоже бушуют ураганы.
Что касается моих родителей, то они тихо сияют, радуясь, что проблема решилась сама собой: Илья уедет из страны и навсегда оставит меня в покое. Они даже не возражают против того, что я снова живу у него – ведь через два месяца всё закончится.
Всё закончится…
Помимо самого факта, что у нас с Ильёй нет совместного будущего, меня беспокоят ещё и насущные, чисто бытовые вопросы: как он справится там один? Как перенесёт длительный перелёт? Как будет ориентироваться в новой, непривычной обстановке, общаться с огромным количеством незнакомых людей, да ещё и на английском языке?
– По-моему, ты зря нагнетаешь, – рассудительно замечает Рус. – Конкретно в этом плане я бы за Илюху не беспокоился. Он постоянно, ещё со школы, пытается доказать окружающим свою независимость и самостоятельность. Жаль, мало кто принимает его всерьёз, начиная с собственной матери и заканчивая тобой…
Илья занят заполнением каких-то очередных документов онлайн, а мы с Русом сидим за кухонным столом и старательно скрываем друг от друга, в каком душевном раздрае пребываем. В ответ на его слова я возмущённо вскидываюсь:
– Я очень даже принимаю его всерьёз! Но согласись, переезд в другую страну всегда даётся тяжело…
– Вот как раз потому, что Илья зациклен на своём внутреннем мире, ему намного легче будет перенести внешние изменения, – возражает Рус. – Он просто зафиксирует новые данные и сохранит их в голове, как в компьютере, без излишнего нагнетания и драматизирования. Ну и согласись… отношение к аутистам и прочим людям “с особенностями” в Америке всё же не в пример лучше, чем у нас.
Вынужденно признаю его правоту.
– Работодатели в курсе, что он аспи, но это ни на секунду не повлияло на их решение, – говорю я. – Напротив – ждут его с распростёртыми объятиями и обещают создать все условия для того, чтобы ему жилось и работалось комфортно.
– Вот видишь… А здесь, как ни крути, большинство так и будет смотреть на него как на ненормашу.
– Ты преувеличиваешь… – возражаю я неуверенно.
– Преувеличиваю? – Рус выразительно играет бровями. – А почему твои родители восприняли ваш роман в штыки? Не по этой ли самой причине?
Я моментально сникаю. Он опять прав, тысячу раз прав! Может быть, Илье и в самом деле будет там лучше: новая работа, новые увлечения, новые возможности. А ещё, вероятно, новые друзья и новая девушка…
Мои губы начинают дрожать.
– Эй, ну что ты, – Рус легонько щёлкает меня по носу. – К чему такой похоронный вид? Ты же сама приняла решение.
– Илья принял! – упрямо возражаю я и передразниваю:
– “Я очень хотел этого. Это прекрасная и интересная работа”.
– Но он же звал тебя с собой!
– Ну как “звал”? Просто сказал, что его предложение пожениться остаётся в силе и мы можем успеть всё оформить, если я тоже захочу поехать.
– Слушай, ну по-другому выразить своё желание он и не сумел бы… Это – максимум, который можно было от него ожидать. Чего тебе ещё надо?
– Мне? – я замираю посреди кухни, прижав к груди заварочный чайник. – Наверное, действительно невозможного: проявления хоть каких-то эмоций…
– Хочешь, чтобы он страдал и убивался? – шутит Рус.
– Мог бы и поубиваться немного, – ворчу я.
– Марин, – произносит Рус с каким-то решительным отчаянием, – а может, всё-таки передумаешь?.. Я знаю Илью, если он не демонстрирует налево и направо, что опечален, это ещё не значит, что ему не будет без тебя плохо. Я уверен, он очень переживает… и будет безумно скучать по тебе.
– Однако он не сделал ни единой попытки уговорить меня! – обиженно отзываюсь я. – Спокойно принял к сведению, что мне осталось ещё полтора года учёбы, плюс я не хочу бросать работу на радио… К тому же – ну кому нужна русская журналистка в Штатах?!
