Текст книги "Встреча на подсолнуховом поле"
Автор книги: Яна Власова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
– Ну, – задумчиво протянул лекарь, неловко почесав указательным пальцем щеку, – если считать погром, учиненный на моей кухне твоим другом, просто небольшим недоразумением или же милой забавой то, да, все в порядке, Даша.
– Ох, прости, – смутилась девушка. – Он что-то сломал?
– Не волнуйся, – звонко засмеялся Дзин, оперевшись на посох. – Это даже весело. Он что-то пытается приготовить для тебя и уже перевозил всю мебель, да и себя, откровенно говоря, тоже. Все-таки я немало удивлен такой его неуклюжести, однако это довольно мило, хоть, признаюсь, мне кажется, даже я буду половчее этого паренька. И как твой друг собрался его фехтованию обучать? Представить жутко.
– Быть может, Вереск неуклюжий, но он добрый и надежный друг.
– В этом я не сомневаюсь, – пожал плечами Дзин. – Он просил позвать тебя.
– Ох, тогда пойдем?
Молодой человек кивнул и взял из ее рук плед, на удивленную заминку девушки только кратко улыбнувшись и пояснив, что сам нашел его, когда Вереск поинтересовался, что можно дать ей с собой на озеро, дабы не пришлось сидеть на голых камнях или траве. Перебросив сверток через плечо, Дзин первым направился обратно, негромко насвистывая себе под нос незнакомую Даше мелодию. Вскоре лес обступил их, смыкаясь возле линии невысокой травы, узкой тропинкой уходящей вперед. Даша подняла голову, вглядываясь в трепещущие кроны высоких деревьев, точно еще одно небо, простирающиеся над ними.
Удивительный покой охватывает душу, когда находишься в этом отделенном от остального мира лесом и скалами крае, что порой начинает казаться, будто и не существует вовсе ничего, кроме этого места. Особенно Дашу пленяли растущие подле дома раскидистые кусты сирени, пышными гроздьями магических аметистово-синих цветов склоняясь к земле. Их нежный, сладкий запах вкрадчиво проникает в комнату через приоткрытое на ночь окно, околдовывая и даря нежные сны. Сам лес, словно шепотом своих листьев наводил на этот край волшебные чары.
– Мне тоже нравится жить здесь, – вдруг сказал Дзин, точно прочитав ее мысли.
– Вы давно поселились в этом доме?
– Года четыре, – поразмыслив, ответил юноша. – Или около того.
– И ты никогда не жалел, что оставил родной говор? Не тосковал по дому?
– Мой дом там, где я, Даша. Хотя правильнее, думаю, будет сказать там, где мы вместе с Дарой. Пока она со мной даже самые глубины царства мрака будут для меня лучшим краем, я не променяю возможность быть рядом с ней ни на один самый уютный и красивый дом и готов последовать за ней куда угодно, – Дзин остановился, подняв голову к трепещущим высоко над головой кронам деревьев, словно не существовало на его глазах непроницаемой маски. – Мой мир стал темным не только из-за слепоты, но и от отсутствия восприимчивости, готовности позволить этому миру проникнуть в мое сердце. Моя душа окрасилась в черно-белые тона…
– Мне, – проговорила девушка, когда лекарь замолчал, – знакомо это чувство.
– Да, словно бы и вовсе нет вокруг красок, все серое, точно на дворе вечно стоит пасмурная погода. Я не скажу, что мне сразу стало легче, когда я познакомился со своей будущей супругой. Напротив, мне очень не нравилось ее присутствие, хоть и злился-то я больше на себя и свою беспомощность, а не на ее добрый нрав. Однако постепенно я начал замечать, что иначе начинаю чувствовать мир. Словно мне вновь удалось увидеть свет, теплый и яркий. Мне спокойно рядом с Дарой, уютно, и надеюсь, она чувствует так же и себя рядом со мной.
– Я уверена, что она очень тебя любит, Дзин.
