Текст книги "Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ)"

Автор книги: Юлия Эфф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Вилфред-дан говорил, что малерийцы умеют себя приносить жертву, – произнесла Кайа хрипло, с трудом, – я помню, как умер сир Торвальд. Да, наверное, он что-то сделал со мной непростое… И ты хочешь?

– Дурёха ты, это спасло бы тебя, поверь… – Дыв кашлянул, поперхнувшись, – то есть, я хотел сказать, что ты в самом деле уехала бы в Кар-Эйру, там тебе понравилось бы. А муж… Кто его знает, вдруг ты бы полюбила его. Хочешь, я попрошу найти тебе самого красивого принца-малерийца?

Кайа бросилась на шею Дыву, опускаясь на колени перед ним. Никакую его жертву она не приняла бы, ни за что!..

Карамалийца словно подменили, он вдруг стал необычайно ласков и внимателен. Кайа про себя отметила эту разницу и расплакалась. Пришлось Дыву объяснять, причину слёз, а он только смеялся.

Не прийдя ни к какому конкретному решению, решили пока положиться на волю судьбы. Дыв попросил об одном: если Кайа поймёт, что поступает правильно, отказываясь от убийства, пусть даст ему знак, Дыв уведёт её, кто бы из фрейев не присутствовал и что бы ни сказал.

Всё получилось не так, как они спланировали. Вдруг семья оказалась в сборе, ибо матушка отправила всем Зов. Даже Марна притащила своего муженька, чтобы тот познакомился с обрядом, который его ждал через полгода. Переглянувшись с Дывом, Кайа поняла: “неправильно” поступить не получится, она сделает всё, что от неё ждут родители. Но главное, если Дыв поробует вмешаться, его просто разорвут, как пастуха, оказавшегося в неподходящем месте.

Помост сегодня возвели ближе к холмам с виноградниками, а с наступлением ночи долина украсилась факелами. Сгрудились женщины из деревни диких, затянули свои песни, взывающие к Тьме. Гвыбоды забили в глухие бубны, зазвенели посохами, увешанными колокольчиками… Всё пройдёт так, как это было со старшими сёстрами и Инграмом…

На Кайю навалилась беспомощность и обречённость. Сглатывая тошноту, она шла по образовавшемуся коридору из диких – к помосту, на котором привязанная к столбу пела, вместе с другими женщинами, сестра Рыжей Лотты, Тирезия, сверстница Кайи.

– Прокуси ей жилку на шее и выпей столько крови, сколько сможешь, – предупредила матушка.

Кайа медлила, прислушиваясь к бессвязному непрерывному бормотанию Тири:

– Умру и восстану во Тьме!.. Возми мою кровь! Возьми мою кровь!.. Умру и восстану во Тьме!..

Гвыбоды чаще забили в барабаны, и сердце застучало, невольно подчиняясь требованию действия. Кайа взяла Тири за плечи, но перед тем как наклониться к шее, обернулась и поискала глазами Дыва. Его не было в толпе. Бросил!

Губы коснулись солёной, пропитанной потом и страхом кожи. Жилка, которую некогда Кайа безошибочно нашла на шее Торвальда, билась рядом, но не была такой соблазнительной.

– Кусай, Кайа! – крикнула королева, и в её голосе послышался гнев.

Кайа зажмурилась и впилась зубами в шею. Солёная кровь брызнула на язык. Мгновение, второе… Сколько она так стояла, вцепившись в шею стонущей Тири, Кайа бы не сказала. Сложно было пить кровь – после первого же глотка тошнота уверенно начала подниматься от желудка вверх, пока не собралась в груди, угрожая выплеснуться наружу.

Кайа отпустила шею одурманенной жертвы, и её сразу вырвало на помост щедро, как там, у водопада. То ли гасили факелы, то ли темнело в глазах – обессиленная Кайя опустилась на четвереньки и прошептала после очередного “очищения”:

– Простите, я не смогла…

Её подхватило в воздух, и первая мысль была: матушка или отец сейчас её просто сбросят с высоты на этот помост, чтобы избавиться от дочери-неудачницы. “Пусть так, я заслужила!” – покорно подумала Кайа и расслабилась: умирать так умирать…

Но её несли долго. Внизу проплыли портовые редкие огни, аллея перед дворцом, и Кайю закинули на террасу её опочивальни. Сворачивая крылья, Её величество Отилия сердито и запыхавшись спросила у опустившеся на колени дочери:

– Почему ты мне не сказала, что беременна? Сколько месяцев ты носишь исчадие Света?

