Текст книги "Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне"

Автор книги: Вячеслав Науменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 47 страниц)

<…> После визита (к консулу) меня даже на посольской машине в город доставили. По-моему, и на них подействовала моя «история с географией» в Сибири. Да, кроме того, просили назвать, кто меня знает в США. Я назвал Вас! Если Вас будут спрашивать обо мне, то скажите, что я был югославским офицером, потом в Русском Корпусе боролся против коммунистов и, в конце концов, просидел десять с половиной лет в лагерях. Ни в каких партиях я не состоял. Простите, что назвал Вашу фамилию, но считал, что Ваши показания будут иметь вес в моем скором отъезде.

<…> Мой путь «коронный» после Москвы был: с 24 декабря 1946 до 1 февраля 1951 – Мариинск (Кемеровская область), Сиблаг МВД СССР. Работа в совхозах. С 1951 по октябрь 1953 – спецлагерь № 7, Тайшет, Иркутская область. Работа – лесоповал. С1953 по декабрь 1954 – Омскстрой, город Омск. Работа – строительство гигантского нефтеперегонного завода. С 1954 по август 1955 – иностранный лагерь Чурбай-Нура, Карагандинская область, Казахская ССР. Работа – шахты. Я работал в проектном бюро шахтстроя. С августа по октябрь 1955 – репатриационный лагерь Потьма, а с октября по декабрь – Быково, под Москвой. 22 декабря 1955 года – я был в Берлине!

<… > Дорогой Вячеслав Григорьевич, не нужно тратить Ваши деньги и присылать для проверки мой очерк к 13-му выпуску. Я вполне Вам доверяю, и печатайте его так, как Вы находите это нужным.

Меня очень интересуют снимки Петра Николаевича и фон Паннвица в Млаве. Здесь у меня был немецкий журнал из Аргентины, так там генерал Полозов написал свой очерк и оснастил его фотоснимками Т. И. Доманова и других. Есть довольно удачные. Там и Семен Николаевич на нескольких снимках. <…>

Н. Н. Краснов – В. Г. Науменко. 13 июля 1956 года <…> Работа тяжелая меня совсем угробила, и я не могу ни есть, ни спать, ни думать!!! Видать, что Вы с самого начала были правы, написав: к нам (в США. – П. С.) трудно и долго «попадать».

<…> Никогда я не думал, что, освободившись, мне будет так тяжело на первых шагах в Свободном Мире! Бог пусть будет судьей всем тем, которые довели нас до сибирских лагерей, а теперь не только не протягивают дружескую руку, а стараются даже не узнавать нас! А мы в 1941–1945 годах сражались против коммунизма, против Сталина, которого теперь «валяет в грязи» весь мир! Русская добровольческая армия первая подняла флаг борьбы с красными. Мы в 40-х годах понесли этот флаг дальше. А теперь? Запад, по-прежнему, слепой, и я никогда – никогда – больше не буду ему верить! Он может давать одной рукой фунты стерлингов, а другой толкать нас в спину в Лиенце.

<…> Журнал № 12 (Сборник. – П. С.) получил. Большое спасибо. Статья (о П. Н. Краснове. – П. С.) очень хороша… Написана она сильно и правдиво. Думаю, что о фон Паннвице тоже все очень хорошо! Вы очень много делаете для истории, дорогой Вячеслав Григорьевич.

<…> Пишите мне. Не забывайте, а когда я поеду в Аргентину, то надеюсь, что связь мы не потеряем. <…>

В. Г. Науменко – Н. Н. Краснову. 18 июля 1956 года <…> Насчет моего предупреждения не верить всему тому, что пишут сейчас некоторые из вернувшихся. Действительно, я предупреждал, но не в смысле политическом, а в том смысле, что некоторые врут неимоверно. Вы знаете из моих Сборников о брехне «Содружества Лиенца». А теперь появился, может быть, известный Вам Ганусовский. Так у него перлы… Например, о Шкуро:

«Кто-то мне уже теперь рассказывал о том, что генерал Шкуро потерял нервы, что он плакал, просил. Это неправда. Мы видели [его] совсем другого.

Андрей Шкуро стоял у машины, небрежно облокотившись на нее рукой. Около него стоял советский капитан и [они] о чем-то говорили. Мы прислушались. Разговор определенно шел о гражданской войне. До меня долетела фраза, громко сказанная Шкуро: «Под Касторной? Помню! Как же! Бил вас и под Касторной!..»

