Текст книги "Стихотворения. Пьесы"

Автор книги: Ян Райнис

 
Свесившись через плечо вершины,
В озеро долго глядится облак.
Видит, как в зеркале, грустный облик,
Видит тоски своей отображенье.
 
 
Мчаться, скитаться над морем и сушей,
По небу плавать зиму и лето,
Видеть красу белого света
И никогда не сыскать себе места.
 
 
Мчаться, нигде следа не оставив,
Плавать, нигде не являясь дважды…
И, на земле утоляя жажду,
В жгучих слезах самому растаять.
 

 
Лес на горном склоне
Чуть покрыт туманом,
Там слетелись, повстречались
Двое голубей.
 
 
Путь большой свершили
И на ветке сели,
Из краев своих далеких
Песни принесли.
 
 
Голубь белоснежный
Вдаль глядит с надеждой,
Голубь синий, сизокрылый
Все глядит назад.
 
 
Стонет он: «Ах, горе,
Вековое горе —
Люди в сердце прячут горе,
В глубине – земля».
 
 
Белый гулит: «Вскоре,
Радость будет вскоре,
Сердцем чую – на востоке
Солнышко встает!»
 
 
Белый слух ласкает
Сладостным напевом,
Сизый жалобно воркует
В зелени ветвей…
 

 
Нет у тебя отчизны милой,
А ты, кукушечка, кукуешь.
Ужель так жить достанет силы?
 
 
Судьба сулит тебе напасти,
А ты, кукушечка, кукуешь,
Другим предсказывая счастье.
 
 
Вот снова ты вдали колдуешь —
Дружка, наверно, потеряла?
И все гадаешь, все тоскуешь…
 

 
«Как трудно! Трудно!» – голубь стонет.
А поле в теплом солнце тонет.
«Как трудно! Трудно!»
 
 
Всех радует весны цветенье,
Лишь у него тоски смятенье.
«Как трудно! Трудно!»
 
 
Да есть ли у тебя печали?
Не верю. Кажется, едва ли!
«Как трудно! Трудно!»
 
 
Тоска совсем тебя замучит.
Скажи, быть может, муки лучше?
«Как трудно! Трудно!»
«Как трудно! Трудно!»
 

1

 
Для чего ты, дикий голубь,
Песню грустную поешь?
Пропадет она в траве,
С высоты упав на землю.
 

2

 
Ветер тянет ленты дыма
Над макушками лесов —
С ними песенка летит,
Щебеча в порывах ветра.
 

3

 
Эта маленькая песня
Притаилась на лугу:
«Жаворонок ввысь взлетел —
Я за ноги ухватилась;
Жаворонок песню кончил,
Опустился вниз, к земле —
Звуки быстро оседлав,
Я в далекий край умчалась».
 

4

 
Плавно ласточка летела,
Чуя близкую весну;
«Птица, песенку мою
Забери в полет с собою!»
 
 
«Что ж, садись ко мне на крылья,
Все, кто в воздухе живет:
Песня, аромат, роса —
Вы легки, садитесь тут,
Завтра все мы будем дома!»
 

 
Передо мной – лесистый склон горы,
Но через лес ведет зеленый просек,
А по нему – дорога до вершины.
Она идет по темной чаще – к солнцу.
Ступай по ней, все выше, выше, выше…
 

 
Тебя не видеть никогда,
Не чувствовать твоей прохлады,
И – пахота или страда —
Тебя не видеть никогда,
Родное поле.
 
 
И не порадует меня
Рассвета нежное дыханье,
Зной не обнимет среди дня,
И не порадует меня
Родное поле.
 
 
Уже тебя не обниму
В дни осени и увяданья,
Когда готовят серп в дому, —
Уже тебя не обниму,
Родное поле.
 

 
Тебе, класс основной —
Кто мыслит, чувствует, растет, творит
И кто сердца людей от боли исцелит;
 
 
Тебе, класс основной —
Кто победит, всеобщностью силен,
Те классы, кем народ разбит и разобщен;
 
 
Тебе, класс основной —
Нет чести выше, чем тебе служить:
И человечеству, и солнцу путь открыть.
 

 
Проснувшись, я узнал себя в движенье, —
Так птенчик радуется окрыленью.
…Расту.
 