19. Четыре месяца спустя

Четыре месяца назад королева Отилия, твёрдо решившая выпытать у дочери правду, смягчилась, увидев, как от её вопроса перепугалась Кайа. Поняла, что младшая на самом деле не подозревала о своём интересном положении. А когда до девчонки дошёл весь смысл опасной ситуации, вместо того чтобы забеспокоиться о себе, она упала на колени и стала просить за карамалийца. Вообще-то Отилия собиралась оторвать ему голову и если не выпить его никчёмную кровь, то хотя бы спустить на виноград, за которым он ухаживал не менее ревностно, чем за фрейскими принцессами.

– Я не могу поверить, что ты ничего не чувствовала. Совсем ничего, Кайа? – настаивала королева. Но все признаки, как то: хороший аппетит, тошнота от крови и бурчание в желудке – были нормальными и для обычного состояния.

Утром следующего дня королева велела дочери собираться и унесла её в незнакомое место – на Утёс. По дороге Кайа спохватилась: Аша до сих пор оставалась в деревне диких, и привезти её ночью никто из родных не догадался. Попросила развернуться, но королева в образе летящего ящера так рыкнула, что Кайа замолчала.

Недалеко от западного спуска к океану, на утёсе возвышался сложенный из камня небольшой дом. Королеве не пришлось стучать – на крыльце сразу появилась женщина лет шестидесяти с умными глазами:

– Ваше величество, – поклонилась она и не задала лишних вопросов, ожидая, когда королева сама озвучит цель визита. Впрочем, и так всё было понятно: Хельги жила на фрейском довольствии и выполняла одну единственную работу – время от времени помогала избавиться от случайных женских оплошностей.

Гостьи зашли в домик. Для фрейи, привыкшей к просторным залам-опочивальням, здесь было относительно тесновато: угол занимал очаг и печка, увешанная железной посудой, ближе к стене стоял стол с двумя короткими скамьями, и не так много наличествовало мебели, однако вся комната казалась наполненной важными мелочами – сухотравьем на стене, холщовой скатертью с вышивкой, горшками, метлой в углу и вязаными шерстяными половиками. Хотелось всё рассмотреть, настолько обстановка показалась Кайе диковинной, но матушка с хозяйкой прошла дальше, и пришлось следовать за ними.

Следующая комната походила на спальню для нескольких человек. Здесь стояли две достаточно широкие для одного человека кровати и одна заметно поуже. И тут комната была заполнена мелкими вещами, которые безмолвно откровенничают о характере хозяина – покрывалами с вышивкой, салфетками, чьи мелкие узоры имели признак всё той же терпеливой руки; ваза с полевыми цветами на столике у окна, миленькие занавески и два кресла с меховыми покрывалами. От кухни сюда доносился запах уюта, вероятно, в печи доходили пироги или что-то ещё съестное. Кайа невольно подумала о том, что в этом небольшом домике занимательных вещиц было больше, чем во всём дворце фрейев.

– Хельги, посмотри, как долго моя дочь носит плод, – королева уселась в кресло и скрестила пальцы.

Женщина, названная Хельги, взяла робеющую Кайю за руку, добродушно улыбнулась:

– Пойдёмте, моя доннина. Это не больно. Вот сюда, ложитесь на кроватку…

Хельги подстелила под бёдра Кайи чистую салфетку, подождала, чтобы принцесса улеглась, раздвинула ей ноги и попросила не тревожиться. Кайа охнула, когда матушкина знакомая коснулась, ощупывая место, которое до сих пор не трогал никто, кроме Дыва. Вторая рука женщины надавила на живот Кайи. Понадобилась минута, чтобы Хельги узнала всё и пошла ополаскивать руки.

– Ребёночек уже шевелится, моя повелительница, – спокойно сказала Хельги, становясь перед задумавшейся королевой.

Отилия подпрыгнула в кресле и зыркнула гневно на дочь, открывшую рот:

– Замолчи, Кайа!.. Ты уверена, Хельги?

