Текст книги "Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ)"
Автор книги: Юлия Эфф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
Внизу пыль и паутина пышным ковром устилала холодну поверхность, Дыв еле сдержался, чтобы не чихнуть. Смахнул с себя липкую работу подкроватных многоножек и затаился. На террасу-балкон приземлилось, судя по шелесту крыльев, двое или трое фрейев.
– Инграм будет расстроен, некстати он отправился в мир, – произнёс голос несколько огорчённого Асвальда Второго. – Жаль… Я возлагал на нашу малышку некоторые надежды…
– Дорогой, я скорблю по нашей дочери не меньше тебя, – сказала грудным голосом королева, и Дыв покачал головой: в Кар-Малерии мать бы вопила, рвала на себе волосы, а эта спокойна, словно у неё застёжка на платье сломалась… Одним словом, прОклятые бездушные ящерицы!
Наверняка король опустился на ложе, чтобы прикоснуться к дочери, последовала пауза, в которой Дыв начал обливаться пОтом от страха. Принюхивался ли ящер? Если он почувствует раба… “Об этом нельзя думать, ищи выход!” – приказал себе Дыв. Мешало сосредоточиться ощущение щекотки на правой руке, должно быть, пауки обследовали незванного гостя. Но пошевелиться было равнозначно смерти – у ящериц слух отменно тонкий, это со вкусом проблемы, жрут всё, что у мага света вызывает рвотный рефлекс…
– Вы меня решили разыграть?! – вдруг рыкнул Асвальд Второй, так, что Дыв снизу дёрнулся, царапая руку о плохо шлифованый камень. – Оти, даже для тебя это слишком!
– Я не понимаю, дорогой, что не так?
– Кайа просто спит, и… Тьма Созидающая!.. – просвистел звук вбираемого в ноздри воздуха.
Громко пошуршало (королева тоже наклонилась к дочери).
“Идиот!” – обругал себя Дыв за намерение выручить потенциальную сообщницу. Он только что своей рукой разрушил всё, что создавал – безопасность намеченного пути для всех!.. Вдобавок какое-то настырное насекомое впилось зубами в его кожу на пальцах правой руки, и Дыв сцепил зубы, чтобы не почесаться, кожа зазудела ощутимым пятном.
А сверху началось интересное. Спящую Кайю растребушили, желая увериться в том, что она жива. Король пребывал в священном экстазе: его бескрылая дочурка победила проклятие и теперь по праву могла считаться избранной. Семейная идиллия грозила затянуться, если бы Его тёмное величество не почувствовал то, за что боялся Дыв.
Пока ящерицы сверху копошились, разговаривали, обменивались фразами на своём свистяще-шипящем наречии, Дыв относительно был спокоен. Внезапная пауза отразилась морозной волной, как копьём, пронзившей от макушки до пяток:
– Оти, матушка, только не говори мне, что ты не почувствовала это?! Магия малерийца! – гнева в голосе короля не было, скорее свистело удивление.
– Не может быть, дорогой! – не меньше супруга изумилась королева. – Я её проверяла!
Ящерицы увлечённо обнюхали дочь.
– Тьма Всеведущая! – бормотал король, и к этому примешивались звуки, похожие на мурчание: Кайа глухо и неразборчиво бубнила. – Признавайся, малериец делился с тобой магией?
Донеслось полусонное:
– Прости, отец, я не хотела, чтобы Марна его выпила…
Король хохотнул:
– И ты сделала это за неё?! Моя девочка! Избранная…
– Я не пила его… не знаю… не помню… Я звала Инграма, и он мне помог… Я люблю его, отец, больше всех во Всемирье…
Она много чего не знала. Как и того, что в этот момент под ней Дыв еле сдерживается, чтобы не заскрипеть зубами во всеуслышание. Какой пассаж! Теперь ящерицы будут думать, что малышка укротила раба! А что сказать Торвальду? Одно было хорошо в этом “пассаже”: кажется, подслушивающего гостя не замечали, приписывая запах врага влитой в дочурку магии.
