Текст книги "Тощий Мемед"

Автор книги: Яшар Кемаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

XVIII

Голодные, изнемогающие от усталости Мемед и Джаббар шли по горам и лесам, неся на себе груз боеприпасов. Согнувшись в три погибели, они с трудом передвигали ноги.

Темная, непроглядная ночь. Лишь редкие звезды мерцают на черном небе. Но вот звезды стали исчезать. Небо посветлело.

Вдруг раздался страшный грохот. Джаббар вздрогнул.

– Что это?

– Вода бьет из-под скалы, – ответил Мемед. – Помнишь, я рассказывал об этом месте, когда мы были здесь в первый раз…

– Тогда, может, отдохнем немного у родника?

– Нет, нельзя, – сказал Мемед.

Он очень устал, но шел все время без передышки. Не останавливаясь, Мемед спросил:

– Что с тобой, Джаббар, ведь мы почти дошли. – Он на мгновение остановился и глубоко вздохнул. – Что с тобой? Вот дойдем до деревни – тогда передохнем. В деревню мы должны войти до рассвета. Да, да. Столько прошли, а ты… Вот уже и деревня. Не правда ли, брат?

– Это я так… Не обращай внимания.

Мемед шагал все быстрее, до деревни было уже близко. Джаббар, напрягая последние силы, еле поспевал за ним.

Они вошли в деревню, когда на востоке забрезжил рассвет. Несколько собак, не признав Мемеда, с лаем бросились на них. Мемед поспешил к дому Дурмуша Али.

– Дядя Дурмуш Али!

Дурмуш Али тотчас отозвался.

– Это ты, Мемед?

– Я.

– Сейчас иду. Добро пожаловать, сынок. Что ты сделал с гяуром? Мы слыхали, что ты поджег Актозлу, и гяур сгорел.

Дурмуш Али открыл дверь.

– Кто сказал вам об этом? – спросил Мемед. – Все крестьяне знают?

– Все. Дай аллах тебе здоровья. Все мы рады. Смерти не радуются, но он заслужил ее. Даже жена его обрадовалась. Получил, говорит, по заслугам. Слезинки не проронила. Заходите в дом, дети мои. А где же третий? Тот, пожилой?

– Лучше не спрашивай, – печально ответил Мемед.

– Да простит его аллах. Сейчас я разожгу огонь. Вы ведь голодны?

– А откуда вы знаете о наших делах? – допытывался Мемед.

– Не догадываешься? Разве ты не знаешь, что Хромой Али оказался слугой гяура? Он и рассказал. Когда начался пожар, Али шел к нам. Отойдя от Актозлу, он наблюдал за пожаром. А потом вернулся обратно и видел, как вытаскивали останки Абди-аги. Весь обуглился.

– Значит, Хромой Али перешел на сторону Абди?

Дурмуш Али поворошил в очаге угли.

– Да, сын мой. Эго не человек, а выродок.

Мемед засмеялся.

– Что, не веришь? – спросил Дурмуш Али, заглядывая ему в глаза.

– Быстро ты забываешь, дядя, что делал еще вчера…

– Запамятовал… Старость… – смутился старик.

– Да ты не расстраивайся, – похлопал его по плечу Мемед, – не из-за чего.

Они подсели к очагу. Дурмуш Али раздул огонь.

– Что еще новенького? – спросил он, улыбаясь.

– Ничего, – ответил Мемед.

За окном рассвело, и в комнату заглянули первые лучи восходящего солнца. Жена Дурмуша Али, Хюрю, крутилась возле Мемеда.

– Он трещал, когда горел? Ну-ка расскажи, как он горел. Если бы ты знал, Мемед, какое доброе дело сделал! Ха, трещал!

Она сняла суп с очага, растопила масло и влила в кастрюлю. Запах масла наполнил комнату.

– Значит, трещал? Говорят, даже кости – и те сгорели. Вот хорошо! Люди рассказывают, что деревня Актозлу превратилась в пепел. Ну и пусть!

Хюрю принесла скатерть, постелила на пол, перелила суп в большую миску и поставила ее посередине скатерти.

Мемед, задумавшись, неподвижно сидел с ложкой в руке. Он словно оцепенел. Джаббар взглянул на него. Мемед очнулся, опустил ложку в суп и начал быстро есть. В глазах у него снова появился злой огонек. Он словно опьянел. Кружилась голова, опять, как молния, промелькнул блеск желтой латуни… В зарослях колючек бушует пламя. Оно перебрасывается с одного куста на другой…

Мемед поднял голову. Его смуглое лицо просветлело.