– Ребёночек кажется здоровым, пока точно не могу сказать. Есть ли признаки отравления Светом, моя донна? Нужно ли мне посодействовать, чтобы… – женщина многозначительно замолчала, бросив быстрый взгляд на окаменевшую юную фрейю.

Королева поднялась.

– Если сможешь, избавься от ублюдка: моя неопытная дочь была слишком послушна для первого мужчины. И я оставляю Кайю с тобой до тех пор, пока вопрос не разрешится. Дай мне знать, если Кайе потребуется задержаться, я пришлю сюда охранника. Срок тебе – три дня.

Не прощаясь с дочерью, королева покинула домик старой знакомой, зная, что та сделает всё, как надо.

– Ребёночек! У меня будет ребёночек! – ошарашенная Кайа гладила свой живот, наконец, понимая природу шевеления внутри себя.

Опытная Хельги сразу догадалась, с кем имеет дело. Старшие дочери Отилии не имели столь наивный и радостный вид, как эта. А с младшей придётся повозиться, убедить её сделать всё, как надо. И не теряя времени даром, хозяйка домика на утёсе принялась обрабатывать гостью.

Накрыла на стол, предложила сытный завтрак и выспросила, что да как случилось. Разомлевшая от доброго к себе отношения и вкусных пирогов с кашей, Кайа проболталась обо всём, не забыв то, как Дыв предлагал ей сбежать в Кар-Эйру.

– Всё понятно, детка, – кивала женщина, внимательно слушая, – твой мужчина оказался слишком сильным для тебя, не посвящённой тьме. Но всё можно легко поправить. Избавимся от ребёночка, и ты скоро взлетишь, моя милая.

Кайа подавилась куском, откашлялась:

– Я не хочу, чтобы первый человек, которого я умертвила, оказался моим малышом. Это слишком жестоко! И Дыв никогда мне этого не простит!

– Зови меня нянюшкой, милая, – Хельги и глазом не моргнула. – Все мужчины таковы, что как только доходит дело до свадебки да рождения ребёночка, сразу прыг в сторону. Знает ли твой милый о ребёночке-то?

– Н-нет… Наверное, – Кайа задумалась, – если только ему Совег и Марна не насплетничают… Обязательно будут сплетничать!

Она расстроилась и подпёрла голову рукой, наблюдая за тем, как нянюшка разливает по кружкам отвар.

– Ничего, ты только дай согласие, всё выправим так, что ребёночек сам-то и отойдёт…

– Нет! – Кайа подскочила. – Я не хочу!

– Да ты не бойся, пока он маленький, всё будет легче, а вот если рожать надумаешь, – Хельги напустила на себя суровый вид, – вот тут я тебе не помощница. Некоторых мамочек Тьма забирает в муках и сожалениях!

Нянюшка поведала несколько историй, в которых роженица умирала, а ребёнок выживал, или же сама угасала в муках, страдая несколько дней. Кайа содрогнулась и в конце концов закрыла уши руками, не желая больше слушать о подобных ужасах. А нянюшка, добившись от неё обещания хорошенько подумать до утра, переключилась на добрые рассказы.

Выспавшаяся на новой мягкой и поразительно уютной кровати, Кайа утром опять заартачилась. И как Хельги её не пугала, побледневшая фрейя стояла на своём.

– Хорошо, детка, как скажешь! – неожиданно согласилась хозяйка домика и больше этот разговор не заводила, предупредив, что Кайе придётся здесь задержаться на три дня, пока не вернётся за дочерью Её величество.

Из имеющихся развлечений Хельги могла предложить одно – прогулку к океану, поэтому до вечера Кайа вместе с нянюшкой исследовала изогнутую линию берега или купалась, или спала. Помогала готовить нехитрый обед и (это было очень странно) поймала себя на мысли, что ей нравится этот замкнутый и наполненный осмысленным действиями образ жизни.

Вечером, пока Кайа колола себе пальцы, пытаясь на пяльцах изобразить подобие цветка, нянюшка хлопотала по кухне. Горьковатый аромат трав заставил Кайю чихнуть:

– Что ты готовишь, нянюшка? Пахнет невкусно.

– Так то отвар нам на вечер, чтобы крепче спать, милая…

– Я и без него усну, ай! – Кайа облизала выступившую кровь на пальце.

