Текст книги "Милый, единственный, инопланетный (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Берендеев оставил Лизу у себя в кабинете и сам пошёл в лабораторию за заключительными результатами. Она ёрзала в кресле, пытаясь убедить себя, что ни капельки не волнуется, а на самом-то деле тряслась от ужаса как овечий хвостик.
Когда дверь распахнулась и в кабинет вошёл Тимка, она впилась испытывающим взглядом в его лицо, пытаясь по выражению глаз определить главное – будет она жить или нет. Берендеев резко опустился в соседнее кресло, бросил листы с результатами анализов на стол и закрыл глаза ладонью. У Лизы внутри всё просто оборвалось.
– Что? – выговорила она онемевшими губами. – Совсем плохо, да?..
Он отнял руку от лица, и Лиза увидела его покрасневшие глаза.
– Всё хорошо, Лизюкова, – выдохнул он. – Вернее… проблемы есть, но они вполне решаемы.
– Тогда почему у тебя такой вид, если всё хорошо? – не поверив ему ни на секунду, ещё больше испугалась она. – Или ты чего-то недоговариваешь?
Он резко встал, подошёл к Лизе и опустился перед ней на корточки, обняв её ноги и не заботясь о том, что полы его белого халата подметают пол.
– Я переволновался, – признался он шёпотом, виновато уткнувшись лицом в её колени. – Чуть с ума не сошёл, думая, что… в общем, чего только себе не навоображал! Я ужасно боялся, что опять тебя потеряю. Очень страшно было. Я бы не вынес этого… снова. Понимаешь? Извини, если напугал тебя. Проговорил это вслух, осознал… и меня накрыло. Прости ещё раз, я правда не хотел. Всё хорошо. Теперь точно всё хорошо! – твёрдо повторил он.
– Так в чём причина моей анемии? – всё ещё не веря, боясь поверить в то, что помилована, дрогнувшим голосом уточнила Лиза.
– Причина банальна – плохое и нерегулярное питание, которое вызвало проблемы с желудочно-кишечным трактом. Нарушение всасывания железа, фолиевой кислоты и белка… в общем, это неприятно, но не смертельно, всё можно поправить лекарствами, витаминами и специальной сбалансированной диетой. Ты… совсем не думала о себе, Лизюкова, – укоризненно добавил он. – Ты хоть что-нибудь ешь вообще, в принципе? В школе-то, помню, мне постоянно приходилось напоминать тебе об этом и подкармливать. Неужели до сих пор ничего не изменилось?
– Когда Илья стал жить отдельно, я действительно потеряла интерес к готовке исключительно ради себя одной, – вздохнув, призналась Лиза. – Перехватывала что-то на бегу, на ходу… но не думала, что дойдёт до такого.
– Ну, теперь-то я тебе подобных глупостей не позволю, – уверенно пообещал он. – Буду лично следить за твоим питанием. Свежие овощи, рыба, печень, абрикосы, земляника и яблоки, сливовый и гранатовый соки, мёд…
– Я бы сейчас с удовольствием слопала чебурек или беляш из нашего ларька на рынке, помнишь?.. – вспомнила вдруг Лиза. Тимка улыбнулся:
– Кстати, в свой последний приезд в Москву я туда заглядывал.
– Как там всё теперь?.. Я сто лет в том районе не была, специально обхожу десятой дорогой школу и окрестности.
– Рынок давно уже снесли, а вот чебуречную открыли – примерно на том же самом месте. Я даже купил себе один чебурек для пробы…
– Ну и как?
– Совсем не то, – покачал головой Тимка. – То ли, знаешь, в детстве всё по умолчанию кажется вкуснее, то ли и правда это была какая-то ерунда на постном масле. А может, дело даже не в самих чебуреках, а в компании…
– Надо как-нибудь снова слопать по чебуреку вместе! – предложила Лиза. – Вдвоём…
– Обязательно, – он прижался губами к её щеке. – Включим чебуреки в свадебное меню.
– Свадебное? – переспросила она.
– Ну, ты же выйдешь за меня замуж, надеюсь?
– Если бы ты не спросил, я бы сама сделала тебе предложение, – призналась Лиза. – Сил уже нет ждать!
