Текст книги "Тощий Мемед"
Автор книги: Яшар Кемаль
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Дурду быстро вскочил на ноги и пошел. Он шел спокойно, размахивая руками, словно был на прогулке. Товарищи, следившие за ним, затаили дыхание. В какую-то долю секунды он забросал пулемет гранатами. Одна, еще одна… Земля содрогалась от взрывов. Холмы окутали клубы пыли.
Дурду бегом вернулся к своим.
Вечерело. Дурду был молчалив, ни на кого не смотрел. Сидел, уставившись глазами в одну точку. Взгляд суровый. Лицо сморщилось, стало маленьким.
Выстрелы стали реже. Изредка просвистят одна-две пули.
Дурду поднялся, потянулся.
– Асым Чавуш, бывай здоров! Отремонтируй свою трещотку и возвращайся, я подожду тебя здесь,
С той стороны не доносилось ни звука.
– Ты эти места хорошо знаешь? – спросил Дурду Реджепа Чавуша. – Нет ли здесь поблизости какой-нибудь деревушки?
– Нет, – ответил Реджеп.
– Значит, до самых скал идти? Если так, дело плохо, – добавил Дурду.
– До скал остановиться негде. Даже мне, старику, с моими ранами придется идти… Остановок не будет.
К рассвету, когда подходили к скалам, люди потеряли последние силы. Хорали всю дорогу кого-то ругал неизвестно за что. Он и сейчас еще продолжал браниться. Реджеп Чавуш не выдержал; стиснув зубы, он начал тихонько стонать.
Изможденный, раненный Дурду присел у скалы. С трудом свернул цигарку и закурил. Несколько раз затянувшись, он обратился к Мемеду:
– Знаешь, братец, чего я хотел бы больше всего на свете?
– Нет.
– Я хотел бы отрезать голову Черному Мустану, которого убил, и выставить ее напоказ всей деревне. За что он меня преследовал? Какое ему дело до меня, скажи, брат Мемед?
Издали послышался голос Джаббара:
– Вы как хотите, а я не могу больше терпеть. Рана болит…
– Соберись с силами!.. Будешь молодцом, – подбодрил его Дурду.
– Замолчите и послушайте. Где-то далеко лают собаки. Деревень здесь нет. Что, по-вашему, может означать этот лай? – перебил Дурду Джаббар.
– Слушай, Джаббар, много видел я дураков, но глупее тебя еще не встречал, – со стоном проговорил Реджеп.
– Это почему же, Реджеп?
– Не видел, и все.
– А, чтоб тебе… – выругался Джаббар. – Глядите, как пали мы в глазах Реджепа.
– Неужели, осел, ты все еще не догадался, откуда доносится лай собак?
– А почем я знаю, я их не рожал…
– Пойми, осел, это лают собаки у шатров юрюков[27]27
Юрюки – турецкие кочевники. – Прим, персе.
[Закрыть]. Недалеко отсюда юрюки разбили свои шатры. Теперь понял?
– Понял.
– Наконец-то.
– Если так, – сказал Джаббар, – мы с Мемедом пойдем к ним и попросим хлеба. Пойдешь, Мемед?
– Идите, а мы здесь разведем огонь, погреемся и подождем вас, – сказал Дурду.
– Хорошо, Джаббар, сходим, – согласился Мемед. – Но посмотри, на кого мы похожи? Нас примут за цыган или за избитых до полусмерти собак…
– Не обращай внимания на одежду, – сказал Джаббар. – Умоемся, и все будет в порядке.
До равнины они спускались молча, боясь повернуть голову и посмотреть друг другу в лицо. Словно совершили какое-то страшное преступление.
Наконец Джаббар протянул руку и взял Мемеда за палец. Мемед медленно поднял голову, посмотрел на Джаббара. Тот в свою очередь взглянул в глаза Мемеду. Так, уставившись друг на друга, они простояли некоторое время.
– Нехорошие это люди, а мы к ним идем, Джаббар.
– А все равно! Увидим на месте.
Солнце стояло высоко, когда они подошли к шатрам. Навстречу им выскочило несколько огромных собак.
– Держите собак! – закричал Джаббар.
Из шатров выбежали дети и тут же опять скрылись с криками:
– Разбойники) Разбойники идут!..
Из шатров показались женщины, за ними мужчины.
– Салям алейкум! – приветствовал Мемед юрюков, сбежавшихся к большому шатру.
Юрюки удивленно смотрели на этого маленького разбойника и на крупного, сильного Джаббара, который стоял с ним рядом.
