Текст книги "Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ)"

Автор книги: Юлия Эфф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Крепился Торвальд некоторое время, с недоумением и осуждением наблюдая за фривольным времяпровождением избалованного принца: в отличие от целомудренных Ядрана и Давора, его можно было встретить где угодно – на кухне, заигрывающим с хорошенькой помощницей кухарки, или на скотном дворе, беспечно болтающим (опять же!) с какой-нибудь дочерью конюха, или на торговой площади, в лавке, где отлучился хозяин и оставил товар на попечение своей молодой глупой жёнушки.

Где заканчивался его интерес к женскому роду, естественный в возрасте двадцати, никто не знал, пока не нашёлся смелый сир и не подал жалобу Его величеству об оскорблении, нанесённом ему младшим принцем – тот пытался (Или всё-таки дело зашло далеко?) соблазнить молодую супругу мага. Советники думали замять дело, но внезапно появились второй и третий обманутые супруги – утаить не получилось. Его величество дал аудиенцию возмущённым сирам в присутствии принца Исаком, а также с приглашёнными Первым и Вторым Советниками, но при закрытых дверях.

В результате сиры получили некоторую компенсацию, Советники отныне становились соглядатаями любвеобильного принца, а сам он, надо сказать, даже не пообещал измениться, лишь сказал, что впредь будет осторожен в выборе круга общения… И начал посещать шалманы с незамужними портовыми девицами, правда, тайно, и набрасывая на себя морок, чтобы избежать нудных нравоучений от отца и Советников. Пока Ядран и Давор делали всё возможное для усиления своих магических навыков управления огнём, младший принц, кажется, решил сделаться главой Тайного Отдела, где преимуществом считалось умение скрывать свою личность.

– Исак, к моему сожалению, унаследовал кровь своего прадеда, который, как гласят народные анекдоты, сумел покрыть половину женской Кар-Малерии до того, как седина украсила его косу, – Стефан медленно шёл по оранжерейному коридору в сопровождении пыхтящего от раздражения сира Торвальда.

Тот несколько минут назад доложил о признаках явной оргии в одном из шалманов для простолюдинов. Да, что есть, то есть: принца там в глаза никто не видел, а возможно, его прятали, но уж очень похож был “почерк” веселья. Король расстроился немного, но гнева не показал:

– Вас удивляет, мой друг, отчего я не принимаю мер, как вы говорите. Но подумайте, мы меняемся, лишь когда делаем выводы, опосредованные опытом. Если Источник до сих пор не наказал Исака, значит, не пришло время его выводов… Исак умнее своих братьев, это надо признать, самые сложные знания всегда давались ему легче…

Сир Торвальд потом, каждый раз, когда раздражался от поведения младшего принца, уговаривал себя принять сердцем убеждения сюзерена, но получалось плохо. Однажды он поймал себя на мимолётной молитве Источнику о том, чтобы поскорее наступили “выводы” Исака. Заниматься ерундой – слежкой за младшим принцем – вместо более важных дел сиру Торвальду казалось издевательством и оскорблением сана.

Поэтому отчасти он расправил плечи, когда началась его личная подготовка к экспедиции, в которую принц Исак не собирался. Разумеется, в голове позвенивала мысль: “Чем же займётся этот засранец в наше отсутствие?” – но потом сир Торвальд решил: экспедиция важнее, а гулякой наконец займутся другие. В отсутствие пяти десятков магов, скорее всего, Исак займётся ухаживанием за оставшимися без присмотра сёстрами, невестами и жёнами, зато по возвращении жалобными письмами канцелярия Его величества захлебнётся, и вот тогда… “выводы”… Торвальд смог удовлетворённо улыбнуться фантазии, и его отпустило.

Экспедиция началась спокойно. Дагер и Нельс попросили оказать им больше доверия. Это не шло вразрез с поручением Его величества, и Торвальд с чистым сердцем отпустил сыновей на второе судно, а свои вещи велел доставить на корабль старших принцев. Единственное, что позволил себе Второй Советник, – это поговорить с сыновьями, убедился в их искренних намерениях познать мир и не испытывать терпение судьбы; завизировал состав корабельных команд и осмотрел судна на предмет качественно просмоленной кормы. На многих из тех, с кем ему позже придётся разделить рабство, сир Торвальд тогда не обратил внимание. Выделил Янне, прозванного Тощим, и Лауриса сына Оушена – только потому, что хорошо знал их отцов.