– Вот именно потому, что ты так логично ему всё объяснила и разложила по полочкам, он и не стал тебя разубеждать, – вздыхает Рус.
Я резко опускаю заварочный чайник на стол, едва не разбив.
– Что мне делать, Рус? – шепчу я обречённо. – Я не знаю, как справлюсь… И справлюсь ли?
– Справишься, – он поднимается со стула, делает шаг ко мне и обнимает. – В конце концов, у тебя есть я… и Лёлька… мы не дадим тебе постоянно предаваться хандре и унынию.
– Спасибо… – я с благодарностью утыкаюсь ему в плечо.
В этот момент в кухне появляется Илья. Выражение его лица редко меняется, вот и сейчас он взирает на происходящее с видимым спокойствием, но я каким-то внутренним чутьём понимаю, что увиденное не особо ему нравится.
– Илюха, когда ты уедешь, разрешишь приударить за твоей девушкой? – шутит Рус, чтобы разрядить обстановку. – Марина давно мне нравится…
Илья как обычно не считывает иронии и серьёзно отвечает:
– Я думаю, что это плохая идея. Мне бы этого не хотелось.
105
На следующее утро во время прямого эфира я беру интервью у Макса Ионеску, знаменитого виолончелиста*. Никогда не была особой поклонницей классической музыки, но Ионеску известен тем, что совмещает несовместимое – он исполняет не только строгую классику, но и рок, и попсу, и известные мелодии из мюзиклов… У него куча поклонниц по всему миру, и сейчас, общаясь с ним лицом к лицу, я понимаю – почему. Дело даже не в красоте, у Макса совершенно не тот мужской типаж, который мне обычно нравится, но его харизма буквально зашкаливает. Отвечая на вопросы радиослушательниц, он и юморит, и философствует, и даже соглашается сыграть на виолончели, которую принёс с собой в студию и шутя называет своей любимой женщиной.
– Макс, а это правда, что вы с женой знаете друг друга с самого детства? – спрашивает одна из дозвонившихся.
– Да, мы познакомились в первом классе, – отзывается музыкант.
– И вы вот так сразу поняли, что она – ваша судьба?
– Это вряд ли, – смеётся Макс. – Наш путь друг к другу был долог, извилист и тернист. Мы с женой непохожи и в то же время в чём-то абсолютно одинаковы, поэтому всю жизнь нас то притягивало друг к другу, то отталкивало и снова надолго разделяло. Нужно было научиться главному – отпускать без сожалений. Если это… – он подыскивает подходящее слово, – твоё, то оно обязательно к тебе вернётся.
– И как вы с ней выдержали все эти разлуки? – вмешиваюсь я в разговор.
– А у нас просто не было выбора, – Ионеску пожимает плечами. – Оба упрямые как ослы… я занимался своей карьерой, Лера своей – и никто не хотел уступать.
– Но в итоге кому-то всё же пришлось пойти на уступки? Например, вы переехали в Москву из родного Петербурга…
– Я не считаю это уступкой, – возражает Макс. – На тот момент так жизнь повернулась, что иначе сложиться просто не могло. Мы окончательно поняли, что друг без друга нам никак. А что касается переезда… я вообще человек мира, – он обаятельно улыбается. – Чувствую себя дома и в Москве, и в Питере, и в Лондоне, и в Портофино…
– Иногда очень сложно бывает сделать правильный выбор, – говорю я тихо. Макс понимает, что я вкладываю в эту фразу что-то своё, личное. Он внимательно смотрит на меня и, подмигнув, снова тепло улыбается:
– Жизнь – это не экзамен, где результат зависит от правильного или неправильного ответа. Можно пробовать снова и снова… и делать ошибки… и искать другие пути решения… и откладывать трудную задачу, чтобы вернуться к ней под настроение какое-то время спустя. В конце концов решение обязательно найдётся. То, которое станет верным именно для вас.