– Знаешь, что я тебе хочу сказать, Дурмуш Али, – медленно произнес он.

Дурмуш Али непонимающим взглядом смотрел на Тощего Мемеда.

– Слушаю, сынок.

– Гяур, наверно, уже умер… – дрогнувшим голосом промолвил Мемед и умолк.

Убрали скатерть. Кочергой расковыряли угли в очаге. Огонь снова разгорелся.

В стороне стояли дети и, широко раскрыв глаза, с любопытством разглядывали Тощего Мемеда. Дурмуш Али уже два раза выходил из дому. А Мемед все молчал. Между тем Дурмушу Али казалось, что Мемед хотел сказать что-то очень важное.

– Ну, и что дальше? – не выдержал наконец Дурмуш Али.

– Вот что я думаю, – неуверенно начал Мемед. – Не знаю, что ты на это скажешь…

Он немного помолчал и потом быстро заговорил:

– Земли этой деревни и других четырех деревень… все, все земли… кто сколько засеет… А все, что засеял… Я с оружием в руках буду охранять вас. А поле с колючками мы подожжем.

– Не торопись, сынок, а то я что-то ничего не понял…

Мемед заговорил спокойнее.

– Я хотел сказать, что земли эти не гяура и не его отца.

Дурмуш Али почесал лоб, задумался.

– Земля общая, – продолжал Мемед. – Земля создана не этим гяуром. Крестьяне пяти деревень, как рабы, работают на него. На Чукурове нет никакого хозяина. Послушал бы ты Хасана Онбаши!..

– Издавна эти земли были общие, – вставил Дурмуш Али. – Еще до того, как на свет появился отец этого гяура. Он обманул нас и отобрал землю. До этого каждый пахал там, где хотел, и сеял сколько хотел.

– Так вот, – загорелся Мемед. – Снова будет так, как было. Так, как ты говоришь.

Дурмуш Али опустил голову.

– О чем задумался, Дурмуш?

– Как было бы хорошо… – прошептал Дурмуш Али. Слезы заволокли его глаза.

– Так будет! У меня к тебе просьба. Передай крестьянам всех пяти деревень, чтобы они пришли сюда. Поговорю с ними, а потом раздам им земли. Они избавятся от ярма. Участок, который крестьянин засевает, будет принадлежать ему. Волы тоже…

– Ох, если бы все было так! – воскликнул Дурмуш Али. – Если бы…

– Передай всем, чтобы пришли.

На почерневшей от копоти стене большой паук плел паутину.

Прислонясь к столбу, поддерживавшему крышу, Хюрю сучила пряжу и внимательно слушала разговор. Вдруг она уронила веретено. Ее охватила дрожь. С трудом овладев собой, она подбежала к Мемеду и стала целовать ему руки.

– Ради аллаха, сын мой, это правда? Ты это сделаешь? Никому не будем отдавать ни половины, ни двух третей урожая?

– Конец рабству, – твердо произнес Мемед. – До конца жизни я буду охранять ваши земли. С оружием в руках. А потом…

– А как же волы? – спросила Хюрю. – И они будут наши?..

– И волы тоже…

Женщина отошла в темный угол комнаты и заплакала.

Дурмуш Али вышел из дома. Постоял немного в нерешительности. Потом вернулся. Посмотрел на Мемеда. Лицо его показалось Дурмушу Али решительным, твердым, как скала.

– Сынок, кого я должен позвать сюда?

– Всех, у кого есть голова на плечах, – не глядя на него, ответил Мемед.

Дурмуш Али направился к Панджару Хосюку и рассказал ему обо всем. Панджар ничего не ответил. Он тоже был в нерешительности. Весть о появлении Тощего Мемеда и о том, что он задумал, быстро облетела всю деревню.

Крестьяне сначала обрадовались, но потом призадумались. Они не знали, что делать. Многие считали замысел Мемеда невыполнимым.

На улицу высыпали все – взрослые, дети. Крестьяне ходили от дома к дому, возбужденно разговаривали, с тревогой заглядывая друг другу в глаза. Потом все подошли к дому Дурмуша Али и остановились.

Мемед услышал гул толпы.

– Что там происходит? – спросил он Хюрю.

Вытирая слезы, она ответила:

– Крестьяне собрались у нашего дома, смотрят на дверь. Не пойму, чего они хотят…

Хюрю вышла на порог. Все взгляды устремились на нее.

– Что вам нужно? – сердито спросила она. – Чего вы собрались?

Крестьяне молчали.

– Что же вы молчите?

