Текст книги "Милый, единственный, инопланетный (СИ)"

Автор книги: Юлия Монакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Пролог

Мы, полностью одетые, сидим друг напротив друга на аккуратно заправленной кровати. Я искоса поглядываю на Илью, а он уставился куда-то в сторону, машинально вертя в руках спиннер. Я уже знаю: так он делает всегда, когда волнуется. Боже, да он нервничает едва ли не больше, чем я сама!..

Илья периодически перебрасывает спиннер из одной руки в другую, а я наблюдаю за вращением, как заворожённая, хотя… на самом-то деле, вероятно, просто тяну время. Мне немного страшно переходить к делу. Тому самому, ради которого я и нахожусь сейчас в спальне Ильи, чувствуя себя дура дурой.

Мы впервые собираемся переспать друг с другом, но я покривлю душой, если скажу, что атмосфера в комнате тянет на “возбуждающую” или хотя бы на “романтическую”. Ни фига подобного!

Кашляю, пытаясь привлечь его внимание. Илья не реагирует, только спиннер начинает крутиться с поистине сумасшедшей скоростью. Господи, он же откровенно не улавливает моих мысленных посылов и не понимает неуклюжих попыток подтолкнуть его к решительным действиям. Я должна всё сказать ему прямо, самыми конкретными словами…

Открываю рот и выпаливаю вовсе не то, что собиралась изначально:

– Слушай, а ты вообще-то уверен, что хочешь секса?

– Да, – серьёзный кивок, взгляд по-прежнему устремлён мимо меня, спиннер всё ещё бешено вращается.

– Но ты на меня совсем не смотришь…

Его брови приподнимаются удивлённым домиком.

– Во время секса обязательно смотреть друг на друга?

Я понимаю, что для него это мучительно. Илья совершенно не может выдержать чужой пристальный взгляд “глаза в глаза”, испытывая при этом настоящий физический дискомфорт, вплоть до тошноты.

– Необязательно, – вынужденно признаю я. – Глаза можно просто закрыть.

Он вздыхает с явным облегчением.

Я знаю, что раньше у него была девушка. Честно говоря, не представляю, как они в принципе занимались любовью – со всеми его тараканами в башке. Впрочем, неудивительно, что в конце концов она не выдержала и сбежала. Одного не пойму, какого чёрта теперь в это вляпалась и я?! Оно мне надо? Илья ведь даже целоваться не любит, наверняка в сексе у него тоже масса своих заморочек, с которыми, хочешь не хочешь, мне придётся считаться… Зачем, господи, заче-е-ем?.. Я мазохистка или просто дура?

– Может, уже начнём? – между тем деловито спрашивает Илья, словно речь идёт не об интимно-сокровенном, а о какой-нибудь скучной совместной работе. Я чувствую, как против воли заливаюсь румянцем. Чёрт! Это самая странная прелюдия к сексу, которая у меня когда-либо была. Неуверенно пожимаю плечами, понятия не имея, с чего, собственно говоря, следует начинать:

– Ну… э-э-э… давай.

– Я знаю, что девушкам обычно нравятся поцелуи во время соития, – произносит он всё тем же деловым тоном. – Если ты планируешь со мной целоваться, то тебе нужно почистить зубы.

О боже. О, боже!!!

– Может, мне ещё душ принять перед процессом? – интересуюсь я иронично. Но Илья, как обычно, не считывает иронию. С ним нужно быть предельно прямолинейной и ясной, я же постоянно об этом забываю…

– Да, это было бы замечательно, – он серьёзно кивает. – Мне будет гораздо приятнее заниматься с тобой сексом, если ты помоешься.

Ему будет гораздо приятнее… Эй, а как насчёт меня?! После этих слов я чувствую себя будто облитая помоями. Можно подумать, от меня воняет, а изо рта несёт чесноком!

Так, стоп, Марина. Стоп! Успокойся. Это именно то, о чём предупреждал Руслан – Илья маникально задвинут на чистоте и излишне чувствителен к посторонним запахам и новым вкусам, воспринимая их во сто крат острее, чем обычные люди. Он вовсе не хотел меня обидеть. Я ему нравлюсь. Ведь нравлюсь же?!

– Ты… находишь меня привлекательной?