Мне хочется, так сильно хочется ему верить!..
– Хотите, сыграю специально для вас? – предлагает он. Разумеется, я соглашаюсь.
Макс исполняет на виолончели “A Thousand Years”, а я вслушиваюсь в чудесную мелодию, закрыв глаза, и думаю о нас с Ильёй.
How to be brave?
How can I love when I'm afraid to fall?
But watching you stand alone
All of my doubt
Suddenly goes away somehow
One step closer…
I have died every day waiting for you
Darling, don't be afraid
I have loved you for a thousand years
I'll love you for a thousand more…**
Как ни странно, этот разговор с Ионеску немного вправляет мне мозги. Я ухожу с работы вполне успокоенная, улыбаясь и мурлыча себе под нос “A Thousand Years”.
Делаю шаг на тротуар и сразу же поёживаюсь от налетевшего ветра – сырого, промозглого, неуютного… Ужасно не хочется ехать на учёбу, но я и так уже возмутительно много пропустила, Лёлька устала меня прикрывать.
В этот момент путь мне преграждает молодая женщина с эрго-рюкзаком. Самого малыша не видно, но я понимаю, что он сладко спит, уткнувшись личиком в материнскую грудь. Лицо женщины кажется мне смутно знакомым, но прежде чем я вспоминаю, где могла её раньше видеть, она сама делает шаг мне навстречу и неуверенно спрашивает:
– Простите, вы – Марина? Марина Белозёрова?
И в тот же миг я соображаю, что это жена Руденского.
___________________________
*Макс Ионеску – главный герой романа “Виолончелист”.
**Как мне набраться смелости?
Как я могу любить, если всё время боюсь упасть?
Но когда я вижу тебя, стоящего в одиночестве,
Все мои сомнения и колебания
Вдруг куда-то исчезают.
Всего лишь на один шаг ближе…
Я умирала каждый день в ожидании тебя.
Любимый, не бойся -
Я любила тебя тысячу лет
И буду любить ещё тысячу…
(перевод с англ. песни Кристины Перри)
106
НАШИ ДНИ
Лиза, октябрь 2019
Тимка окружил Лизу такой заботой, что она даже чувствовала себя неловко. Ей порою казалось, что будь его воля – он в буквальном смысле носил бы её на руках (от дверей дома – к машине, от машины – к больничному крыльцу), не позволяя и шагу лишнего ступить, чтобы его драгоценная Лизюкова, не дай бог, не переутомилась.
В клинике многозначительно перешёптывались относительно “протеже Тимура Андреевича”, которая проходила у них полное обследование, но личных границ не нарушали, за рамки не переступали и вслух при ней ехидно не высказывались. Впрочем, Лизе было плевать, что они подумают и о чём будут судачить за глаза. Единственное, что её саму в данный момент заботило – это здоровье. Она вдруг впервые по-настоящему испугалась – а что, если с ней и впрямь что-нибудь серьёзное?.. Берендеев, конечно, обещал быть рядом и вытащить её из любой передряги, но он же не всемогущий боженька.
А ещё у Лизы болело сердце за Илью – оказывается, за время её недолгого отсутствия он получил предложение о работе в США и сейчас начал активно готовиться к переезду. Лиза знала, что он подавал заявку на участие несколько месяцев назад, сын ей рассказывал. О работе он вообще мог говорить часами – взахлёб, с упоением и маниакальным блеском в глазах, но Лиза и подумать не могла, что из той авантюры с конкурсом действительно выйдет что-нибудь стоящее. А вот поди ж ты… выбрали именно Илью! Она и гордилась им – до слёз, до щемящей боли в груди – и ужасно не хотела отпускать, прекрасно понимая, что отпустить всё равно придётся. Он давно уже отцепился от маменькиной юбки, как бы тяжело ей ни было это признавать. Илья постоянно пытался доказать матери, что всё сможет и всего добьётся самостоятельно… и действительно делал это. Несмотря на то, что у него было полно трудностей в общении с другими людьми, он, чёрт возьми, брал и делал! И подтверждал свою профессиональную значимость раз за разом. Но… господи, Америка – это же так далеко. Даже теперь, когда они жили в одном городе, но в разных квартирах, Лиза безумно по нему скучала, если не видела хотя бы неделю. Чего уж говорить о другом конце земли?!