– А ты шей, учись, милая. Твоя матушка в молодости себе наряд брачный украшала. Потом-то дел у неё много прибавилось, но ещё пока ни одной девице рукоделье не помешало. Простолюдинам оно, конечно, надобнее, но и сказать правду – чем заниматься тут, куда и любопытный подняться не захочет? Вот я и развлекаюсь помаленьку, обшиваю себя сама. Раз в месяц хожу вниз, заказываю холстины да нитки, раньше сестрицы твои приносили от вашей матушки подарочки…

Хельги поставила на стол кружку с дымящимся варом:

– Ты не жди-тко, когда оно остынет, пей для аппетиту, ребёночку оно в самый раз будет. А похлёбка уже почти готова, настоится – да и сядем хлебать…

Кайа, вышивавшая у окна, прислушалась:

– Ты слышишь, няня? Кажется, будто кто-то плачет…

– Да откуда здесь живая душа? Птицы, поди, на крышу сели.

Но Кайю уже сдуло с места, она понеслась на знакомые звуки. Недалеко от домика, принюхиваясь к запахам жилья, сидела Аша.

*****

Два месяца обитания в домике на Утёсе.

Время здесь тянулось медленно, но Кайа уже через неделю привыкла к размеренному темпу. Вставала рано, как только Хельги начинала греметь в соседней комнате инструментами для очистки очага от золы. Помогала готовить завтрак и поначалу даже ходила за водой к речке, стекающей с горы вблизи утёса. Но потом малыш стал реагировать на поднятие тяжестей, и Кайа переложила эту обязанность на охранника Йорана.

Затем прогулка к океану, если позволяла погода: время сбора урожая прошло, начался сезон штормов, после которого побережье бывало усыпано выброшенными съедобными дарами. Малыш “одобрил” рыбное меню, да и Кайа, всегда ценившая морское мясо, пристрастилась к этой намысловатой пище простолюдинов, получавших в это время года возможность питаться бесплатно.

Похлёбки, жаркое с домашним хлебом – Кайа привыкла к меню, которое исключало сырую кровь и плохо прожаренное мясо, и иногда с содроганием представляла себе, что нужно будет перестраиваться после возвращения домой – к холодной полупустой комнате, в которой гулял ветер, к невкусным ужинам и к вынужденному безделью из-за статуса Её высочества.

Матушка вернулась, как и обещала, через три дня. Хмуро выслушала просьбу дочери не губить малыша и отвесила пощёчину Хельги. Не объясняя, зачем, отрезала локон с головы дочери. Коротко предупредила: от Утёса далеко не уходить, во дворец без разрешения не возвращаться. Кайа не будет узнавать новости, ибо сама выбрала себе одиночество в качестве наказания за непослушание. В тот же день на Утёс прибыл молчаливый сорокалетний фрейлер Йоран. Теперь он находился рядом безотлучно: во время прогулок вместо Хельги, возле домика или внутри, а трапезничали все вместе, и Йорану была выделена комнатка у входа, которую Кайа прежде не замечала.

Самым скверным во время “наказания” оказалось отсутствие новостей. Если Хельги что-то и узнавала, когда ходила за продуктами вниз, в деревню, то держала в себе, помня о наказе королевы. Но связь у Хельги с дворцом однозначно была. Через три недели Кайа взмолилась: ей бы хоть какую-нибудь книгу, пусть даже это будут сказки! На следующие сутки Хельги ушла за продуктами, вернулась, как обычно, с корзиной и учебными пособиями, взятыми из библиотеки Асвальда Второго: “Основы Тьмы Созидающей и Утешающей”, “Каноны будущей королевы” и книгу на малерийском, которую Кайа не дочитала, посчитав её скучной. Матушка явно ткнула носом в долг, родовой, наследственный, и в опасное увлечение малерийцами.

Кайа заскулила от безнадёжности, но быстро успокоилась и принялась обрабатывать Йорана, чтобы тот сходил в столицу и узнал кое-какие новости, а заодно принёс книги – что угодно, лишь бы не сойти с ума от безызвестности. Сулила и награду по своём возвращении, и хорошее поведение… На третий день Йоран ушёл в нижнюю деревню вместо Хельги, ибо разыгрался шторм, и принёс… тюк чистой шерсти, ткань, невыделанную кожу, разные инструменты – всё для хозяйки домика, за день до того предупредившей Кайю:

– Скоро, моя доннина, вечера станут слишком длинными. Пора запастись терпением и заняться полезным делом.

