Текст книги "Число зверя"

Автор книги: Йорг Кастнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Йорг Кастнер
Число зверя

Предисловие

Если вас манят тайны и загадки прошлого, если вам по душе произведения Дэна Брауна и Филиппа Ванденберга, если вы верите в существование сверхъестественных сил – вы будете… разочарованы. Разочарованы во всех книгах о тайнах Церкви, которые читали прежде. Создать что-то оригинальное на столь популярную сегодня тему непросто, но автору удалось удивить читателей необычным, фантастически увлекательным произведением. Это и исторический роман, основанный на реальных событиях, и детектив, и мистический триллер, и история любви!..

«Кастнер – гениальный рассказчик, который, как никто ранее, сумел очаровать читателей и прочно войти в когорту лучших современных писателей мира» (Fantasia).

С этим утверждением трудно не согласиться. Его произведения пользуются успехом в Европе и во всем мире. Перу Йорга Кастнера принадлежат десятки исторических романов, мистических триллеров, фантастических историй и детективов. А началась литературная деятельность писателя еще в юности, когда увлечение книгами переросло в желание создать что-то свое. Во время учебы в университете Билефельда Кастнер писал фантастические произведения, рассказы и эссе. И по окончании учебы, вместо того чтобы стать успешным юристом, он решил попробовать себя в литературе. И, как вскоре выяснилось, не напрасно. Сейчас книги популярного автора ждут с нетерпением миллионы поклонников.

Роман, который вы держите в руках, по праву считается одним из лучших произведений Йорга Кастнера. Он увлекает в путешествие в те далекие времена, когда бравый офицер Игнацио Лопес де Рекальдо Лойола служил при дворе испанского короля Карла V. Участвуя в защите Памплоны от французов, он был тяжело ранен. Во время долгого выздоровления Лойола много думал о душе, о вере и Боге. Он внимательно изучил книгу «Жизнь Христа», почел свое несчастье знаком свыше и решил посвятить себя религиозному подвижничеству. После паломничества в Иерусалим Лойола занялся богословием. Изучал его в университете Саламанки, потом в Сорбонне. В Париже подвижник познакомился с видными религиозными деятелями. При их участии и поддержке единомышленников он создал Общество Иисуса и возглавил его. Вскоре орден иезуитов стал могучей силой, а его основатель менее чем через 60 лет после смерти был канонизирован. Влияние иезуитов распространилось на весь мир – от Японии, Китая и Индии до Бразилии и Парагвая. Они владели несметными богатствами и… скрывали ужасные тайны…

Прошли века, расцвет ордена сменился упадком. Но и в наши дни иезуиты активно влияют на научную, общественную, политическую жизнь общества. А загадок, связанных с их деятельностью, стало еще больше.

Одну из самых сокровенных тайн Церкви и предстоит узнать воспитаннику иезуитов брату Паулю Кадрелю. Его родители погибли, когда мальчику было всего три года. С тех пор о нем заботились иезуиты. Священник Рено Сорелли стал для него вторым отцом. Со временем Кадрель принес обет служения Богу, но жил светской жизнью – руководил приютом для сирот. Однако с недавних пор по ночам его начали мучить кошмары, в которых он видел смерть своего учителя. И однажды телефонный звонок из Рима подтвердил опасения Пауля: Сорелли был убит, а на его лбу были выжжены цифры 666. С этой минуты жизнь Кадреля меняется. Число дьявола стало его проклятьем и ключом к древним тайнам. Генерал Общества Иисуса поручил Паулю расследовать убийство наставника. Оказалось, что именно Сорелли должен был вскоре возглавить орден иезуитов и незадолго до смерти интересовался рукописью, в которой говорилось о катакомбах Рима. А отец Анфузо, старый воспитатель Кадреля, лишь упомянувший о некой тайне, на следующий же день был найден мертвым с числом 666 на лбу…

Брату Кадрелю и комиссару полиции Клаудии Бианки предстоит распутать клубок интриг, обнаружить тайное общество среди иезуитов, узнать, что скрыто в катакомбах Вечного города и какую тайну хранит могила святого Петра… Но самое поразительное открытие может стоить Паулю жизни!