Глаза Берендеева лукаво блеснули.
– О, я мечтал бы услышать это из твоих уст… а сделай сейчас?
– Женись на мне, Берендеев, – серьёзно глядя ему в лицо, сказала она. – Чтобы и в болезни, и в здравии… и так далее, но лучше без болезни.
Тимка тоже посерьёзнел и, крепче сжав её пальцы, коротко кивнул.
– Я согласен, Лизюкова.
109
НАШИ ДНИ
Марина, октябрь 2019
Я растерянно таращусь на эту женщину, знакомую мне по многочисленным фотографиям в соцсетях: в своё время я изучила её лицо и фигуру до чёрточки.
Рождение ребёнка заметно изменило жену Руденского. В ней больше нет лоска и искусственного глянца, теперь Вероника (её ведь, кажется, зовут Вероникой?) менее эффектна, но более естественна, и эту естественность даже нельзя назвать неухоженностью. Просто молодая мама. Просто немного уставшая. Её большие тёмные глаза смотрят встревоженно и печально, углы ненакрашенных губ опущены, а роскошные волосы собраны в “конский хвост” на затылке.
Интересно, откуда она узнала?.. Между мной и её мужем уже больше месяца ничего нет, мы не общаемся вне работы, а пересекаясь в студии, просто дежурно здороваемся и прощаемся, сохраняя вежливый нейтралитет, как будто едва знакомы друг с другом.
Молчание длится несколько неловких мгновений. Я даже успеваю прикинуть, что она сейчас со мной сделает: оттаскает за волосы или отхлещет испачканным памперсом по лицу? Но вместо этого она вдруг моргает, чуточку виновато улыбается и произносит:
– Извините, что сама не представилась… Я – Вероника Руденская, жена Макара. Вы же его знаете?
– З-знаю, – отзываюсь я негромко. – А в чём дело?
– Мне бы хотелось поговорить с вами о нём, – она быстро озирается по сторонам, точно проверяя, не подслушивает ли нас кто-нибудь. – Только не здесь! Не хочу, чтобы он случайно застукал меня возле своей работы… Ещё подумает, что я шпионю за ним и выслеживаю.
– Кто, Кар… то есть, Макар? – уточняю я. – Так он давно уехал, ещё с утра, сразу после ночного эфира. Его сейчас нет в студии.
– Как нет? – переспрашивает Вероника. Лицо её делается совершенно беспомощным. – Он же уверял меня, что целыми днями пропадает на работе!
– Рабочая смена ведущего не может длиться круглые сутки, – отвечаю я. – Банально голос не выдержит.
– Да, но… он говорил, что занят какими-то бумажными отчётами… составлением сетки эфира… планированием новых тем и передач… архивированием фонотеки…
– Это не входит в обязанности ведущего, – я смотрю на неё с искренним сочувствием, понимая, что Руденский просто водит свою жёнушку за нос, говоря, что торчит на радио дни и ночи напролёт, а сам… даже думать не хочу, где он на самом деле в данный момент находится и чем занимается. Мне дико стыдно сейчас, стыдно и неловко, хотя я уже начинаю понимать, что жена Карика настроена ко мне весьма доброжелательно, без всякой агрессии.
– Тогда я тем более хотела бы поговорить, – Руденская решительно встряхивает головой. – Давайте зайдём вот в это кафе, если вы, конечно, не против и никуда не торопитесь, – она кивает в сторону того самого заведения, где мы встречались с Русом.
Я бросаю быстрый взгляд на часы.
– Вообще-то у меня занятия в универе, но… полчасика, думаю, я смогу вам уделить.
– Больше и не надо! – её лицо озаряется благодарной улыбкой – такой искренней, что я ощущаю себя последней свиньёй. – Всё равно Илюшка скоро проснётся.
При упоминании этого имени я вздрагиваю.
– Кто проснётся?
Она кивает на ребёнка, спящего в эрго-рюкзачке.
– Илья. Наш сын.
– Простите, – чувствую себя полной идиоткой, – и как это я сразу не сообразила.
Значит, Руденский назвал своего сына Ильёй. Впрочем, быть может, имя ребёнку выбирала Вероника. В любом случае это забавное совпадение… если, конечно, во всей этой ситуации может быть хоть что-то забавное.
