Текст книги "Салават-батыр (СИ)"
Автор книги: Яныбай Хамматов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
XV
Михельсон с восторгом воспринял известие о сокрушительном поражении войска самозванца. Решив опередить обескровленного Пугачева и отрезать ему путь в сторону Челябинска, он поспешил занять удобные позиции.
Едва завидев на рассвете двадцать второго мая, как с противоположной стороны навстречу его частям движется в организованном порядке большое войско, подполковник невольно вскрикнул от радости:
– Неужто?!.. Да это же корпус генерал-поручика Деколонга!
Его слова тут же были подхвачены офицерами. Они бросились поздравлять друг друга.
– Подкрепление идет!
– Ну теперь-то уж мы зададим канальям!..
– Сможем, наконец-то, вздохнуть спокойно!..
Михельсон приготовился к торжественной встрече корпуса генерала Деколонга. Однако ехавшее по ту сторону овражка войско неожиданно свернуло в сторону Чебаркульской крепости.
– Как сие понимать? – изумился Михельсон. – Неужто генерал-поручик нас не заметил?
– Не мог не заметить, – отозвался начальник штаба.
И тогда в голову Михельсона закралось сомнение.
– Надобно разобраться, в чем тут дело, – сказал он и отправил вслед за удаляющимся войском группу конников.
Вернувшиеся вскоре порученцы сообщили, что генерал-поручика с его корпусом нет нигде и в помине, зато в сторону Чебаркульской крепости движется многочисленное войско Пугачева.
Никак не ожидавший этого Михельсон не поверил.
– Что за чушь! Быть такого не может… Злодей разбит и вряд ли вновь с силами соберется, – растерянно пробормотал он, но, подумав немного и сказав себе: «Чем черт не шутит!», скомандовал: – Немедленно ехать через лес и перекрыть дорогу самозванцу! Поспешим, господа офицеры!..
…Увидев мчавшуюся во всю прыть кавалерию Михельсона, Емельян Пугачев остановился и выслал наперерез ей башкирских джигитов. Авангард неприятеля, состоявший из «верных» мишарей и башкир, в панике повернул назад.
– Ага-а, испужались!.. – злорадствовал Пугачев. – Вдогонку за вражиной! Разорвать на куски!
Следом за конными башкирами бросились и остальные. Когда пугачевцы столкнулись с основными силами, которыми командовал сам Михельсон, началась настоящая резня.
Несмотря на отвагу повстанцев, исход битвы предрешило численное преимущество и хорошее вооружение противника. Из двух тысяч повстанцев Пугачев потерял половину убитыми и захваченными в плен. Опасаясь полного разгрома своего войска, он отдал приказ к отступлению. Кавалерия Михельсона преследовала повстанцев до наступления темноты.
На ночлег каратели устроились в Чебаркульской крепости. А наутро пугачевцев и след простыл. На какое-то время Михельсон потерял самозванца из виду. О его местонахождении вначале знали очень немногие, в их числе – Бадаргул Юнаев и еще двое старшин, которые помогли ему не только укрыться от рыскавших повсюду неприятелей, но и набрать новых людей для его войска.
Благодаря башкирам Пугачев был в курсе относительно передвижений правительственных «деташементов», что позволяло ему до поры до времени избегать стычек с ними.
Двадцать шестого мая Михельсон занял Златоустовский, после чего перешел на Саткинский завод, где занялся пополнением конницы, боеприпасов и заготовкой съестных припасов.
Пугачев знал, что каратели используют уральские заводы именно для таких целей, и, желая лишить врагов опорных пунктов, безжалостно разорял и уничтожал их. Такая же участь постигла Златоуст. Вступив туда через несколько дней после ухода Михельсона, он распорядился сжечь заводские корпуса, а жителей забрал в свое воинство.
Поступая так, Пугачев доказывал башкирам, что он верен своему слову и делает все, чтобы вернуть им исконные земли. Со своей стороны, Салават Юлаев продолжал активно вербовать людей в его войско. К тому времени популярность батыра в народе была настолько велика, что о нем сложили уже немало песен.
Изловить куницу желая,
По лесам я бродил и средь скал.
А батыр Салават сын Юлая
Навстречу врагу скакал.