Кайа поначалу в ярости не оценила предусмотрительности хозяйки домика и капризничала, пока малыш не начал пинаться, заразившись гневом матери. Снова успокоилась, всплакнула, поела сытной похлёбки, выспалась и смиренно попросила дать ей какое-нибудь занятие.

Так и повелось: Хельги учила Её высочество прясть, кроить одежду женскую, мужскую и на ребёночка, вышивать, обрабатывать невыделанную кожу, чистить и ухаживать за мехом…

Дел внезапно оказалось столько, что грусть и скука отступила. За рукодельем часто вспоминала Дыва, чьи руки загрубели от постоянной работы, а лицо обветрилось от солариса. Пощадила ли его матушка? Остался он или уехал с очередным кораблём из Кар-Эйры? Никто не мог ответить на этот вопрос. Разве что Аша, с которой разговаривать вошло в привычку, попыталась показать лапками, мол, с Дывом всё было в порядке, когда Аша сбежала от него. Так сколько времени прошло с тех пор? Всё могло измениться.

Инграм тоже не летел, хотя он обещал вернуться через полгода, а время перевалило за седьмой месяц. Могло статься и так, что он давно вернулся, узнал всю позорную правду о сестре и обиделся или послушался приказа матушки…

Хельги заметила, что загрустившая Кайа во время прядения украдкой вытирает слёзы, выспросила о причине грусти и посоветовала петь во время работы:

– Когда рот занят, голова меньше о глупостях думает.

Научила нескольким песням диких, даже саму на ностальгию пробило. Вспомнила, как ухаживала за Отилией, дочерью вождя, юной и тогда похожей на нерешительную Кайю. Создав удачный брачный союз с единственным фрейем, “Оти” не забыла свою нянюшку, забрала с собой, правда, с тех пор одиночество стало единственной подругой для дикарки, любительницы шумных компаний. Но ничего, человек ко всему привыкает, привыкла и Хельги.

Кайа слушала внимательно: матушка редко упоминала о своём прошлом до замужества, к тому же в памяти племя диких было связано с именем Дыва, чувствовавшим себя комфортно среди простолюдинов, и Кайе хотелось понять, что в них привлекло умного карамалийца. Запрета от королевы на рассказы о восточных племенах не было, поэтому нянька вошла во вкус – от рассказов о быте диких к их фольклору.

Так спокойно, в каком-то смысле, по-семейному, прошло три месяца. Никто из дворца не прилетал проведать, и это болезненно ожесточало сердце Кайи. Потом она вдруг подумала, что, возможно, матушка добивается именно этого – избавления дочери не только от бастарда, но и лишних для фрейев качеств: доверчивости, мягкотелости и жалости к кому бы то ни было. И Кайа решила отложить откровенный разговор с “предателями” до возвращения домой.

Тем временем чрево существенно прибавило в весе, малыш толкался всё чувствительней, и Кайа с каждым днём всё больше жаждала заветного срока, удивляясь, почему до сих пор он никак не наступит. Хельги щупала живот и говорила: “Скоро, очень скоро, но не сегодня”.

Бессонные ночи из-за бесконечного поиска удобной позы, постоянный аппетит, настроение, скачущее от плаксивого до угнетённого, страх перед родами… Если бы не Аша, тоже подросшая и способная нанести болезненные раны своими когтями, но ласковая и многократно доказавшая свою преданность хозяйке, Кайа бы совсем упала духом. А нянюшка вовсе не утешала. Её отношение осталось ровным, как в первый день. Иногда даже казалось, что Хельги снова пытается выполнить поручение от матушки убить неродившегося ребёночка. Хозяйку домика вдруг понесло на откровения: она наконец раскрыла секрет своей работы. И её рассказы о том, как фрейи поедают своих недоношенных и родившихся мёртвыми детей, чтобы выжить, доводили Кайю до слабости в руках и ногах.

– Но живых-то они не трогают? – дрожащим голосом уточнила она.

– Живых не трогали, – невозмутимо подтвердила Хельги и добавила. – Но у ваших, доннина, сестёр и матушки все детишки рождались мёртвыми. А Горан-дан родился не здесь…

Проболталась всё-таки! Кайа рот открыла и потом весь день надоедала Хельги, пока та не призналась окончательно: помощник Асвальда Второго – его бастард.