Динамичный сюжет, интриги, погони, любовь… Мистические легенды, которые вдруг становятся реальностью… Предсказать финал истории совершенно невозможно! Когда же будет перевернута последняя страница, вы вдруг поймете, что это вовсе не конец, а лишь начало новой легенды…

Андреа и Роману Хокке в пригороде Рима.

В знак благодарности за радушие, мозговой штурм и ловкий спуск в катакомбы Ватикана.

И моей жене Коринне,

хранительнице семейного очага в Ганновере.

В знак благодарности за терпение и внимательный глаз.

Й.К.

Кто имеет ум, тот сочти число Зверя, ибо число это человеческое.

Число же его шестьсот шестьдесят шесть.

Из Откровения Иоанна Богослова

Пролог
Рим, Яникул [1]1
  Яникул (лат. Mons Janiculus) – холм в Риме на западном берегу Тибра (район Трастевере). Назван в честь бога Януса (двуликого бога входов и выходов) и легендарного царя Лация, обитавшего, по преданию, на этом месте. При царе Анке Марции (VII в. до н. э.) Яникул, обнесенный стеной, превратился в римскую крепость на этрусской земле. Соединялся с Римом свайным мостом. На холме стоит монастырь Сант-Онофрио. Монастырь известен тем, что 25 апреля 1595 года в нем умер прославленный поэт Торквато Тассо. (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть]

Рим лежал у его ног, не такой яркий и суетливый, как днем, но даже и этой дождливой ночью не спокойный и уж точно совсем не спящий. Он был подобен огромному зверю, сну которого мешает старое проклятие или незатихающая боль. Терзаемый мукой зверь щурился из бесчисленных освещенных окон, а в шуме моторов и гудках клаксонов чудились его протяжные стоны.

Полночь уже давно миновала, но зверь-Рим не торопился отойти ко сну, как и его обитатели, искавшие там, внизу, обычные ночные удовольствия: танцы, музыку, веселье, поцелуи, объятия, соитие, – вечный хоровод пустых занятий, существующих лишь затем, чтобы отвлекать людей от них самих, от их души. Сорелли одновременно и сочувствовал им, и презирал их. Сочувствовал – потому что они жертвовали человеческим бытием, чтобы, подобно животным, метаться от одного удовольствия к другому. Каждому из них Создатель даровал наивысшее благо – разум, способность познавать мир и изменять его. Однако они совершенно не пользовались этим даром, позволяя соблазнять себя дешевыми телешоу и огромными святилищами торговли, стратегиями индустрии и маркетинга, лживо уверяющими их в том, будто за деньги можно купить счастье. Однако продавали они лишь самих себя, и к тому же по доброй воле. Вот почему презрение Сорелли было не меньшим, чем сочувствие, а возможно, даже и большим.

Он собрался с духом и отвернулся от города на Тибре, в котором жители тысячелетиями искали спасения, а находили одну лишь гибель. Ему казалось, что здесь, наверху, на Яникуле, он отстранился от пустых повседневных дел, поднялся высоко над людьми и над тем, что движет ими. Можно ли в целом Риме найти более подходящее место для подобного ощущения, чем покрытый лесом холм, протянувшийся вдоль правого берега Тибра, начинающийся у Ватикана и заканчивающийся у самого древнего квартала Трастевере? Холм Яникул занимал особое положение. Он не принадлежал к семи холмам, на которых покоился Вечный город, хотя и находился в самом его центре, рукой подать до Ватикана, центра христианства. Janiculum– так звучало латинское название холма. То, что его назвали в честь таинственного бога Януса, Сорелли показалось не случайным. Бог с двумя лицами символизировал для него город Рим, да и весь мир: ослепительный внешний блеск и то, что за ним скрывается. То, о чем большинство людей не знали и, из соображений удобства или же страха, знать не желали. Однако он, Ренато Сорелли, знал.

