Текст книги "Стихотворения. Пьесы"

Автор книги: Ян Райнис

 
Ползать по миру
Жалким слизнем
И вымаливать
Крохи жизни.
 
 
Нет в мире доли
Злей и круче:
Просить у тех,
Кто тебя мучит.
 
 
Кто сделал рабство
Твоим уделом,
Кто дух гнетет твой,
Терзает тело.
 
 
Лишний миг жизни
Клянчить, как милость,
Только бы нищенства
Тропка продлилась.
 
 
Прав первородства
Навеки лишиться
За ложку хлёбова
Из чечевицы.
 
 
Нищие духом,
Мрете глупцами,
Жизнь свою губите
Горем-слезами.
 
 
Проплакать век свой,
Надежды не зная?
Нет, бейтесь насмерть,
Душой пылая!
 

 
Он в море с жаждой нового поплыл,
Но ветер к мели гнал, кругом – ненастье.
«К чему искать? – устало он решил. —
И там, на берегу, возможно счастье!»
 

 
Кто терпит муки, зубы сжав,
От боли стонет честным пессимистом, —
Милей мне, чем филистер и ханжа,
Болтун и лжец, прослывший оптимистом.
Такой легко отшвыривает горе
И мудрецом слывет в житейском море.
 

 
Странно: как быстро!.
Дивное диво:
Стал ты филистером
За два-три года.
 
 
Нет больше смеха,
Взволнованной речи.
Чинны сужденья,
Мысли как жвачка.
 
 
Рот под усами
Строг, благонравен,
Нос добродушен,
Брюхо солидно.
 
 
В складочке каждой,
В блеске штиблетин —
Весь ты, прекрасный
Наш соплеменник.
 
 
Нынче твой принцип:
Прочь безрассудство,
Каждый поступок
Надо обдумать.
 
 
Глупо об стену
Лбом колотиться,
Рушить устои
Власти священной.
 
 
Прочь улетели
Порывы, дерзанья,
Кровь ледяная
Разбавлена пивом..
 
 
………………………
………………………
 
 
Странно: как быстро
Серые будни
Поступью тяжкой
Тебя растоптали.
 

 
Вы чтите отчий край, у вас есть дом,
Убежище от ливней и от града,
Спокойны вы, дан хлеб вам, как награда,
И нет тревог, пусть мрак ночной кругом.
 
 
Но горе тем, кто весь – любовь к отчизне,
Родного края боль их жжет огнем,
В них бьет, как в наковальню, молот жизни.
 
 
Их руки связаны, и тяжки дни,
К земле родной прикованы они.
 

 
Он душу нес вам из рассветной дали,
Пробив, как солнце, облачный заслон,
И ветерки чело вам овевали.
 
 
Лицом вы зарывались в одеяло,
Вас холод пробирал со всех сторон.
Прервать наш сон? Такого не бывало!
 
 
Безумец! Наших душ не потревожит,
В неведомую даль нас кличет он.
Но это не дозволено, быть может?
 
 
Идти за ним? Но он тропой тревоги
Уводит красоту в простор времен.
Мы ей укажем тихие дороги.
 
 
Покой в сердцах и душах безмятежных,
Дремотой сладкой разум осенен
На ложе из цветов в объятьях нежных.
 
 
Сулит нам красоту, а сам в грязище
Рукой жестокой разрушает сон.
Будь проклят он, отверженный и нищий!
 
 
Рядят свой страх в блестящие наряды,
Твердят один и тот же свой резон,
Укрыв позор за громкие тирады.
 
 
А он ушел в распахнутые дали,
Пробив, как солнце, облачный заслон,
И ветры с ним в просторы улетали.
 

 
Дол белел в снегах седых,
Но уже слетелись птицы, —
До весны в права вступило
Царство вешнего светила.
 
 
Скоро птичий хор затих,
Птицы голос надорвали,
Не могло их щебетанье
Дать земле весны дыханье.
 
