Текст книги "Ради безопасности страны"

Автор книги: Юлиан Семенов

Соавторы: Вильям Козлов,Станислав Родионов,Борис Никольский,Павел Кренев,Юзеф Принцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Михаил хотел было что-то возразить, но его остановил вопрос Жози:

– Мишья, вы лондонский Ллойд знаете, да?

– Страховое общество? – проверил себя Михаил.

– Да-да. За такой проект сделает вас, Мишья, маленький советский миллионер. А?

– Что у нас делать с миллионами? – счастливо засмеялся он!

– Зачем у вас, Мишья? Счет в банке за границей. Приехал туристом, да? Немножко погулять, да?

– Сперва надо дооформить идею, – охладил их Андрей.

Жози захрустела сушками. Михаил придвинул к себе чертеж и уперся в него нетрезвым рассеянным взглядом...

Не такой он лопух, чтобы поверить в миллионы. Что у них там, нет своих интеллектуалов? Есть целые мозговые центры, есть фирмы, есть синдикаты... Правда, идеи пугливы и этих самых коллективов боятся. Они, идеи, как красивые женщины, предпочитают гордых и талантливых одиночек. Он не лопух, на миллионы не надеется. Но тысячи... Почему бы нет?

Он снова уставился в чертеж, потом согласился с Андреем:

– Да, пожалуй, тут нужен физик. Чтобы проверил по-настоящему. Чтобы с гарантией.

– А если... как это... со-автор, да?

– Нужна всего лишь консультация, – не согласился Андрей. – Знакомого, коллеги, приятеля...

– Черт возьми! Жози, пардон... У меня же есть Димка Трубцов.

– Тимка много берет долларов, да?

– Димка-то? Да ничего не возьмет.

– Ну да, – усмехнулся Андрей. – Насчет бессребреников мне не надо говорить! Еще и потребует объяснить, зачем тебе все это нужно!

– Конечно, – помрачнел Михаил.

– А ты не говори, для чего тебе нужно. Придумай чего-нибудь, – посоветовал Андрей.

– Да-да, красивую сказку... Нет, легенду, да?

– Чего придумать-то?..

– Скажи, что пишешь статью, – предложил Андрей.

– Эврика! – громко крикнул Михаил, ибо сегодня опьянел скоро и не от водки. – А и верно: пишу статью совместно с физиком, а он – не очень сечет. Хочу проверить, чтобы не сесть потом в лужу. Легенда?

– Выпьем за Мишью-головастика!

– Жози, – укорил Андрей. – Не Мишья-головастик, а Миша головастый!

А Михаилу было все равно. Его комната странным образом расплывалась, вещи и предметы как бы помельчали, Андрей куда-то пропал – ничего не стало, кроме темных и огромных глаз Жози. Они распахнуто смотрели на него, заслонив собой мир; они хотели что-то сказать...

– Мишья, ой-ой, у меня в памяти большая дырка!...

Жози соскочила с тахты, открыла свою сумку, вынула плотный прямоугольный пакет и вручила Михаилу:

– Презент от месье Делорма, да-да...

Он развернул – две книги. Темные переплеты. Отличная крепкая бумага. Русский, какой-то абстрактный шрифт. Ни авторов, ни издательств, ни типографий, будто изданы они в космосе. Лишь тисненые названия, как слова на могильной плите... «Здравствуйте, я ваш убийца!», «Выстрел из телевизора».

С крыши я опустился на карниз, по нему дополз до окна, влез в квартиру, прошелся по всем комнатам и толкнул дверь в ванную... Не знаю, как вы, но я опускаю свой пистолет, когда вижу перед собой прекрасную женскую фигурку, прикрытую лишь одним смущением. О’кэй.

Ноги висели над письменным столом неестественно и как-то сами по себе – в темных носках, в тренировочных брюках, пятками вверх. И хотя было видно, что человек стоит на макушке, он казался уродом, ибо возмущенное сознание дополняло ступни привычной головой.

Михаил огляделся... Стан холостяка? Комната для приезжих? Или жилище сумасшедшего?..

Полки, собранные с бору по сосенке из гарнитуров, кухонь, магазинов... Книги, разные по содержанию и размеру, стоявшие вкривь и вкось. Широченный стол, заваленный всем, что только есть в мире: газеты, камни, папки, книги, железки, инструменты; какие-то приборчики, какие-то ящички... Топчан из некрашеных досок с брошенным на него одеялом. Отменнейший радиоприемник, берущий все станции на свете. Кадка с березой – маленькой и трогательной, как девочка-сирота. Картотека, похожая на макет многоэтажного дома. Женская головка, грубо вырезанная из дерева. И опять стопки, связки, свалки книг и бумаг.