Бородатый юрюк пригласил их в шатер. Нагнув голову в дверях, они вошли. Мемеда поразило красивое убранство шатра. В шатре он был впервые. Мемед даже не расслышал, как с ним поздоровался какой-то юрюк, он с любопытством рассматривал убранство. У дальней стенки – расшитые мешки пестрели разными красками и рисунками… Узоры и цвета менялись с головокружительной быстротой… Какие яркие краски! Откуда в шатре столько света? Мемед долго не мог оторвать глаз от одного мешка. На нем были вышиты маленькие райские птички… их было, наверное, не меньше тысячи. Клюв к клюву… зеленые, синие, желтые, красные, фиолетовые птички. На глазах Мемеда навернулись слезы. Разноцветные птички…
Посреди шатра стоял резной стояк с летящими ланями. Шкурки ланей светились, словно были сделаны из перламутра.
– Что онемел? Проснись! – толкнул Мемеда Джаббар.
– Я первый раз в жизни в шатре. Как в раю… До чего красиво! – улыбнулся Мемед.
– Чей это шатер? – спросил Джаббар.
– Мой, – ответил седобородый улыбающийся старик с розовым лицом и добрым взглядом. – Меня зовут Керимоглу.
– Слыхал. Значит, ты и есть Керимоглу?
– Да, это я.
– Я много слышал о тебе, ага, а вижу впервые. Ты Керимоглу, вождь племени Сачыкаралы, не так ли? – продолжал Джаббар.
Керимоглу подтвердил.
В шатре запахло горячим молоком.
Керимоглу и Джаббар посмотрели друг на друга.
– Эти парни, кажется, голодны, – обратился Керимоглу к жене. – Дай им скорей поесть!
– Молоко греется. Как вскипит, сразу подам, – ответила она.
Мемед улыбнулся.
– Мой нос… – показал он Джаббару.
– Что с твоим носом? – спросил Джаббар.
– Он еще на улице почуял запах молока. И не ошибся…
– И мой тоже. У голодных носы одинаковые.
И без того красное лицо Керимоглу покраснело еще больше, когда он застенчиво спросил:
– Вы, надо полагать, только что из боя?
– Асым Чавуш совсем было задушил нас. Слава богу, выбрались, – ответил Джаббар.
– Он, должно быть, трус, – сказал Мемед. – Ведь мог нас переловить, как куропаток.
– Не выпустил бы, – вставил Джаббар. – А он только зря расстреливал патроны.
Жена Керимоглу поставила посреди шатра столик. Керимоглу, с лица которого не сходила улыбка, раздвинул его. Мемеду все было ново; он впервые почувствовал себя неловко. Он посмотрел на свое ружье, потом на свою одежду. На груди висели крест-накрест патронташи, сбоку – большой нож и ручные гранаты. На голове грязная, помятая фиолетовая феска, которая досталась ему от Шалого Дурду уже поношенной.
«Итак, я стал разбойником? – мелькнуло у него в голове. – Теперь я всю жизнь буду разбойничать!..»
Сначала подали горячее молоко, от которого поднимался голубой пар. Сверху плавали пенки. Потом принесли бекмес и жаркое. У гостей текли слюнки. Улыбнувшись, они переглянулись, как дети. Керимоглу понял их радость и тоже улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
– Угощайтесь. Не ждите особых приглашений.
Гости взяли ложки… С жадностью набросились они на молоко. В одно мгновение весь хлеб на столе был уничтожен. Подали еще. Потом принесли еще молока.
Наевшись, они поблагодарили хозяина, который не торопясь заканчивал еду:
– Да умножатся ваши блага!
– На здоровье, ребята, в молодости все так едят, – отвечал ага.
Он вытер тыльной стороной ладони усы и встал из-за стола.
– Курите? Свернем по одной.
– Мы не курим, – сказал Джаббар.
Керимоглу поднес ко рту цигарку и выбил из огнива огонь. В воздухе распространился запах серы. Сделав несколько затяжек, Керимоглу раскурил цигарку:
– Я хочу вам кое-что сказать, только вы не обижайтесь на меня, не подумайте чего-нибудь дурного.
– Говори, ага. Мы ничего плохого не подумаем, не бойся, – сказал Мемед.
Керимоглу снова смутился.
– Я не хочу сказать… – начал он, заикаясь, – что в этих горах нет у вас ни матери, ни дома. Вот вы вышли из боя. Одежда ваша в крови, может быть, вы даже ранены. Снимите с себя все. Дети выстирают и тут же все высохнет. Если торопитесь, ребята высушат над огнем. А пока оденетесь в мое. Не подумайте, что Керимоглу вас разденет и выдаст. В доме Керимоглу человека не обидят. Пока Керимоглу жив, никто не тронет его гостя. Знайте это.