– Ты прости, что я тебе все это рассказываю, – неловко засмеялся юноша, поворачиваясь к ней. – Но я люблю Дару, и мне нравится говорить о ней. А ты, Даша? Что тебя так тревожит с первого дня нашей встречи? Давай сделаем небольшой круг, пока возвращаемся, и ты мне расскажешь. Не стоит держать в себе тоску и боль. Это я тебе как целитель говорю.
– Мои мысли могут отравить меня?
– Твои мысли могут тебя убить, – хмыкнул юноша. – Так что же тебя тревожит?
Даша последовала за лекарем, не спеша отвечать: ее душу терзали противоречия. Она не привыкла делиться своими переживаниями с кем либо, за исключением, пожалуй, одной лишь двоюродной сестры, но которую ей, к собственному сожалению, доводилось видеть не так уж и часто. Она выросла замкнутой и тихой, держа все чувства запертыми внутри своей души из страха, что может причинить боль бабушке или расстроить ее. Близких же друзей, которым можно было бы доверить не только свою улыбку, но и слезы, у девушки никогда не было, и все ее детство прошло лишь под теплым и все понимающим взглядом голубых глаз куклы Аша. Он был единственным, с кем Даша чувствовала себя настоящей, с кем чувствовала себя живой.
Бросив взгляд на идущего рядом Дзина, примеряющего свой шаг под ее, девушка взволнованно выдохнула и, пытаясь прислушаться к собственным чувствам, намотала на палец песочно-рыжую прядь волос, негромко начав говорить:
– Я никогда не ощущала себя частью этого мира. Я уже говорила тебе, что чувствую себя бесполезной, но быть может, это как раз таки потому, что я не знаю, чего хочу и что мне действительно необходимо? После нашего разговора я много думала об этом и поняла, что никогда не строила надежд и не мечтала об ожидающем меня будущем. Никогда не представляла, как сложится моя судьба. Я боялась этого.
– Почему же? – участливо спросил Дзин.
– Не знаю, – покачала головой девушка, – или же просто не помню. Но с детства я старалась быть тихой и правильной, во всем следовать указаниям бабушки и не беспокоить ее своими тревогами или страхами. Возможно, я считала себя виноватой за то, что мои родители так рано погибли, и бабушке приходится заботиться обо мне в одиночку. Мне казалось важным не приносить проблем и волнений окружающим людям, я никогда не отстаивала свои убеждения или взгляды, которых, вероятно, у меня и не было. Но сейчас, встретив таких людей, как Лорэнтиу, Вереск или принцесса Триана, я понимаю, насколько сама пуста…
– Что именно ты подразумеваешь под пустотой, Даша?
– Я настолько привыкла прислушиваться к бабушке и окружающим меня людям, – судорожно выдохнула девушка, пригнувшись, проскользнув под низко свисающей веткой, – что сейчас мне тяжело позволить своим чувствам и эмоциям проявлять себя. Стоит им лишь немного коснуться моей души, страх полностью поглощает их. Я боюсь поступить ошибочно или же быть неверно понятой. За свою жизнь я так и не научилась выражать то, что чувствую, а без этого так сложно сближаться с другими людьми. Ведь как бы важен ни был для тебя другой человек, если ты не можешь выразить ему свои чувства, то они становятся бессмыслены.
– Да, ты права.
– Но что же мне делать? – с отчаянием прошептала Даша.
– Чувствовать, я так думаю, – тепло ответил молодой человек. – Постарайся каждое мгновение прислушиваться к внутреннему голосу своей души и не только прислушиваться, но и следовать ему. Не бойся показывать свои чувства, даже если ты будешь неправильно понята, ведь всегда можно что-то объяснить человеку, если он желает слушать. У тебя впереди долгая жизнь, Даша, поэтому, я думаю, имеет значение постараться уже сейчас отыскать истинную себя. В твоем прошлом уже не осталось тебя и сейчас ты начинаешь новую эру своей жизни.
– Ты имеешь в виду… – нахмурилась Даша.
– Лорэнтиу все мне рассказал. О постигшей вас беде, если это можно так назвать. Поэтому не волнуйся, что я пустил вас в дом, ни о чем не зная. Так вот, Даша, разве не самое подходящее сейчас время начать учиться и потихоньку становиться собой? Весь привычный тебе мир остался позади. И если ты не побоишься сделать шаг навстречу себе, то можешь увидеть новые краски.