– Может быть, хватит? – спросил Михаил.

Ноги сложились и пропали за столом, вместо них поднялся розовый Димка. Он поправил очки, помял занемевшую макушку и улыбнулся виновато:

– Извини, блюду режим.

– Мой приход чувствовал?

– Когда стоишь на башке, сенсоры тупеют.

– Почему жена не наведет здесь порядка? – Михаил еще раз окинул комнату бездумным взглядом.

– Тут идеальный порядок, – заверил Димка.

Он сел на свой лагерный топчан с заметным удовольствием. Его глаза – детские глазки под сильными стеклами – чему-то улыбались. Видимо, сразу и всему – соблюденному режиму, комнатному беспорядку, приходу друга...

– Как дела на работе? – спросил Михаил.

– В семь ухожу, в девять вечера прихожу.

– Чему ж ты радуешься?

– Так ведь интересно.

– Вкалывать?

– Я не вкалываю, – блаженно отозвался Димка.

– Ну да, ты работаешь творчески. А не заметно.

Вскинутой рукой Михаил описал полукруг. Глазки под стеклами непонимающе проследили за этим жестом.

– Что незаметно?

– Не вижу результатов творческой работы.

– Результаты... не здесь.

– Не вижу, что эти результаты ценят, – поправился Михаил.

– А как можно их увидеть?

– Где большая современная квартира?

– Нам на троих хватает и этой...

– Где современная мебель, радиоаппаратура, произведения искусства?..

– Вот моя главная мебель. – Димка погладил белесую тумбу стола. – А произведениям искусства место в музее.

– Где твой автомобиль?

– Я автобусом-то не пользуюсь...

– А чем же едешь на работу?

– Бегу трусцой.

– До самого института?

– Ровно сорок минут.

– Ну а где цветной телевизор?

– У нас и черно-белого нет.

– А где твоя модная одежда? – продолжал атаку Михаил.

– На кой она мне?

– Неужели тебе не хочется выглядеть красивым и современным?

– У моего соседа три дубленки: белая, черная и какая-то голубая. Как был дураком, так и остался им. А Лев Толстой ходил, между прочим, босиком, в рубахе. Эйнштейн, между прочим...

– У твоей жены на обед суп без мяса, – уже сердито перебил Михаил. – А на второе – свекла!

– Добавь: и чай без сахара.

– Почему? Копите?

– Старик; разве я похож на сумасшедшего? Мы принципиально не едим мяса, жиров, сахара...

– Ну а копченую колбасу, икру, красную рыбу, коньяк?..

– И в рот не возьму, – рассмеялся Димка.

Михаил вспомнил: перед ним сидел новоявленный йог. Работа, гимнастика, стойка на голове. Чтение философских книг, размышление, сырая морковка на завтрак...

– Ты не йог, а папуас, – бросил Михаил сердито.

И удивился: откуда эта злость? Не мечтал ли когда-то и сам вести рациональный образ жизни – взяться за спорт, читать серьезные книги, грызть овощи, не мельтешить? Когда-то, когда-то... Так и прогрыз бы эти овощи всю жизнь, которая может быть разной. Мышиной – у тех, кто тихонько грызет. Красивой – у тех, кто ищет и рискует. Но откуда же злость на приятеля?

Михаил прошелся по взлохмаченной комнате, задевая бумаги, рулоны, какие-то палки...

Злость из-за Димкиной плотеумерщвляющей философии. Ему ничего не надо, его ничем не соблазнить. Средневековость какая-то. А разве он пришел соблазнять?

– Ну, пошли обедать. Ольга ждет. – Димка хотел было встать.

– Как работа? – удержал его Михаил.

– Работа как работа, – скупо отозвался тот.

– Да уж знаю я вас, работничков: только деньги государственные на ветер бросаете зря!

Димкины очки неожиданно блеснули, хотя отразить им было нечего, – за окном серела томящаяся осень. И лоб посветлел за счет того же странного огня, павшего на очки.

– Что ты можешь знать про мою работу? Дилетант! А туда же – деньги на ветер!

Димка вскочил, забегал по комнате, все больше распаляясь.

