Текст книги "Ради безопасности страны"

Автор книги: Юлиан Семенов

Соавторы: Вильям Козлов,Станислав Родионов,Борис Никольский,Павел Кренев,Юзеф Принцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

9

В кабинет подполковника Сергеева, начальника отдела, через открытую форточку долетал приглушенный лязг трамваев, отдаленный звон детских голосов – гомон шумного города. Знойный, немного пыльный, даже здесь, на высоте пятого этажа, июльский воздух медленно втекал в помещение душной массой, и работяга вентилятор ничего не мог с ним поделать.

Сергеев сидел за столом в расслабленной позе, теперь, к вечеру, заметно усталый. Пиджак висел на одном из стульев, рубашку из-за жары подполковник расстегнул, отчего из-за ворота багрово заотсвечивал крепкий загар. Начальник отдела нервничал. Ни в интонации разговора, ни в выражении лица это не ощущалось, но неразлучная старенькая «паркеровская» ручка, легонько зажатая между двух вытянутых пальцев, опять постукивала металлическим наконечником по столу. Васильевский, как и другие «старожилы» отдела, предостаточно знал слабости и привычки своего начальника. Нервничать Сергееву было отчего. Информация, полученная Васильевским от Кунгурцева, была слишком серьезной.

– А что нам известно о Нуллермане? – спросил подполковник у Александра.

– Стажируется русскому языку при университете и собирает материал для диссертации. Университетская администрация жалуется, что к занятиям относится наплевательски, пропускает лекционные часы. Имеет по этому поводу два предупреждения. В общем, на грани исключения с курса. В деканате говорят, что все время занят чем-то другим. Только и знает, что катается на своих «Жигулях» по городу.

– У него что, и машина есть?

– Да, приобрел с помощью своего диппредставительства, как только прибыл в город. В общем, спасает иностранца от исключения только совершенное знание русского языка и неплохое владение материалом по теме.

– Откуда он прибыл?

– Родом из Гамбурга. Отец по национальности украинец, в годы войны переметнулся к немцам, служил в армии Власова. После войны с помощью американцев обосновался на Западе. Женат на немке, поменял свою фамилию на ее. Сейчас владеет небольшой компьютерной фирмой. Один из активистов НТС, влиятельная фигура среди эмигрантов.

– Похоже, что и отпрыск его втянут в эти круги.

– Похоже. Думаю даже, что несомненно втянут. Наталья Солоник многое рассказала своему любовнику Кунгурцеву. В частности, по ее словам, Фред Нуллерман приводил на их квартиру американского дипломата, описание внешности которого совпадает с обликом Дэвида Брайта, выдворенного за шпионаж месяц назад.

– Седьмого июня. Помню этого наглеца цэреушника.

– Мне, Михаил Александрович, показалось, что сама по себе идея использовать ярыгинский фонд в целях добывания информации принадлежит не каким-то кустарям из НТС, а именно ЦРУ или какой-нибудь другой разведке. Уж больно тонко все организовано. Солоник – фактически резидент. Нуллерман – посредник между ним и американским консульством, консульство по диппочте передает полученную информацию за кордон.

– Но мы-то с тобой знаем, что НТС тесно связан с ЦРУ.

Васильевский улыбнулся: начальник отдела не изменяет своей привычке «прокатывать» на подчиненных все варианты той или иной версии, а заодно и потренировать их в оперативном мышлении.

– Все равно даже сильной эмигрантской организации не создать эффективной шпионской системы без помощи разведки. К тому же участие в этой акции Брайта... В общем, думаю, что Нуллерман – или кадровый сотрудник ЦРУ, или, как минимум, его агент.

– Ты не торопись, Саша, с выводами. Похоже, что так, но это надо проверить. – Сергеев задумчиво посмотрел на окно. – Все же очень интересны данные Кунгурцева о тайниковой операции. Эту ситуацию надо проработать в мелочах. Расскажи об этом поподробнее.