Оседлав гнедого айгыра,
На путь боевой вступал,
Самый доблестный из батыров
Песней громкой народ созывал.
Вдоль Узеня джигит удалой
С отрядом своим спешил,
Щитом прикрывшись, меткой стрелой
Врагов наповал разил.
Так привечали Салават-батыра. А он отвечал:
Я спою, а вы послушайте…
Если спросите, друзья,
Что даст нам Пугач,
Что сулит нам батша,
Я отвечу вам так:
Поля, реки, леса
Вернуть он сулит.
Волю дам, говорит.
А воля излечит любого.
Могуч наш батша,
Его слово – закон,
Исполнять спеши.
Пусть бояре потонут в своей крови!
Кто считает себя батыром,
Тот не дрогнет в бою,
Раны страшные ему нипочем
И меч самого Азраила[81]81
Азраил – ангел смерти, в переносном смысле – злодей, изверг.
[Закрыть]!..
С волнением слушая назидательные песни Салавата, народ шумел:
– Не щадить проклятых кровопийц бояр, вешать их! Кончать все их добро. Порушим и сожжем их заводы!
– Салауат, мы пойдем за тобой в огонь и воду!
– Веди нас, Салауат-батыр, веди на врага!..
«Нет, не угас еще боевой дух нашего народа!» – с гордостью отмечал про себя окрыленный такой поддержкой Салават.
Живи и здравствуй, мой народ,
Подобно зверям в степи и в лесах,
Как рыба в струях прозрачных вод
И птицы вольные в небесах…
Свободу вернуть всем нам суля,
Зовет нас на бой Питрау-батша!..
Но не везде были готовы помочь Салавату. Жители аула Карлысан отказались участвовать в восстании. Прослышав об этом, Салават явился к ним с группой вооруженных всадников и первым делом велел собрать всех мужчин.
– Для вас, что, слово Питрау-батши не закон?! Почему не явились ко мне, когда я приказывал? Хотите, чтобы всякие чужаки на нашей земле хозяйничали?! – накинулся на них Салават.
Никто из толпы не откликнулся на его упреки.
– Чего молчите?
– Умоляем тебя, Салауат-батыр, не впутывай ты нас. Если мы пойдем за Бугасаем, Абей-батша нас с земли сметет, – осмелился выйти вперед какой-то крепыш.
К нему присоединились и остальные.
– Да храни нас Аллах в такое страшное дело встревать!
– Урысовы баи нам житья не дадут, мстить станут!
– Мы по своей воле жить желаем!..
Видя, что никакие уговоры на карлысанцев не действуют, Салават окончательно вышел из себя.
– По своей воле, говорите?! Да какая уж там воля, когда нашу святую землю каратели топчут? Тот, кто отказывается нам помогать, – изменник!
После этого Салават велел схватить главных горлопанов, запереть их в амбаре и отстегать как следует плетьми. Вырывавшиеся изнутри крики и рыдания терзали его сердце, но он старался успокоить себя: «Когда решается судьба моей родины, я не могу поступать иначе. Именно такие крутые меры сейчас и нужны, не то и другие начнут отказываться…»
Карласанцы поняли, что во имя цели тот ни перед чем не остановится, и были вынуждены повиноваться.
Досталось от Салавата и Хусаину Айсину, назначенному к тому времени старшиной Шайтан-Кудейской волости вместо потерявшего доверие властей Юлая Азналина. Весть о том, что Айсин отрядил в распоряжение Михельсона двадцать конных башкир, он воспринял с негодованием. Намереваясь наказать предателя, Салават отправил в свою волость Якупа Тлеумбетова с полуторасотенным отрядом.
XVI
Использовав небольшую передышку, обосновавшийся на Саткинском заводе Михельсон пополнил оскудевшие запасы, привел в порядок потрепанную команду, оружие и лошадей. Собравшись с силами, он стал искать встречи с отрядом Салавата, чтобы истребить его раз и навсегда. С этой целью он направился к реке Ай.
Салават тоже был не прочь сразиться с ним и поджидал его у переправы. Он заранее приготовился к предстоящей встрече, выбрав наиболее выгодные позиции и предварительно уничтожив паромы.