Опять пи звука.

– Хотите увидеть Тощего Мемеда? Тогда идите в дом!

Но опять никто не ответил.

– Да что вы стоите, как истуканы? Остолбенели, что ли? Можно подумать, что у каждого из вас в доме покойник. Вы только взгляните на них! И это мужчины! И вы считаете их мужчинами? – обратилась она к женщинам. – Обнимаете их, спите с ними? С этими олухами! Что вы стоите как вкопанные? Пляшите, веселитесь!

Толпа не двигалась.

– Черт вас возьми! Разве вы не слыхали? Тощий Мемед сжег Абди-агу! Он трещал, когда горел!..

Толпа зашевелилась.

– Да, да, трещал! – кричала Хюрю. – Деревня Актозлу сгорела целиком… Неужели вы не слышали. Вчера Тощий Мемед пришел к нам. Он в доме. Теперь не будем работать на Абди-агу. Как он трещал! Земля будет наша… и волы… все!..

Послышался чей-то неуверенный голос. Потом вдруг заговорили все разом. Поднялся невообразимый шум. Лай собак, пение петухов, кудахтанье кур, плач детей – все смешалось. Во дворах ржали лошади, кричали ослы… Такого смятения деревня Деирменолук не знала со времени своего основания.

Немного погодя над деревней взметнулось огромное облако пыли. Потом раздались веселые голоса, песни, звуки зурны и барабана. По толпе пронеслись возгласы:

– Ай да Тощий Мемед!

– Он и ребенком был особенным!

– Да, да, мы его давно заметили!

– Волы тоже будут нашими!

– Мы будем сеять на своих полях, как захотим!

– Не будем отдавать две трети урожая!

– Теперь не будем сидеть зимой голодные!

– И не будем попрошайничать, как собаки!

– Ай да Тощий Мемед!

– Не будем продавать своих коров!

– Нас никто не будет угнетать!

– Куда захотим, туда и пойдем!

– Каждый сможет позвать к себе гостей!

– Сбудется заветное желание каждого…

– Сами себе будем хозяева…

– Тощий Мемед!

– Ага горел с треском!

– Вместе с Абди-агой сгорела большая деревня!

– Вся Чукурова дрожит от страха!

– Вот какой наш Тощий Мемед!

– Хатче выпустят из тюрьмы!

– Все пять деревень устроят праздник!

– Наш Тощий Мемед!

– Мы все отпразднуем свадьбу Тощего Мемеда!

Два дня и две ночи люди радовались; непрерывно раздавались звуки зурны, гремели барабаны. Крестьяне других четырех деревень тоже веселились. Оттуда доносились глухие удары в барабан. По ночам поросшая колючим кустарником равнина ярко освещалась. Веселье, казалось, передавалось земле, камням, воде, деревьям…

В доме Дурмуша Али собрались уважаемые люди из пяти деревень. Все они то с недоверием и страхом, то с восхищением и любовью смотрели на Мемеда.

– Кое-кто из вас уже начал пахать свою землю, но многие еще не начинали, – сказал Мемед собравшимся. – У меня есть просьба.

Все закричали хором;

– Говори, Мемед, мы все сделаем!

– Почему перед тем, как пахать, вы не догадаетесь поджечь колючки?

– Нам и в голову это не приходило! – раздалось несколько голосов.

– Ведь если сначала сжечь колючки, пахать будет легче. Не так ли? – спросил Мемед.

– Конечно, легче! – закричали крестьяне. – Сначала сожжем колючки, а потом будем пахать.

Мемед встал, надел патронташ, взял винтовку и вышел из дома. За ним последовали крестьяне.

– На поле, заросшее колючками! – крикнул Лысый Мыстык. – Зурны, барабаны тоже туда…

– Отныне колючки не будут колоть ноги пахарей и волов, – сказал Дурмуш Али.

Крестьяне пошли в поле. Впереди всех шагал Мемед. Голова его была высоко поднята, глаза прищурены. За Мемедом шел Джаббар, за ним – крестьяне. Женщины и дети забрались на крыши домов, чтобы посмотреть на Мемеда. Звуки зурны и барабана умолкли. Воцарилась тишина.

Люди вышли из деревни и направились к полю с колючками. С гор дул осенний ветер.

Пройдя немного, Мемед остановился и задумался. Крестьяне с нетерпением ждали, что будет дальше. Мемед оглянулся. Перед ним раскинулась белоснежная равнина, заросшая колючками. Иногда раздавался треск. Эго под тяжестью маленьких улиток трещали, пригибаясь к земле, ветки кустарника.