Васильевский волновался. В истории с ярыгинским фондом пахло чистым шпионажем, здесь нельзя было ошибиться, и, передавая начальнику свой разговор с Кунгурцевым, Александр боялся что-либо упустить, забыть или просто перепутать. Важна была каждая деталь.

– Первое время Семен Солоник «поставлял» Нуллерману мелочи. Ну там данные о судебных процессах над отщепенцами всякими, цифры и факты, потребные для радиостанции типа «Голос Америки», «Свободная Европа», «Свобода». Кстати, помните, Михаил Александрович, недавнее совещание у начальника управления, где было сказано, что в последние месяцы «Свобода» активизировала враждебные передачи на наш город?

– Помню. Возможно, что связь тут есть, ты не отвлекайся.

– Потом, когда круг информаторов у него расширился, Солоник стал получать данные более «солидные».

– Извини, что перебиваю, ты не интересовался подробнее у Кунгурцева, что за контингент подобрался этих информаторов?

– Наталью это беспокоило больше всего. Она жаловалась любовнику, что у мужа появились друзья – почти все с уголовным прошлым или уголовники потенциальные. Все они с соблюдением конспирации встречались с Семеном, передавали какие-то записи. Наталья говорила, что муж плевался и чертыхался после встреч с ними, даже руки каждый раз мыл. За принесенные сведения они требовали крупные суммы, и Семен шептал жене, что из-за денег эти люди и мать родную не пожалеют. Двух из них Наталья особенно боялась. По виду – преступники отпетые.

Сергеев покачал головой. Васильевский продолжал:

– Кто-то из этих информаторов нашел некоего подонка, якобы инженера, который добыл сведения, касающиеся судостроения и продал их Солонику.

– Сумма выданных денег не называлась?

– Кунгурцев не знает ее, потому что не знает и Наталья, известно лишь, что речь идет о тысячах рублей.

Васильевский невольно поерзал на стуле и вздохнул. Теперь заходила речь о главном.

– У Солоника и Нуллермана, со слов Натальи, есть договоренность, что в случае получения серьезных разведданных они не контактируют друг с другом непосредственно, во избежание неприятностей Солоник передает добытые шпионские сведения стажеру через заранее обусловленное место – тайник.

– Обычный шпионский прием, – кивнул Михаил Александрович.

– Кунгурцеву известно, что Солоник добытый материал уже заложил в тайник, чтобы не держать его дома и не подвергать себя опасности. Нуллерману сразу не дозвонился, потому что того нет сейчас в городе – выехал зачем-то в Москву. Но там Семен его все же по телефону разыскал и сообщил намеками, что «груз доставлен по адресу».

– Нуллерман обещал прибыть дня через два-три?

– Да.

– И разговор этот состоялся вчера вечером?

– Так точно.

– Да, Александр Павлович, со временем у нас с тобой не густо. – Сергеев встал, сунул обе руки в карманы и вышел из-за стола. В раздумье он прошел к окну, постоял, поглядел на шумный проспект, на реку, выглядывающую из-за красных крыш, потом развернулся и, не вынимая из карманов рук, присел на подоконник. – Главная задача – это, конечно, тайник. Его надо найти сейчас во что бы то ни стало. Даже если мы проконтролируем приезд Нуллермана из Москвы и в случае самого невероятного везения – подход к тайнику, осуществлять захват шпиона будет крайне сложно: мы не знаем места закладки – раз, не будет фактора внезапности – два, Нуллерман безусловно продумал все возможные легенды и линию поведения на случай захвата – три. Во всех случаях инициатива за ним, а не за нами.

Начальник отдела сосредоточенно помолчал, опустив голову, потом опять обратился к Васильевскому:

– Значит, Кунгурцев утверждает, что тайник где-то на одном из загородных шоссе?

– Не совсем так. Наталья лишь обмолвилась ему как-то, что Семен, жалуясь на связанные с делами фонда хлопоты, сетовал, что приходится «играть в шпиончиков», ездить за город, «рисовать крестики на придорожных столбах».

– Ну нам, Александр, не до жиру. Основную версию будем строить на этом.

