Текст книги "Стихотворения. Пьесы"

Автор книги: Ян Райнис

 
Здесь рядом – сад,
Лежал я как-то тут,
Где примулы курчавы, как ягнята.
Вот здесь мочили лен, вот баня здесь и пруд,
И ветлы дремлют – так же, как когда-то.
Вот в рельсу бьют… Идем! Нам на обед пора!
Мычат стада, собаки звонко лают,
И слышно за версту – аукает сестра…
 
 
А я скорее к речке убегаю…
Оттуда озеро мое недалеко:
Таинственно, черно и глубоко.
 

 
А если б и тебе подняться довелось
На воздух вдруг и лучше выбрать место,
Чтоб запах крови ветер не донес
От барского именья по соседству?
Не только запаха страшиться нам сейчас —
Ты берегись, чтобы горячей кровью
Гебе и нам не заливало глаз:
Не только ржавчина – кровь берег твой покроет!
 

 
Ты, поезд, увозишь меня без возврата
От мыслей, которыми жил я когда-то.
 
 
В стремительном ритме, колеса, стучите!
Железо в железо, дорогой прямой
Меня вы в свободную Латвию мчите,
В свободную Латвию,
Прямо домой!
Но ты ведь все та же, родная картина:
Дом детства на ней – мой единственный дом!
Но только теперь он широко раскинут,
Сейчас он меня обступает кругом:
В него теперь входят межи и ворота,
Пороги другие…
Вот он распростерт
До Латвии самой…
Раскинулся – вот он —
К свободному миру —
Все дальше идет…
 

 
Огонь закручен в ночи инфернальной,
Железный месяц лезет в небеса
Багровый, будто только с наковальни
 
 
Приидут воскресенья чудеса!
Но серый лик – и саван погребальный —
Что хочешь ты – ведь ты не знаешь сам!
 
 
Что знаешь ты? И кто из дали дальней
Грядет сюда, застать меня впросак?
Ты имя назови! Ответствуй, дух печальный!
 

 
Дым черный мне дорогу застилает,
И рига вся кругом объята им:
Из подворотни дым клубится, выползает…
Но знаю я: другой есть, алый дым,
И зарево, что утром называют!
 
 
Великий пахарь принялся пахать:
Он мир, как дерн, ворочает упорно;
Когда вонзает в землю лемеха,
Дрожит земля
Под вывернутым дерном.
 
 
Пари́т, пари́т, пари́т, пари́т, пари́т.
Пар снизу вверх и сверху вниз стремится;
Так, черные, сражаются пары,
Пока меж них огонь не заискрится.
 
 
А там – подъем, подъем, подъем, подъем,
Крылами всех ветров земля навстречу машет,
Тьма ко́лется, и вдруг ее проем
Храм Света ослепительный покажет!
 
 
И в страхе все: держп, держи, держи!
Все смешано…
Не сон ли это снится?
Не радуга ли на небе дрожит,
Чтоб не во сне, а наяву явиться?
 

 
Внезапно просыпаюсь от толчка —
Не стукнулся ль о поручень вагона?
Мой поезд мчит, я глохну от гудка,
Мчит всем железом, со всего разгона!
 
 
Гляжу в окно: за ним слепая тьма.
Вдруг забелело что-то, заискрилось…
Да это ж снег! Откуда ж там зима?
Откуда тьма, ответствуй, сделай милость!
Ведь было солнце летнее со мной,
Я счастлив был, работал очень много.
И разве же не ехал я домой?
Так что ж я в дом не узнаю дорогу?
 
 
«Еси, еси», – и далее – «еси».
А что «еси»? – по чьей-то чуждой воле —
Ты был и есть – но больше не проси!
Ты был и есть, но ты не будешь боле!
 
 
Навстречу плач… Мне слушать нестерпимо
Дрожащий всхлип… И непонятно мне:
Домой, домой!
А еду – мимо, мимо…
Дом остается где-то в стороне.
 

 
Из стужи – в холод,
Из ночи – в ночь,
Из ссылки – в ссылку,
Путь проторён.
 
 
Конец дороги —
Начало новой.
На перепутье —
О доме сон.
 