 
Я слышу издалека: буря примолкает…
Подземные толчки еще ломают что-то
И бьют в окно. Но гулы убывают
И, сталкиваясь, падают в пустоты.
 
 
Вокруг меня покой пространства простирает,
На солнце расчищаются высоты,
И в голубом уделе небо замирает.
 
 
И сердце вмиг отозвалось, лучась, —
Встречай себя, о сердце, в добрый час.
 

 
За черными рядами строк
Сияют белые картины,
Над черными рядами строк
Проходят образов лавины.
 
 
В обыденности мелких слов
Есть много тайн неисследимых,
В обыденности мелких слов
Мечты и боль растут незримо.
 
 
Откинь тумана черный плащ
И посмотри, как нам живется,
Откинь тумана черный плащ, —
И мы пойдем сквозь ночи к солнцу.
 

 
От снов несбыточных, от пустозвонных дел
Я чувствовал глубокой раны боль —
Вгрызаются тиски железные в запястье;
Я жил в стремленьях, – так огонь земли
Неизвлеченный испокон горит.
 
 
Где я? Что я? Никак не разберу,
Чего хотят стремленье, боль и мир?
Они меня послали во вселенство
Извлечь себя и мир, покой – в себе.
Я бросился на круг семи ветров.
 
 
Приходит все, идет, уходит вспять.
Едва достигну сути, – нет ее!
А успокоюсь – нет ни в чем поддержки;
Все стонет, изменяясь, и течет.
Уж не в самих ли этих болях суть?
 
 
До самой смерти унимал я боль:
Синели губы, светлый взор тускнел.
Нет в болях сути! – зло не знает сути,
И даже в смерти нет! – бледнеет миг
Пред черным одиночества лицом.
 
 
Мир, превращенье, зло и даже смерть —
Гигантских образов круговорот.
Но в жизни было, есть и вечно будет
Сама душа, алкающая дух,
Сам дух, алкающий пути пространств.
 
 
Две сущности великие – одно:
Растет душа – неведомую даль
В себя вбирает, вызывая к жизни;
И на земле, и там, в одно сойдясь,
Они ведут конец к началу вновь.
 

 
Поет негромко ветра траурная кокле,
Венок росы мерцает в отдаленье.
…Расту и устремляюсь в дали.
 

 
Спозаранку, до полудня,
На лугах роса большая.
Пчелы, мед не собирая,
Ждут, когда подсохнут росы.
 
 
В бледном солнце гаснет поле,
В поймах рек туман крадется,
За болотом вдруг взметнется
Крик нырка и вдруг заглохнет.
 
 
Следуя невнятным зовам,
Я бреду в поля немые:
– Вас не узнаю, родные,
Здесь ли праздновалось лето?
 

 
Осенний голый кустик при дороге,
В прозрачных каплях, в красных каплях
Цвет слез и крови. И душа в тревоге:
Не путник ли здесь плакал, утомлен?
 
 
Нет, – то роса и пламень спелых ягод
Самою осенью для птиц зажжен:
Пусть сердце не узнает зимних тягот.
 
 
Живительной природы дар прими.
Забудь былое. Будущим живи.
 

 
Воздух недвижен, дремотный,
Лег на травиночки;
Озера лик незаботный:
Нет ни морщиночки.
 
 
Сосны темны, и таится
Ельник в молчании.
Лес будто в страхе томится
И в ожидании.
 
 
Только одна одиноко
Крона качается,
А по соседним далёко
Дрожь пробирается.
 

 
Кто там ворчит и кто рычит?
Теперь я различаю въявь:
Когда б лесам в горах шуметь,
То громче бы звучал их шум.
Когда б травинкам шелестеть,
Их шелест тише бы звучал.
 
 
Я это озеро узнал,
В нем первом непокой восстал.
Леса и травы уж молчат,
А волны долго говорят:
Им непогоду предвещать
И после бури колебать
Глубины, где сквозь стон глухой
Зачинщик непокоя сам
Себя уводит в непокой.
 

 
Мир заключить с миром,
Если в груди смута?
Страсти и алчущий дух,
Грезы и горькое сердце?
 
 
Глаза покоя и счастья,
Как звезды, в людей проникнут:
В себе разрешится дух,
В себе – исцелится сердце.
 

 
Когда тетради я листал,
Внезапно я увидел строки
Поблекшие; я их узнал,
Они из прошлого далёка.
 