– Я уже говорил тебе, что да, – кажется, Илья немного раздражён. Его утомляют долгие церемонии и пустые разговоры, ему хочется поскорее перейти к главному. Но я, как истинная девочка-девочка, в данный момент хочу нежности и разговоров о любви… иначе у нас с ним вообще ничего не выйдет. Я привыкла к взаимоотношениям в мире, полном условностей, недосказанностей, лицемерия и спасительной лжи, а сейчас оказалась в столь деликатной ситуации один на один с человеком, который всегда говорит только правду и ждёт того же от остальных. Илья абсолютно не понимает намёков, никогда не льстит, не обманывает и не притворяется. Быть с ним рядом – нечеловечески тяжёлое, непосильное испытание для нервной системы. Но… что поделать, если жизнь без него уже кажется немыслимой?

– А что тебе больше всего во мне нравится?

Он добросовестно задумывается, а через несколько мгновений решительно заявляет:

– Твой голос и ямочки на щеках.

Голос… ну, тут всё понятно. Он и услышал-то меня впервые именно по радио, во время прямого эфира. А вот ямочки… странно, что он их вообще заметил. Иногда мне кажется, что с тех пор, как мы познакомились, Илья ни разу толком не посмотрел мне в лицо. Как бы я ни пыталась наладить с ним контакт глазами – он неизменно отводил взгляд.

Смущаясь, я неловко тереблю краешек платья и застенчиво улыбаюсь, невольно демонстрируя те самые ямочки.

– Папа всегда говорил мне, что ночами к спящим младенцам прилетают ангелы и трогают пальчиком самых симпатичных… Ямочки – это следы, оставшиеся от их прикосновений, – даже сейчас, в двадцать лет, эта наивная легенда умиляет меня точно так же, как в детстве.

Илья протестующе качает головой.

– На самом деле ямочки на щеках – это генетический дефект, возникающий при недостаточной длине лицевой мышцы, – обстоятельно объясняет он мне. – Когда ты улыбаешься, недоразвитая укороченная мышца стягивает кожу и образует впадинку.

Я беззвучно глотаю ртом воздух. Недоразвитая лицевая мышца? Серьёзно?! Мать твою, он правда планирует переспать со мной сегодня или, напротив, делает всё для того, чтобы я ушла?!

Поднимаю глаза к потолку и часто моргаю, чтобы непрошенные слёзы вкатились обратно. Господи, и почему я всегда влюбляюсь в тех парней, которые гарантированно обеспечивают мне сплошные проблемы?! Это что, карма или просто моя потребность найти приключения на свою пухлую задницу? Сначала – женатый Карик, теперь – Илья, практически “инопланетянин”, у которого в голове творится чёрт-те что…

И тут вдруг Илья совершает невозможное. Практически нереальное, абсолютно ему несвойственное: он берёт меня за руку и бережно целует в ладонь. Я в шоке – по-моему, это первое проявление подобия нежности и ласки с его стороны за всё время, что он меня знает.

– Мариша, – говорит Илья извиняющимся тоном, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Я знаю, что со мной… с такими, как я… другим людям приходится очень трудно. Но я и сам от этого страдаю, пойми. Я не умею нормально общаться, заводить отношения, но это не значит, что мне этого не нужно. Мне тоже бывает одиноко, хоть я и привык находиться один. Я не умею говорить правильные слова, признаваться в любви так, как это положено у вас… у остальных… но просто знай – ты нужна мне. Очень.

У меня перехватывает спазмом горло, в носу щиплет от долго сдерживаемых слёз, а ресницы начинают предательски дрожать.

– Ты тоже нужен мне, – сиплю я, – так сильно нужен, что меня это пугает… Мне трудно, Илья. Трудно и страшно. Иногда мне кажется, что я… не справлюсь. Просто не смогу.

Он делает над собой заметное усилие и, подавшись вперёд, крепко меня обнимает. Я знаю, что Илья терпеть не может все эти нежности и обнимашки, поэтому забываю даже дышать, чтобы не спугнуть его внезапный порыв, но сама так и не рискую обнять в ответ.

И что – мне так и придётся постоянно бороться с собой и своими желаниями? Считаться с загонами и пунктиками Ильи? Бояться сделать лишнее движение, не сметь обнять и поцеловать, когда вздумается? Я в стотысячный раз за сегодняшний вечер мысленно задаю себе вопрос: надо ли оно мне?