 
С грохотом в гору мчится состав —
Двум паровозам гора уступает.
Прочь, в неизвестность, в хмурую даль
Сила стальная меня увлекает,
Дым застилает склоны горы,
За поворотом дом исчезает,
Мечется сердце, рвется назад —
Что на чужбине нас ожидает?
 
 
Слышу в надсадном стуке колес,
В пульсе тревожном, в лязге металла:
– С корнем из жизни вырвали нас,
Вихрем по свету нас разметало!
Судьбы, мечты – одуванчика пух,
Ветер пронесся – пуха не стало,
Дым паровоза на склоне горы
Вдруг растворился – как не бывало.
 
 
Снова мелькнули липы и пруд —
Поезд торопится, ход набирая,
Жду – может быть, опять промелькнут
 
 
Старые липы, навек исчезая —
За поворотом еще поворот…
Липы, ловите последний привет!
 

 
Мчатся колеса – со стыка на стык,
Грохая, лязгая – все об одном,
Сердце о том же стучит, не смолкая;
Мечутся мысли, покоя не зная,
Сердце стучит об одном, не смолкая:
– Предали нас! Предали нас!
Предали всех, никого не забыли,
Каждому долю обиды вручили.
Мчатся колеса – со стыка на стык.
 
 
Робкие пробы, предтечи трудов —
В прошлое канули, жизнь – пополам,
Дрогнув, земля из-под ног ускользнула.
Снова учиться первым шагам,
Сердцем тоскуя по главной работе,
Силы копить и азы повторять,
Пробовать снова, зачеркивать снова?
Не ослабеть бы, не сдать на пути…
Хватит ли сил до вершины дойти?
Пробы, надежды – зачем это было?
 
 
Дух окрылялся – свободно летать,
Одолевать притяженье земли,
Сердце мужало – зачем это было?
 
 
Солнце на миг показалось в окне —
Мы, словно ласточки, мчимся стремглав,
Глухо ударившись, падаем наземь…
Солнце зашло, холодеет стекло,
Пусто, бело. Только кровь на снегу —
Пятнышко жизни – и та остывает.
 

 
Белым полем
Вьется дорога,
Пропадает
В белесой мгле.
 
 
Там лишь коршун
В небе чернеет,
Там пустыня —
Так говорят.
 
 
Нет, не верю:
Вьется дорога
К свету, к солнцу,
Пронзая мрак.
 

 
И вот, пока сижу я и вздыхаю,
Надеясь, угрожая, сомневаясь,
То дымным сном, то бредом удручен,
Как жаворонок, мысль одна взлетает,
И в будущее смотрит с высоты,
И видит:
Оторваны от жизни наши души,
Несомы ветром, точно пух цветка, —
Как зерна, падают вдали и всходят,
И видит,
Что корни, вырванные из земли,
Дают и в воздухе побеги.
 

 
Поезд опять несется, торопится,
Мчится и мчится все дальше, прочь.
Сердце колотится, сердце колотится,
Стыки считает вместе с колесами,
Вихрем сметенные, снова уносимся —
Дальше и дальше, вперед и – прочь!
 
 
Мимо дома пролетаю в никуда.
Милый дом,
Увижу ли когда?
 

 
«Ты не можешь сказать, где мой дом?
Так скажи хоть, где мой покой,
Где, скажи, обрету я покой?
Разве знает его летящий экспресс?
Разве есть он у моря, у ветра,
Разве могут светила на месте застыть?
Тот, кто вспыхнул, – вечно будет пылать…» —
«Ты не звезда, ты не поезд, не море, не ветер
Они пусть и мчатся, не зная покоя…» —
«Эх, когда б неподвижное знало покой!
Я – озеро, спящее в недрах земли,
Но жаждет и озеро воспарить к небесам.
Нет, нет, – совсем о ином мечтает оно:
Чтоб скользящие по небу корабли
Поднялись по мостам семицветных радуг
И неслись над землей черной стаей туч.
Где ж тогда покой?» —
«Черный бык влачит его на спине».
Ах!
Этот образ со мной неотступно.
«Где покой?..»
 