 
Откуда здесь они? Зачем?
Я думал, все давно забыто;
Мы разминулись. Между тем
Прошедшему душа открыта.
 
 
Желаемое не сбылось
И пожелтело, как страница;
Нам встретиться не привелось
С тех пор, как отцвела денница.
 
 
Пусть строки дремлют просто так,
Мне ничего от них не надо,
Они – моей победы знак
И больше не пугают взгляда.
 
 
И не удержат при себе.
Я сам в своих решеньях волен,
Как волен сам в своей судьбе,
И потому душой спокоен.
 
 
Покрытый долг прошедших дней
Ум гонит от себя сурово.
А сердце между двух огней
Все ждет чего-то от былого.
 

 
Сердца биение —
Мера для времени, —
Блещет ли радостно
Взор на мгновенье,
Или так тягостно
В жизненном бремени!
 
 
Сердца биения, слышишь, твердят:
«Есть время еще, но спеши, – говорят, —
Спеши, наблюдая, как уходят мгновения,
И скоро – увы! – хотя и не верится,
Станут все медленней сердца биения,
Которыми время недолгое мерится».
 

 
В темной груди носишь
Тяжесть глубже всего,
Она тебя книзу тянет
Самого.
 
 
Она твой шаг сбивает,
Сердце теснит:
Сердце твое трепещет,
В страхе стучит.
 
 
Что ищешь вслепую?
Всякому свой черед:
Тяжесть и есть вечность,
Жизнь из нее растет.
 

 
Расту, ища лесов прикосновенья:
Над головой венок из листьев желто-красных
…Расту и устремляюсь в выси.
 

 
Ты вновь идешь, мой долгожданный срок,
Когда с лугов теплынь и день высок;
И дух мой им вослед струится, как дымок,
Скорей же, лета срок!
 

 
Неба полдневного
Глубь голубая,
Севера серого
Муть неживая…
 
 
С юга сияющий
Свет первозданный,
С севера движутся
Мгла и туманы.
 
 
Юг – это веянье
Веток душистых,
Сосны на севере
Чахлы и мшисты.
 
 
Сила отрадная
Юга родного,
Дай мне спасенье
От севера злого!
Salve!
 
 
Юг и солнце —
Наши родители,
Лето, веди меня
К светлой обители!
Salve! Salve!
 

 
Я погружаюсь, я иду
В зеленый океан природы.
Быть может, здесь покой найду?
Иль жизни теплую звезду
В жемчужных кладях водосвода?
 
 
А может, – может, не найду…
И жемчуг, может, зря блестит,
И страждущему – даль обманна,
Но сердце тихо говорит:
– Qui si sana!
 

 
Спускаясь с гор, овраг окрест звенит,
В переднике несет зеленые леса,
Несет охапкой шелесты ветров,
И смешивает их с журчанием ручьев,
И солнечными обдает лучами.
 
 
А мне овраг зеленый говорит:
– Прими широким сердцем всю округу,
И утолишь свои печали тут,
И дни твои в покое потекут,
И, одинокий, встретишься с друзьями.
 

 
Уже природа обещала
Руками нежными принять
Последних болей покрывала
С души моей. И сердце стало
Уже расслабленно звучать.
 
 
Но солнца каждый взор живой
Еще поет на тихой кокле;
И боли сами приумолкли,
А сердце ветхою струной
Еще доносит трепет мой.
 

 
Дождь моросит, не виден он,
Лишь слышен шум незвонкий.
Я грустью сладкой истомлен,
Чуть уловимой, точно сон, —
Такой же тонкой, тонкой…
 

 
Когда встающий день просторы золотит,
Ночь утру дивные сокровища дарит,
И те сокровища готовятся в тиши,
Когда неспящих нет на свете ни души.
 
 
Но утро тот сосуд разбило второпях,
Алмазы сыпятся, блистая на полях…
Пусть люди это все росою называют! —
Ребенок и поэт их радостно сбирают.
 

 
Сияет солнце, летний день
Взошел на небосклон.
Полдневная косая тень
Вплелась в мой тихий сон.
 
 
И дремлют дерево и луг,
И замер звон косы.
Остановилось время вдруг,
Не движутся часы.
 
 
И небо надо мной кругом
Раскинулось, томясь…
Как перед вечностью, лицом
Светлею в этот час.
 