– Ну хорошо, – киваю я, – давайте зайдём в кафе.
110
– Вы простите, что я вот так к вам кинулась, – говорит она, сидя за столиком и рассеянно кроша пальцами булочку, которую взяла себе к чаю. У меня тоже нет аппетита, поэтому я просто нервно взбалтываю ложечкой свой кофе.
– Я видела ваше фото на сайте “Молодёжки FM”, – продолжает Вероника, – у вас наиболее располагающее к себе и доброе лицо… Вот я и решила поговорить именно с вами.
“Доброе лицо”… Знала бы она правду, от которой мне и самой сейчас так горько, что хочется завыть в голос.
– Надеюсь, всё сказанное останется между нами? – спрашивает она озабоченно. Я молча киваю.
– Понимаете, мы с Макаром знаем друг друга тысячу лет. Мы учились вместе. Для обоих это стало первыми серьёзными отношениями. Я не представляю своей жизни без него. Мы просто… как бы это сказать, буквально проросли друг в друга. Это чувство, когда человек становится тебе настолько родным, что…
– Понимаю.
– Но у него… у него очень увлекающаяся натура, – Вероника слегка краснеет. – Уже неоднократно бывало, что в его окружении появлялась какая-нибудь новенькая девушка – смазливенькая, неискушённая… и он сразу же принимался с ней флиртовать. Я не обольщалась на его счёт и подозревала, что далеко не всегда дело ограничивалось одним лишь невинным флиртом. Но… сейчас всё зашло слишком далеко.
– Что вы имеете в виду? – голос мне отказывает, из горла вырывается какой-то хрип, и я вынуждена прокашляться.
– У него кто-то появился, – с болью произносит она. – Кто-то серьёзный, я точно это знаю. Это началось вскоре после рождения Ильи. В последние недели я вообще практически не вижу собственного мужа. Его постоянно нет дома – он врёт мне, что проводит время на работе. Однако вы только что подтвердили, что это не так…
– Насколько мне известно, его рабочий график не изменился, – сухо говорю я.
– Как вы думаете, это может быть роман с кем-нибудь из “своих”? В смысле, с радио? – уточняет она.
– А почему вы решили, что непременно кто-то из наших? – боже, я сейчас сгорю со стыда.
– Ну… у вас работает много симпатичных женщин и девушек. К тому же это было бы удобно… не отрываясь от рабочего процесса, так сказать, – она невесело усмехается.
Вспоминаю злосчастную “Богемскую рапсодию” и чувствую себя ещё более скверно.
– Я ничего не знаю. И вообще… я, наверное, ничем не смогу вам помочь, – решительно произношу я. – Вы зря потратили на меня время, простите. Я абсолютно не в курсе романов вашего мужа.
Она заметно сникает.
– То есть вы думаете, что это не служебный роман?
– Без понятия. Правда. А почему бы вам самой откровенно не поговорить с Макаром?
– Когда он дома, то ссылается на усталость и сразу же идёт спать. Я почти забыла, как он выглядит, – она пытается улыбнуться собственной грустной шутке, но улыбка выходит жалкой. – Если я начну лезть к нему с разговорами по душам, он только разозлится.
– Зачем вы с ним? – задаю я давно мучающий меня вопрос. – Почему? В смысле, почему вы с ним так долго? Тем более если знаете, что он позволяет себе… романы на стороне.
– Потому что люблю его, – отвечает она просто. – И я отдаю себе отчёт в том, что он яркий, интересный, талантливый человек, который всегда будет привлекать внимание других женщин. Так было всегда, ещё с института, и это неизбежно.
– Вы так спокойно об этом говорите…
– О нет, я не спокойна, – вздыхает Вероника. – Просто… что толку горевать, если он всё равно не изменится.
– Но вы можете всё изменить. Уходите от него! – возмущённо заявляю я. – К чему вам человек, который не ценит вас и ваш брак?
– Я люблю его, – твёрдо поворяет она. – Очень люблю.
– Настолько любите, что готовы всё ему простить?