– Мы знаем Керимоглу. Как тебе, ага, могло придти такое в голову, – с упреком сказал Джаббар.
– Придет же такое в голову… – повторил Мемед.
– Ох, не зарекайся, сынок! Человек вскормлен сырым молоком. Поэтому от него можно ожидать всякой пакости, как, впрочем, и хорошего. Не зарекайся!
Черноглазая, розовощекая невестка Керимоглу с насурмленными бровями принесла и положила перед каждым пару белья. От него пахло мылом.
– Я выйду, а вы переоденьтесь, – сказал Керимоглу, направляясь к двери.
– Вот Джаббар, какие хорошие люди есть на белом свете! – вздохнул Мемед, когда Керимоглу вышел из шатра.
– А какие жестокие, какие окаянные люди есть на этом свете, Мемед! – возразил Джаббар.
– Посмотри на Керимоглу, какой он гостеприимный!
– Переоделись, ребята? Можно войти? – послышался голос Керимоглу.
– Переоделись, – ответил Мемед.
– Дай-ка я взгляну на твою рану? – обратился Керимоглу к Мемеду.
– Да что там! Маленькая царапина…
– А ты не ранен? – повернулся Керимоглу к Джаббару.
– Слава богу, все в порядке.
Керимоглу вышел из шатра. Немного погодя он вернулся с миской и тряпками. Сам приготовил пластырь.
– В два дня заживет, – приговаривал он, перевязывая рану Мемеда. – У нас тоже, сынок, в молодости бывали раны. Все проходит.
Он перевязал голову Мемеда не хуже опытного лекаря.
– Спасибо тебе, ага, – поблагодарил Мемед.
– Рана пустяковая, только вот загноилась. Пластырь все залечит. Не тревожься! – приговаривал Керимоглу.
Керимоглу держал себя как-то странно. Когда ему нужно было что-нибудь спросить, он, как ребенок, смущался. При этом он улыбался, лицо его становилось красным. В конце концов, делая над собой мучительное усилие, он задавал вопрос. Сейчас с ним происходило то же самое.
– Сынок, – обратился он к Мемеду, – мне неловко спрашивать. Ты что, в самом деле разбойник?..
– Наш Тощий Мемед играет в разбойники, ага, – улыбаясь, пошутил Джаббар.
Мемед тоже улыбнулся.
– Значит, ты считаешь, что я не похож на разбойника, ага?
– Ты уж прости меня, я спросил не для того, чтобы тебя обидеть. Ты очень молодо выглядишь. На вид тебе лет шестнадцать. Поэтому я и спросил. Не обижайся…
– Восемнадцать, – гордо поправил Мемед.
– Я просто полюбопытствовал. Не сердись. Что тебя заставило в твои годы стать разбойником?
– Стащил у своего аги осла и продал его. Потом испугался, что ага побьет, и удрал к нам. Что делать – приняли. Пусть среди нас будет и такой, кто ворует ослов. Всякое бывает… – опять пошутил Джаббар.
Керимоглу понял, что Джаббар шутит, пожалел, что задал такой вопрос, и замолчал.
Заметив, что Керимоглу расстроен, Джаббар спросил:
– Ты знаешь Абди-агу из деревни Деирменолук?
– Очень хорошо знаю, – оживился Керимоглу. – Слышал, что его ранили, но не убили. Племянника его убили.
– Это он его убил! – указал Джаббар на Мемеда.
Керимоглу внимательно посмотрел на Мемеда.
– Странно. Тощий Мемед совсем не похож на убийцу. Даже не верится!..
– Ага, не можешь ли ты сделать еще немного пластыря? У нас есть раненые. Для них… – попросил Мемед.
– Есть готовая мазь, – сказал Керимоглу. – Целебная… Я вам дам. Сейчас приготовлю и пластырь.
– Чтоб тебе не видеть плохих дней в жизни, – поблагодарил Мемед.
Керимоглу завернул мазь и пластырь в большой кусок материи и подал Мемеду.
Когда они собирались в путь, Керимоглу сказал:
– Удивляюсь я тебе. Тощий Мемед. Нисколько ты не похож на разбойника. Что ты будешь делать? Странно!.. Человек не знает, что у другого на душе.
– Будь здоров, ага, – в один голос сказали Мемед и Джаббар.
– Счастливого пути, – ответил Керимоглу, обнажая в улыбке молочно-белые зубы. – Заходите как-нибудь. Потолкуем.