Это разговор, якобы, около легкового автомобиля, в котором его привезли в Юденбург. А вот как, по описанию Ганусовского, были одеты П. Н. Краснов и Шкуро:

«… Сжалось сердце, когда мы увидели согбенную фигуру генерала П. Н. Краснова, Семена Краснова в немецкой генеральской форме и А. Г. Шкуро в черной черкеске с серебряными газырями и кинжалом. На плечах русские генеральские погоны. На голове щегольская каракулевая папаха. Нараспашку, едва держась, наброшена немецкая шинель с немецкими генеральскими погонами…»

Видите… – ну, как же ему верить <…>

Дальше Ганусовский очень пространно описывает пребывание в руках большевиков…

Например, рассказывает, как он разговаривал с маршалом Толбухиным в Юденбурге. Якобы маршал, увидев на груди Ганусовского немецкого орла, спросил его: «И как не стыдно носить эту самую штуку?»

На это Ганусовский ответил: «Если было не стыдно носить тогда, когда мы побеждали, то не стыдно носить и теперь побежденным.

– Ого! – сказал маршал, смерив меня с ног до головы и отвернувшись, шепнул что-то одному из сопровождавших».

Видите, какой герой был Ганусовский!

Относительно ждущих в Потьме, сейчас здесь принята соответствующая акция… За это дело взялся энергично Толстовский фонд. <…>

Н. Н. Краснов – В. Г. Науменко. 22июля 1956года

<…> Если бы я жил 10–11 лет на воле, в Европе, то многое было бы мне понятно, но я не понимаю и не могу понять такое отношение (в смысле разрешения визы) к человеку, прошедшему лагеря. Ведь мои десять лет в лагере равны 20 годам у вас! Что ж! Если это судьба, – то пусть так и будет.

<…> Если там, в СССР, все эти люди, которые теперь пишут о своем «героизме» были бы «героями» на самом деле (а, в особенности, в период от 1945 по 1953 годы), то их не было бы давно в живых. Я еще раз хочу напомнить, что все пребывание в концлагерях можно поделить на три больших и совсем разных периода. Первый – 1945–1949 годы – это период военнопленных, но не каторжников. В это время мы были еще люди, но за такие слова, как те, которые произнес Ганусовский, он бы получил пулю в лоб (или в затылок).

<…> Я случайно, и то благодаря тому, что был в Москве вместе с Петром Николаевичем, «имел честь» предстать перед очами Берия! И Берия откровенно сказал, что пока он не выведет нас в расход, а – «придется стать звонким, тонким и прозрачным и добывать уголек для нас – коммунистов». Яркая ненависть говорила в его устах. Он же, вместе со Сталиным, и постарался устроить второй лагерный период 1949–1953. Это время насилия, бесчинства и всякого бесправия. Мы были с номером на спинах, нас убивали, как и когда хотели и т. д. Я имел «счастье» попасть в спецлагерь Озерлаг (Тайшет). Там я увидел всю красоту и ничтожество (именно ничтожество) всех тех, которые доказывают, что теперь они герои! Там они ползали, а не ходили. Не все, конечно! Но кто не ползал, должен был быть или человеком, который не дорожит жизнью или, так называемым «блатным». Я был в лагере с бывшими власовцами, и там их начальство боялось, ибо это был кулак. И удалось сохранить жизнь – не ползая.

С 1953 по 1955 – все стали героями! Это правда! Ибо открыто говорить начальству, что они убийцы, последователи Берии и Ко – мог каждый, а начальство молчало! Слишком был резок переход к «новому», и все офицеры не хотели попасть под кличку «ты бериевский опричник», ибо это стоило им жизни. А в интерлагере и репатриационном лагере – все свои мысли открыто высказывали, а начальство делало вид, что ничего не слышит. Это был приказ Москвы. Тут и начали вылезать «герои» с их рассказами о лагерях, но мы над ними только смеялись!

С 1953 по 1955 начинаются бунты в лагерях. Хотя МВД и шлет войска на усмирение, все же кое-чего заключенные добились. Когда мы в Казахстане подняли бунт, то не только солдаты, но и танки не совались к нам в лагерь. Правда, они хитростью подавили бунт, и много наших людей не стало, но то, что мы требовали, – было выполнено.

Я рад, что теперь услышал от Вас, что Вы предупреждали не в политическом смысле, а только о вранье некоторых лиц. Ну, украсить себя лаврами героя – это болезнь многих! Вероятно, они забыли, что с ними сидели и другие, которые их знают.

<…> Я рад, что Толстовский фонд взялся за «дело» Потьмы. Давно пора! Но напомните им: многие выгнаны из лагерей, из тюрем, и их тоже нужно спасти!

Прошу еще раз извинить меня за мое долгое молчание, но нервы мои совсем «швах». Да! У жены есть снимок дяди Семы у нас на свадьбе, но там мы вчетвером.