– Да. Мне без него… просто не справиться. Да и он ко мне тоже очень привязан, хоть и позволяет себе время от времени… Нет, он никогда не захочет меня отпустить, – добавляет она уверенно. – Как ни крути, а мы предназначены друг для друга. Вы даже не представляете, каким он бывает любящим, нежным и заботливым. Какие слова говорит, какими комплиментами осыпает!
– Рада за вас, – я встаю, давая понять, что моё время истекло. – И… простите за совет, о котором вы меня не просили, но на вашем месте я бы прогнала этого козла немедленно. Грош цена его словам и комплиментам, если в них нет ни слова правды. Подумайте о сыне. Какой пример отношений будет у него перед глазами с самых ранних лет?
– У вас просто слишком мало опыта, – печально говорит она. – Вы ещё очень молоды, Марина. Кому она нужна, эта проклятая правда? Она порою только ранит.
– Но вы сейчас занимаетесь самообманом, – говорю я с жалостью. Вероника качает головой и тихонько цитирует пушкинские строки:
– “Ах, обмануть меня нетрудно!.. Я сам обманываться рад!”
Во мне бушует целый ураган эмоций. Я еду на учёбу в институт и вся киплю, меня буквально распирает: от злости на Карика, который пустился в особо циничный и практически открытый загул по бабам, даже не пытаясь это завуалировать перед не так давно родившей женой. От обиды за эту дурёху Веронику, которая много лет терпит скотское отношение мужа, подбирая те крохи его внимания, что ей достаются, и не претендуя на то, чтобы быть в его судьбе одной-единственной. От стыда за свой роман… точнее, романом это назвать сложно… скорее – за недороман с Руденским, за эти неловкие и торопливые совокупления в квартирах друзей, после которых я так же, как и Вероника, убеждала себя в том, что это и есть настоящая любовь, большое и светлое чувство… Но больше всего мне хочется плакать от жгучего, пронзительного чувства благодарности за то, что жизнь подарила мне Илью – такого предельно честного и прямолинейного, неспособного на подлость и двуличие, который не делает красивых киношных жестов и не совершает романтических поступков, как в женских романах, но ясно выражает свою любовь и заботу простыми словами и не менее простыми поступками. Нелегко существовать бок о бок с таким искренним человеком, но… это намного лучше, чем потихоньку, год за годом, по капле впитывать яд лживых речей и неискренних комплиментов, подобно Веронике Руденской.
И пусть наше с Ильёй будущее всё ещё туманно (да и есть ли оно вообще, это совместное будущее?), но планка у меня теперь стоит слишком высоко. Я никогда больше не позволю себе отношений, замешанных на лжи. Никогда…
Под влиянием порыва хватаюсь за телефон и набираю сообщение Илье с кучей сердечек:
“Ты самый лучший. Мой единственный. Инопланетный. Я очень тебя люблю. Ты даже не представляешь, насколько ты замечательный”.
“Спасибо, – прилетает в ответ. – Я знаю. Я и в самом деле хороший человек. Умный, добрый и сексуально привлекательный”.
“О да. И скромный к тому же”, – печатаю я.
Он, как обычно, воспринимает всё буквально и отвечает:
“Тебе со мной повезло”.
“Безусловно”.
“Как насчёт секса в ванной сегодня? Говорят, это бывает неплохо”.
“Что ж, – улыбаюсь я, – давай попробуем”.
111
НАШИ ДНИ
Лиза, декабрь 2019
В эти предпраздничые дни Шереметьево напоминал гигантский муравейник, кишащий людьми.
По всему аэропорту были установлены украшенные ёлки, сверкали и переливались традиционные рождественские шары, мерцали электрическими огоньками гирлянды, пестрели пряничные декорации, предназначенные для того, чтобы создавать у пассажиров и провожающих новогоднее настроение. Дети тащили своих родителей в фотозоны, чтобы запечатлеться со сказочными оленями, медведями и зайцами, а по территории аэропорта разгуливал “настоящий” Дед Мороз.
Илья уже прошёл онлайн-регистрацию, так что у них всех ещё оставалось немного времени на то, чтобы попрощаться. Ему предстоял длительный суточный перелёт до Сиэтла с пересадкой в Нью-Йорке, а затем – совершенно новая, неизведанная жизнь… Уже с начала января он должен был приступить к работе.