Дыв на момент смотра команды вообще не выходил на палубу – помогал коку готовить первый завтрак после отплытия, поэтому с болтливым карамалийцем сир Торвальд близко познакомился лишь в роковой день, защищая своих сыновей от грядущего рабства.

Он попросил дать ему несколько минут поговорить с сыновьями, когда на палубе “Светлого Элла” уже стояли фрейские управленцы. Дагер и Нельс, потупив головы и с глазами, блестящими от слёз, просили у отца прощение: они не понимали, с чего вдруг вопль бродаря, контролировавшего с рей-мачты обход скалы, заставил их преступить укоренившуюся привычку сначала оценивать обстановку и только потом выпускать огненные шары.

Торвальд ни мига не колебался перед решением – благословил сыновей и предложил заменить собой виновников поджога фрейского имущества. Попросил переводчика перевести: мол, его сыновья – пока условные карамалийцы, дар их нестабилен, после выброса они с полгода будут копить силу, а его магия истинного малерийца – достойное условие для замены.

Надо отдать должное правильно воспитанным наследникам – услышав предложение отца, сделанное ящероподобным, Дагер и Нельс одновременно бросились к Ядрану с просьбой не обменивать их – они-де виноваты, им и отвечать. Глупые, они и представления не имели, чем это может обернуться для них и рода Элла, имя которого носило злосчастное судно!

Прощаясь с сыновьями, Торвальд обнял их, прижимая к себе:

– Ничего, сыны! Не допустите, чтобы наш род прервался, мне нужны крепкие и здоровые внуки. Помните: ваша цель – сохранить наследие, данное вам прадедами. Да станет моя жертва путеводным Илем для вас. А там, глядишь, милостью древних богов всё закончится благополучно.

– Отец! Отец, прости нас! – шмыгнул ему в плечо Дагер, бывший чувствительнее своего брата, – мы сделаем всё возможное, чтобы вернуться за тобой! Даже если Ядран не захочет!

– Клянёмся, отец! – глухо пообещал сдержанный Нельс, но и в его голосе пробилась дрожь.

Напоследок велел им сир Торвальд заботиться о матери и полагаться на волю короля Стефана – тот рассудит все вопросы, включая наследственные. Сыновья срезали по локону и с молитвой вложили в нагрудный мешочек, в котором уже находилась прядь пшеничного цвета от любящей супруги. И в тяжёлые минуты, когда дух готов был сдаться под натиском внутреннего огня, требовавшего выхода, Торвальд зажимал в кулак незатейливую память о родных, и казалось, что становится легче.

Как фрейи, так и их жалкая копия фрейлеры, креатуры Тьмы внушали ему отвращение, не потому что были связаны с мраком, скорее, из-за последствий многовекового влияния первобытной магии на их тела. Из всех карамалийцев, взятых в плен, фрейлера до печальных событий видел только Янне.

По долгу службы его отец, сир Нарри, маг металла, принимал в порту груз из Фрейнлайнда и иногда брал с собой сына, чтобы тот привыкал к будущей работе. Сир Нарри неоднократно делился ощущениями тревоги, какую испытывал в присутствии фрейлера Оржана Лотта или его помощников: светлому магу постоянно казалось, что ящеры принюхиваются к нему, задерживают руку при случайном касании, и, главное, их чёрные вертикальные зрачки расширяются, когда думают, что сир Нарри подписывает бумаги и не замечает, не чувствует на себе взглядов. По этой причине от отцовских и личных воспоминаний Янне, шёпотом перессказываемых прохладной ночью, на всех в клетке распространялся парализующий ужас. Более чем очевидно, если бы не балагур Дыв, сын никому не известного сира Кариата, карамалийцы потеряли бы боевой дух ещё до того, как сошли на берег.