Наконец Илья негромко выдыхает, словно тоже не дышал всё это время, и осторожно отстраняется. Очевидно, за сегодняшний вечер он уже превысил свой лимит прикосновений.

– Мариша, – спрашивает он осторожно, – ты выйдешь за меня замуж?

Замуж? Замуж, чёрт побери?! Я не ослышалась? Мы даже не пробовали жить вместе, я вообще не представляю, каково с Ильёй в быту – но не без оснований предполагаю, что совершенно невыносимо. В конце концов, мы даже ни разу ещё не занимались любовью – а вдруг у нас полная, абсолютная несовместимость в постели?

Я открываю рот для того, чтобы сказать что-то вроде: “Ах, это так неожиданно, мне нужно время, чтобы серьёзно всё обдумать, мы должны получше привыкнуть друг к другу” и прочий вежливый дежурный бред, который в подобных случаях полагается лепить в качестве отмазки, но… с моего языка вдруг срывается:

– Да, конечно! Я согласна!

И только потом понимаю, как круто попала…

1

ПРОШЛОЕ

Лиза, октябрь 1994 года

– Лизюкова-а-а!.. – послышалось под балконом. – Подъём! Ну, Лиз!.. Выходи!

Что и говорить, глотку драть Берендеев умел на славу. Эти его позывные, должно быть, переполошили всех жителей двора, ещё пребывающих в сладкой утренней полудрёме.

– Я вот щас в милицию позвоню, шпана малолетняя! – раздался откуда-то сверху сварливый женский голос. – Чего разорался с ранья? Людям спать не даёшь в их законный выходной, между прочим!

Тимка незамедлительно вступил в диалог с неизвестной тёткой, проявляя чудеса дипломатии и на время отвлёкшись от основного занятия, так что Лиза, уютно обняв подушку и пристроив на ней щёку, незаметно снова поплыла в манящий мир сновидений.

– Лизка-а-а! – очередной вопль со двора заставил её вздрогнуть и в испуге открыть глаза. Сколько времени? Неужто уже восемь?.. Господи, как же ей не хотелось вылезать из мягонькой, тёплой, удобной постели и тащиться на улицу!

На соседней кровати недовольно заворочалась сестра.

– Когда-нибудь я убью и тебя, и твоего рыжего идиота Берендеева, – простонала она. – Я мечтала, что отосплюсь в субботу… А этот гад мне весь сон перебил.

– Прости, Ларис, – Лиза от души зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Это я виновата, не услышала будильник… а может, он просто не сработал. Тимка не стал к нам подниматься, чтобы не тревожить ранним визитом.

Лариска скептически фыркнула.

– Можно подумать, когда он орёт у нас под окнами – то совершенно никого не тревожит! Иди уже, заткни его чем-нибудь, или я за себя не ручаюсь.

Лиза выскочила на балкон – как была, в пижаме, лохматая и неумытая.

– С ума сошла, Лизюкова?! – поразился её внешнему виду одноклассник. – Ты ещё не готова, что ли?! Нам в девять нужно быть в школе! Одуван меня загрызёт, если подведу. Я же ей обещал…

“Одуваном” вся школа дружно называла директрису за её перманентную химическую завивку – миллион мелких кудряшек, которые забавной пушистой копной колыхались над её головой, как у молодого Валерия Леонтьева. Звали так директрису не в лицо, разумеется, а за глаза, но все – даже учителя – были в курсе.

– Ты обещал, а я должна страдать вместе с тобой, – негромко проворчала Лиза, ёжась на октябрьском холодке. – Не знаешь, почему я согласилась на эту идиотскую затею?

– Потому, что я твой лучший друг? – с обаятельнейшей улыбкой предположил Берендеев.

– Увы мне, – удручённо вздохнула Лиза. – Ладно, жди, я быстро.

Она вернулась в комнату и, наскоро набросив покрывало на смятую постель (времени полноценно заправлять не было), распахнула шкаф. Хлопанье дверцы и скрип выдвижных ящиков разбудили задремавшую было Лариску, и та снова недовольно заныла:

– Систер, совести у тебя нет! Я, между прочим, всю неделю вкалывала как проклятая, готовилась к семинарам и коллоквиуму, торчала в библиотеке до закрытия, делала доклады… На “автоматы” пашу, недосыпаю, недоедаю!