 
Вспыхнул ты, и это значит —
Долгий путь тобою начат
По лучам, волнам вселенной.
 
 
Свет звезды давно погасшей
Глаз едва коснется наших —
И стремится дальше, мимо,
 
 
Отсверкает, пронесется,
Но для глаз иных зажжется —
Есть миры и за землею.
 
 
Коль горишь ты негасимо —
Суть твоя неистребима,
Ты – частица жизни мира.
 

 
Ах, почему безмолвна ты сейчас?
Ты плачешь?
Когда же я кипящих слез запас
Растрачу?
Скажи мне: тот, кто вдоль и поперек
Мир обежал – незрячим быть он мог?
Да мог ли он – спеша, летя как ветер —
Цветов полей весенних не заметить?
А разве мир – и солнце, и цветы —
Не ты?
Вода и небо, почва и трава,
Мечта и явь, опавшая листва —
Не твоего ль частицы существа?
Когда уж осень будет на исходе,
Земля закончит года оборот
И в сон впадет, устав от плодородья —
Все, побелев, затихнет до весны…
Но вот – весна! Прозренье, пробужденье,
Невиданное, новое цветенье —
Ты оживешь, ты слезы обретешь,
И хлынет дождь,
Животворящий дождь!
 

 
Так то, за чем ты гнался, лишь мечта?!
Ты – Латвия свободная – мечта?
Так, значит, лишь мечта – твоя свобода?
И ты, мечтавшая свободной быть, свободной,
Омытая в крови, не встанешь перед нами,
Прекрасна, как свершенная, мечта?
Мечта, ты говоришь, мечта?
Молчу!
Мы ей дадим взрасти, преобразим ее,
Чтоб в новом облике она предстала,
Отвага юная ее основой будет
И сердце Родины, святое сердце.
Они-то силу придадут росткам.
Ростки грядущего сотрут все рубежи
И, встретясь там с побегами другими,
Необозримым морем разольются.
«Ах!»
Я знаю, что твой вздох печальный значит,
Но не напрасно мы кладем свой труд.
Он всходы даст, и расцветет Отчизна.
Как по весне березка, да,
Березка наша.
И новым языком заговорит народ.
«Как новым? Почему?»
Да разве наш язык остался прежним,
Не обновился ль он за это время?
Не новым ли стал также и народ?
А ты не будешь ли с ним вместе созидать
Тот строй, где труд истоком счастья будет?
О, будешь, будешь!
Гляди, вот радуга из черной мглы болот
Возносится величественной аркой.
То путь к грядущему и для Отчизны нашей,
Для новой Латвии, и для других народов.
То созиданья путь, что приведет нас всех
К еще невиданному счастью.
 

 
Он бежит, а я недвижен,
Плоть моя пуста, спокойна.
Он бежит по океанам,
Через горные вершины,
Пробегает по планетам,
Добирается до солнца
И оттуда – к дальним звездам,
Незажженным, не открытым…
 
 
Он, беглец неудержимый,
 
 
Одержим движеньем вечным,
Плоть ненужную оставив,
В неизвестность он вознесся.
Так порой играют дети,
Взяв соломинку и мыло:
Невесомый синий шарик
Вдруг взмывает в поднебесье,
И следят за ним ребята —
Так и я, не отрываясь,
Наблюдал его стремленье.
Он исчез, а я остался.
 

* * *

 
Неужели – день настанет —
Вместе с ним я в путь отправлюсь?
 

 
Вы – родина и жизнь, земных симфоний
Лад стройный, повторяемый веками.
Вы шар земной несете на ладони.
 
 
Звенит заря, разбуженная вами,
Из мрака ночи – дивное виденье,
И этого не выскажешь словами.
 
 
С зарей растает призраком сомненье.
Любовь с весной шагают по дорогам, —
И ненависть от света станет тенью.
 
 
День радостный – грядущих дней залогом.
 

 
Ни одна загадка не разгадана,
Ни одна расселина не засыпана,
Ни одна вина не иску́плена —
Все беды прежние – с ужасом волоку.
– —
Солнце все повыбелило, дождь унес.
Все решило время, а не ты.
А тебя, безвольного, подхватил поток
Со всеми предчувствиями придуманными.
 

