Текст книги "Тощий Мемед"

Автор книги: Яшар Кемаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Хромой все кружится по деревне, – сказал Хосюк. – Видит аллах, сердце его сжалилось над влюбленными. Он собьет их со следа. Не подведи, Хромой!..

– Знаю я этого Хромого, – сказал Плешивый Али. – Он пойдет по следу своего отца. Даже если будет знать, что отца повесят. Ему лишь бы был след. Он не устоит. Хромой хороший, добрый человек, и сердце его сейчас разрывается от жалости к влюбленным, но он не может не пойти по следу. Когда он видит след, для него больше ничего не существует. Даже если он будет знать, что его убьют, ему только покажи след – и он все равно пойдет!

– Прекрасно, Али, – сказал Хосюк, – видите, он уже раз десять обошел деревню. Он бродит по деревне, делая вид, что ищет. Когда Мемед убегал с девушкой, он ведь не кружил так по деревне! Тот, кто похищает девушку, не оглядывается назад. Хромой Али не из тех, кто теряет след. Особенно в такой дождь… Я ему сказал: «Али! После этого не смотри мне в лицо…»

Плешивый Али задумался. Появилась надежда. Лицо его засветилось радостью.

– Да пошли аллах, чтобы изменился нрав Хромого. Когда я увидел, как он возвратился и кружил по деревне, я подумал, что у него изменился нрав. Ведь так, Хромой Али, я верю тебе!

Хромой Али уходил и возвращался, снова уходил и снова возвращался. Он слез с лошади и внимательно осмотрел землю, оглядел камни. Али, казалось, делал все, чтобы найти след. Но никак не решался подойти к месту, откуда он начинался. Он боялся. Он знал, что, как только увидит след, он не устоит и поведет. Делая вид, что идет по следу, он вышел из деревни. В сознании мелькала мысль погнать во весь опор лошадь и удрать. Во весь опор! Он долго смотрел в сторону леса. Следы вели прямо в лес. Ему показалось, что он видит двух влюбленных. В голове у него все перемешалось.

Моросил дождь.

Хромой снова повернул лошадь к дому Хатче. Подъехал и стал у забора около тутового дерева. На земле виднелись длинные следы чарыков. Али подумал: «Чарыки сделаны недавно. Шерсть на них длинная. Они из шкуры бычка, который сдох самое позднее зимой». Ему показалось, что он снова видит влюбленных в лесу, под дождем. Хромого охватил азарт. Он сжигал его.

Пока он раздумывал, к нему подошел крестьянин:

– Ну что, Али, – спросил подошедший. – Ты что, заснул? Абди-ага ждет с нетерпением, спрашивает, почему ты все вертишься в деревне? Спрашивает, что это ваш хваленый следопыт…

В это время верхом на лошади подскакал сам Абди-ага.

– Что это? – сказал ага. – Знаменитый следопыт! Так ты идешь по следу! С самого утра вертишься в деревне, как будто у тебя на нее купчая. Того и гляди заснешь у этого забора!

Глаза Хромого Али потемнели. Он резко повернул лошадь к Абди.

– Ага, – сказал Хромой. – Спроси-ка у крестьян, были ли на нем новые чарыки? Эти чарыки не из шкуры ли бычка, который сдох зимой?

Ага повернулся к крестьянам:

– Это так? – спросил он.

– Так, – крикнул кто-то из толпы. – Зимой у Исмаила сдох бычок. У него, у мельника, Мемед купил шкурку на пару чарыков.

– Так, – сказал ага, поворачиваясь к Али. – Ну-ка, Али, покажи свое умение!

Али втянул голову в плечи. Подхлестнул лошадь. Вместе с Абди-агой и несколькими всадниками они выехали из деревни. Когда они добрались до скал, Али остановил лошадь. Следы вели к скалам, в лес… Али это поразило. Он осмотрел следы на скале.

– Они пошли по скалам. Слезайте с лошадей и пойдем по скалам, – сказал он.

Они оставили с лошадьми одного человека, а сами последовали за Али. Среди скал они увидели маленький клочок земли. На этом клочке росло три желтых цветка. Яркие цветы выделялись на фоне черной земли. Один из цветков был примят. Али показал на него:

– Знаете, почему он примят, а остальные стоят прямо? Вчера вечером в полночь на него наступил чарык. Смотрите, вот след.

Все нагнулись, но следа никто не заметил. Али стал лазить по скалам. Абди-ага не отставал от него ни на шаг. Когда они подошли к подножью высокой скалы, Али сказал:

– Вот здесь беглецы свернули.