Оба уходили с большими тяжелыми свертками. Керимоглу дал им хлеба, сыру и масла.
– До чего хороший человек! – восхищался Джаббар.
– До чего хороший… – вторил ему Мемед.
Вдруг Мемед изменился в Лице:
– Джаббар, а белье мы не отдали старику…
– Пустяки, не стащили же мы, а забыли…
– Так не годится. Вернемся, нужно отдать.
– Да, Керимоглу прав, ты совсем не похож на разбойника.
– Что поделаешь. Не все же родятся разбойниками.
– Ну, если так, вернемся…
– Пошли.
Они побежали назад. Керимоглу встретил их у входа в шатер.
– Что это вы вернулись? – удивленно спросил он.
– Ушли и совсем забыли про твое белье. Принесли обратно! – сказал Мемед.
– А я испугался, думал, что случилось. Пусть белье будет вам от меня подарком. Не снимайте.
– Да разве можно?.. – удивился Мемед.
– Можно, можно. Если снимете, я обижусь.
К скалам они подходили уже в сумерках. Вдали, на вершине скалы, искрился большой огненный шар костра.
– Это наши, – сказал Джаббар. – Кто же еще разведет такой костер? Дурду назло Асым Чавушу велел разжечь такой огромный костер.
– У меня нет больше сил двигаться. Свистни им! – попросил Мемед.
Джаббар сунул два пальца в рот и засвистел.
– От твоего свиста можно оглохнуть. Тебя и на том свете услышат.
Немного спустя со скалы раздался одиночный выстрел. За ним последовала целая серия.
– Не случилось ли чего-нибудь? – забеспокоился Мемед.
– Шалый Дурду празднует. Когда у него хорошее настроение, он без конца палит из винтовки.
Сколько они ни свистели, встречать их никто не вышел. Мемеда с Джаббаром охватила злость. Пот лил с них ручьем.
Выбиваясь из последних сил, добрались они до костра. Разбойники приветствовали их стоя. Шалый Дурду подошел и в честь их выстрелил несколько раз в воздух.
– Если бы вы сейчас не пришли, мы умерли бы с голоду. Реджеп Чавуш вон все еще стонет. И не из-за раны, а от голода. Клянусь богом!
Костер был огромный. Извивались, переплетаясь друг с другом, высокие, в рост человека, языки пламени. Поленья трещали, от них исходил приятный запах испаряющейся влаги… Сырые дрова разгораются плохо, долго сопротивляются они огню. Потом раскалываются на две части и исчезают в языках пламени.
Мемед подошел к Реджепу.
– Как дела, Чавуш? – спросил он.
– Рана болит, – застонал Реджеп. – Загноилась. Не заживет, наверное. Умру. Я уже полуживой…
Потом Мемед подошел к Хорали:
– Ну а ты как поживаешь, брат?
Хорали разразился бранью:
– Мать твою, жену и детей… Патроны, разбойников, деревню, деревья, землю, скалы, рану и жену Абди-аги!.. Слыхал? Абди-ага-то не умер. Вот мерзавец! Но ты не огорчайся, мы еще покажем этому подлецу! Ничего.
– Я вам принес пластырь и мазь. Керимоглу дал. Своими руками приготовил. Старый человек. В два дня все раны заживут… – сказал Мемед.
– И мазь твою туда же!.. – огрызнулся Хорали.
– Не говори так, Хорали, может быть, поможет.
– Дай бог, – пробурчал Хорали.
– Твой Керимоглу хвастался, – вставая, сказал Реджеп. – Хорошо, если мои раны заживут через месяц.
Мемед, сняв повязки, наложил ему на раны пластырь.
– Ох и устал же я… – вздохнул Мемед, подсаживаясь к костру.
– Послушай, Мемед, что говорит о тебе Джаббар. Он говорит, что в шатре Керимоглу ты стоял, разинув рот…
– Было дело. Никогда я не видел такого шатра. Райский уголок… – сознался Мемед.
– Это ведь Керимоглу! Уважаемый человек. Кому же, как не ему, иметь такой шатер! – сказал Джаббар.
– Ты знал его раньше, Джаббар? – спросил Дурду.
– Слышал о нем. Говорят, очень богатый человек. Да и мы своими глазами видели. Должно быть, спит на миллионах.
– Сколько хороших людей на этом свете! А какой гостеприимный! Перевязал мне рану. Накормил досыта. Подарил по паре белья, – восхищался Мемед
– Очень богатый ага, – подтвердил Джаббар.
– Раз он такой известный и богатый, почему мы о нем ничего не слыхали до сих пор? – удивился Дурду.