… Я проездом буду в Париже и постараюсь найти хорошие снимки дяди Семы и Петра Николаевича.

Н. Н. Краснов – В. Г. Науменко. 4 августа 1957года

Спасибо Вам за оценку моей книги. Рад, что Вы видите в ней правду, такую, как она есть.

<…> Генерал Головко в 1945 году получил десять лет, как и я, но в 1946 году его снова забрали из лагеря на переследствие, ибо установилось, вернее, донесли свои же о его работе на Кубани во время войны, и он, по мною не проверенным данным, был тоже казнен. Он уехал из Мариинска в январе-феврале 1946 года и след его простыл. Считаю, что и его казнили.

О судьбе 12-ти генералов – это касается только русских по происхождению, – было все решено, ибо они считались военными преступниками. Особое совещание всем дало высшую меру, заменив потом некоторым (кроме пяти) на 10 лет лагерей. Таким образом, Соламахин, Васильев и другие, избегли участи Петра Николаевича.

Я сказал, что все бесподданные и иностранные подданные были выделены в особые лагеря. Да! Они все. были изъяты из общих лагерей и сконцентрированы в Казахской ССР (Караганда) и Красноярском крае. Обе группы – повторяю! Потом бывших маньчжурцев там же и освобождали или направляли к семьям, приехавшим из Харбина. Других бесподданных направляли после освобождения в Потьму и там же давали «вольную». То есть – им объясняли, что их просьбы о принятии в какую бы ни было страну на Западе остались без ответа от разных посольств. Вот и все.

Если бы Запад хоть немного помог, то они бы все выехали. Лучший пример Вам – это брат Федора Васильевича Вербицкого, моего тестя. За него хлопотали, и его пустили. А Ганусовский? Вяткин приехал в Германию будучи югославским подданным, но получивший в СССР (благодаря хлопотам брата) немецкий паспорт. Все возможно, дорогой Вячеслав Григорьевич, но это «возможно» не хотят делать. Никому до нас дела нет, а бедные родственники на Западе в большинстве случаев – те же бесподданные и живут на милость государства. Значит, – у них нет ни денег, ни связей, чтобы вытянуть своих. А государства этим не хотят или боятся заниматься. Так что загадка решается просто.

Нужно им помочь, нашим людям там, но не только словами, а – визами. Пока это возможно, но может быть скоро и поздно. Вы сами знаете, что такое СССР. <…>

Н. Н. Краснов – В. Г. Науменко. 24 декабря 1957 года <…> Прошу прощения, что сразу не ответил Вам и не поблагодарил за присланный «Сборник» с рецензией на мою книгу, но – вот уже месяц, как лежу после приступа грудной жабы, почти без движений, в кровати. Все это последствия лагерей и довольно трудной и непрерывной работы здесь.

… Верю в то, что «Сборник» не прекратил еще свое существование. Еще не было суда над виновниками Лиенца, Римини и т. д., и Ваш труд будет тяжелым обвинительным материалом этим господам. <…>

Н. Н. Краснов – В. Г. Науменко. 30 марта 1958 года <…> Мама моя скончалась 3 марта в Нью-Йорке и похоронена в Ново-Дивеевском монастыре. Так мне и не удалось повидать ее перед смертью. До чего люди бывают жестоки и нечеловечны. Бог им судья за все!

… Книга моя разошлась. Мечтаю издать Петра Николаевича. Возможно, счастье мне улыбнется, и исполню свою мечту – издать книги дедушки. <…>

Н. Н. Краснов – В. Г. Науменко. 17 января 1959 года <…> У нас, в Буэнос-Айресе, в нашей станице имени генерала Краснова скончался Атаман полковник В. Ф. Рыковский. 25 декабря были выборы, и – пришлось мне принять станицу. Как я ни отказывался, казаки настояли на своем.

… С изданием книг Петра Николаевича работа идет, но пока серьезного издателя я не вижу. Я мечтаю издать «Погибельный Кавказ», но когда и где?

В. Г. Науменко – Н. Н. Краснову. 21 марта 1959 года <…> Я Вам писал, что предполагается переиздание типографским способом моего Сборника. Получил подтверждение предложения его переиздать и сейчас перерабатываю для этого все, что напечатано в моих выпусках. <…> Примечание: из писем В. Г. Науменко и Н. Н. Краснова-младшего исключены общие места, приветствия знакомым и фактический материал, приведенный в первых двух частях книги «Великое Предательство».