 
Как солнце греет,
Как травы душисты!
Облако млеет,
Туманы чисты.
 
 
Озеро искрится,
Зыбь играет:
Волна веселится,
Челнок качает.
 
 
Но в глуби дремлет
Мое сердце,
И озеро внемлет:
Бьется и светится.
 

П. Г.

 
Дитя мое, свет,
Не люби меня!
И солнце запрет
Сошлет на тебя,
И звезды, как снег,
Сгорят для тебя,
Дитя мое, свет,
Не люби меня.
 

Доре

 
Здесь зиму напролет
На скалах мурава растет, —
Здесь солнца моего владенье.
 
 
Здесь испокон цветы цветут.
Надежду здесь ли обрету
На обновленье:
Увядшему не здесь ли возрожденье?
 

 
Всей роскошью цветов полна долина, —
Акации, пурпуровый гранат,
Фиалки, цикламены, георгины,
Зеленый плющ, свисающий с аркад.
 
 
Луг в желто-синих, алых переливах,
То, заморозкам вопреки, пестрят
Цветы от изобилья сил счастливых.
 
 
Как мне такую сохранить красу?
Ее в свой дом печальный унесу.
 

 
Блестит меж берегов озерной глади круг
И преломляется лишь у домов прибрежных.
А сердце омута дрожит. И слышен звук
Журчащих волн, что жалуются нежно.
 
 
Бросает небо синий отблеск вниз.
Но вот вскипает черный вал мятежно —
И зелень, чернота и синева слились…
 
 
А волны сетуют, бегут, сияют ясно, —
Лишь сердце знает, как они прекрасны!
 

 
Полудень в синей яснится оправе,
На листьях пальмы солнышко лежит,
В низинах сохнут скошенные травы,
И дух земли в спокойствии разлит.
 
 
Истоме существо твое внимает:
О день, он словно щедрое творит,
А сердце это слово повторяет!
 
 
До боли полнится душа, ломает ход
И в восходящем творчестве течет.
 

 
Томимый жаждой неизбывной, жгучей,
Чем больше пью, тем больше жажда мучит —
Душа моя не знает утоленья
Быстротекущей жизни красотой.
 
 
Цветы и травы пахнут нестерпимо,
Луч солнечный в златом песке играет,
И ветер, теплою рекой омытый,
Несет прохладу в космах своих влажных.
 
 
Счастливый, я дышу легко и вольно.
Мой взор скользит по серебристой дымке
Вдоль снежных гор, ввысь, к светлым небесам,
И душу услаждает красотою.
 
 
В полуденной тени я сон вкушаю.
Здесь свежестью сияют олеандры,
Звенят цикады средь нарциссов желтых,
Колючки кактусов стоят на страже.
 
 
Ко мне на ложе сыплются цветы.
И, как пчела копит во чреве мед,
Копи, душа, в себе щедроты мира,
Величье обретай, чтоб все объять.
 
 
Томимый жаждой неизбывной, жгучей,
Чем больше пью, тем больше жажда мучит.
Душа моя не знает утоленья
Быстротекущей жизни красотой.
 

 
Смотрим в реку, как в оконце,
Небо, я и травы в солнце.
Поздний полдень.
 
 
Сердце солнцу открывает
Давние свои секреты.
Пузырьками искры света
С глубины реки всплывают.
Поздний полдень.
 

 
Улыбки эти знаю я:
По озеру бежит струя —
На солнце радость серебрится.
 
 
Но я увидел ночью их,
Когда луна бросала блик, —
Что, озеро, с тобой творится?
 
 
Теснятся тени глубоки,
Черны, угрюмы, коротки! —
Вот что́ на солнце серебрится?
 

 
И соловей зовет меня в долине,
Там, где венок из роз протягивает солнце
…Расту, расту еще быстрее.
 

 
Нагибая бусы ягод,
Вишня к лугу гнется кроной,
Соблазнительно, с улыбкой
Зыбля сладкий дар склоненный;
Луг поймать его стремится
В фартук шелково-зеленый.
 

 
Мне щедрая судьба дала, любя,
Блеск солнца и зеленые просторы.
И за рекой синеющие горы,
И ночью черной звездные узоры, —
Но не дала лишь дома, моря и тебя.
 

 
Когда устал, в природу удались,
Но слабости не покорись.
 