Ну и настоящей вишенкой на торте стали переживания из-за того, что, приведя Лизу в свой дом, Тимка упорно избегал спать с ней в одной постели. Глупо, но Лиза расстраивалась до слёз.
В первый день она не слишком загрузилась по этому поводу – чувствовала себя неважно после обморока, а когда Берендеев накормил её ужином, сразу же начала клевать носом. Он проводил её до спальни, где Лиза уснула, едва коснувшись головой подушки.
Но и завтра, и послезавтра, и на следующий день всё в точности повторилось. Тимка заботился о Лизе, готовил для неё еду, выводил на прогулки в сад и к морю, чтобы она дышала свежим воздухом, сопровождал практически на всех осмотрах и УЗИ, дотошно инспектировал каждую бумажку из лаборатории… а дома, пожелав спокойной ночи перед сном, просто удалялся спать в гостиную.
Лиза вся извелась по этому поводу, недоумевая, что происходит. Он её совсем-совсем не хочет? Она не интересует его как женщина?.. Однако всё его прошлое поведение свидетельствовало об обратном. Тогда в чём дело теперь? Ему не хочется связываться с больной и немощной женщиной, которой она сама себе сейчас казалась?
Это было обидно, неприятно и больно. Лиза совсем потеряла уверенность в себе, каждый вечер загадывая, чтобы Берендеев никуда не уходил, а остался с ней в спальне, но… он неизменно покидал её.
107
В одну из таких ночей ей приснился кошмар. Возможно, она слишком громко вскрикнула или даже заплакала во сне – а очнулась от того, что Тимка нежно баюкал её в своих объятиях и шептал что-то ласковое и успокаивающее:
– Ш-ш-ш… Это просто плохой сон. Я здесь, с тобой.
Лиза прижалась к нему изо всех сил, отчаянно не желая никуда отпускать, и почувствовала, как напряглись мускулы на его руках и груди.
– Тимка… – прошептала она. – Не уходи, пожалуйста… Мне страшно одной.
Он ласково взъерошил её кудри, и без того взлохмаченные со сна.
– Не надо бояться, глупенькая. Ты не одна, я же здесь, через стенку!
Лиза, внезапно разозлившись, резко высвободилась из его объятий и несильно толкнула ладонью в плечо.
– Ну и вали тогда спать, Берендеев. Сопельки утирать мне точно не надо, сама справлюсь!
– Что с тобой? – удивился он такой резкой перемене в её настроении. – Я тебя обидел чем-то?
А она отчаянно злилась на него, на себя и на то, что не могла толком сформулировать свои мысли.
– Мне не нужна твоя жалость, – отчеканила Лиза, – и забота твоя уже вот где сидит!.. Надоело до чёртиков.
– Лизюкова, какая муха тебя укусила? – ошеломлённый этим внезапным натиском неприязни, с недоумением произнёс он.
– Муха? – переспросила она язвительно. – Да ты бесишь уже, Берендеев, своим равнодушием! Тоже мне, айсберг в океане… такой же холодный.
– Ты о чём? – спросил он напряжённо, а Лизу уже понесло.
– Я никогда ещё не чувствовала себя такой ненужной… и всё из-за тебя!
– Да ты что, спятила?! – поразился Тимка. – Я только о тебе и думаю, о какой ненужности идёт речь?! У меня вся голова забита мыслями о том, чтобы с тобой всё было хорошо…
– Нет, нет, я не про это, – она решительно замотала головой. – Я не про твою врачебную заботу! Ты совершенно не заинтересован во мне как в женщине!
На глазах выступили унизительные сердитые слёзы. Тимка замер на несколько мгновений, а затем осторожно переспросил:
– Ты… что сейчас сказала?