– Джаббар! – тихо окликнул Мемед.

Раздвигая колючки, Джаббар подошел к нему.

– Что, брат?

– Эх, если бы не было колючек в ту пору, когда я ходил за плугом!

Джаббар улыбнулся.

Кое-кто из крестьян уже начал срезать кусты и собирать их в одно место. К ним присоединились и остальные. Через некоторое время выросла большая куча колючек.

– Хватит! – крикнул Дурмуш Али.

Он вытащил из кармана лучину, зажег ее и поднес к сухим веткам. Пламя мгновенно охватило кучу со всех сторон. Ветер раздувал огонь.

Крестьяне стояли полукругом возле огромного костра и смотрели на огонь Вскоре огонь перебросился на равнину. Запела зурна, загремел барабан, послышались песни и восторженные крики. Казалось, радость летела по равнине вместе с огнем. Песни сменялись танцами, танцы – песнями. Мелькали красные, зеленые, голубые платья женщин и девушек. Джаббар палил из винтовки в воздух.

До захода солнца Мемед молча бродил по полю.

Порывистый ветер гнал огромные языки пламени по равнине. Там, где прошел шквал огня, лежали обуглившиеся колючки.

Огонь катился на запад, вслед за уходящим солнцем. Горящие колючки трещали, пели, словно птицы.

Таким же медленным, тяжелым шагом, каким он шел на поле, Мемед отправился в деревню. Все двинулись за ним.

За ночь огонь охватил большую территорию, от холма Кыналытепе до Йылдызтепе, от родника до Кабаача, а затем перебросился и в другие деревни, вплоть до Чюрюкчинара.

Равнина на многие километры была озарена ярким светом.

Вдруг на горе Алидаг вспыхнул большой огненный шар. Вершина Алидага осветилась, словно был день. Все были удивлены. Впервые на Алидаге был огонь.

В это время к Мемеду подошли семеро крестьян. Это были лжесвидетели.

– Что ж, говорите, – сказал Мемед.

– Да, мы виноваты… – пробормотали они. – Нас заставили силой, Мемед.

– Знаю.

Мужчины опустили головы и отошли в сторону. На глазах у них выступили слезы.

От всего перенесенного за день Мемед до утра не мог сомкнуть глаз. Горе Хатче болью отзывалось в его душе.

Новое яркое солнце взошло над деревней Деирменолук. День выдался ясный. Деревня словно пробудилась после радостного сна. Необычными выглядели в лучах утреннего солнца и деревья.

На равнине догорал кустарник. Еще вчера белая, она сегодня стала сплошь черной.

Кто-то заметил на дороге Хромого Али. Мемед остановился и подождал, пока он приблизится. С трудом волоча хромую ногу, Али подошел к Мемеду.

Мемед взял его руку и погладил. Хромой Али обливался потом и прерывисто дышал. Они молча стояли друг перед другом. Осунувшееся, побледневшее лицо Хромого Али было усеяно морщинками. За несколько дней он постарел так, будто прошло пятнадцать лет.

– Что с тобой, Али-ага? Ты плохо выглядишь.

– Не спрашивай, – ответил Хромой Али.

– Плохие вести?

Али еще больше побледнел, руки у него задрожали.

– Лучше не спрашивай.

– Не пугай меня, Али-ага!

– Что случилось, того не воротишь. Сердце мое чуяло, – тихо простонал Хромой Али.

Мемед надвинулся на него:

– Говори!

– Этот неверный… гяур… он…

– Спасся! – выдохнул Мемед.

В него словно ударила молния. В глазах потемнело, он пошатнулся.

– Я говорил с ним, – сказал Али. – Он снял дом в касабе. Меня Абди послал к своей семье.

– Ничего, Мемед, не горюй, – пытался успокоить Мемеда Джаббар. – Он от нас не уйдет. Не сегодня, так завтра…

Жена Дурмуша Али истошно закричала:

– Ох, я несчастная, ой-ой-ой! И я должна была дожить до этого! Ой-ой-ой!

– Чего ты плачешь, тетушка? Все равно он больше не вернется в деревню. Земля ваша, и волы тоже. Пока мы живы…

Вскоре все знали, что Абди-ага не сгорел. Крестьяне разошлись по домам. На улице никого не осталось. Мертвая тишина сменила шум и оживление. Не слышно было ни лая собак, ни пения петухов. Казалось, в деревне не осталось живой души. Все, что недавно было в движении, бурлило, веселилось, словно вымерло.