– Ты когда-нибудь слышал, что криминалисты могут определить соприкосновение одежды двух людей? Два человека коснулись друг друга плечом – и этого достаточно, чтобы найти того, кого ищут, понял? А я имею дело с куда большими объектами, чем человек. И объекты эти плавают в воде, а, значит, следов от них остается не столько, как от твоего костюма!

– Следы! – подзадорил его Михаил. – Даже если и остаются следы, так это же все в ничтожных количествах! Можно сказать, молекулы...

Димка уже «завелся», заговорил увлеченно:

– А кто сказал, что молекулы неуловимы? В одном кубометре воды, например Атлантического океана, содержится семьдесят миллионов различных организмов. Организмов, а не микробов!

– Ну и что? Какая разница: молекулы, микробы! Как это измерить?

– Нужны приборы.

– Ну и как, успехи есть?

– Кое-какие.

Димка явно не хотел распространяться на эту тему. Он встал, чтобы идти, но Михаил заступил ему путь:

– Это мне и нужно...

– Что это?

– Сведения о приборе.

Димка улыбнулся, ожидая конца начатой шутки.

– Ты не ослышался, мне нужны эти материалы, – повторил Михаил голосом пожестче, чтобы у приятеля не осталось сомнений в услышанном.

– Не трепись, – тихо уронил Димка.

– Для статьи. Ты знаешь положение с моей диссертацией... От этой статьи зависят мои шансы.

Теперь Димка осознал страшность услышанных слов. Его глаза моргнули беспомощно. Казалось, что он подавился и не может ни проглотить, ни слова произнести, ни вздохнуть. Михаил удержался от желания размахнуться и стукнуть его по спине.

– Ты же... математик, – наконец сказал Димка, но, видимо, не то, что хотел.

– Мы пишем с соавтором: он – физическую часть, я – математическую. За свой материал я отвечаю, а вот соавтор у меня – жидковат. Не хотелось бы из-за него завалить работу. На тебя одного надежда!

– Да ты соображаешь, о чем ты меня просишь?!

– Никто знать не будет, я тебе гарантирую!

– Нет, – отрезал Димка.

Он вновь попробовал шагнуть к двери, на кухню, обедать, но Михаил врос на его пути деревом. Тогда Димка ринулся вбок, на малое, но свободное пространство комнаты. Михаил, притянутый какой-то магнитной силой, примкнуто зашагал рядом – только не отставать, только не отпускать. Они носились по комнате, как сиамские близнецы, и поднятый ими ветерок шевелил бумаги и копеечные листики березы.

– Дим, выручи меня...

– Ты не понимаешь, чего просишь.

– Иначе я век не защищусь!

– Я не выдаю государственных тайн!

– Дим, не надо мне тайны, а лишь кое-какие идеи...

– Бросим этот пустой разговор.

– Отказываешь в помощи?

– Все, что угодно, только не это...

– Не дашь, значит?

– И не думай.

Михаил остановился внезапно, схватил друга за ворот сорочки и рванул на себя так, что треснула материя и очки наплыли крупно, увеличенно. За толстыми стеклами Димкины глаза показались неживыми, давно умершими. Переносица, прижатая темной перемычкой оправы, побелела, как хрящ. И эта белизна растекалась по сухому лицу с пугающей быстротой.

– Не дашь? – выдохнул Михаил ему в лицо. – А про Ольгу забыл?

Сухой торс под его рукой сразу потерял свою тренированную крепость, обмякнув. Михаил разомкнул пальцы на сжатом вороте...

Три года назад Димкина жена обреченно заболела. Спасения ждать было неоткуда. И тогда Михаил долгими путями – после и сам не мог понять какими – звонил, ходил, летал в столицу, на юг летал, добился приема у известного вьетнамского врача, гостившего в стране. Ольга поднялась...

Димка глубоко вздохнул и закрыл глаза. Уставшими ногами подошел он к столу, взял папку чистой бумаги и приткнулся на краешке топчана. Шариковая ручка бегала по страничкам, выписывая кривые, формулы и слова. Михаил ждал, разглядывая березку.

В тепле, в удобренной и политой земле, зеленеть бы ей тут и зеленеть... Да и осень стоит негромкая, не пробить ей двойных рам и жара паровых батарей. А пробила, проникла. Зажелтели листочки, готовые осыпаться на паркетный пол.