Помощник повара, случайным образом оказавшийся среди пленных, высмеивал внешность фрейлеров и недалёкость их подчинённых. Понемногу страх таял, рабы то и дело прыскали со смеху, что выводило фрейлеров из себя, и тогда завязывалась потасовка. Оттого легче было переносить лишения и наказания – день без воды на палящем солнце, лишение чёрствого хлеба или, наоборот, тщательная мойка палубы, а вместе с нею и “вонючих карамалийцев”.

– Да бросьте, – зевал Дыв после какой-нибудь провокации и усаживался поудобнее, чтобы вздремнуть, – пусть чувствуют, что не они нас, а мы их держим в напряжении. Чтобы знали нам цену, иначе будут обходиться, как с другими.

В самом деле, на другом конце палубы стояла клетка с рабами, купленными или захваченными где-то на соседнем острове. Оттуда если и доносились звуки, то только жалобные – молили о пище или воде. Фрейлеры спокойно ходили мимо, привыкнув к воплям. Зато на провокации карамалийцев реагировали предсказуемо. Например, Лаурис, проведя первые полдня без воды, потерял сознание. Просьба принести хотя бы ему воды была проигнорирована. Тогда наученные Дывом карамалийцы начали скандировать, что каравелла провонялась чешуей, которую давно не скоблили, – фрейлеры рассвирипели и велели залить водой палубу рядом с рабами, чтобы “сбить запах”. Так спасли Лауриса.

Потом Дыв вычислил среди фрейских бродарей одного азартного, тайно играл с ним в незатейливую детскую игру на пальцах, показывал фокус с исчезновением монеты, и чёрный никак не мог понять, в чём секрет. Дыв обещал рассказать тайну перед сходом на берег, а пока вечно проигрывающий бродарь таскал ночью рабам воду и пищу. Обещание Дыв сдержал, но лучше бы этого не делал. Познав всю глубину собственной наивности и глупости, бродарь рассвирепел и готов был заколоть багром наглого карамалийца, – но не успел. Багор вдруг оказался в руках смеющегося врага и приставленным к горлу остриём.

Сходили на пристани карамалийцы с видом гостей, изумляющихся дикому строву. Торвальд ждал, что встречные жители будут свистеть, забрасывать их гнилыми овощами, но, видимо, нищета или строгая дисциплина не позволила тратить силы и продукты на презренных рабов.

Пребывая в одиночестве в темнице, страдая от сбившегося резерва, который, бесновался и выжигал внутренности, в минуты, когда казалось, что он, сир Торвальд, сломается, – словно чувствовал, появлялся Дыв, вливал воду в рот, гасил незримое пламя. После этого горячий пот выступал на теле и становилось легче. Торвальд понимал: Дыв, взявшийся окучивать фрейских ящериц, сильно рискует с каждой принесённой кружкой воды. Да, этот карамалиец снова оказался изобретательным, и шанс выжить у него точно был.

– Не ходи ко мне, тебя поймают, – на вторую ночь прохрипел, приходя в себя, Торвальд.

– Чему быть, того не миновать, – уклончиво ответил Дыв и исчез, похлопав на прощание товарища по плечу.

После этого один не просил другого бросить себя, а второй не изображал благородство: все они, карамалийцы, были в одной связке, и цель у них была общая – дождаться принцев Ядрана и Давора. И свободы.

Торвальд мог себе представить, как сыновья собирают выкуп, тревожатся и подгоняют принцев. Плыть от Кар-Малерии до Фрейнлайнда – всего-то неделю, но прошла одна, за ними вторая… Отчаяние потихоньку накапливалось и искало выход.

В появлении девчонки-ящерки Торвальд усмотрел провокацию, помня о словах Дыва, пересказывавшего откровения Солвег. Та, не подозревая, охотно делилась секретами фрейев. Принцесса Марна, злобное чудовище, могла бы без усилий прокусить шею малерийца и высосать его кровь до последней капли, что утолило бы голод, добавило бы сил, но… Но забранная насильно магия со временем исчезала, и её растворение во тьме приносило больше ущерба, чем пользы.