Вслед сказанное королём уже не удивило:
– Прекрасно, Оти! Наша малышка преподнесла нам сюрприз. Думаю, Инграма по возвращении будет ждать приятность. После инициации наша малышка удвоит силу за счёт магии малерийца и по праву станет достойной королевой. Гвыбоды могут быть спокойны: будущее нашей Тьмы Созидающей в сильных руках. У Инграма будет достойная пара.
– Марна и Солвег расстроятся, – осторожно предупредила королева.
– В Марне кипит тьма, пора ей в брачный союз. Договор с вождём диких я заключил сегодня по дороге домой и, слава хаосу, я не озвучил имя. А для Солвег подыщем, когда придёт время.
– Отец, не понимаю, о чём вы? – встрял слабый голос принцессы, по-видимому, ещё не пришедшей в себя.
Пауза – кашель королевских особ – шуршание одежды или крыльев.
– Тебе нужно отдохнуть, наша малышка, – по-доброму сказала королева. – Я пришлю тебе служанок. Отдыхай. Мы сегодня все перенервничали. Чего тебе хочется?
Кайа попросила одного – спать, но если её навестит Улва, то она не будет против. Родители пообещали исполнить прихоть избранной дочурки и, наконец, ушли.
Дыв некоторое время лежал, не смея двинуться. Но могла прилететь средняя сестра, и тогда из башни ему выбраться придётся не скоро. Браслет был снят, магия направлена снизу на тихую Кайю, и вместе с потоком силы снова зачесалось место укуса на внешней стороне ладони, невидимое насекомое поползло выше, пока не остановилось чуть выше запястья.
Уснула принцесса или нет, он не знал, но всё-таки вылез, заранее готовый оправдываться. Кайа лежала, свернувшись клубком спиной к нему. Он рискнул – на цыпочках пошёл к двери, открыл её со скрипом и, начиная испытывать облегчение непойманного преступника, торопливо и бесшумно побежал по тёмной лестнице, бросая тревожные взгляды в редкие оконные проёмы на небосвод. Занимался новый день, поэтому жизненно необходимо было успеть попасть в свою обустроенную, с удобствами, клеть рядом со спальней Солвег.
Закрыв за собой дверь и наконец убедившись, что опасность миновала, Дыв засмеялся, погружая пальцы в волосы, щедро увешанные паутиной, заметил этот мусор, выругался и стряхнул.
– А теперь спать, сколько позволят! – упал на кровать, с наслаждением распрямляя тёло. Почесал место укуса, поминая всех ящериц вместе взятых, поднёс руку к глазам рассмотреть ущерб, ибо в комнате уже было достаточно светло.
На правой руке, там, где, ему казалось, его укусило фрейнлайндское насекомое, чернел заметный, большой рисунок расплывшегося чернильного пятна.
9. Тьма предупреждает
Когда дневное светило поднялось на свой небесный трон, король призвал дочерей на большой семейный совет, проведя до него малый – с супругой и испросив благоволения у первозданной магии.
Все важные собрания проходили в главной зале – той, что хранила тайну Сердца Тьмы. Самая высокая башня дворцового ансамбля представляла собой ничто иное как каменную площадку вокруг жерла вулкана, с основания мира являвшегося средоточием власти Тьмы Созидающей и Охраняющей. Подземные пустоты, некогда обжитые сумеречными шархалами, в процессе строительства дворца оказались заваленными из-за ошибки строителей, так что ныне от Сердца Тьмы на поверхность вёл колодец, в тронном зале прикрытый решёткой. По-разному называли это отверстие: кто, любя, – Очагом, ибо давал он силу и тёмные знания, другие – зёвом или вратами в подземелье Прародителей, где отбывали своё наказание умершие смертные. Что касается сумеречных сущностей, то одна из легенд гласила: шархалы после обрушения жерла вулкана разлетелись по Всемирью, кто куда…
Иногда Тьма предчувствовала и пробуждалась вне зависимости от намерений своего помазанника – Асвальда Второго. Так три дня назад получил король от Орды птицу с посланием. Гвыбоды, проводя ритуал, предшествующий полнолунию, уловили видение, вещее, зловещее как для диких племён, так и для их повелителей – фрейев. Прозорливые гвыбоды не смогли разгадать всего рисунка пророческой вязи, оттого положились на мудрость своего правителя.