Он знал о предстоящих изменениях и о связанных с ними опасностях – ведь он сам играл в них центральную роль. И прекрасно понимал, что таким образом наживает себе многочисленных врагов. И потому могло показаться странным, что в этот ночной час Сорелли в полном одиночестве взобрался на Яникул, едва раздался один-единственный звонок. Но он отбросил все сомнения, как только услышал голос в телефонной трубке: «Рено, мне нужна твоя помощь, срочно. Приходи, прошу, приходи к церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио! [2]2
  Храмовый комплекс в Риме, который включает в себя и легендарный Темпьетто, построенный на том месте, где был распят апостол Петр.


[Закрыть]Я буду ждать тебя там в третьем часу пополуночи. И никому ничего не говори об этом, умоляю!»

Короткий сухой щелчок на том конце провода – и связь прервалась. После этого Сорелли несколько долгих минут неподвижно сидел на стуле. Он-то полагал, что больше ничто не сможет его потрясти – во всяком случае, ничто, исходящее от человека. Однако телефонный звонок убедил его в обратном. Услышать этот голос после стольких лет – к этому Сорелли оказался совершенно не готов. Ему показалось, будто кто-то столкнул его в очень глубокую яму, назад в прошлое. И хотя минуло уже много лет и человек, который ему звонил, несомненно, постарел, Сорелли узнал его с первого же слова – по ласкательной форме своего имени: Рено. Уже давно никто его так не называл.

Напрасно Сорелли пытался угадать, что кроется за этим звонком. Был ли звонивший испуган? Возможно. В любом случае, он был взволнован. Снедаемый одновременно любопытством и беспокойством, Сорелли решил исполнить просьбу звонившего, в память о том, что некогда произошло.

Снова поднявшийся ветер швырял моросящий дождь ему в лицо, пока он шел по Виа Джузеппе Гарибальди, даже не удостаивая взглядом бюсты итальянских патриотов, в шеренгу выстроившиеся вдоль улицы. Еще два дня назад необычно яркое для этого времени года солнце освещало своими лучами Рим, однако уже вчера неожиданно похолодало градусов на десять, и с тех пор дождь шел не переставая. В последнее время погода выкидывала такие коленца постоянно. Консерваторы среди римлян относили их на счет «сумасшедшего марта», который они испокон веков считали самым ненадежным месяцем года в том, что касалось погоды. Просвещенные же – или, по крайней мере, те, которые себя таковыми считали – предсказывали перемены климата и катастрофу, которая по этой причине якобы угрожает всему миру. Сорелли слабо улыбнулся при мысли о тающих ледяных шапках или новом ледниковом периоде. На самом деле людям совершенно ничего не известно о по-настоящему важных вещах.

Он поднял повыше воротник и, сунув руки в карманы пальто, задел правой кистью холодный металлический предмет. В круге света, отбрасываемом уличным фонарем, Сорелли остановился, вытащил золотую цепочку и стал задумчиво ее рассматривать. За время, прошедшее до неожиданного звонка, он почти забыл о ней. После телефонного разговора, когда его мысли стали вращаться вокруг прошлого, Сорелли открыл запертый ящик стола, где сберегал свои нехитрые пожитки. Почему он достал цепочку, он понять не мог. Может, он становится сентиментальным?

Сорелли провел большими пальцами по крохотному механизму, с помощью которого открывался медальон в форме сердца. Оба портрета внутри были цветными фотографиями, но такими выцветшими, что казались черно-белыми. И это несмотря на то, что медальон почти ни разу не открывали. Казалось, само время позаботилось о том, чтобы фотографии старели точно так же, как и люди, на них изображенные. Портрет Дориана Грея существует лишь на страницах романа, подумал Сорелли в редком для себя порыве чувств, с горечью и меланхолией.

На одной из фотографий был Сорелли. Его волосы были еще темными и густыми, а черты лица – более резкими, хотя и сейчас, когда ему уже перевалило за шестьдесят, они казались аскетическими. На второй фотографии была изображена светловолосая женщина с вздернутым носиком на приятном, наивно-привлекательном личике. Так доверчиво, как на снимке, она выглядела всегда, просто потому, что это соответствовало ее природе. И Сорелли почти пожалел, что так поступил с ней тогда.

Он резко захлопнул медальон и снова сунул цепочку в карман пальто. Нет, он вовсе не сентиментален, во всяком случае, уже долгое время. Не потому он среди ночи взобрался на Яникул. Он хотел узнать правду. Возможно, причина этого звонка самая безобидная, но возможно также, что это был сигнал тревоги. Через считанные минуты он об этом узнает.