Еще о генерале Шкуро, выдачах и бригаде «Палестина»

Русский офицер Б. К. Ганусовский, прошедший Лиенц и сибирскую каторгу, в очерке «10 лет за Железным Занавесом» (в газете «Русская жизнь») описал выдачи казачьих офицеров советам в Юденбурге. Его описания упоминаются в переписке В. Г. Науменко и Н. Н. Краснова-младшего. Как держались в плену генералы П. Н. Краснов и А. Г. Шкуро, в какую форму (русскую или немецкую) были они одеты в те дни, поведение самого Ганусовско-го перед красным маршалом, участие или неучастие в выдачах бригады «Палестина» – вызвало споры среди вернувшихся из советских лагерей в эмиграцию очевидцев тех событий.

Отвечая в письме генералу Науменко на вопросы о своей службе в 15-м ККК генерала Паннвица, косвенном участии в акциях Палестинской бригады, уточняя ряд других деталей, Ганусовский признает «вольность» и неточности, допущенные газетой «Русская Жизнь» в изложении его воспоминаниий.

В. Г. Науменко – Б. К. Ганусовскому. 9 октября 1956 года

Многоуважаемый Борис Казимирович!

С первых дней казачьей трагедии 1945 года я собираю материалы о ней, часть которых издал в виде 13-ти отдельных выпусков. Работа моя не закончена и предполагается издать еще пять-шесть, а может быть и больше выпусков.

Я внимательно слежу за всем тем, что пишется в русской и иностранной прессе о событиях выдачи, а также имею переписку со многими пережившими трагедию и советскую неволю, а теперь вернувшимися в разные государства.

<…> В целях восстановления действительной картины выдачи я обращаюсь и к Вам, как пережившему ее.

Я бы хотел знать, в какой именно части Вы тогда состояли, а также просил бы Вас указать мне места расквартирования частей корпуса Паннвица непосредственно перед самой выдачей.

… Вы пишите, что ваши грузовики окружили английские солдаты дивизии (бригады. – П. С.) «Палестина».

В процессе выяснения подробностей я обратился к некоторым лицам английского командования того времени и, в частности, задавал вопросы об участии в насилии «палестинцев». Отовсюду получил определенные ответы о том, что «палестинцы» в этом деле участия не принимали, и в то время Палестинская бригада находилась в Италии, недалеко от границы с Австрией. Также, по наведенным справкам, в составе 11-й британской танковой дивизии Палестинской бригады не было, а выдачу производили танковые части указанной 11-й дивизии.

Тут, несомненно, какое-то недоразумение. Я не исключаю возможности, что среди британских танкистов были и отдельные солдаты Палестинской бригады, так как от нее были посланы в Австрию небольшие команды для' сбора и препровождения в Италию, в район бригады, евреев, там находившихся. Я установил также переписку с одним лицом, вывезенным этою бригадою в Палестину и там проживающим в настоящее время. Он также совершенно определенно говорит, что палестинцы в насилии участия не принимали.

Я был бы Вам очень благодарен, если бы Вы не отказали сообщить мне, не заметили ли Вы, какой нарукавный знак был у офицеров и солдат, отправивших Вас в Юденбург.

11-я танковая дивизия имела на машинах знак – «Железный кулак», по-видимому, такой же знак был и на рукавах. Это я выясню в Англии и получу оттуда точные данные.

О «палестинцах» говорят и многие пережившие выдачу 1 июня в Лиенце.

… Совершенно ясно, что какие-то отдельные евреи участие в выдаче принимали, мне сообщили фамилии некоторых из них.

… И еще вопрос о Шкуро. Вы описываете, как Шкуро прибыл в Юденбург. Картина, несомненно, импозантная, но она не соответствует тому, что мне сообщили (письменно) люди, видевшие в эти дни Шкуро.

… Что касается его поведения в руках большевиков, то Ваше описание подтверждается и другими данными.

Б. К. Ганусовский – В. Г. Науменко. Австрия, 14 октября 1956 года

Ваше Высокопревосходительство!

Спасибо Вам, что Вы меня не забыли и обратились ко мне по интересующему Вас вопросу – о выдаче казаков англичанами.

Я постараюсь дать Вам самые точные сведения, безо всякой фантазии. Только то, что осталось в памяти наверное.

Дело в том, что в СССР мне ни разу не пришлось встречаться с людьми, бывшими свидетелями или участниками этого события. По приезде за границу я тоже не встречался ни с какими русскими и не вел ни с кем разговоров на эти специальные темы, так что гарантирую Вам, что то, что я Вам сообщю, не имеет на себе никаких посторонних влияний. Разве что не досмотрел, или память изменяет. Но за это прошу уже на меня не сердиться. Это уже не намеренно.