– Я постараюсь, – искренне пообещала девушка.
– К тому же, ты всегда можешь попросить помощи у своих друзей.
– Благодарю тебя, Дзин, – счастливо улыбаясь, взяла его ладони в свои Даша. – Я очень признательна тебе за этот разговор и твою поддержку. Мне так легко было только с сестрой, когда нам изредка удавалось встретиться и поговорить.
– Я рад, если смог помочь тебе, – склонил голову на бок Дзин. – Люди считают, что основной задачей целителя является врачевание, однако чаще единственно слова могут принести утешение. Они проникают туда, где не достанут лекарства. А теперь нам стоит поторопиться, иначе твой друг может не правильно понять нас.
Даша кивнула, и они уже молча направились в сторону дома юноши, который вскоре показался через просвет между могучих стволов деревьев. Дзин стряхнул грязь с сандалий, оставил испачканную обувь на крыльце и зашел в дом. Последовав его примеру, Даша вошла следом, тут же наткнувшись взглядом на заговорщицки улыбающегося Вереска. Кухня уже немного была приведена в порядок, юноша и себя пытался отмыть от муки и застрявших в волосах сгустков теста, но либо не успел довести дело до конца, либо бросил эту нелегкую задачу.
– Дорогая, Даша, – торжественно начал он. – Поздравляю с твоим днем!
Вереск стремительно склонился к ее лицу, неловко поцеловав девушку в щеку, и после, вновь отстранившись, протянул на вытянутых руках овальное блюдо с румяным пирогом, украшенным витиеватым орнаментом из переплетенных виноградных лоз. Ошарашено взяв тарелку, изумленная Даша растерянно посмотрела на весело хихикнувшего юношу. Вереск тем временем отошел к столу, на ходу поясняя, что это ее любимый ореховый пирог, и юноша надеется, что тот получился хотя бы немного похожим на тот, что делала бабушка Лалия.
Даша ощущала, как колотится сердце, с каждым биением которого, казалось, душу накрывают ласковые, теплые волны, все больше погружая разум в покой. Поставив блюдо на стол, девушка вновь посмотрела на Вереска, пытающегося оттереть с лица присохшую муку, и, шагнув к нему, сердечно обняла ошеломленно замершего под ее руками юношу. Рядом с ним ей было спокойно, и душу заполняло умиротворение. Прошептав слова благодарности, Даша мягко отстранилась и улыбнулась пошедшему пунцовыми пятнами юноше.
– У меня тоже есть для тебя подарок, – сказал лекарь, – но отдам чуть позже.
– Спасибо, Дзин, – признательно кивнула девушка.
Вереск, с чьего лица еще не сошла краска смущения, хлопнул в ладоши, чуть хриплым голосом возвестив, что они устроят себе праздничный ужин, к которому все готово, нужно только на стол накрыть. Даша было попыталась помочь, но ее даже не стали слушать и усадили на покрытый вышитым полотном стул, заявив, что это ее день и они все сделают сами. На робкие возражения девушки, Вереск только шутливо погрозил пальцем, и ей ничего не осталось, как смириться и, положив голову на сцепленные замком пальцы, наблюдать за расторопно накрывающим на стол другом.
Когда все было готово, Дзин выгнал их обоих мыть руки, не слушая никаких пререканий. Вереск, пожав плечами, зачерпнул из умывальника в ладоши воду и брызнул ею на вскрикнувшего то ли от неожиданности, то ли от холода лекаря, за что и получил по голове его неизменным деревянным посохом. Ойкнувшую Дашу, которая, впрочем, едва сдерживала улыбку, юноша одарил укоризненным взглядом и обиженно сел на свой стул, долго задержаться на котором ему не дал Дзин, вновь стукнув того посохом и отправив обратно к так и неиспользованному по назначению умывальнику, отчего Вереск потом еще долго ворчал, потирая шишку на лбу.