Дурмуш Али сидел удрученный, опустив голову. Мемед задумался, положив голову на приклад винтовки.

После полудня деревня начала подавать первые признаки жизни. Захлопав крыльями, пропел на навозной куче петух. Его разноцветное, яркое оперение блестело на солнце, будто смазанное жиром. Залаяли собаки.

Из домов начали выходить крестьяне. Собираясь группами, они оживленно разговаривали.

– Подумаешь, стал человеком…

– Тоже мне человек…

– Ведь он сын несчастного Ибрагима.

– Земли нашего Абди-аги распределять вздумал!

– Вы только поглядите на него.

– Ему словно семь лет.

– Сопляк oн.

– Даже винтовку не умеет держать.

– А еще разбойником стал.

– Поджигает села.

– Как будто это отцовское наследство…

– Да, землю и скот Абди-аги распределяет, как свое добро.

– Подумаешь, человеком стал…

– Раньше собачонкой бегал у дверей Абди-аги.

– До вчерашнего дня…

– Нерадивый сын несчастного Ибрагима.

– А какой важный стал…

– Ленивая свинья!

– Из-за него девушка гниет в тюрьме.

– Хатче из-за него в тюрьме.

– Вы только посмотрите на него!

– Ха, сжечь колючки, чтобы крестьяне ноги не кололи!

– Облегчил труд…

– Пришел в село и распустил слух, что убил Абди– агу.

– Нашего хозяина…

– Наш хозяин таких, как он, сотнями расстреливал.

Большая толпа крестьян направилась к дому Абди-аги.

Люди поздравляли жену и детей Абди-аги.

Шум не утихал до полуночи.

Больше половины крестьян деревни были на стороне Мемеда. Они жалели, что Абди-ага не умер. Сторонники Мемеда не показывались на улицу. Дурмуш Али был убит горем. Жена его слегла в постель и словно онемела. Мемед тоже молчал. Один Джаббар говорил, не закрывая рта:

– Ноги Абди-аги не будет больше в этой деревне. Не бойтесь. Он вес равно скоро умрет. Непременно. Клянусь аллахом, умрет! Не расстраивайтесь. Сказал, умрет – значит, умрет!

Крестьяне молчали.

Не дожидаясь восхода солнца, Мемед с Джаббаром ушли из дома Дурмуша Али. Мемед шел с опущенной головой. Джаббар молча шагал рядом с ним. Когда они выходили из деревин, собаки с лаем бросились на них, но Мемед их и не заметил. Джаббар запустил в них камнем.

Колючки догорели. Выжженную землю покрывал черный пепел. Мемед остановился посреди поля. Джаббар не решался с ним заговорить. Он подождал, но Мемед продолжал стоять и, казалось, не собирался идти дальше. Подойдя к камню, Мемед сел на него, прижав к себе винтовку.

Взошло солнце. Мемед сидел, не двигаясь, словно окаменел. Его тень тянулась в сторону деревни. Солнце поднялось высоко, а Мемед все еще сидел, не двигаясь. Джаббар не выдержал, подошел и толкнул его.

– Что с тобой, брат?

Мемед очнулся. Казалось, он только что проснулся.

– Не горюй, брат, – сказал Джаббар. – Все люди смертны… Как-нибудь и с ним рассчитаемся.

– Рассчитаемся… – тихо повторил Мемед и посмотрел в бескрайнюю даль выжженной равнины.

XIX

Холм Сюлемиш густо усеян черникой. Везде, куда ни глянь, жмутся к земле ее небольшие темно-зеленые кустики. Они напоминают людям о пьянящей влаге, дурманящей голову уже одним своим видом. На узких тропах резкий запах черники, он расслабляет человека, клонит ко сну.

У подножия холма начинается равнина, гладкая, без единого камешка. Земля здесь сыпучая, мягкая. На равнине растут гранатовые деревья. От этого вся местность получила название Гранатовый сад. Весной равнина становится красной от цветов, над которыми вьются тучи пчел. В нижней части Гранатового сада протекает река Саврун. В верховьях она течет через горы Тавр, сквозь узкие ущелья. Саврун – маленькая, но бурная речушка. Она пробивается через скалы и, пенясь, несет свои воды в долину. Течение становится спокойным. Река разливается, словно озеро. Вода здесь не выше щиколотки. На ее поверхности торчат островки, поросшие высокой травой и густым кустарником. Но некоторые островки совсем лысые. Лишь изредка попадаются здесь пахучие кустарники да тамариндовые деревья с колючими листьями. По берегам реки растут магнолии с белыми ароматными цветами.