 
Но узнали мы от них,
Как прекрасен день грядущий,
И, едва умолкло пенье,
Началось весны цветенье.
 

 
Там сказочным светом наполнены дали,
Там звуки простые созвучьями стали;
 
 
Там девы в лесной распевают тени,
Ивановой ночью блуждают огни;
 
 
Там бор молчаливый, овеянный тайной,
Там замок подводный с горою хрустальной;
 
 
Там всплески русалок в осоке слышны,
Там лаумы пляшут в сиянье луны;
 
 
Там после заката, работая в поле,
Поют подневольные песню неволи…
 
 
Но мелет муку в океане дракон
Для тех, в чьих руках и обман и закон;
 
 
Но скачет воитель, зарею объятый,
Отточен сверкающий меч для расплаты.
 
 
Вновь замок подымется из глубины,
Развеяв туман и столетние сны,
 
 
И солнце закружится над головою,
Зеленое, красное и голубое.
 

 
В этот грозный день
Кровь лилась фонтаном,
И ушел под землю замок с королевной.
 
 
В глубине земли
Прелесть-королевна
Все сидит над пряжей, шесть столетий кряду.
 
 
Стены там – янтарь,
Пол – зеленой меди,
Свод из перламутра, балки – синей стали.
 
 
Прялка – словно гром
В ручках королевны,
Адамант – катушка, нити – волны молний.
 
 
В кресле золотом
Все сидит над пряжей;
Мрачно взор пылает… Черный пес у кресла.
 
 
Черный пес порою
Поднимает морду
И рычит, почуя терпкий запах крови.
 
 
В некий грозный день
Брызнет кровь фонтаном, —
В этот день восстанет замок с королевной.
 
 
К пряже новых дней
Сядет королевна:
Молнии – основа, а уток – сноп радуг.
 
 
Тканью новых дней —
Солнечным покровом —
Всех тепло оденет, всех, рожденных в скорби…
 

 
Тяжело идет по земле крестьянин,
Не спеша идет, весь в поту, по ниве,
Не спеша идет в праздник на прогулку.
Ни к чему ему торопиться в завтра,
Делает он все не спеша, с оглядкой,
Накрепко прирос он к родной землице,
Не летать ему в синем поднебесье,
Но зато его мать-земля вскормила.
Как он неуклюж – отпрыск исполина.
Разозли его – разорвет медведя.
 

 
Легко пророчить и гадать
О счастье, о солнечном свете:
Судьба обязана все это дать,
Но только, увы, на том свете.
Сгниет, истлеет в земле скелет,
Пока вы увидите новый свет.
 

 
Не пой у окон, соловей,
Тоскою не тревожь своей!
Мне до зари вставать чуть свет,
Так трудно сердцу, мочи нет,
Так больно сердцу, и печаль
С твоим напевом льется вдаль.
 
 
Мне до зари вставать чуть свет,
Брести туда, где солнца нет,
Где чад коптилок, гарь и пыль,
Где жизнь сгорает, как фитиль,
Где ход шестнадцати часов
Медлителен, как бой часов.
 
 
Ты будешь грезить до утра,
А мне уже вставать пора,
Тебе заря в росе дана,
А мне гнуть спину дотемна.
Не пой у окон, соловей,
Тоскою не тревожь своей!
 

 
Он-то знал это,
Он все время
Знал, что хворью
Изъеден тяжкой;
 
 
Он-то знал это,
Знал давно уже:
Смерть ждала его
В лютых муках…
 
 
И все предвидел он,
Все разумел он,
И то, что было,
И то, что будет…
…………………….
 