Удовлетворенно кивнув, когда оба выполнили его просьбу, более напоминавшую приказ, Дзин, наконец, разрешил им занять свои места, нарочно поставив посох на видное для Вереска места, на что юноша забавно скривился и отодвинулся подальше от опасного предмета. Лекарь заварил им сладкий чай и, проверив огонь в печи, вновь сел за стол, приговаривая, что сегодня вновь стало холоднее.
Время потянулось неспешно, обволакивая уютную кухню в лесном домике теплом и ощущением полного доверия и безопасности. Дзин неустанно рассказывал им истории, произошедшие с ним и его супругой или же услышанные из прочитанных Дарой книг. Впервые за долгое время Даша чувствовала себя по-настоящему счастливой, и непривычная легкость царила в ее душе. Хотелось продлить эти мгновения, а после сохранить навсегда в уголках памяти, откуда они еще долгое время будут согревать, возвращая на лицо девушки нежную улыбку.
Постепенно привычное между посторонними людьми напряжение исчезало, и без робости Даша отвечала на вопросы Дзина, вспоминая о своей жизни в Соари, где, как оказалось, бывал и юноша. После этого у них завязался спор, когда лекарь упрямо доказывал, что, по словам его супруги, подсолнуховых полей там не было в округе, на что девушка, порозовев от такого его упорства, как могла, описывала красоту трепещущего на ветру золотого моря, цветы которого являются символом деревни, украшающим почти все ее глиняные изделия, пока не уловила в синих глазах Вереска хитрый блеск и не поняла, что Дзин просто смеется над ней. Но тут сам молодой человек перевел разговор на гончарное дело, и спор разгорелся вновь, уже с участием Вереска, время от времени пытающегося вставить хоть пару слов.
Вскоре вернулся Лорэнтиу и, посмотрев на все это безобразие, хотел было уйти обратно, но его перехватили и усадили за стол, предварительно заставив вымыть руки по указу лекаря, что уже вызвало звонкий смех Даши с Вереском, а бывший посол, кажется, окончательно уверился, что они рехнулись. Дзин же невозмутимо прочитал небольшую лекцию о том, как все это важно, и вообще стоит слушать его, – целителя, между прочим, – однако Лорэнтиу его слова, судя по иронической улыбке, отнюдь не убедили в адекватности друзей. Он что-то в полголоса втолковывал лекарю, а Даша начала помаленьку успокаиваться, вслушиваясь в плавный и бархатный голос молодого человека. Появление Лорэнтиу неуловимо принесло с собой спокойствие и размеренность, так свойственные самому юноше.
День клонился к закату.
Глава двадцать пятая
Лорэнтиу кратко рассказал о встрече с кузнецом и его супругой, вскользь упомянув, что устроил тому выволочку за такое пренебрежительное отношение к ядам. На робкое возмущение Даши, что господина Малачи могло оскорбить такое неуважение, юноша усмехнулся, заметив, что этот человек отнюдь не глуп, обладает пусть и немного странным, но чувством юмора, и от излишнего самомнения не страдает, так что подобные вещи его лишь позабавят. После он коротко рассказал о том, что представляет собой содержимое тайничка в веере, и Дзин пообещал изготовить к нему противоядие, если они найдут необходимые травы.
– Тин, – обратился к молодому человеку лекарь, – что вы планируете дальше?
– Мой наставник, – коротко ответил он. – Мы отправимся к нему в Эндж.
– Я хотел предложить вам остаться здесь, чтобы переждать зиму.
– Не нужно, – покачал головой Лорэнтиу. – До Энджа мы доберемся месяца за два или около того. Я планирую идти через горы Мон, а заранее предсказать, сколько времени займет этот переход довольно сложно. Однако до начала зимы мы однозначно достигнем границы Энджа, а там и моего наставника.
– Что ж, – понимающе кивнул Дзин, – хорошо. Он живет не в Леоне?
– В Лимертелле. Вероятнее всего, мы будем проезжать через Леон.
– Надеюсь, к тому времени Дара уже вернется.
– Разве она уехала на такой большой срок? – удивленно спросила Даша.