 
Тогда цветы
Хотят цвести и долгими ночами
Изнемогать от страстного томленья,
Днем жадно к солнцу тянутся стеблями.
 
 
И ветки клонятся в изнеможеиье,
Без листьев вишня, но оделась цветом.
И голый куст трепещет в нетерпенье,
 
 
Не спросит: «Не озябну ли с рассветом?»
Нет счета красным, желтым и зеленым…
Цветут и лужи в воздухе согретом,
 
 
Под синим небом, солнцем озаренным.
 

 
В долине все цветет, все зеленеет,
Колышутся деревья горделиво,
Повсюду сладкие цветы белеют.
 
 
Меж ними пчелы носятся игриво,
Людей заметил я сквозь гроздь рябины —
Их обвивала зелень прихотливо,
 
 
Пыльца цветов скрывала их морщины —
Неужто счастье нежно обласкало?
Они, как дети солнца, – средь долины.
 
 
А мне, увы, здесь воздуха так мало…
 

 
Окутан солнца золотою сенью,
Дерев могучих сладостным дурманом,
Багряных облаков летучей тенью —
 
 
Я пью любви напиток жгучий, пряный.
В душе моей истаяли метели,
И дышится легко и первозданно.
 
 
И тянутся, как нити канители,
К земле лучи волшебные беспечно —
Меня качает солнце в колыбели.
 
 
Да не иссякнет он, покой извечный!
 

 
Смеешься ты —
Я слышу, ручеек журчит в лугу зеленом,
На солнце бабочки порхают, пчелы,
И сладок сон в тени берез.
Смеешься ты —
Мне кажется, резвятся дети —
Их косы разметались золотые, —
Шумит, кричит, и вот уже исчезла стайка.
 
 
Смеешься ты —
Я старика седого вижу – в запечье теплом.
Он чуткою рукой перебирает струны кокле:
Я слышу ручейков журчанье, детей возню,
Тебя я вижу.
 

 
Как за лесом, за горою
По ночам огонь разводят,
Тайно там огонь разводят.
Он пылает красным жаром.
 
 
Примолкают лес и горы,
Когда тот огонь разводят.
Кто же тот огонь разводит?
А никто и не разводит.
 

 
 Утро
Только занялось,
Вижу пряди золотых волос,
Словно струи водопада.
 
 
Только утро занялось —
Аромат души в разливе кос…
Молодость моя, моя отрада!
 

 
Где не мелькнет и парус смелый —
Загнал туда их буйный ветер —
Летает ворон с чайкой белой.
 
 
Где потонул корабль смелый,
Наперекор всему на свете, —
Летает ворон с чайкой белой.
 

 
Медленно плывет звезда
Мимо окон моих темных.
Вот склонилась над постелью…
Все глядел бы и глядел,
Все глядел бы и глядел
На звезду свою, на угасшую.
 
 
На угасшую, на свою…
 

 
В той пустыне бесконечной
В млечно-белых облаках
Бродят две звезды беспечно —
Им не встретиться никак.
Так зачем же бродят вечно
Две звезды в пустыне Млечной?
 

 
Так робко сыплет редкий снег:
«А можно мне?»
Малютка робкая стоит:
«Не помешаю?»
 
 
«Покрыть поля заглохшие,
Укрыть цветы засохшие,
Как простыней в постели!»
 
 
«Лишь посмотреть тебе в глаза,
Лишь слово доброе сказать
Отец и мать велели».
 
 
О милая, войди, войди!
 

 
Мотылек золотой, как тебя не любить?
Ты прекрасен и нежен.
Средь цветущих долин суждено тебе жить.
 
 
В куст роскошный хочу я тебя посадить.
Станешь ты безмятежно
Сок медвяный, пахучий и сладостный пить.
 
 
Вот вспорхнул на ладонь – красотою пленить.
Моя радость безбрежна!
Но не дай бог пыльцу с твоих крылышек сбить!
 
 
Мотыльку посвящаю.
 

 
Волны плещутся бурливо,
Пеной брызжутся гневливо.
Белой пены брызги злые
Высоко взлетели в воздух,
Высоко взлетели в воздух,
Чайку белую задели.
 