– У меня тоже в школе неделька была не из лёгких, – огрызнулась Лиза. – Извини, что не хожу на цыпочках, но это и моя комната тоже.

Она не выспалась, спешила, и раздражение, копившееся внутри, выплеснулось на старшую сестру.

– Эгоистка… – злобно прошипела та, накрываясь одеялом с головой.

Лизины отношения с Лариской всегда были далеки от идеальных. В те периоды, когда сёстры не находились в открытой конфронтации, они пытались сохранять вежливый нейтралитет, но всё же чаще общались с бесконечными шпильками, подколками и подковырками, словно нарочно провоцируя друг у друга взрыв эмоций.

Лизу откровенно подбешивала позиция старшей сестры, которая вечно строила из себя бедную овечку. Её амплуа в семье негласно именовалось “несчастненькая Лорочка” и бесконечно поддерживалось родителями, но не Лизой. Она не понимала, за что жалеть эту здоровую, как кобыла, сытую и благополучную девицу.

– Будь снисходительнее и добрее к Лоре, Лизок, – наставляла её мама, пока старшая дочь не слышала. – Ей и так приходится нелегко…

Нелегко?! Да Лариска как сыр в масле каталась!

Отцы у сестёр были разные – Лизин папа женился на маме, когда маленькой Лорочке только-только исполнился годик, а через пять лет родилась и сама Лиза. Но отец никогда не делил дочерей на “кровную” и “неродную”, обе – и старшая, и младшая – были для него бесконечно дороги и любимы. Лариска звала его папой с самого начала, хоть и была в курсе, что у неё существует ещё и биологический папаша, ничуть, впрочем, ребёнком не интересующийся.

Девочка с болезненной остротой восприняла появление в семье нового ребёнка. Младенцы, едва родившись, волей-неволей перетягивают на себя львиную часть внимания и заботы домашних, и Лора начала жутко ревновать к сестре. Она устраивала истерики и скандалы, требовала вернуть малютку Лизочку обратно в роддом, ей категорически не нравилось то, что отныне не она – центр Вселенной и всеобщая любимица. Эта сообразительная не по годам шестилетка научилась мастерски манипулировать, вызывая у родителей чувство стыда и глубокого раскаяния за своё мнимое “невнимание” к старшей. Слёзы, дрожащие губки, отказ от еды и мультиков… даже самое жестокое сердце не выдержало бы такого прессинга!

Родители всячески пытались умаслить Лариску, заглаживая свою вину за то, что стали уделять ей чуть-чуть меньше ласки и любви, а та бессовестно этим пользовалась… и продолжала пользоваться по сию пору, хотя ей уже исполнился двадцать один год.

2

Натянув тёплое шерстяное платье и колготки, Лиза поплелась в ванную. Там почистила зубы и хорошенько ополоснула лицо холодной водой, чтобы поскорее проснуться, а затем замешкалась перед зеркалом. Времени начёсывать чёлку по последней моде и заливать её лаком уже не оставалось, и она в который раз подумала, что надо бы обрезать к чертям собачьим свои длинные волосы – сколько с ними хлопот! Вот пострижётся, как Кати в сериале “Элен и ребята”*… А что, она тоже чернявенькая, ей наверняка пойдёт. Может быть, хоть тогда Олег обратит на неё внимание! Тяжело вздохнув, Лиза стянула волосы в хвост на затылке – а, плевать, не перед Тимкой же выделываться, тот видел её любой.

На кухне уже возилась проснувшаяся мама – уютная и заспанная, со смешным помятым лицом, в любимом байковом халате с маками. Она наполнила чайник водой из-под крана и поставила его на плиту, чиркнула спичкой о коробок, а затем, открыв холодильник, деятельно зашуршала какими-то пакетами и зазвенела склянками.

– Доброе утро, мам, – поздоровалась Лиза, на ходу отщипывая кусок от батона и засовывая его в рот. – На меня не готовь, я не буду завтракать, Берендеев внизу ждёт…

– Как это – не будешь завтракать?! – вскинулась мама, огорчённо всплеснув руками. – И вот так, на голодный желудок, собираешься куда-то по своим делам?