– Да, – повернулся к ней юноша. – Не волнуйся, она уже покидала меня и на более долгое время. Пару лет назад ей пришлось задержаться дома почти на восемь месяцев. У отца Дары тяжелая хроническая болезнь, которая не поддается лечению, и можно лишь на время погрузить ее в сон. По иронии судьбы лучший целитель города оказался не способен исцелить себя самого.
– Ты скучаешь по ней?
– Да, и все же моя возлюбленная всегда в моем сердце, поэтому даже если мы в разных концах мира, она все равно рядом со мной. Я ни на мгновение не забываю о Даре, и моя к ней любовь находит отражение в каждом моем движении, в каждом вдохе и касании моей души этого мира. Она есть во мне. И это главное.
Дзин развел руками, как бы говоря, что с этим ничего не поделаешь, и вернулся к разговору с Вереском, прерванному появлением Лорэнтиу. Даша набросила на плечи шаль и вновь вернулась за стол, отстранено глядя на блеклые всполохи пламени, проскальзывающие через щели в печи. Совсем скоро придется оставить это место, хоть она бы и предпочла согласиться на предложение Дзина и остаться в его доме до весны. Это место, даровало ее душе покой и словно обещало безопасность. Но если Лорэнтиу считает, что им пора отправиться дальше, то пусть так и будет. Однако, может быть, им удастся остаться хотя бы еще на несколько дней.
Даша вспомнила слова Дзина об ощущении дома для него и задумалась, считала ли она Соари своим домом. Да, безусловно, не зная никакого иного края, кроме родной деревни, это место казалось ей близким. Однако, прибыв во дворец, она потеряла покой в своем сердце, а покинув его, ощутила лишь большую тревогу. Дзин говорит, что его дом там, где его возлюбленная, однако, может быть, большее значение имеют его первые слова, что дом там, где он сам.
Дом там, где ты.
Ни один чудесный край или самый крепкий дом не даст тебе чувства защищенности и покоя, если ты потерян внутри себя. Ведь дом это не камень, стенами окружающий тебя, не богатство убранств или близость к королевскому замку. Дом – это умиротворение в душе и покой, это тишина, которая не пугает, безмятежность и спокойный сон. Это принятие себя. И только обретя понимание, кто ты есть, ты обретешь дом, который всегда будет с тобой.
Но разве… это так просто?
Когда на улице начало смеркаться, Лорэнтиу обратился к девушке.
– Даша, – склонившись, он подал руку, – уделишь мне немного времени?
Растерянно девушка кивнула и, вложив ладонь в холодную руку юноши, поднялась из-за стола. Тин подхватил с крючка у двери свой пиджак и набросил его на плечи Даши, увлекая на улицу. Крепко придерживая ее за локоть, юноша направился в сторону от дома, бледный свет окон которого вскоре растворился позади них в темноте. Даша неловко ступала вперед, пытаясь ногой нащупать дорогу и ненароком не споткнуться. Лорэнтиу же шел уверенно, словно мог в мрачно сгущающихся сумерках видеть каждый изгиб знакомой лишь ему тропы, и все же примерял свой шаг к робким шагам девушки.
Когда Даша полностью перестала понимать, в какой стороне находится дом лекаря, Лорэнтиу остановился и, оглядевшись, что-то пробормотал в полголоса, после в очередной раз свернув. Теперь незримая тропинка начала спускаться, вскоре вновь плавно перетекая в равнину. Остановившись, Тин выпустил руку Даши, и почти сразу щелкнуло огниво, на доли мгновения выхватив из темноты лицо юноши, склонившегося к курильнице, от которой лишь погасли огоньки рассыпавшихся искр, протянулась тонкая ниточка дыма, чуть светящегося в холодных бликах выглянувшей из-за туч луны. Навязчивые мошки, казалось, исчезли вместе с вспышкой пламени, и лишь через несколько секунд девушка ощутила чуть резкий запах, смешанный с обычным дымом от огня.
Лорэнтиу вновь взял ее за руку и ненавязчиво потянул вниз, вынуждая опуститься. К своему удивлению, Даша почувствовала под ладонью не землю, а шероховатую плотную ткань покрывала. Опустившись рядом, юноша сказал, что нужно немного подождать, но пояснить что-либо отказался. Даша запахнула данный ей послом пиджак и опасливо огляделась, уже смутно различая силуэты деревьев в темноте. В это время находиться так далеко от дома лекаря было тревожно, однако Лорэнтиу, казалось, ощущает себя среди густой чащи спокойно и уверенно, наслаждаясь обступающей их со всех сторон густой чернотой.