Подполковник сел опять за стол, легонько прихлопнул о его полированную поверхность ладонями.

– Создаем оперативную группу. Ты, Александр Павлович, будешь старшим. Сотрудников подбери сам. Сбор завтра в восемь. Сразу доложишь предложения по всем аспектам.

Когда Васильевский был уже на пороге, Сергеев, улыбнувшись, сказал:

– Мне кажется, что это Прибрежное шоссе, но я не настаиваю...

10

Александр остановил машину на обочине, выключил зажигание, положил руки на руль и прилег на него всей грудью. Не получается. С утра сегодня он на колесах, целый день обшаривает Прибрежное шоссе, глотает придорожную пыль, разглядывает стоящие тут и там большие и малые столбы – отрабатывает главную версию. Сколько же их, оказывается, на дороге! Никогда не предполагал, что так много... Неблагодарное дело – искать то, о чем не имеешь элементарного представления. Крестик на столбе. Он может быть разных размеров, выполнен может быть в любом цвете, карандашом, мелом, чернилами... Если вообще должен быть крестик, а не любая другая метка. Контейнер, куда заложена шпионская информация, это, возможно, и спичечный коробок, консервная банка, кусок дерева, огрызок метлы – то есть любая емкость, которая не бросается, в глаза. Подчиненные Васильевскому члены опергруппы заняты более конкретными делами. Один направлен в Москву, чтобы наблюдать за действиями Нуллермана, другой контролирует действия Солоника, третий... Александр же отрабатывает основную, самую сложную версию.

Время движется к вечеру, хорошо еще, что совсем недавно закончились белые ночи и долго не будет темнеть. Но это не успокаивает, потому что он ничего не нашел. Нет, надо еще раз проанализировать карту, сосредоточиться, подумать.

Достав из «бардачка» сложенную вчетверо карту шоссе, Васильевский вышел из машины, перепрыгнул через канаву и сел среди сосен на землю, расстелил карту.

Точка зрения Сергеева о том, что наиболее вероятным местом закладки тайника является Прибрежное шоссе, основывается на неоспоримом факте, что иностранец должен знать это шоссе лучше, чем другие загородные дороги. Именно это шоссе ведет к месту отдыха дипломатов и сотрудников консульств, по этому шоссе часто выезжали за город и Дэвид Брайт, и сам Нуллерман. Изведанное место, как и проверенные способы, всегда наиболее охотно выбираешь, когда сделаешь что-либо связанное с риском. Но даже и это не являлось главным. Главным было то, что в случае, грозящем провалом, Нуллерману было бы проще объяснить свое нахождение именно на этом шоссе, это выглядело бы естественным.

Когда сталкиваешься с плохо прогнозируемыми обстоятельствами, надежнее всего поставить себя на место того, кто тебя интересует.

Васильевский сегодня уже несколько раз, если можно так сказать, мыслил «а ля Нуллерман». Искал место закладки тайника и неподалеку от дач дипломатов, и на выезде из города, и в наиболее укромных местах шоссе.

Стоп! Почему именно укромных? Начнем сначала, без спешки и суеты.

Будет, наверно, логично, если искомое место (назовем его «икс») будет: а) открытым, то есть хорошо просматриваемым (господи, это же естественно!); б) без ограничительных знаков, тогда проходящие машины не смогут в этом месте притормаживать, что само по себе может обеспечить возможность захвата у тайника; в) недалеко от залива либо какой-нибудь достопримечательности. Для посторонних тогда объяснимы выход из машины и маленькая прогулка.

«Что же, попробуем поискать, исходя из таких возможных соображений Нуллермана». Васильевский долго смотрел на расстеленную на траве карту, потом достал из кармана карандаш и решительно поставил маленькую буквочку «икс» в районе сорок второго километра.

...Фломастерный крестик он заметил с обратной стороны шестого по счету осмотренного им осветительного железобетонного столба. Столб стоял метрах в двухстах от километрового столбика с цифрой 42. С дороги крестик не был виден, зато можно было отойти от дороги к заливу, погулять по берегу, а потом вернуться к машине, проходя мимо столба...