 
То и дело море злится,
Чайка белая резвится,
Все гляжу я на тебя:
Ты похожа на ту чайку.
 
 
Чайке белой посвящаю.
 

 
Не чудо ль на столе моем цветет? —
Хотя поля пусты, деревья голы
И все кругом убито злым морозом,
Но чудо на столе моем цветет.
 
 
Оно дарит мне вдохновенья жар,
Как та весна, что недоступна стужам,
Хотя поля пусты, деревья голы
И зимним холодом сердца объяты.
 
 
Ты мне его поставила на стол,
И, словно сердце юное твое,
Оно цветет…
 

 
Тяжелые ты веки опустила —
И тайные глубины скрылись вмиг,
Но жар любви своей ты скрыть не в силах.
 
 
Коснулся луч волос твоих златых.
И от его небрежного касанья
Зажглись глаза – и тайну я постиг.
 
 
Да знаешь ли, о дивное созданье,
Как ты прекрасна? И какую нежность
Таит бездонных глаз твоих сиянье?
 
 
Когда же обниму тебя? О неизбежность!
 

 
Лишь боль мне юным сердце сохранила,
И перестань оно страдать, —
Любовь и жизнь – все станет мне не мило.
 

 
Как бронза та броня, где бьется
Твое сердечко, – но в земле сырой
Оно пробьет броню и к свету дня прорвется.
 

 
Искать забвенья в красоте напрасно.
Ее вуаль глаза не застилает;
Лишь правда жизни горечью ужасной
Ясней сквозь эту дымку проступает.
 
 
Свобода гибнет… К нашему позору,
Зло прошлого восстало из могилы,
Вновь в эшафотах обретя опору.
 
 
Так на борьбу! Твой дух омолодило
Прекрасное своею вечной силой.
 

 
Я всех любил вас равною любовью,
В награду вы меня
Обманывали, предали злословью.
 

* * *

 
А ваши души – жалкие калеки!
Их солнце не зажжет,
С другими в лад им не звучать вовеки!
 

* * *

 
О, если б вас мой пыл сумел расплавить
И вместе бы могли
Мы солнце тысячеголосно славить!
 

* * *

 
Вы молоды, но ваши мысли стары!
Когда ж я встречу тех,
Служить грядущему готовых с жаром?
 

 
Я голубем вернулся раньше срока
К себе домой —
Здесь злы сердца и льется кровь потоком.
 
 
Мой мирный край, сегодня ты – кровавый…
Не узнаю!
Война повсюду разлилась отравой.
 
 
Я вижу – смерть моей отчизной правит.
Так пусть она
Меня со всеми вместе обезглавит.
 
 
Моя любовь, надежда и спасенье —
Ты, мой народ,
Я без тебя – ничтожный лист осенний.
 
 
И верю я – когда оставят силы,
Когда умру —
Цветы без счета лягут у могилы.
 

 
Сегодня воздух с морем перемешан —
 
 
На ветерке виси, рубаха, сохни,
Пусть навсегда исчезнет горечь пота.
Таскать зерно не хочется мне что-то:
Мешки, мешки – поди, не меньше сотни!
 
 
Уйду, смеясь! Кто скажет мне хоть слово!
Пусть я продрог —
Бродягу солнце обогреть готово!
 

 
 Осыпались цветы в одно мгновенье,
Тускнеет все вокруг,
Все краски сна стирает пробужденье.
 
 
Гасит звездочки надежды
День, добра тебе желая.
Ночь придет – зажжет другие,
Жди ее, не засыпая.
 

 
Ходят люди мимо дома,
Ночью – звезды светят мимо.
Мыслям – вечно нет покоя!
 
 
Эти люди – мне знакомы,
Эти звезды – негасимы:
Я их видел! Жизнь прекрасна.
 

 
Целуй меня, как я тебя целую —
Сейчас, в последний раз.
Пусть гибнет сердце, о тебе тоскуя.
 
 
Целуй меня, как я тебя целую —
Спасенья не ищу,
В твою страну не вторгнусь голубую.
 