Не желая раньше времени будоражить близких, Асвальд взял с собой помощника и отправился к Сердцу, веля туда доставить ягнёнка. Тьма, ждущая гостей и клубящаяся над решёткой, голодно приняла подношение, а когда большая часть крови стекла с жертвенного животного, Асвальд получил несколько пророчеств, два крупных и мелкие, бытовые.
Главное откровение в самом деле пугало. Древние боги жаждали перемен, оттого далеко, на Пупке Всемирья, началось шевеление, приносящее разруху в человечьи дома и смущающее магию владеющих ею. Что принесут перемены, Тьма уверенно не знала, лишь предупреждала своего ставленника над смертными.
Раньше подобные события заканчивались битвой двух начал – Света и Мрака, побеждало всегда Равновесие, но каждый раз оно было условным: и Свет, и Мрак продолжали сосуществовать с разной расстановкой сил. По этому поводу Асвальд решил не форсировать события: все недружественные соседи вели себя смирно, это даже по покорности рабов дерзкого народца было видно.
Зато король долго размышлял над вторым предупреждением – его дому грозила опасность, во Фрейнлайнде завёлся предатель. Имя его Тьма не назвала, отчётливый образ не показала, ибо пророчества всегда давались иносказательно. Лишь одно Асвальд почувствовал явно – предателем был мужчина.
Мелкие и оттого совсем непонятные пророчества Асвальд продиктовал Горану в зашифрованном виде, забрал список и пообещал себе подумать над ними позже, когда решения основных проблемы будут на ладони. Например, Тьма приветствовала зрелость дочерей, обещая одной из них избранность; советовала дать силу бастарду Горану, рождённому по случайности от корабельной девки. Тридцать с лишним лет назад Асвальд, возвращавшийся домой после финальной битвы, спустился погостить на свой проплывающий корабль – поболтать с фрейлерами и почувствовать вкус безмятежной жизни простолюдинов.
Ещё Тьма зачем-то показывала подземный ход, ведущий от центральной части дворца в северную часть Фрейнлайнда к горам. То ли советовала засыпать, то ли, наоборот, укрепить…
Асвальд думал в одиночестве, отослав Горана. С ним приватной беседы на тему, кто он такой и как оказался во дворце, никогда не затевалось. Лет пятнадцать назад, просматривая короткие списки юных фрейлеров с данным об их семьях и адресами, Асвальд увидел знакомое имя, отправился убедиться в собственной крепкой памяти и в результате обнаружил выжившего бастарда.
Перепуганной женщине, давно сменившей свободный образ жизни на замужний, была вручена крупная сумма, а подростка забрали во дворец, как это практиковалось со многими фрейлерами. Там Горана сначала определили на обучение к мастеру Оржану, затем перевели в чашники. Мальчик показал сметливость, расторопность, и король рекомендовал его в помощники своему секретарю Турре-дану. Тот вскорости отошёл в мир иной, и Горан быстро освоил новую должность.
Признавать его своим вторым сыном и давать ему возможность получить крылья, Асвальд медлил, несколько лет назад согласившись с супругой, – пусть Горан побудет запасным вариантом на тот случай, если с детьми от Отилии что-нибудь случится или же они разлетятся по Всемирью. В целом, Горан никогда не выказывал строптивости, по характеру был похож на Инграма, но чувствовалось в нём тщеславие, которого не было у законнорождённого сына, бывшего младше Горана на три года.
Примерно два года назад, когда начала вырисовываться картина семейной идиллии и Асвальд примерно уже знал, что ждёт фрейев, он для себя «нарисовал» картину будущего. Марна казалась сильнее остальных сестёр, именно такой король представлял себе наследницу. Поженить Марну и Инграма казалось логичным. Солвег и Улву выдать за какого-нибудь вождя диких, с пятнадцатилетней Кайей пока было не понятно. Если её Тьма не одарит, значит, можно поженить Горана и Кайю, дать им территорию на востоке – и дополнительная защита для Фрейнлайнда будет, и место, где можно погостить да отдохнуть от Марны с Инграмом…
Воскрешение Кайи и предупреждение Тьмы существенно повлияло на расклад, который укрепился в сознании Асвальда. Инграм вдруг засобирался в путь, готовый противостоять уговорам, но совершенно не ожидавший, что отец слишком легко его отпустит и благословит. Инграм не знал об истинной причине родительской радости: Асвальд понял, что не с этой стороны ждать предательства. Сын, который улетал и не собирался скоро возвращаться, чтобы отобрать у отца трон, не мог быть предателем.