Солвег злорадно рассказывала Дыву, как лет пять назад среди простых рабов попались маги. Глупые Инграм и Марна, не дождавшись разрешения отца и, главное, его наставления, в первую же ночь пробрались в темницу и выпили магию, соревнуясь в скорости. Да, сразу после этого устроили представление, беснуясь в небесах и взмывая к самому Илю. Крылья в самом деле были небывалого размера, больше, чем у отца. Воющие от зависти Улва и Солвег, выпади им такая возможность, пешком бы побежали по океану, чтобы поймать какого-нибудь светлого мага и повторить счастье Инграма и Марны.

Жестокий откат за взятую без спроса магию на второй день скрутил жадных “детишек”. Не только Инграм и Марна усвоили урок, но и наблюдающие агонию ослабевающей Тьмы Солвег и Улва тоже. Кайа, к её счастью, не подозревала о разыгравшейся драме, ибо жила на нижнем уровне и была допущена на верхний лишь с появлением внешних признаков фрейлерства.

– А как же легенды про то, как Асвальд пил магию наших? – спросил Торвальд, наслаждаясь облегчением и обществом: что ни говори, а больше десятка дней в одиночестве на пользу разуму не пойдут.

– Я бы спросил об этом у него лично, но, увы, пока порог необходимого доверия не преодолён, – хмыкнул Дыв. Не видел в темноте, но догадывался, что Советник закатывает брезгливо глаза, поэтому добавил серьёзно. – Одно знаю: кровь они пьют просто так, и она действительно подпитывает их силы. Ты не должен сожалеть о своей участи, и из наших никто не должен: ежедневно ящеры пьют кровь жертвенных ягнят, освящённую у их – как они называют свою дырку в башне – Очага Тьмы. Раз в полгода дикие им приносят одного из своих в жертву. Жертва отдаёт себя добровольно, наивно веря, что после смерти её ждёт перерождение во фрейлера как минимум. Вообще, я обнаружил множество несостыковок в наших байках о фрейлерах. К слову, у них про нас тоже много забавного. Я не стал их разубеждать: некоторые моменты нам на руку, так пусть ящеры продолжают верить в наши странности.

Торвальд покачал головой:

– Самому-то не противно?

– Противно сдохнуть здесь раньше времени. У ящериц хоть и чешуя вместо мозгов, в остальном они такие же, как наши сирры – подавай им нежность и страсть, и всё сразу. А я? Что мне? Закрыл глаза и стараешься представить себе какую-нибудь добропорядочную сирру, изнемогающую в отсутствие муженька, который озабочен своей работой…

– Заткнись, – сплюнул машинально Торвальд, невольно вспомнив о принце Исаке, оставленном в Кар-Малерии.

Что ж, выходит, Дыв собирал правдивую информацию обо всех фрейских секретах. И Торвальд с ним согласился: нельзя победить врага, веря в сказки, переписываемые столетиями и обрастаемые нелепыми подробностями. Но сказал:

– А нельзя ли тебя оставить здесь, а нам вернуться домой, раз ты один здесь, как рыба в воде?

Дыв посмеялся:

– Букашка не знает, какую пользу приносит, пока не завяжется плод.

После этого, в часы передышек между пытками Марны, Торвальд много размышлял над загадкой Дыва. А когда впервые пришла в голову мысль, что и нападение карамалийцев на фрейский корабль, и присутствие Дыва неслучайны, он даже содрогнулся: получалось, что всё было проинсценировано принцами, а у нынешней задержки Ядрана есть простое объяснение – сыновья Стефана просто не знают, что информация уже собрана. Попробовал выпытать у Дыва правду, но тот посмеялся: он искренне завидует богатой фантазии товарища, однако всё случилось естественным образом.

Тогда Торвальд, скрепя сердце, выбросил из головы лишние мысли, до поры до времени.

Но он скучал по родным и не мог перестать думать о своей любимой Маргаретте, матери его двоих сыновей, их самих и пятилетней малышке Шарлотте, дочери Нельса. День за днём, проведённый в темнице, в отсутствие солариса и собеседников, если не считать Дыва, приходившего на минуту-две, каждый день по ощущениям становился длиннее.

Торвальд слышал, как выводили на прогулку более сговорчивых товарищей, и чужая свобода сильнее оттеняла тоску его заключения.