– Мы с ним в парк идём, – пояснила Лиза, – нужно собрать и притащить в школу мешок листьев для осеннего бала.

– Заработаешь язву, чего доброго… – заворчала родительница.

– Ничего, куплю себе чебурек по дороге, – отмахнулась Лиза. На вещевом рынке, мимо которого пролегал путь в её школу, располагался ларёк, торгующий ужасно вредными, но невыносимо вкусными беляшами, чебуреками, пирожками с печёнкой и сосисками в тесте, которые всегда так восхитительно пахли, что пройти мимо было решительно невозможно.

Мама поморщилась.

– Чебурек из собачьего мяса, который хватают немытыми руками и жарят на прогорклом машинном масле? – скептически поинтересовалась она.

– М-м-м… аж слюнки потекли, – засмеялась Лиза. Ей нравилось вот так невинно поддразнивать маму. – Да ты не переживай, к обеду я вернусь, поем нормально.

– Кстати, Лизок, – спохватилась та, – раз уж ты всё равно не сидишь дома, забеги к тёте Алле за платьем! Она звонила вчера, всё готово. Так неохота сегодня выползать на улицу, имею я право на полноценную ленивую субботу?!

У Лизы ёкнуло где-то под ложечкой, а щёки окрасились нежным румянцем.

– Имеешь, мам. Конечно, заскочу, – отворачиваясь и пряча лицо, чтобы не спровоцировать лишние вопросы и подозрения, отозвалась она. – Без проблем.

Тётя Алла была старой маминой подругой и работала портнихой в ателье при ГУМе, однако не брезговала брать заказы и на дом – лишняя копейка никому не помешает. Именно она доводила до ума Лизино платье к осеннему балу, ушивая его по фигуре девушки.

Но разволновалась Лиза вовсе не из-за готовности платья. Нет, причина была куда более деликатной и волнующей: в том же доме, где обитала портниха, жил Олег Тошин – Лизин одноклассник, а также предмет её тайных девичьих грёз и объект безмолвного обожания, чуть ли не поклонения.

Конечно, она каждый день видела Олега в школе. Но их общение было минимальным, чисто формальным – “привет-привет, пока-пока”. Лизе не хватало смелости на большее, поэтому она просто любовалась Олегом издали, а тот, должно быть, и не подозревал, какую бурю эмоций вызывает в душе своей одноклассницы.

В мечтах она рисовала себе их нечаянные встречи – где угодно, кроме школьных стен, без любопытных глаз и ушей вездесущих одноклассников. Вот тогда-то, в своём воображении, Лиза блистала остроумием и сражала Тошина наповал! Но всякий раз, когда эти случайные встречи всё-таки происходили (пусть не так часто, как ей хотелось бы), Лизой снова овладевало дикое смущение, и они с Олегом расходились в разные стороны после дежурных приветственно-прощальных фраз.

Но сама вероятность встречи… шанс увидеть Олега и поболтать с ним… всё это привело Лизу в невероятное волнение и воодушевление.

– Шапку надень! – крикнула мама ей вслед, но Лиза только страдальчески закатила глаза – ну какая шапка?! На улице не так уж и холодно, а выглядеть чучелом перед Тошиным в своей уродливой вязаной шапочке она не собиралась.

___________________________

*“Элен и ребята” – культовый французский молодёжный телесериал, демонстрировавшийся в России в начале девяностых годов. Жанр – ситком (ситуационная комедия, комедия положений с закадровым смехом), однако забавные переделки и весёлые истории, в которые периодически попадали герои, могли сменяться серьёзными молодёжными проблемами – безопасный секс, наркотики, секты, насилие и др.

3

Тимка поджидал её на улице, подпрыгивая от нетерпения, и дул на озябшие пальцы. Шапку он тоже проигнорировал, так что теперь кончики его оттопыренных ушей были совершенно алыми. Впрочем, как все белокожие и рыжеволосые люди, он вообще довольно легко краснел. Это служило дополнительным поводом для насмешек “добреньких” однокашников, которые с первого класса избрали Берендеева объектом травли: идеальный мальчик для битья, который словно создан для того, чтобы на нём упражнялись в остроумии, придумывая всё новые и новые унизительные прозвища.