У основания столб был полый. Когда на дороге не было машин, Александр сунул руку в кабельную щель, торопясь и волнуясь, нащупал какой-то округлый предмет, не глядя сунул его в карман, сел в машину и заехал в лес. Контейнер оказался куском грязного резинового шланга, концы которого были заткнуты тряпкой. Встретишь такой по дороге и только пнешь... Спрятанные в контейнере свернутые трубочкой листы перефотографировал, не выходя из машины. Потом с колотящимся сердцем прошелся опять вдоль залива, непомерно волнуясь и ловя себя на этом («Ну как мальчишка!»), засунул контейнер за кабель. Несмотря на волнение и спешку, не удержался, чтобы не глянуть на знак. На темно-сером бетоне синел фломастерный маленький крестик, означающий: «Все в порядке».

Поезд прибыл по расписанию, когда город уже проснулся и, позванивая транспортом, развозил людей на работу. Фред Нуллерман выскочил из теплого вагона в утреннюю свежесть, и, поеживаясь, заторопился через вокзал на стоянку, где стояли его «Жигули».

Надо торопиться. Похоже, что этот жадный до денег трусишка на этот раз «зацепил» нечто серьезное. Об этом красноречиво говорил дрожащий телефонный голос Солоника, его просьба приехать поскорее. Нуллерман не мог выехать сразу: в Москве как раз находился под видом корреспондента одной из влиятельных газет крупный сотрудник ЦРУ, прямой начальник Фреда, – надо было получить от него детальные инструкции, обговорить порядок действий по фонду после выдворения Дэвида Брайта.

В американское консульство он не заезжал: перед тайниковой операцией только сумасброды контактируют с теми, за кем может быть «хвост», – рискуешь сам попасть в поле зрения КГБ. Лишь однажды выскочил на минуту и из телефонной будки позвонил прибывшему недавно вместо Брайта новому сотруднику, у которого был теперь на связи. Тот обрадовался и (идиот!) сразу стал болтать по телефону лишнее: «Какие новости в Москве? Когда увидимся?»

Стажеру из ФРГ совсем необязательно быть знакомым с американским дипломатом, Неужели этот оболтус не помнит об элементарной конспирации? Проклятая американская разболтанность! Фред сухо произнес обусловленную фразу, означающую, что сегодня доставит американцу важную информацию, и раздраженно бросил трубку на рычаг.

В общежитие, где проживали иностранные студенты и стажеры университета, Нуллерман тоже не поехал, не стал туда даже звонить. Пусть пока никто не знает о его приезде. Ничего особенного, что он опять опоздает на лекции. К этому вроде бы все привыкли!

За городом, за мостом через реку, началось Прибрежное шоссе. В этот ранний час буднего дня машин на дороге было мало. Только редкие, пустые грузовики пылили в город за каким-то грузом. «Хвоста» не было – ни спереди, ни сзади никаких легковушек. Все чисто.

После сорок первого километра Нуллерман сбросил скорость до шестидесяти и собрался. Перед сорок вторым залив приблизился к дороге, и синева, вся в солнечных блестках, заискрила, зарадужила.

В районе тайника никого не было. Фред проехал после столба еще метров пятьсот, остановил машину на обочине и выкурил сигарету. «Стрельнул» окурок в раскрытое окно, расстегнул ворот льняной рубашки и, вытянув за цепочку маленький амулетик с изображением скорпиона, прикоснулся к нему губами. Сейчас было бы грехом не поцеловать его: скорпион был гороскопным знаком Нуллермана и всегда приносил удачу.

Пора трогать. Фред развернул машину и на небольшой скорости поехал. Остановился чуть дальше столба, вышел, потянулся, пару раз гимнастически присел, оглянулся и вразвалку пошел к заливу. На берегу было красиво и вольготно, особенно после московской пыли, но Фреду было ох как не до лирики! Прогуливаясь по песку, он пристально всматривался в траву, в маленькие кустики, во всю довольно открытую, прилегающую к столбу местность. Ни души. Он несколько раз глубоко вдохнул морской воздух и лениво побрел к машине, к столбу. Синий крестик отчетливо был виден метров с семи. «Надо будет сказать Солонику, чтобы рисовал не такие яркие в следующий раз...»