И вдруг появилась ящерка, младшая дочь Асвальда Второго. Наследственная тьма уже начала украшать змеиным рисунком её лицо, на тыльной части руки и от запястья до плеча была заметна шершавая полоска; но пока ещё в минуты гнева чешуйки не ощеривались, как это бывало со всеми фрейлерами. Да и лицо пока ещё хранило детскую форму – фрейлерские лица имели слегка вытянутую форму, заострённый нос, напоминающий хищных птиц. У королевских “деток” и самих царственных особ внешность уже однозначно походила на птицу, притворяющуюся человеком. Как говорил Дыв, весь чешуйчатый рисунок на телах фрейев необходим для трансформации. Спины Солвег и Марны были полностью покрыты чешуей, из которой легко вырастали крылья.

Уход за телом, приобрётшим сложный кожный покров, по словам Кайи, был сложным. Служанки использовали специальные мягкие щётки, которые щекотали и дарили неизбывный зуд после мытья. Оттого все фрейлеры и фрейи носили на себе специфический солоновато-горький аромат.

Волосы – это был отдельный повод для удивления Торвальда. У Кайи, как и у остальных фрейев, жёсткие волосы были заплетены в косички. Доказывая то, какие карамалийцы счастливые, Кайа однажды расплела одну, и Торвальд невольно засмеялся от вида топорщащихся в разные стороны волосков.

– Я ещё не стать фрейлер, тогда мой волос быть мягкий гораздо. Это потому что на мой голова, как у отец, расти новый кожа тьма.

Её неожиданное покровительство только-только начинало растапливать сердце сира Торвальда, как чуть было не случилось несчастье. В ту ночь, когда свирепая Марна послала сестре вдогонку проклятие, а Дыв пытался её успокоить, Торвальд посочувствовал Кайе и одёрнул себя: подумаешь, придёт время, и из ящерки вырастет такое же чудовище, как старшая дочь Асвальда Второго.

Но случилось чудо, Кайа выжила, выторговала себе право быть хозяйкой Торвальда, и с этого дня стало заметно легче. Не только из-за снимаемых сдерживающих обручий – теперь его приводили на занятия карамалийским наречием к ученице. Девочка успевала учиться, угощала его и простосердечно болтала обо всём, больше выспрашивая про быт кар-малерийцев. Наученный Дывом, Торвальд кое-какие легенды поддерживал, в остальном был искреннен, не утаивая от ученицы деталей.

“Какая жалость, что нельзя её спасти, – подумал он однажды, наблюдая за тем, как она старательно записывает незнакомое слово и склоняет его, – а впрочем… пусть всё идёт, как идёт…”

После чудесного воскрешения Кайи ни в чём нельзя было быть уверенным. Если то сделали древние боги, то это явно не был посланец Света в этом логове Тьмы. Или во дворце есть некто, о способностях кого фрейям знать не стоит. Если бы Дыв, например, был малерийцем, то Торвальд не сомневался бы, чьих это рук дело, но всё, на что способен был шустрый карамалиец, – это удовлетворять похотливых фрейев и вытягивать из них информацию.

И всё-таки это день настал! Кайа на занятии выглядела грустной, пожаловалась, что будет скучать по малерийцу. Она бы предложила остаться ему на законных основаниях гостя, когда его принц внесёт выкуп за испорченный корабль Оржан-дана, но вряд ли малериец согласится, ведь он любит свою супругу, как, наверное, Кайа Инграма, и ему не терпится поскорее обнять свою сирру…

– С чего вы взяли, моя доннина, что принц скоро будет здесь? – Торвальд затаил дыхание, не веря своим ушам.

– Кто-то говорил. Ваш принц приносил жертву древнем боге.

– Древнему богу.

– Да, древ-не-му бог-у. Почему у вас такой сложный грамматика? – вздохнула Кайа и спохватилась. – Я – вам – буду дарить – ваша внучка – мой подарок – на память. Правильно сказано?

– Почти, – улыбнулся Торвальд и положил свою руку на руку ученицы и убрал, ибо находившийся рядом учитель положил руку на рукоять короткого меча. – Мы говорим “подарю”, а не “буду дарить”, “вашей внучке”. Вам нужно больше упражняться в окончаниях, моя доннина. Я вам благодарен за вашу доброту. Если бы все фрейи были такими, как вы, мы бы перестали воевать друг с другом.