Много лет назад на самом большом островке, под названием Бостанджик, стали разводить дыни и арбузы.

Землю здесь у одного крупного землевладельца арендовал курд Мемо. У Мемо созревали самые крупные на всей Чукурове дыни и арбузы.

Сторожем на бахче был Хорали. Он работал тут много лет. Вокруг навеса разбросаны корки арбузов и дынь. Их облепили пчелы. В лучах солнца пчелы блестят и кажутся зелеными. Корки, разбросанные вокруг навеса, говорят о щедрости Хорали. Кто бы ни пришел, он всех угощал дынями и арбузами. Никто не мог уйти с бахчи, не отведав его арбузов и дынь.

Никто не знал, откуда появился Хорали на островке. Никто не знал, любил ли островок и свою бахчу Хорали, подобно тому как никто не знал, любил ли островок росшие на нем тамариндовые деревья. В душные летние ночи от протекавшей рядом речки Саврун веяло прохладой. Хорали не жаловался на жизнь.

В один из весенних дней крестьяне, как обычно, пришли сюда сажать дыни и арбузы. Но что они увидели? Островок исчез, на его месте была вода. С островком исчез и Хорали. В те годы разбойничество стало модой. Кто не ладил с властями, не уживался с женой, брал винтовку и уходил в горы. Начали поговаривать, что Хорали стал разбойником. Но мало кто этому верил.

А Хорали словно подменили. Сейчас он без устали разыскивал Тощего Мемеда, чтобы подстроить ему ловушку. В его душе творилось что-то неладное, острая боль, причины которой он и сам не знал, терзала сердце.

Сначала Хорали расспросил жителей деревни Деирменолук. Крестьяне послали его на гору Алидаг. Несколько дней бродил Хорали по Алидагу, разыскивая Мемеда. Все было напрасно. Хорали был взбешен. Он направился на равнину Мазылык. Но и там Тощего Мемеда не оказалось. Крестьяне, у которых он хотел узнать что-нибудь о Мемеде, будто не понимая, о чем идет речь, говорили:

– Ты спрашиваешь про Тощего Мемеда? Мы не видели его да и ничего о нем не слыхали.

В горах не было крестьянина, который бы не знал имени Тощего Мемеда и не говорил о нем с любовью. Поэтому, даже если бы кто-нибудь и знал, где укрывается Мемед, он все равно держал бы это в тайне. Так издавна повелось в этих местах. Вот почему так трудно было узнать убежище Тощего Мемеда.

Но Хорали не терял надежды. Он обшарил все горы. Наконец придумал новую хитрость. Всем, кого встречал на своем пути, Хорали говорил:

– Я из отряда Тощего Мемеда. Я потерял его после пожара.

Вскоре Хорали напал на след Мемеда. Он узнал, что Мемед скрывается у истоков реки Саврун.

Иногда Мемед ночевал у крестьян в близлежащих деревнях, а иногда в сосновом лесу на берегу реки. Там бродило много разбойников и грабителей, но Тощий Мемед не знался с ними и даже избегал. И разбойники ненавидели его за это и боялись.

Мемед устраивал себе постель на сосне, а Джаббар охранял его внизу. Когда наступала очередь Мемеда, он брал винтовку и охранял Джаббара, не слезая с дерева: Джаббар никак не мог взобраться наверх. У Мемеда был там целый дом с удобной постелью.

– Ты только поднимись и посмотри, – говорил Мемед.

Хорали к ним привел крестьянин, у которого однажды скрывался Мемед. Увидев Хорали, Джаббар радостно бросился к нему навстречу.

– Как я радовался, когда узнал, что ты вылечился, – кричал Джаббар. – Как я радовался! Ты где сейчас?

Мемед быстро спустился вниз.

– Добро пожаловать, братец Хорали. Мы очень волновались за тебя.

Такая встреча ошеломила Хорали.

– Так, ничего… – растерянно бормотал он. Овладев собой, он стал рассказывать.

– Я сейчас в отряде Калайджи. Когда погиб Шалый Дурду, я перешел к нему. Так и живу. Видно, такая уж судьба.

Джаббар улыбнулся.

– Что-нибудь случилось? Ты какой-то печальный.

– Не спрашивай, – глубоко вздохнул Хорали.

Разбойники присели, прислонившись к деревьям.

– Где же Реджеп Чавуш? – озираясь по сторонам, спросил Хорали.

– Он умер. Рана доконала его.

– Бедный Реджеп! – пожалел Хорали. – Да, таков уж этот мир.