Сорелли продолжил свой путь, и вскоре перед ним уже возвышалась Сан-Пьетро-ин-Монторио – церковь Святого Петра. Ее возвели еще в Средневековье именно в этом месте, потому что, согласно преданию, здесь умер на кресте святой Петр. Одна из многочисленных легенд, в которых переплелись римская история и христианская вера. Никто не смог бы пересчитать их или хотя бы отличить в них правду от вымысла. Никто, даже Сорелли, а ведь он знал намного больше, чем почти все остальные. Намного больше – и все же недостаточно, подумал он, медленно приближаясь к церкви, освещенной множеством светильников. От средневековой кладки мало что осталось, после того как в пятнадцатом столетии Сан-Пьетро-ин-Монторио подверглась значительным изменениям. Однако простые античные формы, которые предпочитали в те времена, сохранились на фасаде до сегодняшнего дня.

Но Сорелли пришел сюда не для того, чтобы ознакомиться с архитектурными вкусами эпохи Ренессанса. Он искал не укрепления духа через чистую красоту церковного фасада, а человека, женщину из своего прошлого. Но она вряд ли все еще ждет его, несмотря на ночное время. Он медленно покачал головой. Здание, должно быть, уже давно закрыто.

– Я здесь, – прозвучал тихий голос – скорее шепот, едва различимый в неумолчном шорохе дождя.

Был ли это человеческий голос или фангом его раздраженных чувств, призрачный зов из прошлого?

Звук шел не от церкви, а у него из-за спины. Сорелли обернулся и попытался рассмотреть хоть что-то по ту сторону дороги, бегущей между деревьями, которые тянули свои еще обнаженные ветви к небесам, будто стараясь поддержать мрачную крышу ночи.

– Я здесь.

Шепот был таким же тихим, как и прежде. Но теперь Сорелли заметил какую-то фигуру, наполовину выступившую из-за большого дерева и шевелившую рукой на уровне плеч. Фигуру он видел очень нечетко, и все же ему стало ясно, что она манит его к себе. Сорелли неохотно последовал за приглашением, и когда он покинул асфальтированную дорогу, размокшая земля с громким чавканьем стала с каждым шагом прилипать к подошвам его обуви.

Фигура по-прежнему лишь наполовину выглядывала из-за дерева, и Сорелли никак не мог рассмотреть, кто же это, – ему мешали дерево, темнота и сильно надвинутый на лицо незнакомца платок. Сорелли замер и пристально вгляделся в темные контуры, едва осмеливаясь моргать. Он боялся, что стоящее перед ним существо может в любую секунду исчезнуть, подобно призраку, растворяющемуся в воздухе с окончанием ночи.

Но то, что стояло перед ним, духом не было, в этом Сорелли мог ручаться. Это был человек, должен был быть человек!

Не более десяти метров отделяло Сорелли от дерева, когда он остановился и спросил:

– Мария?

Пока он напрасно ожидал ответа, сквозь тучи пробилась луна и бросила свой бледный свет на ожидающее его существо. В Сорелли поднялась волна сомнения и страха. Страха, которого он уже давно не испытывал. Мурашки побежали у него по спине, а руки задрожали. Крупный, кряжистый, широкоплечий – нет, это не Мария, между ними нет ни малейшего сходства.

Это ловушка! – пронеслась мысль. – Это просто ловушка!

Но как такое возможно? Он, несомненно, узнал ее голос по телефону. Однако это не меняло того, что со всей твердостью заявляли его глаза: стоящий перед ним человек никак не может быть Марией!

Пока все эти мысли еще кружились у Сорелли в голове, он резко развернулся и побежал прочь, обратно к дороге. Под ногами у него громко, почти яростно чавкало, но он не обращал на это никакого внимания.

Прочь отсюда! Прочь, и поскорее!

Незнакомец преследовал его. Сорелли не нужно было оборачиваться, чтобы это понять. Он слышал звук шагов и знал, что другой – или другое? – следует за ним.