Димка встал, глянул невидящим взглядом и протянул листки:

– Тут главные результаты. Физик все поймет...

Торопливыми пальцами свернул Михаил бумагу и улыбнулся благодарно, извиняясь.

– А теперь уходи, – приказал Димка бескровными губами.

В полиции крошка оказалась болтливой и упекла за решетку пару ребят. А выглядела красотка на миллион долларов. Поэтому жаль, что какой-то рассеянный тип выплеснул из окна кислоту. Попал в крошку. Теперь ее лицо походит на морду дохлого койота, изъеденную молью. О’кэй.

На следующий день Михаил проснулся затемно, вроде бы раньше Валентины. Приняв долгий душ, он начал работать споро и с удовольствием...

Сделал несколько небольших чертежей на тонкой и плотной бумаге. Расчехлил машинку с латинским шрифтом «Смит-корона», которую по дешевке уступил ему сосед-моряк, и долго пыхтел с учебником и словарем, пока не напечатал пояснительный текст на корявом английском. Синхронный текст отстучал и по-русски – уже на своей чахлой портативке. Димкины шесть листков приколол нетронутыми с короткой пояснительной запиской. Уложив все в емкий конверт, заклеил его и серединку залил сургучом, припечатав донышком серебряной стопки.

Он вздохнул, прислушиваясь, – пропищало два часа. Как споро ни работал, а полдня прошло. Михаил набрал номер Жози...

Она заохала и залялякала, куда-то страшно торопясь. Он уже хотел перенести визит на вечер, но Жози просила опустить пакет в ее почтовый ящик. «Мишья, это надо-надо...» Чмокнула трубку и пропала.

Михаил обескураженно постоял у телефона, – славность минуты была затуманена. И все-таки радостное состояние от выполненного дела и предвкушения чего-то невероятного его не покинуло. Он заказал по телефону такси, оделся, выпил рюмку коньяка, взял пакет и вышел.

Такси уже стояло у дома. Михаил сел в него неспешно, развалясь, – деловые люди энергичны в бизнесе, а едят, играют в гольф, пьют виски и любят женщин не торопясь. Сейчас он был не при деле – ехал всего лишь опустить конверт-пакет. Но как же этот пакет, набитый чертежами и бумагами, пролезет в почтовый ящик?

Такси подъехало к дому Жози. Он вышел, приказав ждать, и тут же увидел у поребрика «седан».

– Мишья, я тут, да-да! – крикнула Жози из машины.

Он подошел. Она проворно взяла пакет, не дав ему ни слова сказать, ни руки поцеловать, – лишь обдала томным взглядом да запахом своих духов.

– Я позвоню, да-да.

И «седан» бросился по улице, похожий на черного заводного жука. Выходит, она поджидала... Но почему такая спешка? Что-то случилось? Михаил сел в такси...

Дома его встретила Валентина.

– Экскурсии иссякли? – спросил он.

– Я сегодня не ходила.

– Что так?

– Да вот простудилась...

И он заметил пуховый платок, видимо оренбургский, укутавший ее шею; заметил теплую кофту домашней вязки; на ногах увидел что-то вроде обрезанных валенок.

– Осень, – философски изрек он.

– К вам приходили.

– Кто?

– Высокий молодой мужчина в зимней шапке...

Жорка Дрын. Зачем? Приносил импортягу?

Михаил ушел в свою комнату, чувствуя, как легкое, прямо-таки птичье настроение тяжелеет. Куда-то странно торопилась Жози... Приходил Жорка... Почему именно сегодня, в тот день, когда передавался пакет? Опять совпадение?

Он потянулся за коньяком. И ощутил противную тоску от того, что выпьет рюмку один, в тишине, молчком. Он взял бутылку и пошел на кухню.

Валентина лечилась травами, отчего на кухне растекся запах пара, малины и березового веника.

– Принес хорошее лекарство...

– Что вы, я не пью.

– За компанию, – почти просительно сказал он.

– Нет-нет.

Михаил извлек из. буфета крупную рюмку, налил полную, с верхом, и осушил торопливо, словно жиличка могла помешать.

– Теперь выпейте чаю и поешьте, – посоветовала она.

Он покорно взялся за чашку. Валентина подала все быстро и услужливо, как мужу, пришедшему с работы. В ее круглых глазах грустная задумчивость сменялась жалостью, которую она пробовала скрыть. Михаил усмехнулся откровенно, чтобы распугать это ненужное сострадание. Уж не считает ли, что он запил из-за ее сестры?