Признание Кайи в любви, спасшей её (по словам дочери), в один миг на доске с фигурами разъединило пару Марна-Инграм. Об аналогичных чувствах Улвы к Горану поведала супруга, с которой Асвальд поделился сомнениями. Что ж, значит, охранять восток придётся другой дочери, не Кайе. И, возможно, не Горану.
Что, если бастард всё знает и готовит переворот? Крыльев ему не получить без обряда, который может провести только помазанник Тьмы – король. Или королева, которой вполне может стать одна из дочерей… Таким образом, инициация Горана два дня назад оказалась отложенной на неопределённый срок – до обнаружения предателя.
И, пока Асвальд Второй разбирался со внутренними шархалами, исполнилось первое пророчество. Чрево Всемирья начало двигаться. Облетев восточную часть, король увидел все печальные последствия: во-первых, на востоке, где до крайней границы Фрейнлайнда приходилось две-три тысячи вёрст, поднимался горный хребет, создавая естественную преграду для перемещения смертных, а также сложность для их контроля наземным войском. Много поселений было разрушено, большая их часть находилась за новым горным хребтом. Центральные дикие не скрывали ужаса и приветствовали своего короля бесконечным воем, воздевая руки и прося защиты. Пришлось спуститься и провести ночь с вождём и его гвыбодами, слушая сказания и заключая брачный договор – лишь бы смертные успокоились.
Но главная неожиданность поджидала дома. Всего в нескольких вёрстах от дворца по Красной реке случился разлом. Западный акведук чудом устоял, зато тот, что вёл с Красной горы, насыщенной строительной глиной и металлами, рухнул основанием в образовавшуюся расщелину. Фрейлеры уже свозили материал для постройки первого моста над бездной, в которую стекала рыжая вода.
Асвальд приказал перекрыть русло реки, чтобы спасти влагу, нужную для столицы, слетал к рудникам, где смертные с искажёнными от горя и страха лицами стояли у входа и не смели спуститься, чтобы вытащить тела товарищей да осмотреть внутренние разрушения. Тогда король сам подал пример – отправился вниз. Всё, представлявшее собой рудник, можно было уверенно списывать со счетов и основывать новый – прежний стал большой могилой для тысячи рабов и шестерых арнаахальцев, которым так и не суждено было вернуться на родину. Не успел Его величество продиктовать приказ Горану…
Асвальд приказал основать новый рудник, а себе пометил в общем списке дел, которых намечалось много, сегодня же дать аудиенцию мастеру Оржану и отправить его для получения нового налога рабами в подвластные земли.
Одно порадовало за минувшие двое суток: все восстановительные работы не касались дворца. Ещё в полёте издалека увидел внешне целое сооружение малерийцев и его башни. Тьма Охраняющая крепко держала дворец, и Отилия это подтвердила: внутри повреждений почти не было. Тогда стал ясен замысел Праотца: разлом на Красной реке остановил разрушения, а смерти тысяч рабов стали необходимым жертвоприношением. Асвальд отдал новый приказ – собрать в час заката народ на главной площади для его речи, писчим следовало её записать, а позже разнести по всем дальним углам новость об очередном чуде Тьмы, спасающей своих верных адептов. Народ нужно было успокоить, и Асвальд знал, как это сделать.
Что ж, все обязанности повелителя по отношению к Фрейнлайнду были выполнены, теперь стоило порешать и внутренние, семейные. Посоветовавшись с супругой, Асвальд велел устроить праздничный обед, на который в том числе приглашались приближённые фрейлеры.
Почему не ужин, никто не спрашивал. Уже всех известили: после обеда Асвальд Второй произнесёт речь к народу, а с наступлением темноты фрейи отправятся к диким племенам для тройного обряда.