Прохладная рука юноши по-прежнему легко сжимала ее ладонь.
– Говори, – сливаясь с шелестом листьев над головой, прозвучал голос Тина.
– О чем? – нервно дернулась Даша.
– Это тебе виднее, – усмехнулся он. – Ты не очень хорошо умеешь лгать.
– Я только…
– Или точнее сказать, – проигнорировав ее взволнованный шепот, продолжил молодой человек, – совсем не умеешь. Что произошло в городе? Натолкнулись на стражу или нечто в этом роде? Рассказывай, Даша, я сразу увидел страх в твоих глазах.
– Прости меня, Лорэнтиу, – дрогнувшим голосом, произнесла девушка. – Король Одрик отдал приказ о твоей казни. И принцесса Юна, вероятнее всего, теперь ненавидит тебя. Выбор твоей смерти был сделан ею, и она огласила, что лично, – дыхание перехватило, – сдерет с тебя кожу заживо и после четвертует.
– Вот как, – невозмутимо протянул Тин. – И ты помнишь этот приказ?
– Да, – сжав широкую ладонь юноши, ответила Даша. – Принцесса Юна злится на тебя. Она выбрала для тебя такую ужасную смерть, пообещав лично осуществить ее, что было поддержано королем. Юна назвала тебя предателем… и сказала, что ты лишаешься всех дарованных тебе титулов и земель, теряешь звание посла королевства Уэйта и отлучаешься от семьи, навсегда обязуясь покинуть земли Уэйта. Я боюсь, что теперь она может приказать твоим бывшим подчиненным убить тебя!
– Хм, – в бледном свете луны глаза Лорэнтиу таинственно сверкнули. – Я бы поступил так же. Этим приказом снимаются все возможные претензии к правящей династии, а казнь достаточно жестока, чтобы оправдать надежды толпы, так любящей кровь и предсмертные вопли. Мне нравится. Я очень доволен ее решением.
– Но Лорэнтиу! – отчаяние захлестнуло Дашу. – Она считает тебя предателем!
– Госпожа Юна даровала мне свободу. Разве ты не слышишь это скрытое между произнесенных строк послание? – уголки губ молодого человека дрогнули в улыбке. – Вынеся такой приговор, как лишение меня себя самого, она позволила сдерживающим меня цепям рухнуть. Отныне я считаюсь для своей семьи мертвым, а для своих сослуживцев – историей. Предательство, действительно, грех, который не прощается никому. Однако я не предавал доверия госпожи Юны, и она это понимает.
– Почему ты так в этом уверен? – недоуменно нахмурилась Даша.
– Потому что я знаю ее, – хмыкнул юноша, – а она знает меня.
– Настолько хорошо?
– Я знаю госпожу Юну с детства. Ей было от силы шесть лет, когда отец стал брать ее на заседания совета, где мы и заговорили впервые. До этого последний раз я видел принцессу еще младенцем перед своим отъездом из дворца. Юну с ранних лет воспитывали не как изнеженную даму и принцессу, а как будущую королеву. Меня всегда восхищала твердость этой девочки, ни разу не посетовавшей на строгость отца, а упрямо выполняющей все его кажущиеся нескончаемыми требования и указы.
– Она очень сильная, – негромко заметила девушка.
– И решительная. Однако именно поэтому я думаю, ей будет сложно найти такого же сильного и мудрого человека. Редко кого из правителей с детства готовят к тому, что их ожидает. Зачастую юноши и девушки королевских семей проводят дни и годы в развлечениях, на досуге размышляя, как скорее занять причитающийся им царственной кровью трон и расширить границы прежней власти. И ни у одного даже мысли не возникает, что корона это не развлечение, а тяжелая ноша, возлагая которую на свою голову властелин принимает и непомерную ответственность.
– Юна это понимала?