Лиза то и дело принималась заливаться слезами, но тут же торопливо стирала их ладошками и преувеличенно весело улыбалась. Муж заботливо обнимал её за плечи, прижимая к себе и успокаивая.
Лиза и Тимка специально прилетели из Крыма, чтобы проводить Илью, а затем планировали задержаться в Москве до конца новогодних праздников. Они собирались наверстать упущенное за все те годы, что провели порознь: гулять по городу и устраивать себе романтические свидания, забредать в кинотеатры на первый попавшийся сеанс и самозабвенно целоваться на последнем ряду, как озабоченные школяры, перекусывать в кафе, пить вино из пластиковых стаканчиков, сидя на заснеженной скамейке в парке, кататься с горки и на коньках…
Они расписались в прошлом месяце, шокировав всех родных и друзей подобной прытью. “Вам не понять, – смеялся Берендеев, даже не пытаясь скрыть того, как неприлично счастлив и как безумно влюблён в собственную жену, – мы шли к этому целых двадцать пять лет и просто не могли больше ждать!” Только Лизина свекровь, казалось, ни капли не была удивлена.
Лариска, узнав о том, что сестра вышла замуж и насовсем перебралась в Крым, пребывала в настоящем трансе, изо всех сил пытаясь скрыть зависть. Мама шепнула младшей дочери потихоньку, что “бедненькая Лорочка” закатила истерику на предмет того, что Лизе всегда везло по жизни и даром доставалось то, за что другие бьются годами. Лиза в ответ на это только пожала плечами, не зная, то ли плакать, то ли смеяться в голос.
Мама тоже приехала в аэропорт – она не могла не проводить в Америку единственного внука, хоть и тряслась от ужаса, представив, что Лариска прознает обо всём и наверняка расценит это как предательство. Лиза уже даже не обижалась, у неё давно всё переболело и перегорело. Весь недостаток любви, недополученной ею в жизни, сейчас с лихвой компенсировал Берендеев – тот, кому по-настоящему была небезразлична Лизина судьба. С мужем ей несказанно повезло, чего уж лукавить… Лиза не могла надышаться на Тимку и часто, просыпаясь ночами в холодном поту от очередного кошмара, тут же ощущала надёжное тепло его объятий и моментально снова засыпала – абсолютно счастливая и успокоенная.
Руслан со своей девушкой Лёлькой тоже приехали в Шереметьево, но всё внимание Ильи в данный момент было приковано к Марине. Лиза знала своего сына как никто другой и понимала, что ему сейчас очень и очень нелегко, несмотря на непроницаемое выражение лица. Он очень привязался к этой девочке, по-настоящему привязался, и разлука с ней была непростым испытанием.
– Можно мне тебя обнять? – спросила Марина, заглядывая Илье в лицо. Он молча кивнул, и она прижалась к нему так крепко, словно боялась, что их вот-вот силой оттащат друг от друга. Слёзы текли по её лицу ручьями – так же, как и у Лизы, и было видно, что свитер на груди Ильи промок буквально насквозь.
– Ты плачешь, – сказал Илья.
– Сейчас перестану, извини, – торопливо выговорила Марина.
– Я буду писать тебе каждый день и присылать фотографии.
– Я тоже… – всхлипнула она. – И надеюсь, что ты будешь там по-настоящему счастлив.
– Я очень постараюсь, – серьёзно ответил Илья. – Хотя без тебя это будет не так-то легко.
Марина прошептала что-то, Лиза не расслышала, но Илья ответил внятно и чётко:
– Я тоже тебя люблю.
Тимка деликатно кашлянул и потянул жену в сторону.
– Давай отойдём на пару шагов, – тихонько сказал он. – Дадим Илье и Марине нормально попрощаться…
– Конечно! – Лиза смутилась, кляня себя за недогадливость.
Наконец были сказаны последние прощальные слова, произнесены последние слова напутствия, подарены последние торопливые поцелуи и взяты последние обещания. Илья ушёл, а Лиза, повинуясь какому-то порыву, вдруг обняла Марину за плечи.
– Ну всё, хватит, успокойся, – сказала она, глядя на её зарёванную мордашку, впрочем, хорошенькую даже сейчас. – Илья не хотел бы, чтобы ты плакала из-за него.