– Он ага юрюков, они кочуют, – сказал Джаббар.
– Кочуют или не кочуют, это их дело, но они хорошие люди.
– Стояк в шатре отделан перламутром, – продолжал Мемед. – Что? Перламутром? Ух ты, черт! Так этот дядя действительно богат! Ничего себе: стояк отделан перламутром! – удивленно восклицал Дурду.
– Ну да. Шатер у него большой, в нем стояков десять-пятнадцать. Невестка принесла нам поесть. На шее у нее висело, должно быть, полсотни золотых монет, лир по пять каждая. Богатый и хороший человек. Приятный человек, и лицо у него приветливое, доброе, – говорил Мемед.
– Он прямо опешил, когда узнал, что ты ранил Абди-агу. Уставился на тебя, словно съесть хотел. Помнишь, Мемед?
– Смотрел… ну просто смотрел, – смутился Мемед.
Дурду молчал и пристально глядел на огонь. Лицо его стало задумчивым. Была у него такая привычка, прежде чем принять решение, уставиться на что-либо глазами – будь это человек или дерево, облако, птица, ружье или огонь – и надолго застыть в таком положении.
Стоило ему замолчать, как замолкали все.
– Идите ложитесь. Эту ночь будут в дозоре Хорали, я и Реджеп Чавуш, – строго приказал он.
В такие минуты ему никто не перечил. Он расправился бы с каждым, будь то даже родной отец.
Дозорные молча ушли и устроились под скалой. Наступила тишина. Только Хорали изредка бранился. Стоны Реджепа стихли.
Есть люди, которые вполне довольны уже тем, что они родились на свет. Таким был и Реджеп Чавуш. Люди эти родились только для того, чтобы их любили. Может быть, они в отличие от других обладают какими-то особыми достоинствами, за которые их стоит любить? Вовсе нет. Вот, скажем, Реджеп Чавуш. Разговорчив? Нет. Всегда весел? Тоже нет. Может быть, он любит смеяться, шутить, делать добро людям? Да нет же! Он загадка. Вот уже три года, как он в отряде Шалого Дурду. До этого он больше двух месяцев не оставался ни в одном отряде.
Люди просто поражались тому, как Реджеп Чавуш задержался на три года в отряде Шалого Дурду.
При первой встрече с Шалым Дурду Реджеп сказал:
– Слушай, Шалый. Если бы ты был таким же умным подлецом, как те, я бы тоже больше двух месяцев у тебя не продержался. Я бы не вступил в твой отряд. Те дураки все делают, чтобы попасть в ловушку или получить пулю в лоб. Ты понял?
– Понял, – ответил Дурду.
С того дня Реджеп Чавуш больше не заводил разговора па эту тему. Что бы Шалый ни делал, он не возражал. Ни слова он не сказал Шалому Дурду и когда из-за него был несколько раз ранен.
Никто ничего не знал о его жизни. По выговору можно было подумать, что он из Антепа. Во всяком случае, было ясно, что он долго там жил. Он любил рассказывать об этом городе.
О нем ходило много слухов. Говорили, что, проснувшись однажды ночью, Реджеп Чавуш сказал жене: «Дай мое ружье да приготовь чего-нибудь поесть. Я ухожу». Реджеп хорошенько смазал ружье, надел патронташ. Перед уходом он сказал: «Подай мой старый колпак. Я ухожу в горы. Прости меня». Жена растерялась: «Ты что, с ума сошел! Встать среди ночи с постели и отправиться в горы! Видано ли это?» Реджеп Чавуш ответил: «Душа требует, жена. Я пошел». И ушел. После этого он домой не возвращался.
Говорят, что Реджеп Чавуш ушел в горы потому, что был зол на зятя. Говорят, зять ссорился с его дочерью. Якобы однажды, входя в дом, он услышал слова зятя: «Чтоб отца твоего…» Его взбесило это. Он не осмелился убить зятя и ушел.
Если верить рассказам, Реджеп Чавуш был очень богат, но не любил платить налогов. Когда в деревне появлялся сборщик налогов, Реджеп притворялся больным и ложился в постель. Говорили, что и в горы-то он ушел, чтобы не платить подорожный налог. Ходил еще слух, что он убил свою тещу и поэтому ушел. Много было толков, но нельзя было отличить, где правда, а где ложь.