Ну и ну! Кайа и посмеялась, и призадумалась. Какую же роль отводил отец Горану, если скрывал и, главное, не благословлял у Очага?

Именно в минуту, когда она мысленно находилась во дворце, нянюшка вдруг всплеснула руками, вглядывась в полузамёрзшее окошко, и выбежала наружу. Через минуту в домик входил Инграм.

– Вот ты где, моя невестушка! А меня чуть было не обманули: отличный морок получился… Ого! Вот ты какая стала! – его искренний весёлый тон запнулся. Чёрные вертикальные зрачки расширились, делая жёлтые глаза тёмными, Инграм остановился посреди комнаты, разглядывая тяжело поднявшуюся с кресла женщину, в которой с трудом узнал свою младшую сестру, наивную и худенькую девчонку.

*****

Инграм принёс поистине удивительные новости. Вернулся он из своего путешествия буквально вчера, объясняя задержку увлекательным знакомством с новыми мирами, в которых время, ему показалось, текло иначе.

Полгода назад он летел на восток, останавливаясь на отдых и чтобы подкрепиться, пока не добрался до очень странного места, в древних манускриптах не описываемого подробно. Рассмотрев открытие, вокруг которого магия набирала бешенную силу, причём как тёмную, так и светлую, Инграм понял, что это Грань – вход в другое Всемирье. Страшно было пересекать Грань, и на тот случай, если его будут искать фрейи, оставил он на валуне прощальное сообщение. По ту сторону Зов от своих он не слышал, именно поэтому пропустил и свадьбу Марны, и призыв родителей вернуться, который ему отправили два месяца назад.

– Что же там за Всемирье? Какое оно? – Кайа слушала брата, открыв рот. Теперь никто во Фрейнлайнде, а может, и во всём этом мире, не знал больше Инграма.

– Долго рассказывать, быстро и не опишешь – удивительное, – Инграм растянулся на кровати Кайи, позволяя гладить себя. – Думаю, Тьма пришла именно оттуда, ибо её там слишком много. Чёрные душонки, много гвыбодов, едва ли не каждый третий… Есть и светлые, но я толком не разобрал их суть. Мало их попалось. Магии той, что питает наше Всемирье, там нет, есть другая…

Инграм задумался, почесал переносицу:

– Я бы сказал, что всё завязано на ментальной магии: жители постоянно что-то изобретают. Есть летающие штуки, м-м-м, у нас такого нет, не знаю, как описать, чтобы ты поняла. Сделаны из металла, тяжёлые, я сам проверял. Но внутри огонь и воздух. Люди садятся внутрь, и эта вещь взлетает, как мы. Ещё могут посылать Зов на большом расстоянии и даже с картинками, словно книгу на расстоянии читаешь. В металлических чёрных штуках, только небольших. Вот таких…

Показал пальцами небольшой прямоугольник. Кайа завистливо вздохнула:

– Когда я получу крылья, тоже хочу увидеть Всемирье. Наше и то.

– Их много, я только в одном побывал, а Граней много. Но от спутника я бы не отказался, – Инграм зевнул. – Марна сказала, что когда её драгоценный Севим получит крылья, они тоже полетят. Я их предупредил, что там опасно. На крылья тамошние гвыборы реагируют так, как будто первый раз видят. Пришлось развоплощаться…

Инграм стряхнул с себя дремоту, наваливающуюся от усталости за последние месяцы и нежных поглаживаний Кайи. Принял вертикальное положение:

– Как-нибудь ещё расскажу, надоело повторять одно и то же. Марна, родители. Солвег… Я зачем прилетел? Я решил проверить догадку…

Сказанное далее братом объясняло тот факт, что за три месяца из дворца никто не появлялся. Желая сохранить фрейскую честь младшей дочери и скрыть факт рождения бастарда от раба, матушка сотворила с помощью Тьмы Морок. Для того и отрезала локон волос дочери. Ныне во дворце жила Кайа, похожая внешне на оригинал, но по характеру больше напоминая Солвег, будто Очаг наконец одарил младшую принцессу достойной Тьмой. Крылья у неё не выросли, но отбрасывать клубящуюся тень Кайа-номер-два уже научилась.