Все, что Вы найдете нужным или подходящим из моих статей поместить в Ваших сборниках, пожалуйста, буду очень рад быть хоть немного полезен Вам в этом общем большом деле.

Итак, отвечаю на Ваши вопросы по порядку:

1. Я состоял в то время при штабе отдельной кононовской бригады в должности начальника отдела 1-С и был произведен в чин обер-лейтенанта. Во время нахождения бригады в Австрии, мне было приказано полковником Борисовым принять на себя должность интенданта. (Кононов нас позорно бросил и скрылся!)

Штаб бригады последнюю неделю (приблизительно) стоял в Клейн сан Пауле. Вверх по долине, километрах в одном-двух, стоял разведывательный батальон майора Бондаренко. Ниже по долине стояли остальные полки нашей бригады: 5-й Донской и 8-й, которым командовал полковник из эмигрантов (фамилию не помню). Этот командир настолько хорошо воспитал своих казаков и держал их в руках, что они заслужили у нас прозвище «святые казаки», за отсутствие у них всяких грабежей и прочих неприятных происшествий.

Расквартирования остальных частей корпуса указать не могу. Относительно участия солдат с нарукавным знаком «Палестина», скажу следующее: насколько я помню, эти солдаты в Юденбурге являлись только зрителями интересного для них зрелища. Оружия я у них ни у кого не видел. Они свободно и без видимого дела бродили около наших грузовиков и старались сорвать с нас, что только было можно. Вроде покупки часов за сигареты. Сколько их там было, я сказать не могу, ибо из грузовика поле зрения было очень ограничено.

2. Относительно прибытия в Юденбург генерала фон Паннвица, сообщаю следующее: когда мы были уже размещены в цехе завода, то узнали, что генерал фон Паннвиц находится в отдельной комнате, тут же в цеху, вместе со своим денщиком. Через несколько часов после нашего приезда были привезены и генералы Краснов и Шкуро. Их провели прямо в ту же комнату, где был и Паннвиц. Шкуро держал себя очень свободно и разговаривал с сопровождавшими его советскими офицерами. На нем была наброшена немецкая шинель, мне показалось, что на нем была и черкеска. Это тем более вероятно, что генерал Шкуро имел высокие английские ордена, которые он на немецкий мундир одеть не мог, а показать их англичанам, вероятно, не хотел. Кинжала никакого на нем не было. Это вольность газеты «Русская Жизнь», но я не придал этому значения.

Разговаривал Шкуро и в автомобиле, и проходя по цеху в свою комнату. Именно так, как я это описал, это я запомнил наверное. Еще в течение дня, Шкуро возили куда-то в штабном легковом автомобиле и сопровождавшие его офицеры обращались с ним очень учтиво! Говорили, что его возили куда-то на обед. Генерал Краснов прошел очень медленно, молча, согнувшись. Видно было, что ему очень тяжело.

Относительно посещения нас в цехе высоким советским генералом, как нам сказали – маршалом Толбухиным, я настаиваю, как и на том разговоре, который тогда произошел в цехе. Я запомнил его точно. Ничего геройского с моей стороны я в нем не вижу, тем более в тот момент, когда мы были совершенно убеждены в скором и совершенно неизбежном расстреле. Терять-то ведь было нечего!

Относительно судьбы всех выданных казаков, могу дополнительно сообщить следующее: их всех вывезли в Сибирь. Часть осталась в Кемеровской области, часть, как говорили мне в лагерях, провезли дальше, а очень многих отправили на Колыму. Все они были вначале на положении спецпоселенцев (так называемый, спецконтингент).

У СССР с союзниками было соглашение, что они не будут преследовать выданных им казаков и власовцев, кроме военных преступников. Когда же они рассорились и с англичанами, и с американцами, то сочли себя свободными от каких бы то ни было обязательств и начали расправу. Это все, конечно, верно.

Встретил я там в лагере одного лейтенанта 5-го полка Дегтярева. Помог ему, сколько было в моих возможностях. Я был тогда счетоводом (одел его) и затем врачом (освобождал от работы). Настроение его было то же, что и у меня.

Вот и все, что я могу ответить Вам по этому печальному делу. Пожалуйста, вышлите мне все, что Вами уже издано по этому вопросу. Ведь и мне так интересно узнать все в общем, а не только в той маленькой частности, которую я видел.

Шлю Вам, Ваше Высокопревосходительство, мой самый сердечный привет и не сердитесь на меня за газетные неточности. Это ведь мелкие подробности. Говорят, что так надо для публики, а то слишком «сухо» получается.

Буду счастлив, если Вы и дальше не оставите меня своим вниманием.