Никто не знал, был ли он на самом деле в чем-нибудь виноват. Но независимо от того, почему он в свое время ушел в разбойники, если он теперь попадется, то получит самое малое лет тридцать. Его имя так связано с налетами, с грабежами на дорогах и даже с убийствами, что…
Светило солнце. Было уже позднее утро. А Дурду не просыпался, хотя обычно не имел привычки спать так долго. Наступил полдень, а он все еще не вставал. Джаббар строил разные предположения: «Тут что-то не так. Шалый никогда так долго не спит. Наверняка готовится к налету. У него привычка вставать поздно перед трудным делом. Это бывает раз в год, а то и в два года один раз. Интересно, куда его понесет сейчас?» Джаббар с любопытством ждал, когда он проснется.
Сегодня Реджеп Чавуш был очень весел. Старческим, слабым голосом он даже затянул какую-то песню.
– Послушайте, ребята, – сказал он, неожиданно обрывая песню, – разбудите-ка Шалого. Надо ведь что-нибудь поесть.
– Я не буду его трогать, – сказал Мемед.
– Я тоже, – отозвался Джаббар.
Тогда к Шалому Дурду подошел Гюдюкоглу.
– Вставай, Дурду-паша, пора, – сказал он.
Гюдюкоглу называл Дурду «паша», и это очень нравилось Дурду. Гюдюкоглу выполнял в отряде разные обязанности. Одной из них было корчить из себя шута.
– Проснись, паша. Уже за полдень перевалило, паша.
Дурду медленно поднялся и протер глаза своими огромными кулаками.
– Быстро поедим – и в путь.
– Что делать с ранеными? У Реджепа Чавуша и Хорали дела плохи… – сказал Джаббар.
– Сможете идти с нами? – обратился Дурду к раненым.
– Я могу. Боль утихла, – сказал Реджеп Чавуш.
– И я с вами. Плевал я на эту рану… – выругался Хорали.
Все уселись в большой круг и принялись за еду. Когда отряд спустился со скал, тени с севера уже сдвинулись на восток. Со стороны стойбища юрюков доносился лай собак.
– Куда мы идем? – спросил Мемед у Дурду. Тот не ответил и только зло глянул на Мемеда.
Мемед не стал повторять вопроса.
Когда Дурду свернул в сторону шатров, Мемед и Джаббар все поняли. Джаббар шепнул на ухо Мемеду:
– Дурду замышляет недоброе.
– Да, – согласился Мемед.
– Если он что-нибудь выкинет с Керимоглу, как нам быть? Что будем делать? – волновался Джаббар.
В походке Дурду было что-то подозрительное. Лицо его почернело. Редко бывало оно таким, как сейчас. Черное, жестокое… Казалось, он готов был даже муху разорвать на тысячу кусков.
– Сколько шатров возле шатра Керимоглу? – спросил Дурду у Джаббара, замедляя шаг,
– Три.
Дурду снова пошел вперед.
У шатров, как и в тот раз, навстречу им бросились собаки. За ними выбежали дети. Потом появились женщины и, наконец, мужчины. Выйдя вперед, Керимоглу улыбался приближающимся к нему разбойникам. Белые овцы и ягнята блеяли около черных шатров, резко выделяясь на их фоне. Вокруг них бегали огромные, как волкодавы, псы. Мирно лежали верблюды. Изо рта их текла слюна. Все дышало спокойствием.
– Добро пожаловать. Рады вас видеть в добром здоровье, – приветствовал разбойников Керимоглу, пожимая каждому руку.
– Рады тебя видеть, – ответил Мемед.
Его одолевало сомнение. Что собирался делать Шалый? Указав на Дурду, Мемед сказал:
– Это наш атаман.
Керимоглу много видел на своем веку. Он исподлобья взглянул на Дурду и сделал знак Мемеду, что лицо ему незнакомо. Дурду шел мрачный, подняв голову и не оглядываясь по сторонам.
– Как его зовут? – спросил Керимоглу у Мемеда.
– Шалый Дурду.
– Ах, вот он какой! – удивился Керимоглу.
– Он самый.
На розовом лице Керимоглу застыла улыбка. Глаза стали влажными.
– Это он раздевает людей до исподнего?
– Да, – вздохнул Мемед.
Дурду вошел в шатер и тоже поразился его убранаству, хоть и не так сильно, как Мемед. На стене висело ружье с инкрустациями. Дурду сердито посмотрел на Керимоглу и властно сказал:
– Ну-ка принеси мне это ружье. Посмотрим, что за ружье у аги.
Керимоглу уловил в словах Дурду угрозу. Он насторожился, недоброе предчувствие шевельнулось в его сердце. Ни в лице, ни в глазах Дурду не было ничего располагающего.
– Приказать, чтобы вам принесли поесть? – спросил Керимоглу, подавая Дурду ружье.
Глаза Дурду блеснули недобрым огоньком.