– Кто это?! И почему матушка ничего мне не сказала?! А остальные? Как все к ней, то есть, ко мне относятся? И как тебе разрешили навестить меня? – схватилась за животик распережевавшаяся Кайа.

Инграм довольно рассмеялся, ибо он разгадал загадку холодности своей наречённой быстро – едва прикоснулся к её губам, желая проверить, сохранились ли чувства:

– Матушка и мне ничего не сказала, но я по её глазам понял – одобряет, чтобы я повидал тебя. Я раздумывал, не печать ли Тьмы это: уж очень родители старательно пытались меня убедить, что та Кайа – это ты. Утром матушка подсунула мне страницу “Основ”, так что я догадался: до тех пор, пока все хранят твою тайну, Морок будет жить… Тс! – Инграм обернулся на дверь: Хельги оставила их поговорить наедине. – Я-то могу говорить об этом: меня рядом не было, когда матушка затевала обет. Мне, конечно, ничего не будет ибо я проверял: с Лотты морок не сошёл, когда я сказал ей, что она не ты. Но что ни говори, а это неплохая идея…

– Как?! Это Лотта?! Матушкина служанка… – Кайа с облегчением выдохнула. Инграм её обнял, с любопытством ощупывая бока и мягкую спину. – А я с ума схожу: Хельги и Йоран ничего не рассказывают… Значит, они тоже всё знали, но тайна их не касалась?

Инграм прицокнул недовольно:

– Меньше болтай об этом! Мне твой бастард тоже не нужен. Если не умрёт, отдам его Дыву, я уже решил. И пусть катится со своими малерийцами на Кар-Эйру, как собирался.

Кайа покраснела, и, хотя это было мало заметно на её смуглом лице, Инграм догадался о причине опущенных ресниц Кайи, она пролепетала:

– Я… прости… сама не знаю, как получилось…

– Да ничего, – Инграм расслаблено ухмыльнулся, расстегнул пуговицы на камзоле, – удивительно, что он вообще до сих пор жив. Солвег дважды сюда прилетала, Марна – единожды. Честно говоря, я думал, отец мне предназначит Солвег… Но, так даже лучше, хотя малерийка из неё, как из меня Марна… Да и с тобой, малышка, веселее. Надеюсь, твоя наивность ещё долго будет меня развлекать.

Он откинул камзол и потянул вверх холщовую рубашку. Поймал изумлённый взгляд сестры и рассмеялся:

– Ты, может, и забыла своё обещание, а я – нет. Хочу узнать, чему ты научилась без меня…

Кайа ахнула:

– Но как же?.. – и указала на тяжёлый живот, в котором малыш ходуном ходил.

– Разве оно может быть помехой? Иди ко мне, Кайа. Я хочу тебя рассмотреть. Таких у меня ещё не было.

Инграм властно потянул сестру к себе, не дожидаясь, пока она разденется, потрогал всё, что его интересовало. Многослойная одежда Кайи была снята и отброшена в сторону под ворчание Инграма, недовольного задержкой. Обозрев обнажённую сестру, он удовлетворённо ухмыльнулся:

– Недурно. И необычно… Не отвлекайся, сюда никто не войдёт, пока я не разрешу…

Спустя час Кайа сидела на краю кровати, прижав к себе скомканную одежду и роняя слёзы в её складки. Инграм молча оделся, прошёлся по комнате, рассматривая всё подряд. Вернулся к сестре и присел рядом, не прикасаясь к ней:

– Ничего, это даже забавно, – задумчиво сказал он, потирая подпалившиеся чешуйки, – когда-нибудь мы будем это вспоминать и смеяться… Если бы мне гвыбоды предсказали, что однажды родная сестра меня попытается сжечь в постели… Да не хнычь ты, переживём…

Инграм протянул руку, чтобы коснуться Кайи и погладить её плечо, но передумал.

– Это всё карамалийская магия. Избавишься от ублюдка, всё будет, как надо, я тебе обещаю. “Бог любви” – хорош в постели, признаю, раз задурил всем голову. Солвег тоже скрипит, пытается его уломать вернуться во дворец. И, признаться, была такая мысль, оставить его слугой, пусть бы развлекал нас, но слишком уж крепкое у него семя. Терпеть его детей я не намерен… А ты выбрось его из головы, хорошо, малышка? – Инграм всё таки коснулся – заправил локон, упавший на лицо сестры, за её ухо.