– Да. Ее отец мудрый правитель, но Юна превзойдет его. Она станет великой королевой. Эта девочка знает, что тот, кто займет трон и возложит на себя корону, обязуется защищать и оберегать доверенное ему королевство, делая все для процветания и развития его жителей. Она уже постепенно проникает во все структуры королевства, кое-где простирая свое влияние и за его пределы. Юна, действительно, сильна. Она не делает себе поблажек только потому, что принцесса и девушка благородных кровей, наравне с другими порой проводя в зале советов не одну ночь, пытаясь разобраться с возникающими трудностями. И без страха встречает нависающую над королевством угрозу.
– Так, – продолжил Лорэнтиу, – она приняла участие в войне, которую три года назад развязало против Уэйта соседнее королевство Алькир. Юна способна убить. Убить не только на войне, но и в мире, если того требует безопасность ее народа. Она не боится крови – ни своей, ни чужой, – не боится опасности и боли, что ей могут причинить или что может причинить она сама. Она готова посвятить королевству и его жителям всю свою душу и всю, до последнего вдоха, жизнь; готова сражаться, готова трудиться, готова умереть. И того же ждет от других. Эта сила – ее главная слабость. Госпоже Юне суждено править в одиночестве.
– Она дорога тебе? – шепотом спросила Даша.
– Что я слышу, – коварно улыбнулся молодой человек, склонившись почти к самому ее лицу; отражающие хрустальный блеск луны разномастные глаза юноши, словно впитали в себя бездонное небо, простирающееся над их головами. – Ты ревнуешь меня, Даша?
– Нет! – встревоженно выдохнула девушка, вспыхнув от стыда. Но как ни пыталась она скрыть своих чувств, взгляд Лорэнтиу, казалось, проникал в самые глубины ее души, без препятствий и затруднений читая все ее эмоции и переживания, тисками сдавливающие ее мир. – А ты… разве меня не ревнуешь?
– Ты мне нравишься, Даша, но ты не моя собственность.
Она хотела было ответить, но слова застряли на подступах к горлу, когда юноша приблизился, обхватывая ее сильными руками и притягивая к себе. Коснувшись губами ее щеки, он прошептал, что время пришло. Страх охватил ее, но в это же мгновение Даша пораженно замерла: в бархатной темноте наступившей ночи начали появляться крошечные желтые огоньки. Почти от самых их ног мерцающие звездочки одна за другой поднимались ввысь, сопровождаемые мягким, едва слышимым свистом, пока не укрыли темное полотно ночи, подобно россыпи бесценных камней, отражающих свет юной луны.
– Наступила пора светлячков.
Даша завороженно смотрела на мягкие переливы золотых огней, точно изящные феи, окруженные колдовским ореолом, порхающих среди густых зарослей. В родном ей крае редко доводилось увидеть светлячков. И все же, когда ей становилось грустно и ночами она пробиралась на чердак, подолгу глядя в крошечное окошко на простирающийся вековым стражем могучий лес, там, по его кромке, порою ей виделись едва заметные желтые звездочки, бледно полыхающие в темноте. Даша прикрыла глаза, представляя, как с поляны за их домом плавно поднимаются, словно облака, множество волшебных огоньков, превращая луг в звездное небо.
– Нам стоит вернуться, – спустя время произнес юноша.
Домой они возвращались неспешно, и Лорэнтиу по-прежнему крепко держал ее руку в своей. Сейчас Даша задавалась вопросом, как Дзина не пугает жить здесь в одиночестве, но, вероятно, привыкший к вечной холодной тьме он уже попросту не чувствовал страха, оставаясь с ней один на один. Назойливые мошки вновь нашли их, и девушке то и дело приходилось смахивать их с лица и волос. Выглянувшая из-за стремительно скользящих по небесной глубине облаков луна пролилась на лес бледно-матовым светом, тускло прочерчивая им путь. Остановившись, Даша бросила на посла быстрый взгляд и благодарно прошептала:
– Спасибо тебе, Лорэнтиу.