– В доме, куда я пришел грабить, я не ем хлеба и не пью кофе. Если я что-нибудь съем или выпью, я не могу грабить.
Он быстро вскочил на ноги. За ним вскочили и остальные.
– Ты можешь и есть и грабить! Тот, кто приходит в дом Керимоглу, от еды не отказывается, – отвечал Керимоглу. Голос у него дрожал. Нос покраснел. На лбу выступили крупные капли пота.
– В этих горах много разбойников, – продолжал он, – но до этого дня ни один разбойник не грабил дом Керимоглу. Если ты намерен делать это, делай!
Мемед и Джаббар готовы были сквозь землю провалиться. Оба пылали от негодования.
– Я не такой, как все.
Керимоглу не дрогнул. Он был спокоен так же, как стояк его шатра.
– Сначала принеси деньги, – приказал Дурду.
Реджеп Чавуш и Хорали встали вместе со всеми, но потом снова сели и издали следили за происходящим. В глазах Реджепа таилась улыбка.
Керимоглу не двигался с места. Тогда Дурду медленно подошел к нему и изо всех сил ударил прикладом в плечо. Керимоглу упал. Дурду схватил его за руку и поднял.
В другой половине шатра громко плакали женщины, Дети.
– Послушай, ага, ты хозяин над кибитками племени Сачыкаралы, но не надо мной. Здесь, в этих горах, распоряжаюсь я! – Он обернулся к Гюдюкоглу: – Иди сагой и принеси все его деньги. Сними золото с женщин. Понял?
– Понял, паша.
Пытать и отбирать деньги во время налета было одной из обязанностей Гюдюкоглу. И он был виртуозом в этом деле. После того как Гюдюкоглу обыскивал дом, не оставалось ни одного куруша. Обирал все дочиста.
Гюдюкоглу обрадовался. Он взял Керимоглу за руку и потянул:
– Пойдем, Керимоглу. Покажи, где лежат твои денежки. Или я тебе покажу где раки зимуют!
– Керимоглу, слушай, – сказал Дурду, – или отдашь нам все до последнего, или…
У входа в шатер столпились дети и женщины.
– А ну по домам! – закричал на них Дурду. – Скоро очередь дойдет и до вас.
Керимоглу стал искать глазами Джаббара и Мемеда. Они стояли сзади. Обернувшись, он встретился взглядом с Мемедом. Мемед опустил глаза. Керимоглу перевел взгляд на Джаббара. В глазах Керимоглу блеснули слезы обиды. «Так-то вы меня отблагодарили?» Керимоглу повернулся к ним спиной и пошел впереди Гюдюкоглу. Он подошел к группе плачущих женщин и сделал знак одной из них:
– Открой сундук и отдай этому человеку все деньги. Снимите с себя все золотые вещи, браслеты, кольца и отдайте их мне, – приказал он.
Керимоглу было ясно: Дурду решил отнять у него все до последнего гроша. Поэтому все, что имелось в шатре, он должен был передать Дурду собственными руками.
Гюдюкоглу вручил Дурду пачку денег, мешочек с золотом, а Керимоглу – снятые с женщин кольца, браслеты, ожерелья и расшитые золотом головные уборы.
– Это все? Ничего не осталось? – спросил Дурду.
– Ничего, – решительно ответил Гюдюкоглу.
Обычно в таких случаях Гюдюкоглу говорил: «Осталось, паша», отправлялся и приносил еще золотую или бумажную лиру. Он обшаривал дом по десять-двадцать раз и приносил все, что можно было найти. И только после этого делал жест, обозначающий, что теперь уже ничего не осталось. Гюдюкоглу узнавал по лицу тех, кого он грабил, осталось ли что-нибудь еще или нет, и никогда не ошибался.
– Ты умный человек, Керимоглу, – сказал Дурду, – ты правильно сделал, что отдал все собственными руками. Все равно мы отобрали бы силой. Многих я грабил, но среди них не встречал никого умнее тебя.
Керимоглу окаменел. Лицо его побледнело. Губы дрожали.
А Дурду снова загремел:
– У Шалого Дурду есть одна привычка. Другие разбойники этого не делают. Знаешь какая?
Керимоглу молчал.
Дурду продолжал:
– Когда Шалый Дурду кого-нибудь грабит, он снимает все. Раздевайся!
Керимоглу не шевельнулся.
– Раздевайся, тебе говорю!
Керимоглу стоял все так же неподвижно.
Дурду рассвирепел. Он подошел к Керимоглу и наотмашь ударил его по лицу. Потом несколько раз ударил прикладом в грудь… Керимоглу покачнулся и упал. Дурду ударил его еще раз.
– Раздевайся!
– Не делай этого со мной, Дурду… – сказал Керимоглу. – До сегодняшнего дня никто не нападал на дом Керимоглу. Это тебе так не пройдет!
Его слова привели Дурду в бешенство. Он начал пинать старика ногами. Керимоглу только повторял:
– Это тебе даром не пройдет…
– Я знаю, что не пройдет! – кричал Дурду. – Поэтому я и раздену тебя. Тогда хоть скажут, что Шалый Дурду снял штаны с Керимоглу!
К ним подбежало несколько женщин. Одна из них с криком бросилась к Керимоглу. Гюдюкоглу оторвал ее от Керимоглу и отшвырнул в сторону.
– Если сам не разденешься догола, я тебя убью! – орал Дурду.
Женщины кричали в голос.
– Не делай этого на глазах детей, семьи… – стонал Керимоглу.
На какую-то долю секунды глаза его встретились с глазами Мемеда, который застыл на месте и только дрожал. Старик умоляюще смотрел на него. Мемеда словно обожгло. В глазах его снова вспыхнули злые огоньки. Он взглянул на Джаббара. Тот кусал губы.
– Не делай этого, Дурду! – продолжал умолять Керимоглу.
– Раздевайся!.. – кричал Дурду.
Он приставил дуло ружья ко рту Керимоглу.
– Раздевайся!
Вдруг Мемед выскочил из шатра.
– Стой, Шалый Дурду! Или я уложу тебя на месте!
Затем послышался насмешливый голос Джаббара.
– Не шевелись, Дурду! Отпусти его. Не то застрелю. Мы с тобой друзья, и мне не хотелось бы быть причиной твоей смерти.
– Не хотелось бы, чтобы ты умер по нашей вине, – повторил Мемед.
Дурду не ожидал этого. Он растерялся.
– Значит, так?..
Он поднял ружье и два раза выстрелил в воздух.
Сумерки сгущались.
– Так не стреляют, – сказал Мемед, и две пули просвистели над ухом Дурду.
– Оставь его. Хватит, поиздевался. Оставь его и уходи!
– Ах вот как, Тощий Мемед?..
– Оставь его и выйди из шатра.
– Пошли, – сказал Дурду разбойникам и еще раз пнул ногой Керимоглу.
Выйдя из шатра, Шалый увидел Тощего Мемеда, залегшего в овраге.
– Будь ты проклят, Тощий Мемед! Будь проклят и ты, Джаббар! – крикнул Дурду.
Последним из шатра вышел Реджеп Чавуш.
– Молодцы! Это мне нравится! Я бы хотел остаться с вами! – сказал он.
– Оставайся, Реджеп Чавуш! – крикнул Мемед.
– Значит, и ты с ними? – повернулся Дурду к Реджепу.
– Да, с ними, – спокойно ответил Реджеп,
– Будь ты проклят! – сказал Дурду.
Дурду со своими друзьями расположился метрах в пятидесяти от оврага. Лежа на земле, он крикнул:
– Беритесь, ребята, за оружие. Сегодня решается, жить нам или умереть.
Шесть человек разом начали стрелять. Мемед и Джаббар знали, что Дурду поступит именно так, поэтому они не выходили из оврага.
– Ступай своей дорогой, Дурду! Не дури! – крикнул Мемед.
– Или вы, или я!.. – отвечал Дурду.
– Дурду, послушай, ступай своим путем, – раздался голос Реджепа. – Не приставай к ребятам. Ты накликал на себя беду тем, что тронул Керимоглу. Племя Сачыкаралы уже знает об этом. Скоро они прочешут горы. Да так, что и блоха не проскочит. Иди своей дорогой!
– Иди своей дорогой, – повторил Мемед.
– Мы не хотим быть причиной твоей гибели. Иди своим путем… – кричал Джаббар.
Стрельба прекратилась.
– Уходят, сволочи. Идут делить деньги Керимоглу, – сказал Джаббар.
– Пусть уходят. Племя Сачыкаралы им покажет. Им это так не пройдет. Скоро придут люди из племени Сачыкаралы… Если это тот самый Керимоглу, им несдобровать, – сказал Реджеп Чавуш.
– Ну что мы скажем Керимоглу? Как мы посмотрим ему в глаза? – спросил Мемед.
– Он нам сделал добро, а мы ему чем ответили? Ну что мы ему скажем? Это, мол, называют у нас мужеством! Сказать ему, что мы так раздеваем людей? Лучше уж не показываться ему на глаза, – решил Джаббар.