Наконец Сорелли добрался до дороги и свернул вправо, собираясь сбежать с холма. Теперь ему вовсе не нравилось находиться так далеко от горожан, наводняющих ночной Рим. Напротив: он должен был как можно скорее оказаться рядом с людьми: только так он может спастись. Он помчался изо всех сил.

В молодости Сорелли был прекрасным бегуном, но это было очень давно. Между прошлым и настоящим пролегли десятилетия, проведенные за письменным столом. Сделав несколько шагов, Сорелли почувствовал боль, словно в бок ему вонзился раскаленный кол, и раскаялся, что не тренировал свое тело так же хорошо, как разум. Шаги за его спиной приближались. Его преследователь, скорее всего, был намного моложе его, во всяком случае, бегал он явно быстрее.

А что, если это вовсе и не человек? Разве тогда не бессмысленна любая попытка убежать?

Нет, нельзя так думать, только не сейчас! Нужно сохранять хладнокровие, чтобы принимать правильные решения. Например, в какую сторону бежать. Сорелли уже сожалел, что решил вернуться на дорогу. Ведь здесь его преследователь сможет набрать максимальную скорость. В подлеске было бы легче оторваться от погони.

А может, еще не поздно?

Он резко свернул вправо и стал петлять между деревьями. В душе Сорелли снова зародилась надежда. Если ему хоть немного повезет, – он сможет найти здесь убежище.

И тут что-то, похожее на вырвавшуюся из-под земли руку, схватило его за правую ногу. Это был корень, полукругом возвышающийся над землей, которого Сорелли не заметил из-за сильной спешки и темноты. Он потерял равновесие и упал, сильно ударившись головой о твердую кору огромного дерева. Резкая боль в черепе вызвала тошноту и помутнение сознания. Но Сорелли не сдавался: ему никак нельзя поддаваться слабости. Каждая секунда на счету!

Обхватив руками ствол дерева, Сорелли, кряхтя, поднялся на ноги. Он еще не успел полностью выпрямиться, когда его пронзила еще одна, гораздо более сильная, боль, на этот раз в правой ноге. Как будто в нее впились раскаленные иглы. Вывих или растяжение. Прихрамывая, он снова побежал, и каждый раз, когда он опирался на поврежденную ногу, на лбу у него выступали капли пота.

Но кто его преследует? Сорелли на секунду прервал свой бег, оперся на влажный ствол пинии и огляделся. Его окружали одни деревья и кусты, и слышал он лишь шорох дождя и свое собственное прерывистое тяжелое дыхание. Сердце его колотилось. Неужели он и правда оторвался от погони?

Сорелли стал думать, как ему лучше всего поступить. В его внутреннем кармане лежал мобильник, так, может, стоит позвать на помощь? Но преследователь, вполне вероятно, все еще находится поблизости, ищет его. И если Сорелли воспользуется телефоном, тот, другой, чего доброго, услышит его.

Может, разумнее остаться здесь и подождать, пока он не удостоверится в том, что неизвестный оставил его в покое? Однако если тот все еще сидит у Сорелли на хвосте, то быстро обнаружит его здесь. Вот почему Сорелли решил продолжать путь, но медленно, стараясь не производить ни единого предательского звука и одновременно щадя больную ногу.

На земле лежал длинный сук, расщепленный на конце, который можно было использовать как костыль. Сорелли нагнулся за ним. Он еще не до конца выпрямился, когда кто-то, подобно хищнику, бросился на него из темноты.

Кто-то или что-то, подумал он, снова теряя равновесие и падая навзничь на вязкую землю. Несмотря на грязь, удар от падения оказался таким сильным, что на пару секунд вышиб воздух из его легких. Сорелли почувствовал влагу, проникающую сквозь брюки; вероятно, он измазался с головы до ног. Однако все это было совершенно не важно по сравнению с тем, что произошло: темная фигура уселась на него верхом, не давая ему подняться.

На незнакомце по-прежнему был скрывавший его лицо платок, из-за которого он издали походил на женщину. Но тяжелая высокая фигура явно принадлежала мужчине, в этом Сорелли не сомневался.

– Кто ты? – хрипло спросил он. – Чего ты от меня хочешь?