 
Вокруг кровати
Детишки плакали,
Слезы смахивали
Рукавами;
 
 
Жена, горюя,
Рукой дрожащей
Поднесла ему
Глоток последний…
 
 
Все это видел он,
Все ясно видел,
Что ждало в жизни
Его любимых;
 
 
От колыбели
И до могилы
Вся жизнь в мученьях
Была напрасной…
 
 
Так и не смог он
Жене и детям
Дать в жизни больше,
Чем богадельню.
……………………
 
 
Все это видел,
Да так и умер,
Стиснув зубами
Край подушки…
 
 
И ясный разум
В глазах искрился
До последнего
Мига жизни.
 

I

 
Пустыня ссылки. Холод и покой.
Здесь некуда спешить. Из этой дали
Ясней и раньше различить смогу
Я очертанья нового столетья.
Передо мной раскинулась отчизна
Покровом белоснежным, окаймленным
Едва приметной глазу лентой моря.
Под свежим снегом свежие могилы,
От свежей крови пар встает над ними,
И впрямь для века прошлого она
Не в меру пламенною оказалась.
Теперь, быть может, будет по-иному.
 

И

 
Неслышными шагами новый век,
Таясь, подкрался, словно тать в ночи.
Дверь хлопает, и, молнии мгновенней,
Быстрей, чем взмах меча, он успевает
Порог переступить и вот уже
Горит, как Севера сполох багряный;
Он, тяжкою громадой навалясь,
Заполнил все, лишь слышен за дверьми
Свист времени, летящего стремглав.
Век новый веет стужей ледяной,
У ног его клубятся испаренья,
А за спиною мгла встает, – и только
Сверкает пламень глаз из-под личины.
 

III

 
И длань его железную на шее
Вы чувствуете, даже не успев
Достойно встретить нового владыку,
Что, появившись, прежнего поверг.
Вы, торжествуя, подняли бокалы,
В них, искрясь, пенился эксцельсиор.
Но выбил он из ваших рук хрусталь,
Напиток сладкий вытек, прилипая
К подошвам вашим. Был и у него
 В одной руке фиал с багровой влагой,
Студеной, липкой, а другой рукою
Он сеял ветер, вам смеясь в лицо, —
Ведь бурю пожинать придется вам,
Вам, мирным людям…………………..
…………………………………………….
 

IV

 
Но по какому праву мертвой хваткой
Он душит нас? Как взял над нами власть?
Кто он таков? – Бродяга, вот и все.
Откуда он возник? – Из пустоты.
Куда идет? – Во тьму, в небытие.
Откуда он возник, туда и канет.
Пред вечностью, владыкой всемогущим,
Он только миг, число, смиренный раб.
Лишь захотеть – и покорим его,
Пусть тот, кто властвовал, согнется сам.
Согнуть его? Но мы в его руках…
Доколе же?………………………………….
 

V

 
Сын весь в отца; и даже не понять,
Когда пришел он старику на смену.
Кто говорит, что с год назад уже
Он тайно воцарился, и тогда
На двух девятках (словно вал девятый
Унес его) скончался старый век.
Иные спорят: сын отцу дозволил
Год протянуть и кончить жизнь нулем,
Тем доказав, что старое столетье,
Столь много обещавшее, ничем
Окончилось, что нуль дал нуль в итоге.
 

VI, VII

 
Кто ж матерью его был, кто отцом?
– Дух, Вечность, – говорят!.. Слова пустые.
Отец его – мещанский затхлый век,
А мать звалась Свободой. К ней стремился
Юнец, покуда жаркой кровь была.
Он Воли не добился, хоть подчас
Судачат – не осталась без последствий
Запретная любовь, но в жены все ж,
Как бюргеру почтенному пристало,
Взял Обыденность – тучную мещанку,
И сам стал постепенно торгашом,
Забыв порывы юности мятежной.
 