 
Твоих природа не разделит мук,
Ты сам себе один и верный друг.
 

 
Моя любовь блистала,
Бывало;
В покоях сердца лилия благоухала.
 
 
Но лилия завяла вскоре
С зарею,
Раннею зарею,
И лето сердца умерло еще весною.
 

 
Мне кажется, я знаю
Давно тебя такой,
Как будто по соседству
Я рос и жил с тобой.
 
 
Как голову откинешь,
Как ходишь, знаю я,
Как говоришь с усмешкой
И притихаешь вся.
 
 
Тебе, прямой и смелой,
Дарованы стезя
И колесница счастья.
Догнать тебя нельзя.
 
 
Душе твоей счастливой
И просто, и светло,
Моей – стократ слоеной —
Темно и тяжело.
 
 
Мне кажется, я знаю
Давным-давно тебя,
Хотя сейчас впервые
Тебя увидел я.
 

 
Как маленький вьюнок
В моей руке увял!
Как быстро нежный дух
Растенье покидал!
 
 
Душистые цветы
Еще придется рвать,
Но об одном вьюнке
Я буду горевать.
 
 
В нем – запахи мечты:
Листочек на стене
Вплетенный в счастье миг
Напоминает мне.
 

Нельзя ли хоть мгновенье

побыть с тобой?

Из письма

 
День-деньской я в глазах носил
Картину: краса-красой —
Что сталось с ней? Кто ее смутил?
Кто взял? Кто не возвратил! —
День-деньской…
 
 
Куда ни глядел – в луга ль, на жнивье,
В озера иль рощи – видел ее
День-деньской.
 
 
Картина-краса все равно сбылась,
В душе моей от забвенья спаслась
На веки веков.
 

 
Бедная, роса блестит
В пасмурных твоих глазенках
И на крылышках лежит.
Осень землю холодит.
 
 
Крылышки надорвались,
Екает сердечко кротко:
Кто твою заметит жизнь?
Лето красное, вернись…
 
 
В золотое не рядись!
Видят ли тебя, вглядись,
Синие глаза родные?
А наряд, как ни кружись,
Скроют капли росяные.
Кто твою заметит жизнь?
 
 
Что твой огненный наряд,
Если крылышки болят,
Мой усталый мотылечек?
Не кружись, остановись,
В сети осени вернись,
В это сердце, в уголочек!
…Кто заметит нашу жизнь?
 

 
Мы вместе поднимались к людям:
Я в люльке ветра вырастал,
Тебя морской баюкал вал
И зыбку легкую качал, —
Друзьями будем.
 

 
Теперь любим тобою —
Я знаю за что:
А было мне судьбою
Молчанье твое.
 
 
Из всех, кто причащался
Любовью к тебе,
Лишь я в тени остался
И в стороне.
 
 
В долгу передо мною
За прошлое ты:
Теперь любим тобою —
Я знаю за что.
 

 
Еще я что-то знаю, —
Сказать тебе все?
Я намекну, пожалуй,
Словечко мое!
 
 
Как в зеркало, гляжу я
В душу твою
И чувствую родную,
Единственную.
 
 
В долгу я пред тобою
За то, что вошло:
И будешь ты со мною —
Я знаю за что.
 

 
Я все решил заранее:
Не стану трогать розу я, —
Шип унесу занозою
Да след благоуханья.
 
 
Цветок бы сорванным увял,
А шип – он долго ранит…
Я все решил заранее.
 
 
Лишь раз тебя поцеловал…
Не упрекай меня! Я знал,
Я все решил заранее.
 

 
Крохотную радость
С утра дожидаюсь.
Уже вечор она была
И по ночи меня вела.
 
 
Когда во сне укрылся я,
Мечту из серебра ткала
Она до самого утра.
А утром забыла,
Что в ночь сулила.
И день мой завял,
Как не бывал.
 

 
Я долго ждал письма —
И вот оно!
Горячими руками трогаю страницы,
Но буквы расплылись, в глазах темно.
Боюсь, рассыпаться тем строкам суждено,
В горячих пальцах в пепел обратиться.
 
 
Но пальцы жгучие письмо не жгут:
О сердце, в этом – ты!
Холодные листы белеют.
…А если и слова такие, как листы,
Пронижут душу? Руки устают:
Горячие, они все больше леденеют.
 