Кайа зарыдала громче и затрясла головой, не убирая от лица одежду:

– Я не знаю, что со мной… Почему я?.. Не хочу…

Инграм кашлянул и поднялся:

– Мне надо возвращаться. Вернусь, когда следить не будут. Скажу, на Побережье летал. А ты… – он наклонился и чмокнул сестру в темя, снова удивлённо потрогал её волосы, – ты терпи, сама выбрала меня… Я тебя потом отнесу в одно место, будем вытравлять твоего карамалийца из твоей головы… Пока, малышка!

Инграм ушёл, не оборачиваясь. Подзамёрзнув, Кайа начала одеваться, и когда Хельги вопросительно заглянула в комнату, фрейя была почти полностью одета. А потом свернулась на кровати, натягивая на себя покрывало. Стыдно было так, что захотелось умереть!

Сначала она приятно удивила Инграма, и ему понравилось. Но когда он перешёл к решительным действиям, его грубость перечеркнула всю радость от встречи. Казалось, Инграм забыл о существовании Кайи, удовлетворяя свои желания и не замечая того, что причиняет боль.

– Инграм, отпусти, мне не нравится! – пискнула она, но весь вид брата с ощетинившимися колкими чешуйками говорил за него: Инграм ничего не слышал.

Дыв себе никогда такого не позволял, подумала машинально Кайа и постаралась расслабиться, но стало ещё больнее. Внутри родился огонь и вдруг выплеснулся наружу, опаляя взмокшего Инграма и приводя его в чувство

20. Сын, крылья и ненависть

Инграм улетел, оставляя после себя смуту в сердце Кайи и слишком много вопросов, чтобы можно было их быстро решить и прийти к умиротворению.

Безусловно, она была рада его возвращению. Кроме того, Инграм помог справиться с обидой в адрес родных, “забывших” беспечную фрейю, и, главное, не был против выбора отца, так что страхи относительно будущего оказались пустыми. Но почему же тогда в душе поселилось слабое и тем не менее заметное чувство, которому Кайа пока не могла дать название и которого уже боялась? Дыв как-то обронил фразу на мечтательную тираду Кайи о брате:

– Я надеюсь, ты быстро справишься с разочарованием и сможешь подстроиться.

В самом деле, Инграм мог бы не набрасываться в первый же день после своего восьмимесячного отсутствия, хотя бы из-за того, что на прощание еле удостоил поцелуя. Как будто нарочно улетел, чтобы не учить Кайю нежности… Ха, нежности! Кайа передёрнула плечами. Что-что, а нежности теперь явно нужно учить самого Инграма! Это всё Марна и Солвег, они приохотили Инграма к жестокости в постели. Марна, наверняка, просила использовать хлыст… От одних мыслей об ударах заболела поясница. Кайа поёрзала в кресле, меняя положение тела, чтобы унять неприятное ощущение.

Половину встречи проболтали про другой мир, словно реальность ничего не значила. Так Кайа забыла пожаловаться на Хельги, которая хитростью пыталась убить ребёнка. И если бы не Аша, вовремя добравшаяся до хозяйки и почуявшая опасную траву в отваре… Ух, досталось тогда нянюшке! Аша перевернула кружку с ядом и так орала, шипела! Никто ничего не понимал. Когда кошка успокоилась, Хельги снова осторожно подала захотевшей пить Кайе свой полезный отвар. И Аша снова взвыла, кусала руки госпожи, чтобы та не брала кружку. Ощетинилась на хозяйку домика, и Кайа догадалась.

Ярость молодой фрейи была такой сильной, что Хельги упала на колени и поклялась больше никогда не вредить ребёночку. И что она исполняла приказ Её величества… Аша потом находилась неотлучно, спала в ногах и шипела ночью, если Хельги начинала ворочаться или вставала по нужде. И везде, всегда Аша была неотлучной спутницей, куда бы ни направлялась Кайа. Об этом хотелось рассказать Инграму, он бы посмеялся, удивился… Но на виердскую мяукающую кошку брат даже внимания не обратил – выкинул за шкирку из комнаты, чтобы остаться наедине с Кайей.