VIII, IX

 
Отец под старость вас стегал бичом,
Сын будет скорпионами язвить.
В крови по самый локоть, как мясник, —
Век входит к вам.
Витийствуя о мире, в то же время
Во имя просвещенья и культуры
Уничтожает целые народы,
А жертве, застонавшей под ножом,
Он зажимает рот: резня – ведь это
Обычные, домашние дела.
Так что ж кричать? А если кто кричит —
Тот бунтовщик…
 

X

 
Громами войн он путь свой начинает,
Вдали раскаты первые гремят,
И грубым басом «длинного Фомы»,
Как плетью, хлещет он. Снаряды воют,
И сыплются свинцовые бобы.
«Концерт Европы» этот гул зовется:
В нем пушек гром, в нем тонкий визг «дум-дум»,
Зубов железный скрежет, стон глухой
И лязг брони… Зато над этим всем,
То вкрадчиво, то словно издеваясь,
Небесный голос флейт поет, поет
О счастье, безмятежной тишине,
Добытых острым лезвием… Оно
Зовется дипломатией…
 

XI

 
Век хочет, чтоб царила тишь да гладь!
Чтоб не разила сталь, не били пушки
(Иль в крайнем случае пусть бьют беззвучно),
Чтоб смолкли крики, стихли стоны, – если ж
Кому невмоготу, – пусть за зубами
Язык свой держит. Сладу нет с болтливым,
Держи его под страхом, чтобы он
Не смел грешить… И крикуны тогда
Притихнут живо, изрыгать проклятья
На новый век не будут. Мир настанет —
Благоволение во человецех;
Тогда лишь при движенье резком могут
Оковы звякнуть, да и то чуть слышно,
Как бубенцы, обернутые в войлок;
Ведь так мягкосердечен судия,
Так сокрушается палач, рубя
Нам головы………………………
……………………………………..
 

XII

 
Так какова ж Лейпутрия – страна,
Где век минувший (в сновиденьях, что ли?)
Нам райское блаженство уготовил?
Мала она была… Не многим в ней
Попиршествовать вдосталь довелось.
Растаяла гора из каши быстро,
Исчезли чудом – озеро вина,
Заборы из колбас, мясные стены.
Пошло хозяйство прахом, и остались
От вожделенных издавна богатств
Лишь вытоптанные поля да кости
Обглоданные.
 

XIII, XIV

 
Попасть бы нам в Лейпутрию, в которой
Для всех нашлось бы место, а не только
Для избранных, для сотни объедал:
В страну, где все мечтанья стали б явью,
Где спину мог бы каждый распрямить,
Где б каждый мог на хлеб намазать масло
И мясо в супе что ни день найти,
Да к этому всему еще имел
Табак для трубки, сапоги, костюм
И по воскресным дням билет в театр;
Где досыта все пили бы и ели,
Как на толоке, поровну трудясь.
 

XV, XVI, XVII

 
Измучены тоской непреходящей,
Мы, люди, испокон веков томимся
По счастью, солнцу, воле и по хлебу,
Особенно по хлебу, да, по хлебу
Пшеничному – грош ломаный за фунт.
Ведь вместе с ним придет все остальное,
Что делает прекрасным Дух и Разум.
Пойми одно – нам имя Легион!
Мы поколенье молодости вечной,
И мы тебя, Владыка-Век, согнем,
Рабом ты будешь нашим. Nos vincemus! [1]1
  Мы победим! (лат.).


[Закрыть]
И дети Солнца будут жить тогда
На белоснежной праздничной земле,
Жить, неизбывным счастьем наслаждаться,
Тем счастьем, что для них в кровавых муках
Мы добыли по тюрьмам и по ссылкам.
Поры не выжидаем, – смело мы
Вцепились в космы Времени седые.
 

 
Все печали и радости света,
Чувства, что рвутся из сердца поэта —
Вряд ли бег вечности сдержат намного.
Нет уже слов, которые могут
Время перемещать
Ближе к цели хотя бы на пядь.
 

 
В дальних рощах солнце село —
Лик земли роса покрыла,
А на нем заря горела;
 
 
И всю ночь роса копилась,
Лик земли сверкал, и зелень
Бисером росы искрилась;
 
 
А наутро солнце всплыло —
Лик земли, росой блиставший,
Пеленою слез покрыло.
 