– Я не интересую тебя в качестве сексуального объекта, – отчеканила она – погибать, так с музыкой. – С тех пор, как я приехала, ты ни разу не дал мне понять, что хочешь заняться со мной любовью. Ты. Меня. Не хочешь!
Он застонал, обхватив голову руками, а затем без паузы расхохотался.
– Лизюко-о-ова… вот ты дурища! С чего такие странные выводы?! Я тебя не хочу? Да я еле сдерживаюсь каждую ночь, чтобы не вломиться к тебе в спальню и не…
– Но зачем? Зачем, чёрт побери, ты держишь себя в руках? – закричала она возмущённо. – Я ежедневно как дура жду, что ты сделаешь шаг навстречу, а ты целуешь меня в лобик и удаляешься!!! Я хочу заняться сексом с тобой, Берендеев, если ты ещё не понял!
– О господи… – снова простонал он и через секунду впился ей в рот острым, обжигающим и жадным поцелуем. Лиза лихорадочно гладила его ладошками по спине, позволяла его рукам тоже гладить её спину, плечи… Наконец он отстранился. В полутьме было слышно лишь тяжёлое возбуждённое дыхание.
– Я же тебя берегу, дурочка, – выговорил Тимка через силу. – Нам нельзя пока…
– Да почему нельзя-то?!
– До тех пор, пока мы не узнаем, что точно с тобой не так. Боюсь навредить, вдруг это спровоцирует ухудшение. Анемия же может быть вызвана и какими-то женскими проблемами, тебе после секса может стать только хуже. Я… не ручаюсь, что смогу себя контролировать, вот и удираю каждый раз, как последний трус, чтобы не поддаться искушению.
– Но это не потому, что я тебе противна? Что я кажусь тебе непривлекательной? Больной и старой? – подозрительно уточнила она. Берендеев снова от души расхохотался.
– Лизюкова, что ты такое несёшь? Да я лежу в соседней комнате и грызу подушку, чтобы не сорваться и не кинуться к тебе. Я… я только об этом и думаю.
– А почему ни разу не сказал мне об этом, даже не намекнул?
– Боялся, что ты примешь меня за озабоченного сексуального маньяка, – Тимка смущённо фыркнул.
– Тогда поцелуй меня ещё раз. Пожалуйста, – попросила Лиза. Он не заставил себя долго упрашивать. Это был долгий, упоительный, сладкий и нежный поцелуй, и хотя в нём уже не было тех страсти, силы и напора, что в предыдущий раз, Лиза всё равно чувствовала, что Тимка вздрагивает от желания, и ей хотелось, чтобы это длилось вечно.
– Нам… точно-точно сейчас нельзя? – прошептала она ему прямо в губы.
– Ну ты и провокаторша… как врач я бы рекомендовал воздержание до тех пор, пока не станет известен точный диагноз, – с трудом отрываясь от неё, отозвался он. – А как мужчина… блин, я сейчас сдохну!
– Ладно, – тихонько засмеялась она, разгорячённая поцелуями и совершенно успокоенная. – Тогда уходи. Иди в свою комнату…
И, поскольку Тимка всё ещё медлил, она добавила:
– Я очень надеюсь, что скоро все ограничения будут сняты… И тогда ты точно пожалеешь, что так долго ждал.
– Опять меня провоцируешь, – он со смехом поднялся с кровати. – Опасная ты женщина, Лизюкова.
А она уже свернулась клубочком на постели и довольно мурлыкнула:
– Спокойной ночи, Берендеев.
– Да уж, после такого ночка явно будет “спокойной”, – проворчал он, удаляясь.
108
В тот день, когда были готовы результаты последних анализов, Лиза не находила себе места. Предварительные исследования не выявили ни опухолей в каких-либо органах, ни скрытых кровотечений, которые могли бы спровоцировать малокровие, но они с Тимкой на всякий случай пока не расслаблялись.