Солвег получит последнюю, седьмую жертву, а Улва – шестую. Поначалу дочери решили, что в связи с воскрешением бескрылой Кайи, обряд для Улвы отменят как второстепенный по важности, но Его величество постановил: всё должно идти по намеченному плану. Кайа будет ждать возвращения Инграма, своего будущего супруга, и только в его присутствии произведут все необходимые традиционные мероприятия. И, главное, этой ночью Марну представят вождю диких как будущую невестку.
Зная своих дочерей, королева Отилия оповестила их до обеда, давая одной дочери время, чтобы спустить гнев, другой – прийти в себя от счастья. Кайа с утра рыдала о потере своей любимицы Аши. Другой такой быть не могло, ибо Аша появилась всего на час позже своей новорождённой госпожи, когда, почувствовав облегчение, матушка подарила малышке свою защиту – вплоть до её обретения тьмы и крыльев. Разумеется, поэтому Кайа осталась безучастна к участи Марны – эту новость королева Отилия озвучила второй, после напоминания об обрядах для Солвег и Улвы.
Несогласные вопли старшей наследницы продолжались бы долго, если бы Кайа не отёрла мокрое лицо и не пошутила бы зло, непохоже на себя:
– Что тебе не нравится, сестра? Дикие владеют плетьми не хуже карамалийских рабов. Ты только попроси их, всё племя будет в твоём распоряжении!
Марна не услышала, продолжая бесноваться, но заметила злорадные улыбки сестёр, холодно поинтересовалась, что их так развеселило. Солвег повторила слова Кайи, и Марна сначала смутилась, а затем бросилась было на младшую сестру, но была остановлена матерью и обездвижена.
– Прости, дорогая, но Тьма благословила отца на тот случай, если ты будешь противиться, – королева подошла в звенящей испуганной тишине, к Марне, спелёнутой сумрачными лентами, и надела на её руки чёрные обручья. Девушка взвыла, и матушка погрозила ей пальцем. – Не оскорбляй решение твоего отца и короля и не унижай свои корни пренебрежением! Помни, что я тоже когда-то была дикой и, как видишь, стала королевой всего Фрейнлайнда. А сестру ты больше не тронешь, на то была воля Тьмы Охраняющей и Созидающей. Кайа – избранная дочь фрейев.
Все присутствующие, включая ошарашенную Марну, открыли рты. Новость о согласии отца на брак Кайи и Инграма, завидного жениха, повергла в шок. Теперь Солвег была солидарна с Марной, о возникновении их тайного союза можно было не сомневаться. Улва загадочно улыбалась…
– Ма-а-атушка! Благодарю за милость! – бросилась Кайа в ноги королевы и схватила руку, как покорный раб, лобызая её. – Я буду Инграму лучшей супругой и королевой во Всемирье!
– Не сомневаюсь, моя малышка, – снисходительно улыбнулась Отилия. – Но для начала тебе надо обрести крылья. А это случится не раньше, чем через полгода.
– О, я буду готовиться! – бормотала обещания Кайа, готовая в эту минуту простить все обиды и Марну, чьё проклятие обернулось благом.
Чтобы отрезвить радость Кайи, королева велела выйти остальным дочерям.
– Расскажи, малышка, как тебе удалось уговорить малерийца добровольно поделиться с тобой своей силой? – не запрещая дочери сидеть у своих ног и держать благоговейно себя за руки, спросила королева, когда они остались наедине.
Кайа не знала, что ответить.
*****
Асвальд Второй до обеда лично навестил рабов и озвучил свою волю через переводчика, учителя Вилфреда. Рабу-малерийцу была оказана высокая честь быть посвящённым младшей дочери, которую тот наградил светлой магией и спас от проклятия сестры. Нет, Торвальду сыну Элла не предоставлялись отдельные апартаменты, лишь пообещали, что отныне в его клети будет чище, чем у остальных, а его прихоти в разумных пределах будут выполняться. И раз Кайа снимала ему обручья, значит, он будет находиться в них и по-прежнему делиться со своей новой госпожой магией, когда ей будет угодно, и, заодно, помогать учить кар-малерийские наречия.