 
Река безмерно длится
До горных облаков,
Небо к земле клонится
За далью ее веков;
 
 
Где небу с землею слиться,
У самой далекой черты,
Там светлое счастье мне снится,
Там тонут невзгоды, там – ты.
 

 
На горизонте,
Тучами сжат,
Ало-багровый
Гаснет закат.
Где-то, мигая,
Тлеет костер.
Перепел крикнул.
В сердце – укор.
Тьма набегает.
Где же светло?
Холодом веет,
Никнет чело.
 

 
Смотрел я долго
С нагорных высей
За дали далей,
В хаос надзвездный,
 
 
Покуда взор мой
Не мог уж видеть
Тех гор, что скрыты
За далью горной,
 
 
Тех звезд, что скрыты
За высью звездной, —
Покуда разум
Не впал в смятенье…
 

 
Зачем, былое,
Так неустанно
Ты мучишь душу
В кольце тумана?
 
 
Живешь, скитаясь
 На белом свете,
Так ловко ловишь
Ты душу в сети.
 
 
Сквозь сеть я вижу
Берез раздолье,
Но так томится
Душа в неволе.
 
 
Ко дням минувшим
Дороге виться,
Плывут виденья,
Мелькают лица.
 

 
Грустно дышит,
Тяжко дышит
Мать-землица.
 
 
Над осенними
Лугами
Пар клубится.
 
 
В шелк тумана,
В серый шелк
Земля рядится.
 
 
Жемчугами
И цветами
Вся искрится…
 
 
Астры вянут,
Ох, как тяжко
Сердцу биться.
 

 
Из прошлых дней мне слышен
Угрюмого моря вой.
Швыряя пену, дышит
Разгневанно прибой.
 
 
Чем дальше, тем мрачнее
На дюнах стонет он…
О, если бы скорее
Окончился вечный стон!
 

 
То синь, то серость – моря даль
Блестит, блестит под небосклоном,
Который нем и тверд, как сталь,
В однообразье монотонном.
 
 
Она зеркальна, моря гладь,
Лишь по краям раздолий длинных,
Где ветру трудно дрожь унять,
Как пашня, море все в морщинах.
 
 
И чайка, сея стон и страх,
Над глубью мечется морского,
И кажется, что на волнах
Душа, лишенная покоя.
 

 
Мерцает свод зеленовато-синий,
В огне закатном золотится мгла,
Блестит роса на мокрой луговине,
И растеклось дыхание тепла.
 
 
Час бледных красок, полустертых линии.
На долы тьма, как тяжкий сноп, легла,
И ветерки крадутся по низине…
 
 
Где все мерила?.. В сердце острие…
Шум ветра, пустота, небытие.
 

1

 
На небе туча залегла вразброс,
Покрыла солнце черными клубами;
А ведь недавно рассыпалось пламя,
Совсем как пряди золотых волос.
 
 
Мрак наползает, душу устрашает,
Полнеба взял в полон, к душе прирос
И давит, угнетает, окружает.
 
 
И грудь переполняется тоской
По солнечной земле в дали морской.
 

2

 
А туча – ближе, ближе. Тьма растет,
Весь белый свет сдавила в мертвой хватке,
К земле в полете тянутся касатки,
Поля молчат, но стонет небосвод.
 
 
Вихрь налетел негаданным порывом,
Деревья рвет, лакает пену вод
И рушится, хлеща дождем по нивам,
 
 
Чтоб жизнь топтать безжалостной пятой,
Чтоб землю сечь струею проливной.
 

3

 
Все кончено. Во мраке мир уснул.
Как пусто, лишь вдали сверкнет зарница,
Все свершено. Слезами дождь струится
И смерть несет, как стража – караул.
 