Люди снова подошли к лошадям. Дальше следы вели в лес. Теперь любой мог бы вести по ним. Подойдя к лесу. Али остановился. Он побледнел, как полотно, но тут же лицо его побагровело. Следы сворачивали к скалам в лесу. Это были беспорядочные следы, следы людей, которые не знают, куда идти. Временами следы шли прямо, потом поворачивали в противоположную сторону, затем снова возвращались. Али видел, что следы по нескольку раз проходят по одному и тому же месту. Словно здесь бродили слепые. Ему стало жаль ребят. Он подумал: «Заведу-ка я этого Абди-aгy в нижнюю часть леса, пусть бегут бедняжки». У корней большого дерева росла молодая травка. Она была примята. Вокруг валялись щепки.

Дождь пошел с новой силой. Али отвязал от седла бурку и накинул на себя. Ехали молча.

– Время идет, – торопил ага Хромого. – Ты что, снова упустил след?

– Нет, – ответил тот. – Следуйте за мной.

Он направил лошадь в лес.

На этот раз он действительно потерял след.

– Я упустил след, – сказал Али, поворачиваясь к Абди-аге.

– Таково оно, твое умение? Эх, ты, Хромой Али! – крикнул ага.

Жених ехал позади всех. В руке он сжимал рукоятку револьвера.

Слова Абди-аги разозлили Али.

– Сейчас я снова найду след, – сказал он. – Беглецы должны быть недалеко отсюда. Здесь их застала гроза. Они долго кружили. Поэтому я и сбился со следа.

Поиски длились долго. Но вот Али снова напал на след. Лес становился все гуще и гуще. Наконец он стал таким густым, что лошади уже не могли пробраться сквозь его чащу. Пришлось сойти с лошадей и продолжать путь пешком.

– Вот здесь они сломали ветку, – указал Али и вдруг заволновался. – Здесь они собирали хворост. Сухой хворост. Следы ведут к скалам.

Все, кроме Али и Абди-аги, промокли до костей.

– Почему ты не взял бурку? – спросил Абди-ага жениха.

Тот не мог раскрыть рта. Он так дрожал, что, казалось, вот-вот выронит из рук револьвер. Хромой Али побежал в сторону скал. Он задыхался от волнения. Остальные побежали за ним.

– Я нашел, – закричал Али. – Они под этой большой скалой. Тише!..

– Они там? Отвечай же, Али!.. – кричал Абди-ага, Который бежал позади всех.

Али молчал.

К нему подскочил запыхавшийся Абди-ага. Подбежали и остальные.

– Здесь, – указал Али, – они разожгли костер. Вот тут на этой ветке они сушили одежду. Огонь они развели не спичками, а кавом…

Он пошел в глубь расщелины, туда, где земля была сухая. Али нагнулся и долго рассматривал землю. Он заметил на ней следы широких крепких бедер. Немного выше были видны следы лопаток.

– Идите, идите скорее сюда! – позвал он. – Смотрите!

Все нагнулись и посмотрели на землю. Абди-ага заглянул в лицо Хромого Али, словно не понимая, в чем дело.

– То, чему суждено было случиться, – случилось, – сказал Али.

Абди-ага не понял и снова спросил:

– Что случилось?

– Посмотри, ага, – сказал Али. – Вот следы бедер девушки. Вот лопатки… А вот здесь след головы. Посмотри на эти полоски. Здесь рассыпались ее волосы. Это значит, ага, что дело…

Абди-ага изменился в лице. Некоторое время он молчал.

– Куда они, по-твоему, теперь ушли? – спросил он, овладев собой.

– Они где-то близко. Сейчас мы их найдем, – отозвался Али.

Солнце заходило.

– Не оставаться же нам здесь до темноты, Али! – крикнул Абди-ага.

– Прошло не больше двух часов, как они ушли отсюда. Сколько можно пройти по такому лесу за два часа? К тому же они голодные! Здесь, где они обогревались, не найдешь крошки хлеба. Если бы у них было что-нибудь, они бы поели.

Жених согнулся в три погибели. С него ручьем стекала вода. Его трясло.

– Давайте разведем костер и согреемся, – предложил он. – Я сейчас околею от холода.

– Мы околели от холода, – поддержали его другие.

Абди-ага разозлился.

– Мы будем искать. А вы оставайтесь и грейтесь, – сказал он. – Бабы!..

Али и Абди-ага углубились в лес. Абди-ага вытащил револьвер.

Увидав, что Абди-ага рассердился, жених не стал разводить огонь и пошел за ним.

Начало темнеть. Али, не останавливаясь, шел по следу. Следы были такими глубокими, что он их видел даже в темноте. Беглецы были в ловушке. Вот-вот они попадутся. Следы становились все более отчетливыми. За кустами послышался шорох. Все насторожились. Стало почти совсем темно.

– Пошарьте в кустах, – приказал Абди-ага.

– Они здесь! – крикнул Али.

Вдруг послышался женский голос.

– Мемеда не убивайте! – закричал Абди-ага. – Поймайте и приведите ко мне. Я его своими руками… Я разделаю его своими руками. Не троньте на нем и волоска!

Мемед спрятался за кустом. Он сжимал в кармане рукоятку револьвера. Он не боялся никого и ничего.

– Не бойся! – успокаивал он Хатче. – Я тебя им не отдам.

Мемед поднялся на ноги.

– Сдаюсь, сдаюсь! – крикнул он преследователям, трусливо подходившим к нему.

– Постойте, – сказал Абди. – Я сам возьму эту собаку.

Люди отступили. Абди с женихом вышли вперед. Мемед стоял как вкопанный. В темноте еле вырисовывался его силуэт. Еще недавно Хромой радовался, что привел по следу. Сейчас, видя безвыходное положение, в котором оказались беглецы, он пришел в отчаяние. Так случалось с ним каждый раз. Али сел на пень и, обхватив руками голову. бормотал про себя: «Больше я этого делать не буду. Ни за что не буду. Несчастный Мемед!»

– Ну, неблагодарная скотина, – начал Абди-ага. – Слушай, голодранец. Что это ты устроил? Подожди, приведу тебя в деревню… Знаешь, что я с тобой сделаю?

В этот момент послышался глухой щелчок спущенного курка. Но выстрела не последовало. Абди повернулся и с гневом крикнул:

– Разве я вам не говорил, чтобы вы его не трогали!..

Мемед не шевелился. Он был спокоен. Стоял и ждал, и только сильнее сжал в кармане рукоятку револьвера. Спокойно, словно собираясь достать портсигар, он вытащил револьвер и прицелился в Абди-агу. Раздалось два выстрела.

– Боже, я погиб! – вскрикнул Абди-ага. Падая, он повернул револьвер в сторону племянника и выстрелил в него три раза.

– Я погиб! – крикнул племянник и тоже упал на землю.

Мемед сунул револьвер в карман и с тем же хладнокровием произнес:

– Хатче здесь. Берегитесь, если хоть один волосок упадет с ее головы! А ты, – обернулся он к Хатче, – сейчас же возвращайся домой. Я приду за тобой. Мы уйдем куда-нибудь, где нас никто не найдет. Иди прямо домой. Они тебя не тронут.

Кто-то начал стрелять по тому месту, где недавно стояли беглецы. Мемед улыбнулся: стреляли в темноту.

К полуночи он вышел из лесу. Моросил дождь.

X

Легкий, робкий стук в дверь. Тишина, и снова легкий стук. Женщина разбудила мужа:

– Вставай. Кто-то стучит.

Заспанный старик несколько раз пытался подняться, но каждый раз ронял голову на подушку. Опять стук, на этот раз более сильный.

– Вставай же, – теребила его жена. – Кто-то стучится.

Старик встал, покачиваясь и сопя, подошел к двери.

– Кто там?

– Это я, – послышался хриплый голос. Потом кто-то откашлялся.

– Кто ты?

– Открой, тогда узнаешь…

Старик открыл дверь.

– Заходи, коли так, – пригласил он.

Незнакомец вошел, споткнувшись о порог. В доме было темно…

– Зажги-ка свет, – сказал старик жене. – Гость пришел.

Зажгли свет. Женщина подошла к ним. С гостя ручьями стекала вода. Одежда прилипла к телу. Старики с удивлением разглядывали его.

Женщина не могла отвести глаз. Стояла и смотрела. Смотрела ему в глаза, на волосы и не узнавала.

– Он кажется мне знакомым, – сказала она наконец. – Но не могу вспомнить.

Старик улыбнулся; он всегда улыбался.

– И мне, – сказал он. – И хоть глаза мои видят слабо, все же он кажется мне знакомым. Но и я не могу его припомнить.

Он положил руку на плечо пришельца и еще раз посмотрел ему в лицо.

– Лицо знакомое, а узнать не могу.

– Жена, – позвал он, – наш гость, наверное, озяб, он весь промок, разведи-ка поскорей огонь. – И повернувшись к гостю, сказал: – Ну рассказывай, кто ты? Лицо знакомо, но не узнаю.

– Дядя, я Тощий Мемед.

Сулейман крикнул жене, которая пошла за дровами на другую половину:

– Посмотри-ка, кто к нам пришел!.. Ты только посмотри!

– Кто это? – с волнением спросила жена.

– Наш Тощий Мемед! Возмужал… Молодец. На днях я вспоминал тебя. Что, думаю, случилось с парнем? Сердце мое чувствовало.

– Да-a, сынок, – подтвердила женщина, – последние дни Сулейман все время тебя вспоминал.

Сулейман сильно постарел. Брови его стали длиннее и, как белая бахрома, прикрывали глаза. Борода тоже отросла – она была, точно ворох хлопка. Вид у него был величественный.

Женщина принесла пару белья и положила перед Мемедом.

– Переоденься, – сказала она. – А то схватишь воспаление легких.

Мемед отошел в темный угол и переоделся. В рубашке и кальсонах он сел около очага.

– Ну? – начал Сулейман.

– Я очень соскучился по вас, – сказал Мемед. – Но Что поделаешь! Много забот.

– Ты в «ту деревню» не ходил еще? – спросил Сулейман.

– Не удалось, – горько улыбнувшись, ответил Мемед, и в глазах у него замелькали далекие желтые огни.

– Ты ничего такого не подумай, но я хочу спросить, что это ты так поздно ночью пришел, Мемед?

– Я все расскажу тебе, – ответил Мемед. – Я пришел к тебе, надеясь, что ты поможешь моему горю. Я никого на свете, кроме тебя, не знаю. Кроме тебя, у меня нет никого, кто мог бы мне помочь.

– Ты озяб, сынок, – проговорила женщина. – Я дам тебе похлебки, поешь. Озяб ты.

Мемед держал в руках горячую миску с похлебкой и вспоминал, как несколько лет назад он сидел около этого очага такой же озябший и ел похлебку. Тогда он был один. Он боялся. Боялся всего. Жизнь казалась тогда беспросветным лесом. Ему было страшно. Сейчас он стал смелым. Он принял решение. Его представление о мире расширилось. Он познал радость свободы. Он совсем не раскаивается в совершенном…

– Вы посидите и поговорите, а я пойду прилягу, – сказала старуха.

– Ну рассказывай, Мемед, – сказал Сулейман, когда жена ушла.

– Я убил и Абди, и его племянника, – начал он.

– Когда?

– Сегодня, когда стемнело.

– Ты правду говоришь, Мемед? – недоверчиво спросил Сулейман. – По тебе не видно, что ты убил человека.

– Случилось, что поделаешь. Такова судьба!

И он все подробно рассказал Сулейману.

Уже начинали петь петухи, когда Мемед закончил свой рассказ.

– Пусть будут крепкими твои руки, сынок. Ты поступил правильно. А чем ты сейчас думаешь заняться?

– Во всяком случае, не пойду сдаваться властям. Уйду в горы.

– Поспи, завтра решим, что делать.

– Как бы меня здесь не схватили.

– Никому и в голову не придет. Кто подумает, что человек, совершивший убийство, станет укрываться в деревне под боком.

– Пожалуй, – согласился Мемед.

– Тебя будут разыскивать в дальних деревнях, в горах… – успокаивал Сулейман.

У стены стояли расшитые узорами мешки. Сулейман подозвал Мемеда:

– Иди-ка сюда, отодвинем эти мешки. На всякий случай приготовимся. Постелю тебе за этими мешками.

Они оттащили мешки и освободили ровно столько места, чтобы устроить Мемеду ложе.

– Ложись и спи хоть целый месяц. Никто и не заподозрит. Сейчас я накину на мешки попону. А ты ложись, спи.

Мемед ничего не ответил и лег.

Сулейман плотно прикрыл дверь и тоже лег. Жена уже спала. Сулейман разбудил ее.

– Я постелил Мемеду за мешками. Никому не говори, что он у нас, – ни невестке, ни сыну.

– Хорошо, – ответила она, опуская голову на подушку.

Мемед вспомнил Хатче. Перед его глазами всплыла скорчившаяся фигура Абди, когда тот падал. Абди-ага не ожидал выстрела.

Жених кричал, царапал руками землю, а затем рухнул, обливаясь кровью. И тут Мемед заметил незнакомого человека. Незнакомец сидел на пне и, обхватив руками голову, раскачивался из стороны в сторону. Было видно, что он чем-то сильно огорчен. Но чем? Мемед никак не мог этого понять. Кто он, этот человек?

Вскоре Мемед забылся. Голова его была ясной, словно он заново родился. Начало светать. И он заснул как ни в чем не бывало.

Утром Мемед проснулся радостный. То, чему суждено было случиться, – случилось. Когда он вспомнил прошлую ночь, в глазах его снова блеснул злой огонек.

– Послушай! – сказал Сулейман. – Я сегодня утром встал и прошел по деревне. Здесь уже известно об убийстве Абди. Может быть, и у нас тебя будут искать. Ночью мы поднимемся в горы и разыщем разбойников.

Мемед обрадовался.

– Шалый Дурду доводится нам родственником, – продолжал Сулейман. – Много хорошего видел он от меня. Он тебя сбережет. Больше трех месяцев не оставайся у него. Это собака. Он недолго продержится в горах. В один прекрасный день его убьют. Такой разбойник, как он, больше года не продержится в горах. Но теперь он тебе поможет. Он недолго протянет. Ты присмотрись и постарайся от него отойти. К тому же за два-три месяца наберешься опыта. Затем ты соберешь свой отряд. Смотри! Повторяю тебе еще раз, не связывайся надолго с этой собакой. Он не разбойник[22]22
  Речь идет о «благородном разбойнике» – бунтаре, так называемом «эшкия» (подробно об «эшкия» см. Предисловие). – Прим, ред.


[Закрыть], а грабитель, вор… Если бы не ты, я бы в лицо никогда не посмотрел этой собаке. С другой стороны. Шалый Дурду – хороший малый. Его испортили крестьяне. Однажды он пришел в гости в свою деревню, крестьяне его накормили до отвала, а потом выдали жандармам. Он с трудом спасся. После этого он стал совсем другим. Но что бы там ни было… Оставайся месяц-другой у него в отряде.

– А большой отряд у Шалого Дурду?

– Сколько есть в этих краях собак – все у него; все, кому удалось спастись от веревки, от тюрьмы, – все у него. Сын мой Мемед, я тебе дам несколько советов, запомни их хорошенько. Ты еще молод. Со временем возмужаешь. Долго ли ты пробудешь в горах, одному аллаху известно. Слушай внимательно. Думаю, что тебе пригодятся мои советы. Долго жил я среди разбойников. Я знаю эту жизнь. Я знаю участь почти всех. Как прибудешь в отряд, не раскрывай свою душу перед каждым. Многие сразу захотят стать с тобой на короткую ногу, покажутся тебе хорошими и добрыми приятелями, будут внимательны к тебе, захотят поделиться с тобою своими горестями. Такие уж это люди. Но ты себя не открывай, не болтай лишнего. Тогда ты им понравишься. Держи себя серьезно. Пользоваться уважением у разбойников – это самое главное. Да, делай, как я тебе говорю, не раскрывай свою душу каждому. Как только они найдут у тебя слабую струнку, до самой смерти не отстанут. И уважать не будут ни на грош. В свое время ты сам всех хорошо узнаешь. Суди о людях не по словам, а по делам! Выбери человека, с которым ты можешь подружиться. Знай, день, когда ты отдашь им в руки конец веревки, – начало твоего падения. Между горами и тюрьмой нет никакой разницы. И тут и там есть вожаки и рабы. И какие низкие рабы! Вожаки живут, как люди, остальные – как собаки… Ты будешь вожаком. Но не поступай с другими, как с рабами. Пусть это будет для тебя путеводной звездой в жизни. Как только мы прибудем, Шалый Дурду даст тебе маузер. Со временем ты достанешь себе и другое оружие. Я сейчас схожу в одно место и узнаю, где бродит Шалый Дурду.

Один из крестьян укрывал Шалого Дурду, когда тот приходил в деревню. Сулейман пошел к нему и узнал, где скрывался его отряд.

Дурду был из деревни Аксёгют, находившейся напротив Кесме. Сулейман знал его еще с детства. Он был непослушным ребенком. Отец Дурду ушел на войну и не вернулся. Так как они были дальними родственниками, Сулейман помогал Дурду и его матери. Однажды они голодали, он спас их от смерти.

Вот уже пять лет Дурду в горах. Он все сжигал и все разрушал. Много слез пролили из-за него крестьяне. Никто не мог свободно проехать по дороге. У тех, кто попадался ему в руки, он отбирал все, раздевал догола. Шалый Дурду не знал, что такое дружба и товарищество. Он не слушал ни брата, ни отца, ни матери. Вот почему Сулей– иен боялся за Мемеда. Взбредет Дурду что-нибудь в голову, и он может убить парня.

– Я узнал, где сейчас эта бешеная собака, – сказал Сулейман Мемеду. – На холме Думан. Мы поднимемся на этот холм и три раза выстрелим. Придут люди Дурду и проведут нас. Я не очень-то полагаюсь на этого сумасшедшего… Ну что ж… Он меня уважает. Если бы в этих краях был другой отряд… Да нет…

Когда зашло солнце, они двинулись в путь. Впереди шел Сулейман, за ним Мемед.

– Послушай, Мемед, – начал Сулейман, когда они вышли из деревни. – Когда станешь разбойником, смотри не нападай на мой дом.

– Я прежде всего ограблю ваш дом. Это дело чести для разбойника. Или я не из отряда Шалого Дурду?

– Вот-вот! – рассмеялся Сулейман.

– А что, разве неправда? – спросил Мемед.

– Мемед, – сказал, изменившись в лице Сулейман, – если бы ты сделал плохое дело, убил кого-нибудь – не Абди-агу, – я бы собственными руками выдал тебя властям.

– Безвинного я и сам не убил бы, – ответил Мемед.

Сулейман остановился, схватил Мемеда за ворот рубахи и притянул к себе. Посмотрел ему в глаза.

– Послушай меня, сын мой Мемед! Если ты убьешь невинного человека, человека с малой виной или из-за денег, то я задушу тебя вот этими руками.

– Я больше не буду убивать людей, – спокойно ответил Мемед.

Сулейман не отпускал Мемеда.

– Если ты встретишь еще одного Абди-агу и не убьешь его, то и тогда я задушу тебя. Если ты встретишь сто таких людей, как Абди, убей их всех…

Мемед улыбнулся.

– Даю тебе слово, – сказал он. – Если я встречу сто таких людей, то всех до одного отправлю на тот свет…

Утром дождь перестал. Равнина превратилась в сплошное месиво грязи. Но они уже взбирались на гору. Мелкие камешки выскальзывали из-под ног. В воздухе пахло гнилым деревом, горькими цветами и травой. На небе горели яркие звезды. Вокруг каждой звезды – светлый ореол… Пела какая-то птица. Пение ее походило на блеяние козленка. Поднявшись еще немного, услышали горлицу. Наконец они достигли вершины горы.

– Тощий Мемед, вытащи револьвер и выстрели три раза! – сказал Сулейман и присел на землю, чтобы перевести дыхание. Ему было трудно дышать.

– О-о-о! – вздохнул он. – О-о-о, старость… Эх, молодость!

Мемед выстрелил три раза в воздух.

Издалека, отражаясь в скалах, долетело эхо выстрела.

– Ах, колени мои, – кряхтел, вставая, Сулейман. – Идем, сынок, прямо туда.

Мемед взял Сулеймана под руку. Вдруг совсем рядом раздался выстрел. Они остановились.

– Щенки, вы что, собираетесь меня убить? – закричал Сулейман.

– Кто здесь? – загремел молодой голос.

– Отведи нас к Шалому, – сказал Сулейман.

Справа, из-за скалы, вышел человек.

– Это вы стреляли? – спросил он.

– Мы, – громко ответил Сулейман. – Где Шалый? Веди меня к Шалому.

– Как мне сказать о вас Дурду-аге? – немного растерянно спросил человек.

– Скажи, дядя Сулейман из деревни Кесме.

– Извини, дядя Сулейман, я тебя не узнал по голосу.

– Старость, сынок, – ответил Сулейман. – Она и голос меняет. А ты кто будешь? И я тебя не узнал.

– Я – Джаббар, сын Мустука, из деревни Караджаорен. Помнишь, мы с отцом заказывали у тебя седла? Ты нам и седла сделал и песню спел.

– Удивительно! – сказал Сулейман. – И ты стал разбойником? А я ничего и не слыхал.

– Случилось однажды… – ответил Джаббар и крикнул Дурду: – Это дядя Сулейман из деревни Кесме…

Ударяясь о скалы, звук его голоса рассеялся.

Перед большой расщелиной в скале, напоминающей грот, горел костер. Человек семь-восемь стояли около костра и чистили оружие. Скала возвышалась над ними, как тополь. Огромные языки пламени чертили на ней страшные узоры. Когда Мемед увидел эту скалу, людей, оружие и огонь, душу его охватила тоска.

В темноте послышались шаги; человек, сидевший вместе с другими у костра, встал. Он был очень высокого роста. Его огромная тень заслонила длинные двигающиеся отсветы на скале. Человек шел прямо к ним.

– Это Шалый? – спросил Сулейман.

– Он, – подтвердил Джаббар. – Дурду-ага!..

– Добро пожаловать, дядя Сулейман! – закричал Дурду. Голос его гремел, как колокол. – Почему в такое позднее время? Ты что, хочешь в наш отряд?

Он взял руку Сулеймана и поцеловал ее.

– Послушай, Шалый, – сказал Сулейман, – я слышал, что ты стал падишахом здесь в горах. Делаешь все, что тебе вздумается.

– Стал, дядя Сулейман. Клянусь богом, я по нижней дороге не буду больше пропускать людей. Скоро закрою здесь проезд. Больше человеческая нога не ступит на эту землю. По всем дорогам до самого Марата харадж[23]23
  Xарадж – налог, взимаемый с немусульманского населения, освобожденного от военной службы. – Прим, перев.


[Закрыть] буду собирать я. Еще узнают в Аксёгюте, кто такой Шалый Дурду!..

– Ты опять начал болтать вздор, – сказал Сулейман.

– Если меня еще когда-нибудь разозлят, я сожгу и разгромлю эту деревню, сровняю с землей.

– Брось эти разговоры, Шалый! – сказал Сулейман.

– Тогда ты ничего не знаешь обо мне, – с сожалением проговорил Дурду, – ничего не знаешь!

– Все знаю, – сказал Сулейман. – Знаю, недостойный. Ты опозорил имя разбойника.

– Пройдет несколько лёт, и я разбогатею. Увидишь тогда, как нужно разбойничать.

– К тому времени я умру, – сказал Сулейман. – Я не увижу, каким ты будешь. А пока что о тебе идет слава, как о грабителе.

– Вот ты увидишь, увидишь, – говорил Шалый Дурду.

Сулейман рассердился.

– Если так пойдет дальше, тебя убьют, и я увижу только твою смерть. Жаль твою молодость. Ты знаешь. Шалый, ведь я тебя люблю!

– Думаешь, я не знаю, что ты меня любишь? – сказал Дурду. – Спроси у моих товарищей, я каждый день им говорю: «Если корень мой от аллаха, то плоть моя от Сулеймана». – И обратившись к товарищам, спросил: – Ведь так, ребята?

– Так, так, – послышались голоса.

– Я никогда не хотел, чтобы ты стал разбойником. Скажи, почему ты ушел в горы? Из тщеславия? Нельзя так, Дурду. Это безумие.

– Садись пока, дядя Сулейман, – пригласил Дурду, – садись и попей чайку.

Сулейман сел, положив руки на колени.

– Так и промчится молодость, – сказал он. – Сучьи дети! Сгноите вы свою молодость в горах!

Затем он посмотрел на Дурду и улыбнулся:

– Ты знаешь себе цену. Где это ты нашел майоран?[24]24
  Майоран – многолетний кустарник с пахучими листьями и семенами. – Прим, перев.


[Закрыть]

Вокруг костра на площадке величиной с деревенский ток был разложен майоран. Разбойники устроили из него ложе, мягкое, как тюфяк. В воздухе витал нежный, дурманящий аромат майорана.

– Благодаря тебе находим, дядя, – важно сказал Дурду. – Все в этих горах – наше.

– Ах, Шалый! – рассмеялся Сулейман. – Значит, ты и на поля с майораном достал купчую?..

Мемед внимательно присматривался ко всему. Разбойники были в красных фесках[25]25
  Феска – головной убор в Османской империи. После кемалистской революции ношение фески было запрещено, так как она являлась символом приверженности старому режиму. – Прим, перев.


[Закрыть]. В горах был обычай носить красные фески. Красная феска – отличительный знак разбойника. Никто не видел разбойников в кепках или фуражках. В горах не знали, кто придумал феску. Не знали также, кто первый начал носить ее после введения шапок.

Может быть, в то время в горах были разбойники, они не захотели расстаться с феской. С тех пор каждый, кто уходил в горы, надевал феску.

Сулейман сидел у костра, а к нему по очереди подходили разбойники, говорили «Добро пожаловать!» и целовали руку. Они с любопытством смотрели на Мемеда. Мемед сидел за спиной Сулеймана; он казался совсем маленьким.

– Вы хотите спросить, кто этот мальчик? Его зовут Тощий Мемед. Он убил человека. Я привел его к вам, – представил Сулейман Мемеда, который втянул голову в плечи и от этого стал еще меньше.

Дурду посмотрел на мальчика, потом на Сулеймана.

– Ты его привел к нам? – удивленно спросил он.

– Если примете… Не примете, будет бродить один.

– Примем, раз уж ты его привел, дядя Сулейман…

Дурду достал из сумки феску и кинул ее Мемеду. Тот, не поднимая головы, поймал ее на лету.

– На, храбрец, носи! Это моя старая феска, сейчас нет другой. Потом найдем получше, – сказал Дурду и, повернувшись к Сулейману, улыбнулся из-под усов: – Очень молод парень.

Это рассердило Сулеймана.

– Очень молод, а уложил сорокалетнего Абди-агу, – ответил Сулейман. – Этот осел не показывается в горах, боится ограбят.

– Абди-агу? – с ужасом спросил Дурду. – Абди-агу? Мать его!..

– Ну что ты твердишь одно и то же?

Дурду недоверчиво посмотрел на Мемеда.

– Да у тебя и ружья нет, братец, – сказал он. – Здорово ты рассчитался с Абди-агой. Ловкие у тебя руки. Он высасывал кровь из пяти деревень. Точно пиявка… – Джаббар, – обратился он к проводнику. – Помнишь, в последний налет мы захватили винтовку, а потом зарыли. Пойди откопай и принеси сюда. Захвати также пару подсумков и патроны.

И все-таки Дурду не верилось, что такой юный, щупленький паренек мог убить Абди-агу. Поэтому он продолжал смотреть на Мемеда с подозрением.

– Не только Абди-агу, но и его племянника, – добавил Сулейман, заметив его взгляд. – Понял, Дурду?

– Значит, и племянника вместе с ним?! – еще более удивляясь, воскликнул Дурду. – Здорово!..

Мемед весь съежился; казалось, он сильно озяб.

Им принесли в тонких стаканах горячий чай.

Сулейман с отцовской нежностью наклонился над Мемедом:

– Начинается жизнь разбойника, держись, Тощий Мемед!

В костер подбросили дров. Огонь постепенно разгорался. И чем теплее становилось вокруг, тем острее чувствовался аромат майорана. От света костра звезды на небе становились все мельче; они казались булавочными головками.

– Не бойся, дядя Сулейман. Пока Дурду жив, с парнем ничего не случится, – сказал Дурду.

Сулейман сочувственно оглядел Дурду с ног до головы.

– Ты, Дурду, сам ищешь смерти.

– Почему, дядя? – улыбаясь, спросил Дурду.

– Настоящий разбойник никогда не разведет на вершине горы такого огня. Замечай у врага даже муравья, не относись к мелочам с презрением. Поступать так – значит явно идти навстречу смерти, – поучал Сулейман.

В ответ на это Дурду громко рассмеялся:

– Э, брось, дядя! Кто здесь бывает? Кто увидит?

– Один раз не увидят, второй раз не увидят… А потом, как саранча…

– Никто не увидит, дядя. А если и увидят?.. Разве жандармы осмелятся пойти на Шалого Дурду? Ты еще не знаешь Шалого Дурду! Ведь Шалый Дурду – орел. Кто в этих горах осмелится забрести в его владения?

– Увидим, – сказал Сулейман.

Желая переменить тему разговора, Дурду обратился к Мемеду:

– Когда ты стрелял в Абди-агу, у тебя не дрожала рука?

– Нет. Совсем не дрожала.

– Куда ты целился?

– В грудь… Прямо туда, где сердце…

Необъяснимое чувство одиночества охватило Мемеда.

Все вокруг слилось в одно пятно. Сердце его никак не принимало этого Шалого Дурду. Может быть, это и было причиной странного чувства одиночества?

Костер догорал. Лица разбойников, чистивших оружие, растворились в темноте. Тени на скалах стали больше, затем исчезли. Поднявшийся ветер клонил языки пламени в сторону запада. Взгляд Мемеда случайно упал на Сулеймана. Сулейман был весел. Лицо его с белой бородой менялось в отсветах пламени. Мемед подумал, что Сулейман очень верит в него. Тоска немного улеглась. Ему вдруг страшно захотелось спать. Он повалился на землю.

– Ребята, я тоже здесь прилягу. Наш мальчик заснул, – сказал Сулейман.

– У меня есть приличная солдатская шинель, накройтесь ею, дядюшка…

– Давай, – отозвался Сулейман.

Он укрыл одной полой Мемеда, а другую натянул на себя.

Вскоре заснули и разбойники. Не спал лишь дозорный на выступе скалы.

До восхода солнца было еще далеко. В предрассветной мгле Мемед увидел спящих возле костра разбойников. Мемед огляделся по сторонам, ища часового, – его не было. Храп стоял такой, что страшно было подойти. Обычно храпят люди, у которых неспокойно на душе. Это правда. Несколько дней назад в душу Мемеда впервые закрался страх. Вот и теперь ему стало страшно. Ведь если бы сейчас откуда-нибудь появились два человека, всего два, они бы в одно мгновение расправились с этими спящими людьми.