Все в порядке...

Фреда Нуллермана задержали, когда он с контейнером в кармане сел в машину. Увидев подбегающих, взявшихся неизвестно откуда, в маскхалатах, людей, стажер явно оробел, засуетился и не смог быстро вставить в замок ключ зажигания. Ключ выпал из трясущихся рук. Скорее всего, рефлекторно он успел лишь нажать запирающую дверь кнопку, но спереди и сзади машину перекрыли другие машины...

Прибывший по просьбе Нуллермана западногерманский дипломат пытался протестовать, но ему были предъявлены неопровержимые доказательства того, что «стажер» работал на американскую разведку. В числе этих доказательств были показания арестованного Семена Солоника и фильм, отразивший всю сцену осуществленной Нуллерманом тайниковой операции.

11

Озонаторы с еле слышным урчанием перекачивают с душной улицы кислород. В маленьком уютном холле, куда собираются на ленч привилегированные сотрудники радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа», сидят за маленьким пивным столиком два старых приятеля, втайне одинаково ненавидящие друг друга, Макс Стюарт и Серж Ростоцки. Длинными смакующими глоточками они потягивают из высоких фужеров прохладное чешское пиво и говорят о пустяках.

Макс Стюарт явно не в духе сегодня. Его то и дело покалывает какая-то подспудно сидящая в нем неприятная мысль, отчего сухое лицо американца время от времени раздраженно, словно в тике, подергивается. Стюарт умеет владеть собой (еще бы, столько лет в разведке), он с усилием загоняет неприятную мысль обратно, похохатывает время от времени, переключаясь на какие-нибудь сплетни.

Но Ростоцки совсем не хочется, чтобы раздражающие начальника отдела исследований и анализа мысли исчезали. Тем более что ему-то известна причина неудовольствия Стюарта.

– Все время хочу тебя спросить, Макс, да забываю. Как у тебя работает тот парень, которого ты год назад хапнул из моего отдела? Этот, как его, Горелов.

Лицо Стюарта побагровело.

– А-а, Горелофф. Лучше бы ты не спрашивал.

– Почему же? Почему? – притворно заволновался Ростоцки и даже отставил фужер.

– Из-за этого Горелоффа прогорело хорошее дело и несколько толковых разведчиков. – Стюарт все же не удержался, чтобы не хохотнуть от собственного каламбура, но тут же опять раздраженно нахмурился. – А я сам получил жуткий нагоняй от шефа. С Гореловым пришлось расстаться...

– По-моему, толковый был парень...

Стюарт вовсе рассвирепел:

– При чем тут толковый? Бестолковый! Если из-за его паршивой идейки русские взяли с поличным и арестовали отличного агента моего ведомства, скомпрометировали его и все ЦРУ в прессе, по Центральному телевидению, не говоря уж об этом недоноске из НТС Ярыгине. Ну он-то – черт бы с ним!

Глубоко вздохнув, будто сбросив вспышку ярости и взяв себя в руки, Стюарт добавил:

– И потом, ты ведь знаешь, как наше ведомство относится к провалам и провалившимся.

Серж Ростоцки знал это слишком хорошо. Он лишь кивнул.

Стюарт заметил совсем уже примирительно:

– Не будем портить себе настроение. Лучше поговорим о пиве. Как это чехи умудрились создать такой букет ароматов?

В маленьком зале колыхался дым. На ленч собралось много людей, коптили сигары и сигареты, и работяги кондиционеры не справлялись со своей задачей. И было душно.

БОРИС НИКОЛЬСКИЙ
ХРОНИКА ОДНОГО СЛЕДСТВИЯ
Повесть

1

В Комитет государственной безопасности

от шофера третьего таксомоторного парка

гр. Крикунова Николая Павловича

Заявление

Считаю необходимым довести до вашего сведения следующее.