 
Розы мои – диво,
На диво!
В моем саду красиво,
Красиво,
В садике моем красиво!
 
 
Но сорняк случился,
Случился.
Кто бы с ним сразился,
Сразился?
А тому бы, кто с ним сразился,
 
 
Отдала б награду
 В отраду:
Розочку из сада,
Из сада —
Отдала б себя я в награду.
 

 
Нет, не повинен ты в моей
Несчастной доле…
Но сердце разуму внимать
Не хочет боле!
 
 
Впервые на меня взглянув
С нежданным жаром,
Мое ты сердце роковым
Пронзил ударом.
 
 
И мучится оно, ту боль
Узнав однажды,
И сохнут губы, истомясь
От тайной жажды.
 
 
Раз, помню, уморились мы,
Резвясь по зною, —
Водой напиться не могли
Мы ледяною.
 
 
Пила я сладкую струю
С такой отрадой!
Но чем теперь я утолюсь,
Какой прохладой?
 
 
Ты все ж, невинный, виноват:
Ах, как случилось,
Что все в младенческих мечтах
Переменилось?
 
 
Я смирной девочкой жила —
Где ж я былая?
Куда я по ветру лечу,
Лечу, пылая?
 
 
О, только б на тебя взглянуть!
Не будь суровым:
Чем излечить могу ожог? —
Ожогом новым!
 
 
Как сладко счастье! Детства дни —
Весенним садом!..
Но счастье с горем – как в ларце
Две стенки рядом.
 
 
Как непонятлив ты, в глазах
Смешок веселый. —
Ах! приливает к сердцу кровь
Волной тяжелой!
 
 
Терпенья нет, нет сил моих,
Я изнываю.
Пытаюсь потушить костер, —
Лишь раздуваю!
 
 
Что будет? Ждет ли счастье нас
Иль скорбь до гроба?
А вдруг… а вдруг погибнем мы,
Погибнем оба?
 

 
По черной пашне далеко
Луч солнышка скользит легко, —
Спешит мальчонка вслед за ним:
«Достану солнце, поглядим, —
Погоди!»
 
 
Торопится он много лет
За солнцем вслед, за солнцем вслед:
То в мыслях, то в глазах светло…
И в сердце солнышко вошло:
«Теперь жди!»
 

 
Еще весна была вначале,
Еще снежок хрустел,
И лес еще чернел,
И ливни не звучали.
 
 
Еще на заре морозной
С любимою вдвоем
Покинули мы наш дом…
И возвратились поздно.
 
 
Ты окна растворила:
– Скорей, мой друг, гляди,
Нет снега, идут дожди, —
Весны проснулась сила.
– Нет, милая, все это ты свершила.
 

 
На смешки мои попались,
Ох, каштановые прядки —
Что они играют в прятки
Из-под шелковой накидки?
 
 
От смешков не отцепиться,
Лучше сдаться им на милость!
Как бы ты в сердцах ни билась,
Вырвешься, – и будешь плакать.
 

 
Зачем ты прибилась
К моим кругам?
Тебя я поймал
И не отдам.
 
 
Пойдем по солнцу,
По горным лугам,
Где вниз посмотреть —
Оступиться нам.
 
 
Где крошится след,
Не встать ногой,
Где негде присесть,
Пойдешь со мной.
 
 
Вот мои руки,
Танцуй, кружись!
А выси боишься, —
Потянет вниз.
 

 
О, солнышко мое,
Твой лучик в сердце вник,
И светел миг,
И светел каждый миг.
 
 
Он щек моих достал;
Как будто с ветки лист,
Твой лучик шелковист,
Твой пальчик шелковист.
 
 
А мне ль в траве не спать?
Два солнышка со мной:
Одно – над головой,
Другое – взор родной.
 

Подруга:

 
За окнами дожди висят,
Просвета не дождаться —
Его уже не помнит взгляд;
Здесь тени бледные скользят —
То дни мои влачатся.
 
 
Откликнись, друг мой дорогой,
Где твой приют скитальца?
Не там, где вечер в час ночной
Садится с розой золотой,
Чтоб к солнцу приласкаться?
 

Друг:

 
Да, милая, я словно там,
Но дух мой в высшей власти:
Мой дух с тобой, и по стопам
Дождливых дней влачится сам,
Как сирота, без счастья.