– У вас что-то случилось? – спросила Валентина, задетая его внезапной усмешкой.

– У меня ежедневно что-нибудь случается. А у вас?

– Бывает, как и у всех.

– Спорим, что я угадаю все ваши кокчетавские неприятности?

– Угадайте, – согласилась она, отпивая чай из глиняной кружки, из которой торчали какие-то ветки и корни.

– Купили жилистого мяса, у Васи низкая успеваемость, не хватило денег до зарплаты, муж пришел хмельной в дерюжку, поехали колготки... не так ли?

– Почему вы презираете простые человеческие заботы? – нерешительно спросила она.

– А почему человечество носится с этими простыми заботами? Почему не измыслит чего-нибудь посложней, поинтересней, позанятнее, а? Почему?

– Вы... измыслили?

– Да я все свои тридцать лет мыслю. И что?

– А что?

– Что видите. Ни яхты в лагуне, ни красотки в салуне.

Валентина тихо засмеялась. Ее волосы, перехваченные ленточкой, мелко задрожали. Взгляд перестал быть сочувствующим, осветившись внезапным весельем.

– Вы чего? – спросил он угрюмо.

– У вас нитка в усах.

– А у вас солома в чашке.

Бутылка с коньяком вдруг собрала весь кухонный свет и заиграла призывно. Он налил еще рюмку, опять полную, опять с верхом, и выпил, как вылил в сухой песок. В бутылке осталось чуть-чуть, с полрюмки. Он и это допил под встревоженным взглядом Валентины.

– Спасибо за компанию, – буркнул Михаил, покидая кухню...

В своей комнате он заходил большими кругами, в центре которых раскинулась тахта. Коньяк, поначалу было умиротворивший, теперь возымел обратное действие. Беспокойство приливало, как ярая вода в ураган. Михаил обратился к логике, – он же математик... Нужно выстроить числа, то бишь события, в четкие ряды и проанализировать каждое...

Жози почти не стала говорить по телефону. Спешила. Естественно: занята, женщина, иностранка. Но оказалось, что она ждет. Тоже естественно: хотела получить пакет из рук в руки, который, кроме всего прочего, и не влез бы в почтовый ящик. Однако говорить не стала, а умчалась на своем «седане». Естественно: занята, женщина, иностранка.

Жорка Дрын. Встреча возле универмага. Да где еще этому спекулянту околачиваться, как не у магазинов? Приходил сегодня. Естественно, коли ему заказаны книги и кожаный пиджак...

Логика сработала, как механизмом щелкнула. Никаких поводов для тревоги у него не было и быть не должно...

Но Михаил заметил, ощутил, что кроме разума и чувств, кроме мускулатуры и воли сейчас им водит еще какая-то сила – непонятная, неизведанная.. Коньячная, парапсихологическая иди дьявольская? Она уже спутала ему шаги и тяжкой рукой подтащила к полупустым книжным полкам. А что тут? Редкие томики, трепаные обложки детективов, брошюрки... Но неизведанная сила подняла его руку и сняла тонкую книжечку в жестком, крепчайшем переплете. Михаил отшатнулся бы, не держи его эта дьявольская сила... «Уголовный кодекс РСФСР». Он залистал его, жадно выискивая нужный текст. Статья 64... Вот:

«...выдача государственной или военной тайны иностранному государству...»

Михаил опустился на тахту и вытер мокрый лоб. Не сошел ли он с ума? Да разве его корабль есть государственная тайна? Или военная? А разве проект Андрея секретный? Это их личные замыслы, собственные, частные, которыми они могут распоряжаться как хотят. В кодексе же говорится о тайне, принадлежащей государству. Испугался дурак собственной тени.

И Михаил расхохотался на всю квартиру. Он сидел на тахте, покачивался и нетрезвым хохотом стучал в тихие стены.

Дверь приоткрылась.

– Что с вами? – испуганно спросила Валентина.

– У меня нитка в усах.

Я улыбнулся, поднял обе руки до уровня плеч, сжал их в кулаки, а затем с силой свел вместе, так что кулак ударился бы о кулак, не попадись меж ними голова этого типа. Он свалился, как дохлый тунец. О’кэй.

Два дня Михаил прожил с нескрываемым ожиданием. На третий день телефон зазвонил весело и намекающе. Он сорвал трубку.