 
Целуй меня, как я тебя целую —
Расходятся пути,
Тебе в рассвет, мне в ночь идти глухую.
 
 
Оливия!
 

 
Я ухожу… Какое испытанье!
Смогу ли одолеть тоску по дому?
Изранит сердце горечь расставанья.
 
 
Вернусь ли снова к очагу родному
Или уйду за дальние просторы
В безвестный край, дотоле незнакомый,
 
 
Как Архимед за точкою опоры?
Свершеньем дел великих окрыленный —
Ведь мир перевернуть мне станет в пору! —
 
 
Я оживу на почве обновленной.
 

 
Всё счастье в жизни женщины мне дали.
Они же и страданья приносили,
Но те страданья жить мне помогали.
 
 
Как я хочу, чтоб женщины закрыли
Мои глаза в последнее мгновенье
И свечку погасили на могиле —
 
 
Почувствую их рук прикосновенье,
И волосам их, легким, словно воздух,
Неслышно прошепчу благословенье,
 
 
И пусть они меня проводят к звездам.
 

 
Смети весь мир, развей без сожаленья —
Он из твоей улыбки вновь родится,
И будет свеж, хорош на удивленье —
 
 
Тот самый мир, что поколеньям снится,
Всех страждущих надежда и отрада,
Неначатая, чистая страница —
 
 
Да будет так – и прочь с пути преграды,
Идут любовь и юность в царство света,
И то, что солнце их приходу радо —
 
 
Счастливого грядущего примета.
 

 
Сквозь смертный сон я голос твой услышу,
Сквозь толщу тьмы и вечное молчанье
Он долетит бесценным даром свыше.
 
 
Мне и тогда волос твоих сиянье
Мрак озарит, когда давно не будет
В твоей груди и признаков дыханья —
 
 
В их золотом, лучеобразном чуде
Оттают крылья, оживут, заноют,
И холод новых звезд их не остудит.
 
 
Погаснет солнце – мы начнем иное.
 
 
Оливия.
 

Однажды Джуанг-Джоу приснилось, что он мотылек, порхающий мотылек, который чувствует себя очень счастливым и ничего не знает о Джуанг-Джоу.

Внезапно он проснулся и понял: он и в самом деле Джуанг-Джоу.

Теперь я не знаю, то ли Джуанг-Джоу видел во сне, что он мотылек, то ли мотыльку приснилось, что он Джуанг-Джоу, хотя несомненно между Джуанг-Джоу и мотыльком есть разница.

 
 Промчалась тучка мимо звезд, —
Звезда двойная показалась:
Глаза прищурив, ты смеялась.
 

 
Как зовут тебя? Кто же ты? Мне невдомек!
Разве есть у мечтания имя?
Я мечту свою в звездный вплетаю венок.
 

 
Может быть, это то, что ищу я давно?
Может быть, это то, что всего мне дороже?
 
 
Это странное чувство знакомо ль мне тоже?
Может быть, разделяет нас только оно?
Кто же в воздухе грезы найдет мои, кто же?
 

 
Порою ненависть я видел в тех глазах, —
Иль мне мерещилось, что злоба в них таилась,
И стон, – так думал я, – мне слышался впотьмах?
 
 
Мне рана чудилась, – она чуть-чуть гноилась,
Но сомневаюсь я, что видел это сам.
 
 
Откуда ненависть, когда в глазах светилась
Улыбка легкая, как пена? Мог ли там
Ютиться стон? Ужель там духота сгустилась?
 

 
Работа кончена. Теперь, батрак, ступай.
Что держит здесь меня? Ведь собран урожай.
 
 
Мне платы не дали, – но разве денег ради
Я прожил столько лет в обиде и надсаде?
 
 
Заря, сосновый лес и море при луне,
Все то, что я любил, – осточертело мне.
 
 
А держит здесь меня, хоть солнце раскололось,
Один лишь тоненький и шелковистый волос.
 
 
Но, слабый, сможет ли меня он удержать?
Не разорвется ли, задумав привязать?
 

 
Любимая, судьбой нам суждено
Не разлучаться.
Тебе уйти? Да это все равно,
Что от самой себя уйти пытаться.
Куда уйдешь?