Учитель Вилфред-дан зашипел, поворачиваясь к двери, за которой стоял стражник. Малериец начал позволять себе лишнее, значит, его время вышло.

– Ещё немного, учитель! – взмолилась Кайа, угадав намерение воспитателя. – Он же не делает мне ничего плохого.

– Ты не касаться моя госпожа! – фрейлер погрозил тёмно-коричневым когтём рабу.

И урок продолжился.

Торвальд думал весь день, что бы такое подарить смешной ящерке. Книги на карамалийском, как оказалось, в библиотеке Асвальда Второго имелись и даже в избытке, хоть и впитали в себя пыль десятилетий. Украшения Кайю не особо интересовали… Не дать же ей, в самом деле, попробовать магию огня, чтобы однажды новоиспечённая королева почувствовала “ностальгию” по Кар-Малерии и её Источнику?

Очевидно, приближалась ночь, потому что его начало клонить в сон, и сир Торвальд повозился на свежей соломе, собирая из неё под головой некое подобие подушки. И вдруг в темнице началось движение. Сначала послышался звук скрипа охранной решётки, затем топот ног и фрейский шипящий говор. Открывали его клеть, и малериец вскочил на ноги по традиции приветствия.

Заколотилось радостно сердце: возможно, принц Ядран добрался-таки и теперь желал убедиться в сохранности своих подчинённых.

– Ты выходить! – хлёстко и неожиданно ударила тьма из плети стража. – Вытянуть руки!

Совсем не похоже было на следствие радостной вести – его заковали и повели за цепь по знакомым лестницам. Фрейлеры по дороге бранились и бросали сложные для понимания фразы, кажется, угрожая. Что-то случилось, или это было очередное испытание ящериц, чтобы показать принцу Ядрану власть фрейев над рабами?

Его притащили в башню, в которой месяц назад король Асвальд осматривал карамалийцев. Торвальда втолкнули внутрь, один из стражей потащил его вперёд, огревая хлыстом для острастки. У колодца с решёткой уже стоял кто-то на коленях. Страж толкнул Торвальда:

– На колени, раб!

Торвальд послушно опустился, но продолжил искать глазами принца Ядрана или Давора. Блуждающий взгляд зацепил находящегося в полуметре раба, и Торвальд похолодел, мысленно выругавшись: “Доигрался!”

Рядом с ним на коленях стоял Дыв. И на этот раз ни уверенной ухмылки, ни спокойствия на его лице не было. Под пляшущими тенями, отбрасываемыми множеством факелов в башне, лицо шутника и оптимиста Дыва казалось окаменевшим.

12. Урок Торвальда

– Что слу?.. – Торвальд недоговорил – задохнулся от заклубившейся у лица тьмы. Она его обнюхивала, исследовала поначалу, так ему показалось, и он инстинктивно призвал магию, выставляя ментальный щит. Но противодействие лишь раззадорило чёрные отростки, взметнувшиеся выше и постаравшиеся обхватить его целиком. – Сгинь, тварь!

Машинально он подался назад и упал на спину – его подняли и вернули в прежнее положение.

– Не двигайся и не применяй магию, – сквозь зубы прошипел Дыв, не поворачивая опущенной головы.

К ним шёл сам король Тьмы Асвальд Второй. Он остановился напротив, по ту сторону Очага, заговорил на правильном кар-малерийском с некоторым акцентом, доказывающим, насколько трудно ящеру выговаривать твёрдые звуки:

– Сейчас я думаю, что ошибся. Может ли быть такое, что Тьма Охраняющая показывала мне не одного, а двух предателей, чей злой умысел был единым? М-м, Дыв сын Кариата и Второй Советник Его величества Стефана, хм, Мудрого? Советник, скрывавшийся под именем простого малерийца. Ты думал, я никогда не узнаю, кто ты?

– Я не скрывал, – твёрдо возразил Торвальд, отворачивая лицо от очередного щупальца, тянущегося к его щеке: – Меня никто об этом не спрашивал.