Марина послушно кивнула и вытащила из сумки упаковку бумажных платочков.
– Ты не пропадай, ладно? – попросила Лиза совершенно искренне. – Пиши, звони, заходи в гости, пока мы в Москве… я всегда буду тебе рада.
Марина недоверчиво посмотрела на свою несостоявшуюся свекровь.
– Правда?.. И вы на меня не сердитесь?
Лиза даже рассмеялась от такого предположения:
– Господи, да за что? Ну, не получилось у вас с моим сыном… что с того. Ты не должна чувствовать свою вину и ответственность за это. На тебя легло слишком тяжёлое решение.
– Вы же переехали в Крым к любимому человеку, – осторожно возразила Марина, покосившись на Берендеева.
– Я – это другое. Во-первых, Ялта не так далеко от Москвы, как Сиэтл. У меня не было интересной работы, как у тебя, а также незаконченной учёбы и прочего, что могло бы удержать меня в Москве. Но, девочка моя… ты всё равно дала Илье очень многое, – Лиза от души улыбнулась ей. – Он был счастлив с тобой, потому что чувствовал твою любовь – ту, которую прежде не дарил ему никто. Так за что мне на тебя сердиться?.. Я признательна как минимум за то, что благодаря тебе мой сын узнал, что такое настоящие, нормальные отношения с девушкой. Пусть и ненадолго…
– Спасибо… – прошептала Марина и тоже порывисто обняла её.
– Мы на машине. Подвезти тебя? – предложил Тимка, но Марина обернулась в сторону Руса с Лёлькой и покачала головой.
– Нет, спасибо, я на аэроэкспрессе с друзьями доберусь. Так быстрее.
Лиза ещё некоторое время стояла и смотрела им вслед.
– О чём задумалась? – спросил муж.
– О том, что они такие молодые… и такие счастливые, несмотря ни на что, – улыбнувшись, отозвалась она. – А ещё о том, что иногда требуется слишком много времени на то, чтобы понять, без кого твоя жизнь просто не имеет смысла.
– Потянуло на философию? Вероятно, ты проголодалась, – подмигнул Тимка.
– О-о-о, включился режим “строгий доктор”? – Лиза засмеялась и потёрлась своей щекой о его щёку.
– А как иначе, Берендеева? – поддел он её, хотя Лиза не стала менять документы, слишком много хлопот. Просто Тимке очень нравилось “примерять” свою фамилию на жену, словно он пометил территорию: “Моё! Не трогать!”
– Значит, поедем кормить тебя и гулять, – пообещал он, беря жену под руку и заботливо поправляя на ней шапку.
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – отозвалась она.
– Зачем ты это сказала? – застонал он в притворном страдании. – У меня же фантазия сразу в определённую сторону свернула…
– Фантазёр, – расхохоталась Лиза, – извращенец!
– А я думал, тебе нравятся все мои извращения.
– Угу, обожаю, – Лиза взъерошила его волосы. – Господи, Берендеев, как же сильно я тебя люблю, ты даже представить себе не можешь.
– Могу, – серьёзно отозвался он, перехватывая её руку и поднося к своим губам. – И очень даже представляю.
– Ladies and gentlemen, welcome onboard Flight SU102 with service from Moscow to New York. We are currently third in line for take-off and are expected to be in the air in approximately ten minutes time…*
Илья откинулся на спинку кресла, вставил в уши наушники, закрыл глаза и крепче сжал в руках спиннер.
___________________________
*Дамы и господа, добро пожаловать на борт рейса SU102 с обслуживанием из Москвы в Нью-Йорк. В настоящий момент мы являемся третьими в очереди на взлёт и, как ожидается, будем в воздухе примерно через десять минут… (англ.)
Эпилог
Сиэтл, штат Вашингтон, Соединённые Штаты Америки
Два года спустя
Когда меня просят охарактеризовать Сиэтл одним словом, в голову только и приходит, что “дождливый”. Девять месяцев в году здесь сыро и пасмурно, а снега я не видел ни разу, хотя это уже моя третья американская зима.