– Мишья, жду.

И все. И писк в трубке – веселый и намекающий. Собирался он с нетерпеливой дрожью в ногах; ему казалось, что бегом он домчится скорее любого транспорта...

Ее квартира встретила полумраком. Свет кофейного торшера лег на мебель ровной паутиной. Золотая обивка, кресел и диванов солидно потускнела. Все стекло утратило свой холод, заблестев шоколадным отливом.

– Мишья, как я рада...

В длинном платье из какой-то темной материи, с распущенными волосами, с усталыми глазами, опустилась Жози рядом на диван и капризно попросила:

– Налейте мне и себе.

– Чего?

– О, виски и содовой, да-да.

Они прикоснулись губами к стаканчикам. Михаил умел смаковать коньяк, но непривычное виски, отдающее самогоном да еще разведенное водой, хотелось выпить залпом, как и положено пить самогон. Жози закурила, закурил и он красивую сигарету.

– О, Мишья, опять у меня в голове большая дырка. Месье Делорм прислал привет и кое-что, да-да...

Она соскользнула с дивана и подвела его к столику, где стоял изящный транзистор. Япония, фирма «Хитачи»...

– Ваш, да-да, и вот пятьдесят долларов для «Березки».

Михаил погладил транзистор и неумело сунул конверт с деньгами в карман. И тут же подумал, что надо бы поцеловать ей руку, но Жози уже сидела на диване.

– Жорж Делорм сказал... Еще будет про-игрыватель «Гаррад», будет усилитель и колонки «Дайнако», да?

Теперь он взял ее легкую руку и поцеловал долгим поцелуем, словно это были губы.

– Потом-потом, а теперь виски, – деловито отстранилась она.

Из квадратной бутылки толстого стекла он налил еще и выпил первым, не разбавляя водой.

– О, Мишья пьет, как супермен, да?

– Разве не похож?

– Похож-похож! Только прибавить смелости, да? Свободы в жестах, да? Больше шутки, да? И не бояться женщин, да?

– Каких... женщин? – спросил он тихо.

– Я не есть женщина, нет?

Шел сюда Михаил за ответом о своем проекте. Потом ему захотелось спросить, придет ли Андрей. Затем обрадовался деньгам и транзистору «Хитачи». А теперь все вопросы и радости показались пустяками – их смыло волной надежды на невероятное, втайне ожидаемое.

– Жози, – сипло сказал он. – Я готовлю вам царский... подарок.

– Дорогой, да?

– Бокалы, из которых пили Николай и Александра.

– Цари, да?

– Особы, – почти бессильно подтвердил он.

– О, вы меня... как это... ба-ло-ва-ете.

Ее глаза надвигались, но так медленно, что он ждуще окостенел. Их прохладный мрак казался ему каким-то неотвратимым и роковым – может быть, потому, что она не моргала, не улыбалась и ничем не тревожила свое четкое лицо. Когда эти жуткие и прекрасные глаза стали досягаемы его дыханию, она тихо сказала, будто взмолилась о пощаде:

– О, чуточку виски...

Он суетливо налил в оба стакана, и они выпили. Нетвердой рукой поставил Михаил посуду на столик, легонько его откатил – теперь уже ненужный – и оглядел комнату скорым непроизвольным взглядом, как бы осознавая: где он, что с ним? Этот его рассеянный взгляд зацепил что-то странное, вроде бы какой-то предмет, которому здесь не место; там, в уголке, в кресле...

Но внизу, на диване, томительно посветлело – он увидел обнаженную ногу, выскользнувшую из длинного платья, словно она прошла сквозь материю. Теперь глаза Жози были у его глаз. Маленькая рука бесплотно легла на пиджак. Он прикоснулся губами к ее теплому рту...

Яркий свет ударил по глазам. Михаил отшатнулся, зажмурившись на секунду.

Под потолком горела включенная люстра, а у двери стоял Андрей – в халате, высокий, прямой. И тогда, словно что-то вспомнив, Михаил глянул в конец комнаты, на кресло, – там лежала сумка Андрея, которую тот обычно носил на плече.

Жози зевнула, лениво закуривая новую сигарету. Андрей подошел к ним и сказал, покачиваясь на носках:

– Так-так, Мишья...

– Почему ты... здесь? – спросил Михаил, все еще щурясь.

– Потому что я здесь живу.

– Здесь живет... Жози.