– Да, мир жесток и обманчив. Все в землю ляжем, – добавил Джаббар.

– Мы слышали о Шалом Дурду, – сказал Мемед, – но, может быть, ты нам расскажешь о нем толком. Ты же был в его отряде.

– Лучше не спрашивай, брат, – с горечью сказал Хорали. – Он стал жертвой своих молодчиков. Жаль…

– Расскажи толком, – попросил Джаббар, – не тяни…

– Когда Шалый Дурду порвал с вами, он сбился с пути. Начал красть в селах женщин. Уводил их в горы и заставлял веселить нас.

– Да, если разбойник начинает заниматься такими делами, конченый он человек. Нет ему спасения.

– Если бы только это. Это чепуха…

– Что же еще? – спросил Джаббар.

– Все деревни он обложил податями. Каждый дом ему должен был платить. Богатые – больше, бедные – меньше…

– А еще что?

– Он засел немного выше перевала Девебойну. Всем, кто проходил через перевал, Шалый Дурду обрубал правую руку, а скоту – переднюю ногу.

– Да он сошел с ума! – воскликнул Джаббар.

– Больше ста человек он оставил без правой руки. Многие умерли…

– Негодяй!.. Ну и что дальше? – подгонял Джаббар.

– Однажды мы вошли в деревню Аксёгют. Выволокли женщин из домов и притащили на площадь. Были среди них и старухи. Стыдно рассказывать. Заставили их плясать. Бедняжки, как овцы, прижались друг к другу, дрожа от страха. Они прошлись два круга и убежали в толпу. Шалый Дурду почем зря ругал женщин. Мужчины попрятались по домам. Вдруг поднялся столб пыли, скрывший все. Шалый Дурду исчез, а я очутился на крыше какого-то дома. Винтовки при мне не было. Около получаса пыль не рассеивалась, вокруг ничего не было видно. Когда пыль улеглась, я увидел, как на площади суетились люди. Они копошились в пыли… Дрожа как осиновый лист я спустился с крыши. Зачем? Убей меня, не знаю Постоял, посмотрел на людей. Никто меня не заметил. Площадь постепенно опустела. Не осталось никого: ни людей, ни трупов. Крестьяне в пыль превратили Шалого Дурду и его банду. На площади я нашел лишь несколько раздробленных прикладов винтовок… да сапог Шалого Дурду… Больше ничего… Я бежал оттуда.

– Значит, так… – медленно произнес Джаббар. – Нам никто про это не рассказывал.

– Так и должно было случиться. Да и сам он знал, что рано или поздно будет такой конец. Иначе он бы не отважился на такую авантюру.

– Твой Калайджи – такой же, – сказал Джаббар.

– Он не такой, как Шалый Дурду, – возразил Хорали. – Он трусливый, двуличный, мелкий человек. Его не так-то легко провести.

– Запомни мои слова, брат, рано или поздно он кончит тем же. Старайся быть подальше от него – и избавишься от многих бед. Мне жаль, что ты у него в отряде.

Мемед стоял в стороне и не вмешивался в разговор, делая вид, будто все это его не касается. Но вдруг он повернулся к Хорали и схватил его за руку.

– Зачем ты разыскивал нас? – спросил он. – Есть новости? Ты хочешь сказать нам что-то важное?

Хорали некоторое время растерянно смотрел на них. Потом потупился, лицо его залилось краской.

– Калайджи приглашает вас в свой отряд, – пробормотал он. – Он хочет повидаться с вами. Он беспокоится о Тощем Мемеде. Калайджи расспрашивал меня о Мемеде, и я сказал, что ты мой старый товарищ по отряду, что мы, как братья. И я отправился разыскивать вас, но долго не мог найти.

Мемед посмотрел на Джаббара. «Здесь что-то есть», – говорил его взгляд.

– Ах, вот как, – сказал он. – Значит, тебя послал Калайджи?

– Да-а… – начал вдруг заикаться Хорали.

– Значит, долго искал нас? – спросил Джаббар.

– Долго…

– Зачем мы понадобились Калайджи?

– Я очень хвалил ему Мемеда… Раз, говорит, ты его так хвалишь, найди и приведи ко мне.

– Ты хорошо сделал, Хорали, – сказал Мемед. – Спасибо.

Джаббар зло посмотрел на Хорали.

– Пойдемте, – сказал Мемед. – И я очень хотел взглянуть на Калайджи. Пошли быстрее! Где он будет нас ждать?

– На горе Конурдаг…

– Идет! Приглашение Калайджи я должен принять, – сказал Мемед.

Джаббар растерялся.