Не то чтобы я сильно тосковал по морозам и снегопадам, но в преддверии Рождества и Нового года, когда венки омелы появляются на двери каждого дома, всюду звучат рождественские гимны и сверкает иллюминация, а многочисленные ёлочные базары наполняют воздух смолистым хвойным ароматом, я иногда вспоминаю о снеге.
Хотя, скорее всего, грущу я не по самому снегу как таковому, просто в эти дни как никогда хочется быть рядом с любимыми и родными людьми. У американцев есть понятие “family get-togethers” – семейные посиделки, когда все близкие съезжаются издалека, чтобы собраться вместе за праздничным столом. Меня нельзя назвать слишком общительным и компанейским, но в этот период даже я скучаю по тем, кто мне дорог. По тем, кто остался в России…
В остальное время скучать мне не приходится: я люблю свою работу, мне хорошо и спокойно в Сиэтле. Как ни странно, но здесь я практически не ощущаю себя “чужаком” или “инопланетянином”. Новые знакомые, соседи и коллеги общаются со мной на равных, все очень дружелюбны и приветливы. К слову, я не единственный аутист в нашем офисе, но никому нет дела до того, что я аспи, к тому же ещё и русский. Прежде всего я интересую их как человек, как личность… что очень непривычно и довольно приятно. Нет ощущения того, что ты один-одинёшенек в целом мире. При этом никто не пытается залезть в душу, если видит, что я держу дистанцию – а меня это более чем устраивает.
Говорят, в Сиэтл ежедневно приезжает около восьмидесяти новых жителей. Это похоже на правду: город стремительно растёт и развивается. Он расположен между заливом Пьюджет-Саунд и озером Вашингтон, а с другой стороны окружён цепью гор, поэтому может увеличиваться только в длину, не расширяясь. Это сказывается на трафике – в Сиэтле постоянные кошмарные пробки. Правда, обосновавшись на новом месте, я практически сразу купил себе спортивный велосипед и теперь всюду добираюсь без проблем и вовремя.
В целом город очень красив: кругом вода, горы и вечнозелёные леса, недаром неофициальное название Сиэтла – Изумрудный город. К сожалению, купаться в океане можно только пару месяцев летом, всё остальное время он жутко холодный. Впрочем, зимы всё равно мягкие, поэтому в городе полно бомжей, особенно в центре.
Здесь готовят лучший в стране кофе – кстати, первая кофейня “Старбакс” открылась именно в Сиэтле. А ещё тут множество азиатских ресторанов и магазинов, которыми владеют китайцы или индийцы. Время от времени я беру у последних различные специи и еду на вынос. Можно делать это и чаще, но, к сожалению, индийцы ужасно болтливы и назойливы, а это раздражает – мне необходимы определённые эмоциональные ресурсы, чтобы настроиться на очередной визит.
Провизией я предпочитаю закупаться на рынке Пайк-Плейс на побережье, который считается не только старейшим местом городской торговли, но и полноправной достопримечательностью. Здесь продают свои товары мелкие фермеры, мастера и ремесленники, сюда стекаются уличные музыканты и артисты, местные жители и туристы.
Самая отвратительная, но очень популярная часть рынка – стена жевательной резинки, куда жители Сиэтла и приезжие наклеивают жёваную жвачку. На мой взгляд, омерзительное и тошнотворное зрелище, но судя по количеству селфи на фоне этой самой стены, отчистят её ещё не скоро. Что ж, должны быть и у американцев свои странности…
Лучшее время для посещения рынка – семь утра. В этот ранний час там можно застать лишь торговцев цветами да рыбой. Цветы мне без надобности, а вот свежие морепродукты прямо с Аляски – то, что меня интересует. Лосось, палтус, нерка, минтай, морской окунь, сельдь и камбала, крабы, осьминоги и красная икра… Зимой выбор не так разнообразен, зато в ассортимент добавляется вяленая и копчёная рыба, приготовленная по старинным индейским рецептам.
– Хай, Илия! – из-за рыбного прилавка машет рукой мой приятель Макки, самый настоящий индеец. Ему пятьдесят лет, и он уверяет, что все их провёл в буквальном смысле на этом рынке. Его мать работала здесь ещё до его рождения; она нередко укладывала младенца спать в ящик из-под бананов и продолжала вести торговлю. Когда Макки немного подрос, он сам надел фартук и сделался полноценным помощником матери, приходя на рынок каждый день после школы.