Раб таращил изумлённо глаза, и весь его вид, к досаде Асвальда, не выражал благодарности – малериец будто бы даже начал свирепеть, но Его величество вовремя ушёл, не зная, что ему в спину полетят тихие проклятия с упоминанием всей его «мерзкой семейки». К счастью, проклятия раба не обладали силой, аналогичной той, что едва не убила королевскую дочь. Остынув, Торвальд сразу воспользовался новыми возможностями и попросил привести к себе товарища, находящегося в услужении фрейским женщинам.
Дыв появился несколько помятый: после прерванного сна был рассеян. Торвальд не обратил внимания на его руку, перевязанную куском ткани, и набросился, едва страж вышел в коридор побаловаться принесённым Дывом свежим напитком в кувшине и лёгкой закуской.
– Шархал тебя побери, ящерицын угодник! Что ты натрепал чешуйчатым? – малериец прижал к стене вялого Дыва и встряхнул его.
– Отпусти, сам виноват, нечего было нежничать с ящеркой! – огрызнулся Дыв и прямо посмотрел в глаза. – Отпусти, самому тошно.
Торвальд фыркнул и отошёл. Товарищи опустились на солому, и Дыв коротко пересказал все новости, к которым был причастен или знал, умолчав о собственном перевоплощении возле ложа Кайи и участии в её воскрешении.
– Почувствовали ящеры твой запах, потому и решили, – сдержанно подвёл итог карамалиец. Прислонился затылком к холодному камню. – Тебе радоваться надо, а не бузить. Сегодня ты должен был перейти в цепкие коготки средней дочурки, которая моя бывшая. Донна Солвег… – Дыв скривился, – а Марна с ней на короткой ноге, так что твой день снова стал бы «прекрасен». По мне, лучше в куклы с младшей играть и учить её языку, чем…
Торвальд хмыкнул. И правда, товарищ нашёл стоящий довод не унывать. Малериец взглянул на него внимательней:
– Сам как? Нанюхался фрейских перин?
Дыв лишь повернул голову в сторону открытой двери, за которой чавкал страж, поленился встать – развернул повязку на руке, демонстрируя увеличившийся с утра чернильный узор.
– Думал, какая-то дрянь укусила, но ошибся: оно живое и реагирует на нашу магию.
Торвальд взял руку товарища за пальцы, желая рассмотреть странный ожог, похожий на еле заметные глазу чешуйки, и вдруг пятно дёрнулось и медленно поползло к пальцам. Торвальд вскочил на ноги, но Дыв усмехнулся и спокойно замотал руку:
– Видел? Так что твои проблемы смехотворны. Расслабься, советник, домой целым и, главное, здоровым вернёшься. А мне, видно, не судьба… Эта пиявка из меня, чую, силы вытягивает, и спросить некого…
Торвальд признался, что не знает, как поступить, но попробует узнать у принцессы, когда та появится. Дыв кивнул на прощание и ушёл.
Вчера его предупредили о смене хозяек. С этого дня он должен был поступить в услужение Марне, которая уже ждала с распростёртыми объятиями. Но ночные события, кажется, многое меняли. На сегодня во всяком случае. Фрейи улетали на свой кровавый обряд, поэтому выдавался шанс отдохнуть и понаблюдать за “пиявкой”.
– Наслаждайся свободой, карамалиец, – сладко протянула Марна, заглянувшая к нему перед отлётом, – но когда я прилечу, ты восполнишь утраченное время стократ…
От прикосновения к бедру он вздрогнул, точнее, не совсем из-за этого – «пиявка» с приходом Марны как взбесилась, жгла руку, пыталась переползти с места на место, из-за чего приходилось почёсывать место, чтобы утихомирить зуд. Марна не могла не заметить этого. Спросила, в чём дело, и почему раб не выражает искренней радости; потянулась к повязке. Дыв открыл рот, собираясь признаться, мол, кажется, он заразился тьмой, но к ним заглянула Солвег, нарядная, увешанная многочисленными жемчужными нитями с ног до талии, насмешливо позвала сестру: «Успеешь натешиться…»
С их уходом Дыв вздохнул с облегчением, снял повязку и обратился к пятну:
– вырезано антиматом тварь, чего тебе от меня надо? Что мне сделать, чтобы ты исчезла?