Король хмыкнул, шагнул на решётку, и Тьма заклубилась в его ногах послушным питомцем. Асвальд наклонился к Торвальду:

– Я знал твоего отца, маленький торберн[1]. Вижу, ты не унаследовал его мудрости, а ваш король решил поиграть со мной? Что ему нужно?

Король выпрямился, сделал знак фрейлерам, стоявшим позади раба. Те вдвоём резко встряхнули Торвальда, запуская когти в его рыжие волосы и тем самым вынуждая запрокинуть голову.

– Отвечай, а я положусь на твою малерийскую честность, раб. Ваша магия ведь не терпит лжи? Какое у тебя было задание?

Кар-малерийский Советник молчал, с ненавистью глядя на ящероподобное лицо, на скулах которого “дышала” возбуждённая гневом чешуя. Король сделал знак второй паре стражников – и теперь Дыв синхронно с товарищем взирал на повелителя тьмы.

– Ты у нас сговорчивый, Дыв сын Кариата. Мы высоко оценили твои услуги, но, может быть, и на этот раз ты всем нам упростишь задачу? Какой у вас был приказ от Стефана?

– Его величество не давал нам заданий, клянусь! – прохрипел Дыв. – Это большая ошибка – обвинять нас, не дождавшись Его высочества Ядрана. Я уверен, они более красноречивы, чем мы, и найдут…

– Красноречивее тебя, болтливый раб? Или красноречивее Советника? – ухмыльнулся король. – Ваши хозяева смиренно ждут в порту нашего разрешения на аудиенцию. Мне не нужны их оправдания! Тьма Охраняющая указала на вас двоих!

– Не понимаю, что я сделал не так?! – искренне удивлялся Дыв, пока Торвальд молчал и примеривался, как бы поудобнее ухватить стоящих сзади и свернуть им шею.

– Объясни ему, я устал, – брезгливо сказал король кому-то и направился к трону.

От двери, до сих пор укрываемый тенями неосвещённого угла, сдвинулась фигура. Горан дошёл до решётки, но не встал на неё, как это только что делал его хозяин, и заговорил на фрейском:

– Дыв сын Кариата, ты, безусловно, разбираешься в скрытых желаниях и тонкостях еды, ты легко отличаешь сорта дешёвого и дорогого рафа. При других обстоятельствах мы бы предложили тебе должность рафодела, но… но ты был слишком настойчив в своих вопросах, полагая, что я выпил достаточно. Облегчи себе конец, признайся в злом умысле против Тьмы Созидающей, Его величества и кого-либо из принадлежащих его роду. Признаешься – и умрёшь быстро. С тебя не будут снимать кожу по частям. Мы оставим твои ногти и волосы целыми, твоё тело вернётся домой, и твои родные смогут оплакать тебя, как того требуют ваши традиции.

Дыв сделал рывок, пытаясь освободиться от рук фрейлеров, не получилось – и он разозлился:

– Я! Не! Виновен! Мои вопросы – всего лишь любопытство карамалийцы, впервые за свою жизнь увидевшего больше, чем Кар-Эйра!

Возникла короткая пауза, в которую Горан переглянулся с Его величеством, тот перевёл взгляд на рыжего малерийца, и фрейлер насмешливо продолжил, обращаясь к Дыву:

– Умеешь ты говорить, раб. Однако у нас сомнения по поводу твоей честности. Не далее как прошлой ночью ты пробрался к Советнику. Мы полагаем, что это происходило не в первый раз. Говоришь, ты не малериец? Как тебе удавалось усыплять стражу? Тебе была дана свобода за твоё поведение. Но ты обменял её на своего товарища. Глупо и дёшево. Теперь он останется жив, а умрёшь за него ты. Если только ты не какой-нибудь пятый Советник своего глупого короля.

Дыв снова дёрнулся:

– Отпустите, я сам всё расскажу!

Горан кивнул фрейлерам позади Дыва:

– Отпустите его, но помни, раб, если ты задумал что-то, дальше Сердца Тьмы тебе не уйти. Оно давно ждёт предателя.

Помощник кивнул в сторону, и решётки раздвинулись над бездной, из которой сразу поднялся ровный чёрный столб. Дыв и Торвальд отшатнулись, первый машинально схватился за кожаный браслет, обхватывающий правое запястье.