– И Жози здесь живет, – усмехнулся Андрей.

– Ничего не понимаю...

– Она моя жена.

– Не может быть, – вырвалось у Михаила.

И он глянул на Жози – она медленно выпустила дым ему в лицо. Михаил вскочил с дивана:

– Она же иностранка...

– И я иностранец.

– Неправда, ты русский!

– Да, я русский, – опять усмехнулся Андрей, – но не советский.

– Как... Ты же Андрей Багров?

– Нет. Я Андрэ Багрофф.

– Кто же ты? – тихо спросил Михаил.

– Атташе посольства по вопросам культуры и печати.

– Какого посольства?

– А это имеет разницу, Мишья? – отозвалась Жози.

Когда какому-либо типу упрешься дулом в живот, то он становится покладистым, как дешевая красотка. В конце концов, лучше сто раз быть трусом, чем один раз трупом. О’кэй.

Михаил начал дышать ровнее. Он чувствовал, как странно вспотела верхняя губа и предательски ослабли коленки. Андрей смотрел пронизывающим взглядом, все покачиваясь на носках. Михаил не узнавал его. Где внимательность глаз, где участливость слов, где взрывная улыбка? Ну да, он же не Андрей, он Андрэ...

– Ты шпион, – тихо сказал Михаил.

– Нет, я разведчик, – наконец-то показал Андрэ забытую улыбку. – А ты вот шпион.

– Врешь! – взорвался Михаил.

– Мишья, выпей еще виски, – лениво предложила Жози.

Андрэ подошел ближе, к самому лицу Михаила, и только теперь Михаил рассмотрел его глаза – серые, какие-то бездонные, с алюминиевым непререкаемым блеском. Губы большого рта сжаты крепко, будто он ими ухватил что-то невидимое. Седоватые волосы тоже блестели алюминием. Скулы, которые раньше не замечались, теперь выступили вперед, каменно.

– Тебе платили вещами и долларами, милый, – сказал глухо Андрей.

– Я продавал книги...

– Книги? Идем!

Он схватил Михаила за руку и дернул, увлекая к стене. Там была маленькая дверка, которую Андрэ рванул, словно ее держали изнутри...

Просторный стенной шкаф был доверху завален его книгами, которые лежали макулатурной кучей.

– А Делорм? – бессмысленно спросил Михаил.

– Неужели ты думаешь, что это старье нужно Делорму?

– Зачем же вы это делали?

– Так бы ты деньги мог и не взять...

Михаил нагнулся и вытащил одну небольшую книжечку. Константин Паустовский, «Золотая роза». Ее подарил отец, кажется, после окончания восьмилетки – он всегда дарил книги, каждой весной, от первого класса до десятого.

– За что мне платить деньги?

– О, Мишья, ты есть ивняк, – засмеялась Жози.

– Наивняк, – поправил Андрэ.

– Так за что мне платить? – требовательнее повторил Михаил.

– За проект, – усмехнулся Андрэ, отчего его рот сделался каким-то острым, щучьим.

– Тогда при чем тут шпионаж?

Андрэ опять схватил его за рукав и подтащил к маленькому столику, светлевшему у окна.

– Забирай и можешь еще раз послать в «Юный техник».

На столике лежали его чертежи, лежали так, словно их никто и никогда не разворачивал.

– Ничего не понимаю, – прошептал Михаил.

– Да неужели ты думал, что подобную бредятину можно продать за рубежом? За этот проект и цента не дадут.

– Почему же вы хвалили?

– Нам нужны были результаты работ твоего приятеля Трубцова, – отчеканил Андрэ. – Без своего проекта ты бы к нему не пошел, не так ли?

Кровь стучала в череп гулко, как молоток в фанерную стенку. Михаил отвернулся и прислонил лоб к стеклу, за которым была прохладная и тихая осень. А может быть, это не кровь, а виски бьется в жилах водопадной пеной?

– Я верну и доллары и вещи, – твердо сказал Михаил.

– А что дальше?

– И все.

– Мишья, ты есть большой и зеленый лист.

– Лопух, – перевел Андрэ.

Михаил увидел в своих руках книгу – он так и стоял с ней, будто держался за талисман. Яркий свет, золотая мебель, красавица на диване, иностранный разведчик... Где он? Не снится ли ему этот детективный сон?..

– Выпустите меня, – глухо сказал Михаил, направляясь к двери.