Незнакомец не отвечал, лишь вытащил что-то из-под широкого пальто – что-то светлое, поблескивающее даже в слабом свете ночи.

Огромный кинжал!

Незнакомец держал его затянутой в перчатку рукой прямо над грудью Сорелли, и острие нацелилось ему в сердце.

Сорелли понял, что умрет, и, как только к нему пришло осознание этого, он неожиданно совершенно успокоился. Смерть его была неотвратима, и он смирился. Правда ли, что за мгновение до смерти перед глазами проходит вся жизнь? Или то обстоятельство, что внутренним взором он увидел Марию, объяснялось лишь необходимостью провести последние секунды своего существования, думая о прекрасном, о чем-то, что в его жизни сыграло незначительную – возможно, слишком незначительную – роль?

Он видел Марию такой, какой знал ее много лет назад, – молодой женщиной, застенчиво улыбающейся ему. И Сорелли улыбнулся ей в ответ, когда кинжал вонзился в его тело.

День первый

1
Австрия, Мондзее

Пауль Кадрель неожиданно проснулся, когда в крошечное окно над его кроватью не проникал еще ни один лучик света. Ему приснился кошмар, что в последнее время случалось довольно часто, и потому он обрадовался, обнаружив, что это был просто сон. Хотя в комнате было прохладно, курточка пижамы прилипла к его телу, сырая от пота.

Холодного пота.

Он по-прежнему чувствовал себя усталым и совершенно разбитым, но не поддался соблазну снова уснуть. Слишком велик был его страх, что сон может повториться – сон о Ренато Сорелли. В нем испуганный Сорелли бежал по мрачному лесу, и его страх был также страхом Пауля. И теперь еще Пауль чувствовал, как часто стучит его сердце, будто за ним и правда гнались…

Да, кстати, кто же за ним гнался?

Пауль не мог бы с уверенностью сказать, кто – или что – гналось за Сорелли. Во сне он не разглядел ничего, кроме темного призрака, нереального существа с неясными очертаниями. Нечто сверхъестественное, недоступное для восприятия обычными человеческими чувствами. Создание, пришедшее с той стороны, возможно из ада, воплотившийся и, тем не менее, неосязаемый страх.

Или, возможно, Пауль просто уже позабыл, что на самом деле ему приснилось? Возможно, его подсознание скрыло от него нечто ужасное, дабы защитить его рассудок?

Он нервно включил ночник и потянулся к пластмассовому будильнику. Скоро пять. В обычной ситуации он поспал бы еще более получаса. Но не сегодня.

Пауль поставил будильник на место, взял с тумбочки вставленную в рамку фотографию и долго смотрел на снимок, сделанный три десятка лет тому назад. На нем были изображены худой темноволосый мужчина лет тридцати и мальчик лет десяти, с кудрявыми светлыми волосами, зажавший под правой рукой футбольный мяч. Оба смотрели прямо в объектив: мальчик – с выражением легкого сомнения, мужчина – с довольным видом.

Снимок ничем не отличался от тысяч фотографий, на которых изображены отец и сын. Однако эти двое отцом и сыном не были, во всяком случае, между ними не было кровного родства. И тем не менее Ренато Сорелли всегда был Паулю как отец, уже тогда, когда был сделан этот снимок на спортплощадке сиротского приюта. Пауль помнил все так отчетливо, будто это случилось вчера. В игре он забил решающий гол, и его товарищи приветствовали его несмолкающими криками «ура!». Однако для него куда более важным было то, что Сорелли хлопнул его по плечу и что-то одобрительно произнес. Пауль и сегодня ощущал тепло, которое охватило его в тот миг, – чувство защищенности.

Он аккуратно поставил фотографию, сделанную отцом Джакомо Анфузо, директором сиротского приюта, на место и поднялся с кровати. На противоположной стене висели написанная маслом картина и деревянное распятие. На картине был изображен бородатый мужчина, чьи резкие черты напоминали черты лица Сорелли: Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов. Пауль опустился на колени перед распятием и сложил руки в утренней молитве. Это был долгий внутренний диалог с Богом, в котором Пауль просил Всевышнего о защите и помощи для Сорелли.