Около трех лет тому назад я случайно познакомился с иностранным туристом, гражданином из ФРГ по имени Густав. Фамилии его я не знаю. Знакомство наше состоялось так. Однажды – это было, я точно помню, на стоянке такси, на углу улицы Маяковского и Невского проспекта, – в мою машину сел пожилой человек. Был он в светлом плаще и без головного убора. Седой. Я сразу догадался, что это иностранец. Не знаю уж как, но иностранцев я всегда чувствую, чутьем узнаю, даже если они хорошо говорят по-нашему. А этот мой пассажир говорил по-русски с сильным акцентом. Мы поехали в Гавань, там тогда работала выставка, не могу уже сказать какая. По дороге Густав рассказал мне, что по национальности – по отцу – он финн, а мать его была немка, что теперь он живет в ФРГ, а раньше, мол, когда был еще ребенком, их семья проживала на Карельском перешейке, там у них был собственный дом. В этом доме прошло все его детство, сказал Густав. Еще Густав сказал, что ему очень хотелось бы снова взглянуть на эти места. Пусть даже дом не сохранился, но все равно родина есть родина, сказал он. Хочется перед смертью еще раз подышать тем воздухом, которым дышал в детстве. Эти его слова я хорошо запомнил. Потом он спросил меня, не смогу ли я свезти его на Карельский перешеек, к их бывшему дому. Он обещал хорошо заплатить мне. А конкретно сказал, что заплатит пятьдесят рублей сверх счетчика, если я соглашусь. Мне как-то не приходило в голову тогда, что я такими своими действиями, возможно, встаю на преступный путь по отношению к своей Родине, к своему народу. Тогда, повторяю, я не думал об этом. Я решил, что не будет большой беды, если я помогу человеку побывать в тех местах, где он родился и вырос. Я хорошо понимал это его желание. Да и деньги мне, если честно сказать, были тогда очень нужны. Но все-таки прошу учесть, товарищи работники Комитета государственной безопасности, что сделал я это главным образом не из-за денег, не из-за собственной жадности, а из человеческого сочувствия.

Мы поехали. Только не на другой день, как он просил, а через день, потому что на другой день я был выходной. Ездили мы долго. Сначала он ничего не узнавал, говорил, что все очень сильно изменилось, потом, кажется, узнал. Несколько раз он выходил из машины и фотографировал. Рассказывал, что именно здесь он бегал мальчишкой. Еще несколько раз он фотографировал прямо из окна машины. Фотоаппарат у него был маленький, неприметный, но все-таки я начал нервничать. Я боялся, что на нас обратят внимание. Я сказал моему пассажиру, что пора возвращаться, а то могут выйти неприятности. Он согласился. При этом он очень благодарил меня, говорил, что я отзывчивый парень и что вообще люди должны помогать друг другу. Еще он говорил, что чувствует себя человеком, совершившим путешествие во времени, как в каком-нибудь фантастическом романе. Когда мы вернулись в город, он, как и обещал, заплатил мне пятьдесят рублей сверх счетчика и еще подарил шариковую ручку. А потом попросил, чтобы я дал ему свой телефон – на тот случай, если сюда будут приезжать его друзья или если он сам еще раз приедет. Я телефон дал, а потом, правда, пожалел. Я решил про себя, что больше никого из иностранцев туда, куда не положено возить, не повезу. Но никто больше не звонил и не приезжал. Я уже и думать совсем забыл о том случае. Одним словом, совсем успокоился. А тут вдруг – позавчера это было, утром, – раздается звонок. Я снял трубку, конечно ничего еще не подозревая Слышу, женский голос спрашивает. «Это Николай?» Голос незнакомый, я за это сразу мог поручиться у меня память на голоса очень хорошая, «да. Николай», – отвечаю. И тут она говорит: «Вам привет от Густава». Я, честно скажу, так растерялся, что даже не знал, что ответить. Потом сказал: «За привет спасибо». Тогда эта женщина говорит: «Завтра, Николай, вам надо приехать к Александро-Невской лавре. Назовите номер вашей машины. Я вас найду». Я назвал номер. Хотя тон ее мне не понравился. Почему это «вам надо»? Мне лично ничего не надо. Но я в тот момент словно под каким гипнозом был. Наверно, от неожиданности. «Тогда завтра, в шесть вечера. Пока!» – сказала она и повесила трубку. Говорила она по-русски очень хорошо, будто и сама была русская. Может быть, это и сбило меня с толку. Я не знал, что делать, но твердо решил про себя, что ничего противозаконного на этот раз совершать не буду. Что бы она мне ни обещала.