Высмеивали и пресловутые торчащие уши, и рыжий цвет волос, и буйные натуральные кудряхи, которые вполне могли посоперничать с “химией” Одувана, и веснушки, золотой россыпью разбежавшиеся по его лицу… Правда, классу к пятому всем порядком надоело “травить Ушастого”, да и отдача была слишком мала, никакого интереса. На реплики обидчиков Берендеев незменно тоже отвечал какой-нибудь колкостью, да столь едкой и меткой (язык у него был подвешен как надо), что дураками выглядели уже они сами, а не Тимур. Мало-помалу от него и вовсе отстали, от греха подальше.

Что касается Лизы, то она никогда не принимала участия во всех этих злорадных школьных забавах, и Тимка платил ей в ответ самой искренней и преданной дружбой.

– Блин, Лизюкова, – выговорил он с досадой при виде одноклассницы, – тебя только за смертью посылать… Чуть не задубел тут, ожидаючи.

– А я, между прочим, даже не позавтракала, – отчеканила Лиза. – Так торопилась на свидание к тебе…

Берендеев с готовностью заржал, по достоинству оценив шутку, а затем полез в карман куртки, извлёк оттуда шоколадный батончик “Snickers” и протянул Лизе.

– Вот, держи. “Полон орехов, съел – и порядок!” – процитировал он строчку из знаменитой телерекламы*.

– Ух ты, спасибо! – обрадовалась она. – Я с тобой поделюсь.

Но Тимка лишь великодушно махнул рукой:

– Да ладно, жри сама… Батя вчера зарплату получил и наклюкался по этому поводу, а когда он выпьет, то сразу становится добрым-предобрым! Притащил домой целый кулёк этого добра: шоколад, жвачку, даже вафли “Кукуруку”, представляешь? По ходу, он думает, что я всё ещё малолетний сопляк, который моментально обоссытся от счастья при виде шоколадки… Ну я, конечно, слопал три “сникерса”, да только фигня всё это – “лучший способ утолить голод”, – ехидно передразнил Берендеев диктора из рекламы. – Уже через полчаса мне снова захотелось жрать, и желательно чего-нибудь нормального – к примеру, котлет с картошкой.

Лиза слушала его рассеянно, наслаждаясь вкусом молочного шоколада с жареным арахисом, нугой и карамелью. Что бы там ни болтал Тимка, а это было божественно!

Между тем одноклассник с беспокойством глянул на электронные часы на своём запястье.

– Блин, уже половина девятого… Давай быстрее, а? Не хотелось бы с трояками четверть заканчивать.

Берендеев поддержал идею директрисы украсить актовый зал настоящими осенними листьями не потому, что был каким-то особым романтиком или любителем гербариев. Он имел здесь вполне определённый, корыстный интерес: Одуван пообещала замолвить за него словечко перед некоторыми учителями, чтобы они натянули парню итоговые четвёрки.

Точные науки давались Тимке легко, Лиза порой ему немного завидовала: ни химия, ни физика, ни биология, ни даже ненавистная алгебра и не менее богомерзкая геометрия не вызывали у друга никаких затруднений. Он планировал поступать в медицинский институт после школы, и у него для этого были неплохие задатки. А вот гуманитарные предметы – литература, история, русский и английский языки… здесь Тимка принимался безбожно плавать, даже тонуть.

Лиза проглотила последний кусочек батончика и облизала губы, чтобы не потерять ни единой крошки.

– Я готова, – заявила она. – Ну что, побежали?

– Наперегонки? – хитро прищурился Тимка.

– Ну вот ещё! – фыркнула Лиза. – Просто побежали.

Взявшись за руки, они дружно помчались по направлению к ближайшему парку, на ходу резво перепрыгивая через широченнные тёмные лужи и заливисто хохоча.

___________________________

*Рекламный слоган “Полон орехов, съел – и порядок!” был популярен в России в начале девяностых годов, ещё до знаменитого “Не тормози, сникерсни!” В то время заморский шоколадный батончик активно позиционировался как замена полноценному обеду. В телевизионной рекламе “сникерса” в 1994 году снялись известный футболист Игорь Добровольский и вратарь Дмитрий Харин.

4

НАШИ ДНИ

Марина, сентябрь 2019 года

Каждый мой будний день начинается в пять утра с писка электронного будильника. Со стоном открываю глаза и в очередной раз задаюсь одним-единственным вопросом: как получилось, что я, стопроцентная, прирождённая “сова”, ввязалась в авантюру под названием “утренняя программа на радио”?!