Позднее он спрашивал себя, действительно ли в этом была необходимость. Он ведь всего лишь видел сон. В последнее время ему чаще всего снился Сорелли, и почти каждый раз его друг и отец находился в опасности. Но еще никогда сон не был таким реальным, как тот, что приснился Паулю этой ночью. Страх, охвативший Сорелли во сне, передался Паулю, ощутившему его как физическую боль. И потом, конец сна: Сорелли лежал на земле, а темное существо сидело на нем и держало над ним продолговатый предмет. Кинжал. Когда Пауль вспомнил об этом, его охватил ужас.

Затем он проснулся, слава Богу!

Умывшись, побрившись и одевшись, Пауль вышел за дверь, когда в интернате все еще спали. На него подул прохладный ветер, но утренняя свежесть оказала на Пауля благотворное влияние. Солнце пронзило предрассветную мглу бледно-розовым сиянием и проложило себе путь сквозь облака, нависшие над внушительными горами и холмами вокруг Мондзее. Пауль посмотрел вниз, на озеро, чья поверхность слегка рябила от ветра и отражала первый солнечный свет. Этот пейзаж заставил его обрадоваться тому, что он рано встал. Ничто так не поднимало ему настроения, как зарождающийся день. День, полный новых возможностей.

Пауль с радостью отметил, как преобразился интернат «Николай Бобадилья», [3]3
  Интернат назван в честь последователя Игнатия Лойолы, одного из первых иезуитов.


[Закрыть]учрежденный во многом благодаря его усилиям. Сам выросший в приюте, таким образом он мог передать другим детям то добро, которое ему сделали иезуиты. Здание некогда было отелем, впрочем, совершенно не прибыльным. Большинство туристов, приезжавших в эту часть Верхней Австрии в отпуск, искали привычных удовольствий на куда более знакомом озере Вольфгангзее или на огромном Аттерзее. То, что разорило владельцев гостиниц, для Пауля стало настоящей удачей. Он приобрел бывшую гостиницу на деньги от пожертвований, и теперь здесь жили почти сто двадцать сирот.

У него за спиной послышалось дребезжание жести. Звук доносился из кухни – интернат просыпался. Неожиданно Пауль почувствовал голод и его охватило желание выпить чашечку дымящегося кофе.

Полчаса спустя, сидя за завтраком вместе с воспитателями, остальными сотрудниками и детьми, он вдруг заметил, что один стул за соседним столом был пуст. Это было место Нико Шпильмана.

Мальчик потерял родителей по той же причине, что и Пауль: они погибли в автокатастрофе. Долгое время Нико оставался очень замкнутым и почти не разговаривал. Пауль уделял ему много внимания, совершал с ним длительные прогулки и часто рассказывал мальчику о том периоде своей жизни, когда сам рос в приюте. Постепенно Нико оттаял, и Пауль был очень рад этому. Он чувствовал себя почти как отец, сумевший излечить больного сына. И разве он не был отцом для них? Для всех сирот, живущих здесь?

Он спросил детей за соседним столом о Нико, но все они смущенно отводили глаза.

– Что стряслось с Нико? – не отступал Пауль. – Он заболел? – Снова никакого ответа. – Кто из вас старший в комнате Нико?

– Я, – пробормотал рыжеволосый Тобиас Моснер и стыдливо взглянул на Пауля.

– Ну, Тобиас, так что же произошло с твоим соседом по комнате?

– Он… – запинаясь, произнес мальчик. – Он… он спрятался.

– Спрятался? Почему? Или мне надо спросить по-другому: от кого?

– От остальных, – начал Тобиас, но затем прикусил язык и замолчал.

– Продолжай!

– Они его дразнили.

Пауль вздохнул: этот допрос утомлял его.

– Из-за чего они дразнили Нико?

– Из-за того, что он все время бегает за вами. Они сказали Нико, что вы не его отец и что нечего ему воображать, будто однажды у него снова будет отец.

Тобиас, не поднимая глаз, смотрел в свою тарелку. Возможно, ему стало стыдно, потому что он тоже дразнил Нико.