 
Душа устала, онемели руки,
Пыланье сердца пепел затянул.
К чему мечтать? Ведь это – снова муки.
 
 
Продрогла плоть, и дрожь такая бьет,
Как будто стонет кто среди болот.
 

 
Жилы застывшие
Некуда вытянуть,
Мысли горящие
Тоже погасли:
Тело ржавеет,
Как старая рухлядь, —
Машина, которой
Со всем ее визгом,
Воем и скрежетом
Место на свалке…
 

Что мне – жизнь ненавидеть,

Скрыться в пустыне

Потому, что не каждый цветок надежды

Плод принесет мне?

Гете, «Прометей»

 
Все пало, все в землю зарыто, мертво,
Вокруг тебя тайны и мглы торжество…
……………………………………………….
Зубами сожми, чтобы жизнь нести,
Пока еще можешь дышать в пути, —
Зубами сожми, подави свой стон,
Пусть ты последней надежды лишен,
Пусть даже сломан, иссох, как скелет:
В недрах ночи родится свет!
 

 
Птицей ли мысли вспорхнут, —
Крылья повиснут, падут,
Скованы тяжкою мрачною мглою.
 
 
Если любовь даст росток, —
Гибнет она, как цветок,
В землю затоптанный грубой пятою.
 
 
Если протянешь друзьям
Руку спасенья, – и сам
Вязнешь в трясине, спознавшись с бедою.
 
 
Мгла пред тобою, но все ж
В горе утешить идешь,
Веря, – все скоро проснется с весною…
Теплится жизнь под корой ледяною.
 

 
Все горше одиночество с годами,
За другом вслед уходит друг, – и вот
Все реже спутник, реже меж камнями
Цветок нежданной радостью блеснет.
 
 
Потом и их не станет в выси горной,
Лишь тишины неумолимый гнет
Бессонницей тревожить будет черной;
 
 
Снега смыкаться будут впереди
И вся земная боль пылать в груди.
 

 
Тягучие пустые дни,
То зори, то сумрак багряный…
Без сил они, без дум они,
Кровоточат, как раны…
 

 
Грядет смертный час!
Бессилия волн в жизни не знал я,
В пламени боли всегда закалял я
Душу, что стала тверда, как алмаз.
Грядет смертный час!
 
 
И все же… противны мне приступы дрожи,
И гнусный вид смерти противен мне тоже,
Волосы дыбом, взор мой ничтожен…
Чтоб нитью гнилой жизнь моя расползлась?
Грядет смертный час!
 
 
Грядет смертный час?
А жизнь льется песней широкой, стозвонной,
Труд, ты мой, начатый, но не завершенный, —
Снова распасться мне, в прах превратись?
Грядет смертный час!
 

 
Ни ненависти, ни любви, —
Он, неподвижный, замер.
Лежит и ждет, оцепенев,
С закрытыми глазами.
 
 
Он ждет, чтоб грудь его была
Теплом слезы согрета, —
Он ждет, он вечно ждет весны,
Ждет ликованья света.
 

 
Зияла годы в сердце рана,
Затягивается слегка.
Тянулись долго эти годы…
 
 
Мне на сердце твоя рука
Легла, так ласкова, легка.
Мне так тепло, забыта рана.
Спи, сердце, просыпаться рано!
Спи. Далека
Перед тобой лежащая дорога.
Дремли пока.
 

 
Искрится бескрайнее море;
Избушка, лес кругом:
На землю, на зимнюю землю,
Повеяло теплом.
 
 
Волна твоего дыханья
Вливается в душу мне.
И жизнь, наливаясь силой,
Воспрянула на волне;
 
 
Искрится она, как море,
Не знающее конца,
И лето излучает
На стынущие сердца.
 

 
Словно любви твоей,
Ласки дыханье,
Скрытой печали
Пыл и страданье:
 
 
Измятый цветок,
Мне близкий такой,
Нежность его
Осязаю рукой;
 
 
Измятый, он в шелковый
Спрятан платок,
Был в твоих косах
Милый цветок.
 

 
Глаза твои слепнут в рыданьях,
В них мечутся ужас и страх?
А кажется, свет ликованья
Искрится в твоих глазах;
 
 
Летят синеватые искры
Из сердца, в котором весна,
И в воздухе ясном и чистом
Пьянящего хмеля волна.
 
 
В душе твоей света безбрежность
И вечное утро любви,
Таят первозданную нежность
Те жгучие искры твои.
 
 
Зачем же не молкнут рыданья,
К чему и кошмары и страх, —
Когда этот свет ликованья
Искрится в твоих глазах.
 

 
Что бродишь, мысль,
Весь день-деньской?
Вот милый лик
Перед тобой,
Тончайший стан…
 
 
Б вуаль-туман
Облачены,
Но так светлы
И так нежны
И милый лик,
И тонкий стан…
 
 
Раскройся далям
Ты, вуаль,
Чтоб синевой
На миг, на миг
Мне в душу проник
Свет ликующих глаз твоих,
Твой милый лик,
Твой тонкий стан
Судьбой мне дан.
 

 
Любви, любви я полон,
Как яблоневый сад
Пыльцой благоуханной
И зеленью богат:
 
 
Средь свежести росистой
Цветет в саду заря,
Сквозь дымку золотую
Мерцая и горя.
 
 
Среди травы стройна ты,
Тонка ты, как цветок,
Пыльца над садом вьется,
Как золотой дымок.
 
 
Цветочные пылинки
К тебе, ласкаясь, льнут,
И для души любимой
Вуаль из шелка ткут.
 
 
Их множество – но если
В глазах твоих печаль,
Она мгновенно меркнет,
Волшебная вуаль.
 

 
Мир был пустыней —
Ты мир заселила,
Мир был бесцветным —
Цветы посадила,
 
 
Мир был холодным —
Согрела дыханьем,
Мир был во тьме —
Озарила сияньем.
 
 
И славить солнце
Я снова в силах,
Будить надежду
В сердцах унылых.
 

 
Живет во мне тоска – мой крест,
 Как птица из клетки рвется,
И ненасытно сердце ест,
О стенки груди бьется.
 
 
Как зверь в капкане, сладу нет
С тоской ни днем ни ночью,
Души моей любовь и свет
 Она разрывает в клочья…
 
 
Единственный цветочек мой,
Что цвел под солнцем алым,
Лежит поникший, неживой,
Толпа его растоптала.
 
 
Ты в сердце, алый мой цветок,
Воспрянул ясным светом,
Мой дом и темен и жесток,
Ты пленник в доме этом.
 
 
Цветам ни света среди мглы,
Ни свежести напиться,
Как пар, готовый взорвать котлы,
Тоска в груди теснится.
 
 
Вперед, вперед! Там сила, труд,
Свистящий ветер мимо…
Там свет и радость тоску взорвут,
И землю к солнцу двинут!
 

 
На нить нанизанные звуки
Плывут и реют в вышине:
Моей души мечты и муки
Горят и плавятся в огне!
 
 
Душа горит, сгорает ярко,
В огне расплавлена она.
Пусть сердце полно кровью жаркой, —
Душа огнем претворена!
 
 
В ней все тяжелое сгорело,
Она свободна и легка;
Все плавится, что тяготело:
Томленья, ужасы, тоска!
 
 
Огонь! Пройди до глуби темной,
Где крылись муки, страхи, гнев,
Развей по ниве подъяремной
Свой пламенеющий посев!
 
 
Огонь, звенящий без предела,
Сжигай все думы, – чтоб разнес
Потом их пеплом, пылью белой,
Свободный ветер новых грез!
 
 
Но всё плывут и реют звуки,
И думы нижутся на нить:
Моей души мечты и муки
Горят, чтоб белым пеплом стыть!