Тем не менее факт остаётся фактом: вот уже второй год я – внештатный сотрудник радиостанции “Молодёжка FM”, веду передачу “Утренний кофе с Маришей” в прямом эфире.

Откровенно говоря, раньше я мечтала о том, что сделаю карьеру на телевидении. Что у меня непременно будет своя авторская программа, какое-нибудь серьёзное ток-шоу, поднимающее самые острые вопросы и обсуждающее наиболее злободневные проблемы современности. Но, к сожалению, не с моей внешностью становиться телезвездой. Я, конечно, не уродина, вполне ничего, но… видео и так полнит, а я не могу похвастать излишней худосочностью. Боюсь, с моими-то габаритами я просто не влезу в экран ТВ!

На самом деле, работа на радио мне тоже очень нравится. Во-первых, она интересна сама по себе: ко мне в студию приходят известные музыканты, артисты, спортсмены, политики, писатели… Покажите мне человека, который отказался бы выпить чашечку кофе и запросто поболтать с настоящей звездой! Во-вторых, рабочий график (прямой эфир длится час, с семи до восьми утра, а затем – гуляй, Вася!) идеально сочетается с учёбой в универе. В-третьих, это отличная практика для моей будущей профессии, поскольку я – студентка журфака. Ну, и в-четвёртых, за год я уже успела обзавестись армией преданных поклонников и даже фанатов – какая-никакая, а популярность, что приятно щекочет моё самолюбие. Правда, на официальном сайте “Молодёжки FM” и в моём инстаграме выложены фото, которые, скажем так, сильно мне льстят – хорошо иметь лучшую подругу-фотографа! Полагаю, если я и мои обожатели столкнёмся нос к носу где-нибудь на улице – они меня просто не узнают! На фотках в сети я более стройная, более ухоженная, более гламурная и вообще… более шикарная, чем в реале.

Но в целом, повторюсь, работа мне очень нравится, и коллектив тоже подобрался замечательный, все относятся ко мне с теплом и уважением, даром что я там самая младшая. Вот только ранние подъёмы… ранние подъёмы – это единственное, что действует мне на нервы и заставляет каждое утро чувствовать себя глубоко несчастной.

Без четверти шесть выхожу из дома – у подъезда меня ожидает служебная машина. Пока мы мчимся по непривычно пустой утренней Москве, я заканчиваю то, что не успела сделать дома: наношу лёгкий макияж. Водитель Петька не обращает на мою возню никакого внимания – он занят тем, что с аппетитом уплетает горячие пирожки с капустой и яйцом, испечённые моей бабушкой Дусей. Бабуля неисправима! Я сто раз говорила ей, что по утрам у меня совершенно нет аппетита, что при всём желании я не смогу запихнуть в себя ни кусочка, и всё равно перед каждым моим выходом из дома она тайком (думая, что наивная внучка ничего не видит) суёт мне в сумочку очередной благоухающий свёрток с выпечкой. Я благородно делаю вид, что не замечаю бабушкиной уловки, оставляя её дома спокойную и преисполненную уверенности, что теперь-то любимая Маринушка не будет голодать.

Где-то я читала, что поколение уютных, домашних, толстых бабушек в платочках, которые пекут пирожки, варят варенье и вяжут носки внукам, скоро канет в лету. Нас ждёт поколение курящих бабушек с пирсингом и татуировками. Возможно, доля правды в этом есть, и моя бабуля – одна из последних представительниц вымирающего вида. Она толстая, домашняя, уютная и очень заботливая. Порой даже чрезмерно! На самом деле, если бы я и впрямь съедала всё, что она для меня готовит, то в жизни не влезла бы не только в условный телевизионный экран, но даже в салон автомобиля.

За год наших совместных поездок Петька стал настоящим фанатом бабушкиных кулинарных шедевров. Пирожки, шарлотка, сырники, домашнее печенье, курники, блинчики с различными начинками… Каждое утро он с нетерпением ждёт, чем сегодня мы с бабулей Дусей его осчастливим, и всякий раз радуется как ребёнок новому или старому любимому лакомству.