Даша приподнялась на носочках, желая поцеловать юношу в щеку, но в кромешной темноте промахнулась, коснувшись его губ. Смущенно она попыталась отодвинуться, но оторопевший на доли мгновения Лорэнтиу, усмехнулся и перехватил ее, вновь прильнув к губам девушки. Почувствовав горячие губы посла, она ощутила, как их жар волной разливается по телу, сметая все то робкое сопротивление, что еще оставалось в ее душе. Отсранившись, Лорэнтиу сделал шаг к девушке, сомкнув руки на ее спине, и прижавшись к ней всем телом, зарылся лицом в заплетенные волосы, шумно вдыхая их запах.
Оставшийся путь до дома растворился для Даши в теплой полудреме.
Вереск с Дзином еще не спали и, устроившись на полу, обсуждали разложенные рядом сухие травы. Лекарь что-то серьезным тоном внушал юноше, а тот, сосредоточенно хмурясь, кивал время от времени. На возвращение Тина с Дашей они только кивнули, вновь углубившись в прерванный разговор. Оглядевшись, посол что-то негромко проворчал и, взяв с пола глубокое ведро для воды, сказал, что сходит на реку. Выскочив вслед за ним на крыльцо, Даша протянула юноше его пиджак, но Лорэнтиу только отмахнулся, напомнив, что ему никогда не бывает холодно.
Возмущение девушки он проигнорировал и, помахав рукой, скрылся среди деревьев. Фыркнув, Даша вернулась в дом и свешала пиджак на отведенный для того крючок. Закрывшись в комнате, она переоделась в старую ночную сорочку Дары и, опустившись н колени, умылась из стоявшего на полу таза с холодной водой; от скользнувших за ворот ледяных капель, девушка зябко вздрогнула. Придвинув к себе сумку, Даша достала расческу и, расплетя косу, с наслаждением провела по распущенным волосам деревянными зубьями, ощущая, как их заостренные кончики касаются кожи, дрожью рассыпаясь по телу. Расслаблено она легла на спину, сквозь тонкую ткань сорочки, ощущая прохладные дуновения стелящегося по полу сквозняка.
Разговор в соседней комнате резко смолк, почти сразу же вновь возобновившись, но в тревожных тонах, что насторожило Дашу, и, приподнявшись на локтях, она прислушалась к доносившемуся из-за двери возбужденному шепоту. Кто-то из молодых людей поднялся и сделал несколько шагов. Взволновано девушка встала и выглянула из комнаты, обнаружив на кухне одного только Дзина. Она хотела было уже спросить, что произошло и куда делся Вереск, как с улицы донесся протяжный гул чужих громогласных воплей, ужасом сковавших ее.
Лекарь подскочил на ноги, сжимая в руках посох, и в это же мгновение дверь распахнулась, ударившись о стену с жутким грохотом, а проеме возник незнакомый Даше мужчина, здоровый, как бык, с исчерченным глубокими шрамами обнаженной грудью и толстыми руками, намного шире в обхвате талии девушки. Даша отступила, ударившись спиной о стену, и широко распахнутыми от испуга глазами неотрывно следя за рваными движениями громилы. Сплюнув, тот криво усмехнулся щербатым ртом и выхватил из-за спины полуржавый, но еще крепкий, двуручный меч.
– Чужак?.. – нахмурился Дзин и, осознав, прокричал. – Даша, беги отсюда!
Верзила издал странный звук, в котором девушка угадала смех, и направился в ее сторону. Онемев под взглядом напрочь лишенных чего бы то ни было человеческого глаз, она не могла даже вздохнуть от охватившего ее ужаса. Дзин перехватил посох и, прислушавшись, бросился на чужака, стремясь попасть тому по лишь ему известным точкам. Пытаясь справиться с парализовавшей ее паникой, Даша всеми силами вытаскивала из уголков памяти рассказы лекаря о жизненно важных точках на теле людей, воздействие на которые может позволить, как спасти, так и убить человека. Дзин отступил, но вновь сделал выпад, целясь в голову бугая, но тот разрубил посох и, рванувшись вперед, пронзил юношу мечом. На грязную кожу верзилы брызнула густая кровь лекаря.
Из груди Даши вырвался пронзительный крик.