Пятно обожгло, медленно меняя форму в рисунок, похожий на букву «К». Дыв опешил:
– Пресветлая Матерь! ТЫ со мной решила ПОГОВОРИТЬ? Дальше что?
Очередной приступ жжения подтвердил его догадку, тьма начала менять очертания, и в этот момент в дверь робко постучали, чего не делали ни фрейи, ни надсмотрщики.
– Дыв сын Кариата, ты здесь? – прошипел знакомый голос, и Дыв запоздало сообразил, что машинально за Марной закрыл дверь на засов.
– Вы не улетели с сёстрами? – спросил он, наблюдая за тем, как гостья рассеянно ходит по комнате, рассматривая бытовые мелочи, от гребня, подаренного Солвег, до пустого ведра для купания и рядом двух баночек с маслом от Марны.
– Я не иметь крылья. Это не мой ночь. Раньше Инграм меня брать посмотреть, сегодня я устать и хотеть спать.
– Но вы не спите, моя доннина, – заматывая руку, Дыв подошёл ближе. – Угостить мне вас нечем.
– Угостить? – Кайа обернулась. Лицо её сегодня выглядело немного осунувшимся, отчасти печальным. – Что значить «угостить»?
Дыв растерялся:
– Это значит… дать что-нибудь вкусное, что утолит ваш голод или хотя бы порадует.
На лице девушки расцвела улыбка:
– О, ты мочь меня угостить! Я прийти к ты просить о одна вещь, нужная я. Мочь я говорить на фрейский? Ты я лучше понимать, когда я говорить свой язык.
– Разумеется, – Дыв еле сдержался, чтобы не поморщиться. «Пиявка» с приходом принцессы опять начала издеваться. На этот раз не жгла, как в присутствии Марны, а щекотала, и к этому моменту сползла до артефакта на запястье и, наверное, достигла бы пальцев, но была остановлена заговоренным обручьем, которое сдерживало оборотную магию, и отпрянула, ужаленная ею.
Рассеянная гостья, в отличие от сестры, ничего не замечала. Она села на край узкого ложа, ибо в комнате не нашлось другой мебели, и уставилась в некую точку на полу:
– Сегодня один из самых счастливых дней в моей жизни и самый несчастный одновременно. Мне кажется, я мечтала выйти замуж за Инграма с детства, и мечта моя сбылась, но…
Карамалиец поперхнулся воздухом: про эту новость он не слышал:
– Простите, вы выходите замуж за своего брата?
Кайа подняла глаза:
– Вы удивились? Почему?
– У нас не принято, чтобы брат и сестра женились. Это противоестественно.
Принцесса кивнула:
– Я слышала об этом от учителя. Но Праматерь и Праотец оба вышли из Хаоса, следовательно, были братом и сестрой. И они создали мир, не так ли? А мои предки испокон веков…
Дыв поднял руки, сдаваясь:
– Не хочу спорить, моя доннина! Так чем я могу вас порадовать?
Прицесса не скрывала смущения, она то почёсывала узор на скулах, то теребила одну из множества своих косичек. Дыв ждал, не совсем терпеливо: “пиявка” будто требовала снять артефакт – натыкалась на него и резко удалялась. В самом деле, стоило попытаться её послушать. Как знать, если запозла по руке, может, аналогичным способом и уберётся? От надежды на душе стало легче, но теперь присутствие простоватой принцессы тяготило, хотя та, безусловно, была самым приятным собеседником среди своих сородичей.
– Марна сегодня сказала, что я… – ящерка запнулась, тряхнула головой, – моя сестра права. Пока я не могу сделать моего брата счастливым мужчиной, потому что я неопытна. Когда мы с ним поцеловались (всего один раз!), я это тоже почувствовала. Да, Инграм любит меня как сестру и всегда ко мне хорошо относился. Но любить как сестру и женщину – это ведь не одно и то же? Солвег так сказала. Сёстры надо мной сегодня посмеялись… Почему ты так смотришь, карамалиец?