Подоспевший к берегу в предпоследний день мая Михельсон вознамерился сразу же перебраться на другую сторону. Но его людям не удалось не только приступить к форсированию, но даже приблизиться к реке. При первой же попытке сделать это с противоположного берега взметнулся рой бесчисленных стрел и обрушился на передние ряды карателей. Началась перестрелка, завершившаяся лишь с наступлением сумерек.
Увидав, что солдаты Михельсона, так и не сумев перейти реку, разожгли на берегу костры и расселись вокруг, чтобы перекусить, Салават немного успокоился.
– Аллага шюкюр за то, что надоумил нас переправу кончать. Проклятые кафыры пока что на том берегу застряли, – сказал он своим джигитам и разрешил им заняться приготовлением ужина.
По всему было видно, что люди Михельсона улеглись спать. На их стороне установилась такая тишина, что сомневаться в этом даже не приходилось.
Противники разделены рекой, а ночное небо, усыпанное несметными звездами, одно на всех. Вон какая-то звездочка-искорка пролетела и тут же, вспыхнув, сгорела. Необыкновенно тихо вокруг. Слышно лишь, как плещется под крутым яром вода реки Ай и покачиваются обдуваемые слабым ветерком ветки деревьев…
Очарованный таинством ночи, Салават-батыр лежал на спине, заложив руки за голову, и думал о судьбе родной земли.
Страны Урала краше
Я отродясь не видал.
Зачем ему столько ущелий
Среди недоступных скал? —
Чтоб от врагов свирепых
Своих укрывать детей,
Чтобы было им надежно,
Как в объятиях матерей.
Услыхав вблизи шорох, Салават вздрогнул:
– Кто тут?
– Это я, улым.
Абау, и впрямь отцовский голос!
– Почему не отдыхаешь, атай?
– Что-то неспокойно у меня на душе… – прошептал отец. – Думаю, как бы тамошние чего не выкинули.
– Караулы мы выставили, так что не волнуйся, атай.
– Да как же мне не волноваться, улым. Враг хитрющий да бывалый. Кабы эти люди втихую через речку не перебрались.
– Без мостов да паромов, что ли?..
– Э-э-э. Да кому надо, тот и без парома обойдется. Им бы только отыскать где помельче, и тогда все – пиши, пропало.
Отцовская тревога передалась и Салавату.
– Да, не зря говорил Аллахы Тагаля, мол, береженого сберегу, – согласился он и отправил ребят обследовать берег.
Вскоре Салавату доложили, что группе солдат удалось найти брод и при помощи канатов перетащить на противоположный берег часть пушек. Пораженный этой новостью, он вскочил на ноги.
– Готовьтесь к бою, – распорядился Салават и, взлетев на коня, помчался к тому месту, откуда грозила опасность.
Едва дождавшись конца недолгого мрака летней ночи, Михельсон приказал своему войску форсировать реку где в брод, а где вплавь. Повстанцы открыли огонь. Но несмотря на все отчаянные попытки, им не удалось задержать карателей. Те достигали берега под прикрытием своей артиллерии.
Башкиры обрушились на прибывающего противника со всей силой, вступив с ним в бой. И вот уже среди ржания лошадей, призывов и окриков командиров все чаще и чаще стали раздаваться стоны раненых.
Покашливая от едкого дыма, напоминавшего запах подгоревшего молока, Салават отчаянно сражался в самых горячих точках. Рубя вокруг себя вражеских солдат, он беспрестанно взывал к своим:
– Не щадите дошманов! Кончайте их!..
Увернувшись от набросившегося на него солдата, Салават изловчился и снес ему саблей голову, после чего заколол второго и кинулся на третьего. Остальные тоже бесстрашно бились, оттесняя неприятеля назад к реке.
Столь жесткий напор выдержит не всякий. Кое-кто из солдат обратился в бегство, другие попрыгали в воду.
– Дошманы уходят! – закричали джигиты.
– Победа!
Однако ликовать было рано. Пока повстанцы занимались очисткой берега, солдаты, успев занять лощину, обеспечивали переправку главных сил. И вскоре Михельсон смог перейти в наступление. Пехоту он направил в горы, кавалерию – к ущельям, откуда велась непрерывная стрельба.
Люди Салавата долго и упорно сопротивлялись. Как всегда, они сражались отважно, внушая противнику невольное уважение. Но силы были неравны, и это позволило карателям согнать стрелявших с занятых ими позиций. В том бою Салават потерял одного из своих соратников – старшину Айлинской волости Таиша Чаныкаева.
Стремясь сберечь оставшихся в живых, он вынужден был отступить, уведя свой отряд вниз вдоль реки.
Первое время Салават ехал молча, но вскоре не выдержал и запел:
По большой да по дороге чье-то войско идет,
Сам Пугач-батша, глянь, то войско ведет.
Нам бы только покончить с ненавистным врагом,
Вот тогда все мы вновь свободно вздохнем.
Когда он умолк, к нему громко обратился один из его ближайших помощников:
– Салауат-батыр, а может и мне Спеть?
– Ну что ж, Айтуган-агай, пой, коли хочешь.
Опустив поводья, Айтуган запел свою песню, которая была посвящена Салавату.
Пестрое крыло, ай, да белое перо,
у птицы Уралтау, у орла,
Наш Салават, хай, да с Бугасаем, —
Народам многим голова…
Салавату было очень приятно от того, что его славят наравне с Пугачевым.
– Афарин!.. Ай-хай, хорошо поешь, Айтуган-агай! Еще бы и про него самого песню сочинил.
– Про кого? Про Бугасая, что ли? И про него у меня песенка сложена, – воскликнул тот и пропел:
Есть на свете батша Бугасай, говорят,
Бобровая шапка на нем, говорят.
По Яику да по Хакмару пройдясь, говорят.
Всю страну взбудоражил он, говорят.
– Надо же, и эта хороша, очень нужная песня, – похвалил Салават. – Споешь ее Бугасаю при случае, ладно?
– Спою. Почему не спеть. А когда мы его самого увидим?
– Скоро, Алла бойорха…
* * *
Некоторое время спустя отряд остановился на поляне в окрестностях аула Киги и расположился на привал. Когда молодой командир и его джигиты чаевничали, прискакал гонец и сообщил о приближении Емельяна Пугачева.
Взволнованный этим известием Салават, отставив жестяную кружку с недопитым чаем в сторону, проворно поднялся на ноги и распрямил плечи.
– А где сейчас наш Бугасай-батша?
– В двух-трех верстах отсель, – сказал гонец.
Салават вскочил на своего мухортого жеребца.
– Айда, коняшка, батшу встречать, – бодро крикнул он и в сопровождении охраны поехал по большой дороге. Вскоре он поравнялся с тарантасом, в котором по-царски горделиво восседал, откинувшись назад, сам Пугачев. Остановив коня, Салават бойко приветствовал его:
– Ваше величество, великий государь Петр Федорович, всей душой рад вас видеть. Жду вас с трехтысячным отрядом.
Пугачев, у которого на тот момент не было и тысячи, расчувствовался.
– Ну, уважил, друг. Премного тебе благодарен. Не ошибся я, стало быть, в тебе, – сказал он и едва не прослезился. Потом вдруг опомнился и спросил: – А как у тебя с Михельсоном?
– Позавчера крепко повоевать пришлось, – доложил Салават и, рассказав о последнем сражении на реке Ай, добавил: – Я ведь не всех своих людей на карателей бросил – сотен восемь, не больше.
Скинув чекмень и оставшись в красной рубахе, Емельян Пугачев слез с тарантаса и приобнял Салавата.
– Ты подлинно герой, достойный всяческих похвал и высокого чина! Посему я, расейский ампиратор Петр Федорович Третий, жалую тебя бригадиром!
– Большой рахмат, Ваше величество!
Башкиры восторженно загалдели.
– Бугасай Салавата в бригадиры произвел!
– Батша справедлив!
– Слава Бугасаю-батше и Салауату!..
Поглаживая ноющую от боли руку, раненную картечью месяц тому назад, и морщась, Емельян Пугачев огляделся по сторонам.
– Чего-то Юлая Азналина не видать.
– Полковник Азналин тут, – сказал Кинья Арысланов, кивая на стоящего среди башкир Юлая.
– Подойди-ка поближе, – подозвал Пугачев Азналина, махнув ему здоровой рукой.