– Ведь приглашает сам Калайджи… – многозначительно произнес Мемед.

– Я так много рассказывал ему о тебе… – бормотал Хорали.

Джаббар отвел в сторону крестьянина, который привел Хорали, и спросил:

– Как этот разбойник нашел тебя?

– Он у всех расспрашивал о вас, – ответил крестьянин. – Привели его ко мне: «Я, – говорит, – из отряда Тощего Мемеда. Проведи меня к нему. Я потерял его и не могу найти». Вот я и привел. Он очень упрашивал меня.

– Понятно. Теперь иди, – сказал Джаббар.

До горы Конурдаг было далеко. Идти надо было целый день.

Крестьянин, приведший Хорали, уходя, поминутно оборачивался назад.

– Братец Хусейн, через несколько дней мы вернемся назад! – крикнул ему Мемед. – Счастливо оставаться! Спасибо, что привел товарища.

– Счастливого пути! – ответил Хусейн.

В полдень они были на Сыйрынгадже. А к концу дня добрались до речушки Кешиш. В ближайшей деревне раздобыли хлеб. Поев и отдохнув часа два, товарищи снова пустились в путь и к заходу солнца оказались у Аккале. Жажду утолили в роднике, заросшем мхом. Всю дорогу впереди шел Мемед, за ним Хорали, а позади Джаббар.

На Холме возле Аккале решили заночевать. Взбираясь на холм, Хорали немного отстал. Джаббар воспользовался этим и спросил у Мемеда:

– Ты разве не знаешь, Мемед?..

– Знаю, – улыбнулся тот.

– Зачем же тогда мы идем? – заволновался Джаббар.

– А ты не догадываешься? Они хотят устроить мне ловушку, потому и послали за мной Хорали. Человека, который знает меня… Калайджи приглашает меня. Могу я отказаться? Скажут: Мемед испугался. Хитро придумано…

– Так мы можем действительно попасть в ловушку. Их человек десять.

– Даже если бы их было сто человек, мы должны идти, – твердо сказал Мемед.

– Тогда давай убьем Хорали, – предложил Джаббар.

– Нельзя. Я должен увидеться с Калайджи и посмотреть, что он за человек.

– Посмотреть, посмотреть… Но что из этого выйдет? – проворчал Джаббар.

– Ты взгляни на Хорали. Он поминутно меняется в лице. Наверное, раскаивается, жалеет, что впутался в эго дело. Мне кажется, он не выдержит и все нам расскажет. Ведь он ни разу не посмотрел нам в глаза! Быть может, уже молит аллаха, чтобы мы не шли к Калайджи. Когда он догонит нас, взгляни ему в глаза…

В это время показался Хорали. Мемед и Джаббар прервали свой разговор.

– Так, Хорали, – похлопал Мемед его по плечу. – Выходит, так, а?

– Да, т-так, – заикаясь, ответил Хорали. Казалось, он с трудом держался на ногах; его покачивало.

На холме росло несколько огромных ореховых деревьев. Мемед, Джаббар и Хорали укрылись под их густыми ветками.

– Вы ложитесь спать, а я покараулю, – предложил Джаббар.

Мемед и Хорали легли под деревом и сразу заснули.

Уже смеркалось, когда они снова отправились в путь. От Аккале свернули на Андыры. Начались скалы, за ними непроходимый сосновый лес. Запахло сосной, мятой, майораном. Где-то недалеко журчала вода. Ворковали горлицы.

– Мы подходим к Соколиному утесу, – сказал Джаббар.

– Завтра утром будем у Калайджи. Они будут ждать нас на горе Конурдаг, у родника Гёйджепынар, – сказал Хорали.

Мемед хотел что-то сказать, но стиснул зубы. В голове была какая-то путаница. Он никак не мог понять, зачем Калайджи понадобилось заманивать его в ловушку. Мемед вспомнил об Абди-аге, но не находил между ними никакой связи.

В горах было пасмурно. Голубоватый туман окутывал деревья, стелился по земле. Наконец они добрались до горы Конурдаг.

– Вы отдохните, а я пойду скажу, – предложил Хорали.

– Иди, – сказал Мемед. – Как по-твоему, Джаббар, они будут стрелять? – спросил Мемед, когда Хорали ушел.

– Да что ты! Сначала угостят бараниной.

– Ты прав. Калайджи не решится вступить в схватку с нами. Если это тот самый Калайджи, о котором мы думаем, он возьмет наши винтовки и застрелит нас за едой. Это легко. Но почему он хочет убить нас? Этого я не понимаю.