Пауль вышел из столовой и направился в комнату Нико. В помещении, оформленном, как и все остальные, в ярких и светлых тонах, стояли две двухъярусные кровати. Пауль придавал большое значение тому, чтобы дети чувствовали себя в интернате как дома. На стенах висели афиша одного из фильмов о Гарри Поттере и постеры поп-звезд, которые сами были почти детьми. Их имена совершенно ничего ему не говорили. Но куда же подевался Нико?

В кровати его не было, и Пауль уже подумал, что мальчика нет в комнате. Однако затем он заметил две маленькие ступни в синих тапочках, выглядывающие из-за платяного шкафа, выкрашенного в зеленый цвет. Пауль подошел поближе и легонько постучал костяшками пальцев по дверце шкафа.

– Есть кто дома? Можешь выходить, Нико, я тебя нашел.

Между шкафом и одной из кроватей что-то зашуршало, и показалось узкое лицо Нико с большими синими глазами, обрамленное темными локонами. Увидев покрасневшие веки, Пауль сразу же понял, что мальчик недавно плакал. Но иезуит решил не подавать виду, что он это заметил: мальчики обычно обижаются на тех, кто проявляет излишнее любопытство, это он знал из собственного опыта.

– Что ты здесь делаешь, Нико? Ты не слышал, как всех зовут на завтрак?

Мальчик даже бровью не повел.

– Я не голоден, – ответил он.

– Я тоже, – заметил Пауль.

Голова Нико поднялась на пару сантиметров, выдавая его любопытство.

– А почему?

– Потому что я беспокоюсь о тебе. Разве я могу сейчас хотеть есть?

– Беспокоитесь? Обо мне? Почему?

– Ты не вышел к завтраку. И тогда я подумал, что ты, наверное, заболел. Вот почему я решил проведать тебя. Ты что-то там ищешь?

– Хм. Да, но это не важно. – Нико поднялся и посмотрел на Пауля. – Но почему вы беспокоились именно обо мне, брат Кадрель? Здесь ведь живет столько мальчиков, о которых вам нужно заботиться.

– Для меня важен каждый из вас, – ответил Пауль и пристально посмотрел ему в глаза. – И особенно – ты!

– Но почему?

– Возможно, потому что когда-то я был таким же, как ты. – Пауль протянул ему руку. – Пойдем? Похоже, у меня просыпается аппетит.

Нико вложил ладошку в руку Пауля, но с места не сдвинулся.

– Я хочу спросить у вас кое о чем, брат Кадрель.

– Спрашивай!

– Вы всегда будете рядом, если… если вы мне понадобитесь?

Пауль кивнул.

– Это я тебе обещаю, Нико!

Мальчик расслабился, и, пока они шли рука об руку в столовую, он улыбался.

В столовой к ним подбежал брат Роберт, заместитель Пауля.

– Тебя срочно зовут к телефону, Пауль. Звонят из Рима.

Роберт Баумерт, как и Пауль, член ордена иезуитов, курировал проект почти с самого начала и оказался самым лучшим заместителем, какого только можно себе представить. Роберт был математическим гением: возня с цифрами доставляла ему искреннее удовольствие. Он вел бухгалтерские книги и, как и Пауль, всегда готов был выслушать просьбы как детей, так и сотрудников.

– Кто…

Пауль не успел закончить фразу, как Роберт уже ответил ему:

– Отец Дэвид Финчер. Он говорит, дело срочное.

Если уж Дэвид Финчер звонит в такой ранний час, значит, дело и впрямь очень срочное. Финчер, американец ирландского происхождения, был генеральным секретарем ордена и к тому же одним из самых влиятельных людей в Обществе Иисуса, как на самом деле назывался орден иезуитов. Пауль знал Финчера еще с тех пор, как был в Риме.

Его охватило нехорошее предчувствие, и ему невольно вспомнился сегодняшний кошмар. Он кивнул Нико, прощаясь, и вместе с Робертом поспешил в свой кабинет.

Телефонная трубка лежала на столе возле большого аппарата, соединявшего в себе телефон, факс и сканер, с помощью которого Пауль мог бы даже отправлять электронные письма, если бы ему удалось разгадать необходимую для этого комбинацию клавиш.