– Слушаюсь, Ваше величество, – откликнулся тот и протиснулся вперед.
Поздоровавшись с ним, Пугачев приветливо улыбнулся и торжественно произнес:
– За отвагу твою, за то, что ты верой и правдой служишь мне, ампиратору Петру Федоровичу, жалую тебя чином главного атамана!
– Благодарствую, – с почтением склонил голову Юлай Азналин и подался было назад в строй, но Пугачев его остановил.
– Так не пойдет, главный атаман, вернись!.. Твое место подле государя.
XVII
На следующий день после встречи с Пугачевым тысячный отряд Салавата Юлаева вновь столкнулся с командой Михельсона. Тот с успехом атаковал повстанцев силами кавалерии, и очень скоро наступление перешло в погоню.
Не ожидавший нападения сзади подполковник замкнул идущую в авангарде кавалерию более уязвимыми пешими солдатами, и когда ему сообщили о внезапном появлении огромной толпы, моментально прекратил преследование, бросив верховых на выручку пехоты и спасение обоза. Так начался его бой с самим Пугачевым.
Правительственному войску удалось отразить его атаку, после чего пугачевцы, не решившись продолжать сражение, отступили и немного погодя переправились через Ай.
Узнав о местонахождении Пугачева, давно охотившийся за ним Михельсон не мог упустить случая, чтобы не отправиться следом и не сделать попытки разделаться со самозванцем. Однако довести сражение до победного конца ему не удалось. В новом бою войско его было так сильно потрепано, что царскому военачальнику не оставалось ничего другого, кроме как вернуться в Уфу, где он отрапортовал главнокомандующему о трусливом бегстве злодея.
Получив к вечеру известие о том, что оставшаяся без провианта и боеприпасов команда Михельсона в срочном порядке отбыла в уфимском направлении, Пугачев торжествовал.
– Это хорошо, что Михельки поблизости нет. Нам от того прямая выгода.
Воспользовавшись отсутствием грозного противника, Емельян Пугачев позволил себе немного расслабиться и передохнуть в гостях у Юлая Азналина. А тем временем его помощники занимались пополнением Главного войска. За неполную неделю к Пугачеву примкнуло тысяч десять башкир.
Оставив Юлая в его родной волости и забрав с собой молодого бригадира, Пугачев направился в сторону Кунгура, находившегося на границе Башкортостана и Кунгурского уезда.
Судьба распорядилась так, что сопровождавший его Салават Юлаев снова оказался в Красноуфимске. При первой же возможности он сорвался к Наташе.
В это самое время молодая женщина занималась постирушкой. Услыхав топот приближающегося коня, она с испугом обернулась и, узнав Салавата, вскрикнула от радости. Побросав вмиг свои тряпки, она бросилась ему навстречу.
– Миленький ты мой! До чего ж я по тебе стосковалась! – всхлипывая, проговорила Наташа, наспех вытирая о передник мыльные руки.
Салават проворно соскочил вниз и раскрыл ей свои объятья.
– Еще не родила? – ласково спросил он.
– Никак рехнулся, паря?! Ишо срок не вышел! – похлопала она себя по животу и рассмеялась сквозь слезы.
– Ты не забыла про наш уговор?
– Родить тебе сынишку? А то! Помню, вестимо.
– Мне нужен батыр, мой наследник.
Из избы вышла мать Натальи. Не поздоровавшись, она глянула на Салавата исподлобья и протараторила:
– Надо же, явился – не запылился! Чтоб тебя черт побрал! Чего пялишь на меня зенки-то свои бесстыжие! Осрамил девку и был таков.
– Разве я против жениться? Наташа сама не захотела пойти за меня… – начал оправдываться Салават.
– Не захотела! – зло усмехнулась женщина. – Да с какой такой стати, ежели у тебя и без нашей Наташки ажно две бабы. Куда уж там!.. Мы вам, чать, не нехристи какие-то. Такого у нас отродясь не бывало.
– Дак он звал меня в веру свову, – вмешалась тут Наталья.
– Ишо чего удумал! Пущай сам крестится.