– Я всё скажу, – морщась продолжил он. – Только можно убрать нас подальше от этой дряни?

Фрейлеры дружно вздохнули от возмущения, но Горан не стал делать замечаний:

– Оттащите их пока, послушаем, что будет петь наш сладкоголосый. Глядишь, и рыжий от радости поумнеет. Говори, сын Кариата. И быстрее, ты тратишь наше время.

Дыв вздохнул, расправляя плечи. Встать ему не разрешили, продолжая держать за плечи.

– Возможно, я и виновен, с вашей точки зрения. Но разве вы не поступили бы на моём месте точно так же? – сказал он на фрейском, косясь на Торвальда. Советник неплохо знал язык ящериц, не настолько бегло, однако при желании смог бы оправдаться. – Его высочество Ядран и Давор умоляли нас не совершать ошибок, которые могли бы спровоцировать войну между нашими государствами. Я надеюсь, вы это понимаете.

– Не добавляй лишнего!

– Хорошо. Поэтому я старался изо всех сил. Да, рисковал собой, чтобы сохранить жизнь моему товарищу. Но он сделал бы то же самое. Разве это предательство по отношению к нашему хрупкому перемирию? Я предал своих стражей, но никого более. Приказа не ходить к сиру Торвальду мне никто не давал…

Горан зашипел, вздыбливая на шее шероховатый покров:

– Не о том ты говоришь, раб! Тьма Охраняющая предупреждала нас о другом!

Вдруг тяжёлые створки дверей гулко бухнули, и тонкий женский голос отразился эхом в трёх закрытых стенах залы:

– Отец! Его величество! Не трогайте… – Кайа резко остановилась, судя по удивлённой интонации, не ожидая увидеть некоторых персонажей. – Сир Торвальд?.. Горан? Что происходит, отец? Ваше величество!

Король фрейев аналогично не ожидал вмешательства, рявкнул:

– Возвращайся к себе, Кайа! Это не дело юной принцессы – вмешиваться в Совет.

Девушка задохнулась от удивления, гнева, помедлила, обводя взглядом собравшихся. Вид рыжего малерийца, которого держали за волосы, взбесил её. Она подбежала и забарабанила руками по стражникам, держащим её любимого раба:

– Отпустите его, я приказываю!.. Горан, что происходит?

– Тьма Охраняющая несколько дней назад послала Его величеству предвидение о предателе, скрывающемся среди нас, – спокойно ответил Горан. – А сегодня стало точно известно, что это один из рабов.

Кайа сжала кулаки:

– А почему не ты предатель? Ты можешь им быть!

– Мы уже исследовали этот вопрос, Кайа. Горан не предатель, Тьма опознала рабов, – король шёл к дочери, – уйди, Кайа, не лезь в государственные дела.

– Сразу двоих? – растерялась девушка, – но…

– Мы это и пытаемся выяснить, моя доннина, до аудиенции кар-малерийских принцев, – терпеливо сказал Горан.

– Они приехали! – на мгновения Кайа забыла причину своего появления и побежала на террасу, с которой город и порт лежали, как на ладони. – А где их корабль?

Король подошёл сзади и положил руки на плечи:

– Иди спать, Кайа.

– Где? Покажи!

– Вон тот, с огнями. Они ждут разрешения войти в город. Но пока мы не вычислим предателя, малерийцы будут ждать. Иди, Кайа!

Девушка уткнулась отцу в грудь, пробормотала:

– Я привязалась к ним, отец. Не наказывайте их сильно. Дыв – смешной, а сир Торвальд – умный…

– Это не нам решать, Кайа, – сухо произнёс король, нажал на плечи дочери, разворачивая её к выходу. – И-ди!

Она послушно дошла до двери, створки перед ней распахнулись, но Кайа упрямо остановилась:

– Нет! Я тоже хочу знать, кто предатель.

Минуты две она поперепиралась с Гораном, отцом, отвоевала себе право остаться, сославшись на слова о собственной избранности. В конце концов, ей разрешили тихо посидеть в стороне, и она взобралась на нишу, основание одного из окон, служащих больше для проветривания, которое требовалось Очагу, чем для естественного дневного освещения.