Но Андрэ плечисто загородил дорогу. Щучий рот – он так и остался щучьим после той усмешки – теперь был перед самыми глазами Михаила.

– Мальчик, куда же ты спешишь?

– Не ваше дело...

– Нет, мальчик, теперь это наше дело и ты наш.

– Я все равно уйду!

– Мы знаем способ тебя остановить, мальчик.

– Пистолетом?

Жози встала с дивана и, лениво дымя сигаретой, подошла сбоку:

– Мишья, начитался детективов, да?

– У нас, мальчик, есть оружие посильнее пистолета, – улыбчиво сообщил Андрэ. – Мы иностранцы. Мы взяли и уехали. В конце концов, нас всего лишь выгонят из страны. А ты?

– А что я?

– За шпионаж пятнадцать лет или вышка, мальчик!

– Да-да, Мишья. А вышка – это пах-пах.

– Что вы от меня хотите? – спросил Михаил, слабея.

– Совсем другой разговор, – улыбнулся Андрэ той, прежней улыбкой.

Они сели на диван: мужчины по краям, Жози меж ними. Михаил бросил книжку на пол – хотел с ней уйти? – и потянулся к бутылкам. Он нашел коньяк, молча налил полный стакан и выпил. Жози понимающе кивнула.

– Что вы от меня хотите? – повторил он спокойнее.

Комната менялась, как-то успокаиваясь. Золото мебели перестало быть навязчивым. Чуть потускнела люстра, словно ее припорошило пылью. Во рту пропал вкус виски. Покладисто улыбалась красивая Жози. Да и щучья улыбка ее мужа не такая уж щучья – просто рыбья. Карасика, например...

Андрэ достал из кармана халата бумаги. Михаил их сразу узнал – Димкины расчеты.

– Вот в этом листке ничего не понять. Какая-то странная формула, невразумительный график... А из-за них непонятно и все остальное. Твой друг не мог подсунуть липу?

– Очень плохое дерево, да?

– Димка не такой.

– А это им написано?

– Его же почерк.

– Тогда ты сходишь к нему и попросишь расшифровку, – приказал Андрэ.

К Михаилу прилило жданное спокойствие. Оно ощутимо растеклось по рукам и ногам, прилило к груди и докатилось до головы. Ему даже стало хорошо, будто все в его жизни наконец-то определилось на свои места – правильные и окончательные.

– И все? – спросил он.

– Все, – заверил Андрэ. – Ты получишь хорошую сумму, и больше мы тебя не потревожим.

Михаил поднялся. Встал и Андрэ.

– Хвоста за тобой нет?

– Какого хвоста?

– Длинный, пушистый, но потихоньку, да?

– Не прикидывайся дураком, – отрезал Андрэ. – Тебя могли засечь. Ты какой язык изучал?

– Английский.

– Если спросят, зачем тут бываешь, скажи, что берешь у моей жены уроки английского языка.

– А кто спросит?

– КГБ, – четко выговорил каждую букву Андрэ.

Легкий испуг вновь окатил Михаила. Казалось, что стакан коньяка мгновенно испарился. Михаил спрятал в карман Димкин непонятный листок и пошел к выходу.

– А «Хитачи»? – остановил его Андрэ, отдавая приемник.

Жози легко вскочила с дивана, подплыла к двери, ласково тронула его усы душистыми пальцами и предупредила:

– Сделай, да-да. Помни про пах-пах...

Башковитые ребята утверждают, что есть и всегда были три кита разведки – деньги, женщины и вино. Этим яйцеголовым я так скажу... Есть один кит – деньги. Да неужели с пачками башлей я не найду блондинок и виски? О’кэй.

Михаил оказался на улице – шесть часов, а как темно... Осень.

Квартал он прошел деревянно – руки почти по швам, голова вобрана в плечи, глаза прищурены... Затем резко обернулся – сзади, сбоку, всюду шли люди. Город жил своей вечной жизнью. Михаил вздохнул медленно и глубоко.

Как же он попал в эту... Не обратил внимания на дипломатические номера «седана» – думал, что раз приехала на нем из-за границы, то и номера заграничные, а не дипломатические. Не заметил, как этот Андрэ выведал про Димку. Не почувствовал, что дипломат тащит его волчьей хваткой к Димкиным секретам. Не увидел простейшей фальши – нарочитая холодность между Андреем и Жози, ее пышная квартира, ее натужный интерес к нему, ее голая нога...