– Ну уж нет, не бывать такому! – оскорбился Салават и, обратившись к Наташе, торопливо произнес: – Вот что, милая. Мне пора. Но ты жди. Я как-нибудь заеду за тобой. У тебя будет время. Может, надумаешь…
Не дожидаясь ответа, он резко развернулся, запрыгнул с ходу в седло и, прокричав напоследок, чтобы сына Хасаном назвали, умчался прочь к поджидавшим его айлинским башкирам.
Кунгурская крепость находилась под хорошей защитой. Отказавшись от намерения побороться за нее, Пугачев принял решение идти на Осу, выслав вперед Салавата с его отрядом.
Между Иргинским заводом и селом Медянкой тот нежданно-негаданно повстречал пугачевского полковника мишара Канзафара Усаева. Они не виделись с тех самых пор, как тяжело раненный во время зимнего штурма Кунгурской крепости Салават уехал домой, и бросились друг к другу с радостными возгласами.
– Как поживаешь, Канзафар-агай?
– Пока не жалуюсь… А как рана твоя? – вспомнил вдруг Усаев. – Я вижу, уже зажила.
Вместо ответа Салават лишь рукой махнул.
– Ты лучше про себя расскажи, Канзафар-агай. Слыхал я, ты в таких переделках побывал.
– И не говори, энем[82]82
Братишка.
[Закрыть]. Ты ведь помнишь, с Ванькой Кузнецовым у меня с самого начала не заладилось. Повздорили мы с ним как-то по-крупному. Нашла коса на камень.
– Так это правда, что он тебя арестовал?
– Правда, кустым… Спасибо Пугасаю. Не дал меня в обиду, велел освободить. Ай, да чего уж там, я зла на Кузнецова не держу, потому как нет его боле. Отвоевался наш Иван…
– Знаю. Еще зимой возле Бакалов погиб… – вздохнул Салават и, помолчав немного, спросил: – Ну, а потом что было?
– Под Уфой я Михельке в руки попался. Ты, верно, слыхал, что у того наш главный мишарский старшина Султанмурат Янышев служит. Он-то меня как раз и выручил, заступился и подсказал, чтобы я покаялся и слово дал от Пугасая отступиться. Поверили, отпустили. Я сделал вид, будто бы домой поехал… А потом меня свои же мишарские и схватили – Сулейманов Ишмухаммет с Абдусалямовым Муксином. Заковали в кандалы, в Уфу повезли. Видать, выслужиться хотели. Да только зря они это дело затеяли, потому как я все равно сбежал, а после к Каранаю Муратову подался.
– Куда ж ты теперь путь держишь?
– Везу к Питрау-батше вон того урыса, – сказал Канзафар, показывая на развалившегося в повозке бородатого мужика.
– А кто он такой?
– Саудагар[83]83
Торговец, купец, коммерсант.
[Закрыть] один, по фамилии то ли Долгополов, то ли Долгопалов… Из Питера будто бы едет. Говорит, Питрау-батшу повидать надо. Как я понял, его царский наследник послал.
Салават обомлел от неожиданности.
– А он не врет?
– Да нет, что ты, – уверенно сказал Канзафар. – На второй арбе мы подарки везем, которые сын Пугасая из Питербура через этого саудагара послал. Чего там только нет! Какая шапка, какой чекмень! Серебром да золотом расшиты. Еще сапожки красные, шуба меховая, пимы, одежка, вкуснятина разная… Побоялся, видишь ли, что ограбят, и упросил меня его к Питрау-батше проводить.
– С подарками, говоришь? Ну раз такое дело, может, и не врет, – сказал Салават, хотя по тону его можно было догадаться, что он сомневается.
– Верно ли, что Пугасай с войском возле Кунгурской крепости стоит?
– С Кунгуром у нас покамест ничего не вышло. Папав крепко его стережет. Бугасай не захотел на него силы тратить и решил Осу взять. Меня вот с батырами моими вперед послал, а сам следом идет.
– Эх, жалко, что у меня такая обуза. А то бы и я с тобой.
– Ничего. Алла бойорха, мы с тобой скоро свидимся. Будь здоров, Канзафар-агай!
– Удачи тебе, Салауат-батыр!
* * *
Когда многолюдное войско Салавата выехало на простор и растеклось по широкому полю, кто-то из воинов с воодушевлением заиграл на курае, и вскоре зазвучала песня:
Остальные дружно поддержали певца.