В половине седьмого утра я уже на работе. До эфира полчаса, мне нужно подготовиться, повторить заготовленные заранее вопросы, встретить очередного звёздного гостя… Я торопливо шагаю по коридору и здороваюсь с коллегами, которые приветливо кивают мне и улыбаются:

– Доброе утро, Маришка! Чудесно выглядишь!

Нет, я определённо люблю свою работу и всех сотрудников нашего радио. И пусть я провожу здесь намного меньше времени, чем они, до сих пор не имею диплома о высшем образовании и получаю не полноценную зарплату, а почасовой гонорар за каждую смену – мне никогда не давали понять ни словом, ни взглядом, что мы не ровня. Коллеги – значит, коллеги!

Есть, впрочем, ещё одна причина, по которой я ежедневно рвусь на работу, словно мне тут мёдом намазано. Но эта причина относится к личным и субъективным, поэтому… о ней чуть позже.

5

Я не знаю, в какой момент Блинчик (а если официально – то наш программный директор Роман Романович Романов… ну и шутники же его родители, давшие отпрыску столь звучное имя!) разглядел в глупой, восторженной и неопытной студентке-практикантке диджейский потенциал, но именно он предложил мне остаться на радио после завершения летней практики. И я с радостью осталась!

Конечно, Москва не сразу строилась – пилотные выпуски моей утренней программы получились совершенно кошмарными. Я мямлила, заикалась, глотала слова, тормозила и смущалась в разговорах с приглашёнными гостями и вообще вела себя непрофессионально. Но Блинчик никогда не ругал и не отчитывал меня, уверяя, что навыки придут со временем. Главное, на что он клюнул – это тембр моего голоса. Он сказал, что такие голоса бывают один на миллион, что все радиослушатели должны просто впадать в экстаз уже от самих звуков, которые я произношу, и не особо вникать в их смысл.

Само собой, было лестно, что моим голосом так восхищаются. Вообще-то, у меня нет музыкального слуха. Я с детства привыкла к тому, что все сразу принимались страдальчески морщиться, едва я начинала петь. Но оказалось, что мой голос может быть красив сам по себе, без всяких вокальных экспериментов!

Я всерьёз взялась за собственную дикцию. Ежедневные упражнения – к примеру, быстро и без запинки произносить совершенно дикий и ржачный набор невозможных звукосочетаний:

– Рлилри, рлэлрэ, рлалра, рлолро, рлулру, рлылры, рлёлрё, рлюлрю!

Или:

– Стизди, стэздэ, стазда, стоздо, стузду, стызды!

А уж скороговорка “Лигурия”* и вовсе была вызубрена мною как “Отче наш”!

Студия пока занята. Над дверью предостерегающе горит табло: “Не беспокоить! Идёт прямой эфир!” Я знаю, что там внутри Карик дорабатывает свою смену.

Мечтательно зажмуриваюсь и ясно вижу его за работой: наушники, сосредоточенное лицо, упавшая на лицо светлая чёлка, скрывающая внимательные голубые глаза, губы, чётко проговаривающие текст в микрофон…

В отличие от меня, Карик (точнее, Макар Руденский) – линейный ведущий**. Если моя программа длится всего час, то Карик торчит у микрофона не менее семи часов в сутки! Не покривлю душой, если скажу, что он настоящий Бог эфира. Карик может одинаково увлечённо вещать о котиках, проблемах экологии, геополитической ситуации, музыке, моде и погоде… да о чём угодно! У него потрясающий кругозор и возмутительно сексуальный голос. Он объявляет музыкальные композиции, рассказывает о пробках на дорогах, читает прогноз погоды, принимает звонки и СМС от радиослушателей… Его главное кредо в эфире: не быть звездой, быть человеком, этаким “парнем из соседнего двора”, и рассказывает он не о возвышенном и далёком, а о простом и жизненном, что близко и понятно каждому радиослушателю: о забавном диалоге с таксистом по дороге на работу, о том, что он любит есть на завтрак, как пытается научиться играть на гитаре (клянусь, однажды Карик даже притащил гитару в студию и сыграл в прямом эфире!) и что порою испытывает острое чувство одиночества… Если, переключая FM-каналы, вы случайно наткнётесь на нашу радиостанцию в тот момент, когда там солирует Руденский – гарантирую, что вы так и останетесь на этой волне, загипнотизированные магией и обаянием Карика.