– Хай, Макки, – откликаюсь я.
– Форель сегодня просто обалденная! – говорит тот. – И даже несколько щук есть. Ты как знал, когда заглянуть, хитрец…
Торговцы сноровисто перебрасывают друг другу через прилавок свежую провизию – кажется, будто рыба сама взмывает в воздух. Затем её рассортировывают и обкладывают со всех сторон льдом.
– Хочешь сам поймать? – Макки, широко улыбаясь, машет мне хвостом большой скользкой рыбины, предлагая присоединиться к этой немудрёной забаве. Я отказываюсь: хватать сырую рыбу голыми руками не особо приятно, я не выношу резкий рыбный запах и всегда прошу завернуть мне покупки в несколько слоёв толстой бумаги.
– Ну, какие планы на праздники? – спрашивает Макки, подмигивая. – Будешь развлекаться с кем-нибудь?
– Никаких. Останусь дома.
– Какой ты зануда, Илия! В твои годы парни обычно только и думают о том, как бы склеить какую-нибудь симпатичную девчонку… Я в этом возрасте был уже дважды отцом!
– Меня это не интересует.
– Но ты ведь не гей?
– Нет.
– Тогда почему у тебя нет подружки?
“Есть”, – собираюсь было возразить я, но осекаюсь, понимая, что мне нечего ответить. Я всё ещё по привычке считаю Маришу своей, но ведь прошло уже достаточно много времени. Мы больше не вместе, ужасно глупо продолжать думать, что эта девушка до сих пор мне принадлежит.
– Моя подружка осталась в России, – только и говорю я.
– Она небось красотка? Русские девушки все хорошенькие, – он ухмыляется. – А как её зовут? Наверное, Наташа?..
Помимо рыбных рядов, я иногда заглядываю в пекарню “Pirozhky”, которую основала семья эмигранов из Латвии. Популяризация пирожков среди местного населения проходит успешно – в клиентах недостатка нет. Хозяйка пекарни Дайна за два года уже изучила мои вкусы и сейчас, не спрашивая, кладёт в бумажный пакет несколько ватрушек и вишнёвый пирог.
– Весёлого Рождества, Илья, – говорит она на прощание по-русски. На голове у неё – красный колпак Санты.
– И тебе весёлого Рождества, Дайна! – отвечаю я. Это всего лишь дань вежливости, никакого “весёлого Рождества” у меня не будет: просто очередной день – такой же, как и в будни. Не плохой, но и ничем не выдающийся.
Я еду домой и думаю о Марише.
Я вообще часто и много о ней думаю, хотя, наверное, не должен этого делать. Мне очень не хватает её, хотя во всех статьях на тему расставаний пишут, что самое трудное – пережить первые месяцы. Я скучаю по ней так же сильно, как скучал два года назад после переезда, и ужасно хочу её увидеть. Могу часами рассматривать фотографии в её инстаграме и те, что Мариша сама мне присылает. Она пишет, что тоже скучает. Должно быть, это ненормально, но мне совершенно не хочется начинать отношения с кем-нибудь другим, хотя, как ни странно, местные девушки постоянно со мной флиртуют. Я просто не могу вообразить рядом с собой никого, кроме Мариши…
Вероятно, нужно ещё какое-то количество времени – недель, месяцев или даже лет, чтобы меня отпустило. Когда-нибудь обязательно отпустит. А пока я всё так же ежедневно слушаю онлайн её программу на радио – правда, из-за разницы во времени иногда пропускаю отдельные выпуски, потому что не всегда в тот момент нахожусь за компьютером.
Мой отпуск слишком короткий для того, чтобы проводить его в России, но я надеюсь, что в следующем году мне это непременно удастся. Я ещё ни разу не видел младшую сестру вживую, только на фото, которые присылает мама. Тимур уверяет, что Настя – самая красивая девочка на свете. Мне сложно судить, все маленькие дети выглядят на одно лицо, но, по-моему, сестра похожа на своего отца – такая же рыжая и улыбчивая.