Дыв слушал фрейю, уже подозревая, о чём его попросят:
– Потому что у нас, жителей Кар-Малерии, невинность в почёте, и нет мужчины, который бы мечтал взять в жёны опытную в любовных делах девицу. Впрочем, – Дыв вспомнил только что неудачно закончившийся спор про смешение крови и сменил тон, – хорошо, я понял. Я должен вас, моя доннина, научить целоваться или?..
– Полностью, – закивала головой глупая ящерка. – Взамен ты можешь попросить меня о любом подарке.
Карамалиец нервно засмеялся:
– А ваши родители меня потом не загонят на рудник, за порчу своей дочери?
– Не беспокойтесь, матушка посоветовала мне обратиться к Горану или малерийцу. Я спросила, можно ли выбрать тебя, ведь ты, кажется, угадываешь тайные желания, а значит, не причинишь мне боли, я надеюсь на это. Матушка разрешила выбрать тебя. Если ты согласен, то после Улвы я стану твоей госпожой на неделю. Но… я боюсь, что если ваши повелители скоро приедут, то заберут вас, и мне придётся обращаться к Горану, а мне он не нравится. Он, я уверена, посмеётся надо мной, а потом будет рассказывать моим сёстрам, какая я неумёха.
На лице Дыва за время этого монолога сменилось несколько противоречивых эмоций: смешливость, недоумение, гнев, и снова стало весело. Кайа, когда оторвала вгляд от манящей к себе точки на полу, заметила улыбку:
– Ты тоже, раб, смеёшься? – соскочила униженная и готовая заплакать.
Дыв схватил её за руку:
– Простите, моя доннина, я смеюсь не поэтому… О, простите! – отпустил, увидев смущённо-недовольную гримасу. – Я не хотел вас оскорбить. Мы можем начать прямо сейчас. Только у меня будет одно условие.
“Пиявка” бесновалась, очевидно, желая сползти на пол, а настырная фрейская девица не собиралась уходить. Но и отпускать её обиженной и разгневанной нельзя было.
Кайа согласилась на странное условие завязать себе глаза – чтобы быстрее сосредоточиться на ощущениях и “научиться”.
– Приступим, – деловито предупредил Дыв, проверяя, не спадёт ли повязка с лица ящерки, – помните, пока я не разрешу, снимать повязку нельзя!
– Я дала слово, – нетерпеливо сказала Кайа.
И Дыв, поглядывая на гостью, расстегнул артефакт. “Пиявка” почувствовала свободу и поползла медленно через запястье к пальцам.
– Я жду! Не смейте меня обма… – напомнила Кайа и охнула – в её губы мстительно впились мужские, раздвигая их и вторгаясь языком.
Прошла минута, другая, и вдруг она начала чувствовать нечто, похожее на ту негу, которая наваливалась во время полёта на Инграме, когда приходилось прижиматься к нему. Взмокла спина и где-то под грудью, на которую раб положил одну руку. Дыв успел шепнуть на ухо парочку советов – как “встречать” язык, что делать руками. Кайа послушно повторяла и сама не заметила – руки безо всяких советов обвили плечи раба и потянули на себя, укладывая сверху.
Так было странно – сначала раб неохотно подчинился просьбе (а ведь Кайа могла просто приказать ему), и вдруг сначала на него нашло безумие, а потом оно передалось Кайе. А если представлять себе Инграма вместо раба, что с повязкой на глазах было несложно сделать, то… И она простонала, называя имя любимого и прося сделать с ней всё, что он захочет.
Дыв буркнул на своём, карамалийском, Кайя этого слова не узнала, остановился – но Кайя, облизывая пересохшие губы, вцепилась в него:
– Умоляю! Инграм!
Повязку с неё сорвали, небрежно, сдирая зажимы для волос. Дыв в одних штанах, прекрасный карамалиец, белокожий, сероглазый и черноволосый, возвышался над ней с напряжённым лицом:
– Моя доннина, на сегодня, думаю, достаточно! Вы… очень быстро учитесь…
“И его губы пересохли. Как странно!” – подумала Кайа, глядя на раба снизу вверх. Урок был окончен, но отчего не хотелось вставать? Она призналась в этом шёпотом и добавила:








