Текст книги "Стихотворения. Пьесы"

Автор книги: Ян Райнис

 
Юных дней моих земля,
Я давно тебя утратил, —
Ночью лишь придешь виденьем
В час, когда лежу бессонно,
В час, когда лежу бессонно,
Уронив устало руки.
 
 
Юных снов моих земля,
Где еще мечтать так сладко?
Где еще под солнцем утра
Тишина с благоуханьем,
Тишина с благоуханьем
За руки всю боль уводят?
 
 
Юной горечи земля,
Так же ль ты еще прекрасна?
В легкой дымке средь долины
Тихо спящая царевна,
Тихо спящая царевна,
Кто, когда тебя разбудит?
 
 
Юной горести земля,
Всё ль травой поля покрыты?
Всё ль по лесу волчьи тропы?
Всё ль в озера и болота,
Всё ль в озера и болота
Только солнце смотрит с неба?
 
 
Юных дум моих земля,
Спят ли пахари на межах, —
Ноги на соседнем поле?
Что ты спишь? Проснись скорее!
Что ты спишь? Проснись скорее,
Юных дней моих земля!
…………………………………
Юных дней твоих земля
Встала, ото сна воспрянув,
Братья разбудили спящих, —
Настежь дверь под грохот грома,
Настежь дверь под грохот грома.
Вместе все идем на битву!
 

 
Фата-моргана рисует картины:
Стали просторней отчизны долины.
Вижу, в наряде сверкающе-пестром
Руку она подает своим сестрам…
 
 
………………………………………………
Миг – и виденье минутное скрылось,
Снова надвинулась будней унылость.
Сердце лишь знает, что с давней мечтою
Жизнь не будет пустою.
 

 
Мчался, мчался и умчался ветерок,
Таял, таял – улетучился дымок,
Веял запах – и отвеял в краткий срок.
 
 
Все уйдут, уйдут, не ведая дорог —
Легкий запах, и дымок, и ветерок,
И душа,
Что домашний свой оставила порог.
 

 
Оглянусь назад,
Отвернусь я прочь.
На родимый сад
Мне глядеть невмочь.
 
 
Крапива растет,
Взошла лебеда,
Тропа заросла —
Беда мне, беда.
 
 
Ах, сохнут цветы,
Гаснут лепестки.
Куда деться мне
От моей тоски?
 

 
Руками жесткими ласкать
Тебя – мне суждено судьбой.
Платить за счастья благодать
Мучений горькою ценой.
 
 
Зачем мученье нам дано?
И что зовется счастьем?
Познать его я не спешу —
Да полно, в мире ль есть оно?
Не знал его я власти…
И ласки нежной не прошу.
 

 
Там яблонька склонилась,
Опершись на плетень.
Над ним плоды свисают,
Ветвей трепещет сень.
 
 
Склони на плечо мне головку,
Чтоб выдержать гнет беды.
Дерево, вытерпев бурю,
Все же приносит плоды.
 

 
Кто скажет мне,
Ах, кто?
Кому страданья
Сердце вверит?
О, кто умерит
Скорбь ожиданья?
Кто?
 
 
Кто скажет мне,
Ах, кто?
Хоть зелье б дали
Мне для покоя…
Но зелье такое
Найдешь едва ли, —
И где?
 
 
Кто скажет мне,
Ах, кто?
Он жив?.. Скажите!
Томлюсь, сгораю,
В разлуке теряю
Надежды нити…
Увы!..
 

 
Жар сердечный, что дарит
Счастьем,
Словно свечка на ветру
Гаснет.
 
 
Песнь любовная твоя
Поутру
Тает с запахом цветов
Ввечеру.
 

* * *

 
Его любил я:
В пути, усталый, погруженный в сон,
Он был на остров счастья унесен.
 

* * *

 
Его любил я:
Он нам сиял, пылал – и вот погас…
Лишь сотни искр еще горят для нас.
 

* * *

 
Его любил я:
В могильной яме он лежит и ждет:
Его зерно через года взойдет.
 

 
Спи под травами, в тиши…
Ледяной земля не будет
Для того, кто жар души
Без остатка отдал людям.
 
 
Пусть назначено судьбой —
Быть зарытым на чужбине,
Знай, что в небе над тобой
Солнце вечное не стынет.
 

 
Кто услышит наши стоны?
И кому нести нам скорби?
С дрожью ветер их минует,
С болью долу ниспадая.
 
 
Деть куда страданья эти?
Грудь моя от них сгорает.
На траву ли я прилягу, —
И трава от них чернеет.
Над ручьем ли наклонюсь я, —
И ручей пересыхает.
 
 
Встал с земли: «Послушай, солнце,
Пусть к тебе летят страданья, —
Разгорись, сожги все горе…»
Солнце путь свой продолжает.
 

 
Достигнем ли завтра той цели,
Где будет нам радость дана?
Мы столько страдали, мы столько терпели,
Ужели и эту горчайшую чашу
Испить нам придется до дна?
 
 
Идти, чтоб концы и истоки
Найти не могли мы опять?
А цель заповедная – остров далекий,
Такой, что его человеческий разум
Не в силах понять.
 

 
Вновь старая мысль явилась,
Печальна, неодолима.
Окошко мое замутилось,
И наполнилась комната дымом.
 

* * *

 
Усталая мысль! Уныло
Опять стоишь на пороге,
Ты по дальним странам бродила,
Тебя утомили дороги.
 
 
Тревожная мысль! Наверно,
У дверей моих будешь топтаться
И снова долго и мерно
Стучаться, стучаться, стучаться.
 
 
Я знаю тебя: пришла ты
Опять стоять у постели,
Дыханьем своим проклятым
Все губить без смысла и цели.
 

* * *

 
Но заперты двери эти,
Тебе не открыть засова, —
И здесь я в волшебном свете,
Тебя он не пустит снова.
 
 
Я новую мысль лелею, —
Уходи отсюда скорее!
Я счастлив, я полон ею,
А ты, что ни день, бледнее.
 
 
Ступай себе в мрак бездонный,
В ту ночь, что за мной маячит,
Покуда звон похоронный,
Гудя, меня не оплачет.
 

Я растекаюсь, как вода.

Из края в край иду я.

Армянская народная песня

 
Мы, как текучая вода,
Из края в край стремимся,
Животворящей влагою струимся,
Любые дали приближаем,
И нивы дарим урожаем,
И дальше вновь стремимся
Текучею водой.
 
 
Мы, как текучая вода,
Что, изгибаясь, вьется,
Как будто вспять вот-вот вернется;
Но не течет к истокам старым,
Лишь исчезает легким паром…
– К вам тучей грозовой вернется
Текучая вода!
 

I

 
Ты, вьюнок-вьюночек,
Беленький цветок,
Я тебя встречаю
Возле всех дорог.
 
 
Где б ни проходил я, —
По земле отцов,
На Литве, в России,
Посреди лугов,
 
 
Всюду у дороги
В душный летний зной
Ты белеешь скромно,
Цветик мой родной.
 

II

 
И теперь далеко,
В чуждой стороне,
Вновь ты у дороги
Улыбнулся мне.
 
 
Что же ты, вьюночек,
Дома не сидишь?
Кто тебя обидел?
Почему молчишь?
 
 
Оба мы скитальцы,
Старые друзья,
И таим обиду
Вместе – ты и я.
 

III

 
Сожжены селенья,
И в крови лежат,
Пулею убиты,
И отец и брат.
 
 
А кто жив остался,
Тот в тюрьме сырой
Иль в далекой тундре
С нищенской сумой.
 

IV

 
Путь – отец. Он водит
По чужбине нас.
Мать – трава обочин,
Отдых в трудный час.
 
 
С нами вместе – братец,
Маленький вьюнок,
Стали мне друзьями
Все, чей путь далек.
 

 
Из машины валил черный дым,
Все душил и валил, не кончаясь.
Как мы долго стояли под ним,
Мы стояли, прощаясь, прощаясь.
 
 
А когда загудел паровоз,
Он мне душу разрезал на части,
С миром связь разорвал и унес
Тот гудок мое детское счастье.
 
 
Только вспомню тот день, – и гудок
Душу режет мне в копоти, в дыме,
И мне кажется: путь мои далек,
Дым и копоть меж мной и родными.
 

 
Слова, объятья —
Изнемогали под заклятьем,
Не слушался язык.
В прощальный миг
К порогу я губами не приник.
 
 
Теперь, ночами,
Мне чудятся слова прощанья,
Невнятные, как сон —
Со всех сторон
Видений странных сонм.
 
 
Причуды ночи!
Но ясным днем покой мой прочен:
Те, кто любил, кто знал меня,
Со мной – незримы – в свете дня
Не расстаются, разум мой храня.
 

 
…За тысячи верст, в глухой дали,
За холмами, за лесами
Полуденный сон родной земли
Дневными прикрыт небесами,
Он солнечно-синей прикрыт простыней
От ветра, от гроз, от струи ледяной.
 
 
…Так начал я песнь на заре моих дней,
Когда-то, в первом изгнанье;
И стала она все бледней и бледней,
Утратилось воспоминанье.
Когда я вернулся в родные места,
Все было иное и песня не та.
 
 
Когда я вернулся в родные места,
Там все уже было иное.
Уже не прикрыта была высота
Сияющею простынею;
Иная у нас начиналась пора, —
Гроза бушевала, и пели ветра.
 
 
Изгнанники, как после тяжкого сна,
На крыльях мы взреяли гордо,
Когда по стране прокатилась волна
Надежды, любви и восторга.
То было наградой за наши дела,
Когда эта новая жизнь расцвела.
 
 
А нас, когда новая жизнь расцвела,
Изгнали из отчего края,
И снова над нами злые крыла
Простерла воронья стая.
Живем на чужбине, с бедою борясь,
И родина крепко закрыта от нас.
 
 
Без гнева уходим, уходим любя,
И наша любовь будет длиться.
О матушка, мы ведь виним не тебя, —
Тех, кто над тобою глумится.
А новую жизнь еще надо добыть
И слабые искры в огонь превратить.
 
 
Расти, созревай, стань сильна и крепка,
Как нива, что бурю стерпела;
Пусть нежность детей твоих, как облака,
Летит из чужого предела.
Ведь узы с тобою нам не разорвать,
Мы те, кто не создан, чтоб забывать.
 
 
Мы помним, мы знаем начало начал
И верим в грядущее свято.
Мы знаем судьбу твою, твой идеал
И все, что свершится когда-то.
И вера в нас не убывает.
Мы те, кто не забывает.
 

 
«Поведай правду всю!» —
«Борясь за счастие народа,
Мы гибли, пылкие умы,
Наш клич «Да здравствует свобода!»
Сверкал звездою в царстве тьмы!» —
«Звездою в царстве тьмы!
 
 
Но дальше, дальше!» —
«Другие с пылкими сердцами
Пойдут по нашему пути.
Да, будут тысячи за нами
По хвое настланной идти». —
«По хвое им идти.
 
 
Но дальше что ж?» —
«И хвойный ветр благоухает
Над грустным шествием людей,
И долго сердце сохраняет
Печальный запах тех ветвей». —
«Печальных тех ветвей.
 
 
Но дальше, дальше!» —
«Мы будем хвоей похоронной,
Пока народ не победит,
Тогда толпа с листвой зеленой,
О хвое вспомнив, загрустит». —
«И вас почтит!»
 

 
Покуда сил хватало нам,
Мы плотничали тут.
Теперь пора и по домам,
Закончили мы труд.
 
 
По нашим бревнам, по венцам
Вам ясен план работ.
Мы начертали дома план,
Работать – ваш черед!
 
 
Мы в дело первыми впряглись,
Лиха беда – начать.
Вы стены ввысь ведите, ввысь,
Чтоб дело увенчать!
 
 
Смелей достраивайте дом,
Как совесть вам велит.
Наш честный труд заложен в нем —
Он долго простоит!
 

 
Мы молотом били —
Искры летели.
Мы с помолом спешили,
Жернова наши пели.
 
 
Где тишь, бывало, —
Все гулом гудело.
Где искра взлетала, —
Там пламя рдело.
 
 
Все смолкло ныне,
Радость уснула.
Все паутиной
Тишь затянула.
 
 
Пусть мокнут долы,
И пусть все прожито, —
В нас пламень веселый,
Чуть вспомним прошлое!
 

 
Смерч великий всю планету,
Всех и все потряс,
После бури кто-то где-то
Уцелел из нас.
 
 
Мысль разорванную вяжем
Тихо в стороне,
Выдуманным прошлым нашим
Счастливы вполне:
 
 
«Счастье горше и весомей
Хвори, маеты —
Гроб печали, гроб свинцовый,
Мертвые мечты;
 
 
Гроб подняв, лелеять станем
Мир, что нем и тих, —
Жизнь даря воспоминаньям,
Воскрешая их».
 

 
Я знаю слово, что тверже всех руд:
Коль духом ты надломился в борьбе,
Коль сам себе в тягость, коль оробел,
Тогда одно лишь поможет тебе —
Труд.
 

 
Тебя Веселье скоро оттолкнет,
В беде оставит.
Тебя рукою тощей Мать Забот
Обнимет, сдавит.
 
 
«Пусть так. Мы знали, труд свой начиная,
Что ждет нас доля злая».
 

 
Предо мною – неведенье,
За мною – забвенье.
Но неудержимо
Кидаюсь в сраженье.
 
 
Судьба, красота —
Какое мне дело?!
Так горный ручей
Низвергается смело.
 

 
Солнце животворный свет
Посылает всей природе:
Поколенья с давних лет
В мир приходят и уходят,
Но стремление к свободе
В них горит, как солнца свет.
 

 
Падет одиночка,
Чтоб встали миллионы,
Чтоб хлынули волны,
Ломая препоны.
 
 
Герой пролагает
Дорогу один,
Чтоб вольные воды
Не знали плотин.
 

 
Я вновь на старом месте, будто
Всю ночь блуждал я по полям,
Чтоб поводырь привел беспутный
Меня все к тем же рубежам.
 
 
И только утром на рассвете
Увидел, бедный путник, ты
Обманные тропинки эти
И вытоптанные следы.
 
 
Что ж! Я об этом не жалею!
Пусть сделан только шаг вперед, —
Величественней и яснее
Дворец грядущего встает.
 

 
Я знаю голод, знаю и хлад,
Бессилие, слабость, усталость.
Всего не расскажешь, что знаю я, брат.
Все отдано, мало осталось.
 
 
Но это не все, что я изучил,
Здесь только лишь сказа начало,
Пусть голос страданья силен и уныл —
Душа его перекричала.
 
 
Она еще помнит солнце, весну,
Цветы, соловьиную россыпь,
Просторы лугов и лесов тишину,
Плывущий серебряный остров.
 
 
И знает, что есть человеческий дух,
Есть разум и пламень еще не потух.
И я с ними вместе воспряну
И это твердить не устану.
 

 
Мы знаем все, что наш народ умрет,
И мыслью этой мы себя не раним,
Она в сердцах звучит за годом год,
И каждый свыкся с этим тайным знаньем.
 
 
Но и большим народам, в свой черед,
Бессмысленно с погибелью бороться,
И колокол по ним могильный бьет:
 
 
Как и другим, погибнуть им придется,
Чтоб вновь восстать в объятьях благородства.
 
 
«Там будет видно, – говорят они, —
Но мы сначала вас поглотим, малых, —
Вот и встречайте благостные дни!
А мы сразимся в битвах небывалых!»
 
 
Вам – пламя битв, нам – разума огни,
Мы – семена, мы – духа первородство,
Мы воскресим вас, мы дрожжам сродни;
 
 
И все кому погибнуть, пасть придется,
Восстанут вновь в объятьях благородства.
 

 
У нас одна надежда,
И боль у всех одна.
Моя тоска вам внятна,
И ваша мне видна.
 
 
У всех, кто на чужие
Заброшен берега —
В пески, в болота, в степи,
В суровые снега, —
 
 
У всех одна надежда
И в этот горький час —
Что родина воспрянет
И снова примет нас.
 
 
Что родина воспрянет,
Что беды отомрут.
И это все – награда
За наш суровый труд.
 

 
То ль под осень жаворонки
Там поют?
То ли рано труженики
Там идут?
 
 
Иль опять надежды рухнут
И опять мечты обманут?
Очи не смыкай!
Идут!
 

 
Мы над родным, над отчим краем
Все чаще шелк сетей кидаем,
И сетью мыслей обвиты
Ее и тайны, и мечты.
Все заключаем в сердце так,
Как свой улов в сетях – рыбак.
 

 
Всю жизнь мы шли, мы вечно шли,
Конец дороги не нашли,
Но позабыли мы вдали
Свою отчизну.
 
 
Мы исходили все пути,
Нам счастье удалось найти,
Но не смогли мы обрести
Свою отчизну.
 
 
Теперь, когда уже видны
Нам берега родной страны,
Мы к человечеству должны
Идти без жалоб.
 

 
От кровного, близкого мы ушли
Медленно, тихо, безвольно, покорно,
Как мертвые водоросли уплывают;
Больше не в силах они ухватиться
Вялыми щупальцами своими
Ни за кусты, ни за острую гальку,
Ни за песок побережья родного —
Они по теченью плывут.
 
 
Так нас от русла родного уносит,
Нет у нас, нет у нас больше отчизны,
Что ж нам еще остается?
В путь мы идем и пристанища ищем,
Ищем, где корни пустить и работать —
Но это не родина наша.
Больше ее мы нигде не находим
Пусть совершеннее было бы где-то,
Ярче светила, земля зеленее,
Люди спокойнее и человечней —
Это не родина, нет.
 
 
И никакой нам другой не хватит —
Но горе, если бы нам хватило
Родины новой, чужой!
И дважды горе, если бы нынче
Мы старой отчизной были б довольны,
Той самой, прежней, своей.
Клочок земли, освещенный солнцем,
Отнят у нас,
Но вместо него мы
Мир, весь мир отберем, отнимем —
Весь, целиком, до конца.
 
 
Наша отчизна должна быть просторной —
Слишком узка наша родина стала:
Мысли необщей там не вместиться,
Чувству большому раскинуться негде,
Всюду ограды давят дыханье,
Сердца бы треснули и раскололись,
Когда б хоть одну вместить захотели
Мысль, набухающую, как почка.
Ах, родина, как ты узка!
 
 
Вместо отчизны отнятой, старой,
Мы выстроим новую – лучше, красивей,
Больше всех стран и отчизн.
Мы ее выстроим из величья —
В рост человечеству, в рост его духу,
Из высоты, глубины и охвата —
В рост человечеству, в рост его чувствам,
Мы ее выстроим из братства,
Из всех языков и из всех народов,
Видов, пород, категорий и классов,
Свободными мускулами и умами,
Общим и слитным трудом.
 
 
Только изгнанники, только изгои,
Выбитые из привычных рамок,
Те, у кого отечества нету, —
Они лишь способны подняться над миром:
Только разбросанные могут сеять
В борозды жизни идеи большие;
В мыслях и в муках изгнанники духа
Будущее постигают, с которым
Слиться потомкам будет дано.
 
 
Только в изгнанье, вразброс, прорастают
Мысли о родине, большей и лучшей,
Новой – которой дано появиться
От златотканого воображенья,
От синих мечтаний, надежд зеленых,
От красной, бунтующей влаги сердца
И от прозрачных, белых рыданий…
После глубоких и черных стенаний
Вскинулся радужный пояс неба,
Мир обвязавший, объединивший
Счастьем одним.
 

 
Что ж мы уселись
И руки сложили,
Потерянно бродим
Вокруг да около,
Только вздыхая
Да причитая?
 
 
А там, за рекою,
Равнина дымится
И воздух наполнен
Клубами пара:
Копотью дышит
Машина грядущего,
Печи громадные
Жаром пышут,
В котлах громадных
Жизнь в переплавке.
Искры, снежинки —
В одно там смесились.
 
 
Пламя и влага
Живут борьбою, —
Той самой борьбой,
От которой в сторонке
Сидим и вздыхаем.
А там вихри бушуют,
А там пламя взлетает,
Там та же любовь
И ненависть та же.
 
 
А ну-ка, всмотритесь
Сквозь дымные клубы:
Там ваши же братья,
Такие же люди,
Стоят в самом пекле
И кличут к себе.
 
 
Что ж мы уселись
И руки сложили,
Потерянно бродим
Вокруг да около?
А чем же мы хуже!
Поднимемся дружно!
И встанем все вместе
В гуще огня!
 
 
Такое же пламя
И мы раздуем,
Чтоб старую жизнь
В переделку пустить.
Где бы мы ни были —
Вместе ли, порознь ли,
Живем ли на Западе
Иль на Востоке,
На Юге, на Севере, —
Не все ли равно:
Добьемся того,
Чтобы жизнь забурлила!
 
 
Юг и Север,
Восток и Запад
Слиться заставим,
Бурлить в переплавке.
Пара столбы
Пусть к небу взмывают,
Вершинами
Клубы туч задевая
И нависая
Кроной густою.
Пусть в этой тени
Старый мир скрывается,
Пусть новый мир
Сквозь нее прогревается.
 

 
С хмурого севера,
С юга блаженного,
Из Азии – отечества
Племен, народов, человечества,
Из крестоносно-панцирной Европы,
Из юной Африки,
Из-за безбрежья океана —
Клич в громах гроз и урагана:
 
 
«Братья, братья,
Ближний, дальний – без нзъятья!»
Зов: «Братья, вы на страже?»
Зов: «Братья, отвечайте!»
 
 
Отовсюду гневный клич несется,
В целом мире эхом отдается,
Несется из дали такой,
Что месяцы, годы пройдут над землей,
Пока донесется сюда.
Несется сквозь землю, гранит и года, —
Слышишь: кричат камни, земля, вода:
Мы с вами, братья!
 
 
И есть голоса,
Что слабы, как вздох или шепот,
И есть голоса:
Сокрушителен грозный их ропот.
И те, кто на молчанье были обречены,
И те, что были тише тишины, —
Как корни, вросшие в скалу,
Окрепли и могущественны стали.
 
 
Клич: «Братья, мы бодрствуем с вами —
В далях, в недрах, в глубинах!»
Клич: «Братья, мы вашему зову внимаем,
Вам братский привет посылаем!»
Как будто ветров перекличка,
Друг друга слышим ближе и ближе,
Родину слышим, вселенную слышим!
 
 
«Братья, вы на страже?»
Мы на страже, на страже!
Мы внимаем, братья, мы слышим!
Мы внимаем, братья, мы видим!
Мы на страже!
 

 
А одинок ли я из-за того,
Что в одиночестве пребываю,
Что оторвали меня от отчизны?
И только поэтому должен грустить я,
Предаваться отчаянью?
 
 
Ведь только плоть мою оторвали, —
Так сорванный лист устремляется вдаль,
Песок его хлещет и воды полощут,
И гонит его невесть куда.
Но плоть – ведь это еще не я.
Ведь это лишь моя оболочка, —
Пусть ветры гонят и треплют ее,
Я становлюсь лишь бодрее, свежее.
 
 
Смеха достойна вера сломить меня,
Мою оболочку сокрушая;
Так что ж мне грустить, что я одинок?
 
 
Но вот моя сущность – это мой дух:
Он этих страданий не ощущает, —
Глянь, среди туч, застилающих небо,
Гонимых в осенней ночи вереницей.
Спокойно и гордо месяц сияет
И твердо свершает обычный путь —
Один, но с сонмом звезд в окруженье.
Так что ж, одинок он?
 
 
Вон оно, это величье бескрайнее,
Что мир наполняет, объемля.
Та масса, что служит всему основой;
Те тысячелетия напряженного
И непрестанного борения;
Вот оно небо – и звезд мириады, —
И в их числе пребываю и я.
Так что ж мне грустить, что я одинок?
 
 
И чувства мои – это общие чувства,
И думы мои – это общие думы,
И с общим ростом я вырастаю
И – как бы я ни был хил – расцветаю,
И в глубочайшем своем одиночестве
Я увлекаюсь потока движеньем,
Меня он несет.
 
 
И пусть все рухнет на одиночку:
Мысль и терпенье все превозмогут;
Пусть почву вырвать грозят из-под ног, —
Народ уничтожить, с которым ты рос:
Не отвратить воскресенья из мертвых;
Пусть скрытно поток подо льдом струится,
Время настанет – он вырвется к свету;
А время это – не за горами, —
Так что ж мне грустить, что я одинок?
 
 
Исчез одиночка – поток остался,
А тот одиночка в нем растворился,
И стал поток еще полноводней;
Один живет в массе, а масса – в одном,
И тело и дух, слиясь воедино,
Творят.
Один – это все.
Так что ж мне грустить, что я одинок?
 

 
Горы, головы свесив,
Думают думу немую.
Внизу – непогода и ветер
Озера гладь волнуют.
 
 
Душа, не кричи от страха, —
Обретешь ты покой свободный,
Коль не в тихой нагорной выси,
Так в тишине подводной.
 

 
Так быстролетна, так легка
Тень облака скользит вдоль склона.
Сокрылось солнце в облака
И вновь сияет с небосклона.
 
 
Что ж помрачнела ты, гора?
Что стала сумрака чернее?
Какая темная пора!
В кустах как будто ночь и змеи!
 
 
«Но сам ты мрачен что ни день?
Не бойся ужаса и боли.
Пусть жизнь твоя мелькнет, как тень,
Мир все равно добьется воли!»
 

 
Вкруг горы тяжелоглавой
Тучи – черным платом,
На лице мохнатом —
Резкие морщины.
 
 
И гора рокочет громом,
Молниями блещет,
Словно вся трепещет
От тяжелой думы.
 
 
Испокон веков терзает
Гору эта дума,
И ручьи угрюмо,
Словно пот, струятся.
 
 
Не поймет, не одолеет —
Что ж ее тревожит?
И уйти не может
От своей тревоги.