На другой день, ровно в восемнадцать ноль-ноль, я подъехал к Александро-Невской лавре и остановился, немного не доезжая до ворот, правее стоянки такси. И почти сразу увидел, как к моей машине идет эта женщина. Она была в темных очках и в куртке, с сумкой через плечо. Невысокого роста, с черными распущенными волосами. Молодая. Если будет необходимо, я могу описать ее портрет более подробно. Зрительная память у меня тоже отличная, я почти всех своих пассажиров очень долго помню. Она села ко мне в машину, на заднее сиденье. Поздоровалась. Потом сказала: «Густав говорил мне о вас как об очень отзывчивом человеке. Это большая редкость в наше время, каждый из нас слишком занят самим собой, не правда ли?» Я промолчал, только пожал плечами. Мне все больше не нравилась эта история. Лучше бы они оставили меня, в покое. Я ведь не напрашивался на эти знакомства. «Я рассчитываю, что по отношению ко мне вы будете не менее отзывчивы, чем по отношению к Густаву, – сказала она. – Меня зовут Гизелла». – «Очень приятно, – это я ей так ответил. – Куда ехать?» Она назвала адрес. Проспект Ветеранов и номер дома и корпус – все, как положено. Еще она меня спросила, мол, не сержусь ли я, что она меня побеспокоила. Я ответил, чего ж мне сердиться, такая наша работа, чтобы обслуживать пассажиров. А у самого у меня все время одна мысль в голове вертелась, все время я думал: почему она первый попавшийся мотор не могла взять, почему именно я ей понадобился? Очень меня эта загадка беспокоила, она и сейчас меня беспокоит. Разговор у нас, пока мы ехали по городу, шел по пустякам. Она сказала, что уже четвертый раз приезжает в Ленинград и что город наш ей очень нравится. Спросила, бывал ли я в Италии, – мол, если доведется приехать, она моим гидом будет, отплатит мне за любезность. Ну и так далее, в том же роде. Когда приехали мы по указанному адресу, я подвез ее прямо к парадной. Это третья парадная от угла, я точно запомнил. Дом пятиэтажный, блочный. В какую квартиру она поднималась, я не знаю. Только вернулась она очень скоро, в руках у нее была папка зеленого цвета, обыкновенная картонная папка с тесемками. Я еще обратил внимание, что папка какая-то очень потрепанная, старая. Папка была набита какими-то бумагами. Гизелла вынула из сумки полиэтиленовый мешок с надписью «Березка» и положила папку в него. После этого я отвез ее в гостиницу «Ленинград». По дороге она утоптала меня сигаретами, шутила и смеялась. А когда мы приехали к гостинице, дала три рубля чаевых. Я хотел отказаться, но она не взяла их обратно. «Мужчине вашего возраста, Николай, всегда пригодятся лишние деньги», – сказала она. На этом мы и расстались.

Вот и все, о чем я могу сообщить. Прежде чем обратиться к вам с этим заявлением, я думал целую ночь. Я понимаю, что сам виноват в том, что потерял бдительность и, возможно, стал как бы игрушкой в руках иностранных граждан. Но я не хочу, чтобы так продолжалось дальше. За свою вину перед государством, если такая есть, я готов понести наказание по всей строгости закона, но зато совесть моя будет чиста.

Крикунов Николай Павлович.